НАСЛЕДСТВО НИЩЕГО ГЕНИЯ

По стал одним из символов американской культуры. Что характерно — и высокой, и самой массовой.

Мы все по сей день пользуемся плодами его наследия. Мощнейший поток детективной и фантастической литературы вырос из нескольких новелл По и мало в чем преодолел фундаментальные положения, заложенные им при становлении этих жанров.

В США вокруг писателя начал складываться определенный культ достаточно быстро. В Европе же главную роль в создании "мифа Эдгара По" сыграл французский поэт Шарль Бодлер. Познакомившись со стихами и новеллами американского писателя, он стал его активным пропагандистом и переводчиком. (Многие французы по сей день предпочитают воспринимать тексты великого американца именно в бодлеровской переводческой интерпретации.)

Уже в девятнадцатом веке многие авторы честно признавались в любви к творчеству По и в том, какое влияние его произведения оказали на них: например, Поль Верлен и Артур Рембо, Жюль Верн и Герберт Уэллс, Альфред Теннисом и Томас Гарди, Ф.М. Достоевский и все наши отечественные поэты-символисты. Были, конечно, и недоброжелатели. И тогда, и позже. Авторы, вроде Руфуса Грисвольда, нарисовавшего в своих книгах злую карикатуру на поэта, братьев Гонкуров или Т.С. Элиота. Последний презрительно высказался о всем творчестве По так: "Если разбирать его произведения детально, то мы увидим в них лишь плохое письмо, неглубокое мышление, не основанное на широкой эрудиции… неумелое экспериментаторство в различных жанрах, отсутствие совершенства в каждой детали…"


Мемориальная доска на доме, где умер Э.-А. По


Но какой же гений обойдется без врагов, готовых плюнуть на его могилу, или художественных противников, демонстративно ничего не понимающих в его творчестве? Постепенно голоса хулителей всё стихали и стихали, а истинное значение По для американской и мировой культуры становилось всё яснее и яснее.

Уроки поэта оказались полезнее в следующих веках — в двадцатом и двадцать первом. Он показал, что и в так называемых легких жанрах можно работать на великолепном литературном уровне, задал "планку литературной высоты". Девятнадцатый век, одержимый реализмом и соблазном простых решений, не до конца оценил открытия По; последующие века — оценили полностью. Не зря самая престижная премия в области детектива носит имя Эдгара Аллана По.

Г.Ф. Лавкрафт так определял роль Эдгара По в становлении мирового и американского хоррора: "В 1830-х годах произошло литературное "рождение", впрямую повлиявшее не только на историю литературы о сверхъестественном, но и на жанр рассказа в целом; а не впрямую — на формирование судьбы великой европейской эстетической школы. Нам, американцам, очень повезло, что это "рождение" произошло у нас, потому что мы можем назвать своим самого знаменитого и самого несчастливого нашего соотечественника Эдгара Аллана По. Слава пришла к По не сразу, и хотя сейчас в среде "продвинутой интеллигенции" модно занижать его значение и влияние, однако зрелому и понимающему критику невозможно отрицать невероятную ценность его творчества и поразительную силу его разума, ставшего первооткрывателем многих художественных просторов. Правда, его наблюдения уже как будто были предсказаны, но именно он первым осознал новые возможности, придумал для них соответствующую форму и дал им систематический выход. Правда и то, что впоследствии авторы могли создавать более талантливые произведения, но ведь именно он учил их примером и теорией, расчищая им путь и ведя их по нему, чтобы они создавали что-то более великое. Какие бы ни были у По ограничения, он сделал то, чего никто никогда не делал и не мог сделать, и именно ему мы обязаны гем, что имеем современную литературу ужаса в ее окончательном и совершенном виде.

До Э.А. По большинство писателей, работавших со сверхъестественным материалом, в основном двигались на ощупь, не понимая психологической основы тяготения к ужасу, и им в большей или меньшей степени мешала привязанность к ничего не значащим литературным условностям, например: счастливый конец, победа добра в целом, ложное морализаторство, а также следование принятым стандартам и ценностям, старания вложить собственные чувства в повествование и стать на сторону приверженцев тех идей в искусстве, которые были приняты большинством. По же, как настоящий художник, решил быть безличным; он знал, что функция художественной литературы — отображать и интерпретировать события и чувства вне зависимости от того, куда они ведут и что доказывают, — добрые они или злые, приятные или отталкивающие, стимулирующие или ввергающие в уныние, автор всегда должен быть внимательным и умелым рассказчиком, а не благожелателем, учителем или продавцом идей. Он ясно видел, что всякая жизнь и мысль одинаково подходят в качестве объекта для художника, а так как, в силу своего характера, он тянулся к странному и мрачному, то и решил стать интерпретатором этих могучих чувств и частых событий, которые сопровождаются болью, а не удовольствием, уничтожением, а не расцветом жизни, ужасом, а не покоем и которые в основе своей враждебны или безразличны к вкусам и известным традиционным чувствам человечества, а также к здоровью, душевному покою и нормальному возрастающему благосостоянию отдельных людей.

Призраки По, таким образом, обрели убедительную злобность, которой не было у их предшественников, и установили новый реалистический стандарт в истории литературного ужаса. Безличная художественность, кроме того, соединялась с научным подходом, довольно редко встречавшимся в прошлом, а так как По в большей степени изучал разум человека, чем готическую традицию, то работал со знанием истинных источников ужаса, что удваивало воздействие повествования и освобождало его от нелепостей, свойственных обычному возбудителю ужаса. Как только это появилось, остальные писатели были вынуждены перенять его опыт, чтобы иметь возможность хоть как-то с ним соперничать, поэтому основное направление литературы ужаса начало претерпевать коренные изменения. По также определил и формальный уровень; и хотя сегодня некоторые из его собственных работ кажутся немного мелодраматичными и простодушными, мы можем твердо заявить о его влиянии в таких вопросах, как создание единого настроения и достижение единого впечатления, не говоря уж о безжалостном избавлении от тех поворотов сюжета, которые не имеют отношения к главному действию и не веду т к кульминации повествования. На самом деле, можно сказать, ч то По создал рассказ в его современном виде".

К началу XX века произведения Эдгара Аллана По действительно стали эталоном в сфере "литературы ужасов". Когда появился легендарный рассказ Г.Ф. Лавкрафта "Изгой", и в профильной прессе, и в фэндоме ту т же стали распространяться слухи, что это неизвестный текст Эдгара По. И эти байки были настоящим признанием для великого мастера "литературы ужасов" XX века, истинным "знаком качества" для его творчества. Вообще, в литературной критике сравнение с По для американских фантастов — это и дежурный штамп, и показатель совершенства произведений. Все-таки окончательных бездарностей даже самые ангажированные критики с великим классиком на один уровень никогда не ставят.

Может быть, в наше время наследие Эдгара По не выглядит настолько востребованным, как сочинения мастеров хоррора и мистики века двадцатого. Но это не значит, что интерес к нему угас окончательно. Фигура самого поэта, слишком сложная, загадочная и противоречивая, подогревает интерес к его творчеству, а знакомство с творчеством заставляет еще раз присмотреться к биографии творца историй о безумии и первых классических детективов. Вот такой заколдованный круг, который бы очень порадовал Эдгара Аллана По.

Он также стал почти архетипическим примером творца для американских авторов, продемонстрировав, как можно одинаково успешно творчески реализоваться во всех основных направлениях "литературы воображения" — и в научной фантастике, и в мистике, и в детективе. Не случайно, что большинство авторов, которых сравнивали в двадцатом и двадцать первом веках с По, называя его "наследниками", удачно работали во всех этих областях одновременно — например, Г.Ф. Лавкрафт, Р. Брэдбери и особенно Стивен Кинг. Последний фантаст не только создал сагу "Темная башня", ставшую одним из важнейших явлений в истории современного фэнтези, но и написал ряд детективных произведений (например, "Игру Джеральда", "Долорес Клейборн", "Кадиллак Долана"). Его перу принадлежат также несколько романов, которые можно трактовать и как произведения хоррора с элементами научной фантастики, и как чисто научно-фантастические ("Мертвая зона", "Несущая огонь", "Томминокеры", "Под куполом").

О глубоком уважении к поэту, которое испытывают все современные англоязычные авторы, пишущие мистические или "ужасающие" произведения, свидетельствует сборник "Дети Эдгара По", изданный в 2008 году. Среди его авторов Питер Страуб, Рэмси Кэмпбелл, Томас Лиготти, Джо Хилл, Нил Гейман и, конечно же, сам Стивен Кинг. Составитель сборника П. Страуб напрямую заявил, что включил в книгу тексты "потрясающих "литературных" писателей из числа тех, кто в нынешней более свободной атмосфере с легкостью открывает своего внутреннего По". Появляются в печати и вольные продолжения книг поэта, и романы о нем самом, вроде вышедшего в 2007 году романа Мэтью Перла "Тень Эдгара По". Это, конечно, не истерический культ Г.Ф. Лав-крафта, но все же заметное явление и в фантастической литературе, и в фэндоме.

В США, даже в условиях нынешней тотальной умственной деградации, По остается персонажем вполне известным и узнаваемым, символом и одной из "икон" мистической литературы. На этом спекулируют даже создатели популярных мультфильмов, вроде авторов сериалов "Симпсоны" и "Южный парк".

Наследие По десятилетиями остается кладезем идей и сюжетов для американского кинематографа и телевидения (благо никому за авторские права уже платить не нужно). Например, самыми популярными из фильмов ужасов, выпускавшихся кинокомпанией "Американ интернешнл пикчерз" в шестидесятые годы XX века, были именно инсценировки рассказов Эдгара По, пусть и в крайне вольной интерпретации. Иногда использование образов поэта и его собственной биографии происходит опосредованно — например, в 2013 году на канале "Fox" стартовал телевизионный сериал "Последователи", чьи герои — маньяк, помешавшийся на творчестве Эдгара По, и группка его фанатичных сподвижников.

Биография По также стала объектом кинематографической мифологизации — например, в уже упоминавшемся фильме "Ворон" режиссера Джеймса Мактига изложена фантастическая версия последних дней жизни поэта. Согласно этой версии, незадолго до смерти Эдгар Аллан По преследовал серийного убийцу, повторявшего в ходе преступлений отдельные эпизоды из рассказов писателя. Именно эта охота и привела к безвременной гибели автора "Ворона".

В сущности, все представления о По сводятся к той или иной форме мифа — либо классического (трагический поэт-романтик, всю жизнь преследуемый роком), либо альтернативного (например, писатель-иронист, во всех своих произведениях дурачивший и обманывавший читателей). В действительности же Эдгар Аллан По был и первым, и вторым, и третьим, и даже десятым.

Лишь очень многогранная личность, с легкостью менявшая один творческий подход на другой, могла создать столь разнообразное наследие в столь разных жанрах. По, как Протей, легко перевоплощался из поэта в новеллиста, из критика литературного — в критика театрального… И если бы вся его жизнь подчинялась исключительно тем рациональным идеям, которыми он руководствовался, начиная очередной литературный проект, По стал бы одним из самых преуспевающих авторов в истории США.

Однако к рациональной стороне натуры поэта был жесткий и непредсказуемый корректив, решительно воздействовавший на его жизнь. Фамильное безумие, пусть и в ослабленной форме, преследовало поэта всю жизнь. Многие иррациональные поступки и особенно — жесточайшие запои — были всего лишь проявлением этого фактора, с которым Эдгар По не мог бороться, несмотря на всю свою логику и рациональность. Налетал черный вихрь сумасшествия, и поэт принимался бродить по улицам, будучи готовым пить любую дрянь и в любой компании.

Сейчас можно лишь бесцельно гадать о природе этого расстройства, ведь никаких медицинских обследований при жизни По не проводилось. Поэта предпочитали обвинять в аморальности, и всё. И, разумеется, откровенной нелепостью является легенда о том, что именно в "глубинах безумия" поэт черпал свое вдохновение.


Памятник Э.-А. По в Балтиморе


Да, истории о безумии в самых разных формах составили значительную часть его творческого наследия. Но собственное нервное расстройство лишь мешало творчеству, иногда на целые недели, а то и месяцы выбивая Эдгара По из рабочего состояния.

И это сумасшествие не было однообразным. Оно также воплощалось в различных вариантах, но при этом одинаково угнетало и мучало поэта.

Эдгар По отразил в своих текстах не только тему одержимости и непреодолимой страсти, действительно ставшую главной во многих его "ужасных рассказах", начиная с "Береники" или даже "Метценгерштейна".

Несколько позже он обратился к идее "подмены реальности" — к описанию того, насколько ощущения могут обманывать нас, рисуя картину мира, принципиально отличающегося от подлинного, и также приводя к порогу безумия. В таких рассказах, как "Сфинкс" или "Заживо погребенные", герой оказывается во власти зрительной или обонятельно-осязательной иллюзии, которая вызывает у него неописуемый, всепоглощающий ужас. И хотя в результате для главных персонажей этих историй всё заканчивается хорошо, а пошатнувшийся взгляд на мир восстанавливается, видно, что их автора подобный "распад реальности" заметно пугал.

Фамильное безумие самого По не было слишком острым и не проявлялось слишком часто, но, видимо, было очень сложным и многоаспектным. Сводить его только к алкоголизму глубоко неверно. Периодические запои являлись лишь ярко видимым симптомом болезни, а то и способом убежать от более острых проявлений психического расстройства.

И ни в коем случае эти приступы не были полезны для Эдгара Аллана По как творца, вряд ли ему удавалось превратить свинец безумия в золото блестящей прозы или поэзии.

В общем наследии По, несмотря на его титул "создателя современной литературы ужасов", число произведений, которые можно трактовать как результат личных переживаний безумного состояния, не так уж и велико. К тому же подобная трактовка их происхождения вызывает весьма и весьма большие сомнения: судя по умению поэта реконструировать самые разные душевные состояния, он мог написать эти тексты во вполне "здравом уме и памяти". И даже если бы этих текстов не было вообще, с моей скромной точки зрения, литературное наследие поэта потеряло бы не настолько много, как может показаться при первом взгляде.

Создание рациональных, уверенно выстроенных и прекрасно внутренне обоснованных текстов — вот в чем было творческое предназначение Эдгара Аллана По. (Не зря его так тянуло к научной фантастике и детективу — самым логичным жанрам в литературе). Истории про безумие в его творческом наследии — это попытка использовать не по вине поэта сложившуюся ситуацию, стремление разумно использовать совсем чуждое проявление подсознательного в психике писателя-рационалиста.

По умел и любил создавать мистификации — тексты, в которых изначально просчитывается определенная реакция читателей, сочинения, где вся внутренняя конструкция выстроена так, чтобы именно эту реакцию спровоцировать. Поэт настолько хорошо разбирался в этом вопросе, что мог "до косточек" разобрать и проанализировать чужое мистифицирующее произведение, показать места, где его создатель дал слабину и допустил откровенные логические ляпы. (Именно так По и поступил с "Великим открытием в астрономии" Ричарда А. Локка, рассмотрев его в дополнении к переизданию собственного "Необыкновенного приключения некоего Ганса Пфааля".)

Мистификации были органичной частью творчества поэта, такой же, как лирические стихотворения и "ужасные" новеллы. Это также показывает, насколько реальный Эдгар По был сложнее примитивного образа романтического поэта не от мира сего. Находясь в наилучшей литературной (и психической) форме, он мог планировать и тщательно рассчитывать эффект от появления своих произведений в печати, нанося "точечные удары" по сознанию публики. Именно так поэт поступил с "Вороном", схожий фокус он проделал и с "Золотым жуком".

Другое дело, что придерживаться подобной жизненной стратегии Эдгар По мог только в редкие моменты полного душевного здоровья и умственной трезвости. Едва болезнь настигала его, как всё валилось из рук и шло кувырком. Удачливый поэт и мистификатор превращался в жалкого пьяницу и неврастеника, одержимого манией преследования.

Почти все конкретные обстоятельства жизни Эдгара По так или иначе воплощались в сто сочинениях, даже ссоры и разборки с литературными противниками (либо в иронических новеллах, вроде "Литературной жизни Какваса Тама, эсквайра", либо в виде критических очерков (например, "Писатели Нью-Йорка: несколько беглых заметок, содержащих честные оценки их авторских достоинств и кое-что о них самих"). Лишь алкоголизм ничего не дал поэту, кроме постоянных жизненных неприятностей. Ничего полезного для художественного творчества запойное пьянство или прием наркотиков ему не принесли; никакого американского аналога повести "Москва — Петушки" В. Ерофеева или "Исповеди англичанина, употреблявшего опиум" Т. Де Куинси он не пытался даже задумать. Это был чисто отрицательный опыт, одно сплошное несчастье и жизненная катастрофа.

Темный очаг безумия в сознании По никак не влиял на его творчество, а только провоцировал безрезультатные запои и болезни. Даже в плане "отрицательной рекламы" он не помогал поэту — шумиха вокруг его алкоголизма скорее мешала продажам его книг, нежели привлекала внимание ханжески настроенных соотечественников. В конец концов, в гибели Эдгара Аллана По это фамильное умопомешательство, при любых, даже самых фантастических, сценариях его смерти, сыграло определяющую роль.

Мог ли он прожить еще сколько-нибудь? Разумеется. Хотя бы потому, что научился, за долгие мрачные годы жестокого опыта, уравновешивать периоды безумия периодами повышенной и вдумчивой работоспособности. Но при этом целый сонм болезней подтачивал его изнутри. Как бы то ни было, долгая жизнь и превращение в седовласого патриарха американской литературы Эдгару По никогда не светили. Увы!

Удивительно не то, что великий поэт и фантаст рано погиб. Удивительно то, что он столько лет успешно сопротивлялся надвигавшемуся безумию и сумел в таких жизненных условиях столько сделать.

И любой человек, даже слегка соприкоснувшийся с судьбой и наследием Эдгара По, целиком и полностью согласится с мнением отечественной исследовательницы Э.Ф. Осиповой: "Творчество гения неисчерпаемо, а Эдгар Аллан По был гением — в этом сомнений у нынешних критиков и историков литературы нет".

Нищий творец оставил после себя россыпи словесных алмазов из литературной Голконды. Россыпи, даже сейчас ослепляющие сиянием совершенства.

Он вырезал свое слово в стихах и прозе, а мы в удивлении внимаем ему до сих пор.

Загрузка...