Дюна. В Нейросети

Глава 53.

Мы мчались по дороге, поднимаясь все выше, пока зимнее солнце пряталось за горизонт, а вся Калифорния погружалась в вечерние сумерки. Я осматривалась по сторонам и любовалась покрытой зеленью возвышенностью, удивительным розово-жемчужным закатом и расстилавшимся под нами городом.

— Ты меня везешь к вывеске “Голливуд”? — предположила я очевидное.

— Ты ее где-то видишь? — приподняв бровь, ответил Иэн вопросом.

— Нет. Но в свое время я просила Дэйва отвезти меня к знаменитой надписи, — усмехнулась я, вспоминая, как он повез меня в обсерваторию Гриффита и парку, откуда ярким пятном виднелась знаменитая надпись.

— Мы едем по Малхолланд Драйв. С Запада на Восток. Достаточно известная дорога и для туристов, и для своих. Здесь много смотровых площадок…

— Но, несмотря на популярность, это твоя дорога, — улыбнулась я, видя, насколько Иэн был расслабленным, на волне позитива.

Он усмехнулся и посмотрел на меня.

— У Линча есть одноименный триллер. Он говорил, что по Малхолланд драйв можно почувствовать историю Голливуда.

— Расскажи… — тихо произнесла я.

— Линч гениален. Для него актеры, скорее, элементы композиции. Он предпочитает так выстроить мизансцену, чтобы все сработало само по себе. Актеры технично выполняют его указания… Но он всегда был вне Голливуда. Можно сказать, он отплатил Голливуду сполна, показав его обитателей, как полных фриков, в "Малхолланд Драйве"…

Я слушала эмоциональный рассказ Иэна под мощное рычание мотора и, наблюдая за ним со стороны, все больше отмечала, насколько они с Нолоном разные. Даже выбор машин отличался. Нолон предпочитал бесшумный мотор, а Иэн кайфовал от мощного рыка двигателя. Экстраверт и интроверт в чистом их виде.

— Сцена, где Кешер разбивает лобовое стекло продюсерской машины клюшкой для гольфа — это реальный инцидент, в котором волю эмоциям дал разъярённый Николсон. А самого Джека называют "Человек с Малхолланда". Он, кстати, живет по этой дороге…

— А чем эта дорога памятна для тебя? — поинтересовалась я, отмечая, как Иэн присматривается куда-то вверх.

— Вроде бы ничего не изменилось… — произнес он вместо ответа, мы резко сбавили скорость и уже через пару секунд парковались на обочине под самым знаком “парковка запрещена”, братья-близнецы которого мелькали на протяжении всей дороги.

— Ведь заберут машину… — нахмурилась я и не успела открыть дверь, как к нам подъехал “мерс”, со стороны пассажира вышел мужчина и сел за руль нашего “шевроле”.

— Через полчаса, — бросил Иэн водителю и, посмотрев на меня, добавил: — Пойдем.

— Куда? — не поняла я, осматриваясь по сторонам. Только что мы проехали железные ворота очередной смотровой площадки, где без труда можно было прочесть, что зона закрыта с шести вечера до шести утра.

Однако, Иэн определенно знал, что делал. Недалеко от ворот, без труда найдя тропинку, он быстро и уверенно начал подниматься вверх по холму, подсвечивая фонариком и оглядываясь на меня.

Я не отставала и была рада, что надела кроссовки и джинсы, а не какое-нибудь элегантное платье и туфли.

— Тут камер нету? — на всякий случай спросила я, бросая взгляд по сторонам, но и сама понимала, что вряд ли Иэн бы так сглупил.

— Давай руку, — произнес он на высоком участке, и я протянула ему свою ладонь.

Через десять минут этого скалолазания мы оказались на вершине небольшого холма, обдуваемого прохладным ветром.

На небольшом пятачке было тесновато. Он, определенно, не предназначался для туристических осмотров, но я уже не замечала ни ограниченности пространства, ни прохладного вечернего потока. Я оторопела от потрясающей панорамы вечернего Лос-Анджелеса, который витиеватым узорным полотном лежал у моих ног.

— Ты сказала, что Эл-Эй растет не в высоту, а вширь. Я это называю торжеством горизонтального города, — произнес Иэн, садясь по-турецки прямо на пятачок, припорошенный пыльной землей.

— Завораживающее зрелище, — тихо произнесла я, присаживаясь рядом.

— Вон Голливуд-Боул, — он дернул головой в сторону.

— Красиво, — ответила я, рассматривая темные углы амфитеатра концертного зала.

— Посмотри туда, — и Иэн протянул руку влево к очередному зеленому холму.

Я повернула голову, с трудом отрываясь от вечернего Лос-Анджелеса, и, присмотревшись, увидела вдалеке знаменитую надпись HOLLYWOOD в вечерней подсветке.

Мы сидели в тишине, каждый из нас был погружен в свои мысли, пока вечерний город позволял нам собой любоваться.

— Ты часто сюда приезжаешь? — тихо спросила я, понимая, что для Иэна этот небольшой холм, как точка отдохновения.

— Я здесь очень давно не был, — задумчиво усмехнулся он, а я, рассматривая вывеску Голливуда, добавила:

— Мне кажется, ты сюда приезжал, когда тебя переполняли эмоции. Хорошие или плохие.

Иэн внимательно посмотрел на меня.

— Последний раз я здесь был, когда получил первую роль в третьесортном боевике. Я приехал сюда и ужрался. Чуть шею не свернул пока спускался, — усмехнулся он, и мне почему-то представился Иэн, еще не знаменитый, стоящий на этом холме и дающий обещание самому себе добиться успеха.

— Когда ты решил, что приедешь в Голливуд? — тихо спросила я.

— После “Полета над гнездом кукушки”. Меня накрыло от Николсона. Как от гребанного кокса. Понял, что обязан сыграть что-то стоящее.

— Я слышала об этом фильме, но не смотрела, — произнесла я. — Только не поняла, почему Гнездо кукушки?

— Это устойчивое выражение. Так называют психушки.

— Очень тяжелый фильм.

— Форман дерьмо не ставит, — кивнул Иэн и внезапно заговорил. — Снимали в клинике. Большинство массовки были душевнобольными. За каждым актером были закреплены несколько пациентов. Вся картина снималась последовательно. За исключением сцены рыбалки. Форман не хотел ее снимать. Считал, что она разрушит ощущение замкнутости пациентов в пространстве лечебницы…

Иэн продолжал рассказывать о Формане, о его методах съемки, а я, наблюдая за блеском в его глазах, в очередной раз убеждалась в правильности своих выводов — Сомерс любил кинематограф, как искусство. Он знал о нем все. И его знания простирались гораздо глубже простых информационных блоков. Иэн видел суть. Игры. Профессии. Людей в этой профессии. Он был частью этого мира.

— А какая музыка тебе больше всего нравится из фильмов? — спросила я.

— "Челюсти", — внезапно произнес он, и я удивленно посмотрела на него. — Три аккорда, а ты от саспенса готов наложить в штаны. Музыка Уильямса гениальна…

— “Челюсти” я тоже не смотрела, — виновато произнесла я.

— Говорю же. Девственница, — усмехнулся он, когда его смарт завибрировал, и он ответил на звонок.

— Нет. Я отказался от роли. Ну и что, что режиссер в тренде. Сценарий слабый, характер персонажа не проработан. Он мне не интересен. Штамп на штампе. Я такое играл в далеком прошлом и только потому, что жрать было нечего. Мне не нужно очередное дерьмо. Это шаг назад… — слышался его серьезный голос, и я поразилась, насколько он отличался от того, каким разговаривал со мной. Сейчас Иэн был жестким. Каким-то непримиримым. Его лицо, до этого смягченное улыбкой, сейчас казалось каменным. — Да. Я уверен, — отрезал Сомерс и, дав отбой, продолжил смотреть вперед, задумавшись о чем-то своем. Я даже не знала, когда он настоящий. Жесткий и сдержанный — по телефону, или "на позитивной волне" — со мной.

"Скорее, в обоих случаях…" — сделала я вывод и, вновь бросив взгляд на вывеску, тихо произнесла:

— Спасибо.

— За что? — спросил он, поворачивая голову ко мне.

— Что поделился своим успехом. Можно, для меня это место тоже станет точкой отсчета моей карьеры? Моим счастливым местом?

Иэн усмехнулся, качая головой.

— От тебя ничего не скрыть. Правда, Веснушка?

Я внимательно смотрела на Иэна и не знала, что ответить. Возможно, после таких мужчин, как Коул и Андерсон, которые напоминали сложный механизм неземного происхождения, эмоции людей мне стали более понятны. Я их без труда видела. Понимала. Чувствовала. Это как пройти сложнейший тест, после которого остальные предметы казались легкими.

— Спасибо за доверие… — вместо этого произнесла я, заправляя выбившуюся прядь.

— С тобой легко… — ответил он и, бросив взгляд на рукав моей куртки, внезапно добавил: — Странные у тебя часы.

Я поправила мерцавший в темноте голубовато-фиолетовым светом подарок Нолона и спросила:

— Чем они странные?

— Они чужие… — внезапно произнес он. Как человек творческий, Иэн тонко почувствовал суть Нолона. — Они от твоего бойфренда? — в голосе Сомерса послышались нотки недовольства.

— Это имеет значение?

Иэн внимательно рассматривал меня, и мне все больше казалось, будто он что-то задумал.

— Нам пора… — внезапно произнес он.

— По домам? — уточнила я.

— Нет. В следующий пункт назначения, — ответил он и, вставая, протянул мне руку.