Концепцию существования злого и преступного начала или духа, способного овладеть душой изначально хорошего человека, вряд ли можно объяснить, не вызвав в человеческом сердце каких-то необъяснимых ассоциаций с колдовством или дьявольщиной.
В холле издательства газеты Майк сначала нашел номер в телефонном справочнике, потом направился в телефонную будку и позвонил.
— Приемная доктора Маккарти, — ответил мужской голос.
— Простите, кто говорит?
— Это Рандал Маккарти. Это вы, доктор Кернз? Я только что о вас подумал.
— Я тоже. Может быть, нам уже и не нужен телефон, но поскольку нас уже соединили, мы можем им воспользоваться. Вы будете у себя в ближайшие полчаса, доктор?
— Конечно. Я просматриваю газеты, скопившиеся у меня, пока я был на семинаре в Дерхаме. Моя приемная расположена в здании 13-Д, комната триста четыре в старом помещении медицинской школы. Как скоро вы приедете?
— Минут через пятнадцать. Я сейчас в здании газеты «Стар». Беседовал с Джорджем Стенфилдом о его племяннице.
— С ней все в порядке? Она приходила в себя, когда я зашел в ее палату после ленча.
— Значит, вы видели ее уже после моего ухода. Ждите меня через пятнадцать минут.
Медицинская школа располагалась в самом центре большого комплекса, и Майку не сразу удалось разыскать здание 13-Д и комнату триста четыре. Когда он открыл дверь, на стене за спиной сидящего за своим столом Рандала Маккарти он с удивлением увидел сморщенную человеческую голову с длинными свисающими волосами. В глазах застыл отсутствующий взгляд давно умершего человека; сама же голова размером в одну четвертую нормальной величины высохла настолько, что вся состояла из глубоких морщин и выпуклых складок старой кожи.
— Заходите, доктор Кернз. — Маккарти оторвался от стола, заваленного бумагами, и протянул руку. — Не обращайте внимания на эти штуки. Я провел один семестр среди индейцев племени живаро в Верхней Аризоне. У них есть варварский обычай съедать тела погибших на охоте или погибших в бою соперников, но сохранять их головы как символы своей доблести.
— Это немного шокирует.
— Остальное я собрал в экспедиции по Центральной Африке и на Гаити. — Легкий жест левой руки с длинными пальцами, на которой красовался перстень со сверкающим изумрудом, указал в сторону причудливой коллекции, которую в мыслях Майк сразу же назвал хламом.
— А это, кажется, шаманская кукла. — Майк показал на маленькую фигурку на столе, в животе которой торчало несколько больших иголок.
— Это уже использованная кукла. Я купил ее у шамана-целителя на Гаити после того, как она выполнила свою роль — принесла смерть врагу его клиента. Кстати, очень странная смерть. На теле ни следа, и в то же время кишечник умершего был проколот в нескольких местах, что вызвало острый перитонит. Диагноз подтвердился при вскрытии. Я сам все это видел в мае прошлого года.
— Вы сами наверняка не верите в колдовство, доктор!
— Нет, но я заметил, что колдуны всегда делают так, чтобы об их колдовстве, подготовке куклы и втыкании в нее иголок обязательно знала жертва. Когда это сделано и доверчивый обреченный человек об этом знает, то здесь прободение кишечника можно легко объяснить тем, что беспокойство и эмоциональная напряженность могут вызвать стрессовую язву, которая разъест стенки внутренностей.
— Да, наверное.
— Конечно, трудновато объяснить, как в этом случае на шесть иголок в кукле приходилось точно двенадцать дырок в кишечнике.
Майк пожал плечами:
— Мне кажется, когда возникают такие вещи, нужно уподобиться королеве из книги «Через увеличительное стекло», которая успевала поверить в шесть невозможных вещей до завтрака.
— Верить в то, что мы считаем невозможным, по моей части уже в течение последних десяти лет. Это не для вас. Хирурги обычно бывают самыми прагматичными людьми среди медиков. Так что вас взволновало сегодня?
Майк вкратце рассказал Маккарти о его разговоре с Джорджем Стенфилдом и все, что было связано с Жанет Берк в последнее время. Психиатр внимательно выслушал весь рассказ. Затем кивнул, мотнув своей бородкой, как показалось Майку, словно мудрый и злобный старый козел.
— На этот раз вам не нужно становиться книжной королевой, о которой вы рассказывали, чтобы поверить в то, что произошло, доктор Кернз. Ответ прост.
— Может быть, для вас, но не для меня. Любой ответ, о котором я могу подумать, оказывается невозможным с точки зрения логики. Сию минуту я почти готов поверить в то, что демон Лин Толман завладел телом Жанет Берк.
— В это невероятное вы просто не можете поверить, доктор Кернз. Демоны и злые духи существуют только в умах легковерных людей или в воображении авторов, которые знают, на чем можно заработать деньги. Вместо этого попытайтесь поверить в то, что у вашей пациентки произошло раздвоение личности. Мы часто встречаемся с этим явлением в психиатрии, особенно в случаях шизофрении. Однако это гораздо чаще можно встретить среди обычного населения, чем вы можете себе представить.
— Вы хотите сказать, что вообще не верите в демонов?
— Зачем высасывать что-то из пальца, когда имеется достаточно людей настолько злых, что этого зла вполне хватит на весь мир. Возьмите, к примеру, Лин Толман.
— А как вы объясните изменение голоса Жанет Берк настолько, что он стал похож на голос Лин Толман, записанный на пленку?
— Когда вторая или третья личность проявляется в первый раз, она всегда использует голос и манеры оригинала. Если больной имитирует кого-нибудь, кого вы знаете, эффект иногда бывает поразительным, как это и произошло с вами вчера и сегодня утром.
— Но почему Лин Толман?
— Я могу предположить, что мисс Берк втайне завидовала ей.
— Но наверняка не ее преступным наклонностям.
— Вероятно, нет. Когда я разговаривал с вашей больной до операции, я заметил нотку зависти в ее голосе, когда она рассказывала о том, как красива была Лин Толман и как она хвасталась, что может покорить любого мужчину. Жанет Берк не была красивой, хотя, может быть, уже стала, судя по модели в ее палате, которую я увидел, зайдя к ней сегодня. Поэтому, когда она ударилась головой во время катастрофы, клетки ее мозга получили достаточное сотрясение для появления второй личности. И вполне естественно, что подсознательно эта личность должна быть, хотя бы частично, такой же прекрасной, как Лин Толман.
Все было так просто, и Майк удивлялся, почему он не мог принять логичное объяснение этой загадки так же безоговорочно, как это делал психиатр.
— Как долго может продлиться такое состояние?
— Думаю, что недолго, — сказал Маккарти, — если послеоперационное выздоровление пойдет нормально, она превратится в красивейшую девушку и превзойдет даже Лин Толман. Мужчины будут бегать за ней табунами. Мне и самому нравится эта идея. — Он испытующе взглянул на Майка. — Если, конечно, вы не захотите исполнить роль Пигмалиона и оставить ваше творение при себе.
— Об этом можете не беспокоиться, — сказал Майк твердо. — Когда я учился косметической хирургии в Нью-Йорке, я понял, что большинство моих клиентов будут составлять женщины, желающие исправить свою внешность, чтобы привлекать мужей, любовников и так далее. Поэтому я всегда четко разграничиваю свою личную и профессиональную жизнь.
Маккарти пожал плечами:
— Если бы все мужья полностью выполняли свои функции любовников, у нас с вами было бы гораздо меньше работы. Креме обычных психозов, психиатру чаще всего приходится иметь дело с жалобами женщин, которые хотят, чтобы их любили, пусть даже и сам доктор, который пытается оказать им помощь.
— Аналогичное положение и в косметической хирургии, — согласился Майк. — Я лично решил не вступать в романтические отношения со своими пациентками.
— Это гораздо труднее, чем то, что делают многие ваши коллеги. Некоторые косметические хирурги в этом городе, а еще хуже на Западном побережье, ведут себя так, что по сравнению с ними Казанова может показаться желторотым птенцом.
— Вы осмотрите мисс Берк повторно и возьметесь за лечение этого личностного нарушения, если, надеюсь, это действительно то, о чем мы говорили?
— Конечно. А если вы возьмете меня своим пациентом, я некоторое время побуду в больнице и смогу ее видеть практически каждый день.
— А что же я могу сделать для вас?
— Завтра у меня начинается летний отпуск, и я хотел бы сделать подтяжку на лице. Это вас удивляет?
— Нисколько. В наши дни многие мужчины это делают, но обычно они старше вас.
— Мне сорок семь, но, как вы можете судить по лицу, я успел очень многое за эти годы, хотя, к счастью, все остальное сохранилось в хорошем состоянии. Как вы считаете, мое лицо можно омолодить?
Майк придвинулся ближе и направил настольную лампу на лицо Маккарти, чтобы лучше его рассмотреть.
— Оно ужасно, да? — спросил психиатр, криво улыбаясь.
— Я видел и похуже. Скажите, почему вы носите вандейковскую бородку?
— Вы хотите знать, чего я стыжусь? Я хочу скрыть впалый подбородок.
— Я так и подумал. — Майк вернул лампу в прежнее положение. — Вы влюблены в свою бороду?
— Не больше, чем в мешки под глазами, обвислые щеки и впалый подбородок.
— В таком случае я предлагаю полную реконструкцию лица: убрать жировые мешки под глазами, опустить переносицу до прямой линии и, используя кость, составляющую горбинку вашего носа, нарастить подбородок.
— А вы сможете все это сделать за один присест?
— Запросто. Для наращивания подбородка проще всего использовать кость переносицы, но я не могу сказать, хватит ли этой кости для поднятия подбородка в нужной пропорции с остальным лицом, пока вы не сбреете бороду. Но если нам потребуется еще, я могу взять немного от подвздошной кости или даже хрящ от одного из ваших плавающих ребер.
— Считайте, что я ваш пациент, но относительно носа я еще подумаю. Я, знаете, привык к нему, как Сирано.
— Оставьте нос, какой он есть, если хотите, — сказал Майк, — я могу взять фрагмент кости для подбородка в другом месте.
— Когда вы можете сделать операцию?
— Как только вы освободитесь. Я еще не развернул полностью свою практику косметической хирургии.
— А можно это сделать в понедельник утром?
— Я позабочусь о палате и операционной, когда поеду через несколько минут в университетскую больницу осмотреть Жанет Берк, — пообещал Майк. — Хотите знать, каков будет мой гонорар?
— Где-то в Библии сказано, что золотые руки заслуживают вознаграждения. Я предоставляю это решать вам.
— Обычно за такую работу я беру пять тысяч, — сказал Майк, — но, учитывая профессиональную скидку коллеге-врачу, могу снизить сумму до трех.
— Меня это устраивает, — кивнул Маккарти.
— Вам лучше зарегистрироваться в больнице для предварительной анестезической подготовки после ленча в субботу, — сказал ему Майк. — Во время выходных я буду в городе, поэтому зайду в воскресенье утром и сделаю несколько рентгеновских снимков, чтобы изучить вашу внешность без бороды.
— Мне страшно об этом подумать, — произнес Маккарти игриво, — до встречи в воскресенье, доктор.
Жанет Берк не спала, когда Майк вошел к ней в палату университетской больницы на следующее утро. Судя по записям, за ночь ей пришлось сделать только одну подкожную инъекцию.
— Вы хорошо выглядите, — сказал он ей.
— Обманщик! Я выгляжу, как человек в железной маске. Как долго мне еще придется носить эту штуку?
— Около двух недель, пока не начнут срастаться сломанные кости.
— Все прошло по вашему плану?
— Прекрасно. Теперь я намерен снять трахеотомическую трубку.
— Когда сегодня утром я не увидела вашу модель, я испугалась, что вы ее убрали, потому что я не буду на нее похожа в конце концов, — призналась Жанет, когда он залеплял маленькую ранку у нее на шее.
— Я отвез модель к литейщикам по дороге в больницу, чтобы они отлили ее в бронзе.
— Вы всегда так уверены в результатах своей работы?
— Я обещал сделать вас прекрасной, как вы и хотели. Есть ли у вас какие-либо жалобы к настоящему моменту?
— Только одна. Почему у меня забинтована грудь? Каждый раз при глубоком вздохе я чувствую какое-то напряжение и несколько раз ощущала боль в подмышках.
— Это для того, чтобы предотвратить накопление крови или ее сыворотки около протезов…
— Каких протезов?
— Я имплантировал протезы с силиконовым желе в обе ваши груди.
— Я знаю все о силиконовых имплантантах. Я писала о пластических операциях, которые в Чикаго называются «увеличивающая маммопластика». Так вы хотите сказать, что вставили мне этот… эти протезы?
— В конце операции на лице ваше состояние было вполне удовлетворительным, поэтому я сразу перешел ко второй стадии и имплантировал протезы из силиконового желе в обе ваши груди, как вы и просили.
— Я не помню, чтобы я просила вас что-то делать с моим бюстом, доктор. — Ее голос звучал довольно сердито.
— Когда я уходил от вас вечером перед операцией, вы окликнули меня и сказали: «Поскольку вы намерены превратить меня в богиню, доктор, тогда сделайте мне соответствующую грудь». Вы также дали письменное согласие на операцию.
— Покажите мне его, — ее голос стал менее раздраженным, или, по крайней мере, ему хотелось в это верить, — я такого не помню.
Майк нажал на кнопку вызова медсестры. Когда дежурная сестра ответила, он попросил:
— Принесите мне, пожалуйста, письменные согласия мисс Берк на операции, оба согласия.
— Хорошо, доктор, сейчас.
Через минуту в дверь постучали, и сестра дала Майку папку с двумя напечатанными формами.
Он передал формы Жанет и, после того как она изучала их с минуту, спросил:
— Это ваши подписи на обеих формах?
— Похоже, мои, но не помню, чтобы я говорила вам что-нибудь об операции на груди, — она вернула папку медсестре, которая после этого вышла из палаты, — или подписывала разрешение, дающее вам право ее провести.
— Вы не пожалеете об этом, когда мы снимем повязки и вы увидите, что ваш бюст достоин самой Афродиты.
Она пожала плечами… и тут же содрогнулась от боли.
— Наверное, мне нужно быть благодарной уже за то, что я осталась жива, несмотря на то, что мне приходится есть детское питание, которое процеживают мне в рот через решето этих резиновых трубок. Но в любом случае все могло бы кончиться гораздо хуже.
— Между прочим, — сказал Майк, — в понедельник я оперирую на лице одного знакомого вам человека, доктора Маккарти.
— На его лице любое новшество можно будет считать улучшением, — сказала она, — похоже, мне суждено принести вам удачу, доктор Кернз?
— Вы уже начали. Когда вы вернетесь к людям и они увидят, как вы прекрасны, мужчины станут на уши, пытаясь добиться вашего внимания.
Ближе к вечеру позвонил Джордж Стенфилд. Голос издателя звучал тревожно.
— Вы можете встретиться со мной и Джеральдом у меня в пять часов, Майк? — спросил он.
— Конечно, а что произошло?
— Это касается Жанет, но я не хотел бы обсуждать это по телефону.
— Я буду в пять. У меня сейчас последний пациент.
Майк повесил трубку и несколько секунд смотрел на нее задумчиво, размышляя над тем, что могло встревожить дядю его пациентки. Он мог ожидать неприятностей от Джеральда Хатчинсона, но не от Стенфилда. Затем, повинуясь секундному порыву, он позвонил в университетскую больницу на тот этаж, где находилась палата Жанет. Ответила Эллен Страбо.
— Это доктор Кернз, — сказал он, — у мисс Берк были сегодня посетители?
— Только ее дядя, мистер Стенфилд, и этот жених. Вы сказали, что они могут ее навещать в любое время, но я все равно собиралась вам позвонить.
— Почему?
— После разговора с мисс Берк мистер Стенфилд вышел и попросил меня сделать ксерокопии ее письменных согласий на операции. В регистрационных документах больницы он числится ее ближайшим родственником, ответственным за оплату счетов, поэтому я сочла возможным сделать для него эти копии.
— Встреча с ними расстроила пациентку?
— Похоже, да… немного. Когда они ушли, она попросила снотворное, которое вы прописали. Мы дали ей лекарство, и она проспала почти всю вторую половину дня.
Когда Майк вошел в кабинет Джорджа Стенфилда, он не удивился, застав там Джеральда Хатчинсона, но его встревожило присутствие маленького пухлого человека в толстых очках.
— Профессор Лейбовиц, доктор Кернз. — Голос газетчика казался еще больше натянутым, чем по телефону, а его манера — даже немного враждебной. Глаза Джеральда Хатчинсона выражали только довольную антипатию, которую, как показалось Майку, можно было наблюдать в глазах зрителя римских гладиаторских боев, когда он обрекал на смерть упавшего воина, опустив вниз большой палец руки.
— Я встречался с профессором Лейбовицем некоторое время назад, когда мы выступали свидетелями на одном процессе, — сказал Майк, здороваясь за руку со специалистом-графологом.
— Перед тем, как мы начнем, — сказал Стенфилд, — я должен признаться кое в чем.
— Что сняли копии с больничных документов?
— Да. Откуда вы знаете?
— После вашего звонка я позвонил в больницу, чтобы справиться о состоянии мисс Берк. Мисс Страбо, дежурная медсестра, сообщила мне о вашей просьбе снять ксерокопии.
— Мне, конечно, следовало предварительно позвонить вам, — признал Стенфилд, — но когда мы были у Жанет, сестра оставила историю болезни на столе и ушла, а Джеральд стал ее просматривать.
— Я заметил, что подписи под двумя документами о согласии на операцию разные, — перехватил инициативу Хатчинсон. — Естественно, одна была подделкой, поэтому я настоял на том, чтобы Джордж снял с них копии и показал графологу.
— Я, конечно, сразу же подумал о профессоре Лейбовице, — добавил Стенфилд, — поскольку, как вы, наверное, знаете, его мнение относительно почерков признано авторитетным даже в Верховном суде.
— Я хотел бы услышать мнение профессора, — сказал Майк спокойно. — Но, несмотря на любые различия, которые он может обнаружить в этих двух документах, я могу вас заверить, что они оба подписаны мисс Берк.
Джеральд Хатчинсон криво усмехнулся, но ничего не сказал.
— Пожалуйста, профессор, — сказал Стенфилд.
Лейбовиц разложил три ксерокопии на письменном столе Стенфилда и направил на них свет настольной лампы. Из кармана спортивной куртки он достал большую лупу.
— Я пометил эти образцы буквами «А», «Б», «В».
Он говорит таким тоном, подумал Майк, как будто дает показания в суде.
— Образец «А» — письмо, написанное мисс Берк мистеру Стенфилду две недели назад. Образец «Б» — больничная форма, согласие на операцию, очевидно, подписанное мисс Берк и засвидетельствованное Амандой Шефтал.
— Миссис Шефтал — медсестра утренней смены на этаже, — пояснил Майк.
— В этом документе доктору Кернзу дается разрешение проводить все необходимые хирургические процедуры с мисс Берк. Документ явно подписан ею, поскольку подписи на нем и на письме мистеру Стенфилду идентичны.
— Вы хотите сказать, что второй документ подписывала не она? — спросил Майк.
— Конечно же нет, как готов заявить профессор Лейбовиц, — сказал Джеральд Хатчинсон с ноткой триумфа в голосе.
— Пожалуйста, джентльмены, — прервал их специалист-графолог, — позвольте мне продолжить анализ, а затем мы обсудим, что это все означает.
— Простите, профессор, — извинился Майк, — пожалуйста, продолжайте.
— Образец «В» — аналогичная форма-согласие, предполагающая предоставление доктору Кернзу право на проведение операции под названием «двойная увеличивающая маммопластика».
— И подписанная пациенткой в тот же день вечером, — вставил Майк твердо.
— Подписано ее именем, — сказал Лейбовиц тоже твердо, — но не той же рукой, которая написала письмо мистеру Стенфилду и подписала первое согласие на операцию.
— Это невозможно! — воскликнул Майк. — Абсолютно невозможно.
— Вы упустили еще один возможный вариант, доктор, — резко вставил Хатчинсон, — подделку.
— Это ложь! — воскликнул Майк. — И вы можете ответить за такое обвинение перед судом.
— Что мы и собираемся сделать, — заявил Хатчинсон категоричным тоном.
— Ну, пожалуйста, джентльмены, — прервал их Джордж Стенфилд, — вопрос не в том, что кто-то на кого-то подаст в суд. Я, как ближайший родственник Жанет, хочу добраться до сути всего происходящего. Продолжайте, профессор.
— Вторая подпись засвидетельствована другим лицом, — сказал графолог, — имя трудно прочитать, но похоже на Эллен Страбо.
— Мисс Страбо дежурит на этаже с трех до одиннадцати, — пояснил Майк. — Мисс Берк попросила меня сделать маммопластику около пяти часов за день до операции, когда я уже собирался уходить. Я велел мисс Страбо подготовить форму и засвидетельствовать подпись больной, что она и сделала. Это нормальная больничная процедура, и я не понимаю, почему возник вопрос о том, что мисс Берк ее не подписывала?
— Свидетельство вполне определенное, доктор Кернз, — сказал профессор Лейбовиц, — кто бы не подписал за мисс Берк, — имитировал ее подпись, однако есть незначительные каллиграфические отличия между последней подписью и первыми двумя.
— Почему же вы не спросите саму мисс Берк? — поинтересовался Майк.
— Мы спросили, — ответил Джеральд Хатчинсон, — я показал ей вторую форму, и она совершенно не помнит, что подписывала ее.
Захваченный врасплох таким поворотом событий, Майк на минуту замялся.
— Когда я сказал ей сегодня утром, что провел маммопластику обеих грудей, она действительно была удивлена, — произнес он задумчиво. — Но ее это не расстроило.
— Расстроило позже, — сказал Джеральд Хатчинсон, — очень расстроило.
— В любом случае, — продолжал Майк, — первая форма-разрешение дает мне право делать все, что показано.
Жанет, хочу добраться до сути всего происходящего. Продолжайте, профессор.
— Вторая подпись засвидетельствована другим лицом, — сказал графолог, — имя трудно прочитать, но похоже на Эллен Страбо.
— Мисс Страбо дежурит на этаже с трех до одиннадцати, — пояснил Майк. — Мисс Берк попросила меня сделать маммопластику около пяти часов за день до операции, когда я уже собирался уходить. Я велел мисс Страбо подготовить форму и засвидетельствовать подпись больной, что она и сделала. Это нормальная больничная процедура, и я не понимаю, почему возник вопрос о том, что мисс Берк ее не подписывала?
— Свидетельство вполне определенное, доктор Кернз, — сказал профессор Лейбовиц, — кто бы не подписал за мисс Берк, — имитировал ее подпись, однако есть незначительные каллиграфические отличия между последней подписью и первыми двумя.
— Почему же вы не спросите саму мисс Берк? — поинтересовался Майк.
— Мы спросили, — ответил Джеральд Хатчинсон, — я показал ей вторую форму, и она совершенно не помнит, что подписывала ее.
Захваченный врасплох таким поворотом событий, Майк на минуту замялся.
— Когда я сказал ей сегодня утром, что провел маммопластику обеих грудей, она действительно была удивлена, — произнес он задумчиво. — Но ее это не расстроило.
— Расстроило позже, — сказал Джеральд Хатчинсон, — очень расстроило.
— В любом случае, — продолжал Майк, — первая форма-разрешение дает мне право делать все, что показано.
— Я не уверен, что суд сочтет этот аргумент применимым ко второй операции, доктор Кернз, — сказал профессор Лейбовиц.
— Почему?
— Была ли маммопластика действительно показана?
— Косметически, конечно.
— Было ли это связано с исправлением увечий, полученных мисс Берк во время катастрофы?
— Нет. Я сделал маммопластику только потому, что она попросила. Подождите минуту, — воскликнул он, — эту проблему можно решить, если позвонить мисс Эллен Страбо в больницу. — Он протянул руку к телефону на столе Стенфилда. — Можно воспользоваться?
— Конечно.
— Включите, пожалуйста, переговорное устройство. Я хочу, чтобы вы все слышали, — сказал Майк, набирая телефюн университетской больницы. Он попросил соединить его с комнатой медсестер на этаже, где лежала Жанет Берк.
— Мисс Страбо, — сказал он, когда его соединили, — расскажите, пожалуйста, подробно, что происходило, когда я вас попросил взять второе письменное согласие у мисс Берк на проведение маммопластики вечером за день до операции.
— Я написала название операции и имя больной, как обычно это делаю по требованию врача, и принесла документ в палату, — сказала медсестра.
— Больная сомневалась хоть секунду, когда подписывала его?
— Нет, доктор. Но она выглядела возбужденной. Она смеялась. Ее глаза горели каким-то странным огнем.
— В каком смысле?
— Ну… я думаю, можно сказать, дьявольским.
Майк сидел согнувшись у телефона, когда задавал вопрос. Теперь он неожиданно выпрямился с удивленным выражением лица.
— Вы сказали дьявольским? — быстро переспросил он.
— Да. Мисс Берк была возбуждена, как будто замышляла что-то против кого-то. У нее даже изменился голос, он стал каким-то хрипловатым. И руки немного дрожали, когда она подписывала документ.
— Но она не отказывалась его подписать?
— Да нет. Она даже не потрудилась прочитать его внимательно. Когда я подписывала его как свидетель, она засмеялась и сказала: «Сестра, у меня будет самая прекрасная пара сисек, какую только видел мир».
— Это абсурд! — воскликнул Джеральд Хатчинсон. — Жанет никогда бы так не сказала.
— Это все, что она сказала, мисс Страбо?
— Э… нет. Она взяла с меня обещание, если вечером придут ее дядя и жених, ничего им не говорить об этой операции.
— А вы спросили ее почему?
— Нет. У нее довольно маленькая грудь для ее роста, и я подумала, что, может быть, она хочет сделать другую в качестве свадебного подарка.
Джеральд Хатчинсон выглядел так, как будто его сейчас хватит удар. Наклонившись к переговорному устройству, он произнес:
— Это мистер Хатчинсон. Вы уверены, что это она просила вас не говорить об операции, а не доктор Кернз?
— Конечно, — ответила Эллен Страбо без колебания. — Доктор Кернз уже ушел. Но я заметила еще одну вещь. Больная еще была подсоединена к энцефалографу, а доктор Кернз просил меня следить за появлением тета-волн, которые он иногда наблюдал. В тот момент их было много на экране.
— Благодарю вас, мисс Страбо, — сказал Майк и повесил трубку.
— А что там происходит с этими тета-волнами? — спросил Джеральд Хатчинсон с подозрением.
— Время от времени мы замечали необычные волны на электроэнцефалограмме. По-видимому, это последствие перенесенного сильного сотрясения мозга. — Он надеялся, что это объяснение удовлетворит двух мужчин, но не того, который уже все для себя решил.
— Сестра явно в сговоре с вами, — сказал Хатчинсон.
Майк с трудом сдержался.
— Вы слышали, она сказала, что мисс Берк была возбуждена. Этим можно объяснить любые различия в этих двух подписях.
— Я не согласен, — вдруг неожиданно возразил графолог, — различия более глубокие.
— Вам придется мне их показать, — решительно заявил Майк, — обвиняемый имеет право видеть выставляемые против него улики.
— Я ни в чем вас не обвиняю, Майк, — сказал Джордж Стенфилд, — что касается меня, то я удовлетворен объяснением.
— А я нет, — вставил Джеральд Хатчинсон, — пожалуйста, продолжайте, профессор.
Эксперт положил все три образца рядом и дал Майку лупу.
— Изучите первое разрешение на операцию, доктор, — велел он. — Как вы видите, подпись четкая и ясная. Прописная «Ж» была симметричная, строчные «а» и «н» имеют хорошую форму, а строчные «е» и «т» выведены без разрыва. То же можно сказать о буквах фамилии Берк, особенно «к», которая в конце подписи обычно превращается в закорючку.
— Я вижу.
— Посмотрите теперь на подпись под вторым разрешением на операцию. Заметили, что прописная «Ж» напечатана, а не написана, как на первом документе. Можно также видеть разрыв между строчными «н» и «е», и строчная «т» выписана по-другому.
— И вы пришли к выводу, что эти два документа подписаны разными людьми? — спросил Майк.
— По крайней мере, другим почерком. Доказательства бесспорны, и я могу заявить это на суде.
— Надеюсь, вы не обидитесь, Майк, но есть один вопрос, который наверняка задал бы любой дотошный юрист в случае иска за неправильное лечение, — угрюмо добавил Джордж Стенфилд.
— Мне придется отвечать на многие вопросы, — сказал Майк покорно, — выкладывайте.
— Как хорошо вы знаете Эллен Страбо?
— Мы с ней встречались несколько раз. Если вас интересует, помогала ли она мне подделать документ, чтобы я смог получить больший гонорар за операцию, то ответ будет отрицательным. Если в этот день два человека подписали два различных документа, то они должны были находиться в одном теле… — Майк неожиданно замолчал. «Таков должен быть ответ. Конечно», — подумал он и, повернувшись к профессору, спросил:
— Вам когда-нибудь встречался такой случай, доктор, как две личности, так сказать, обитающие в одном человеке?
— Однажды я участвовал в судебной экспертизе состояния здоровья шизофреника, случая раздвоения личности. Больной в одно время был как бы одним человеком, в другое — другим.
— Почерки этих двух личностей были идентичны?
— Нет, они были разными, как эти два.
— Вот! — воскликнул Майк радостно. — Это объясняет все.
— Кроме того, что Жанет никогда не страдала неврозом или другим личностным заболеванием, — возразил Джеральд Хатчинсон, — и вам вряд ли удастся доказать это в суде.
— А после тяжелых увечий и сотрясения мозга, которые она перенесла… Доктор Рандал Маккарти считает, что у нее явно есть признаки раздвоения личности.
— Маккарти! — воскликнул Джеральд. — Ну вот, опять.
— Господи, о чем ты, Майк? — спросил Стенфилд.
— Я уже говорил вам, что попросил Маккарти осмотреть ее…
— Да, я помню, но он сказал, что повреждения Жанет не имеют последствий, препятствующих использованию восстановительной хирургии.
— В то время не было никаких признаков раздвоения личности, но сегодня утром я рассказал ему о ее странном поведении, связанном с просьбой о маммопластике, и, по его словам, именно временное проявление раздвоения личности может объяснить все.
— В этом случае необходимо дальнейшее ее исследование доктором Маккарти и занесение всего в историю болезни.
— Что это даст? — спросил Джеральд Хатчинсон. — Он, естественно, согласится с Кернзом. Вы же знаете, доктора никогда не будут свидетельствовать друг против друга.
Джордж Стенфилд прервал Хатчинсона:
— Попросите, пожалуйста, доктора Маккарти еще раз обследовать Жанет в ближайшее, по возможности, время.
— Конечно. Возможно, он осмотрит ее уже утром.
Джеральд Хатчинсон попытался возразить, но Стенфилд его сурово прервал:
— Ну хватит, Джеральд. Мы уже достаточно надоели доктору Кернзу сегодня.
Эллен Страбо работала в сестринской, когда Майк пришел на ее этаж около шести часов. Высокая блондинка, она была довольно общительна и весьма популярна среди персонала, особенно мужчин.
— Что это был за допрос о моем освидетельствовании подписи мисс Берк? — спросила она Майка. — Вам грозят неприятности?
— Графолог говорит, что подписи под этими двумя документами не идентичны.
— Я сама видела, как мисс Берк подписала бумагу, и знаю, что это ее подпись. Но вместе с тем было впечатление, что вы смотрите на человека и знаете, кто это, и вдруг он становится другим.
— Каким образом?
— Трудно объяснить, но тон ее голоса, ее движения, взгляд…
— По телефону вы назвали его дьявольским.
— Она действительно так и выглядела — глаза горели, и все в ней как-то изменилось.
— Я тоже это заметил, когда она меня вернула уже от двери в тот день и попросила сделать маммопластику.
— Бог видит, ёй нужна была вторая операция, так чего же она сожалеет?
— А может быть, это и не она. Вы описали в истории болезни особенности ее поведения в этот день?
Блондинка отрицательно покачала головой.
— Похоже, не было причины, особенно после того, как она попросила меня ничего не говорить ее дяде и этому помпезному индюку — жениху. Кроме этого, я смотрела прямо на нее, когда она подписывала документ, и точно знаю, кто был передо мной.
«Может быть, никто из нас не знал, кем она была в тот момент», — подумал Майк, взял записи и пошел по коридору в палату Жанет Берк.
Она сидела на кровати и заканчивала причесывать волосы, пользуясь прикрепленным над кроватью зеркалом и расческой с ручкой из слоновой кости. Позолоченная щетка с инициалами ЖБ лежала на тумбочке.
— Вам лучше? — спросил он.
— Похоже, да, но я слаба, как котенок. Мисс Страбо только что проводила меня в ванную. Я никогда бы не сделала это сама.
— Вы потеряли больше крови, чем мы вам перелили, но все быстро восстановится, когда вы сможете есть что-нибудь еще кроме детского питания.
Она посмотрела на часы на руке:
— Вы сегодня поздно делаете обход.
— Я участвовал в совещании относительно вас в кабинете вашего дяди.
— Относительно меня? — Она казалась искренне удивленной. — Почему?
— Ваш жених пытался доказать, что вы не давали мне разрешения на проведение второй операции по маммопластике.
— Бедный Джеральд. Когда мы вместе, он всегда пытается оттеснить меня на второй план, но если я буду выглядеть как вы обещали, то, как мне кажется, он боится, что ему придется играть вторую скрипку.
— Разве это вас не беспокоит — как основа для супружества?
— Я никогда раньше об этом не думала. Он такой динамичный, что я, естественно, смирилась с тем, что такова будет моя роль. Но сейчас… Она помолчала, потом добавила: — Какая разница, подписывала я или не подписывала теперь, когда вы уже сделали операцию и я довольна ее результатами?
— Мисс Страбо засвидетельствовала вашу подпись на второй форме, но не заметила тогда, что эта подпись резко отличалась от первой.
— Каким образом?
Из большого коричневого конверта, который он принес с собой, Майк достал ксерокопии документов, а также заключение профессора Лейбовица. Джордж Стенфилд разрешил Майку показать его доктору Рандалу Маккарти на следующее утро.
— Сначала посмотрите заключение эксперта, — посоветовал он, — вам легче будет найти различия, если вы будете знать, где их искать.
— Я уже вижу их. Как будто кто-то хотел подделать мою подпись. Хорошая работа. Я бы и сама могла не заметить, если бы не некоторые детали.
— Например?
— Буква «Ж» в слове Жанет. Я обычно ставлю прописную букву, а здесь она как печатная с небольшим завитком. Так писала «Ж» бедная Лин Толман. Некоторые другие буквы тоже отличаются.
— Эксперт отметил все эти случаи в своем заключении.
Жакет подняла глаза от документа:
— Так что же это означает?
— Если вы действительно не помните, что просили меня сделать маммопластику…
— Я совершенно не знала, что вы сделали эту операцию до тех пор, пока не спросила вас утром о назначении этих повязок.
В ее голосе сквозила озабоченность. Вдруг прямо на его глазах стали происходить поразительные изменения, как будто Жанет превращалась в другого человека. В ее глазах опять появился этот вызывающий, нагловатый блеск, который Майк уже видел за день до этого. Ее голос также изменился, став хрипловатым и звонким, а ее манеры как день и ночь отличались от тех, которые он наблюдал в начале их разговора.
— Эй! — крикнула она возбужденно. — Я могу подать на тебя в суд, да?
— Если пожелаете, — сказал Майк сдержанно, — хотя я…
— Что, парень, ты уже обмочился со страху! — ухмыльнулась она. — Где-то должны быть снимки, на которых видно, какой плоской она… я была. Если я покажу их, а потом продемонстрирую грудь, которую ты мне сделал, в качестве вещественных доказательств, присяжные заседатели враз тебя упекут.
— Вы еще не видели результаты операции, — напомнил он.
— А эти искусственные подушки, которые ты засунул мне под кожу, как называются?
— Протезы.
— Ну, как бы они ни назывались, на вид и на ощупь будет казаться, что я ношу пару подставных грудей.
— Силиконовое желе имеет такую же консистенцию, как и ткани груди, — заверил он ее, — и если не нажимать сильно, чтобы прощупать пластиковую оболочку, отделяющую желе от тканей груди, вы никогда не скажете, что там находится протез.
— Какой размер ты мне сделал?
— Тридцать шесть Б.
— Ты добряк. — Ее голос все еще был звонким, но сейчас уже звучали саркастические нотки. — Если я подам на тебя в суд, то мое слово будет против твоего, а присяжные всегда верят женщинам, особенно если я продемонстрирую им эти силиконовые мешки, которые ты в меня засунул.
— Не забывайте, мисс Страбо засвидетельствовала вашу подпись и покажет на суде, что вы подписали разрешение, — сказал он довольно резко, но она только рассмеялась, и довольно цинично.
— Толковый юрист легко разобьет твои доказательства. Все время, когда она обслуживала меня до того, как ты пришел, она рассказывала о тебе. Она сходит по тебе с ума, Майк, и заберется к тебе в постель при первом удобном случае, если, конечно, ты не спишь с ней уже. А если нет, послушай моего совета и займись ею. Она должна быть очень страстной.
Майк внезапно покраснел и этим полностью выдал себя. В палате опять раздался нагловатый смех, весьма неприятный и странный. Он заставил Майка содрогнуться.
— Вот! — воскликнула она с удовольствием. — Я шокировала тебя, правда?
— Конечно же нет. — Он не скрывал раздражения в голосе. — Я не настолько наивен.
Она поглядела на него испытующе, и от этого нагловато-вызывающего взгляда у Майка по коже мурашки побежали.
— Похоже, что нет. Но ты и не похож на того, кто пропустит мимо рта такую ягодку.
— Если вы закончили обсуждать мою личную жизнь…
— Не надо сердиться, дорогуша, лишь за то, что я отметила в тебе нормальные мужские инстинкты.
Майк резко повернулся и вышел из палаты, хлопнув дверью. Вдогонку ему звучал издевательский смех. И хотя Майк был крайне рассержен, он никак не мог поверить в то, что услышанные им только что слова могли исходить из уст Жанет Берк, которую он знал до операции.
В сестринской он отметил в истории болезни, что состояние больной удовлетворительное, но ничего не написал об изменении ее манер, которое наблюдал в течение последних минут их разговора.
— Вас что-то тревожит? — спросила Эллен Страбо, когда он клал клиническую карту на место.
— Не могу понять, как ей удается объединять в себе двух разных людей, когда вы глядите прямо на нее или разговариваете с ней.
— Раз в неделю я дежурю в психиатрическом отделении, — сказала медсестра, — у них есть пара больных такого типа. Они ласковы с вами, как котята, а в следующий момент полностью меняются и, кажется, готовы вас задушить. Если у вашей больной намечаются психические отклонения, может, лучше перевести ее в психиатрическое отделение, пока она ничего не натворила?
— Пока присматривайте за ней более тщательно, чем обычно, и сообщите мне, если вторая личность снова проявится.
— Следует ли мне описать ее поведение в истории болезни?
— Лучше не надо.
— Слушаюсь, Майк, — сказала она улыбаясь, — вы врач.
Когда Майк ехал домой по запруженным машинами улицам, он размышлял о том, что, хотя диагноз Маккарти о возможном раздвоении ее личности удовлетворил Стенфилда и газетчику, вероятно, удастся уговорить свою племянницу не подавать в суд, он явно не удовлетворял его самого, так же как и Джеральда Хатчинсона.
Съев пиццу, которую он купил в пиццерии на углу вместе с бутылкой пива, Майк пошел к себе в студию посмотреть телевизор. Он еще не успел включить телевизор, когда его взгляд упал на энциклопедию, которая все еще лежала на столе, открытая на странице с изображением Афродиты Праксителя. Когда он рассматривал прекрасную статую, ему на секунду показалось, что в ее пустых глазах мелькнул почти демонический отблеск, который он наблюдал в глазах Жанет Берк в больнице.
Затем видение рассеялось, и Майк видел только красивое лицо и грудь богини любви, высеченные из холодного мрамора. Однако она была совсем не холодная, когда пришла к нему в объятия во сне прошлой ночью. Она уже не была мраморной статуей, а живой, дышащей женщиной, которая выглядела точно так, как будет выглядеть, по его глубокому убеждению, Жанет Берк, когда наконец оправится от последствий его ваяния, совершенного скальпелем в операционной университетской больницы. Кроме того, во сне ее наглое тело было теплым и отвечающим на его ласки, а губы трепетно прижимались к его губам, требуя к себе внимания, которое обычно оказывалось поклонниками богине любви.
— При таком подбородке не удивительно, что он всегда носил козлиную бородку, — сказал доктор Хал Петри, когда Майк зашел в операционную в семь часов утра в понедельник. — Ты думаешь, что сможешь добыть достаточно кости из его клюва, чтобы сделать подбородок, Майк?
— Он предпочитает сохранить нос. Говорит, это придает ему индивидуальность.
— Действительно, благородный шнобель, — сказал Петри, — с таким носом и пышными бровями он похож на самого Сатану!
Майк задумался. На следующий день после встречи в кабинете Джорджа Стенфилда доктор Рандал Маккарти осмотрел Жанет Берк и поставил диагноз — случай временного раздвоения личности вследствие сотрясения мозга, сведя таким образом на нет опасность, которую представляли для него обвинения Джеральда Хатчинсона.
Слова Хала Петри вызвали новые тревожные сомнения. Если в Жанет действительно вселился демон, заставлявший Лин Толман убивать невинных людей, планируя и проводя взрывы в Чикаго, а его новая пациентка была из того же теста, то в этом случае Маккарти мог поставить только этот диагноз, и никакого другого. Забот с одним демоном вполне хватало. Теперь, похоже, ему придется иметь дело с двумя.
Помыв руки, в перчатках и халате Майк подошел к столу, на котором лежал Рандал Маккарти. Его тело было почти полностью покрыто стерильными простынями. Были обнажены только два места: лицо и прямоугольный участок кожи над левым бедром, откуда предполагалось извлечь фрагмент кости для нового подбородка.
Ассистент подал ему тампон, и Майк, обмакнув его в антибактериальный краситель, начал размечать места планируемых разрезов. Сперва он нарисовал что-то похожее на полумесяц под каждым глазом Маккарти, очертив подглазные мешки. Затем, перейдя в район уха больного, наметил место надреза для поднятия кожи лица. Причем наметил эти места у самой границы волосяного покрова, чтобы после выздоровления довольно длинные волосы Маккарти полностью закрыли бы еле заметный шрам.
Начав над ухом примерно в двух дюймах от кромки волосяного покрова, Майк провел фиолетовую линию вниз к верхнему окончанию уха спереди. Далее он продолжил эту линию вдоль передней части уха и, приподняв мочку уха, загнул ее туда и ниже вдоль кромки волосяного покрова на две трети расстояния по шее.
Потом Майк взял тонкую иглу с черной шелковой ниткой и продел ее через мочку уха. Второй стежок он сделал в середине уха, чтобы использовать их для стяжки уха во время работы и убрать, когда она закончится. Повернув голову Маккарти, он проделал то же самое с другой стороны. Затем сделал разрез над бедром и извлек фрагмент кости примерно в дюйм длиной. Аккуратно придав ему нужную форму, он отогнул губу Маккарти и сделал надрез слизистой оболочки у основания зубов нижней челюсти.
Стальным элеваторием он очень осторожно раздвинул ткани, сдвинул их вниз, обнажив центральную часть челюстной кости. После этого зафиксировал извлеченный им до этого и обработанный фрагмент кости на впалом участке челюстной кости, чтобы дать пациенту то, чего у него никогда не было, — подбородок нормального размера. Несколькими стежками Майк накрыл ранку на слизистой оболочке. Затем операционная бригада сменила перчатки и халаты, чтобы перейти к основной части операции — подтяжке лица.
Вернувшись к столу, Майк сделал два разреза с правой стороны под глазом вдоль нарисованных им линий. Надрезав кожу внутри отметок, под которыми находились жировые ткани, Майк осторожно выдавил жировую подушку, образовавшуюся в мышцах под глазом. Затем кожа была аккуратно зашита маленькими стежками очень тонкой черной шелковой нитью. Мешок под правым глазом Маккарти исчез. Через несколько минут то же было проделано с мешком под левым глазом.
— Я удалил сперва избыточную ткань и жир под глазами, — объяснил Майк членам своей бригады и нескольким зрителям на галерее, — потому что, когда мы закончим ритидопластику — хирургическое название удаления морщин — и начнем накладывать швы, вдоль разрезов появится определенное натяжение и зашить эти разрезы будет сложно.
Майк взял свежий скальпель и начал с правой стороны делать разрез вдоль фиолетовой линии, нарисованной вокруг уха. Работая быстро и ловко, он при помощи ассистента наложил около десяти тракционных стежков по краю кожи вдоль ранки. Пользуясь ими для поднятия края кожи по направлению к носу, левой рукой Майк начал поддевать кожу маленькими ножницами, ища одну из обычных фасциальных равнин под ней. Когда он добрался до нее, он взял большие по размеру, но более узкие ножницы и начал отслаивать кожу вдоль щеки почти до внешнего угла глаза и чуть выше к темени перед ухом и выше, приближаясь к месту, откуда только что удалил жировые мешки.
В то время как Майк отделял кожу от мышц, его помощник быстро останавливал маленькие очаги кровотечения при помощи маленьких артериальных хирургических щипцов. Когда на месте оказывалось с полдюжины зажимов, он закрывал небольшие кровеносные сосуды, используя систему электрокоагуляции. Двигаясь быстро и внимательно следя за тем, чтобы не повредить нервные окончания и более крупные кровеносные сосуды, Майк продолжал отслаивать кожу лица, продвигаясь к уголку рта и отверстию ноздри.
Затем он стал спускаться вниз через челюсть к верхней части шеи, стараясь не повредить нервные окончания, что могло бы привести к потере чувствительности в этом месте. Он приблизился к черте почти на уровне адамова яблока и пошел по шее под челюстной костью до нижнего края самого разреза, а также по направлению к тому месту, куда только что имплантировал кусочек кости.
— Ритидопластика в том виде, как ее практикуют специалисты типа доктора Кардоза из Бельвю в Нью-Йорке, где я учился последние два года, весьма обширна, — между делом комментировал Майк для зрителей. — Изначально отслаивание проводилось только на небольшое расстояние вдоль щеки от центральной части уха и вниз по шее. Кроме этого, неровности тканей под кожей не удалялись, и в результате достигнутые улучшения исчезали через год-два, а иногда и быстрее.
— А как долго они сохранятся при этом методе? — спросил анестезиолог.
— В среднем десять лет. Иногда дольше.
Закончив с правой стороной и тщательно закрыв все точки кровотечения, Майк избавился от жировой прослойки, накопившейся под тем местом, которое раньше считалось подбородком Рандала Маккарти, придавая ему двойную форму. Потом его помощник приподнял уже отслоенную кожу, а Майк очень аккуратно проник под нее и исправил небольшие неровности тканей, от которых была отделена кожа. Он подтянул стежки, перед тем как их связать, стараясь избежать складок или припухлостей, которые могли придать лицу пациента непропорциональный вид после выздоровления.
— Теперь самое сложное. Надо определить, сколько кожи удалить, — сказал Майк.
С помощью большого зажима, вставленного под отслоенный участок кожи, он начал ее натягивать к уху. Когда кожа легла на место, но не слишком натянулась, Майк начал подрезать избыточные участки кожи, пока полностью не зашил тончайшими шелковыми черными нитками весь разрез, имеющий форму хоккейной клюшки. Сделав последний стежок, он взглянул на часы.
— Сорок минут, — сказал он, — Кардоза укладывается в двадцать пять.
— Когда проработаешь с его, тоже станешь таким быстрым, — успокоил его Петри.
— Может, другая сторона пойдет быстрее.
Со второй стороной лица он справился всего за тридцать минут, и, когда отошел от стола, с галереи послышались приглушенные возгласы одобрения наблюдавших за операцией студентов и свободного персонала.
— Теперь дадим ему примерно шесть недель, скажем, три на заживление разрезов и три на избавление от экхимозов, когда кожа примет нормальный вид, — сказал Майк и начал снимать перчатки, — и он будет выглядеть на десять лет моложе, а может, и больше.
— Это как раз будет соответствовать его характеру, — заметила медсестра-стажер, которая убирала инструменты. — В прошлом году я была на одном из его занятий, и если какой-либо девушке удавалось выйти из его приемной необщипанной, она могла считать, что ей повезло.
— Или не повезло, — продолжила тему вторая сестра. — Не секрет, что глубина этого «обследования» впрямую связана с уровнем оценки за прослушанный курс.
— Между прочим, мисс Скарлет, — спросил Петри первую студентку с выражением истинной невинности на лице, — а что вы получили?
— Я получила Б с плюсом, — призналась та и засмеялась, — но если бы я не боялась щекотки, могла бы получить А.
Майк отдал необходимые распоряжения для заполнения истории болезни пациента, принял душ и переоделся, перед тем как направиться в палату Жанет Берк. Виденный сон и проведенные за городом выходные заставили его на секунду задуматься, но когда он открыл дверь палаты, то нашел девушку сидящей на стуле у кровати с книгой в руках. Ее волосы были связаны на затылке ленточкой, и Майк с удовольствием заметил, что она была самой собой, а не тем саркастичным, циничным созданием со странным блеском в глазах. Ее же собственные глаза становились все более прекрасными по мере того, как припухлость лица, спрятанного под пластиковой маской, начала постепенно спадать.
— Я только что закончил операцию на лице нашего друга доктора Маккарти, — сообщил он ей.
— Я знаю. Он на нашем этаже. Доктор приходил вчера вечером и рассказывал, что сперва вы хотели нарастить его впалый подбородок за счет куска его носа.
— Он решил сохранить свой шнобель, поэтому мне пришлось взять фрагмент кости из другого места.
— Как тот, который вы вмонтировали над моей верхней челюстью.
— Примерно так. Как вам понравился доктор?
— Вчера вечером он вел себя вполне прилично. Он говорил в основном о Лин и объяснил, почему она была такая.
— Да? Что же он сказал?
— Он считает, что она была психопатом, рожденным без осознанных моральных устоев. Условия жизни в детстве усугубили это состояние. То, что он сказал, вполне совпадает с тем, что я уже сама знала по ее рассказам.
— Похоже, у нее не было шанса стать кем-либо еще, кроме того, кем она стала, — бунтарь без причины.
— О нет. У нее была причина. Она ненавидела всех, кто думал не так, как она.
— Но вы же не думали как она. Почему же бы считаете, что она вам доверяла?
— В некоторых вещах мы сходились.
Он посмотрел на нее настороженно:
— Например?
— Мои родители погибли, когда мне было только три года. Несмотря на то что дядя Джордж был ко мне очень добр, я все же не могу избавиться от какого-то чувства неприязни к ним за то, что они оставили меня одну. Повзрослев, я поняла, что это чувство необоснованно, но потребовалось много времени, чтобы избавиться от него, от чувства обиды на них и на весь мир за то, что я осталась сиротой и у меня не было родителей, как у других детей. По-моему, Лин даже и не старалась переступить через свою изначальную ненависть. Она всегда стремилась отомстить миру, делая свои взрывы все более разрушительными для всего живого.
— Вы рассказываете об этом в своей книге?
— Да.
— Вам когда-нибудь приходила в голову мысль, что она использовала вас как посредника? Она использовала вас, чтобы рассказать людям о себе так, как хотела бы себя представить в их глазах.
— Конечно, но это было сначала. — Этот вопрос, похоже, ее нисколько не обидел, что его весьма удивило. — Но по мере того как наши отношения крепли, особенно когда она была в тюрьме, мне кажется, она наконец поняла, что меня интересует в ней личность, а не какое-то животное, которому положено сидеть в клетке. После этого она стала доверять мне. Между прочим, когда мы увидим, насколько удачной была ваша операция на моем лице?
— Завтра утром, когда я сниму швы на пятый день после операции, ваше лицо будет все еще в черно-синих подтеках и немного опухшим, что, несомненно, исказит общую картину, но мы сможем получить общее представление о том, как близко вы подошли к идеальному образу женщины, который я смоделировал.
— Вашему идеалу или Праксителя?
— Думаю, что немножко от обоих. Многое, что вошло в мою модель восстановления вашего лица, было позаимствовано у художника, который, несомненно, был величайшим скульптором в истории. Но каждый раз, когда хирург делает такого рода пластические операции, мне кажется, что подсознательно он реконструирует ткани в соответствии со своим собственным представлением об идеале.
— Учитывая красоту созданной вами модели, это можно считать комплиментом.
— Это значит, что вы относитесь сейчас ко мне не так, как вечером в прошлую пятницу?
— Что вы имеете в виду?
— Когда вы увидели разные подписи на документах с согласием на операции, вы собирались подавать на меня в суд.
Она нахмурилась:
— Я помню, как смотрела на документы, как заметила различия подписей, но после этого я не помню даже, как вы ушли. По моему мнению, вы сделали мне одолжение, проведя вторую операцию. Мне никогда не доставляло удовольствия покупать подушечки в мой бюстгальтер.
— Вам больше не придется, — заверил он.
— Я и сама это чувствую, несмотря на повязки.
— Иногда мне кажется, что внутри вас существует два человека, — признался Майк. — Один — это тот, с кем я разговариваю сейчас, приветливая девушка, которая всем нравится. Другой — довольно крикливый и циничный, неприятный тип.
Она взглянула на него с тревогой:
— Вы хотите сказать, что у меня раздвоение личности? Однажды мне пришлось писать о таком случае.
— Профессор Маккарти говорит, что в какой-то степени это присутствует в каждом из нас.
— Я никогда не замечала за собой такого, и никто из моих друзей никогда мне об этом не говорил.
— Может быть, стоит спросить вашего дядю, когда он придет. Он знает вас лучше, чем я.
— Меня не прельщает перспектива объединять в себе двух человек. Особенно, если один из них грозит подать на вас в суд, когда вы спасли мою жизнь после катастрофы самолета.
Майк обещал Жанет снять некоторые швы, которые можно снимать на пятый день после операции. Он приехал в больницу утром и нашел девушку в состоянии глубокой озабоченности.
— Я не сомкнула глаз ночью, — произнесла она, когда пришел он и медсестра с тележкой для инструментов, — я боюсь, что швы разойдутся, и останется множество шрамов. Я видела такое у больного в Чикаго, которому делали подтяжку лица.
— Ничего такого не случится, — пообещал Майк и начал снимать повязку с небольших ран в уголках ее глаз.
Ранки прекрасно заживали. Аккуратно удалив нитки, он осторожно снял пластиковую маску и хлопковую подкладку, находившуюся под ней. Ослабив повязку на маленьком разрезе, который он сделал на самом кончике носа Жанет, чтобы вставить Г-образную кость, ставшую ее новой переносицей, Майк удалил два стежка и вернул повязку на прежнее место.
— Хотите посмотреть? — спросил он, приспосабливая небольшое зеркало в середине стола, укрепленного поперек постели.
— Вы не сняли швы с моего рта.
— Они абсорбируемые и отпадут через несколько дней.
— Да! И попадут ко мне в пищу?
— Они легко усваиваемые. Не беспокойтесь о них. — Она все еще не открывала глаза, и Майк добавил: — Вам все же следует посмотреть перед тем, как я наложу маску обратно. Ваше новое лицо прямо произведение искусства.
Жанет крепко ухватилась на его руку перед тем, как открыть глаза. Затем, когда изображение в зеркале прояснилось, ахнула от неожиданности, удовольствия и недоверия.
— Вы действительно сделали меня похожей на Афродиту из энциклопедии, — воскликнула она, — я была уверена, что вам это не удастся, учитывая то, в какое месиво было превращено мое лицо.
— Вы удовлетворены?
— О Майк, конечно! Я чувствую себя как Элиза из «Моей прекрасной леди».
— Я знаю, что вы станете петь: «Я танцевать хочу, я танцевать хочу…», верно?
— Даже больше этого. Несмотря на эхи..
— Экхимоз.
— …о котором вы меня предупреждали, я вижу, что мое новое лицо будет красивым, а не просто, как у Жанет до этого. А его необходимо опять закрывать?
— Да, примерно на неделю. Если вы опять обо что-нибудь ударитесь или упадете, то можете испортить всю мою тонкую работу, проделанную с вашим носом.
— Вы просто волшебник. Когда я первый раз пришла в сознание и увидела, насколько изуродована, мне не хотелось больше жить. Но сейчас…
— Перед вами целая новая жизнь первой красавицы. Вы задумывались над тем, что она будет собой представлять?
— Я мечтала быть прекрасной, о чем мечтают все девушки. Каждый раз, смотрясь в зеркало, я говорила себе, что эти мечты напрасны, но вы сделали их явью.
— Она сжала его руку. — Я надеюсь, вы выставите авиакомпании большой счет за эту работу. Она дорого стоит.
— Сейчас я лучше наложу маску обратно. Теперь, зная, что находится под ней, вы перестанете беспокоиться.
Майк работал, умело накладывая маленькие повязки на ранки в уголках ее глаз, которые, как он и обещал, приобрели немного восточный разрез. Затем он закрепил пластырем пластиковую маску на прежнее место, чтобы поддерживать ее скулы и четкий прямой профиль нового носа в нужном положении.
— Теперь присядьте на кровати и позвольте медсестре снять с вас рубашку, — сказал он, когда маска была зафиксирована, — мы проверим, так ли удачно обстоят дела со второй операцией, как с первой. Вы можете прикрыть грудь полотенцем правой рукой, когда мы снимем эластичные бинты.
— Зачем?
— Я достаточно консервативен и считаю, что женщина имеет право оставаться скромной, если пожелает, даже перед доктором.
Жанет Берк засмеялась:
— Да уж поистине консервативен, если учесть, какие купальники носят сейчас. Я уверена, вам также хочется увидеть результаты своей работы, как…
В этот момент спала последняя повязка и, поскольку сами заклеенные швы находились у нее под мышками, обновленные груди предстали во всей своей симметричной красоте. Никакие синяки или кровоподтеки не портили прелесть самой кожи, как это имело место на лице, и ее восторженный вздох удивления был для Майка лучшей наградой.
— Вы действительно одарили меня бюстом богини! — воскликнула она.
— Попробуйте их на ощупь. Сомневаюсь, что вы вообще сможете ощутить присутствие протезов.
Жанет слегка сдавила каждую грудь, и ее глаза еще больше расширились.
— Я не могу определить, где они заканчиваются и начинается силикон.
— Вы также вполне симметричны, — сказал он и стал снимать швы с двух разрезов. — Тридцать шесть — двадцать пять — тридцать шесть. Это не совсем соответствует размерам Венеры Милосской, но вполне пригодно для наших дней. И еще одно, — добавил он и заклеил пластырем последний разрез, который стал совершенно невидим под ее рукой, — я прошу вас носить бюстгальтер. Не имеет значения, насколько мал он будет, главное, чтобы он хоть немного поддерживал грудь и лишил протезы тенденции к сползанию вниз.
— Не беспокойтесь. Я не допущу никаких изменений в том, что вы со мной сделали. А вы можете сказать, сколько мне еще придется пробыть в больнице?
— Ваши челюсти должны оставаться в фиксированном состоянии примерно четыре недели, но вам необязательно оставаться здесь все это время. Думаю, еще две недели госпитализации будет достаточно. Когда у вас намечена свадьба?
— Никакой свадьбы не будет. Похоже, я послала Джеральда к черту.
— Вы не помните этого? — спросил Майк удивленно.
— Должно быть, это была вторая я, которая, как говорит доктор Маккарти, иногда преобладает. — Ее голос стал озабоченным. — Но я не могу допустить, чтобы кто-то внутри меня строил мою жизнь без моего ведома.
— По мнению доктора Маккарти, вторая личность является результатом сотрясения мозга и вскоре растворится.
— А если нет?
— У вас есть основания так утверждать? — спросил он.
— Не знаю, и в этом вся проблема. До сих пор все шло к лучшему. — Я получила новое лицо и красивую грудь, а с Джеральдом я все равно собиралась порвать. Но что бы ни делала моя вторая личность, я все равно за все отвечаю, правда?
— Боюсь, что так, если не будет другого объяснения.
— Что вы имеете в виду?
— Я не могу сказать точно, — сказал он ей, — но у меня есть теория, и когда я смогу обосновать ее, я вам расскажу. Что вы собираетесь делать после окончательного выздоровления? Вернетесь в Чикаго?
— Пока нет, а может быть, и никогда. Дядя Джордж хотел, чтобы я переехала в Вашингтон, и поскольку я уже здесь, я думаю, что останусь. Кроме этого, он считает, что жить в Чикаго будет для меня опасно, особенно сейчас, когда банда Лин Толман должна еще находиться там.
— Возможно, он прав. ФБР все еще охраняет вас.
— По мнению дяди Джорджа, мне следует укрыться где-нибудь, пока я не закончу работу над книгой, но мне не хочется находиться на положении затворницы в его квартире.
Майку пришла в голову мысль.
— У меня есть коттедж в Мэриленде на восточном берегу Потомака к югу от шоссе 1–495. Я как раз ехал туда, когда увидел, что ваш самолет падает. Коттедж находится в уединенном и удобном месте. У вас будет много времени для работы или просто для отдыха, и никто не узнает, что вы там находитесь.
— Звучит заманчиво, — сказала она, надевая рубашку, — но только, если вы разрешите мне его снять.
— Если вы настаиваете. Все равно я бываю там редко, только по выходным.
— Швы сняты, раны заживают хорошо, — написал Майк в истории болезни Жанет Берк перед тем, как уехать из больницы, однако ее ближайшее будущее беспокоило его больше, чем состояние ее здоровья.
Если демон, руководивший действиями признанной королевы чикагской секты поклонников дьявола, действительно переселился в тело Жанет Берк, как он подозревал, никто не мог сказать, когда эта вторая личность, если ее можно было назвать так невинно, может проявиться. До сих пор она появлялась только в «дьявольском» виде, если использовать определение Эллен Страбо, и делала маленькие пакости вроде разрыва помолвки Жанет Берк, которая, по ее собственным словам, уже сама была готова развалиться. Опасность появится тогда, когда она — эта вторая личность — заполучит полный контроль над симпатичной девушкой и во всю силу проявит свое порочное начало.
Из своей приемной Майк позвонил Джорджу Стенфилду в издательство.
— Хорошо, что вы позвонили, — сказал Стенфилд, — мне следовало позвонить вам несколько дней назад и извиниться за грубость Джеральда Хатчинсона.
— К счастью, он не мог ничего доказать, — сказал Майк, — до сегодняшнего утра я не знал, что Жанет прогнала его, пока она сама мне не сказала.
— И правильно сделала.
— А вы знаете, что все это сделала ее вторая личность?
— Нет. — Голос Стенфилда сделался печальным. — Означает ли это, что она преобладает в Жанет?
— Надеюсь, что нет. Она призналась, что сделала бы это сама, если бы ее не опередили, поэтому, может быть, я делаю из мухи слона.
Какую-то секунду на другом конце провода было молчание, потом Стенфилд сказал:
— Вы говорите странные вещи, Майк, объясните, что вы имеете в виду?
— Я и сам еще не уверен в этом, слишком уж невероятным это кажется, совершенно невероятным.
— Все равно, скажите, — попросил Стенфилд, — я видел достаточно странных вещей за свою карьеру корреспондента и никогда не закрывал на них глаза.
— Меня преследует мысль, что перед смертью Лин Толман демон, обитавший в ее душе, каким-то образом умудрился переселиться в тело Жанет, — признался Майк.
— Но это невозможно.
— Мой пациент, отец Джулиан Омира, является главным заклинателем-экзерсистом в своей епархии. Мы обсуждали с ним несколько случаев, которыми он занимался, так сказать, терапии изгнания, и, как он мне рассказывал, это соревнование между дьяволом и его гонителем — кто из них сильнее.
— Все это закончилось в средние века, — возразил Стенфилд.
— По мнению отца Джулиана, демоны хотят, чтобы мы так думали. Но если почитать официальные описания случаев изгнания, проведенных им и его помощниками, и послушать магнитофонные записи, вы сочтете это вполне вероятным.
— Но это не относится к Жанет. Я знал ее всю жизнь, Майк.
— Не забывайте, что вы видели ее лишь мельком с тех пор, как это произошло, если это вообще произошло.
— Вы рассказали ей о своих сомнениях?
— Нет. Я этого не сделаю, пока у меня не будет больше доказательств, но мне кажется, у нее самой есть подозрения. Возможно, двери в ее подсознание плотно закрыты и открываются в редких случаях, таких как первая стадия действия анестезии…
— О чем вы говорите, Майк?
— Я не рассказывал об этом вам раньше, вероятно, потому, что и сам не придавал этому большого значения.
— И он рассказал Стенфилду о потоке ругательств, вырвавшихся из уст Жанет перед тем, как начала действовать анестезия.
— И поэтому вы попросили послушать ее записи?
— Да. Голос и слова были те же. Создалось впечатление, что Лин Толман говорила губами Жанет.
— Я просто опешил, — признался Стенфилд, — я не могу в это поверить и не могу этого отрицать.
— Мне кажется, — что демон набирает силу, — сказал Майк, — по признанию Жанет, это ее вторая личность послала Джеральда Хатчинсона к черту.
— Ну, в этом случае она сделала нам одолжение, но что нам теперь делать?
— В настоящий момент ничего. Я могу ошибаться, и в этом случае с удовольствием признаю, что Маккарти прав, а его более простой диагноз о раздвоении личности правильный.
— Дай-то Бог.
— Я полностью с вами согласен. Я сказал Жанет сегодня утром, что она сможет покинуть больницу через две недели, но ей придется побыть в вашей квартире, по крайней мере, еще неделю. Таким образом я смогу проверить, как идет заживление швов под мышками, через которые я имплантировал протезы груди. После этого я предложил ей уединиться на некоторое время. Она сможет это сделать у меня в коттедже на Потомаке к северу от Головы Индейца.
— Там красивые места. Шериф Чарльз-Кантри Джим Нот мой старый друг. У него тоже домик у реки. Он часто рыбачит там, когда нерестится плотва.
— Уверен, Жанет будет там в безопасности, пока припухлость и кровоподтеки под кожей лица абсорбируются.
— Когда ткани вернутся в нормальное состояние, я планирую снять фильм о вашей прекрасной работе по восстановлению ее лица, — сказал Стенфилд, — но как вы собираетесь доказать или опровергнуть вашу теорию о переселении в нее злого духа Лин Толман?
— Вчера утром я делал подтяжку лица доктору Маккарти, Он будет находиться на одном этаже с Жанет еще дней десять. Может, за это время он сможет дать нам окончательный ответ.
Прошло еще несколько июньских дней. Майк с удовольствием наблюдал, что заживление ран двух его пациентов происходило довольно быстро. В конце второй недели после операции он снял пластиковую защитную маску с лица Жанет Берк. Майк был рад обнаружить, что кожа под ней уже начала терять свой темный оттенок, а сама Жанет была даже более прекрасной, чем созданная им модель.
В понедельник утром Майк принес бронзовую отливку своей модели из мастерской. Жанет сидела на кресле-каталке, греясь на солнце у края крыльца, и разговаривала с Рандалом Маккарти, который стоял рядом. Он начал ходить уже на третий день после операции. Лицо его ниже глаз было все еще забинтовано, а большой нос, торчащий над повязкой, придавал ему довольно странный вид.
«Красавица и зверь» — так назвал Майк эту пару, когда они начали встречаться на крыльце в стороне от постоянно входящих и выходящих больных, медсестер и профессоров, сопровождаемых группами студентов или обсуждающих тихими голосами какой-нибудь метод лечения. Других отдыхающих больных вокруг не было, поэтому крыльцо находилось в полном распоряжении Жанет, Майка и Маккарти.
— Мы с профессором планируем совместно написать еще одну книгу, как только я закончу историю Лин Толман, — сказала Майку Жанет.
— Мы собираемся рассказать всю правду о психическом явлении, которое делает возможным экстрасенсорное восприятие, — пояснил Маккарти, — описав и шарлатанство, и реальные вещи.
— Доктор Петерс, сто пятьдесят семь. Доктор Петерс, сто пятьдесят семь, — раздался голос оператора из ближайшего громкоговорителя, и Майк поморщился.
— Разработайте систему экстрасенсорного восприятия для замены больничной системы оповещения, и пациенты и персонал будут вам признательны, — сказал он.
— Я приступлю к ее разработке, как только вы выпустите меня отсюда, — пообещал Маккарти.
— Сейчас во всем мире появляется столько шарлатанских культов, что вы вполне можете создать собственную секту, опираясь на свой опыт и талант мага, прокомментировал Майк.
— Сейчас, когда вы сделали из меня гибрид Адониса и Сирано де Бержерака, это будет весьма просто.
— Благородный длинный нос Сирано не помог ему как любовнику, — заметила Жанет.
— Это потому, что он хотел только Роксану, моя дорогая. Я же всегда расставляю сети шире, и многим женщинам нравится благородный клюв вроде моего. Я в этом уже убедился. Почему же, как вы думаете, я просил Майка оставить его без изменений?
— Я уже писала об этих сумасшедших культах, о которых вы говорите, Майк, — сказала она, — на мой взгляд, это действительно сумасшествие.
— А что вы скажете о культе, где Лин Толман была главной служительницей?
— Я не могу сказать точно, что Лин была шарлатанкой. Но она и сама не претендовала ни на что большее, чем земное воплощение зла, титул невесты самого дьявола.
— А это вообще существует? — спросил Майк. — Я имею в виду дьявола?
— По словам самой Лин, она переселялась в некоторые другие тела, кроме того, которое использовала в тот момент. Помните те четыре убийства в Алабаме, когда там были расовые беспорядки?
— Смутно.
— Лин утверждала, что это ее рук дело. Она рассказывала, что работала официанткой в клубе курильщиков гашиша и фактически заставляла тех мужчин совершать убийства, пообещав переспать с ними.
— А почему она не оставалась в новых телах?
— Она утверждала, что может переселяться из одного тела в другое, но я никогда ей не верила.
— А она могла переселяться по желанию?
— Я не думаю, что для этого требовалось согласие принимающей стороны, однако Лин обладала очень сильным характером. Похоже, она всегда добивалась своего… даже в таких случаях.
Жанет повернулась к Маккарти:
— Вы специалист по паранормальным явлениям, Рандал. Никаких демонов в действительности нет?
— Моя дорогая, мы не можем ни в чем быть уверены в этом сумасшедшем мире, — сказал Маккарти снисходительно, — если бы я верил в Бога, но это не так, я бы также верил в эту абсурдную историю о том, как Бог сотворил мир, а затем дал мятежному ангелу по имени Люцифер право вести с Ним борьбу за обладание душами людей.
— По одной теории, — сказал Майк, — Бог послал своего сына Иисуса из Назарета на борьбу с Люцифером за обладание этими душами, что примерно уравняло их шансы. По крайней мере, священник, с которым я разговаривал, верит в это.
— Чушь! — возразил Маккарти. — Злых духов вообще не существует, только хорошие и плохие влияния борются в человеке за обладание его душой.
— Значит, вы признаете существование души, даже если не верите в Бога, — сказала Жанет торжествующе.
— Душа представляет собой сущность, наподобие электрического заряда. В лучшем случае она способна гальванизировать, используя термин электричества, группу клеток, превращаясь в живое функционирующее тело. Это не просто набор химических элементов, сваленных в кучу. Когда тело отслужило свой срок или разрушено, электрозаряд, душа, или назовите это как хотите, должна уйти в землю или в пламя со всеми остальными химическими элементами, составлявшими тело человека, если, конечно, она не найдет более подходящее тело для своего существования.
— Речь настоящего фундаменталиста, — сказал Майк с улыбкой, — признаюсь, никогда не ожидал услышать от вас такое.
— В современной парапсихологии нас не занимает, что душа, или назовите это как хотите, делает после смерти. Когда нам удастся определить источник, из которого она берет электрический заряд или что-то другое, что заставляет человеческие клетки функционировать, мы сможем освободить себя из клетки, которой является наше тело, и, используя секреты таких вещей, как астральное путешествие, мы можем послать наши эфирные тела куда захотим.
— И делать что захотите? — спросил Майк.
— Естественно. В этом весь смысл.
— А вы верите в эту чушь, как он сам это назвал? — спросил Майк Жанет.
— Когда я слушаю Рандала, я могу поверить практически во все, что он говорит, — призналась она с улыбкой, — он говорит очень убедительно. Жаль, что у меня не было таких учителей, как он, когда я училась в колледже. Но когда его нет, все, похоже, становится на свои места.
— Жанет сказала мне, что собирается пожить в вашем коттедже недалеко от Головы Индейца на той стороне реки, где расположен Мэриленд, доктор, — сказал Маккарти.
— Она снимает его на время работы над своей книгой, — подтвердил Майк.
— Двое моих знакомых, Роджер и Рита Ковен, хотели снять домик на июль и август на заливе Чесапик и приглашали меня пожить с ними, пока мое лицо не перестанет напоминать лицо негра, но ничего подходящего не нашли. А в вашем районе на Потомаке сдаются коттеджи?
— Не знаю, ко могу дать вам координаты агента, который сдавал мой коттедж, когда я был на стажировке в Нью-Йорке. Это Маджи Персонз. Ее бюро находится у нее дома у Головы Индейца.
— Я позвоню Рите домой, и она свяжется с вашим агентом. Роджер работает в Комиссии по атомной энергии, а Рита — стенографистка. Несколько лет назад мы все работали в Дюке.
— Ну, мне пора, — сказал Майк, — вы не хотите пройти со мной в вашу палату, Жанет, и показать мне, куда поставить эту бронзовую голову?
— Конечно. — Она встала с кресла. — Мы еще увидимся, Рандал.
— Не спешите. Я хочу прилечь после завтрака, — сказал он радушно, — если, конечно, моя психическая сила не поможет мне завлечь одну симпатичную медсестру, на которую я положил глаз, в отдельную палату.
— Вам не понравилась идея Маккарти поселиться возле вашего коттеджа на Потомаке, да? — спросила Жанет Майка, когда они направились в ее палату.
— С чего вы взяли?
— Определила по вашему голосу. Видите ли, я начинаю вас познавать все глубже.
— А я не знаю почти ничего, кроме того, что рассказывал ваш дядя о Жанет Берк, которая существовала до катастрофы самолета.
— Тогда вы знаете обо мне практически все.
— Я постараюсь проводить больше времени с вами, когда вы приедете в коттедж, если, конечно, вам не потребуется полное одиночество для работы.
— Нет же. Я рассчитываю, что вы будете приезжать на выходные и всегда, когда захотите.
— Я надеялся на ваше приглашение. Если Маккарти тоже будет там, я смогу следить за вами обоими, пока экхимоз не сойдет. Кроме этого, я никогда не был уверен, могу ли ему доверять, хотя и не знаю точно почему.
— Сначала мне тоже так казалось, но никто не был так внимателен ко мне с тех пор, как мы с ним оказались на одном этаже в больнице. Может быть, мое первое впечатление было ошибочным. До операции он походил на человека, который щиплет официанток и заглядывает в окна женских душевых.
— Я изменил его лицо, но больше ничего не исправлял.
— Тогда давайте оставим все это под сомнением. Подождем и посмотрим, — предложила Жанет.
Майк только что вернулся из кафетерия, когда позвонила Маджи Персонз, агент по недвижимости.
— Хочу поблагодарить вас за совет Ковенам обратиться ко мне, Майк, — сказала она, — я сдала им Лейк-коттедж у Лейбор-Дей. Миссис Ковен просила разместить их поближе к вам. Теперь они будут в четверти мили от вас.
— Вы нашли им место по телефону?
— Сначала миссис Ковен мне позвонила, но тут же приехала сама и привезла чек в оплату за первый месяц. Она прямо красавица.
— Я никогда их не видел. Один из моих пациентов, доктор Рандал Маккарти, будет жить с ними. На время поправки после операции.
— Вы сказали — Маккарти?
— Да, а что?
— Чек, который она дала мне, подписан Рандалом Маккарти. Наверное, он хочет быть поближе к вам из-за перенесенной операции.
— Не вижу причины. Я сделал ему только подтяжку лица.
— Значит, вы делаете такие операции мужчинам тоже. Надо будет на него взглянуть. Я тоже хотела сделать себе подтяжку. Если вы можете сделать мужчину симпатичным, то стоит попробовать.
— В любое время, Маджи, — сказал Майк, — я даже дам вам скидку. Да, где-то через десять дней мисс Жанет Берк приедет в мой коттедж. Она заканчивает работу над книгой, и ей нужно уединение.
В пятницу, во второй половине дня, Майк и Жанет приехали в коттедж. Она была за рулем взятого напрокат автомобиля, он следовал за ней на своем «порше». Они свернули к югу от Мэриленд Стейт-роуд 210 по направлению к Потомаку. Оставалось еще два часа до заката, когда они остановились на перекрестке у магазина примерно в двух милях от коттеджа. Майк зашел купить продукты на выходные дни и для Жанет, чтобы ей хватило до среды, когда он снова приедет.
О злосчастном Джеральде Хатчинсоне не было никаких известий с тех пор, как Жанет послала его на все четыре стороны, и Майк втайне надеялся, что он уже не появится. Когда они достигли конца частной дороги у деревянного коттеджа на самом берегу реки, заднее крыльцо которого представляло собой маленькую пристань с привязанным к нему мощным катером, Жанет воскликнула от удовольствия:
— Вы не предупредили меня, Майк, что это место столь прекрасно!
— Мне здесь очень нравится, — сказал он, вынимая пакет с продуктами из багажника. — Это было любимое место отдыха нашей семьи, и, когда мои родители умерли, я сохранил его. Окружающие леса представляют собой часть государственного леса. Ближайший коттедж находится в ста ярдах отсюда, поэтому здесь очень уединенно.
— Как вы можете сдавать его?
— Обычно я этого не делаю. Правда, отправляясь на стажировку в Нью-Йорк, я сдал это место, чтобы покрыть свои расходы. С тех пор как вернулся, я проводил почти все выходные здесь.
— Надеюсь, вы и сейчас будете приезжать.
— Ваш дядя Джордж не возражал против того, что мы будем здесь одни в эти выходные?
— Что касается моего дяди, то здесь вы можете быть спокойны, — заверила она, — кроме этого, я сама могу за себя постоять. Программа моей школы включала в себя курс самообороны для девочек плюс несколько приемов дзюдо и карате.
— Буду знать и вести себя хорошо, — пообещал он.
— Медсестры в больнице говорят, что для вас никогда не составляло проблемы найти себе женскую компанию.
— Не следует верить больничным сплетням, но и мне не следует полностью доверять, — предупредил Майк, — в конце концов, я живой человек, а вы как-то обещали уложить меня в кровать…
— Что?
— Это было сразу же после того, как вы позвали меня вечером за день до операции и попросили сделать маммопластику.
— Я этого тоже не помню, но, судя по результатам, жалеть об этом не следует.
— Я сказал вам, что сделаю операцию, если вы будете в хорошем состоянии после первой, самой важной операции. Тогда вы ответили: «Вы не пожалеете об этом, я обещаю».
— Вам не показалось странным, что я говорю такие вещи? — спросила Жанет.
— Я не мог поверить, что это были вы. Но когда мы прослушали привезенные вами из Чикаго пленки интервью с Лин Толман, ее голос звучал так же, как ваш в тот момент, когда вы заверяли меня, что я никогда не пожалею, прооперировав вас, и когда вы непристойно ругались под наркозом у доктора Хала Петри.
Жанет вдруг села. Она была бледна. Когда она схватилась за волосы, Майк заметил, что ее руки трясутся.
— Посмотрите, ничего нет холодного попить в холодильнике, пожалуйста, Майк, — попросила она, — я с трудом могу поверить в то, что вы рассказываете, но я знаю, что это правда. Это меня пугает. Особенно когда я вспоминаю, как звучит голос Лин на этих пленках.
Он поспешно открыл бутылку кока-колы и протянул ей.
— Наверное, я напрасно вам рассказал об этом, — признался он.
— Вы сказали, что мой голос и манеры были другими, когда я просила вас сделать мне операцию на груди. А когда я ругалась?
— Это был тот же голос. Вы также говорили многими теми же словами, которые были на пленках.
— Но как я могла?…
— Ваш дядя считает, что вы усвоили манеры и голос Лин, когда находились рядом с ней в Чикаго. После перенесенного сотрясения ваш мозг, вероятно, выхватывает из памяти клочки воспоминаний, и вы выражаете их словами, не помня об этом ничего.
— Если это правда, то как долго это может продолжаться?
— Я думаю, это уже прошло, — успокоил ее Майк. — Когда ваш мозг успокоился после сотрясения и ваша сильная воля возобладала, эти воспоминания больше не могут пробиться наружу.
— Будем надеяться, — сказала она горячо.
— Я не заметил в вас ничего странного с тех пор, как вы обещали подать на меня в суд после операции, а это было несколько недель назад, — успокоил он ее.
— Если вы заметите ночью, что я пытаюсь залезть в вашу постель, — сказала она смеясь и уже успокоившись, — запомните, что я не в себе, и прогоните меня. Я хотела бы искупаться перед ужином, если мне уже можно напрягать руки. У нас есть время?
— Время здесь не наблюдают, — заверил ее Майк, — а ваши швы давно зажили. Я надену плавки и поставлю ловушки на крабов, чтобы у нас было чем поужинать после купания. Вы можете переодеться в гостевой комнате. Эта та, где не висят мои вещи.
Он опускал с пристани в воду ловушки, привязав к ним для приманки рыбьи головы, купленные в магазине на перекрестке, когда Жанет вышла из коттеджа. На ней было белое бикини, и от одного взгляда на нее у Майка перехватило дыхание.
— Ух ты! — воскликнул он. — Сама Венера!
— У меня такое ощущение, что на мне надето не намного больше, чем носила сама Венера, — призналась Жанет. Под его восхищенным взглядом ее кожа покрылась мурашками. — Когда я позвонила в спортивный магазин в Вашингтоне и назвала продавщице свои размеры, она сказала, что у них есть как раз то, что нужно. Поэтому я попросила прислать белый и голубой, но не примеряла их заранее и не знала, что мне прислали то, что в народе называют «ленточки».
— Шериф Нот обещал вашему дяде, что его заместитель будет навещать вас раз в день, но вам лучше не надевать этот купальник, когда он придет, а то он может арестовать вас за непристойное обнажение.
Исключительно правильные черты лица, окруженного ореолом золотисто-рыжих волос, спрятанных под резиновой купальной шапочкой. Красивая приподнятая грудь. Прекрасная симметрия рук и плеч, нежный изгиб талии и округлость бедер. Знаменитый выступ mons Veneris над лобковой костью, прикрытый нижней частью бикини. Нежные и в меру мускулистые бедра, икры, колени и ступни. Всего этого в ней было достаточно, чтобы перехватило дух художника… или влюбленного.
— Лучше не ныряйте, — предупредил Майк, — у конца пристани недостаточно глубоко, а я не хочу, чтобы вы расквасили этот прекрасный нос, творение моих рук.
— Я буду вести себя хорошо, — пообещала Жанет, остановившись возле него. — Вы действительно можете ловить крабов этой ловушкой?
— Сколько нам нужно. Завтра я покажу вам, как их готовить в кассероли. Они будут просто таять у вас во рту.
Он привязал веревку, идущую к ловушке на дне реки, к перилам.
— Лестница вон там. Вы можете спуститься в воду, не опасаясь за свой прекрасный профиль. Правда, она немного скользкая, когда ею мало пользуются. Я лучше заплыву с другой стороны и помогу вам спуститься.
Майк нырнул и поплыл к лестнице. Зацепившись ногой за одну из ступенек, протянул руку и помог Жанет спуститься в воду. При этом она была практически в его объятиях. Он поднял голову и увидел ее улыбающееся лицо.
— Хорошая уловка, доктор, — сказала она, когда спустилась по лестнице и ее лицо оказалось на уровне с его, — вы заслуживаете награду за вашу изобретательность.
Не успел Майк понять ее намерения, как девушка повернула голову и поцеловала его в губы, как бы мимолетно, но с глубоким смыслом, и затем выскользнула из его рук, пока они еще не сомкнулись вокруг нее. Вспенивая воду ногами, она быстро поплыла прочь от лестницы размашистым тренированным кролем по направлению к буйку, видневшемуся примерно в пятидесяти футах от пристани. Майк последовал за ней. Но когда он достиг буйка, она, выбравшись из воды, уже уселась на него и, спустив ноги в воду, смеялась, глядя на Майка.
— Черепаха! Вам не стыдно, что девушка вас обогнала?
— Я не в форме, — сказал он, немного запыхавшись.
Они плавали с полчаса. Затем сели в катер и помчались вдоль реки мимо мыса, который закрывал от коттеджа вид на гору Вернон на западном берегу. Когда они вернулись, было уже почти темно, и Майк вынул из краболовок с дюжину голубых и желтых крабов. Пока Жанет переодевалась в брюки и блузу и вытирала волосы после душа, он поставил кипятить воду, чтобы сварить свою добычу.
— Мне всегда казалось жестоко бросать крабов в кипящую воду, — сказала Жанет, — но дядя Джордж уверял меня, что они погибают в тот момент, когда касаются воды.
— Я с ним согласен, — ответил Майк, — вы голодны?
— Я могу съесть их вместе с клешнями и всем остальным.
— Это может повредить вашу заживающую челюсть, но если вы не прикусите кусок панциря, все будет в порядке.
Майк взял деревянный предмет, напоминающий бейсбольную биту, но меньше и короче. Прижав им большую клешню к столу, легко ее вскрыл и дал Жанет ее острый конец, чтобы, пользуясь им вместо вилки, она могла есть большой кусок сочного белого мяса, торчащий из сломанного конца. Им потребовалось минут сорок пять, чтобы поглотить крабов и пиво, после чего Майк выбросил остатки панцирей в реку.
— Помогает приманивать рыбу, — объяснил он. — Считайте, что прожили жизнь напрасно, если не пробовали мягкотелых крабов, мэрилендскую речную черепаху и еще много других деликатесов Потомака и Чесапика, включая лимонный пирог.
Ночь была довольно теплой. Ярко светила луна. Они уселись на скамейках на пристани, после того как Майк покрыл их подушечками и опрыскал все репеллентом против комаров, чтобы отогнать нежелательных ночных посетителей.
— Когда я стану слишком стар, чтобы иметь свою практику, поселюсь здесь, — сказал он. — Моя бабушка оставила мне старинное кресло-качалку — оно в вашей спальне, — и я буду просто сидеть здесь на пристани и наблюдать за проходящими пароходами.
— Это прекрасно. Когда я закончу свою книгу, мне будет жаль отсюда уезжать.
— Вы можете оставаться здесь, сколько пожелаете, если только мне будет позволено приезжать сюда вечером в среду, когда я могу, и по выходным.
— Мне же тоже надо работать, вы знаете. Издатель хочет получить книгу как можно скорее, а дядя Джордж планирует печатать части из нее в ближайшее время в воскресных выпусках «Стар ньюз».
— Как скоро вы ее закончите?
— Через месяц, может быть, два. Мне нужно дописать раздел, начиная с ареста Лин и суда над ней в Чикаго, и отредактировать весь материал окончательно.
— Я читаю главным образом медицинские журналы и плохо помню эту историю. Как им удалось ее поймать?
— Лин считала, что кто-то из своих завидовал ее лидерству и предал ее. Она занимала среди других примерно такое же положение, как Чарльз Менсон в своей «семье», и все должны были подчиняться ей беспрекословно. Она упоминала о том, что некоторым мужчинам не нравилось такое положение, и это мог быть даже ее любовник Арманд Деско.
— Какой он был?
— Я никогда его не видела, но знаю, что он был любовником Лин длительное время. Она рассказывала, что он считал себя высоким священником культа. Наверное, ему надоело быть принцем-консортом, и он предал ее. В любом случае он знал, что она часто гуляла вдоль озера по вечерам и иногда посещала бар, где знакомилась с мужчинами, которые ей особенно нравились.
— Может быть, Деско ревновал?
— Мне не удалось узнать от Лин что-нибудь о самой группе, но она говорила мне, что их отношения были далеко не моногамные. Как я поняла с ее слов, они готовили что-то грандиозное, и другие продолжат это дело.
— У вас есть какие-нибудь догадки о том, что представляет собой их следующий проект?
— Лин мне не сказала, но хвалилась, что благодаря этому рассчитывает подняться на следующий уровень власти и ответственности в том, что она называла Царством Тьмы…
— Что она имела в виду?
— По крайней мере, в своем сознании она была высшей жрицей Люцифера — дьявола на земле.
— И вы верили в это?
— И верила и не верила, — призналась Жанет, — но, судя по некоторым вещам, о которых Лин мне рассказывала, было трудно отрицать, что, по крайней мере, в нее вселился демон. Сейчас многие верят в такие вещи.
— Мой друг, священник и официальный маг-экзерсист из вашингтонской епархии, всегда настаивает на присутствии врача на своих ритуалах изгнания дьявола. Он уже несколько раз обращался ко мне за помощью, но я никогда не соглашался.
— А почему? Ведь вас явно интересует, существует ли потусторонний мир, невидимый для нас.
— Меня это мало интересовало до тех пор, пока я не столкнулся с историей Лин Толман, — признался Майк, — мне кажется, я никогда не забуду насмешливое ее лицо, несмотря на агонию, которую она должна была перенести перед смертью. Казалось, что она кого-то перехитрила и теперь радовалась этому.
Жанет поднялась на ноги:
— Вы не возражаете, если я пойду лягу? Я еще не восстановила силы.
— Извините, я забыл. — Он искренне раскаивался. — Вы рано встаете или любите поспать?
— Обычно я встаю рано по привычке, но давайте встанем, когда проснемся. Спокойной ночи, Майк.
— Я оставлю свою дверь открытой на случай, если вы что-нибудь услышите ночью и это вас побеспокоит, — сказал он ей, — здесь вдоль берега реки живут большие лягушки, которые издают такие звуки: «Варум! Варум!» Иногда вы можете слышать, как мирный енот скребется в дверь в поисках чего-нибудь съестного.
— Сомневаюсь, чтобы я что-нибудь могла услышать, — сказала Жанет, — спасибо, что разрешили мне снять ваш прекрасный коттедж. Мне он очень нравится.
— Вы можете перенести часть своих чувств на хозяина коттеджа в любое удобное для вас время.
— Это будет нетрудно сделать. — Ее голос звучал приветливо, но серьезно. — Но не подталкивайте меня, Майк. Мне и так довольно сложно привыкнуть к своему новому облику…
Майк проснулся весь в поту, хотя в коттедже летом всегда спал раздетым, Он взглянул на светящийся циферблат будильника у кровати. Было четверть первого, однако свежий ветер с реки, обычно охлаждавший домик ночью, вероятно, прекратился, может быть перед ненастьем, глухие раскаты которого слышались где-то вдалеке. Обычно Майк спал хорошо и поэтому удивился, что могло его разбудить. Услышав всплеск воды в реке, он встал и подошел к окну.
Луна еще ярко светила и не была закрыта тучами, собиравшимися на юго-западе. Сперва он подумал, что это плескалась выпрыгивающая из воды рыба, затем, присмотревшись, заметил в конце пристани две белые руки, грациозно рассекающие воду в свободном кроле, двигаясь по направлению к плотику для ныряния. Пока Майк наблюдал, пловец достиг плотика, и красивая женщина, в которой даже издали легко можно было узнать Жанет, вылезла по лестнице на плотик. Пульс Майка внезапно участился, когда он увидел, что она совершенно раздета. Он предположил, что она проснулась, как и он, и, устав от жары, сняла ночную рубашку и пошла охладиться к воде.
Похоже, она была вполне счастлива, сидя там и источая захватывающую дух красоту, откидывая волосы с лица, поскольку была без купальной шапочки, и болтая ногами в воде. Повинуясь секундному желанию, он хотел было присоединиться к ней, но затем, несмотря на возможные перспективы, остался.
Жанет оставалась на плотике минут пять, потом вернулась в воду и поплыла к пристани. Майк подождал, пока она поднимется по лестнице на деревянные подмостки, и ее фигура с ближнего расстояния показалась ему еще более прекрасной, чем на плотике. Взяв полотенце, оставленное на помостках, она стала вытирать волосы и направилась к задней двери. Он опять лег в постель, не желая ее беспокоить.
Лежа там, он слышал, как закрылась задняя дверь, и звук шагов ее босых ног в холле, разделявшем их спальни. Но когда Жанет вошла в комнату и, все еще вытирая волосы, остановилась у края его кровати, разглядывая его нагое тело, Майку пришлось замереть и не двигаться, чтобы не выдать себя и то, что он за ней наблюдал.
На какой-то момент ему показалось, что она может присоединиться к нему в постели, но затем услышал сдавленный смех, который он уже слышал в тот вечер, когда она попросила сделать ей вторую операцию на груди. Однако она вышла из комнаты, и через некоторое время Майк услышал скрип кровати в ее спальне, что означало, что она опять легла.
Примерно полчаса Майк лежал в кровати и думал о том, что ему только что пришлось наблюдать и о значении всего увиденного. Он был уверен, что сейчас в ней преобладала вторая личность. Глубокий гортанный смех, несомненно, указывал на это, и это означало, что странная личность, или демон, он почти убедил себя в этом, внутри нее, по-видимому, мог проявляться когда и где пожелает. И в этом, учитывая его возможное происхождение, заключалась главная опасность.
Майка разбудил аппетитный запах жареного бекона и звуки возни на кухне. Надев купальные трусы, он пришел в кухню. Жанет встретила его улыбкой. Она была в шортах, майке и сандалиях.
— Доброе утро, — сказал он, — если вы не возражаете, я быстро окунусь, чтобы проснуться.
— Можете не спешить. Как поджарить вам яйца?
— Слегка. Я скоро.
Майк сплавал до плотика и обратно, а затем быстро принял душ. Когда он вернулся на кухню, одетый в шорты и майку, Жанет раскладывала яичницу по тарелкам, где уже благоухали кусочки жареного бекона. Тостер уже был на столе, наполненный хлебом. И возле каждой тарелки стоял стакан с апельсиновым соком. Оба они были голодны и поэтому мало разговаривали до тех пор, пока Жанет не налила каждому по второй чашке кофе.
— А что еще у вас хорошо получается, если вы можете хорошо писать, плавать, прекрасно готовить и великолепно выглядеть даже так рано утром? — спросил он.
Она засмеялась:
— Последнее — это полностью благодаря вам. Надеюсь, вы выставите авиакомпании надлежащий счет. Дядя Джордж говорит, что я и сама получу кругленькую сумму, но когда я гляжу на себя в зеркало и вижу, какая я стала по сравнению с тем, что было раньше, мне совестно подавать на них в суд.
— Не забывайте, что вы были на краю гибели и перенесли много боли.
— За спасение моей жизни я могу благодарить только вас.
— На Востоке это означает, что мне придется заботиться о вас всю оставшуюся жизнь. — Сперва его голос был шутливым, но потом стал серьезнее. — И чем дольше я изучаю эту перспективу, тем больше убеждаюсь, что именно это мне и хочется делать.
Жанет протянула руку и накрыла его руку своей ладонью во внезапном порыве нежности.
— Дорогой Майк, — сказала она, — для любой девушки будет лучшим подарком, если вы ее полюбите.
— Зачем же тогда противиться?
— Кто противится? Но не надо спешить. В конце концов, я только что избавилась от жениха, за которого собиралась замуж… пока не узнала вас. Кроме того, я далеко не уверена, что вы тоже готовы ограничить себя одной девушкой.
— Я только что сказал, что люблю вас, хотя обещал себе никогда этого не делать в отношении своих пациенток. Какое еще доказательство вам нужно?
— Может быть, испытательный срок, который подтвердит, что вы готовы к моногамии. В конце концов, у вас есть все, о чем может мечтать симпатичный холостяк.
— Кроме вас.
— Вы можете обойтись без этого. Я уже нашла женские трусики на полке шкафа и начатую упаковку противозачаточных таблеток в аптечке в ванной.
— Наверное, это оставили бывшие жильцы.
Она засмеялась:
— Может быть, но я сомневаюсь. Мне нужно закончить книгу плюс процесс против авиакомпании и, кроме того, нам следует лучше узнать друг друга. Я думала, что Джеральд мой идеал, помните? Сейчас мне даже трудно представить, как я могла так сглупить. Давайте договоримся присматриваться друг к другу еще несколько месяцев. Таким образом мы убедимся, что посторонние факторы не заставят нас принять скоропалительные решения, над которыми следует поразмыслить дольше.
— Например?
— Не забывайте, что я ваше творение, что, естественно, делает вас ответственным за меня. Вы еще сделаете других женщин не менее прекрасными, и, учитывая вашу симпатичную внешность, многие из них с удовольствием отдадут вам все, что вы хотите, даже без свадьбы.
— Имея женой саму Афродиту, как я могу желать других женщин?
— Не забывайте, что я могу оказаться неудачей замужества с психологической точки зрения, так же как и успехом с чисто декоративной стороны… и все только из-за вас.
— Мы можем легко решить эту задачу.
— Не спешите, молодой человек. Браки врачей, как известно, нестабильны. Возможно, потому, что многие пациенты влюбляются в них и хотят это доказать. Кроме этого, пока не зная точно, кто я есть, я не могу выступать в роли полноправной жены.
— Так что же нам делать?
— То, что мы и делаем — наслаждаться обществом друг друга, получая удовольствия чуть менее восхитительные, чем общая постель.
— А в двенадцать тридцать ночи мне казалось, что мы могли бы иметь более интимные отношения…
Майк увидел, как глаза Жанет расширились от удивления и… страха.
— О чем вы говорите?
— Вы не помните ночное купание в нагом виде? Или как вы стояли у моей кровати, размышляя над тем, присоединиться ли ко мне?
— Вот, значит, почему мои волосы были все еще влажными утром. — Краска сошла с ее лица, и она судорожно ухватилась за стол. — Что произошло?
— Ничего, — сказал он с сожалением, — но, судя по вашим словам, вы так же хотите меня, как я вас… Так что же могло случиться плохого, если бы мы оказались вместе сегодня ночью?
— Майк, я ничего не знаю из того, что вы мне сейчас рассказываете.
— Вы хотите сказать, что я вру?
— Конечно же нет, дорогой мой, — поспешила она извиниться, — но если бы мы даже занимались любовью, то это происходило бы не со мной. Расскажите мне все подробнее.
Он описал ей вкратце, как был разбужен, как наблюдал за ее купанием в лунном свете нагишом и возвращением в дом.
— Вы говорите, что я заходила в вашу спальню?
— Вы стояли в двух футах от моей кровати. Луна еще светила, и я мог хорошо вас рассмотреть. Я лежал тихо, думая, что вы ходите — или, скорее, плаваете — во сне, хотя я никогда раньше о таком не слышал. Вы стояли там примерно с минуту, рассматривая меня с ног до головы…
— А вы были?.
— Таким же голым, как вы. Я всегда так сплю летом. Вы рассматривали меня, как лошадь, которую собираетесь купить, потом сделали шаг в мою сторону. Тогда я был уверен, что вы придете ко мне в объятия, но вы повернулись, и в этот момент я услышал тот же глубокий гортанный смех.
— Тот же? Когда вы слышали его раньше?
— За день до вашей операции, когда вы попросили меня сделать маммопластику. Признаюсь, я был возбужден этой ночью и готов ко всему, что бы вы ни сделали. Но вы просто вышли, и я увидел вас только утром, когда нашел вас здесь за приготовлением завтрака.
— Я никогда раньше этому не верила, — сказала Жанет, всхлипывая, — но как я могу теперь отрицать, что во мне живут два человека — я и какой-то призрак.
— Не расстраивайтесь. — Майк взял ее за руку и не удивился, что ее ладонь была влажной. — Кто-то однажды сказал, что идеальная жена должна быть гранд-дамой в гостиной, выпускником Кордон-Бло на кухне и призраком в спальне.
— Но я же не соответствую ни одному из этих идеалов! — Майк заметил, что она готова заплакать. — Во мне два человека — и один не знает, что делает второй, когда он доминирует.
Он быстро обошел вокруг стола и обнял ее.
— Если вы когда-либо станете призраком, — сказал он нежно, — убедитесь, что вы со мной.
— В этом вся и беда! Я никак не контролирую свое второе «я».
— Ночью у вас это получилось, хотя я и не могу сказать с уверенностью, что мне это понравилось.
— Не шутите над этим, Майк. Когда такое происходит и я опять становлюсь собой, мне кажется, что я схожу с ума.
— С вашим умом, умом Жанет Берк, все в порядке, — заверил он ее, — вы перенесли сильное сотрясение мозга. Клетки вашего мозга получали мало кислорода, если вообще получали, по крайней мере в течение нескольких минут. Из-за недостатка кислорода впоследствии возможны различные функциональные нарушения, но с тех пор у вас все было нормально.
— Кроме прошлой ночи.
— Давайте назовем это хождением во сне. Это самое простое объяснение. Было жарко, и вы уже знали, что вода в конце пристани прохладная и приятная, и вы просто наслаждались ею.
— А вторая часть, когда я пришла к вам в спальню?
Он улыбнулся:
— Может быть, у вас большее сексуальное влечение, чем вы хотите в этом признаться Мастерз и Джонсон доказали, что это свойственно большинству женщин, если они могут побороть свою сдержанность, привитую с детства в большинстве случаев их матерями, и освободиться от подавления своих чувств. Я, конечно, не могу отрицать, что, когда увидел вас на плотике, похожую на саму Венеру, выходящую из волн, меня так и подмывало присоединиться к вам. А когда вы стояли в лунном свете у моей кровати, такая прекрасная, что у меня перехватило дух, мне пришлось вцепиться в матрас, чтобы не выпрыгнуть из кровати и не заключить вас в объятия. Но вы ушли к себе в комнату, а это значит, что вы сами контролируете свою волю, а не другая личность, временно созданная несколькими поврежденными клетками. Через некоторое время все пройдет.
— Наверное, вы правы, — допустила Жанет. — Кроме того, Рандал Маккарти обещал помочь мне, поскольку мы будем почти соседями здесь, на реке. Вы знаете, что его друзья Ковены сняли коттедж неподалеку?
Майк кивнул немного угрюмо:
— Я до сих пор не уверен, что мне нравится эта идея, особенно если он будет здесь крутиться каждый день, когда я смогу вас видеть только вечером в среду и по выходным.
— Если Рандал поможет мне избавиться от этого наваждения, пока мы оба выздоравливаем, то это к лучшему.
— Кстати, о наваждениях и нежданных гостях… — сказал он. — Вы умеете обращаться с оружием?
— Достаточно хорошо. А что?
— Люди шерифа Нота будут посещать вас только раз в день в течение недели, поэтому было бы хорошо, если бы вы могли защитить себя сами в остальное время. Подождите немного, и мы попрактикуемся в стрельбе по мишени.
Майк пошел в спальню и вернулся со спортивным пистолетом двадцать второго калибра и коробкой патронов.
— Я держу его в основном для того, чтобы стрелять в черепах, которые отпугивают рыбу, — объяснил он, — но воры иногда навещают эти прибрежные коттеджи, особенно зимой, когда многие дома пустуют. Они ищут радиоприемники, телевизоры и тому подобное. Зимой я тоже провожу здесь многие выходные просто для того, чтобы убежать из города.
— Но не в одиночку, как я слышала. Когда я сказала Эллен Страбо, что собираюсь снять этот коттедж, она заметила, что это очень красивое место.
— Пойдемте лучше на пристань и проверим, как хорошо вы стреляете.
По дороге из дома он вытащил несколько пустых банок из-под пива из мусорного ящика возле задней двери.
— Кстати, — сказал он ей, указывая на красный огнетушитель на стене сразу же за дверью кухни, — если что-нибудь загорится, хватайте эту штуку, вдавите кнопку с цепочкой, нажмите на ручку и направьте струю углекислоты на огонь.
— Мне знакомы огнетушители такого типа. У меня такой же дома.
На пристани Майк сунул заряженную обойму в пистолет и протянул его Жанет. Потом бросил пустую банку в реку.
— Попадете?
— Попробую. Дядя Джордж учил меня стрелять, перед тем как послал на работу в чикагское бюро. — Подняв пистолет, Жанет выстрелила, и плавающая банка подлетела на несколько футов в воздух.
— Хороший выстрел. У меня, наверное, так бы не вышло.
Она отдала Майку пистолет, и он выстрелил. Банка утонула.
— Я оставлю пистолет в ящике стола в вашей комнате вместе с патронами и полной обоймой, — сказал он. — Вы можете помочь в сокращении черепашьего населения, если хотите. А если появится кто-нибудь подозрительный, то выстрел в воздух должен его отпугнуть. Это могут быть просто молодые люди из округи, которые ищут укромный утолок для любовных свиданий.
— Что вы будете делать утром? — спросила она.
— Что скажете.
— Если вы найдете, чем себя занять, то я хотела бы начать работу над книгой, хотя бы несколько часов.
— Я возьму удочки и наловлю рыбы на обед.
— Вы действительно не возражаете?
— Ничуть. Я давно не занимался рыбалкой. И не беспокойтесь о ленче. Я позову вас, когда бутерброды будут готовы.
Жанет закончила работать в четыре часа. К этому времени Майк наловил достаточно разной рыбы, почистил ее, сделал филе и положил в холодильник. Потом они прокатились на мощном катере до места, где на узком участке реки ее пересекала 301-я автодорога, примерно в тридцати милях от дома. Когда они возвращались, солнце уже заходило за гору Вермонт на западном берегу Потомака, и его раскаленный красный шар обещал на завтра хорошую погоду.
— Иногда мне кажется, что это все во сне, — призналась Жанет, когда они привязывали катер у пристани, — эта катастрофа… И вы оказались рядом, чтобы сделать меня прекрасной.
— И все потому, что вы получили задание взять интервью у Лин Толман в тюрьме, когда ее схватило ФБР.
— Это случилось не просто так. Начальник чикагского бюро Пол Маст поручил это другому, более опытному репортеру, но Лин, прочитав несколько моих статей, отказалась говорить с кем-то еще кроме меня.
— А вы давно ее знали до этого?
— Впервые я ее увидела в теленовостях, когда после ареста ее везли в тюрьму. Ее запрос был неожиданностью как для меня, так и для Пола Маста. Странно, но казалось, что она все обо мне знает: о дяде Джордже, о моей журналистской подготовке в Нортвестерне… почти столько, сколько я сама о себе знаю.
— Я читал несколько ваших статей о ней. А книга будет просто перепечаткой?
— Тот же материал, но, как я надеюсь, лучше поданный. Когда вы пишете для газеты, все приходится делать в спешке, чтобы уложиться в срок. Хотите почитать, что я написала, в рукописи?
— С удовольствием, но должен сразу предупредить вас, что я не литературный критик.
— Это не художественное произведение, а скорее непосредственный рассказ о том, что Лин сама мне рассказала. Конечно, я проверила факты, и все совпало.
— Я приступлю к чтению, как только приму душ и переоденусь, — сказал он, когда они вошли в коттедж, — может быть, вы приготовите что-нибудь перекусить попозже.
— Я сделаю что-нибудь получше, хотя не могу обещать, что это будет сделано по методу Кордон Бло, как вы требуете от жены…
— Я не говорил, что требую это. Некоторые требуют.
— Ах да, — засмеялась она, — вы хотели последнюю часть — призрака в спальне. Идите принимайте свой душ, только не израсходуйте всю теплую воду.
Размеры рукописи удивили Майка. Она составляла более двухсот страниц, а оставалось еще рассказать о решении дать показания в суде, отлете из Чикаго и его трагическом завершении. Майк читал не останавливаясь лишь с небольшим перерывом на обед и по мере углубления в текст стал понимать, почему Жанет так быстро поднялась к вершинам своей профессии.
Из рукописи Лин Толман представала как сложная личность, отчаянная, не обращающая никакого внимания на мнения других, и даже убийственная, когда дело касалось руководства движением, которое по сути своей было злонаправленным. Когда Майк отложил последнюю страницу рукописи, он с удивлением заметил, что часы на камине показывают второй час ночи. Жанет сидела в кресле в другой части комнаты. Она читала почти весь вечер, и Майк даже не заметил, как она ушла спать, пока не увидел пустое кресло.
Когда он на цыпочках подошел к двери ее комнаты, то увидел, что она оставила дверь открытой, чтобы ветерок с реки охлаждал комнату. Это был как бы жест доверия и признательности, за что он полюбил ее еще больше, если это вообще было возможно. На ней была прозрачная ночная рубашка, обнаженные плечи казались мраморными в лунном свете, волосы темным пятном возлежали на подушке. Майк осознавал, что в действительности эта девушка состоит из прекрасной и нежной человеческой плоти, и мысль о том, что он может никогда не завладеть ею, причиняла ему острую боль.
Поддавшись внезапному порыву, он на цыпочках вошел в комнату и, наклонившись над кроватью, поцеловал ее, спящую, в губы. Ее губы ответили нежностью, руки на какой-то момент обвили его шею и прижали к груди, но сон растворил это слабое проявление страсти, и Жанет отпустила его.
На следующий день было воскресенье, Майк и Жанет проснулись поздно, около десяти часов, и позавтракали блинами, колбасой, маслом, сиропом и кофе. Готовил Майк, пока Жанет принимала душ после их утреннего купания.
— Я хочу теперь заслушать ваш приговор о моей рукописи, — сказала она, когда, наевшись, они отодвинули тарелки и Майк наливал вторую чашку кофе, — теперь у меня есть силы его выслушать.
— За всю свою жизнь я никогда не читал ничего более интересного. Вы будете богатой и знаменитой! При таких способностях вы вполне можете стать свободным писателем после того, как выйдет история Толман. Если вы, конечно, этого захотите.
— В этом-то все и дело, Майк, — призналась она, — раньше меня все устраивало, даже свадьба с Джеральдом, а теперь я ни в чем не уверена. А хуже всего то, что я не знаю, кто же я есть на самом деле.
— Это может быть результатом сильного сотрясения мозга.
— Вы и Рандал уверяете меня в этом, и вы оба большие специалисты в своем деле, поэтому я должна верить, но…
В это время зазвонил телефон.
— А, черт! — сказал Майк и, встав из-за стола, пошел в спальню к телефону. — Должно быть, по работе. У них есть этот номер на крайний случай.
— Ну, как вы там, уже встали, доктор? — раздался в трубке голос Рандала Маккарти.
— Конечно. Мы уже искупались и позавтракали. Когда вы приехали?
— В пятницу вечером. Мы занимались обустройством в субботу, но заезжали к вам вчера вечером на катере Роджера Ковена. Вашего катера не было, и никто не отвечал по телефону.
— Мы ездили на катере к 301-й дороге и вернулись уже затемно.
— Не беспокойтесь о ленче сегодня. Вы оба приглашены на ленч на свежем воздухе плюс купание и, по желанию, катание на водных лыжах. Приходите в купальниках — это наша форма на сегодня.
— Я спрошу Жанет.
— Конечно, но не позволяйте ей говорить нет. Я хочу познакомить ее с Ковенами, поскольку мы все будем здесь какое-то время вместе. Я рассказывал им, какую фантастическую работу вы провели над ней и, несмотря на экхимоз, они сами могут видеть, что вы сделали для меня. Они умирают от желания с вами встретиться.
Майк прикрыл рукой трубку и заговорил с Жанет, которая подошла к двери спальни:
— Это Маккарти. Ковены приглашают нас на ленч и купание. Вы как?
— Я согласна, если вас это устраивает.
— Я бы лучше остался с вами вдвоем, но мне также любопытно, что за соседи будут рядом с вами. — Он снял руку с трубки. — Жанет согласна. Мы приедем где-то через час.
— Как вам удобно. Мы ждем вас.
Три симпатичных человека загорали на пристани Лейк-коттеджа в четверти мили от укромного домика Майка, когда он подвел свой катер к ним и Жанет бросила швартовый худому симпатичному мужчине в шортах. Рандал Маккарти поднялся с пляжного кресла и подошел к катеру, чтобы помочь Жанет сойти.
— Ваш хозяин Роджер Ковен, а вон та роскошная блондинка — это Рита, его прекрасная супруга, — сказал Маккарти, — а это Майк и Жанет, друзья. Надеюсь, мы сразу же отбросим формальности и фамилии.
Рандал Маккарти правильно назвал Риту Ковен прекрасной, подумал Майк, подойдя к пляжному лежаку, с которого она только что приподнялась, придерживая левой рукой завязки весьма небольшой верхней части купальника, прикрывавшего лишь незначительную часть груди. Голубоглазая блондинка, вполне соответствовавшая данному Маккарти определению, она была в бикини, даже более откровенном, чем Жанет. Ее муж был широкоплечим, с резкими чертами лица. Майка поразили его холодные серые глаза, совершенно не отражавшие то тепло, с которым он их приветствовал.
— Рандал рассказывал мне, как Майк переделал вас по образу Афродиты Праксителя, Жанет, — проговорила Рита Ковен с ноткой зависти. — Помню, я видела этот бюст в Британском музее пару лет назад, и я подумала, что у него не все в порядке с головой, но сейчас, увидев вас наяву, беру свои слова обратно. — Она повернулась к Майку; — Вы художник, Майк, художник во плоти и художник плоти.
— Я работал с хорошим материалом. Хотя костные структуры Жанет были разрушены, сама основа оказалась хорошей, и единственное, что мне пришлось сделать, это собрать все обратно и кое-где кое-что подправить.
— А какую работу вы проделали с Рандалом! Все эти годы я воспринимала его как злобного стареющего козла, но вы превратили его в помесь Адониса и Сирано де Бержерака. Я этого не переживу.
— Да, его ритидопластика прошла вполне удачно.
— Как бы там ни было, — сказала Рита с улыбкой, — есть один недостаток.
— Какой же?
— Он и раньше был самодовольным, а сейчас стал просто несносным. Он, наверное, рассказывал вам, что мы много лет назад работали вместе в Дюке.
— Роджер и Рита — два лучших объекта для научных исследований в области экстрасенсорного восприятия, с которыми мне когда-либо приходилось работать, — вступил в разговор Маккарти. — Однажды, когда я был на семинаре в Англии, мы провели эксперимент. Роджер мысленно передал изображение редкой орхидеи, растущей в саду Дюка, и я нарисовал ее довольно точно с того изображения, которое получил.
— Наверное, вы часто ощущаете себя раздетой, — спросила Жанет Риту Ковен, — когда вокруг вас мужчины, способные читать ваши мысли?
Рита засмеялась;
— Это не так уж страшно. В основном я думаю о том же, о чем и они. — Значение этой фразы было достаточно недвусмысленным.
— Пусть прямота Риты вас не шокирует, Жанет, — сказал Маккарти, — она сама обладает достаточными экстрасенсорными способностями. Между прочим, как идет работа над книгой?
— Я приступаю к заключительным главам завтра, когда Майк уедет, — ответила Жанет.
— Что случится достаточно рано. У меня запланирована пересадка волос на десять часов, — сообщил Майк.
— Слава Богу, мне такая операция не нужна, — воскликнул Маккарти.
— Майк прочитал мою рукопись вчера вечером, — похвалилась Жанет, — и ему понравилось.
— Понравилось? — воскликнул Майк. — Это просто великолепно!
— Мне бы очень хотелось прочитать тоже, когда вы закончите. — Роджер Ковен едва ли сказал слово во время дружеской шутливой беседы, и Майк и Жанет заметили какую-то напряженность в его голосе. — Я уверен, что Лин Толман была на первом курсе психиатрии, когда я преподавал в Чикагском университете. Я был тогда выпускником — ассистентом профессора.
— Расскажите мне все, что вы о ней знаете, — попросила Жанет заинтересованно.
— Пока вы оба будете рассказывать тут старые истории, я пойду кататься на водных лыжах. — Рита поднялась и стала надевать купальную шапочку, — если, конечно, среди оставшихся мужчин найдется кто-нибудь достаточно галантный, чтобы буксировать меня.
— Мы можем взять мой катер, — проговорил Майк.
— Я сяду за руль, — предложил Маккарти, — а вы можете кататься с Ритой, Майк.
— Может, Жанет тоже хочет покататься? — спросила Рита.
— Нет, спасибо, я плохо катаюсь, и Майк еще не разрешает мне это, — сказала Жанет, — он говорит, что, если я ударюсь об воду на полной скорости, меня опять придется чинить. Кроме того, мне хочется поговорить с Роджером о Лин.
Маккарти оказался прекрасным водителем, и Майк с Ритой совершили длительную прогулку вниз по течению и затем вернулись обратно. Когда они швартовались, Роджер и Жанет все еще беседовали, как понял Майк, о Лин Толман и о том времени, когда он ее знал.
— Где вы научились так хорошо кататься? — спросил Риту Майк, когда они поднимались по лестнице на пристань, а Маккарти сматывал обратно в лодку двойной трос для лыжников, протянувшийся на пятьдесят футов за лодкой. — Вы могли бы дать фору команде «Сайпрас Гарденз».
— Я много каталась на озерах в Теннесси, когда мы жили в Ок-Ридж. Вы же знаете, что Роджер до сих пор работает в Комиссии по атомной энергии.
— Да, Рандал упоминал об этом, когда сообщил мне, что вы сняли Лейк-коттедж, а он намерен поправить здесь свое здоровье в качестве вашего гостя.
— Роджер — инженер, весьма увлеченный своей работой. Поэтому, если бы я исчезла на целый день или даже ночь, кроме, конечно, субботы, он даже и не заметил бы.
Намек был очевиден, и природный мужской инстинкт Майка оказался достаточно развит, чтобы это понять.
— Я предполагаю бывать здесь достаточно часто в течение ближайших месяцев. Здесь есть пивная у перекрестка, которая называется «Таверна Милано». Может быть, сходим как-нибудь туда все вместе, выпьем чего-нибудь?
— А-а? — Ее брови поднялись вверх, напоминая кавычки. — Я не имела в виду общее собрание.
Майк поспешил сменить тему:
— Я никогда не был в Ок-Ридж. Как там?
— Скучно. Множество ненужных мер безопасности. Жены ищут, чем себя занять, не прибегая к помощи любовников… по крайней мере когда их впервые запирают в этой глуши. Потом, конечно, они находят ходы. Общественная жизнь, типичная для так называемого синдрома Локхида: уставшие неромантичные мужья, скучные игры в бридж, катание детей в школу и обратно, клубные встречи… ну, вы знаете.
— А у вас есть дети?
— Нет. И, честно говоря, я вполне счастлива без этого. Роджер вполне устраивает меня как любовник, когда вспоминает о своих обязанностях, что случается нечасто.
— Боюсь, Лейк-коттедж покажется вам еще скучнее, чем Ок-Ридж, особенно в плане развлечений.
Рита рассмеялась:
— Вы недооцениваете нашего друга Рандала Маккарти. Не забывайте, что книгу «Игры, в которые играют люди» написал психиатр. А Рандал знает несколько игр, о которых автор этой книги даже и не слышал.
Ленч в три часа был прекрасный. Вскоре после этого Жанет и Майк покинули компанию под предлогом того, что Майку надо уезжать рано утром.
— Вы определенно нашли общий язык с Ритой, — сказала Жанет, когда они плыли на катере домой. — Она тоже очень привлекательна.
— Если вам нравятся роскошные блондинки, стремящиеся запрыгнуть к вам в постель.
Она удивленно взглянула на него:
— У меня создалось впечатление, что вы не были совсем уж против… при данных обстоятельствах.
Он улыбнулся:
— Мужчине всегда следует подстраховаться. Было бы глупо этого не делать. Кроме того, уверен, что вы будете часто видеться с этим эрудитом профессором Маккарти, когда я буду трудиться в операционной и своей приемной в Вашингтоне.
— По крайней мере, он уделял мне внимание, — сказала Жанет довольно раздраженно, — гораздо больше, чем вы все это время.
— Я пытался выяснить некоторые вещи Рита довольно разговорчива после нескольких часов беседы и нескольких выпитых рюмок.
— И что же вам было необходимо у нее узнать?
— Может, это просто любопытство, но мне интересно, почему Ковены поселились здесь, на Потомаке, так поспешно? Просто для того, чтобы пригреть старого друга?
— Не вы ли говорили, что Рандал платит за аренду?
— Я думал над этим тоже. Как инженер и высокопоставленный федеральный служащий, Роджер Ковен получает хорошую зарплату, может быть, даже большую, чем Рандал. Должно быть какое-то другое объяснение всему этому, кроме того, что мне предложила Рита.
— Вы хотите сказать, что спросили ее об этом?
— Нет. Она не скрывала, что все трое находят удовольствие в совместном пребывании… я имею в виду действительное удовольствие.
— Menage a trois?
— Что-то вроде этого.
— Я читала о таком, но никогда не встречала никого, кто этим бы занимался. Как это происходит?
— Если вы не знаете, то я, естественно, не собираюсь вам рассказывать. Предпочитаю, чтобы моя невеста не знала таких вещей.
— Я не знаю многого, Майк, — сказала Жанет, — однажды, когда Лин упомянула «миссионерскую позицию», мне пришлось спросить ее, что это такое. После этого она постоянно шутила надо мной.
— Сделайте мне одолжение, — попросил Майк, когда они прибыли на стоянку и накрывали катер брезентом, — общайтесь с этими тремя только по мере надобности.
— Значит ли это, что вы ревнуете к Рандалу Маккарти?
— Конечно, но это все не так просто. С самого начала у меня было подозрение, что что-то между ним и Ковенами звучит фальшиво.
— Тогда зачем вы его оперировали?
— Кто же может себе позволить отвергнуть три тысячи долларов, особенно если собирается жениться на любимой девушке, как только она примет решение. Кстати, Роджер рассказал вам что-нибудь, чего вы еще не знали о Лин?
Она нахмурилась:
— Что бы имеете в виду?
— Он сказал, что встречал Лин в Чикаго, и вы оба о чем-то долго беседовали.
— Странно, — сказала Жанет озабоченно, — я помню, он говорил, что она была слушательницей курса психиатрии, где он преподавал, но ничего больше, что было сказано после этого. Как вы думаете, — она посмотрела на него вопрошающе, — В чем тут дело, Майк?
— Я не знаю, — признался он, — может быть, в этот момент в вас преобладала другая личность, но я не могу понять почему. Будьте настороже и звоните мне, если произойдет что-нибудь необычное.
— Как я могу проконтролировать что-то зловещее, по крайней мере так это звучит в ваших устах, когда даже вы не знаете, что же это такое?
— Если мои подозрения оправдаются, и мы будем бдительны, может быть, мы и найдем ответ. Когда это произойдет, уверен, что это затронет вас. Именно поэтому меня это очень беспокоит. Между прочим, — добавил Майк, — вон там в сарайчике я держу канистру бензина, если вы захотите поехать куда-нибудь на катере.
— Наверное, он мне вообще не понадобится, пока вы не приедете, — сказала она ему, — Рита Ковен обещала покупать мне необходимые продукты в магазине на перекрестке, поэтому я могу полностью отдаться работе.
— Я буду зам звонить почти каждый вечер, — пообещал он, когда они завтракали рано утром на следующий день перед его отъездом в Вашингтон, — однако не выходите к помощнику шерифа Нота в «ленточках», когда он заедет к вам. Он наверняка расскажет обо всем в городе, и вам станут досаждать любвеобильные самцы из округи.
— Я буду надевать купальник, когда полицейский уедет, — пообещала Жанет, — кроме того, я не хочу, чтобы пострадала ваша репутация положительного гражданина с твердыми моральными устоями.
Когда Майк ехал по кольцевой дороге 1–495 к западу от Вашингтона по раздольной виргинской сельской местности по направлению к Джорджтауну и университетской больнице, он миновал поворот к аэропорту Даллас. Он не мог не задуматься над тем, как могла повернуться его жизнь, если бы он оказался здесь на пятнадцать минут раньше или позже в тот понедельник утром, когда посмотрел вверх и увидел терпящий аварию «Боинг-727», пытающийся совершить посадку в большом аэропорту.
Сейчас, однако, какое-то шестое чувство подсказывало Майку, что Жанет грозит опасность, но единственное, что ему приходило в голову, это возможность того, что кто-нибудь из секты Лин Толман может все еще охотиться за ней, чтобы уничтожить ее саму и рукопись, поскольку в ней могут содержаться сведения о других членах секты. Но и это казалось маловероятным, поскольку местная полиция собиралась следить за всеми подозрительными субъектами.
В течение последующих двух недель Майк был на седьмом небе. Он посещал коттедж по средам и выходным, все больше влюбляясь в прекрасную девушку, к созданию которой сам приложил руку, что ему раньше даже трудно было представить. Он был уверен, что и она тоже его сильно любила. Они редко встречались с Ковенами или Рандалом Маккарти, предпочитая проводить время вдвоем. Вечером в среду на третьей неделе, когда Майк обычно уезжал из города после ленча, срочная операция в одной из больниц задержала его допоздна.
Было уже больше девяти часов, когда он вышел из операционной после утомительной работы. Позади была операция по удалению поврежденных тканей и замене их трансплантантами кожи на месте большого ожога, перенесенного мальчиком, который мастерил ракету, чтобы запустить ее на заднем дворе. Относительно новый метод борьбы с ожогами в случае удачи гарантировал при неоднократной пересадке кусочков кожи минимальное количество шрамов при выздоровлении. Когда Майк позвонил в коттедж, еще не успев переодеться, линия была занята, и он смог дозвониться лишь полчаса спустя.
— Я все думала, что с вами случилось, — сказала Жанет.
— Меня задержал сильный ожог, и я только что закончил пересадку кожи.
— Ой, не напоминайте мне, как близка я была к такого рода неприятностям.
— Все в порядке?
— У меня все хорошо. Я работаю десять часов в день и валюсь в кровать в одиннадцать и даже не смотрю последние известия по телевизору. Дядя Джордж позвонил сегодня утром и сообщил, что издатель жаждет заполучить копию текста, чтобы запустить ее в набор. Таким образом книга будет готова через десять дней. Такого рода история должна попасть в книжные магазины до того, как публика забудет драматическую смерть Лин.
— Вы встречались с доктором Маккарти?
— Он все понимает и не беспокоит меня, когда я работаю, и это хорошо, — она засмеялась, — потому что здесь очень жарко и я работаю только в нижней части бикини.
— Если ночью будет нестерпимо жарко, вы можете спать на раскладушке на пристани. Я часто так делаю, если не досаждают комары.
— Вчера вечером я так и сделала. И чувствовала себя великолепно.
— Если бы я знал, я бы тоже примчался.
— А в пятницу вечером вы приедете?
— Если только мир не перевернется. А что?
— Перед обедом я хотела сделать себе виски с содовой, чтобы скрасить свое одиночество, но, как выяснилось, у нас почти кончилось спиртное.
— На шоссе есть коктейль-бар и магазин. Я заеду туда в пятницу вечером. Ну ладно, вам, наверное, пора в постель. Смотрите, не перетрудитесь.
— Не волнуйтесь. Когда Рита Ковен привезла продукты, которые я заказала по телефону, она пригласила меня пошутковать, как она выразилась, с ними завтра вечером. Но мне не очень-то хочется идти.
— Может быть, вам будет полезно развеяться, но будьте осторожны с этим парнем Маккарти. Он имеет на вас виды, и я не уверен, что они полностью благородны.
Жанет засмеялась:
— Я же рассказывала вам, что прошла курс самообороны в школе. Если Рандал попытается что-то предпринять, я ударю его в низ живота. Наш учитель говорил, что это лучший способ остановить нападающего.
— Ваши новые соседи, доктор Кернз, это нечто, — сказал Джейк, бармен из «Таверны Милано», когда Майк заехал к нему в пятницу к вечеру, чтобы закупить спиртного, — они были здесь вчера вечером с мисс Берк. Вот это куколка. Никогда таких не видел.
— Да, она очень красива.
— Похожа на одну из статуй, которые я видел в Греции, когда служил в армии. Ну, док, как она веселилась вчера! А профессор! Он мне сказал, что вы омолодили его на десять лет.
— Похоже на то.
— Все говорят о том, как вы починили профессора и сделали мисс Берк новое лицо после аварии. А она действительно пишет книгу об этой Толман?
— Да. Она сняла мой коттедж, чтобы закончить книгу. Она скоро выйдет.
— Я, конечно, хочу ее прочитать. Вот уж действительно сука была эта Лин Толман.
Жанет вышла из коттеджа, когда Майк въехал во двор. На ней было легкое летнее платье, в руках соответствующая ему сумочка, и для Майка она была самым прекрасным созданием, которое он когда-либо видел. Он заметил, что пятна на ее лице были скрыты под темным макияжем, которым он посоветовал ей пользоваться.
— Дядя Джордж приглашает нас пообедать в Александрии, — сообщила она, — мы только-только успеем туда добраться.
— Что за спешка? — спросил он и поцеловал ее.
— Я должна также признаться, что я нехорошая девочка. По всей видимости, вчера, когда я была с Роджером, Рандалом и Ритой в ночном клубе, я немного, как говорится, перебрала, а когда такое случается, я всегда болтаю лишнее, и кто-то сообщил дяде Джорджу об этом.
— Я заехал туда за выпивкой, и бармен рассказал мне, как вы веселились с нашим другом Маккарти и Ковенами. Но вы это не помните?
— Я совершенно не помню, что мы были в «Таверне Милано».
— Обидно, так веселиться и ничего об этом не помнить, но вы там точно были. Бармен сказал, что вы были душой компании.
— И вы ревнуете? — Она поцеловала Майка еще раз, и на этот раз так нежно что он сказал:
— Пойдемте в дом и продолжим это занятие. — Но Жанет только засмеялась и затолкала его обратно в машину.
— Пока хватит, и если будете вести себя плохо, никаких нежностей больше не ждите, когда мы вернемся. К Рандалу Маккарти тоже нечего ревновать, он всего лишь хочет меня соблазнить.
— Разве этого не достаточно?
— Я же говорила вам, что могу за себя постоять, дорогой. Если он распустит руки, я просто завяжу его в узел, однако он меня развлекает, когда я устаю от работы. Поэтому в какой-то мере я его должник.
— А как Роджер и Рита? — спросил Майк, разворачивая машину, чтобы выехать обратно на шоссе.
— Роджер — знающий человек. Рита сказала мне, что он имеет диплом инженера по атомной физике Чикагского университета, но он об этом мало говорит.
— Он мне показался необщительным.
— Похоже, вы не ошиблись и насчет их menage а trois; как мне показалось, Рита неравнодушна к Рандалу. Между ними явно что-то было в течение долгого времени, и что бы это ни было, Роджер, кажется, не возражает.
— Теперь я знаю, почему вы стали репортером демонов, если сумели столько выведать, когда все были в таком полусознательном состоянии…
— Я уже сказала вам, что совершенно не помню, что была там. Рита рассказала мне все, когда привезла продукты из магазина на перекрестке на следующий день. Как ни странно, она с тех пор мне больше не звонила и не спрашивала, нужно ли мне что-нибудь еще.
— Наверное, вы и впрямь завели тогда Рандала Маккарти.
— Мне нравится, когда вы ревнуете, дорогой. — Она нежно дотронулась до его руки на руле. — По-моему, в основном сдерживало меня признаться вам в своих чувствах опасение, что вы можете воспринимать меня как свое творение и поэтому рассчитывать на первоочередное право обладания.
— Правда? Я имею в виду, у меня действительно есть первоочередное право обладания?
— Не совсем, но я обязательно сообщу, когда оно у вас появится. Может быть, когда я закончу историю Лин Толман и она выйдет у меня из головы вместе с воспоминаниями о катастрофе.
— Когда же это случится?
— Еще десять дней. Рита спрашивает меня об этой истории каждый раз, когда мы встречаемся.
— Может быть, между Роджером и Лин что-то было в Чикаго. Помню, он говорил, что знал ее. Тогда, в Лейк-коттедже. — Неожиданно где-то в голове Майка прозвенел предупреждающий колокольчик. — Роджер что-нибудь говорил про это? — спросил он как бы между прочим.
— Насколько я помню, когда мы выпивали перед тем, как они отвезли меня в «Таверну Милано», он просил меня описать как можно подробнее все, что произошло с того момента, когда пилот объявил о шасси, и до того, как меня выбросило из самолета и я потеряла сознание. По вашему, это имеет отношение к тому, что он знал Лин в Чикаго?
— Вероятно, но это также может означать простое человеческое любопытство.
Жанет покачала головой:
— Я не думаю, что все так просто, Майк. Мне кажется, Роджер мог знать Лин уже много лет, может быть, даже до женитьбы на Рите. Как я сейчас вспоминаю, он говорил также о том, что терял сознание. Это случилось, когда он играл в колледже в футбол. В течение многих месяцев после этого у него наблюдались провалы памяти.
— Какие провалы? — спросил Майк, сразу же насторожившись.
— Когда он временами приходил в себя, то не мог понять, как попал в то или другое место. Или сколько времени находился в состоянии, о котором не может ничего вспомнить. То же самое, что уже несколько раз случалось со мной.
У ресторана Говарда Джонсона на окружной автодороге на другом берегу Потомака Майк и Жанет обнаружили Джорджа Стенфилда, нервно расхаживающего по автостоянке.
— Что случилось? — спросил Майк газетчика, после того как он указал им на пустую стоянку и они вылезли из машины.
— Пойдемте внутрь. Мы можем заказать гамбургеры и кофе, пока я объясню. Боюсь, что это весь обед, которым я сейчас могу вас угостить.
— Если все это связано с тем, что произошло в «Таверне Милано» прошлым вечером, дядя Джордж, — сказала Жанет, — то я виновата. Но я немного выпила и, наверное, много болтала?
— Не оправдывайся, — проговорил Стенфилд, — мне самому не стоило держать тебя в тени так долго, но я планировал представить одновременно новую книгу и новую Жанет Берк.
— Я ничего не помню после двух рюмок, выпитых еще в коттеджа. Алкоголь всегда на меня так действовал.
Стенфилд кивнул официантке:
— Гамбургеры и кофе для троих. Мы спешим. — Потом он повернулся опять к ним. — Наш осведомитель по району Западного берега был в таверне и сообщил сегодня утром по телефону репортеру светских новостей, что ты была там и произвела сенсацию. Поскольку мы не знаем, кто еще из газет, радио или телевидения был там, мы решили, так сказать, раскрыть тебя в воскресном выпуске, перед тем как телерепортеры окружат тебя в твоем коттедже. Какую информацию вы можете дать нам из больничных записей, Майк?
— Вам они не понадобятся. Больничный фотограф отснял всю операцию, и у меня есть все цветные отпечатки. Они хранятся в папке Жанет в моей приемной вместе с разрешением больницы на их использование.
— Отлично! Это избавит нас от многих забот при подготовке главного материала. Мы хотим напечатать детальный отчет о хирургическом чуде, которое не только спасло ей жизнь, но и превратило ее в прекрасную женщину. — Стенфилд наклонился и внимательно всмотрелся в ее лицо. Потом одобрительно кивнул. — Этот темный макияж, которым ты пользуешься, скрывает почти все оставшиеся пятна, дорогая. Гример, которого я нанял для работы с нами сегодня в студии, вероятно, скроет их все.
Затем он повернулся к Майку:
— А где отливка, которую вы сделали с модели, подготовленной до операции?
— У меня дома. Вместе с остальными материалами по этому случаю. Я готовился к выступлению и экспозиции на осеннем совещании местного общества специалистов по пластической хирургии.
— Тогда поезжайте домой прямо отсюда и привезите все, что нужно, а я отвезу Жанет в издательство, где уже ждет гример, — сказал Стенфилд. — Ты захватила с собой купальник, как я просил, дорогая?
— Да, но он очень откровенный.
— Чем откровеннее ты будешь, тем больше газет мы продадим в воскресенье, — заверил ее Стенфилд. Мы будем в фотостудии «Стар ньюз», Майк. Когда приедете, скажите охраннику, кто вы такой, и он поможет донести весь материал. Да, и не забудьте отливку модели.
— Я также захвачу цветное фото Афродиты из Британского музея, — пообещал Майк, — когда мне пришла идея его использовать, я позвонил другу в Лондон, и он прислал мне цветной снимок. Он опоздал к операции, но это очень приятная картинка.
— Отлично, — сказал Стенфилд, — Молли Вокер, наш лучший репортер по гуманитарным вопросам, уже ждет нас и начнет интервьюировать Жанет, пока мы займемся картинками «после». А та фотография, которую я вам дал, Майк, когда вы работали над моделью, будет «до этого», поэтому обязательно возьмите ее тоже.
— Эй! — воскликнула Жанет. — А мне вы позволите вставить хоть слово?
— Конечно, — сказал Стенфилд, — что тебе не нравится?
— Да ничего, просто получается, что я всему причиной.
Жанет позировала в белом бикини, когда Майк вошел в ярко освещенную фотостудию примерно час спустя. Он принес бронзовый бюст, отлитый с модели, подготовленной им перед операцией. Охранник нес за ним две коробки с рентгеновскими снимками Жанет и фотографиями, сделанными в операционной.
— Вы быстро управились, Майк, — сказал Стенфилд, вошедший в студию из темной комнаты, — первые черно-белые отпечатки отличные. Вы захватили цветную фотографию Жанет, которую я вам дал перед операцией?
— Вот она. — Майк достал ее из конверта и передал фотографу, который шел следом за издателем. Тот посмотрел внимательно на снимок и одобрительно кивнул.
— Фотография была сделана по системе Кодаколор, да? — спросил он Жанет.
— Да, а что, она не годится?
— Это то, что нам как раз нужно для контраста с полномерными цветными отпечатками, которые я сейчас делаю. — Он увидел отливку с модели и картинки из энциклопедии. — Вы знаете, что будет сенсационно? Фотография бюста из энциклопедии, отливка с модели доктора Кернза и фото мисс Берк рядом на одном развороте. — Фотограф даже присвистнул. — Красота двухтысячелетней давности, модель доктора Кернза, показывающая, что он собирался с вами сделать, и окончательный результат — а-ля Афродита.
— Но хотя бы в купальнике, что на мне сейчас, — улыбнулась Жанет.
— О’кэй, если вы так хотите, — сказал фотограф, пожав плечами.
— Одна фотография этой прекрасной груди сделала бы доктора Кернза богатым человеком, — сказала Молли Вокер, — с утра в понедельник женщины будут толпиться у его приемной, умоляя сделать им такой бюст.
— Леди отказалась, и все тут, — произнес Майк твердо. — А потом, я и так не беден.
Было уже за полночь, когда Майк и Жанет ехали по затихшим улицам Вашингтона по авеню Конституции с красивой аллеей к югу от нее, которая сотню лет назад была просто свалкой, мимо Белого Дома и возвышающейся башни Капитолия. Повернув под огромную арку старой Юнион Стэйшн, они направились к новому шоссе, идущему на юг к Мэриленду.
Дядя Джордж предложил Жанет провести ночь в его квартире, чтобы утром Майк отвез ее в коттедж. Однако она очень хотела пораньше приступить к работе над последними главами книги, и поэтому они с Майком решили отправиться в коттедж сразу же.
Ночь была прекрасной. Когда они достигли шоссе 210, движение по дороге заметно поубавилось. Жанет свернулась на своем сиденье, положив голову Майку на плечо, и сразу же уснула. Она проснулась только тогда, когда он остановил машину во дворе коттеджа и легонько потряс ее за плечо.
— Вы действительно устали, — сказал он ей, — заснули, как только мы выехали из Колумбии и направились в Мэриленд.
— Я и сейчас чувствую себя уставшей, но не знаю, смогу ли теперь заснуть снова.
— Я сделаю виски с содовой, пока вы переоденетесь ко сну, — предложил Майк, — это поможет вам расслабиться, и вы сразу же уснете.
Он приготовил напитки и постучал в дверь ее спальни, однако обнаружил, что Жанет крепко спит, раскинувшись поперек кровати. Ее платье было уже помято в машине, и Майк решил оставить ее и не будить. Оставив дверь открытой для вентиляции, он вернулся в кухню, выпил оба напитка сам и пошел к себе в комнату.
Его разбудил запах кофе и звук печатной машинки на фоне привычного утреннего щебета птиц и тихого шелеста Потомака у пристани. Взглянув из окна спальни на заднее крыльцо и пристань за ним, Майк увидел Жанет, печатающую на машинке, которая стояла на карточном столике, чтобы шнур удлинителя мог достать через окно спальни до розетки внутри комнаты. На девушке были шорты и легкая майка, и, как обычно, она представляла собой прекрасную картину.
— Доброе утро, — крикнул он, — кофе еще остался?
— Посмотрите на кухне, — ответила она. — Когда я увидела, что вы выпили оба стакана прошлой ночью, я поняла, что наутро у вас будет похмелье, и приготовила полную кофеварку кофе. В аптечке, кстати, полно аспирина.
— Я сперва выкупаюсь, а потом попью кофе. — Надев купальные трусы, Майк вышел из дома и наклонился, чтобы поцеловать Жанет.
— Идите купайтесь, пока я приготовлю завтрак, — подтолкнула она, вернув перед этим его поцелуй, — я ждала вас к завтраку, но я не могу напечатать и слова без моего утреннего кофе, поэтому мне пришлось выпить чашечку, пока вы спали.
Когда пятнадцать минут спустя он вошел в кухню в старых джинсах и майке, завтрак был уже на столе.
— Как я понял, вы будете сегодня работать, поэтому я тоже надел рабочую одежду, — пояснил Майк, налегая на яичницу с беконом, — хочу немного убрать во дворе.
— Там будет жарко.
— Если станет невмоготу, я всегда могу окунуться и остыть, — заверил он ее, — у меня есть небольшой садовый трактор в сарайчике, где я храню бензин для катера, и я могу, по крайней мере, скосить высокую траву и собрать ее в кучу на берегу реки. Если ее бросить в реку, она станет пристанищем для леща и карпа, а эта рыба понадобится нам для питания, когда мы состаримся.
— Вы все продумали, да?
— Нет, не все. Перспектива провести остаток жизни с самой прекрасной девушкой в мире, наблюдать за ней, когда она станет толстой от беременности, потом произведет на свет пару маленьких ангелочков, похожих на нее полностью, занимает мои мысли и отдаляет все остальное.
— Если я все же решу выйти за вас замуж, я не возражаю, чтобы девочка походила на меня, но хочу, чтобы наш сын походил на вас и был таким же хорошим хирургом, как его папочка. — Она отнесла тарелки в мойку. — Но если я не перестану всматриваться в будущее и не закончу книгу, кто-нибудь другой меня опередит.
— Почему бы вам не перестать противиться тому, чего вы сами хотите, и не выйти за меня замуж не откладывая?
Жанет внезапно остановилась с тарелкой в руке, перед тем как положить ее в посудомоечную машину, уставившись в никуда. Ее голос был сдержан.
— Я уже говорила вам, что мне нужно прежде выяснить, кто я есть, Майк. Беда в том, что я не могу избавиться от мысли, или скорее от страха, что я являюсь еще кем-то, кроме той, кто я есть в данную минуту. Я также не уверена, что тот, другой, хороший человек.
Он с удивлением заметил, что она дрожит, и, быстро обойдя стол, обнял ее.
— Вам все еще не дает покоя та ночь, когда вы даже не помните, что были королевой бала в «Таверне Милано»?
— Не только это. Однажды утром на прошлой неделе мои волосы были мокрыми, когда я проснулась, как будто я купалась ночью, как это произошло тогда, когда мы сюда приехали.
— Жаль, что меня не было рядом.
— Мне не до шуток, дорогой. Сперва купание, затем я не помню, что делала или говорила во время вечеринки. Что мне делать, если и дальше это будет продолжаться?
— Решением проблемы будет наша свадьба.
— Я не могу на это пойти, если никогда не знаю, когда превращусь в кого-то другого и, возможно, вам изменю.
— Я думаю, что эта вторая личность. — Майку и самому хотелось верить, что дело только в этом, — недостаточно сильна; чтобы заставить вас изменить своим моральным принципам. Больше всего меня беспокоит, что вы можете утонуть, купаясь в одиночку, или сесть за руль и попасть в аварию. Почему бы вам не вернуться в город, где ваш дядя и я могли бы за вами присмотреть?
Она решительно отвергла это предложение:
— У меня хорошо идет работа над книгой, и, кроме того, мне нравится коттедж, река и все вокруг. Кем бы ни было мое второе «я», я далеко не так уверена, как вы и, похоже, Рандал, что это просто другая личность. Я должна справиться с ней сама.
— Но…
— Вы сами сказали, что мои моральные принципы сильны. Так оно и есть. Даже во время провалов памяти ни один мужчина не сможет этим воспользоваться.
— Они могут попытаться, особенно послезавтра, когда «Стар ньюз» напечатает статью о вас. Пистолет лежит в доступном для вас месте?
— Он в ящике, где вы его оставили.
— Может быть, перед отъездом я вставлю обойму, так, на всякий случай.
— Я уже вставила. Прошлой ночью я поставила одну из удочек, которые вы храните в сарае, чтобы наловить рыбы к обеду. Когда я утром проверила ее, попались две прекрасные рыбины, но проклятая черепаха съела их всех до головы. Она продолжала плавать вокруг, подняв голову из воды, как будто издеваясь надо мной. Тогда я пошла и взяла пистолет. Когда в нее попала эта мягконосая пуля, черепаха взорвалась, как воздушный шарик.
Майк засмеялся:
— Мне придется предупреждать вас о своем прибытии по телефону со станции автообслуживания на шоссе с этих пор. Мне совершенно не хочется, чтобы эти пули наделали во мне дырок.
Утром, когда Майк косил траву на тракторе у самой кромки воды, моторная лодка Ковенов причалила к пристани. В ней сидел Рандал Маккарти.
— Роджер и Рита уехали в Вашингтон, и, как я слышу, Жанет печатает дома, — крикнул психиатр. — Поскольку нас обоих бросили, не хотите порыбачить со мной?
— У меня сейчас нет времени. Когда я скошу тростник и траву вокруг коттеджа, мне придется собрать их в кучу и сбросить в воду, чтобы обеспечить пристанище рыбам.
— Я помогу вам. Рыбачить одному не интересно. — Маккарти закинул леску с лодки и привязал ее к поручням пристани. — А как насчет пивка? У меня тут припасено две коробочки в холодильнике.
— Это можно.
Выключив трактор, Майк присел под деревом, которое росло у самой кромки воды рядом с пристанью и бросало прохладную тень, столь приятную в это время. Он взял банку, которую для него открыл Маккарти, с жадностью отпил и отставил в сторону.
— Хорошо. — Он не мог полностью скрыть раздражения в голосе: — Спасибо.
— Что-то вас гложет, и, похоже, это касается меня. — Маккарти взглянул на Майка поверх банки с пивом, которую держал в руке. — Хотите объясниться?
— Для начала объясните, почему вы решили поправить свое здоровье здесь, так близко от того места, где, как вы знали, планировала пожить Жанет?
— Это просто. Я уже отдыхал на Потомаке, и мне понравилось. Жанет красивая девушка и может привлечь любого мужчину чисто физически, как, например, вас. Но она также умна и откровенна, что сейчас уже редко можно встретить у молоденьких девушек. Мне нравится находиться в ее обществе, и, надеюсь, ей тоже со мной не скучно, и поскольку нам обоим придется находиться здесь, так сказать, в изоляции примерно с месяц или больше, то было бы нелогично предположить, что нам не следует общаться.
— В такой степени, что вы даже платите за Лейк-коттедж?
— Вы хорошо сделали домашнюю работу, и я вас за это не виню. — Тон Маккарти был все еще доброжелательным. — Мы с Ковенами старые друзья еще со времен Дюка. Несколько лет мы работали там в парапсихологической лаборатории. Я был с Ритой в близких отношениях, когда она была еще не замужем, но она поняла, что я убежденный холостяк, и выбрала Роджера. Когда они приехали в Вашингтон, мы снова встретились, но Роджер часто работал допоздна над каким-то секретным проектом в своей Комиссии по атомной энергии, поэтому мы с Ритой проводили много времени вместе, и довольно приятно.
— А Ковен знает?
— Ну, Майк, вы же не настолько наивны. Такого рода ситуации, касающиеся страстных и желанных женщин и их мужей, у которых нет ни времени, ни желания удовлетворять их потребности, встречаются довольно часто, хотя в Вашингтоне нередко можно наблюдать противоположные случаи.
— Боюсь, я слишком консервативен для такого рода вещей.
— Оставайтесь таким. Вы слишком хороший хирург, чтобы быть замешанным в разводе, иметь любовниц или заниматься всякими сложными вещами, которые часто называют сексуальными извращениями. Кроме того, воспитание Жанет заставляет ее жить по высоким стандартам, отрицающим все менее значимое, чем замужество. В любом случае, как я уже говорил, мы с Ковенами дружим со студенческих дней, поэтому, когда мне понадобилось место для поправки здоровья, а им для отпуска, я снял коттедж; они заботятся обо мне как о госте… за те же деньги.
— Звучит убедительно.
— Нас это устраивает. Ну, теперь, когда вы знаете то, что, несомненно, считаете омерзительной историей, что еще вас беспокоит, мой друг?
— Похоже, мне нужен от вас совет психиатра.
— Наверняка не для себя. Никогда не встречал более нормального человека.
— Это касается Жанет. Как вы уже знаете, после несчастного случая в аэропорту с ней случаются, как она это называет, провалы, подобно тому, который вызвал весь этот шум с подписями под согласием на операцию.
— Случаи беспамятства часто сопровождают сильное сотрясение мозга, не мне вам об этом говорить. Она была без сознания около тридцати шести часов, поэтому некоторые клетки ее мозга могли пострадать.
— Меня и, конечно, Жанет беспокоят эти периоды провалов.
— Лучше объясните мне, что вы под этим имеете в виду, Майк. Сюда можно отнести множество медицинских состояний, как вы знаете.
Майк кратко рассказал Маккарти о том утре, когда Жанет обнаружила, что купалась ночью одна, а также о том настораживающем факте, что она не помнит посещения «Таверны Милано» с Маккарти и Ковенами.
— Второй случай я могу легко объяснить, — сказал Маккарти. — Как Жанет говорила вам, мы заехали к ней узнать, не желает ли она отправиться с нами поразвлечься — так Рита научилась это называть еще в Теннесси Жанет не хотела, и мы выпили вашего крепкого и вкуснейшего бурбона. Что это было?
— Виски называется «Дикая индюшка».
— Напиток богов, несмотря на плебейское название. В общем, мы выпили по паре стаканчиков все вместе, и, если можно так сказать, язычок вашей подружки развязался. Жанет решила пойти с нами, и, поверьте мне, она была душой компании.
— Вы не заметили ничего странного в ее поведении?
— Многие люди сильно меняются под воздействием алкоголя, мой друг, а Жанет приняла достаточно, учитывая то, что она не привыкла пить. Признаюсь, я был удивлен, насколько она расслабилась, но, с другой стороны, это часто случается с девушками, которые привыкли всегда держать себя в узде.
— Она не помнит, что поехала с вами. Чем вы объясните это, как не «провалом»?
Маккарти задумался:
— Вы говорите, что она ничего не помнит?
— Совершенно ничего с того момента, когда вы вышли из коттеджа.
— Это действительно странно. Похоже, что в таверне она полностью себя контролировала. Мы немного потанцевали, а потом она разговаривала с Роджером, когда я танцевал с Ритой, и ее речь была вполне логичной.
— Что меня больше всего беспокоит, — признался Майк, — так это возможность сексуальных контактов.
— В этот вечер ничего такого не было, можете поверить мне на слово. Я не пуританин, но не в моих привычках соблазнять девушек, когда они достаточно пьяны и не соображают, что делают.
— А как насчет Роджера?
— Ну нет! Его может расшевелить только что-нибудь с вывертами. Когда выпьет, Жанет может быть весьма соблазнительной, но она вас как бы дразнит — сперва может довести вас до умопомрачения, а в следующую минуту рассердиться на вас. Это ничего, пока она выпивает с нормальными людьми, во в другой компании дело может кончиться изнасилованием.
— Как раз это меня больше всего и беспокоит.
— На вашем месте я бы ей посоветовал не играть роль роковой женщины, если она не готова идти до конца, иначе это может плохо кончиться. Я сталкивался с последствиями таких случаев в своей консультации как психиатр. Зачастую сознание страдает даже больше, чем тело, если такое возможно.
— Может быть, мы имеем чистый случай раздвоения личности? — спросил Майк.
— Возможно. Я не могу сказать точно без полного психиатрического обследования, и даже тогда останутся сомнения. Зарегистрирован ряд бесспорных случаев, когда две или больше личностей существуют в одном теле и контролируют его в различное время. Зачастую они диаметрально противоположны, подобно разнице между обычными действиями Жанет и тем, как она себя вела в «Таверне Милано».
— Когда одна личность контролирует тело, другая знает о том, что происходит?
— Часто не остается никаких воспоминаний, но я думаю, что некоторые сдерживающие функции подавленной личности еще действуют. Когда я наблюдал за Жанет в тот вечер, мне, во всяком случае, показалось, что так оно и было.
— Что вы имеете в виду?
— Ну, если бы вы были там и допустить, что Жакет вас любит, то финал, вероятно, носил бы другой характер. Вообще говоря, переключение с одной личности на другую происходит внезапно, и вторая личность не знает, как она — это чаще встречается у женщин, чем у мужчин, — попала в то или другое место. Как правило, ненормальная личность, хотя здесь трудно сказать, которая из них нормальная, а которая нет, часто ретируется, когда попадает в трудную ситуацию. Так это, вероятно, происходит в случае с Жанет.
— Стало быть, вы не склонны ставить диагноз раздвоения личности?
— Я объяснил вам, что необходимо полное обследование, — сказал Маккарти. — Пока я не заехал к вам сегодня утром, мой диагноз звучал так: Жанет — симпатичная девушка, которая не привыкла пить и приняла лишнего в тот вечер и не осознавала, что происходит. К счастью, она была с друзьями, поэтому, когда мы вернулись, Рита уложила ее спать.
— Слава Богу.
— Я также не удивляюсь, что Жанет ничего не помнит, — продолжал Маккарти. — При первой пьянке алкоголик-неофит часто не помнит или очень не хочет помнить, и поэтому его ум как бы опускает занавес перед памятью.
— А как объяснить другие случаи? Она не помнит, как просила меня сделать маммопластику и тому подобное?
— Припишите это сотрясению мозга, которое еще не улеглось. Вы удовлетворены?
— Нет. Но я ценю вашу откровенность, а также ваши гарантии в отношении того, что произошло в тот вечер.
— Майк, мальчик мой, я закоренелый повеса, и не стыжусь этого, — сказал психиатр, — я занимаюсь тем, что часто называют оккультными явлениями те, кто мало понимает в узаконенной паранормальной психологии, но я не нахожусь в союзе с дьяволом.
Жанет вышла из дома, когда Майк собирал в кучу скошенную траву и тростник с помощью напоминающего грабли прицепа к трактору, после того как психиатр уехал.
— Вы готовы к ленчу? — спросила она. — Вы так увлеченно беседовали с Рандалом, что я боялась зам помешать. Кроме того, у нас осталось ветчины только на двоих.
— Я поймаю несколько крабов на обед, — пообещал он и выключил мотор, — а запас ветчины я привезу вам из магазина на перекрестке, когда поеду за воскресными газетами завтра утром.
— Мне будет страшно на них взглянуть, — призналась она.
— Чего бояться? К этому времени завтра весь мир будет знать, что вы — самое прекрасное из его созданий.
— Как оказалось, — сказал Майк Жанет, когда они ели бутерброды с ветчиной, домашний сыр и яблочный соус, — вам не нужно беспокоиться ни о чем, что произошло в «Таверне Милано» в тот вечер. Маккарти рассказывал, что вы были душой компании и настолько соблазнительной, что ни один мужчина там не остался спокойным, но на этом все и закончилось. Несмотря на свои фривольности в плане секса, он оказался джентльменом и уверяет, что вы вышли из положения, не потеряв целомудрия.
— А что еще из интимных подробностей вы обсуждали?? — спросила она немного сдержанно.
— Ничего. Он просил меня предупредить вас, что в компании других мужчин такое поведение может привести к другого рода результатам, но меня интересует, почему вы никогда не вели себя так со мной.
— Только подумайте, что вас еще ожидает, — сказала Жанет и нагнулась, чтобы поцеловать его, — простите меня за упущение. Думаю, правда заключается в том, что я просто напилась и выглядела глупо. Это больше не повторится.
Он улыбнулся:
— А если случится, убедитесь, что я рядом.
— А вы будете таким же благородным, каким был Рандал Маккарти?
— Если честно, то я сомневаюсь, но, к сожалению, эта фаза пребывания двух девушек в одном теле долго не продлится, как бы они ни были прекрасны обе. Это лишь временное явление, связанное с сотрясением мозга.
— Мне хотелось бы быть уверенной в этом так же, как вы, — сказала она задумчиво.
Когда Майк проснулся в воскресенье утром в восемь часов, Жанет все еще спала, поэтому он, надев шорты и майку и не разбудив ее, поехал в магазин на перекрестке, где купил фунт ветчины. Получив на сдачу несколько монет, он сунул их в автомат и вынул несколько экземпляров «Стар ньюз». Открыв газету на странице местных новостей, он даже присвистнул от восхищения.
Энди Штольц, фотограф, несомненно, был мастером своего дела. Цветная фотография Жанет на четверть страницы, где она позировала перед камерой в бикини, просто захватывала дух. Так же интересны были три черно-белых фотографии меньшего размера, расположенные в ряд в другом углу страницы. На них были изображены созданный Праксителем бюст, собственная модель Майка и прекрасный силуэт Жанет, такой же прекрасный, как силуэт богини, чей портрет был изваян более двух тысяч лет назад.
Под этими фотографиями крупными буквами был напечатан вопрос:
КТО ИЗ НИХ НАСТОЯЩАЯ АФРОДИТА?
Майк заметил, что Молли Вокер тоже великолепно исполнила свою работу. Оставшуюся часть страницы занимал сам рассказ, а в нижнем углу была маленькая фотография Майка. В своем интервью Жанет отдавала ему должное как за спасение ее жизни, так и за превращение ее из, как она выразилась, простой Джейн в потрясающую красавицу.
Когда Майк вернулся, Жанет еще спала. Постучав в дверь ее спальни, он сказал:
— Я ездил за газетами. Мы стали сенсацией дня.
— Один момент, — отозвалась она, — входите.
Она сидела на кровати, прикрыв простыней свою грудь, ее глаза были еще чуть-чуть затуманены сном, а волосы ниспадали на плечи. Майк подумал, что прекрасней ее он никого не видел.
— Ваш дядя Джордж действительно выложился для вас, — сказал он, раскладывая газеты перед ней на тумбочке, — теперь вам будет завидовать каждая женщина, которая откроет воскресную газету.
— О Майк! — воскликнула она, взглянув на фотографии. — Я действительно прекрасна!
— Несомненно. Вам следует привыкнуть к обожанию, включая одного трудолюбивого доктора.
— Вы имеете в виду моего создателя! Все, что изображено на этой странице, творение ваших рук.
— Но только до пояса. Все остальное у вас было и раньше, но вы настолько были уверены, что это все ординарно, что даже и не пытались одеться так, чтобы не скрывать свои достоинства.
— Теперь я буду умнее, — пообещала она.
— Мне бы очень хотелось теперь взять скальпель и удалить ваше второе «я», которое не помнит, что делает.
Жанет задумчиво кивнула:
— Меня это тоже беспокоит. Как я могу знать, что оно не заставит меня сделать что-нибудь, что оно хочет, может, даже… — Девушка замолкла, не закончив фразы, но он понял, что ее беспокоит.
— Я не думаю, что ваша вторая личность сможет заставить вас вступить в половые сношения с кем-нибудь, — попытался он успокоить ее, — по крайней мере я молюсь, чтобы это ей не удалось.
— Как мы можем быть уверены?
— Вы любите меня, хотя еще не признались в этом, и глубоко внутри вас эта любовь не позволит второй личности завести вас слишком далеко, но как бы вы на это ни смотрели, вам нужна консультация психиатра. Я встречаюсь с Рандалом Маккарти во второй половине дня в понедельник, чтобы нанести последние штрихи на его портрет. Он видел вас, контролируемую второй личностью, и я уверен, что он не откажется исследовать вас чисто с психиатрической точки зрения.
— А если вторая личность опять возобладает, мы можем доверять ему?
— Думаю, что да. Чтобы вас не упекли в психбольницу, это, похоже, наилучшее решение, по крайней мере на сегодняшний день. Я попрошу Рандала навещать вас в коттедже время от времени в профессиональном качестве, но сторонитесь Роджера и Риту Ковен. Им я не доверяю.
Она лукаво улыбнулась:
— Не волнуйтесь. После того спектакля, который я, должно быть, разыграла в тот вечер в «Таверне Милано», Рита не захочет оставаться со мной в одной комнате, если там еще будут мужчины. К тому же она говорит, что Роджер проводит все время в Вашингтоне или в лаборатории, которую он устроил в гараже у коттеджа.
— Мне придется дежурить в больнице в следующие выходные, но вы не будете скучать в одиночестве, — сказал Майк перед отъездом на следующее утро, — я попрошу вашего дядю Джорджа приехать и провести эти дни с вами.
— Это будет здорово, — сказала она, — в течение многих лет мы мало общались.
— Вы одержали очередную победу, — сказал Майк Маккарти, когда психиатр вошел в его приемную сразу же после ленча, — над моей медсестрой.
— Да, вибрации там были положительные. Вы не возражаете, если я приглашу ее на ленч… и другое?
— Ленч — пожалуйста, но ничего другого, — сказал Майк твердо, — она счастлива замужем и мать двоих детей. Давайте посмотрим на эту складку кожи под вашим правым ухом. Наверное, мои ножницы сбились, когда я срезал излишки.
Майку едва ли потребовалось десять минут, чтобы ввести новокаин под основу этой складки, удалить излишки и зашить небольшую ранку несколькими стежками.
— У вас есть несколько свободных минут? — спросил Майк, когда накладывал повязку.
— Конечно. Рита делает себе прическу, а Роджер занят в Комиссии по атомной энергии. Мы встречаемся у Юнион Стейшн в пять.
— Они интересная пара. Вы рассказывали, что знаете их уже давно.
— Больше десяти лет. Как я уже говорил зам, у нас с Ритой много общего, хотя она и не профессионал.
— Однажды она упоминала об Ок-Ридж.
— Их направили туда из Дюка. Они провели там несколько лет, пока Роджер не приступил к выполнению более специальной работы в Чикагском университете в прошлом году. Это был центр атомной физики с момента первого подземного испытания во время второй мировой войны.
— Похоже, они довольно известны.
— Как все талантливые люди в академическом мире. Кроме того, Роджер и сенатор Магнес друзья с детства, а учитывая то, что Магнес является большим человеком в Комиссии по атомной энергии с тех пор, как проиграл на перевыборах два года назад, Роджер мог выбирать любую работу, и он выбрал Вашингтон.
— Я кое-что помню об этих выборах, — сказал Майк, — и Магнес был очень расстроен, да?
— Естественно, недобрать восемь голосов, при том, что все они и еще ряд других были сомнительны. Но Магнес республиканец, а в условиях правления демократического Конгресса у него не было никаких шансов. Он отдал свой штат Никсону и за это получил место в Комиссии. Однако я вас отрываю, а мне надо еще заехать в университет на секунду. Так что же вас беспокоит?
— Эта вторая личность, которая временами контролирует тело Жанет. Может ли быть так, что она всегда была там и проявилась только сейчас?
— Насколько мы знаем, именно так и происходит, но должен признать, это трудно объяснить. Так же трудно объяснить, как один может доминировать, а другой ничего не помнит, когда происходит переключение.
— Как раз это и не дает мне покоя.
— Мы много с ней беседовали в больнице, когда оба были еще пациентами. Из всего ею сказанного я сделал вывод, что Жанет всегда была девушкой с сильной волей во всем, что касалось ее собственной работы и интересов. Полная противоположность общительной порхающей бабочке, типичного члена женского клуба. Тогда неудивительно, что организации, к которым она принадлежала в школе и колледже, объединяли отличников. Она редко ходила на свидания, поскольку не была по общепринятым стандартам привлекательной, что еще раз показывает, насколько глупы мужчины в оценке красоты. Кроме маленькой груди, которую вы прекрасно исправили, она сложена, как сказочная красавица. По моему мнению, недостаток ее популярности был связан с тем, что, в отличие от других учениц, в те дни она не опрокидывалась на спину перед любым парнем, который хотел поваляться на сеновала.
— Дай Бог ей сил.
Маккарти улыбнулся;
— Вы рассуждаете, как потенциальный муж. Как бы там ни было, Жанет прекрасно знала, что может завоевать популярность, если действительно этого захочет, и частичка ее эмоционального «я», по ее словам, постоянно упрекала ее за чрезмерную скромность. Но она сдерживала себя усилием воли, сконцентрировав всю свою энергию на строительстве своей карьеры журналистки высокого класса, и была уже на пути к этому еще до того, как случай с Лин Толман сделал из нее знаменитость.
— Лучше сказать звезду.
— Так или иначе, она продолжала делать карьеру и завидовать красивым девушкам, когда познакомилась с Джеральдом Хатчинсоном. Он был первым, кто серьезно за ней приударил, и Жанет не успела опомниться, как оказалась с ним обрученной.
— Не могу понять, почему с самого начала она не смогла распознать в нем пустышку.
— Может быть, и распознала, но не показывала этого, потому что он был симпатичным и выбрал ее. Потом она в беспамятстве вылетает через стекло кабины пилота и встречает прекрасного принца, который делает из нее неописуемую красавицу и дает ей сознание того, что теперь она может заполучить практически любого мужчину, включая вас. Естественно, она разрывается между своим прошлым обликом и тем, чем она запросто может стать, будь то идол публики практически в любой области — шоу-бизнес, социальные круги Вашингтона и все что хотите.
— Я бы хотел видеть жену и мать, но, судя по тому, как вы это излагаете, у меня практически нет шансов, — сказал Майк угрюмо.
— С учетом раздвоения ее личности, нет. Ее вторая личность просто могла выйти на поверхность в результате удара головой в аэропорту. И поскольку Жанет весьма сообразительная девушка, она не может не понимать, что приобрела в вашем лице.
— Готовы ли вы помочь ей избавиться от этого состояния? Я имею в виду как психиатр?
— Конечно. Это один из самых интересных случаев, с которыми я когда-либо сталкивался. Но сможете ли вы мне доверять?
— Как ни странно, да, несмотря на вашу репутацию, заверил его Майк, — и я еще надеюсь, что любовь ко мне не позволит второй личности Жанет завести ее слишком далеко в отношениях с кем-нибудь еще.
— Возможно, но если вы видели, как вы выразились, второе «я» в действии… — Маккарти неожиданно замолк и, когда заговорил опять, его голос звучал возбужденно. — Вот вам и решение вашей проблемы!
— О чем вы, черт возьми, говорите?
— Вы боитесь, что кто-нибудь соблазнит «Жанет-два», так станьте этим «кем-нибудь» сами.
— Но как?…
— В тот вечер два бокала «Дикой индюшки» решили все, и у вас есть там все необходимое для романтической интерлюдии.
— Не получится.
— Почему же?
— Я уже предлагал это, и меня отвергли.
— Но это же была не «Жанет-два».
— Нет.
— Значит, это зависит от вас, ну и, конечно, от нее, попробовать еще раз с «Жанет-два». И, судя по моему опыту общения с женщинами, это будет незабываемо.
— Обманывать ее нечестно…
— Поверьте, Майк, обмануть женщину, которая сама хочет, чтобы ее любили, обойдя ее предрассудки, значит, сделать ей одолжение… и себе тоже.
— Какие есть альтернативы?
— Я таких не знаю. Пояса невинности вышли из моды много веков назад, и даже тогда, я уверен, было много смышленых взломщиков. — Маккарти поднялся. — Жанет знает, что вы обратились ко мне с просьбой заняться ее лечением? До сих пор я только немного занимался гипнотизмом, в основном чтобы произвести на нее впечатление.
— Я говорил с ней об этом перед отъездом. Между прочим, Джордж Стенфилд приедет к ней на выходные. Я позвонил ему сегодня утром. Он не уверен, что вторая личность существует.
— Он поверит, когда увидит это.
— Как вы предполагаете это сделать?
— Попробую гипноз и, если это не сработает, я всегда могу предложить ей пару стаканчиков. Ваш бурбон может пробудить сексуальные начала даже у снежной бабы.
Джордж Стенфилд позвонил Майку в приемную в понедельник утром через неделю и пригласил его на ленч в Гридирон-клуб в двенадцать тридцать. Издатель сидел в баре со стаканом в руке, когда вошел Майк.
— Хорошо, что вы смогли прийти, — улыбнулся он; когда официант провожал их к столу. — Хотите выпить? Я бы позволил себе еще стаканчик.
— Бурбон с содовой, — сказал Майк, а Стенфилд заказал шотландское с водой.
— Когда я позвонил в субботу к вечеру, голос Жанет звучал так, как будто вы собирались устроить торжественный вечер в коттедже, — заметил Майк издателю, в то время как они ждали свои напитки и изучали меню.
— Все было великолепно. Жанет очень нравится там, и она весьма успешно работает над книгой. Мне также удалось побеседовать с доктором Маккарти, и должен признаться, что я его недооценивал. У него хорошее чувство юмора, и хотя, по-моему, он не очень обременен моралью в том, что касается секса, он неглуп и с ними не соскучишься.
Им принесли напитки, и они сделали заказ. Небольшой бифштекс для Майка с вареной картошкой и кофе. Стенфилд, который был склонен к полноте, ограничился жульеном и салатом.
— Что вы думаете о Ковенах? — спросил Майк, когда официант ушел.
— Она явно готова на все даже с таким стариком, как я, а ее муж, похоже, не возражает. В мои молодые годы общество бы их отвергло, но в наши дни это кажется вполне приемлемым. Роджер Ковен либо живет глубоко сам в себе, либо слишком обозлен на весь мир. Не знаю, чего в нем больше. В любом случае что-то в кем отталкивает, меня, но я не могу сказать, что именно.
— У меня такое же чувство, но они оба были очень любезны с Жанет.
— Кажется, они ей нравятся, и именно она находится сейчас там с ними.
— Проявлялась ли ее вторая личность, пока вы были там?
— Нет. И, может быть, вы делаете скоропалительные выводы только потому, что Жанет всегда плохо переносила алкоголь. Насколько я знаю, она почти не пила в Чикаго, поэтому не привыкла к спиртному. Пара рюмок из многих женщин может сделать кошечек, и это легко принять за что-то другое.
— Надеюсь, вы правы.
— Маккарти пытался провести какое-то экспериментальное лечение Жанет с помощью гипноза, но, мне кажется, он мало чего добился. Он сказал, что сообщит вам о результатах.
— Я жду его у себя в приемной, чтобы снять шов, оставшийся после удаления некоторых излишков кожи. Я обязательно спрошу его о результатах лечения Жанет.
— Должен сказать, вы прекрасно над ним поработали. Я бы его никогда не узнал. Между прочим, увидев у вас в кухне список телефонов полиции и пожарных, я позвонил моему другу и партнеру по рыбалке шерифу Ноту прямо из коттеджа. Он сказал, что в округе не было замечено никого, кого полиция не опознала бы, но я все же попросил его, чтобы кто-нибудь из его людей навещал Жанет каждый день. Несмотря на то что инспектор Стаффорд считает маловероятной какую-либо попытку со стороны чикагской компании Толман заставить Жанет замолчать, мне все равно страшновато оставлять ее там одну.
— Я также попросил Маккарти и Ковенов присматривать за ней. Нас редко беспокоят жулики, но разного рода хиппи иногда разбивают лагерь в ближайшем лесу. Каждый год у меня пропадает радиоприемник или маленький телевизор, и я часто нахожу свидетельства того, что молодежь использует дорогу, ведущую к коттеджу, как аллею свиданий.
— Жанет планирует закончить свою книгу о Лин Толман и передать ее издателю к следующим выходным, а я хочу устроить пресс-конференцию и объявить об этом в пятницу вечером, чтобы успеть подготовить материал к воскресному выпуску, — сказал Стенфилд, — в нем мы также помещаем статью Жанет о Лин Толман как введение к серии выдержек из ее книги, которые будем публиковать несколько воскресений до выхода самой книги.
— Отлично! — обрадовался Майк. — Значит, она будет в городе в следующие выходные, когда мне придется дежурить в больнице.
— Естественно, мы приглашаем вас на пресс-конференцию. Я уверен, репортеры захотят задать вам несколько вопросов о том, как вы выбирали модель для восстановления лица Жанет. Думаю, что некоторая известность также не повредит вашей практике.
— Моя клиентура растет каждый день благодаря операции на Жанет. Кажется, половина всех грудей в районе внезапно обвисла.
Во вторник, когда Майк вернулся после ленча в «Макдоналдсе» за углом, он нашел Маккарти, развлекающего миссис Фентерс, его медсестру, рассказами о карнавале. Несколькими минутами позже швы уже были сняты с небольших ранок на коже. Закончив работу, Майк пригласил психиатра к себе в кабинет.
— Наверное, Джордж Стенфилд уже рассказал вам, что мне не удалось разбудить второе «я» вашей девушки с помощью гипноза, — сказал Маккарти.
— Какие ваши соображения относительно того, почему вторая личность не проявилась?
— Пока Жанет является доминирующей личностью, она, вероятно, может сдерживать вторую, но когда она выпьет пару бокалов, ее воля временно ослабевает.
— Что означает — она пока является доминирующей личностью?
— После того как я ушел от вас в тот день, я заехал в библиотеку медицинской школы и взял несколько книг и журналов, чтобы освежить свои знания. Появление второй личности у подверженных этому людей обычно указывает на неудовлетворенность объекта своим положением. Большинство пациентов некоторое время оттягивают проявление второй личности, обычно в силу сознания или из-за боязни последствий. Когда второму номеру наконец разрешено появиться, это обычно делает их более счастливыми, чем когда номер один был полновластным хозяином. В этих условиях первая личность зачастую постепенно отходит на задний план и позволяет второй контролировать всю ситуацию.
— Вы хотите сказать, что пациент — теперь мы будем использовать этот термин — все это осознает?
— Совершенно нет. Такого рода изменения всегда происходят подсознательно.
— Всегда? — Брови Майка удивленно приподнялись.
— Иначе не может быть, потому что один будет сознавать присутствие другого.
— Одно из первых правил медицины, которое я выучил: никогда не говорить «никогда», — напомнил Майк психиатру.
— Ну, я думаю, если вы рассмотрите модели памяти в веществе мозга, то найдете кое-какие свидетельства забытого материала, — пояснил Маккарти, — поскольку, как считается, все, что думает или делает человек, никогда не забывается. Поэтому я попытался загипнотизировать Жанет, но не смог погрузить ее достаточно глубоко, чтобы изучить подобные модели.
— Что вы надеялись узнать?
— У особо чувствительных субъектов, каковым она является, глубокий гипноз часто вызывает воспоминания прошлого.
— Как в случае Врайди Мерфи?
— Этот случай широко освещался, но были и другие. По-моему, «Жанет-один», как я ее называю, отказалась превратиться в «Жанет-два», когда ее дядя находился в коттедже, потому что не хотела показать ему часть своей натуры, которая может быть преднамеренно соблазнительной, насколько мы знаем эту вторую личность.
— А если мы каким-либо способом поможем «Жанет-один» встретиться с «Жанет-два», засняв на пленку, когда она будет находиться во второй стадии, может быть, это вылечит ее?
— Может быть, если вы действительно хотите ее вылечить.
— Что вы имеете в виду? — спросил Майк.
— Вы же намерены жениться на девушке, да?
— Конечно. Единственное, что нас удерживает, это ее опасение, что в случае появления «Жанет-два» она может меня огорчить или даже изменить мне.
— Попробуйте убедить Жанет, что вам нужны обе ее личности, как я уже предлагал вам однажды. Таким образом вы получите то, что хотят иметь большинство мужчин — обычную жену для бизнеса, как говорится, и очень необычную для удовольствий.
— Не говорите глупости.
Маккарти пожал плечами;
— Я бы сам выбрал «Жанет-два». Она достаточно обворожительна для любого мужчины.
— Вы уже хорошо знаете настоящую Жанет и должны понимать, что она никогда не будет счастлива, сознавая, что может превратиться в другую личность, за которую ей будет стыдно.
— Как жаль, что это не два человека, а две личности в одном теле. Когда я думаю, что мне придется разрушить это существо, которое я впервые увидел в «Таверне Милано», у меня разрывается сердце. — Маккарти собрался уходить. — Ей повезло, что она живет сейчас, а не триста лет назад.
— Почему?
— В те времена людей с раздвоением личности считали колдунами или одержимыми дьяволом и сжигали на кострах.
Прием в честь Жанет, объявившей о начале публикации серии статей о Лин Толман в «Стар ньюз» перед выходом самой книги, состоялся в здании газеты в пять часов вечера в пятницу. Напитки и закуски раздавались бесплатно. Кругом было полно корреспондентов, в том числе телевидения. Майк держался в тени до тех пор, пока Жанет не вытащила его на свет и не воздала ему должное не только за спасение своей жизни, но и за превращение ее в красивую девушку. Во время приема она не пила ничего, за исключением лимонада.
Маккарти присутствовал на приеме по приглашению Жанет и Джорджа Стенфилда. Ковены тоже были приглашены, но отказались прийти. Как обычно, известный психиатр был окружен толпой красавиц, которых он развлекал бесконечными остротами и пикантными историями. Наконец прием закончился, и рукопись, которая во время торжества была выставлена напоказ под охраной, была убрана в сейф.
— Вы позволите будущему жениху пригласить вас и вашего дядю пообедать в каком-нибудь спокойном месте? — спросил Майк, когда Жанет прощалась с последними гостями.
— Идите вдвоем и отдыхайте. Я устал сегодня, — сказал Стенфилд. — Ключ от моей квартиры у тебя с собой, Жанет?
— Он у меня в сумочке. Вы точно не хотите пойти, дядя Джордж? Не в ваших правилах отказываться от таких мероприятий, особенно учитывая вашу любовь к Майку.
— Только не будите меня, когда вернетесь. Я хорошо сплю, но если просыпаюсь, мне потом трудно опять уснуть.
— Я позабочусь о ней, — пообещал Майк. — Куда вы хотите пойти, Жанет?
— А что если в «Вулф Трэп Фарм Парк»? Я часто смотрела записи их программ народной музыки по телевизору в Чикаго, и они мне очень нравились.
— Я позвоню и узнаю, какая у них сегодня программа, — предложил Майк, — они также предлагают отличный легкий обед перед началом представления.
— Нам повезло, — сообщил он Жанет после телефонного разговора. — Нас ждет целый вечер народной музыки под звездами. Я зарезервировал места в ресторане и зале под навесом на случай дождя, а вам лучше надеть что-нибудь попроще, чем это длинное платье.
— Сию минуту, — пообещала она и ушла в спальню, которая была отведена ей в квартире дяди.
Когда Майк и Джордж Стенфилд в спокойной беседе выпили по бокалу вина, она вышла к ним. Она выглядела прекрасно в желтом брючном костюме, завязав волосы платком. По вашингтонской окружной дороге они быстро добрались до знаменитого театр-парка, расположенного около небольшого городка в штате Виргиния, именуемого Вена, и успели к семичасовому обеду. Кухня была хорошей, а старые и новые песни, исполнявшиеся под звуки гитар, банджо и других инструментов, просто обворожительны. Публика в основном состояла из молодых энтузиастов, подобных Жанет.
— Я никогда не получала столько удовольствий в один вечер за всю мою жизнь, — призналась она Майку, когда примерно в половина одиннадцатого они шли по просторной стоянке к машине.
— Теперь, когда книга закончена, вы вернетесь в коттедж?
— Наверное, в понедельник, если я сделаю все покупки до темноты. Дядя Джордж предлагает мне отдохнуть еще месяц, перед тем как приступить к работе в качестве журналиста здесь в Вашингтоне, и я предпочитаю провести это время в коттедже, чем где-то еще. Кроме того, Рандал Маккарти хочет продолжить лечение в течение одной или двух недель и попытаться наладить все процессы в моем мозгу.
— Что ему уже удалось сделать?
— Он пытается вызвать другую Жанет — «Жанет-два». Она очень непохожа на настоящую меня. Не понимаю, как она может существовать и что-то делать, когда я об этом ничего не помню. — Впервые за весь вечер ее голос звучал озабоченно. — Она действительно существует, Майк? Или я просто свихнулась?
— Она действительно существует. Я уверен в этом, хотя наши взгляды с Маккарти на природу этого механизма расходятся.
— Я спросила Риту Ковен о том вечере, когда они пригласили меня в «Таверну Милано», но она сказала, что я просто немного перебрала. Она говорит, что алкоголь действует на нее так же, ну, вы знаете, это делает ее сексуальной.
— С той лишь разницей, я уверен, что она не останавливается только на чувстве сексуальности.
— Если я ничего не помню, когда «Жанет-два» контролирует ситуацию, как можно запретить ей сделать что-то, что я, как «Жанет-один», никогда бы не сделала?
— Настоящая ВЫ никогда не позволит другой совершить что-либо неприемлемое для вас, — заверил Майк, но Жанет медленно покачала головой, явно неудовлетворенная его объяснением.
— Хотела бы я быть в этом уверенной, — сказала она, затем ее взгляд прояснился, — но есть способ проверить, настолько вы правы.
— Как?
— Как я помню, на дороге есть коктейль-бар…
— Да, очень популярное заведение, которое называется «Розовая кошечка».
— Давайте остановимся там и выпьем вечерний коктейль. Весь вечер вы спрашивали меня, что я хочу выпить.
— На то были причины, — признался он; — мне вполне хватает «Жанет-один», но виски выпускает вторую личность из клетки.
— Пока я с вами, я в безопасности, даже если стану «Жанет-два».
В баре был притушен свет, тихо играла музыка, и столики были отгорожены, чтобы создать интимную обстановку. Их проводили к одному из них, и Майк заказал напитки. Глаза Жанет заблестели, когда она окинула взглядом зал.
— Здесь хорошо. Все, похоже, заняты друг другом, и это очень романтично.
— Мне не нужны никакие предпосылки, чтобы чувствовать себя романтично, когда я с вами, — заверил ее Майк, когда они чокнулись бокалами.
— Может быть, древний дворец Афродиты выглядел так же.
— Общая идея была та же, — улыбнулся Майк, — но, думаю, ритуал поклонения был более совершенным.
— Мне следует почитать об этом ритуале. Раз уж вы сделали из меня богиню, мне надо знать, что делали богини.
— Что делала конкретная богиня, по образу которой вы созданы, лучше бы вы этим не занимались… ну, если только со мной.
Он не заметил, как опустел ее бокал, пока не появился официант с двумя высокими стаканами на подносе.
— С уважением от администрации для прекрасной и знаменитой мисс Берк, — сказал он, не дав Майку возразить.
— Наверное, он прочитал мои мысли. Я только что собиралась заказать еще, — сказала Жанет, — здесь великолепные напитки.
— И крепкие.
— Ну и черт с ними! — Было уже слишком поздно, когда Майк заметил яркий отблеск в ее глазах, свидетельствовавший о внезапном проявлении ее второй личности. — У тебя утром операция, дорогой?
— Не-е-ет, — произнес он в замешательстве, зная, что последует за этим, и не осознавая, хочет ли он этого или нет.
— Тогда давай устроим из этой ночи фейерверк, — огонь ее глаз бросал ему вызов, обжигавший Майка с головы до ног, — если у тебя хватит пороха, отвези меня к себе на квартиру.
— А что скажет ваш дядя?
— Что мы занимались любовью, что еще? Сейчас все этим занимаются. — Ее голос приобрел хрипловатые нотки. — Разве ты меня не хочешь?
— Конечно же, хочу, но я не собирался вас соблазнять…
— Соблазнять! — Ее смех был настолько громким и вызывающим, что парочка за соседним столом понимающе заулыбалась, а мужчина поднял вверх руку с растопыренными средним и указательным пальцами в знак одобрения и победы, понятный всем.
Майк понял, что ему следовало раньше увести Жанет из этого переполненного зала, поскольку, будучи такой пьяной и соблазнительной, она привлекала общее внимание.
— Хорошо, мы поедем ко мне, — сказал он ей, — но по дороге мне надо заехать в аптеку.
— Как ты наивен, дорогой, — проворковала она, — оказывается, ты не подготовился к встрече с моей второй весьма откровенной половиной. Вот будет забавно, когда первая половина проснется утром беременной и не будет помнить, как это случилось.
Он не успел промолвить и слова, как Жанет залпом допила свой довольно крепкий напиток и поднялась с кресла. Она уже нетвердо стояла на ногах, и ему пришлось поддержать ее за руку, чтобы она не упала на стол. Держа ее за талию, в то время как она, смеясь, прижималась к нему и то и дело приподнималась на цыпочки, чтобы страстно поцеловать его, Майк с трудом вывел ее из бара и усадил в машину.
Они быстро доехали до работающей круглые сутки аптеки, и он быстро сделал покупку, однако, когда он вернулся в машину, Жанет уже крепко спала. Майка охватило сомнение — разбудить ли ее, чтобы она опять стала собой, той девушкой, которую он любил, вместо этого странного, хотя и обворожительного создания, которое он уже начинал ненавидеть.
Управляя машиной одной рукой, в то время как Жанет спала, прильнув к нему, он медленно поехал на квартиру Джорджа Стенфилда, а не к себе домой. Только тогда, когда он остановил машину, Жанет проснулась и взглянула на здание. В этот момент она внезапно замерла, и Майк понял, что она осознала происшедшее.
— Какого черта! — воскликнула «Жанет-два». — Это не твой дом.
— Вы так быстро уснули. Я подумал, что вы слишком устали, и отвез вас домой.
— Ну, теперь я уже проснулась. Пошли со мной, — сказала она и засмеялась. Затем вылезла из машины и, пошатнувшись, ухватилась за Майка, — ты меня так напоил, что тебе, вероятно, придется нести меня на руках, раз уж мы приехали сюда. Наверху я покажу тебе, как я устала, и не волнуйся, дядя Джордж сказал, что всегда спит крепко.
Обхватив Жанет рукой, Майк почти силком втащил ее в дом и посадил в лифт, моля Бога, чтобы никого не встретить в столь поздний час. У двери квартиры Джорджа Стенфилда она, порывшись в сумочке, достала ключи.
— Сейчас ты имеешь дело с Лин, любовничек. — Ее слова были невнятными, но вполне понятными. — С таким телом, какое ты и Жанет мне дали, я смогу заставить настоящую Афродиту выглядеть девчонкой, которую впервые трахают на заднем сиденье автомобиля… как это однажды случилось со мной.
Не имея другого выбора, Майк втащил ее в квартиру и закрыл за собой дверь.
— Успокойтесь, — попросил он, — вы можете разбудить своего дядю.
Прижав палец к губам и игриво улыбаясь, она кивнула ему в ответ.
— Налей нам еще по стаканчику, пока я переоденусь во что-нибудь более удобное, — сказала она и шатающейся походкой направилась к себе в спальню, закрыв за собой дверь.
В баре в гостиной Майк налил два стакана бурбона со льдом и содовой и поставил их на кофейный столик у дивана. Когда через несколько минут Жанет вышла из спальни, даже не потрудившись закрыть дверь и выключить свет, Майк мгновенно забыл о своем только что задуманном плане напоить ее так, чтобы она заснула.
На ней была только ночная рубашка тончайшего белого нейлона, и силуэт ее фигуры легко просматривался в свете, идущем из спальни. Пройдя через комнату, она взяла свой стакан и быстро осушила его, как мучаемый жаждой мужик в жаркий полдень.
— Хорошо, что ты привез меня сюда, дорогой, — сказала она таким голосом, от которого у него всегда бежали мурашки по спине и учащался пульс. — Теперь тебе не придется выводить меня украдкой из своей квартиры в страхе подмочить свою репутацию.
Жанет подошла к Майку и обвила его своими руками, и даже если бы он был сделан из камня, то не смог бы противостоять этому, да у него и не было желания это делать в тот момент. Осушив свой стакан одним глотком, он принял ее в свои объятия. Она притянула его голову вниз, и их губы встретились. Теплая и ароматная неизвестность ее рта обещала неописуемые блаженства. Ее язык жадно исследовал его уста в длительном поцелуе, продолжавшемся до того момента, когда он вынужден был отвернуться, чтобы отнести ее через открытую дверь в спальню.
— Это только закуска, любовничек, — сказала она, смеясь над ним, — скоро ты попробуешь, каково основное блюдо.
Звук ключа, поворачивающегося в замке, заставил ее на мгновение замереть. Жанет выскользнула из его рук и встала в дверях спальни. Затем, когда дверь открылась и на пороге показался Джордж Стенфилд, она скрылась в спальне, закрыв за собой дверь. Майк остался стоять спиной к спальне, глядя в удивленные глаза ее дяди.
— Привет, Майк, — сказал Стенфилд, — когда вы приехали?
— Только что. — Майк осознал хрипотцу своего собственного голоса и подумал, заметил ли это Стенфилд и понял ли, что должно было произойти перед тем, как он открыл дверь. — Мы выпили по стаканчику, и Жанет пошла… — он запнулся, затем продолжил, — в ванную.
— Не зовите ее. Я иду спать. Я очень устал.
— Что-нибудь случилось? — Майк старался говорить нормальным голосом.
— Сломался один из основных прессов, и мне пришлось ехать в типографию газеты «Рост» и договариваться о печати нашего городского издания завтра утром. Пожелайте Жанет от меня спокойной ночи.
— С удовольствием, — сказал Майк, — спокойной ночи, сэр.
Когда Джордж Стенфилд скрылся в своей спальне, Майк облокотился на бар и вытер лоб носовым платком. Он надеялся, что газетчик не видел Жанет перед тем, как она закрыла дверь в свою спальню.
Когда дверь в спальню Джорджа Стенфилда закрылась и он услышал звук воды в другой ванной, Майк осторожно постучал в дверь, за которой скрылась Жанет. Ответа не последовало, и он, приоткрыв дверь, увидел, что она лежала поперек кровати в той же ночной рубашке. Свет все еще горел, но она спала крепким сном. Войдя в комнату, он поправил ее тело на кровати и слегка потряс ее за плечо. Она не проснулась. Майк потряс сильнее — никакой реакции. Тогда он наконец понял, что произошло.
Когда Рандал Маккарти пытался вызвать другую Жанет, которую она сама назвала Лин впервые в этот вечер, в то время, как Стенфилд проводил выходные в коттедже на берегу реки, все усилия психиатра были напрасны. Это могло означать, только то, что вторая личность отказывалась проявляться в присутствии Стенфилда. Отсюда следовало, что она скрылась в тот момент, когда Стенфилд вошел в комнату в этот вечер. И, не понимая, что произошло, настоящая Жанет рухнула на кровать и мгновенно заснула под действием выпитого ими в тот вечер, начиная с «Розовой кошечки».
Некоторое время Майк стоял и смотрел сверху на красивую девушку в белой ночной рубашке, забывшуюся спокойным сном. Шансы на то, что в ней опять проявится восхитительная личность, обещавшая ему незабываемую ночь, которая почти состоялась, пока дядя не открыл дверь, были слишком малы. Наконец, Майк выключил воду, которую Жанет оставила открытой в ванной, наклонился и поцеловал ее. Те же нежные и теплые губы никак не прореагировали на его поцелуй. Тогда он угрюмо вышел из квартиры и направился домой в свою пустую кровать.
Закончив утренний обход в десять тридцать, Майк остановился у дома Джорджа Стенфилда, надеясь, что Жанет уже проснулась. Ему пришлось позвонить дважды, перед тем как она открыла дверь. Она выглядела великолепно с распущенными волосами, еще затуманенными сном глазами и в тонком халате, обтягивающем ее прекрасное тело.
— Уходите. Я только что проснулась, — сказала она чуть не плача, — я не хочу вас больше видеть. Никогда.
Она попыталась закрыть дверь, но он подставил ногу и, распахнув дверь, обнял Жанет. Секунду ее тело было напряжено, затем сопротивление ослабло, и она прижалась к Майку, уткнувшись лицом ему в шею. Ее плечи вздрагивали от рыданий. Наконец, когда она перестала плакать и успокоилась, он приподнял ее лицо за подбородок и поцеловал чуть припухшие губы, а затем вытер ее глаза своим носовым платком.
— Я… я проснулась в одной ночной рубашке, значит, вы меня раздели. Что произошло?
— Вы разделись сами перед тем, как практически чуть не изнасиловали меня, — сказал он ей, — вы выпили два стакана в «Розовой кошечке» и еще один, когда мы приехали сюда, поэтому у вас такое похмелье.
— Как вы еще можете смотреть на меня после того, как я себя так вела?
— Не вы — это была другая личность. Теперь идите в душ и причешитесь, а я посмотрю в холодильнике, что там есть вам на завтрак. Что вам сейчас нужно — это забота, кофе и еда… в таком порядке.
— Но…
— Никаких но. Вперед!
Она повиновалась, а Майк направился на кухню, где после некоторых усилий нашел кофе и поставил кипятить воду. Затем он поставил жариться шесть кусочков ветчины и начал сервировать стол. Когда Жанет вернулась, она выглядела значительно лучше после душа. А Майк приступил к приготовлению яичницы.
— Молодец, девочка, — сказал он и налил ей кофе. — Вы выглядите так, как каждая жена хотела бы выглядеть по утрам… и вообще.
— Теперь вы знаете, как выглядит тот призрак, которого, как вы говорите, каждый мужчина хотел бы иметь у себя в спальне, и что он делает.
— Только как выглядит. Ваш дядя задержался вчера в типографии и вернулся домой как раз вовремя, чтобы не дать мне узнать, что вы представляете собой как любовница.
— Что же мне теперь делать, Майк? — всхлипнула она, когда он положил два яйца ей в тарелку. — Вчера вечером вы видели, на что способна та, другая.
— Выходите за меня. Это самое лучшее, что вы можете сделать.
— Я не могу так с вами поступить.
— Это мои заботы. Я хочу, и даже очень, взять на себя всю ответственность.
— Скажите мне одну вещь. Я хочу только правду. Вчера вечером в «Розовой кошечке»… я помню, как мы пошли туда, но ничего больше… предположим, я была там одна, и какой-то мужчина или мужчины пригласили бы меня, ее? Как по-вашему, она бы согласилась?
— Я… — Он замолчал, не желая давать ответ.
— Скажите мне правду, Майк. Это очень важно.
— Боюсь, что да, — признал он, — но если бы мы были женаты…
— Вы никогда бы не были уверены, где я была и что делала без вас. И вы не можете следить за мной постоянно. У нее есть собственная воля, и я боюсь, что она сильнее моей.
Майк вспомнил, что именно этот вопрос поднимал Рандал Маккарти, и яичница, которую он ел, потеряла для него всякий вкус.
— Я возвращаюсь обратно в коттедж, — сказала она, — это единственное место, где я чувствую себя в безопасности… от нее.
— Хорошая идея. Рандал Маккарти все еще считает, что может вам помочь избавиться от нее. Между прочим, вы… или скорее она назвала свое имя вчера вечером.
— Какое же?
— Лин.
Глаза Жанет расширились от удивления и страха.
— Почему она… я так сделала?
— Маккарти считает, что вы втайне завидовали Лин Толман.
— Абсурд!
— Как она себя вела? Я имею в виду с мужчинами?
— Охранники рассказывали мне, что она своим кокетством почти свела их с ума, если можно так сказать. Она постоянно приглашала их к себе в камеру вечером, когда гасили свет, и я не могу с уверенностью сказать, что они этого не делали.
— Вы написали об этом в своей книге?
— Да. А что?
— Могу предположить, что в какой-то степени вы всегда мечтали быть роковой женщиной, чтобы мужчины валялись у ваших ног. Так делают многие молодые девушки. Поэтому, когда после аварии наконец проявилась ваша вторая личность, она, естественно, приняла имя Лин, поскольку подражает действиям Лин. Я знаю, что так же думает Рандал Маккарти.
— Тогда почему она не пошла с ним в постель?
— Он считает, что ваша любовь ко мне не дает ей возможности заходить так далеко, но… — Майк замолчал.
— Вы хотели сказать, что после вчерашнего вы уже не уверены в этом, да?
— Боюсь, что да.
— Что же мне теперь делать, Майк? — Боль и отчаяние в ее голосе заставили его сердце сжаться. — Прошлый вечер доказал, что в действительности я не могу ее контролировать.
— Прошлым вечером вы были со мной и, надеюсь, поэтому были столь страстны. Но я повторяю — выходите за меня замуж и оставьте мне заботы о будущем.
— Я не могу взвалить на вас такую ношу, — сказала она твердо, — с этим мне надо справиться самой.
— Остается надеяться только на психиатрическое лечение.
— Вы хотите сказать, что я псих? Может быть, вторая Лин Толман?
— Нет!
— Как вы можете быть уверены, когда я сама сомневаюсь.
— Во-первых, даже ваша худшая часть, которую вы называете Лин, никогда не сможет стать действительно такой, какой была она. Настоящая вы обладаете слишком сильными моральными устоями, чтобы позволить «Жанет-два», мне больше нравится это имя, чем Лин, полностью завладеть вашей жизнью и заставить вас, например, подложить бомбу, чтобы просто полюбоваться разрушениями и убийством людей.
— Дорогой, это безнадежно, — она отодвинула тарелку, не доев завтрак, — я возвращаюсь в коттедж. Там безопаснее.
— Но я не смогу быть с вами две недели, — возразил он, — настала моя очередь дежурить в больнице.
— Уехав от вас, я получу возможность подумать, и, может быть, я сумею решить эту проблему. Там мне не будет угрожать «Жанет-два». Я уверена, что ни Рандал Маккарти, ни Роджер Ковен не воспользуются моим положением. Рита говорит, что редко его видит с самого утра и до обеда.
— А что он делает?
— Что-то для Комиссии по атомной энергии в Вашингтоне, а когда он не там, что-то мастерит в гараже у Лейк-коттеджа. Даже Рандал не знает, что это. Думаю, что даже Лин, как она себя называет, не польстится на него. В это время я постараюсь сделать все возможное, чтобы не дать ей проявиться вновь. Я совершенно перестану пить, потому что, похоже, это ее любимый путь на свободу.
— У меня тоже есть кое-какие идеи относительно того, что в вас происходит, — сказал он ей, — и если я окажусь прав, мы навсегда сможем избавиться от этой Лин.
— О Майк! — Она потянулась к нему и поцеловала. — Если это у вас получится, я буду любить вас до смерти.
— Прошу только не доводить дело до летального исхода, — сказал он с улыбкой, — а до этого момента у вас есть карт-бланш.
Однако не успел Майк предпринять никаких шагов, направленных на изгнание личности, называвшейся Лин, как, фигурально выражаясь, неожиданно рухнула крыша. В среду вечером, около половины одиннадцатого, когда он дремал над медицинским журналом в своей квартире, зазвонил телефон. Пройдя в спальню, он снял трубку.
— Майк! — Близкий к истерике голое Жанет моментально разбудил его. — Вы можете приехать сюда сейчас же?
— Конечно. — Ему еще следовало ждать звонков из больницы, но ее возбужденный голос сразу же убедил Майка, что его присутствие в городе явно менее важно.
— Что случилось?
— Я только что застрелила жулика из вашего пистолета, — ее голос прервался, и Майк услышал всхлипывания, — он… он мертв.