Дьявол, я пришла договориться! (СИ)

Глава 7. ОЧАГ И ЛАСТЫ

Какой-то нечестный расклад. Ацетон себе группу поддержки обеспечил, а что насчет меня? Меня-то кто поддержит?

«Котик» холодно смотрит на Ацелестия.

‒ Не припомню, что нанимался тебе в слуги, сумрачный.

‒ Какой ты меркантильный, ягненочек. За просто так ничего не делаешь. ‒ Ацелестий игриво проходится пальцами по плечу собеседника и в следующую секунду едва уклоняется от удара его локтя. ‒ Ай-ай, легче, пупся. У нас же с тобой любовь.

‒ Еще раз коснешься меня, мерзость, и лишишься руки, ‒ вкрадчиво обещает тот, которого я всего минуту назад хотела добротно облизать.

Ой… то есть облобызать.

Даже мне становится чуточку жутко. Кто же знал, что такой красотуля одним взглядом может по стенке тонким слоем размазать?

‒ Брось, ягненок. Чего ты сразу злючишь? ‒ Ацелестий поднимает руки с раскрытыми ладонями и примирительно скалится. ‒ От тебя не убудет, если чуток подсобишь.

‒ Прогнившие очаги ‒ ваша подведомственность. ‒ Парень складывает руки на груди и пожимает плечами. ‒ Если бы с этой партией грешных было что-то не так, мы бы уже получили сигнал. А сейчас я просто-напросто теряю здесь время, выслушивая твой писк, сумрачный.

‒ Да, знаю я, знаю, какой докучливой может быть ваша шарашка. ‒ Ацелестий морщится. ‒ Не нуди, сияющий.

‒ Рад за тебя и твою осведомленность. И раз уж тебе докучает мое занудство, я с большим удовольствием покину это смердящее место, ‒ сухо откликается второй парень и разворачивается, чтобы уйти.

‒ Погоди, погоди, погоди! ‒ суетится Ацелестий и в один прыжок преграждает путь «сияющему».

‒ Что еще?

‒ Один разочек. Протяни руку помощи, а? Ну, или ногу. Ухо. Палец. Чего побольше по размеру ‒ не важно, в общем. Мы ж неплохо сработались, м? Не в службу, а ради нашей бессмертной любви!

‒ Пшел от меня, ‒ последнее котик произносит с утомленным вздохом. ‒ Меня не интересует гниль. Сам разбирайся со своей помойкой.

Это он кого «гнилью» обозвал?

От возмущения готова чебурахнуться с этой сосны прямо сейчас и пойти теребить длинные локоны вон того смазливого индивидуума в пиджаке.

Что это он себе позволяет?! Какие нелицеприятные речи толкает! Шлепнуть такого надо! В смысле словесно приструнить, морально укокошить и метафизически прищучить. А не ладошкой в районе южного и северного полюсов похлопать.

Оценивающе смотрю со спины на зону ниже пояса небезызвестного сияющего. Как говорится, большие пальцы вверх и куда скидывать свои «лайки»? Лично я бы разок, ‒ а, может, и все пять, ‒ да прошлась ладошкой по таким округлостям. Исключительно как эстет и ценитель прекрасного. Ради вдохновения!

У меня в жизни одни бесцветные законодательные акты перед глазами да миллионы стопок бумаг. А впереди, похоже, перспектива влиться в ряды офисных служащих. Скучища.

«Все зависит от того, как ты себя преподнесешь этому миру и тому, кто рулит наверху, ‒ говорит порой моя тетя, пуская дымные кольца и тыкая тлеющей сигаретой в небо. ‒ Или ты «корпоративный раб», или «полезный член общества». Или «утомленная особь, из которой выпотрошили что-то шевелящееся», или «создательница новой жизни». Как будешь себя чувствовать и относиться к себе, так будут относиться к тебе и окружающие».

Как-то так.

А что насчет меня?

Я ‒ личность с большущими амбициями, великими идеями и чудесными планами, но которая уже слегка подустала от бумажной работенки. И да, признаюсь, мне хочется шлепнуть по булкам того красавчика.

О как меня крутит! Резко выдернули из скучных будней, и глядите, что получилось: который раз уже истребляю в себе желание наброситься на совершенно незнакомого парня. И это при том, что за последние годы из мужской половины планеты хоть какой-то интерес у меня вызывал только кот Петрович, проживающий на детской площадке и неплохо отожравшийся на халявных подачках от жителей ближних домов.

‒ Если бы мог разобраться сам, не стал бы рисковать и приближаться к Границе. ‒ Ацелестий подходит чуть ли не вплотную к собеседнику. Настырный малый. ‒ Переход почти состоялся, и тут с семнадцатой возникли проблемы.

‒ Какие проблемы? ‒ Сияющий жестом показывает тому отодвинуться подальше и морщит нос. В общем, по-прежнему корчит из себя бездушную сосулю. ‒ То, что «темный хват» на эту душу не действует, я понял. Но ваши игрушки и раньше барахлили. Упакуй последнюю вручную, и проблема исчезнет. Не мне учить тебя вашей мерзостной работе. И прекращай дергать меня по мелочам. Наше сотрудничество ‒ это не привилегия, а вынужденные меры. Так что не злоупотребляй, сумрачный.

Парень обходит Ацелестия, но тот вновь возникает у него на пути.

‒ Об одном прошу, ягненок. Стащи беляночку с ветки. Стащи и возвращайся на свою солнечную полянку к сусликам и белочкам. Что тебе стоит? Просто проникни под…

‒ Ты и правда не можешь подчинить эту душу? ‒ Сияющий оглядывается на меня и прищуривается, будто просвечивая каким-то своим особым способом.

‒ Ну… ‒ Ацелестий мешкает с ответом. ‒ Могу…

‒ Лжешь. ‒ Котик стремительно возвращается к дереву, сумрачный скачет за ним по пятам. У первого на лице застывает серьезность, второй заметно обеспокоен. ‒ Кто ты, душа?

‒ Оу, оу, оу, сияющие обычно не общаются с гнилью. ‒ Ацелестий пытается потеснить собеседника, но тот не сдвигается ни на сантиметр. Его внимание приковано ко мне. ‒ Ты же брезгуешь, забыл? Боишься испачкаться. Фу, фу, фу. Просто подави ее сопротивление, а остальное оставь мне.

‒ Кто ты? ‒ игнорируя трескотню сумрачного, повторяет сияющий. ‒ Как тебя зовут?

‒ Дятел я, ‒ мрачно отзываюсь я, крепче обнимая ствол дерева. ‒ Особый вид. Отстукиваю морзянкой исключительно трехбуквенные слова, девяносто восемь процентов которых ‒ забористая ругань.

‒ Позволь мне разобраться в ситуации. ‒ Сияющий вытягивает руку в мою сторону. ‒ Спустись сюда.

Наверное, именно так и выглядят ванильные мечты и сладкие сновидения. Сногсшибательный парень, предлагающий руку и призывно зовущий познакомиться поближе.

Вот только мечтания у меня иного рода, да и сладости всякие я воспринимаю исключительно как топливо.

‒ Неа, ‒ исполняю прежнюю руладу и возвращаюсь к размышлениям о путях отступления.

‒ Доверься мне, ‒ не отстает парень.

Стресс у меня, по всей видимости, уже прошел, потому что я отлипаю от ствола и чинно устраиваюсь на ветке, сложив ногу на ногу. Что ж, поболтаем.

‒ Неа, с доверием у меня напряг. ‒ Любуюсь заостренными чертами лица настойчивого мальчика и необыкновенно яркими глазами. ‒ Опыт показывает, что при общении с симпатичными субъектами интуиция у меня перегревается. Пример из жизни. Чумовой красавец приходит в магазин для взрослых. Костюмчик, улыбка, вежливость, — все при нем. Готовлюсь строить глазки. И тут он вместо надувной дамы просит надувного джентльмена. Мои глазки ломаются. Конец истории.

Беловолосый котик внизу сосредоточенно дослушивает мою душераздирающую историю до конца и задумчиво поджимает губы.

‒ Для полуразложившегося субстрата эта душа вещает слишком осмысленно, ‒ делится он своими мыслями то ли с Ацелестием, то ли со смердящей обстановкой вокруг.

‒ Она прибыла вместе с Великим Телом. ‒ Ацелестий облизывает губы. ‒ Отголоски прежней личности могли остаться внутри грешной сущности. А впрочем, какая разница, ягненочек? Не парься! У тебя же куча дел, так? Сотвори пару своих световых магических штучек, и я не буду докучать тебе целый день. Или даже полтора.

‒ Заманчиво. ‒ Котик с размаху припечатывает ладонью по лицу Ацелестия, которое он неосторожно приближает к нему. ‒ Но если есть хоть один шанс, что эта душа не принадлежит вам по праву, я не могу остаться в стороне.

‒ Ню-ю-ю, ‒ начинает канючить Ацелестий, картинно сползает на желтую траву, потирает сплюснутый нос и капризно бьет голыми пятками по земле. ‒ Что же ты сегодня такой гаденький, а? Моя, моя, моя. Я отвечаю за эту партию грешных. И эта душа тоже моя.

‒ Посмотрим, ‒ бросает второй.

Та-а-ак, смотрю, там внизу без меня меня же делят. Тогда, чур, я тоже участвую.

Группируюсь, встаю на колени и медленно ползу на середину ветки ‒ благо, она крепкая.

‒ Что ты делаешь? ‒ Котик, задрав голову, перебирается в ту же сторону и встает прямо подо мной.

‒ Конституция гарантирует мне право свободно передвигаться, ‒ пыхчу я в ответ и тянусь к ветке соседнего дерева, нависающей прямо над моей. ‒ Вот, пользуюсь своим правом.

Отреагировать на мое заявление ни котик, ни Ацелестий не успевают. Где-то вдалеке раздается гул, а затем начинает нарастать дикое шуршание. Кажется, что нечто массивное пробирается сюда прямо сквозь чащобу.

‒ Превосходно, ‒ иронично кидает сияющий. ‒ Душа слишком долго находится в статусе бесхозяйной на территории Преддверия. Теперь она привлекла внимание падальщиков.

‒ Тьма веков! ‒ Ацелестий вскакивает с земли. ‒ Прыгай ко мне, беляночка!

А пупок ему не почесать?

С чистой совестью оставляю без внимания это до крайности соблазнительное предложение и привстаю, чтобы дотянуться до соседней ветки. Кто бы там ни ломился вдали, вряд ли они хуже тех, что внизу.

Ноги трясутся. Со мной и моим хлипким равновесием может соперничать разве что вздыхающий бычок на качающейся доске из детского стишка. Но упрямства во мне тоже завались.

‒ Белянка!

Замираю с вытянутой рукой, а затем скептически смотрю на сияющего. И этот туда же. То, что я шифруюсь и не называю им свое имя, не значит, что они могут присваивать мне всякие подозрительные прозвища.

‒ Спускайся, ‒ требует парень.

Хорошая попытка. Или я бы сказала, даже прекрасная. Но если здесь я вне их досягаемости, то предпочту отсидеться в верхах.

Ветку, в которую я успела вцепиться, внезапно ощутимо встряхивает. Поднимаю голову и встречаюсь взглядом с молочно-белыми белками чьих-то больших глаз. Существо раза в три больше меня седлает облюбованную мной ветку и заинтересованно пялится на меня. Тощее вытянутое тело покрыто серыми кожистыми складками, голова напоминает вздутый утюг, и, как только оно наклоняется, вижу, что каждая сторона, кроме той, где расположились глаза, оснащена пастью с мелкими треугольными зубами. С ветки свешиваются удлиненные конечности, заменяющие существу ноги.

Зачаровано смотрю на кожистые отростки передо мной…

Какие ласты! Я у мамы каждый день одомашненный тюлень?