Дюна. В кадре

Глава 69.

— Мы скоро подлетаем, — послышался тихий голос бортпроводницы, и я, вынырнув из воспоминаний, открыла глаза.

Я по-прежнему сидела в удобном кресле частного джета, а на отполированном до зеркального блеска столе стояла ваза с цветами и хрустальный бокал с минералкой. Рядом на кожаном диване лежал белый плед и моя сумка от “Prada”, а под крылом самолета проплывали кустистые облака.

— Через десять минут произведем посадку в аэропорту Женевы, — добавила стюардесса и вежливо поинтересовалась: — Вам принести что-нибудь выпить?

— Нет, благодарю, — улыбнулась я и, проводив ее взглядом, повернула голову к иллюминатору.

За бортом по-прежнему светило солнце, а внизу распростерлось живописное горное полотно. Женева, располагавшаяся у подножья Альп, была удивительно красива с высоты птичьего полета. Колыбель часового дела, столица миротворческой деятельности, этот удивительный город, окруженный парками, прожилками рек и горами, сейчас приглашал меня в гости.

Самолет шел на снижение, а я, увидев в иллюминаторе свое отражение, задумалась. Сейчас, рассматривая Женеву и свое лицо на ее фоне, я ловила странные мысли. Чувствовала метаморфозы в себе. За эти три месяца я изменилась. Набрала богатейший опыт. Повидала мир. Стала чуть взрослее. И была благодарна судьбе, которая предоставила мне удивительную возможность. Не просто расширить свой кругозор, а воочию познать мир с его сложной системой. Почувствовать его на расстоянии вытянутой руки. Сейчас я была не просто Златой Дюниной, родившейся в России и легализовавшейся в США благодаря связям. Сейчас я была космополитом. Человеком мира. Без гражданства.

У трапа самолета меня уже встречала машина, как и обещала Гвен Ройснер.

За рулем сидел водитель, а рядом стоял мужчина в строгом костюме и, судя по его телосложению, являлся телохранителем самой фрау Ройснер.

Атмосфера происходящего была пропитана официозом, к которому я уже немного привыкла на конференции, но сейчас определенно чувствовалось отличие. Вся эта доведенная до педантизма вежливость была сконцентрирована в разы и направлена лично на меня, что не могло не напрягать.

“Успокойся, Дюнина. Это служащие фрау Майснер, и они относятся к тебе так же, как и к своей начальнице. Только и всего”, - выдохнула я и, поправив строгий деловой костюм, аккуратно шагнула на трап.

В Женеве зима чувствовалась немного сильнее, чем Ле-Бурже. Сильный ветер тут же прошелся по моему лицу, попытался растрепать прическу, вихрем обволок мои колени в тонких чулках, и я, желая укрыться от этой холодной пронизывающей ласки, поплотнее укуталась в пальто.

Пока я спускалась вниз, мои конечности холодели то ли от ветра, то ли от волнения, и я, не чувствуя ног, то и дело смотрела вниз, опасаясь зацепиться острым каблуком. Переживаний добавлял и факт встречи с членами правления, и непосредственно визит в штаб-квартиру ООН, и моя будущая миссия. Я загорелась новым проектом, с волнением и энтузиазмом ждала начала работы, но в то же время, не зная подробностей, опасалась, что не справлюсь, что не потяну два направления — благотворительное и кинематографическое.

Телохранитель молча открыл передо мной дверь, и я, в очередной раз почувствовав учащенное сердцебиение, остонавилась.

“Не паникуй раньше времени, Дюнина. Все у тебя получится. Ты всегда справлялась с поставленными задачами. Справишься и в этот раз”, - тихо проговорила я и уверенно села в прогретый салон класса люкс.

Ехали мы совсем недолго. Уже через десять минут я увидела дворец Лиги Наций, где и располагалась администрация ООН.

Наш автомобиль затормозил на светофоре, и я была благодарна этой остановке. Она позволила мне немного сбавить градус волнения, отвлекая на знаменитую Площадь Наций. С одной стороны на фоне фонтанов я увидела странный памятник в виде огромного сломанного стула, а с другой — и сам дворец. Вернее его часть.

Аллея флагов тоже впечатляла. Флаги стран, входивших в состав ООН, на высоких флагштоках взмывали вверх и напоминали остроконечные пики. Они создавали ровный величественный коридор, ведущий прямо к зданию, и смотрелись грациозно.

Было в этой композиции что-то торжественное и в то время дружеское. Говорившее о единении. И вновь я поймала это странное ощущение метаморфоз, происходивших во мне. Взросление. Переход на следующую ступень. Космополитизм.

— Мир подобен книге, и тот, кто знает только свою страну, прочитал в ней лишь первую страницу… — тихо процитировала я по-французски де Монброна.

Телохранитель едва заметно повернул голову с переднего сиденья, но промолчал, а наша машина тем временем проехала дворец и уже через минуту завернула к шлагбауму.

Однако, это был не единственный КПП. Едва мы заехали на территорию дворца, на въезде в административный блок нас встретила еще одна группа безопасников, а, как только мы остановились перед центральным входом, я без труда различила через стеклянную панель охрану и металлодетектор в самом здании.

“Ну прямо освободительный поход Нео за Морфеусом”, - нервно усмехнулась я, следуя за телохранителям к лифтам, минуя охрану.

Мы молча поднялись на последний этаж, и безмолвный безопасник повел меня коридорами. Я шла за ним, осматривалась по сторонам, ступая по мягким ковровым дорожкам, и меня накрывало волнением. Создавалось странное впечатление. Будто я очутилась не в штаб-квартире, а в каком-то секретном НИИ. Безликие, плотно прикрытые двери. И тишина. Лишь изредка из дверей выныривали служащие в строгих костюмах, вежливо здоровались с нами и шли дальше по своим делам.

Наконец, мужчина остановился, открыл дверь, и я очутилась в строгой приемной. На двери кабинета висела табличка с надписью “Глава Координационного Совета руководителей ООН Карл Юргенс”, а за столом сидела секретарь — женщина лет пятидесяти в деловом костюме — и быстро набирала текст на компьютере.

Увидев меня, она улыбнулась и вежливо произнесла:

— Здравствуйте, мисс Дюнина.

— Миссис… — поправила я, и на лице секретаря отобразилась извиняющаяся улыбка.

— Простите, миссис Дюнина, — повторила она.

Я не сердилась. Здесь я находилась всего пять минут, и весь мир не обязан был знать о моем семейном статусе. К тому же, обращение "мисс" к молодым незнакомым женщинам было официальной нормой.

— Сейчас идет совещание. Через пять минут закончится, — добавила она. — Может быть, вы хотите чай или кофе?

— Нет. Благодарю, — ответила я и, чтобы унять волнение перед важной встречей, подошла к окну. Рассматривая просторный зеленый парк внутри комплекса, я старалась унять сердцебиение, когда услышала шум открывающихся дверей, и в приемную из кабинета вышли несколько человек.

Они вежливо поздоровались со мной и направились на выход, но секретарь не торопилась меня приглашать. Она встала и направилась в кабинет.

Правда, пробыла она там совсем недолго — через полминуты вышла и, улыбаясь, объявила:

— Вы можете заходить.

Сколько бы я не готовилась, сколько бы не внушала себе мысль о том, что все будет хорошо, но, услышав слова секретаря, вновь почувствовала, как от волнения холодеют конечности.

— Благодарю, — улыбнулась я и, смиряя сердцебиение, направилась к массивной двери, страясь, чтобы мой шаг выглядел спокойно и уверенно.

Я переступила порог и резко остановилась. В другом конце просторного кабинета у окна, спиной ко мне, стоял мужчина в деловом костюме и говорил по телефону. Он тоже рассматривал пейзаж, как это делала я минуту назад, и мне не нужно было видеть его лицо, чтобы понять очевидное. Этот высокий силуэт и тихий спокойный баритон я узнала бы из тысячи. Это был Генри.

В кабинете раздавалась немецкая речь, я от неожиданности застыла, сжимая сумку "Prada", а Генри, бросив в трубку “ауфидерзейн”, развернулся ко мне.

Он внимательно изучал мое лицо, будто сейчас вспоминал мой старый образ и сравнивал со мной нынешней, повзрослевшей, а на меня давила какая-то странная тишина.

— Здравствуй, Злата, — наконец произнес он.

Его тон был спокойным и уверенным, но я не торопилась с ним здороваться. Я так и осталась стоять у двери, которую так любезно прикрыла за мной секретарь.

Кабинет вновь наполнился тишиной, а мы стояли по разные стороны комнаты и молча смотрели друг на друга. Генри — спокойно. Я же, напротив, была зла. На него, на себя, на собственную глупость.

Сейчас, всматриваясь в его серые глаза, я понимала ход его мыслей. Генри меня не торопил. Он по-прежнему стоял у окна и ждал. Я же, опершись спиной о прохладную дверь, закрыла глаза и начала анализировать последние три месяца. Каждый день, который я вспоминала, снимал с меня пелену. Добавлял составную часть в сложную мозаику истинного положения вещей. Возвращал меня с небес на землю, в реальность.

Генри обо мне не забыл. Я недооценила серьезность его намерений в отношении себя. Посчитала, что смерть отца Генри изменила его планы. А он все три месяца методично вел меня в Европу. Осуществлял свой план. Я же, настроившись на жесткие меры с его стороны, не увидела его тонкой игры. Генри полностью сменил тактику, и это был еще один момент, который я не учла. Который усыпил мою бдительность. Он не катализировал события, не давил, как раньше, а, напротив, действовал настолько тонко, что я ничего не заподозрила.

Но делал он это не из романтических соображений. Не для того, чтобы расположить меня к себе. Не для того, чтобы проверить наши с Иэном чувства. Не потому, что был мягким и добрым и сменил гнев на милость. Причиной была ситуация вокруг трона. Пока Генри вел борьбу с дядей, он не хотел действовать в отношении меня открыто и жестко, как раньше. Ему было удобнее оставаться в тени. Поэтому он, как серый кардинал, действовал незаметно и скрыто, решая две задачи одновременно. Подавлял политический бунт и вел меня в Европу. Чтобы к тому моменту, когда он посадит дядю в тюрьму, у меня была идеальная репутация. В статусе короля ему нужна была невеста, занимающаяся благотворительностью в ООН, а не актриса. Я понимала, зачем я тут. Генри все сделал так, чтобы я больше не вернулась в Штаты, а моя миссия предполагала работу здесь, в Европе. Генри методично стирал мое будущее в Голливуде и мою связь с Иэном для того, чтобы жениться на мне.

“Он прагматик, политик и крепкий финансист. Ты вписываешься в его жизненную программу. Вам по пути…” — вновь вспомнилась характеристика, данная Нолоном, и я скривилась, в очередной раз не желая мириться с реальностью.

Внезапно в кабинете послышалась телефонная трель, и я, вздрогнув, открыла глаза.

— Да Карл, я еще здесь, но скоро выезжаю в Эмираты… — ответил Генри на звонок и внезапно добавил: — Кстати, мисс Дюнина уже прибыла. Она сейчас в твоем кабинете… Дала ли она согласие на переезд из Штатов в Европу?

Он посмотрел на меня в ожидании ответа, и я сжала кулаки. Сейчас он спрашивал меня не только о моей судьбе, но и о судьбе Иэна. У Генри по-прежнему были рычаги давления. Я могла отказаться, хлопнуть дверью и улететь в Штаты или в Россию, неважно куда. Главное — от него подальше. Но это не спасло бы Иэна. Предательство все равно бы произошло. Либо я уезжаю, и карьера мужа будет разрушена прежде, чем мой самолет взлетит. Либо я иду на условия Генри и обеспечиваю тем самым безопасность карьеры Иэна, которая росла как на дрожжах. Не без помощи Генри, как я теперь понимала.

На секунду я закрыла глаза, принимая решение, но осознавала — ответ уже был готов. С первой минуты, когда я увидела Генри в кабинете и поняла, что происходит, решение уже было сформировано.

— Да, — тихо, но уверенно произнесла я, и Генри спокойным голосом ответил:

— Да. Другую кандидатуру можешь отменять. Мисс Дюнина дала свое согласие. Она подойдет на брифинг через десять минут, твой секретарь ее проводит… Ты вечером выезжаешь в Ле-Бурже?

Он продолжал разговор, переключившись на другую тему, а я смотрела на него и понимала — даже если бы я догадалась о его плане, пока находилась в экспедиции, ничего бы не изменилось. Просто Генри решил меня в него не посвящать. На тот момент ему так было удобнее.

Дав отбой, король вновь посмотрел на меня. Его взгляд не выражал торжества или злорадства. Он был по-прежнему спокоен и невозмутим.

— Ты манипулятор, — мой голос звучал тихо, без пафоса. Но в эту короткую фразу я вложила весь свой гнев.

— Скорее, серый кардинал, — спокойным тоном ответил Генри и добавил: — Я скучал по тебе Дюна-Странница.

Услышав эти слова, я нахмурилась и вновь посмотрела на него, а Генри все так же невозмутимо процитировал мой ответ из “Алисы в Зазеркалье” фолловеру по имени “Grantor”, которым, как я теперь понимала, он и являлся.

— Давай представим, что ты Королева, Китти, — произнес он. — Знаешь, я думаю, если бы ты села и сложила руки, ты бы выглядела в точности как она. Попробуй, дорогая…