Дюна. В Нейросети

Глава 31.

— Твой телефон звонит… — послышался голос Нолона, и я вынырнула на поверхность реальности.

— Да. Мне пора, — кивнула я, быстро отвечая на звонок.

— Я тебя везде ищу! — послышался голос Дэвида. — С твоими пуантами проблема. Причем с обеими парами. В которых ты репетировала и которые подготовила на выступление.

От этих слов я похолодела. Пуанты для балерины — это не просто обувь, а ее основной инструмент, который необходимо налаживать и подгонять под стопу, порой, не один день. Здесь не только нужно было пришить ленточки и обработать “пятак”, но и проделать массу дополнительных ухищрений, чтобы обувь была продолжением ноги, чтобы она помогала танцевать, а не наоборот, мешала и отвлекала.

Пуанты для выступления я готовила специально — они идеально сидели на ноге, стакан облегал ступню, как влитой, и спасибо силиконовому вкладышу и всевозможным пластырям, пальцы ног и косточка быстро привыкли к американским пластиковым “Гейнорам” после русских “Гришко” и не очень пострадали.

— Какая проблема? — тихо спросила я.

— В них танцевать ты уже не сможешь… — произнес Дэвид, и я похолодела.

Учитывая, что мои пуанты были в сумке, я не знала что произошло, но эти слова сработали как триггер. Меня откинуло назад, в мое прошлое, в балетную академию, где мои пуанты не раз портили — то подрезая резинки, то забивая их битым стеклом.

— Что случилось? — послышался голос Нолона, и я посмотрела на него.

Мне совсем не хотелось загружать его своими проблемами из прошлого и неприятностями настоящего, и я постаралась придать лицу непринужденное выражение.

— Пустяки, — махнула я рукой и с улыбкой добавила. — Мне и правда пора.

Быстро отвернувшись, чтобы Нолон не считал моего состояния, я рванула в зал с нарисованной улыбкой на лице, и, оставляя позади Нолона, старалась не оборачиваться, чтобы он не считал страх в моих глазах.

Пока на сцене продолжался аукцион, я маневрировала между столиками к кулисам, и на ходу пыталась сообразить, насколько велик ущерб и что, собственно, произошло.

Влетев в гримерку-примерочную, первое, что я услышала, это голос Дэвида, стоявшего ко мне спиной. Он не просто ругался, он матерился так, что мои уши начали сворачиваться в трубочку.

Быстро подходя к Куперу, я бросила взгляд на стоящую у стены сумку, в которую были сложены все мои балетные вещи и атрибуты, и нахмурилась. Она вся была испачкана в краске.

— Что происходит? — ничего не понимая, выпалила я, а Дэвид резко повернулся ко мне, и мои ладони похолодели.

Пальцы дизайнера сжимали мои пуанты, по которым растекались темные хаотичные кляксы. Дэвид был прав — о том, чтобы встать сегодня на них, не было и речи.

— Подождите… у меня же в сумке есть еще одна пара… рабочая… — спохватилась я. Это было профессиональным. На один танец, конечно же, мне бы хватило и одной пары, но все же “запаска” должна была быть с собой. Пусть она и была немного разношенной, но ее вполне можно было замазать гримом и использовать. И прежде чем Дэвид успел что-либо сказать, я резко дернула сумку на себя.

Пальцы тут же погрузились во что-то мокрое и немного липкое, и я, еще не видя содержимого, поняла, что испачкали не только пуанты, лежавшие сверху в сумке — испортили все содержимое целиком, опрокинув туда не одну банку со специальной краской для цветов, которую Дэвид использовал для костюмов.

Было испачкано все — от моей косметички и балетных трико, до рабочих пуантов и смены белья.

— А с платьем что? — я резко повернула голову к вешалке, где висел мой цветочный наряд.

— Платье на виду. Сразу бы обратили внимание. А твоя сумка в углу лежала, плеснуть в нее краску — секундное дело. Баночки валяются по всей примерочной.

— Ну да… учитывая суету… — аккуратно выдохнула я и, все еще рассматривая испопченные вещи, пыталась собраться с мыслями.

— Хорошо, я обратил внимание сейчас… — все еще нервно говорил Дэвид.

— Да… это хорошо… — эхом повторила я и села на пол рядом с сумкой.

Перебирая пальцами испачканные трико, я растерянно смотрела на грязный шелк балеток и пыталась понять, как быть дальше, и кому это, собственно, понадобилось.

В голове шумело. Виски сдавливало тисками. И меня будто вынесло в прошлое, в балетную академию.

“Ха. Теперь она точно загнется…”, “не видать ей первого места на конкурсе”, “вы видели, как ужасно нестандартно она исполнила “пуассон” на последней репетиции?” — эхом отдавались детские голоса одноклассниц.

И будто не было этих лет. И будто я вновь стояла в раздевалке перед нашим балетным классом, сжимала испорченные пуанты, вытряхивая из них осколки стекла, и улыбалась всем назло. А рядом слышались смешки одноклассниц и их перешептывания. Я не жалела себя, не пыталась выглядеть жертвой и не взывала к жалости. Но сердце больно сжималось от несправедливости, и за ироничной улыбкой я прятала боль. Ведь я так долго и упорно репетировала. Я была одной из лучших. Я была достойна этой партии, а меня хладнокровно уничтожали. Словно отголоском мой желудок сковало болью, как и тогда, в детстве, и я скривилась от неприятных ощущений. Вслед за этим триггером последовал еще один — голос мамы, которая говорила “не нужен нам такой балет! Который доводит до кровавой рвоты!”, и я дернула головой, пытаясь избавиться от воспоминаний.

— Тебе плохо? — послышался голос Дэвида.

Я вынырнула обратно в настоящее и, наблюдая, как он опускается рядом со мной, отметила его встревоженный вид. Скорее всего, выражение моего лица его испугало, и в подтверждение моих мыслей послышалось, как кто-то из девочек предложил воды.

Я резко дернула головой — меньше всего я хотела жалости к себе. Как тогда, в детстве, так и сейчас.

— Со мной такое не в первый раз, — иронично усмехнулась я и, выпрямляя спину, несмотря на боль в желудке, добавила: — Одного не пойму, кому это понадобилось.

Дэвид бросил резкий взгляд на моделей, окруживших нас пестрой стаей, и сквозь зубы процедил:

— Fucking shit! Я все равно узнаю, чьих это рук дело. Жалко, секьюрити, охраняющие лоты, ничего не видели из-за ширмы!

В свое время Дэвид собственноручно распорядился поставить перегородку, чтобы охрана не пялилась на раздетых манекенщиц, и сейчас она скорее являлась недостатком, чем преимуществом. Тем более, когда все модели уже были одеты и подготовлены.

Мой взгляд тоже скользнул по девушкам — здесь были не все, четыре модели участвовали в аукционе, но лица присутствующих казались растерянными. Не думаю, что для них вредительство на подиуме было чем-то из ряда вон выходящим — уверена, в модельном бизнесе была еще та конкуренция — но, все же, испорченные пуанты и мои перепачканные вещи, а также мой побледневший вид их, вероятно, впечатлили.

Я вздохнула — мне не хотелось о ком-то думать плохо, и реально было непонятно, кому понадобилось срывать мой номер.

— Воды принести? — вновь спросила Диана.

— Нет, не надо. Все в порядке, — уверенно дернула я головой, злясь на себя за минутную слабость.

На размышления о вредительстве и рефлексию времени не было. Нужно было спасать ситуацию, и я, отбросив ненужные эмоции, соображала, что делать.

— Ты можешь выступить и без своих пуантов… На крайний случай ты пойдешь на подиум как заключающий композиционный фрагмент, — включился Дэвид, и я задумчиво посмотрела на него, решая, как лучше поступить.

— Что случилось?! — внезапно послышался встревоженный голос Киры, и все резко обернулись в ее сторону.

Она скользила тревожным взглядом по группе манекенщиц у стены, по нам с Дэвидом на полу, а рядом с ней стоял Нолон и внимательно смотрел на меня.