Дюна. В кадре

Глава 20.

Я вышла из машины, и мы с Сомерсом направились вперед, туда, где ярким пятном виднелись люди, торопившиеся, как и мы, присоединиться к благотворительному вечеру, посвященному открытию медицинского центра.

Я шла под руку с Иэном, чувствовала его уверенное плечо и ловила на себе любопытные взгляды гостей. Уже на крыльце Иэн внимательно посмотрел на меня и улыбнулся. Он всегда меня понимал.

— Считай этот вечер репетицией к красной дорожке. У тебя все получится, Веснушка, — произнес он, и эта фраза отбросила меня на несколько часов назад, на съемочную площадку, где виднелся хромакей и толпа статистов.

Эта сцена мне не удавалась. Мое лицо шло крупным планом, и мы снимали дубль за дублем, отшлифовывая этот короткий эпизод до совершенства.

Я никак не могла добиться нужного результата, до тех пор, пока ко мне не подошел Сомерс. Он сел рядом со мной на поребрик и тихо произнес:

— Ты ведь знаешь методику Страсберга.

— Да, — кивнула я.

Страсберг многое позаимствовал у Станиславского. Наиболее значимыми вещами он считал импровизацию и эмоциональную память. Он не разделял жизнь человека в кадре и его обычную жизнь.

— И мне не нужно объяснять тебе азы теории.

— Да, я понимаю…

— Ты боишься, — он внимательно посмотрел на меня. — Боишься включить свою эмоциональную память. Защищаешься от боли.

— Да. Ты прав, боюсь, — вздохнула я.

— Ты должна это сделать, иначе из тебя ничего не получится, Веснушка, — он говорил спокойно, без давления, но я понимала, что он прав.

Я иду посреди улицы, вот завибрировал смарт, я беру трубку, некоторое время слушаю и затем, опустив телефон, должна начать плакать.

Существовала масса уловок, которыми пользовались актеры, чтобы расплакаться. Начиная от специальных раздражителей — карандашей, пыли и щекотания нёба — и заканчивая эмоциональной памятью. Иэн предпочитал натуральность эмоций, и я была с ним согласна.

Камера наезжает на меня, беря крупный план, и я призываю всю свою память, чтобы вызвать нужные эмоции. Я снимаю барьеры и впускаю боль. Я вспоминаю Нолона, наше такое короткое счастье, презентацию, его слова о расставании, и моя грудная клетка начинает болеть, превращается в гематому, меня начинают душить слезы. Я иду по улице и плачу. Мои слезы естественны. Они выстраданы реальностью.

— Снято! — послышался голос Мартина Корзано, невысокого седовласого режисера в очках, и я выдохнула, пытаясь успокоиться.

— Злата, хорошо отыграла. Молодец. Сворачиваемся! — бросил Тино и, встав с режиссерского кресла, подошел к Иэну. Пока они говорили, я, все еще чувствуя боль в груди, внимательно наблюдала за их беседой, а ко мне уже неслась Софи — верная помощница и ассистентка. В руках она держала бутылку воды, салфетки и удобные балетки. На каблуках я пробыла почти весь съемочный день. Мы с ней направились к гримвагену, а она тем временем уже обозначала мой план работ.

— Завтра у тебя по графику много текста. Монолог и эпизод на улице, — она отвела взгляд от своего планшета и посмотрела на меня: — Если нужна моя помощь, я помогу с запоминанием текста… Или тебе, как обычно, Иэн поможет?

— Иэн поможет, — улыбнулась я и посмотрела на Сомерса. Он по-прежнему слушал Мартина, но иногда бросал внимательный взгляд на меня. Будто проверяя мое состояние.

Сегодня по графику он не должен был появляться в павильоне. Мы готовили сцены, ранее уже отснятые с Лоренс и, так как Иэн появляся в кадре только общим планом, его заменял дублер. Но Сомерс каждый день приезжал вместе со мной на съемочную площадку и всегда был рядом. Он не мозолил глаза, не вмешивался в процесс моей игры, не давил на меня своим авторитетом, но в моменты, когда я начинала тормозить, выходил из тени и находил нужные слова. Не потому, что считал себя ответственным за начинающую актрису, за которую он поручился. Он хотел, чтобы из меня получился профессионал. Я реально чувствовала его поддержку и была благодарна ему за это. Корзано не мешал нашему взаимодействию — он, как мудрый руководитель всего съемочного процесса, понимал, что Иэн таким образом ускорял работу, чтобы уложиться в график съемок.

Поймав его взгляд, я улыбнулась и зашла в гримваген, оставляя Софи за порогом.

Стерев улыбку, я выдохнула, успокаивая боль в груди. Присев к гримерному зеркалу, я начала снимать с себя косметику и, несмотря на похвалу режиссера, была недовольна сегодняшней киносессией.

Возможно, в другой день у меня эта сцена пошла бы без труда. Обычно я с легкостью переключалась в режим съёмок. Но не сегодня.

С самого утра все шло наперекосяк. Вернее, со вчерашнего вечера. Началось все с того, что мне позвонила Сунита с последними новостями из Долины и принялась рассказывать, как на выходных они вновь всей компанией устроили регату.

Учитывая, что я уже месяц жила с Иэном под крышей его дома, все мои знакомые решили, что расставание с Нолоном прошло для меня сравнительно безболезненно. И их нельзя было упрекнуть в черствости — со стороны казалось, будто я быстро нашла замену Нолону, и не просто какого-нибудь парня, чтобы побыстрее забыть Андерсона, а завела роман с самим Иэном Сомерсом, и больше того — переехала к нему в знаментые Хиллс, в одно из самых престижных мест Лос-Анджелеса, где недвижимость была, пожалуй, одной из самых дорогих в Штатах.

Воспоминания меня тут же выбросили в тот момент, когда мы взмывали на “Горизонте событий”, и я, обычно не спрашивавшая о Нолоне, на этот раз не справилась с эмоциями.

— Значит, и Нолон был… — я не задавала вопрос, а утверждала.

— Да был, — ответила Суни, и, судя по ее голосу, ей было что добавить.

— И он был не один, — сказала я за нее.

— Ну, ты же знаешь… — ответила подруга, и я горько усмехнулась.

“Что ж, Дюнина, если ты хотела пострадать, то на здоровье”.

Я знала, что Нолон вот уже месяц встречался с новой девушкой. Стефанией Дюруа. Они познакомились на вечеринке, организованной Гаском в Нью-Йорке, и она являлась никем иным, как членом европейского княжеского дома, старшей дочерью принцессы и одной из наследниц трона.

“Комсомолка, спортсменка и просто красавица”, - как я ее назвала, слушая рассказы о ее генеалогическом дереве и широкой сфере деятельности. Она не только была профессиональной теннисисткой, но также закончила один из престижнейших европейских университетов и сейчас позиционировала себя, как художница.

Мало того, их с Нолоном роман так стремительно развивался, что она уже через неделю знакомства переехала в Долину и поселилась в люксе отеля “Four Seasons”, чтобы быть поближе к Андерсону. И он не возражал.

— Она, кстати, пару дней тому назад купила недвижимость в Сан-Хосе и организует выставку своих работ в Сан-Фране… Кира ей вовсю помогает, — добавила подруга, и я нахмурилась от неприятных ощущений. Этот факт почему-то задевал. Видела я в нем параллель со своим отказом от роли. С таким же моим стремлением быть рядом с человеком, которого любила.

— И как? Нолон, не возражает против её переезда в Долину? — спросила я, стараясь, чтобы мой тон звучал непринужденно.

— Нет. Он даже помог ей найти хороший вариант с недвижимостью, — ответила она, а я, закрыв глаза, наконец взяла себя в руки и бодро добавила:

— Надеюсь, вы хорошо повеселились.

— Однозначно! — взбодрилась Сунита, и наш разговор продолжился в том же русле. — А как у вас с Иэном дела? — поинтересовалась она, и мне вновь пришлось вживаться в образ счастливой влюбленной.

— Все замечательно, — улыбнулась я. — Несмотря на мой бешеный график съемок в связи с заменой актрисы, у нас в кои-то веки выдался выходной, и Иэн потащил меня отдыхать на яхте.

— Заботится о тебе, да? — с теплотой в голосе спросила подруга.

— Да, — ответила я, и это было чистой правдой.

Я чувствовала его поддержку не только на съемочной площадке, но и дома. Несмотря на свой эмоциональный характер, ему удавалась найти тот баланс взаимодействия, чтобы я чувствовала себя комфортно в этих странных для меня условиях.

Я вспомнила не только наш уютный отдых на яхте, но и наши ежевечерние обсуждения планов, его помощь в прогоне текста, его шутки и подначивания, а иногда серьезные разговоры, касавшиеся политики и кино.

— Знаешь, я очень за тебя рада, — между тем произнесла Сунита. — Во-первых, ты не страдала по Нолону, а, во-вторых, снимаешься в Голливуде в паре с Иэном. Что может быть лучше?

— Да, что может быть лучше, — произнесла я, стараясь, чтобы мой голос звучал соответствующе.

— И я очень рада, что предыдущая актриса не смогла вести два проекта.

— Да, мне повезло, — улыбнулась я и вновь постаралась, чтобы мой тон был убедительным.

Когда я уже вовсю была задействована в проекте, мне стал известен другой вариант событий. Как оказалось “несостыковка графика” была официальной версией увольнения актрисы, чтобы не поднимать шумиху. Лоренс была помещена в клинику, где она проходила реабилитацию от наркотической зависимости. Поэтому и был пущен слух о ее отъезде сначала в Канаду, а затем и вовсе в Европу. Студия решила не дожидаться ее рехаба и посчитала, что дешевле взять на роль другую актрису, нежели рисковать всем проектом.

После, казалось бы, невинного разговора с Сунитой, я весь вечер ходила без настроения, и было понятно, отчего. Я все еще ревновала. Бессмысленно и нелогично.

Идеальная Стефания, купившая недвижимость в Сан-Хосе и развернувшая деятельность в долине, имела все шансы из временного явления стать постоянным.

Ночью я спала плохо и даже усталость не помогала уснуть. Едва мои веки опускались, я попадала на яхту, видела взвивающиеся ввысь черные паруса, и даже чувствовала скорость и ветер, игравший с моими волосами.

Только под утро я уснула, мне снилась Долина, и, встав по будильнику невыспавшаяся, пообещала себе больше не впускать разрушающие меня эмоции.

Однако, день тоже начался с новостей. Выйдя на веранду к Иэну, чтобы присоединиться к завтраку, я стала свидетельницей телефонного разговора. Едва я поблагодарила Консуэлу за завтрак, Сомерсу позвонил глава студии и попросил быть на благотворительном вечере в честь открытия нового медицинского центра. Обычно о таких мероприятиях предупреждали заранее, но в последний момент произошла замена. Приглашенная звезда — Мэт Баумер — на ночных съемках получил травму ноги и об его участии на открытии центра не могло идти и речи.

— Теперь он не приглашенная звезда медцентра, а его пациент, — невесело пошутил глава студии, и его выбор пал на Сомерса. А учитывая, что я была его новоиспеченная девушка, с которой он съехался, мне и Иэну предстояло первый раз выйти в свет, как официальной паре. В связи с моим жестким графиком мы с Иэном вообще не вылезали со съемочной площадки все это время, и утренняя новость добавила волнения.

От размышлений меня отвлек шум открывающейся двери гримвагена и на пороге появился Иэн. Только сейчас я поняла, что так и сидела с ватным диском в руке, сняв с себя половину макияжа. Сейчас моя жизнь была также переполовинена, как и мое лицо. Одна часть меня была в гриме, а другая без.

Подойдя к зеркалу, Иэн развернул мое кресло к себе и, присев передо мной на корточки, посмотрел на меня.

— Я знаю, что тебе сегодня было больно. Но ты молодец. Я тобой горжусь.

— Еще рано, — нервно усмехнулась я, — впереди еще благотворительный вечер.

— У тебя все получится, Веснушка, — произнес он и, взяв из моих рук ватный диск, пропитанный кокосовым тоником, начал стирать с моего лица остальную часть грима.

Я улыбнулась Иэну, и мы зашли в просторный холл медицинского центра.