Единственная игра в городе

2

Anno Domini 1280. Слово хана Хубилая распространялось от параллели к параллели и от меридиана к меридиану; он мечтал о владычестве над миром, и при его дворе с почетом встречали каждого, кто приносил свежие новости и новые философские идеи. Особенно полюбился Хубилаю молодой венецианский купец Марко Поло. Но не все народы смирились с монгольским господством. Тайные общества повстанцев зарождались во всех концах покоренных монголами государств, известных под общим названием «Катай». Япония, где реальная власть принадлежала стоящему за спиной императора дому Ходзе, уже отразила одно вторжение. Да и среди самих монголов не было подлинного единства: русские князья превратились в сборщиков дани для независимой Золотой Орды, Багдадом правил Абага-иль-хан.

Что же до остальных земель, то Каир стал последним прибежищем некогда грозного Аббасидского халифата, мусульманская династия Слейвов властвовала в Дели, на престоле Святого Петра находился папа Николай Третий, гвельфы и гибеллины рвали на части Италию, германским императором был Рудольф Габсбург, королем Франции — Филипп Смелый, а Англией правил Эдуард I Длинноногий. В это время жили Данте Алигьери, Иоанн Дунс Скотт, Роджер Бэкон и Томас Стихотворец[4].

А в Северной Америке Мэнс Эверард и Джон Сандоваль осадили коней на вершине пологого холма.

— На прошлой неделе — вот когда я увидел их в первый раз, — сказал индеец. — Здорово они продвинулись с тех пор. Впереди дорога будет похуже, но все равно при таких темпах они месяца через два будут в Мексике.

— По монгольским меркам это еще довольно медленно, — отозвался Эверард.

Он поднес к глазам бинокль. Вокруг них повсюду полыхала апрельская зелень. Даже на самых высоких и старых буках весело шумела молодая листва. Скрипели сосны — их раскачивал холодный ветер, несущий с гор запах талого снега. Небо было темным от возвращавшихся в родные края птичьих стай. Величественные бело-голубые вершины Каскадных гор словно парили в воздухе далеко на западе. Поросшие лесом предгорья уходили на восток и круто спадали в долину, а дальше, за горизонтом, простиралась гудевшая под копытами бизоньих стад прерия.

Эверард навел бинокль на монголов. Они двигались по открытым местам, повторяя изгибы текущей на юг речушки. Всего их было около семидесяти человек на косматых серовато-коричневых азиатских лошадях, коротконогих и большеголовых. Каждый вел в поводу несколько вьючных и запасных животных. По лицам и одежде, а также по неуверенной посадке Эверард сразу выделил в общей массе нескольких проводников из местных жителей, но гораздо больше его заинтересовали иноземцы.

— Среди вьючных многовато жеребых кобыл, — пробормотал он себе под нос. — Видимо, они взяли столько лошадей, сколько поместилось на кораблях, и выпускали их размяться и попастись на всех стоянках, а теперь прямо в пути увеличивают поголовье. Лошадки этой породы достаточно выносливы, и такое обращение им нипочем.

— Те, кто сторожит корабли, тоже разводят лошадей, — сообщил Сандоваль. — Сам видел.

— Что еще ты знаешь об этой компании?

— Да я уже все рассказал. Кроме того, что видно отсюда, — почти ничего. Есть, конечно, отчет из архивов Хубилая, но ты же помнишь, там лишь кратко сообщается, что четыре корабля под командованием нойона Тохтая и ученого мужа Ли Тайцзуна были посланы исследовать острова, лежащие за Японией.

Эверард рассеянно кивнул. Нет смысла сидеть здесь и в сотый раз пережевывать одно и то же. Хватит тянуть, пора приступать к делу.

Сандоваль откашлялся.

— Я все думаю, стоит ли идти нам обоим, — сказал он. — Может, останешься на всякий случай здесь?

— Комплекс героя? — пошутил Эверард. — Нет, лучше идти вместе. Ничего плохого я от них не жду. Пока, во всяком случае. У этих ребят хватает ума не затевать беспричинных ссор. И с индейцами они неплохо поладили. А мы им вообще покажемся загадкой… Но все-таки я не прочь предварительно чего-нибудь хлебнуть.

— И я. Да и потом тоже.

Порывшись в седельных сумках, они вытащили свои двухлитровые фляги и сделали по глотку. Шотландское виски обожгло Эверарду горло и огнем растеклось по жилам. Он прикрикнул на лошадь, и оба поскакали вниз по склону.

Воздух прорезал свист. Их увидели. Сохраняя спокойствие, Эверард и Сандоваль двинулись навстречу монгольской колонне. Держа наготове короткие тугие луки, двое передовых всадников обошли их с флангов, но останавливать не стали.

«Должно быть, наш вид не внушает опасений», — подумал Эверард.

На нем, как и на Сандовале, была одежда двадцатого века: охотничья куртка-ветровка и непромокаемая шляпа. Но его экипировке было далеко до элегантного индейского костюма Сандоваля, сшитого на заказ у Эберкромби и Фитча. Оба для вида нацепили кинжалы, а для дела у них были маузеры и ультразвуковые парализаторы тридцатого века.

Дисциплинированные монголы остановились одновременно, все как один. Подъезжая, Эверард внимательно их рассмотрел. Перед отправкой он около часа провел под гипноизлучателем, прослушав довольно полный курс о монголах, китайцах и даже о местных индейских племенах — об их языках, истории, материальной культуре, обычаях и нравах. Но видеть этих людей вблизи ему пока не доводилось.

Особой красотой они не блистали: коренастые, кривоногие, с жидкими бороденками; смазанные жиром широкие плоские лица блестели на солнце. Все были хорошо экипированы: на каждом сапоги, штаны, кожаный панцирь, покрытый металлическими пластинками с лаковым орнаментом, и конический стальной шлем с шипом или перьями на макушке. Вооружены они были кривыми саблями, ножами, копьями и луками. Всадник в голове колонны вез бунчук — несколько хвостов яка, оплетенных золотой нитью. Монголы внимательно наблюдали за приближением патрульных, но их темные узкие глаза оставались невозмутимыми.

Узнать начальника не составляло труда. Он ехал в авангарде, за его плечами развевался изодранный шелковый плащ. Он был гораздо выше своих воинов и еще суровее лицом; портрет довершали рыжеватая борода и почти римский нос. Ехавший около него проводник-индеец с открытым ртом жался позади, но нойон Тохтай остался на месте, не сводя с Эверарда спокойного хищного взгляда.

— Привет вам, — прокричал монгол, когда незнакомцы оказались поблизости. — Какой дух привел вас?

Он говорил на диалекте лутуами, будущем кламатском языке, но с неприятным акцентом.

В ответ Эверард пролаял на безупречном монгольском:

— Привет тебе, Тохтай, сын Бату. Да будет на то воля Тенгри[5], мы пришли с миром.

Это был удачный ход. Эверард заметил, что монголы потянулись за амулетами и стали делать знаки от дурного глаза. Но человек, ехавший слева от Тохтая, быстро овладел собой.

— Ах вот оно что! — сказал он. — Значит, люди Запада уже добрались до этой страны? Мы не знали об этом.

Эверард взглянул на него. Ростом этот человек превосходил любого из монголов, а его лицо и руки выделялись своими изяществом и белизной. Одет он был как и все остальные, но не носил никакого оружия. Выглядел он старше нойона — ему можно было дать лет пятьдесят. Не сходя с лошади, Эверард поклонился и заговорил на северокитайском:

— Достопочтенный Ли Тайцзун, как ни печально, что мне, недостойному, приходится противоречить вашей учености, но мы родом из великого царства, лежащего далеко на юге.

— До нас доходили слухи о нем, — сказал ученый, который так и не смог скрыть своего удивления. — Даже здесь, на Севере, можно услышать рассказы об этой богатой и чудесной стране. Мы ищем ее, чтобы передать вашему хану приветствие кагана Хубилая, сына Тули, сына Чингиса — весь свет припадает к его стопам.

— Мы знаем о великом хане, — ответил Эверард, — но мы знаем и о калифе, и о папе, и об императоре, а также о прочих нe столь могущественных владыках. — Он тщательно подбирал слова, чтобы, не оскорбляя правителя Катая открыто, тем не менее деликатно указать ему его истинное место. — О нас же, напротив, известно немногим, ибо наш государь ничего не ищет во внешнем мире и не хочет, чтобы другие искали что-либо в его царстве. Позвольте мне, недостойному, представиться. Имя мое Эверард, и, хотя мой облик может ввести вас в заблуждение, я вовсе не русич и не из земель Запада. Я принадлежу к стражам границы.

Пусть погадают, что это означает.

— Ты пришел без большого отряда, — вступил в разговор Тохтай.

— А он нам и не понадобился, — вкрадчиво ответил Эверард.

— И вы далеко от дома, — добавил Ли.

— Не дальше, чем были бы вы, досточтимые господа, в степях Киргизии.

Тохтай взялся за рукоять сабли. В его глазах застыло подозрение.

— Пойдемте, — сказал он. — Посол всегда желанный гость. Разобьем лагерь и выслушаем слово вашего царя.