Ебипетский папирус

{♂ 17 ♀}

Видимо от моих искажающих действительность желаний, когда я врала Гоше: "Я давно хочу испробовать член брата", произошёл трагичный случай. Вернулась блудная сестра Васи, Настя. Я только знала, что у Васи есть сестра. Где она и что с ней, никто не знал. Исчезла она двадцать два года назад. Несколько раз за это время приходили открытки с поздравлениями с новым годом. Последний раз открытку получили более семи лет назад.

— Здравствуй, Аня. — приветствовала меня женщина. Ниже меня ростом на целую голову. На вид ей можно было дать все пятьдесят лет. Возраст добавляли седые волосы и сильно загорелая кожа. — Пропустишь или так, и будем на пороге стоять?

— Здравствуйте. Проходите. — ответила я оторопевшая. Указала на диван. — Вот сюда можно присесть.

— Извини, я без приглашения. Ах, ты, черт! Извини, я Анастасия, сестра Васи. У папани узнала ваш адрес. Дома братик? Мальчишки вроде у вас!? Они дома? — она тараторила, будто боялась, что её перебьют.

— Они все на даче. Часа через полтора ребята приедут, а Вася там останется.

— Это хорошо, что он один там будет. Мне надо с ним наедине поговорить. Как мне туда добраться?

— Андрей тебя отвезёт. Я сейчас приготовлю чай. Посиди тут.

— Нет, чая не надо. Есть напиток покрепче…? Давай.

До приезда мальчиков, мы сидели, попивали коньяк, разговаривали. В основном она расспрашивала о нашей семье, обо мне. Начала разговор о верности.

— Вася ходок налево…? — после моего молчания, пока я подбирала слова, продолжила. — Весь в папу. Тот тоже по молодости гулёна был. Мама его дубасила, умоляла, грозилась разойтись. К тебе, кстати, не приставал?

— Нет, не приставал. Всегда ведёт себя тактично. Только после твоего заявления узнала о его увлечении. Многие мужчины заводят интрижки. А с Васей мы живём отлично. Я ему не мешаю, он мне. Только родителям не говори. Хотя мы огласки не боимся, но поберечь здоровье стариков надо.

— Вот значит, как решила проблему.

— Никогда не считала мелкую интрижку мужа проблемой. Меня любит, детей обожает…. Вот мои мальчики приехали…. Дети…, знакомьтесь, это ваша тётя Настя…. Папа о ней рассказывал.

Познакомились. Потом Андрей повёз её на дачу. Оставил там с Васей.

По виду мужа в воскресенье вечером, я поняла, что-то случилось. Оставшись наедине со мной, рассказал:

— Я её не узнал. Только когда она начала смеяться над моей оторопью, узнал. Очень она в детстве и юности озорная была. Напроказничает и смеётся. Андрей уехал. Настя спросила, топлена ли баня. Пошла купаться. Кликнула меня похлестать её веником. Переоделся в банные шорты. Не стесняясь меня, сестра оголилась. Легла на живот. Аня! Её хлестали кнутом! Несколько следов от шрамов явно выделялись на спине. Постегал её спину веничком. Перевернул на спину. Шрам на молочной железе. Шрам от аппендицита. Это самые заметные. Мелкие шрамы от ожогов сигаретами.

Мы сидели в предбаннике пили чай с травами. Она легко отвечала на мои вопросы.

— Мне было семнадцать, я так и не понял, из-за чего ты так резко сбежала. Что случилось? Мама только тебя обвиняла. Папа молчал.

— Да! Это я виновата. Раздвинула ноги перед отцом. Он же у нас бабник. Всё началось ещё раньше. Тебя, почему-то обходили стороной их ссоры или ты сам не обращал внимания на склоки. Часто из их ругани слышала матерные слова, описания как отец совокупляется с лярвами. Так мама называла любовниц папы. Мне, одиннадцатилетней, легко было нафантазировать процесс соития папы. Потом они мирились, не закрывая дверей, придавались утехам. С твоей кровати не видно было их ложе, с моей видно. Временами одеяло сползало с них, и они оголялись.

К половозрелому возрасту, я уже онанировала, представляя соития с отцом. Нюхала его грязное белье, подглядывала за ним, когда он был голым. За тобой тоже подглядывала. Ты начал дрочить, соблазняя меня. Я разрывалась в желаниях. Член у папы был больше твоего. Но ты был моложе и доступней. Спали то мы в одной комнате. Захотела подгадать наш с тобой акт к твоему четырнадцатилетию. Подарок, так сказать.

За неделю до твоего праздника папа пришёл с работы раньше обычного времени. Я лежала на кровати и наслаждалась мастурбацией. Абсолютно нагая, дрочила, представляя сначала тебя голым, подрачивающим. Затем папу у себя меж ног. Кончила как обычно — довольно страстно для пятнадцатилетней девочки. Когда открыла глаза, то увидела папу наяву. Эмоции искажали его лицо с такой скоростью, что я не могла понять его отношение к конфузу.

— Девушка ещё? — Что угодно я готова была услышать. На мой кивок он продолжил. — Ну, хоть одну целку поломаю. — Ещё сильнее шокируя меня. Принялся скидывать одежду.

Не так я представляла свой акт дефлорации. От него пахло перегаром, машинным маслом, пóтом. Небритое лицо царапало мои щёки. Грубые шершавые руки рабочего человека, царапали ягодицы, груди. Это я запомнила. Боли от дефлорации не чувствовала. Стыда тоже не испытывала, мне стало хорошо от мысли, что теперь папа будет заниматься со мной сексом. После соития, я разглядывала его причиндал, ласкала, называла всякими глупыми именами. Дурочка, что с меня взять. По уговору, на следующий день опять сношались. Уже внимательно прислушивалась к его ласкам, проникновению. Как же мне понравился папин пенис. Твёрдый, тёплый и главное живой. Он вздрагивал от прикосновений. Оргазм, не схожий с экстазом от мастурбации, оказался выше моих чаяний.

Рассказывая ему о подглядывании за ним с мамой, добилась повторной эрекции. Обрадовалась новому знанию. При следующих соитиях, фантазировала о необычных чувствах, которые могли бы меня постигнуть при разнообразии в позах. Папочка опять возбудился второй раз. Сам стал играть моими сисичками и писечкой.

Бутон тебе, братик, не достался. Вот не поверишь, по ночам я сидела, свесив ноги с кровати, мне оставалось сделать шаг, и я могла лечь к тебе под бок, насладиться ещё одним членом. Но моё дурацкое желание сделать тебе подарок, останавливало меня. По утрам ты, зажав эрегированный член, пробегал мимо меня в туалет. Буквально в полуметре от меня находился желанный пестик.

На твоё пятнадцатилетие у меня случились месячные. Внезапная беременность, даже не знаю от кого, от папы или от парней, совокуплявшихся со мной в подъездах, испортила тебе подарок к следующему дню. Вычищая матку, старуха порушила во мне способность беременеть.

Мы с тобой рассорились из-за пустяка к семнадцатилетию, к последнему дню рождения, когда я ещё жила с вами. Да и страсть моя к тебе прошла. Миловалась с другими парнями, больше прячась от отца, чем от матери. Он уже считал меня своей женой. Как только появлялась возможность нам с папой покувыркаться, мы не упускали её. Учёбу забросила. Зачем мне знания, когда охота сношаться?!

— Ты ведь не родная мне дочь. — сказал он мне однажды. — Мамку твою, брюхатой в жены взял. Станешь взрослой, уедем от них. Я тебе буду денег давать, ты прячь, чтобы мамка не нашла. Накопим деньжат, поедем на юг. Я там служил, там тепло. Зимы считай, не бывает.

Мать радовалась, что папа стал чаще бывать дома, решила — бросил блядовать. Как там у блатных? "Бог не фраер, он всё видит". Я лежала под папой и громко стенала, приговаривая: "Давай любименький, давай, муженёк, вставляй глубже, покажи, как ты любишь свою молодую жёнушку. Я рожу тебе мальчика, девочку".

И так всегда агрессивная мама, услышав такие слова от восемнадцатилетней дочери опешила, но, когда поняла, что на мне папочка, устроила такой торнадо… ой ужас.

— Лярва! Лярва!!! Говорили мне — вытрави зародыша, вытрави! Родила на свою голову. Лярва! — кричала в истерике мама. Не плакала. Зло исказило её лицо. — Убирайся из моего дома, лярва!

Как дворник метёт мусор — "Лярва" и нет моих воспоминаний о детстве. В другую сторону метнёт — "Лярва" и нет теплоты в душе. Прошлась метлой по дороге моей жизни, ничего не оставила. Лучше бы она меня там же и убила.

Папу она не трогала, больше на мне отыгрывалась. Он закрыл её рот рукой и увёл из спальни. Под звон в ушах — "Лярва!!!", я покидала в сумку одежду. Взяла накопленные деньги и последний раз закрыла дверь родного дома. Через трое суток была уже в Ленинграде. Черканула письмо папе.

Без всяких знаний, без опыта, трудиться никуда не брали. Спала на вокзале. Оттуда же я попала к сутенёру Коле. За то, что я любила больше всего — трахаться, мне ещё деньги приплачивали. Я очумела от такой жизни. Огни большого города, иностранные туристы, короче, сам понимаешь…. Кормили, устроили к бабусе на квартиру. Опытные подружки обучили приёмам, как лучше ублажать мужиков. "Охай, ахай, громче, мужики сами напрашиваться к тебе будут" — говорил Коля, после "экзаменов". В пьянках, оргиях, я не заметила, как пролетело пять лет. Как раз момент просветления настал под новый год. Отправила папе открытку "Поздравляю с новым годом!" Сама не знала, как он там после скандала. Живёт он с мамой или нет? Облегчала душу этим посланием, короче.

Не помню, когда в следующий раз поздравила его с новым годом. Три раза из Ленинграда и один раз из Крыма. Потом угадила в рабство. В Андижане пробыла вот до этих пор. Алибек, который заманил меня из Крыма, продал меня Закиру. Уже не молодая, я обслуживала его родственников и гостей. Не! Я не плакала. Была всем довольна, что надо дуре, у которой вместо мозгов влагалище? Сношали регулярно, кормили отлично. В этом их не упрекнёшь. Переломным моментом стала фраза Закира: "Иди, ублажи брата!" Из-под кучи листвы "Лярва", вырос твой образ. Твой, милый братик. Как же я про тебя забыла, видимо действительно мама сгребла поганой метлой все мои чувства.

В тот день была под кайфом от плана, который там курят с пелёнок. Целуя младшего братишку Закира, я целовала тебя, Вася. Я отдавалась тебе. Каждого последующего мужчину, ублажала, представляя твой образ. Попросилась у Закира типа в отпуск. Мол, съезжу и вернусь, проведаю родственников. Покажусь сама. Отказал. Начала готовиться к побегу. По мелочи воровала деньги, прятала под матрасом в своей келье. На вокзале поймали. Привезли к хозяину. Десять раз хлестнул по спине. Неделю валялась от ран. Уже не считали за человека, использовали как пепельницу. Пьяными куражились.

Видимо от мелких ран души, сердце, разрываемое болью по тебе, обрастая новыми шрамами, в какой-то момент приобрело серьёзную болячку. Стала задыхаться временами. Знакомый врач, послал на рентген. Выявили рак сердца. Мне осталось жизни с месяц. Врач сказал об этом Закиру. Тот подумал и сказал мне.

— По магометанским законам, я не могу бросить твоё тело псам. И хоронить не буду. Вот тебе деньги, паспорт твой. Уходи.

— Похоронишь…? Можно я здесь поживу…, верней доживу…? Может завтра, может через месяц, умру. Васенька, миленький братик, я хочу почувствовать тебя в себе…, прости меня дуру…, но только ради этого я… сюда приехала, выследила… папу, узнала твой… адрес. Если бы не ты, я там и умирала бы. Может в канаве…, мо…жет в ре…ке. — всё чаще всхлипывая, проливая на меня литры слёз, упрашивала меня сестра.

Обычная женщина, как миллионы женщин, имеющая такой же набор женских прелестей. Нюанс в том, что это моя сестра. Пусть я отвык от неё, считал пропавшей. Она предлагала мне перейти тот барьер, который я морально себе установил — инцест запрещён. В юности, я мог бы…, да что там "мог", я с радостью принял бы такое предложение.

— Я не стал говорить, что мама в течение пары дней выкинула из дома все её вещи, разорвала фотографии, документы. Уничтожила все следы, напоминающие о Насте. Закрасила пометки об изменении роста на косяке дверей. Поменяла обои, в теперь уже моей спальне. Выкинула кровать, матрас. Действительно, как ураган прошлась по квартире. У меня в то время в голове была ты, я приходил поздно, уходил рано. Стыдно, но я сам всего однажды поинтересовался о пропавшей сестре…. Она там, на даче, ждёт моего решения. Я прошу совета у тебя, солнышко.

— Завтра же, после работы езжай к ней. Обогрей. Забудь про табу. Она нуждается в тебе. Я днём вырвусь, привезу свежей еды. Борща, наварю. Потом разузнаю о её болячке, может, в больницу определим.

— Я ей предлагал, она категорически против медицинских осмотров и тем более лечении. "Я приползла быть похороненной, так как уже больше двадцати лет мертва". — сказала она, не плача, сухо, как о решённом вопросе.

Написала заявление о неоплачиваемом отпуске на неделю. Поехала на дачу, прихватив продуктов. Вместе с Настей приготовили отменный борщ. Выпили коньяка. Иногда смеясь, чаще всхлипывая, она повествовала о своей жизни. Повторила то, что Вася мне говорил.

О жизни в Ленинграде и в Крыму говорила восторженно, радостно смеясь. Вещизмом, как мы, оседлые, не страдала. Деньги давались ей легко, выбрасывала не жалея одежду, обувь. Покупала новое. В Андижан она приехала с дамской сумочкой, в которой была косметика, паспорт и деньги.

Вечером приехал муж. Поужинали втроём как семья. Я постелила им на нашем супружеском ложе. Сама спала на кровати Серёги. На следующий день Вася с утра поехал на работу, тоже написал заявление об отпуске по семейным обстоятельствам. Чтобы подольше быть с Настей.

Болтали втроём обо всём, стараясь не задевать темы, связанные с исчезновением, родителями. Вечером пошли купаться на озеро. Затем обогревались в бане, так как Настя уже привыкла к южному климату и замерзала мгновенно. Таких страшных шрамов я не видела. Рубцы от них перекрещивались меж собой, накладываясь на ребра, представлялись ещё ужаснее. Муж сделал ей массаж, завернул в махровый халат и унёс в дом на кровать.

В эти моменты я старалась быть незаметной, чтобы не нарушать ауру любви. Платонической, плотской, родственной. Слышала их стоны, смех. Сама радовалась за них. Двое суток так продолжалось. Днём я была ей подружкой, ночью Вася мужем. В пятницу утром она не проснулась.