Тонкие пальцы одной руки скользнули вперед со спины на живот и вверх, вскользь огладив упругую грудь девушки, что заставило ее буквально задохнуться — то ли от неловкости, то ли от того, как это было смело и, что удивительно, очень приятно. Но это было лишь начало: ловко и умело Кассиан принялся за маленькие пуговицы на платье девушки, которые были застегнуты все до единой под самое горло. И далеко не сразу Анна поняла, что он делает — его губы все жарче и настойчивее терзали ее рот, заставляя разум туманиться все сильней. И лишь когда холодный воздух коснулся обнаженных ключиц и проник под тонкую сорочку, принцесса поняла, что именно делает демон. Но как возразить, когда губы не отпускают ни на миг? Как возразить, когда странное удовольствие волнами расходится от тех мест, где голой кожи касались подушечки мужских пальцев? Потянув за завязки на нижней рубашке, принц наконец-то оторвался от губ Анны.
Она смотрела на него широко раскрытыми глазами, тяжело дыша и не в силах даже сказать «нет» его действиям — он будто гипнотизировал ее своими бесконечно синими глазами, в которых горел странный огонь. Его дыхание было таким же прерывистым, как ее. Его губы такими же влажными. Но взгляд куда осознанней — он знал, что делает и чего хочет. Ленты выскользнули из его пальцев, которыми он тут же обвел края рубашки, ненавязчиво спуская их ниже, касаясь округлости груди в самом верху.
— Не надо, — едва слышно выдохнула Анна, млея под этими слишком интимными прикосновениями.
— Почему? — чуть склонив голову в бок, хрипло прошептал Кассиан, снова наклоняясь к ее лицу и игриво касаясь губами ее губ, не прекращая водить пальцами на самом краю рубашки, скользя под нее на сантиметр-другой. — Тебе не нравится?
— Это…не…правильно, — смогла выдавить из себя девушка, запрокидывая голову, давая доступ его губам, которые покрывали шею горячими поцелуями.
— Но тебе же нравится, — соблазняюще шептал Кассиан, лаская губами и языком маленькое ушко.
Одна его рука крепко прижимала Анну к своему телу, сжимаясь на тонкой талии, а другая продолжала свои ласки, которые грозили стать слишком откровенными — оставалась лишь пара сантиметров до окончательной непристойности.
— Кассиан, прошу, — выдохнула Анна, скорее умоляюще, нежели со страхом.
Она боялась того, что будил в ней демон сейчас. Пугалась тех ощущений, что рождались в теле. Не понимала их и, пожалуй, еще не готова была к этому. Слишком юна, слишком невинна и наивна. Но при этом происходящее завораживало и сводило потихоньку с ума. Однако воспитание, манеры и стыд как никогда прежде вопили в голос. И девушка просто не могла все это игнорировать. Сейчас, если она поддастся, потом не простит себе подобного поведения. Будет стыдиться его и не пожелает вспоминать. А не этого она желала от отношений с Кассианом, не стыда. Она хотела иного: чистого, светлого, не оскверненного чувства, не запятнанного банальной страстью. Всему этому однажды придет время, но прежде ей нужно получить любовь. Прежде ей нужно увериться в том, что ее доверия достойны. Сейчас ей просто нужно время.
И Кассиан знал это. Понимал ее желания как никто другой. И бессовестно играл на них. Он получал настоящее удовольствие от происходящего, но в первую очередь преследовал определенную цель.
— Выбирай, — продолжал искушающе шептать принц, — либо я получу твою кровь на алтаре. Либо твою девственность прямо сейчас.
Его губы не давали здраво думать, мысли путались от того, как горячее дыхание контрастировало с холодным воздухом, когда темноволосая голова склонилась над воротом рубашки, который уже едва прикрывал самое сокровенное. И ей нравилось происходящее, до безумия нравилось, как бы стыдно ни было это признавать. И не страх большего заставлял ее держаться за остатки здравомыслия, а ее нрав и характер, ее душа и принципы, которые были ее неотъемлемой частью, и которыми она еще не научилась пренебрегать, игнорировать или использовать не по назначению. Однажды наступит время, и она потеряет это, вырастет из своей чистоты. Сменятся приоритеты, и границы морали станут шире. Но а пока она еще слишком молода, чтобы становится такой. Сейчас она просто хочет жить в свое удовольствие, получая от жизни наслаждение и удовлетворение. Всему свое время, и в погоне за минутной страстью Анна не желала терять что-то другое.
— Кровь, — едва уже соображая, выдохнула девушка, и Кассиан тут же прекратил свои манипуляции, довольно усмехнувшись.
С той же проворностью, с которой разоблачали, его пальцы стянули тесемки нижней рубашки и застегнули пуговицы форменного платья, пока Анна окончательно приходила в себя от тех головокружительных ощущений, что дарил ей принц.
— Я всегда получаю то, что хочу, — без бахвальства заметил Кассиан, с нежностью и заботой запахивая на Анне плащ, скрывая ее от порывов ветра, который поднялся внезапно над тихим погостом.
— Методы у вас странные, Ваше Высочество, — проворчала девушка, не глядя на него, буквально избегая взгляда его хитрых глаз.
— Пока ты видела самые невинные из них, — хмыкнул юноша, беря ее за руку и возвращаясь к воротам.
— Боюсь предположить, что же будет дальше, — буркнула себе под нос принцесса.
Она все еще приходила в себя, все еще пыталась привести в норму хотя бы дыхание. И старалась не думать пока о том, что только что произошло, и на что она согласилась в дальнейшем — она подумает об этом после, когда никто не будет видеть ее алых щек и прикушенных губ, а еще сверкающих глаз и волнительных вышагиваний по комнате, когда она станет вспоминать каждую проведенную с принцем минуту, свои новые ощущения, и раздумывать над тем, как же все это притягивает и одновременно вызывает стыд.
— Знаешь, что учит меня добиваться результатов? Буквально с детства.
— Что же?
Анна с радостью поддерживала этот непринужденный разговор, не желая, чтобы принц сосредоточился на том, что только что случилось. Она бы не вынесла сейчас его хитрых и довольных взглядов, а еще намеков на то, что ничего против ее воли он не сделал.
— Власть.
— Ты почти с наслаждением произносишь это слово, — не могла не подметить Анна.
— Ты просто еще не знаешь, что это такое, — мягко усмехнулся Кассиан. — Ничто так не пьяник, как власть. Она лучше любого вина, лучше просто силы — она лишь составляющая власти. Попробовав однажды, уже трудно остановится.
— Твой брат так не считает.
— Хасин, — с улыбкой задумчиво произнес Кассиан. — Я часто думаю, что он не от мира сего, — с усмешкой произнес юноша. — Он мог бы иметь все, что только пожелает. Но отказался практически от всего. Отец готов был отдать ему свой трон. Я всегда готов был уступить ему свое законное место, — удивляя Анну своими словами, говорил демон. — А он лишь презрительно фыркал и кривился. Все, что его прельщает — за порогом. Он уже давно бы исчез из нашего с отцом поля зрения, если бы не был сначала моим Хранителем, а после его бы не держало стребованное мною обещание не оставлять меня до окончания учебы.
— Ни один их моих братьев никогда не отзывался о другом с такой теплотой и любовью, с которой вы с Хасином говорите друг о друге.
— Это скорее исключение, чем правило, — подтвердил Кассиан слова Анны. — В подобных нашей семьях всегда живет соперничество: за внимание родителей, за привилегии, возможности, статус и многое другое. Каждый старается добиться больших успехов, каждый ставит в приоритете свои собственные амбиции. Я думаю, что у нас все иначе потому, что мой брат изначально не желал быть мне соперником. Я стал смыслом его жизни. Он заботился обо мне, учил меня и растил. По большей части именно он был рядом, пока я рос. И это не забывается, это ценится и не променяется никогда и ни на что. Хасин учил меня быть императором для страны, которая могла быть его. И очень часто я ловил себя на мысли, что находись я на его месте, едва ли отказался бы от того, что мне предлагали.
— Твоя страсть — власть. Его — свобода. Вы просто разные, — пожала плечами принцесса.
— Видимо, так и есть, — произнес задумчиво принц.
— Ты знаешь, какой обряд проводят некроманты здесь, в Академии? — рассеяно взъерошивая волосы Хасина, который уложил голову к ней на колени, спросила Анна.
В другой ее руке была книга, которую она с увлечением читала, сидя на кровати, опираясь спиной о изголовье. Точнее, с увлечением делая вид, что увлечена: она тщательно подбирала слова, чтобы задать вопрос демону, и чтобы тон голоса казался отстраненным, а не любопытным.
— Кассиан выбрал для себя жертву? — не открывая глаз, усмехнулся Бастард под сокрушенный выдох Анны.
— Тебя вообще невозможно обмануть или обыграть? — досадливо проворчала принцесса под смех Хасина, откидывая в сторону нудный учебник.
— Тебе — нет, — хмыкнул беловолосый демон, раскрывая, наконец, глаза, и со смехом в них глядя на нее снизу вверх. — Просто спроси прямо, что тебя интересует — я ведь всегда был с тобой откровенен, даже там где не стоило бы, — усмехнулся Хасин.
— Все действительно так…интимно и откровенно, как намекал Кассиан? — с волнением спросила Анна.
— Смотря, насколько далеко решит зайти «палач», — вновь прикрывая глаза, ответил молодой мужчина. — Раньше подобные обряды проводились темными магами, когда они желали пробудить особую силу. То, что сейчас изображают адепты Академии — лишь подобие истинного ритуала. Всего лишь красивое представление и традиция. Но просто так призвать дракона не выходило еще ни у кого и никогда, и использоваться простое заклинание призыва слишком просто. Нужны эффекты, нужна особая атмосфера.
— Они же не верят в это, — скептически фыркнула Анна.
— Конечно, нет, — усмехнулся Хасин. — Обряд — полная чушь. Но почему бы не вообразить, что все серьезно? Это просто специфическая традиция на факультете некромантов. Во многих учебных заведениях есть свои подобные мероприятия, некое действо, присущее именно тому или иному месту или учебному заведению.
— И как далеко может зайти «палач»? — спросила вкрадчиво Анна, сомневаясь, что желает знать ответ.
— В первоначальном ритуале на алтарь проливалась кровь девственницы, вся до капли. И сама ее невинность так же была необходимым ингредиентом для заклинания.
— И как часто адепты приближаются к оригиналу? — все больше впадая в нервоз, протянула Анна.
Хасин не мог не улыбнуться ее потерянному и шокированному виду.
— Кассиан не переступит допустимую для тебя грань.
— Мои грани очень узки. А его — слишком широки. И боюсь, что даже золотая середина будет для меня неподобающей, — проворчала принцесса, вновь хватаясь за учебник и скрывая за ним алеющие щеки.
Хасин поднялся с ее колен и повернулся к ней лицом, отбирая книгу и заглядывая в голубые глаза.
— И как же Кассиан заставил тебя согласиться? — с любопытством и хитростью в смеющихся глазах, спросил беловолосый коварный демон.
Но окончательно покрывшейся краской стыда Анне даже отвечать не пришлось. Хасин лишь рассмеялся над ее реакцией на свой вопрос.
— Я ведь предупреждал, что ты не устоишь перед ним, — мягко и нежно произнес Бастард.
И Анна была слишком занята своими мелькающими перед глазами красочными воспоминаниями, чтобы заметить грусть с тоской и болью в этих словах.
Хасин знал, что так будет. И знал, как больно ему будет осознавать и принимать происходящее. Но что он может сделать и что может изменить? Ничего. И он не желал расстраивать Анну или брата своими личными переживаниями, а значит, ему предстоит играть эту роль дальше — заботливого друга и преданного брата. Держать в себе свои истинные чувства: ревность, раздражение, боль и даже гнев. Хасин злился, и понимал, как глупа и беспочвенна его злость. Разве он не знал изначально, что Анна привлечет принца, и не сможет перед ним устоять? Разве он не знал, каким может быть его брат в достижении своих целей? Разве не знал, какими методами он действует, в стремлении получить желаемое? Разве не к этому призывал Анну — поддаться очарованию жениха и не мучить себя сопротивлением Судьбе?
И сейчас он видел перед собой результат. Брат, которого он с момента рождения его невесты призывал к тому, чтобы смириться с мыслью о самом ее существовании и закрыть глаза на тот факт, что она человек. Которого учил не ненавидеть и не презирать из всего рода людского лишь ее — свою невесту. Брат, которого он научил уважению к своей нареченной и привил ему стремление сделать ее жизнь счастливой и спокойной насколько это возможно. И Анна, которую всю ее сознательную жизнь вел к смирению и покорности Судьбе. Которую полюбил всем сердцем, но настойчиво толкал в объятья другого, поскольку знал, что она не его. Не может быть его по определению!
Он сам добился того, что происходило. Сам толкал их друг к другу. И даже знай заранее, что полюбит эту девушку, поступил бы так же. Потому что у него не было выбора. Все, на что он положил последние двадцать восемь лет своей жизни — сделать своего брата достойным правителем, сильным императором. Это было условием его собственной потребности — обрести свободу. Он не был рабом, но задыхался в императорском дворце. Он не был пленником, но не мог просто уйти. Он не был наследником, но обязанности, что возложил на него отец однажды, превосходили даже его собственные. С самого детства проклинаемый каждым встречным на своем пути, все чего он желал — не быть Бастардом. Он рос в ненависти и отчуждении, и тем, в которых росла Анна, было очень далеко до тех, что переносил и терпел Хасин. Анна плакала ночами от обид и боли, а он не мог, потому что знал, что эту слабость ему не простят никогда. Он не желал разочаровывать отца, который любил его за всех прочих вместе взятых. Алиман никогда не заступался за него, никогда не пытался оградить его от всего, что лилось на маленького мальчика со всех сторон. Он просто дал ему возможность отомстить однажды всем тем, кто превратил его жизнь в ад. И в какой-то степени Бастард был благодарен отцу за это — невмешательство и возможности. Именно такая жизнь сделала Хасина тем, кем он был горд быть. Не хватало лишь одного — свободы.
И сейчас это понятие стало еще более ценным, в свете того, как сильно он желал находиться подальше от двух самых любимых людей, для которых был третьим лишним. Пока он мог терпеть эту боль, глядя, как Анна сближается и влюбляется в своего принца, а он искренне привязывается к ней. И пусть еще не любит, Хасин не сомневался, что и сердце брата однажды будет порабощено прекрасной человечкой.
Но что будет потом, когда они станут супругами? Каково ему будет наблюдать за их счастьем со стороны и уже не иметь права вот так запросто приходить в покои своей Амани и читать ей сказки?! Что будет с ним, когда она станет носить под сердцем ребенка своего мужа?! Когда будет любить его всем своим чистым и светлым сердцем? Когда уже не останется места для него, Хасина?!
Бастард боялся даже представить, что ему доведется стать свидетелем всего этого. Большей, чем уже есть, боли он не выдержит. А точнее, не пожелает терпеть. Довольно. За все, что есть в его жизни, плата — боль. И он готов отказаться от всего, лишь бы прекратить страдать.
— Я не понимаю того, что он вызывает во мне, — со вздохом произнесла Анна, просительно взглянув на Хасина.
— Ты выросла, Анна. Вот и весь ответ. Ты уже не девочка — ты становишься женщиной. А это совершенно другие чувства, эмоции и ощущения. Кассиан пробуждает в тебе все это. А для тебя это ново, слишком остро и пока еще неприемлемо. Но не стоит бояться, — мягко говорил беловолосый демон, прекрасно понимая, что волнует юную девушку.
— Это любовь? — тихо прошептала Анна, глядя на него с непонятным выражением в глазах — то ли страх, то ли ожидание.
— Пока еще нет, — покачал головой Хасин. — Всего лишь желание.
— Желание чего?
— Большего, Анна, — хмыкнул демон. — Твое тело, ведь ты иначе чувствуешь себя, когда Кассиан прикасается к тебе?
Анна несмело, но честно кивнула.
— Что ты ощущаешь?
Хасин спрашивал, и терзался болью от понимания того, о чем они говорят. Это было трудно — наблюдать со стороны, а не давать самому: первые уроки поцелуев и ласк, первая страсть и восторг от близости. Ему никогда не познать этого. И с каким-то садистским чувством, что должно было напоминать ему о том, что Анна не его, он говорил сейчас на эту тему. Он словно старался убеждать себя не сорваться, не предать брата и не забрать то, что предназначено ему Судьбой. Эта боль должна была контролировать его собственные желания и потребности, которые горели в крови с каждым днем все сильней.
Приходя каждую ночь в покои Анны, он осознанно мучил себя: смотрел на нее, любовался ее красотой, держал ее в объятьях, пока она безмятежно спала на его плече или груди, прижимаясь всем телом и не понимая, как подобная близость влияет на демона. А Хасин сходил с ума. И порой казалось, что он вот-вот сорвется. Но та невинность, то доверие, с которым Анна смотрела на него, с которым шла к нему, с которым открывалась, не позволяли Бастарду сделать этот последний шаг и взять то, что хочется.
Анна неловко пожала плечами и виновато посмотрела на Хасина, не зная, как объяснить.
— Закрой глаза, — понимая, что шагнул на опасную дорожку и что ему потребуется вся его выдержка, произнес Хасин.
Принцесса тут же выполнила сказанное, не задумавшись, не проявив недоверия или опасения, не поставив под сомнение тот факт, что он может сделать что-то не так.
— Вспомни тот момент, когда ты была с Кассианом.
Анна тут же с легкостью мысленно оказалась на кладбище, под порывами холодного ветра, но согретая близостью принца.
— Окунись в это воспоминание с головой. Сосредоточься на том, что чувствовала тогда, а я тебе помогу.
Анна закивала головой, глубже погружаясь в воспоминания.
Тонкие пальцы Хасина коснулись ее лица, скользя подушечками по щеке вниз, а перед глазами был Кассиан, с его хитрой улыбкой на губах, полной превосходства и игривости.
Хасин обвел контуры личика с закрытыми глазами, а Анна видела перед собой принца, который гипнотическим взглядом смотрел на нее, не давая отодвинуться и даже дышать нормально. Дыхание и сейчас сбилось с ритма, лишь слегка, но разве мог пристальный взгляд серых глаз не заметить этого? О, как же мало нужно было ей, чтобы тело начало просыпаться вопреки воле разума! И пусть причиной тому воспоминания о другом, но разве не мог помечтать и вообразить Бастард, что дело в его руках и пальцах, в его прикосновениях и ласках?
Демон молчал, не желая нарушать волшебство фантазии Анны, лишь продолжал прикасаться к ней, дурея от собственной смелости, на которую едва ли еще когда-либо осмелится: он способен удержаться и проконтролировать себя сейчас, сосредоточенный на том, чтобы запомнить все происходящее в мельчайших деталях. А после он уже не сможет остановиться лишь на этом. Бастард всегда славился своим контролем над эмоциями и чувствами, всегда умел держать верх над своими потребностями и отвлекаться от них. Никогда не было проблемой возобладать над теми или иными эмоциями. С Анной этот контроль летел ко всем чертям! Но разве могло быть иначе, когда он любит?!
Анна словно снова была на кладбище в объятьях принца: тело охватывали знакомые ощущения, когда Хасин касался ее кожи, когда пальцы одной руки скользнули в волосы, легонько массируя затылок, заставляя откинуться на крепкую ладонь, невольно чуть выгнувшись. Горячее дыхание опалило открытую кожу горла, но ничто ее не коснулось. Вместо пуговиц на форменном платье, пальцы мягко сдвигали края халата — всего на сантиметр по контуру, но и этого было довольно, чтобы ощутить запретность происходящего. Но как и тогда с Кассианом, так и сейчас с Хасином, Анна не смогла сказать хоть что-то, уплывая на этих ощущениях туда, где разум, стыд и мораль отходили на второй план. Лишь на краю подсознания мелькнула мысль, как же легко она поддается происходящему.
— Расскажи мне, — шепот на ухо, — что ты чувствуешь. Что ощущаешь. Что хочешь. Тебе нравится?
— Да, — выдохнула девушка, не открывая глаз. — Мне…хорошо. Мое тело…оно словно нагревается — очень быстро. Внутри, в груди что-то печет и распространяется по всему телу, опускаясь вниз.
— Сюда? — вкрадчиво произнес Хасин, опуская ладонь на плоский подрагивающий животик, скользнув горячей ладонью под халат и обжигаясь об кожу, которую едва ли прятала полупрозрачная тончайшая ночная сорочка.
— Да. Там словно что-то напрягается, — в попытках не потерять ощущений, но правильно выразить их, Анна прикусила губу и чуть нахмурила бровки.
Хасин, находящийся в непозволительной близости от ее лица с голодом смотрел на эти губы, по которым то и дело скользил кончик языка. Он не был бы нежен, будь у него позволение касаться этих губ, едва ли он проявил бы сдержанность, как, наверняка, сделал брат. Нет. Его поцелуй едва ли был бы легким и ласковым. Страсть — прерогатива Хасина во всех. В любви в том числе. Но ради Анны он постарался бы проявить нужную ей нежность, а уже позже научил бы той страсти, научил обходиться лишь ею, пристрастил бы ее к ней, сделал зависимым, научил бы ее разделять напополам с ним.
Но насколько сладки были фантазии, настолько горькой была реальность.
— Это и есть желание, — едва поглаживая ее живот, произнес Хасин, выбрасывая из головы откровенные картинки, которые сводили с ума своей невыполнимостью. — Желание большего. Сейчас ты ощущаешь то, что и должна ощущать женщина от близости с мужчиной. И это прекрасно, Анна, — нежно улыбнулся Хасин девушке, которая медленно раскрыла глаза, едва он прекратил ее касаться, вновь отодвинувшись и сев напротив. — Многим не дано ощущать чего-то подобного. Многие не разделяют ощущений со своим партнером, теряется острота или еще что-то. Поэтому наслаждайся тем, что чувствуешь, а не бойся этого.
Анна закивала головой и вдруг крепко прижалась к нему, прижавшись щекой к груди и удостоившись нежного, привычного касания губ ко лбу, когда демон обнял ее в ответ, поглаживая по плечам и спине.
— Но ведь сейчас это был ты, — немного рассеяно заговорила Анна через минуту, не выбираясь из его рук.
— Думала ведь ты не обо мне.
— Нет. Я вспоминала… — девушка неловко замолчала под смешок Хасина, не видя горькой складки у красивых губ.
— Просто ты смогла довериться мне, зная, что я лишь покажу и объясню. Едва ли будешь ощущать нечто подобное, если, допустим, Лео будет прикасаться к тебе так.
Анна лишь рассмеялась на это предположение.
— Мы с ним друзья. Но ведь и с тобой тоже, — все-таки непонимающе заглядывая ему в глаза, протянула Анна.
— Но я ведь для тебя больше, чем просто друг, — мягко улыбнулся Хасин.
— Да, — согласила принцесса, снова склоняя голову ему на плечо, но в голосе просквозила какая-то неуверенность.
Хасин не знал, о чем задумалась Анна, но догадывался, что пыталась переварить то, что в ней просыпалось и менялось. Однако совершенно не подозревал, что девушка смутно пытается уловить какую-то мысль, что неясным туманом вдруг закрутилась в голове, не обозначая себя, но и не давая покоя. И Анна едва ли могла понять, что именно ее вдруг встревожило — слишком много всего происходило в ее жизни сейчас, чтобы быть уверенной.
Едва только Анна уснула, Хасин покинул ее комнату, не в силах сегодня оставаться там до утра: как оказалось, его контроль был не таким уж хорошим даже сейчас, в такой малости. Навязчивые картинки все вертелись и вертелись в голове, не отпуская, и демон был не в силах думать о чем-либо еще, кроме своего недопустимого желания. И смотреть сейчас на спящую Анну было пыткой.
К счастью, он прекрасно знал, как избавиться от этого наваждения и сбросить напряжение: Улица Роз станет его спасением и, как подозревал Бастард, еще не единожды.
Дорогой бордель, куда выше уровня той таверны, что однажды смогла увидеть Анна. Большой особняк в дальней части улицы, где были лишь элитные заведения для богачей, а не всякого сброда. Дорогие ткани, меха, посуда, еда. Дорогие Розы, что не стояли на пороге, предлагая себя, а находились каждая в своей комнате. Холеные, умелые, на любой вкус и цвет. И уже не первый раз выбор Хасина пал лишь на одну девушку.
— А вы постоянны в своих предпочтениях, — улыбнулась загадочно хозяйка заведения, лично провожая столь важного гостя к комнате выбранной им девушки.
— Пожалуй, — скупо и сухо ответил Хасин, и понятливая фея замолчала, больше не докучая мужчине.
— Приятной ночи, — поклонилась женщина Бастарду и ушла, оставив его у дверей нужной комнаты.
Хасин нажал на ручку и вошел в комнату. Темноту разгоняли свечи, создавая интимную атмосферу и наполняя комнату слабым запахом роз. Большая кровать по центру вся в легких полупрозрачных разноцветных тканях, что накрывали ее балдахином. Толстый ковер под ногами. Тут и там стояли вазы с теми же розами. На столике в углу несколько бутылок вина и ваза с плодами савойи.
Который раз Хасин удивился тому, как много совпадений.
— Анна, — тихо произнес демон, закрыв дверь и снимая скрывающий с ног до головы его фигуру плащ, небрежно бросая его на стул.
— Господин, — немного испуганно отвернулась от окна девушка, не услышавшая, как он вошел.
Испуг быстро исчез с милого юного личика, когда она поняла, кто именно ее окликнул, сменившись радостью и улыбкой на пол лица.
— Вас давно не было, — склонившись в поклоне, произнесла тихо Роза, а в голосе отчетливо прозвучали радость и нотка тоски.
Хасин подошел к ней и позволил подняться, коснувшись пальцами ее подбородка, заставляя посмотреть на себя. Едва ли эта девушка была похожа на принцессу. Но у демона было хорошее воображение, и с легкостью он преображал эти черты в знакомые и любимые.
Это было какое-то мазохистское удовольствие, когда он приходил сюда. Случайно заглянул в этот бордель. Случайно увидел именно Анну, стоящую к нему спиной, и фигурой, цветом волос и голосом напомнившая ему в тот момент его Амани. И этого хватило, чтобы выбор пал именно на эту Розу. С тех пор он иногда наведывался сюда, давая слабину своей слабости. Но все, что удавалось, так это сбросить напряжение: едва ли этот прототип мог сравниться и заменить оригинал. Лишь отдаленное подобие, но большего Бастарду не нужно было.
Анна сама потянулась к нему губами, заметив, как гость несколько задумчиво и рассеяно смотрел, словно сквозь нее. Она давно привыкла к этим странным взглядам. И давно научилась понимать, что этот клиент отличается от всех прочих. Он не просто пользовался ею, не просто удовлетворял свои потребности. Неизменно он был ласков, страстен и заботлив, даря ей такое редкое здесь наслаждение. И он всегда давал ей деньги, кроме тех, что платил хозяйке заведения. Но едва ли при этом был заинтересован ею хоть сколько-то: никаких эмоций, чувств или просто намеков Роза в нем не видела.
Привычно и знакомо Хасин увернулся от поцелуя — Ани несколько раз пыталась, но он так и не дал коснуться своего греховного рта, который там манил всех его любовниц. И это было единственным, что было под запретом для каждой из них. Хасин не помнил когда и почему поцелуи стали его раздражать и вызывать лишь отвращение. Единственные губы, что манили его в последнее время, были для него запретны.
Анна смотрела на расстеленную на кровати сорочку и все еще не могла поверить в то, что согласилась. Уму было непостижимо, что она решилась, и что поддалась на провокацию Кассиана! Так глупо было, но отступать уже поздно — она дала слово.
Анна, словно боясь обжечься, взяла в руки сорочку и посмотрела на нее сокрушенным взглядом — ткань едва ли будет что-то скрывать: даже в два слоя она светилась насквозь!
— Надень это сегодня к полуночи, — передавая ей утром сверток, произнес Кассиан.
— Ритуал уже сегодня? — немного растерялась девушка под смеющимся взглядом принца.
— Жду не дождусь, — наклонившись к ее ушку, нарочито хрипло прошептал юноша под фырканье принцессы, тут же рассмеявшись. — Не бойся. Помнишь — я не причиню тебе вреда.
Анна кивнула. А что еще ей оставалось делать?
Весь день она ходила немного в растерянности, то и дело пытаясь представить, что ее ждет. Даже порывалась пойти в библиотеку и найти исходный ритуал, но передумала — боялась затрусить еще больше. А ей полагается сохранять спокойствие и достоинство. И к вечеру она вроде бы сконцентрировалась на том, чтобы именно так себя и вести — спокойно и достойно. Пока не увидела это безобразие, должное служить ей одеянием!
Закрыв глаза и сделав несколько глубоких вдохов, девушка начала торопливо снимать форму, боясь, что передумает. А облачившись в нескромный наряд, даже не посмотрела на себя в зеркало — боялась того, что увидит. Быстро накинула на плечи плащ и вышла из комнаты. Замок давно спал, в коридорах стояла тишина, а под дверью принцессы замер Данис, который должен был проводить ее в подземелье.
— Волнуешься? — улыбнулся демон, с любопытством поглядывая на нее.
— Нет, предвкушаю, — со всем возможным сарказмом ответила Анна под смех юноши.
— Это не больно и не страшно.
— Да, мне говорили, — кисло произнесла девушка.
— Ты могла отказаться.
— Едва ли, Кассиан не дал мне и шанса, — пробурчала принцесса.
— Он выбрал тебя, это честь, которая и должна принадлежать его избраннице.
— Как по мне — так это все ерунда. Он мог выбрать любую другую…девственницу для своего ритуала.
— Но он хочет тебя, — рассмеялся Данис.
Больше демон не стал накалять обстановку и поддевать принцессу, боясь, что та передумает в последний момент и сбежит.
Анна еще ни разу не бродила по Академии в столь поздний час. Было темно и очень тихо, неслышно было даже шорохов в саду. Лишь шум водопадов сопровождал их на всем пути к нужному месту.
У входа в подземелье Анна замешкалась на миг, сомневаясь в благоразумности своих действий. И дело было не в страхе, скорее в смущении и незнании того, что ее ожидает. Она понимала, что все это мелочь, ерунда, просто фарс, красивая традиция, дань памяти и все в этом духе. Понимала, что ничего серьезного не произойдет и не случится. Ее просто смущали некоторые детали, но и этого было предостаточно, чтобы она волновалась и нервничала.
— Поздно отступать, — с намеком за ее спиной произнес Данис, после того, как Анна на целую минуту замерла перед входом в подземелье.
— Знаю, — тяжело вздохнула девушка и шагнула под своды пещеры.
Каменную влажную лестницу освещали факелы, создавая блики на глянцевых черных стенах, отражаясь сотнями копий в каждой капле, что стекали по стенам. С улицы шел холод, но чем ниже опускались девушка и демон, тем теплее и суше становилось.
— Под пещерой, где будет проходить ритуал, есть еще одна, с горячими озерами — оттуда вся теплота, — рассказывал Данис, пытаясь отвлечь задумчивую Анну.
Но едва ли девушку волновало что-то, кроме того, что же ее ждет внизу.
Чем ниже спускались поздние гости, тем шире становилась лестница и коридор после нее, который вывел их в просторную пещеру.
Большая и идеально круглая, сферической формы, она освещалась несколькими десятками факелов, заткнутыми в стены через каждые три метра. Тут и там в углублениях в полу горели магические костры, синее пламя которых было тонким, но высоким, словно вьющимся к самому потолку. В центре стоял каменный алтарь высотой до пояса. По полу от него расходились симметричные узоры с вплетенными в них символами, а сам он был увит небольшими желобками, не сулящими жертве ничего хорошего. По всему периметру пещеры и вокруг алтаря по полу стояли маленькие плоские чаши, над которыми взвивался дым от чего-то тлеющего в них. И едва только Анна вдохнула этот пряный, яркий запах, как тут же почувствовала, как ее повело — голова закружилась моментально, и она даже немного пошатнулась.
Данис мягко удержал ее за руку и зашептал ей на ухо:
— Это дурман, чтобы жертва не сопротивлялась и не испортила ритуал. Будет немного качать, и голова пойдет кругом, тело перестанет слушаться, но ты все будешь чувствовать, видеть и слышать. И лишь ощущения немного усилятся.
Анне казалось, что она как-то заторможено повернулась и удивленно-шокированно посмотрела на Даниса, который лишь усмехнулся почти виновато — почти. Она попыталась открыть рот и что-то сказать, но едва смогла пошевелить губами. Ноги стали подкашиваться, а все тело, по мере того, как она продолжала вдыхать дурман, становилось все более ватным и неконтролируемым.
— Помни — всего лишь подобие, — напоследок шепнул демон и повернулся в сторону алтаря, будто в ожидании.
Анна повернулась туда же и заметила, как от стен, словно тени, отделились некроманты. Около десятка, все обнажены по пояс, а их тела расписаны узорами подозрительно красного цвета. Каким-то ритуальным шагом они шли к алтарю, каждый из своего угла, что-то напевая, отчего по пещере пошел гул, создавая почти мелодию. Едва ли кто смотрел в ту сторону, где была Анна и Данис, но вот из круга отделилась фигура, и в ней девушка узнала принца.
— Удачи, — шепнул напоследок Данис и исчез за ее спиной, отпустив ее руку.
Анне показалось, что она сейчас упадет, но Кассиан уже был рядом и удержал ее за плечи. Он тоже был обнажен по пояс, но его тело не было украшено ритуальными символами. В свете настоящего живого огня, всполохов синего волшебного пламени, а может дело в дурмане, что окутывал сознание, красота юноши показалась Анне поистине демонической. Рельефные мышцы под загорелой кожей на груди, плечах и руках выделялись еще больше от теней, что скользили по голому торсу. Сила так и сочилась из каждой поры, затаенная до поры до времени мощь пряталась под узором вен. И то ли дело было в атмосфере, то ли в том, что Анна начала иначе воспринимать принца — как мужчину, но она смотрела на него и не могла насмотреться. Понимала, что это некрасиво, что она, как леди, не должна наслаждаться тем, что видит. Но наслаждалась и любовалась. И ей нравилось. Волнение поднималось в собственном теле при взгляде на Кассиана и его обнаженную красоту.
Глаза Кассиана насмешливо сверкали, пока он давал Анне любоваться собой, что девушка заметила не сразу. И ей показалось, что она смутилась, но голова по-прежнему шла кругом, и она не была уверена, что это так. Лишь постаралась сделать независимый вид. Видно, у нее вышло — Кассиан хмыкнул. Он отпустил ее плечи и протянул руки к ее плащу, потянув за тесемки — нарочито медленно, чтобы понаблюдать, как храбрость и смелость медленно покинут прелестное личико: ведь под плащом была лишь прозрачная сорочка. И пусть лишь он один смотрит на нее, а другим и дела нет, девушка в ужасе распахнула глаза, когда ее одеяние оказалось на полу у ее босых ног.
Реакция Кассиана была непередаваемой: он жадно окинул ее взглядом с ног до головы, прежде чем встретиться с ее глазами, в которых вместе с паникой и стыдом нарастало нечто неясное, то самое, что будил в ней принц каждым своим взглядом, прикосновением и поцелуем. Ему нравилось то, что он видел, он был восхищен, и это волной странных эмоций прокатилось по телу юной девушки.
Взяв себя в руки и пообещав себе в другой раз вдоволь полюбоваться красотой и прелестью своей невесты, Кассиан взял ее за запястье и повел к алтарю. Анне казалось, что она шатается из стороны в сторону, но она лишь просто шла очень медленно, словно сонно крутила головой и делала каждый шаг. Возле самого алтаря, демон подхватил ее на руки и уложил на камень. Снова стало не по себе, мурашки побежали по коже, пусть алтарь под ней и был теплым. Зато в этом положении она не видела всех вокруг, и не видела их взглядов, которые на нее обратили, едва она вошла в круг некромантов, что нервировали ее, вызывали стыд и неловкость.
Кассиан медленно обошел алтарь по кругу, не отрывая от нее немного посерьезневшего взгляда, но все равно хитро сверкающего. Анна сама смотрела на него, не отрываясь, следя за каждым его медленным шагом.
По руке, сначала одной, потом другой, от плеча к запястью скользнули пальцы демона, сжимаясь поочередно на них, и заставляя ее вытянуть руки над головой. Какая-то магия не давала ей больше пошевелить ими, едва Кассиан прекращал касание. Краем глаза Анна заметила, как некроманты опустились на колени и склонили головы, уже совершенно не глядя на нее на алтаре. От этого ей стало чуть легче. Но ровно до тех пор, пока в руке принца не блеснул клинок. Тонкий и острый, с красивой рукоятью, украшенной камнями и рунами.
Сжимая ритуальный нож в руке, Кассиан стал в изголовье алтаря.
— Не бойся, — тихо прошептал юноша, нежно посмотрев ей в глаза.
И, как показалось Анне, именно этот взгляд, полный теплоты и заботы, а не дурман, окончательно заставил ее успокоиться: ушла дрожь из тела, его покинул страх, на миг вспыхнувший огнем внутри, она расслабилась, доверившись синеглазому демону.
Где-то на краю сознания Анна задумалась о том, что Кассиан едва ли что-то сделал, чтобы вызвать к себе подобное доверие. Да, он был добр, заботлив и справедлив. Но это не то, что могло бы заставить Анну открыться человеку. Подобным образом она доверяла лишь одному — Хасину. Но с ним девушка была долгие годы! Он многому ее научил, многое ей дал. Защищал, оберегал, заботился и любил всем сердцем! Его влияние на нее, его безграничная преданность ей — вот что составляло саму суть ее доверия к Бастарду. А что сделал принц? Анна не понимала своих чувств, не понимала того, почему так относится к Кассиану. Да, он ее жених, да, он ее будущее, ее Судьба. Но она едва знает его! Едва может откровенно поговорить с ним, едва ли решится спросить то, что спросит у Хасина. Так откуда все эти эмоции и чувства, ощущения?!
Но и эти мысли быстро растворились под действием волшебного дыма, который не позволял хоть одной задерживаться слишком долго: только она начинала пытаться сосредоточиться или сконцентрироваться, над чем-то задуматься, как тут же накатывало головокружение, и она теряла ход мыслей, сомневаясь даже, что после вообще вспомнит о них.
Холодная сталь коснулась раскрытой ладони Анны. Острый кончик быстро и резко порезал нежную кожу, выпуская первую кровь. Правильно предупредил ее Данис — ощущения были куда острее, и девушке показалось, что полоснули насквозь. Но даже стона не сорвалось с ее губ, хотя слезы на глазах выступили — она все так же не могла даже пошевелить губами, и любой другой частью тела. Захоти она сейчас встать и уйти, да даже просто сказать «хватит» — не сможет.
Голоса шепчущих заклинание некромантов становились все громче по мере того, как Кассиан наносил порезы сначала по ее ладоням, после под каждой ключицей — буквально царапины, но девушке казалось, что ее разрезают до костей. К дурману примешался запах крови, которая несколькими каплями оросила алтарь. И с последней из них, что упала на камень, резко смолкли голоса вокруг.
Очень медленно Анна смогла-таки повернуть голову на бок и увидеть, как некроманты плавно поднимаются с колен, медленно пятятся от алтаря и скрываются за пределами, освещенными синими кострами, что медленно стихали, и факелами на стенах, растворяясь в темноте.
— Вот и все, — наклоняясь к ее ушку, прошептал тихо Кассиан, снова находясь у изголовья, опираясь руками по обе стороны ее запястий, которыми она по-прежнему не могла пошевелить.
Порезы нещадно болели, и казалось, что кто-то в них втыкает иголки.
— Сейчас я помогу, — нежно улыбнулся принц, обходя ее и становясь сбоку.
Просто задумчивый взгляд вдруг сменился знакомо хитрым и хищным, и Анна с ужасом наблюдала, как с легкостью Кассиан взлетел на алтарь, нависая над ее телом на руках, практически касаясь ее собой и склоняясь к лицу с широко распахнутыми испуганными глазами.
— Тебе все еще не нужно меня бояться, — хмыкнул демон, одну руку протягивая к ее запястью и поднося израненную ладонь к своим губам.
Не сводя с нее своего взгляда, в котором насмешка смешалась со страстью, медленно и томно он провел своим языком по порезу, слизывая кровь и запечатывая рану своей слюной. Но даже не подумал остановиться на этом, собрав губами каждую каплю по запястью. Но сделал это настолько чувственно, что это мало походило на банальное желание помочь — скорее на ласку.
— Для вампиров кровь — основная еда, необходимая для выживания. Для оборотней кровь — способ пометить пару во время скрепления союза. Для демонов кровь — почти деликатес. Мы не пьем ее во время обеда, не стремимся где-то добыть и попробовать. Но если выпадает такая возможность — ощутить ее на языке — наслаждаемся каждой каплей. Твоя особенная, — шептал вкрадчиво Кассиан, снова заводя руку наверх и принимаясь за вторую. — Ты юна, невинна — это придает ей особый вкус: нежный, мягкий и сладкий. Кровь девственницы — не зря ее так ценят во многих ритуалах и снадобьях.
Кассиан ласкал ее кожу губами и языком, действительно наслаждаясь каждой каплей. Он смотрел в затуманенные голубые глаза Анны, которая слушала его тихий хриплый голос, как зачарованная, смотрела на него, как загипнотизированная, не способная даже отвести взгляд — настолько завораживающим было зрелище, как демон наслаждается происходящим, как блестят его глаза и влажные губы, как жадно и порочно его язык вылизывает ее кожу. Это было все так откровенно и по-своему запретно, что не могло не очаровывать.
Анна по-прежнему не контролировала свое тело, и возвращенные ей за голову руки все так же были во власти магии. Лишь дыхание сбилось, да губы высохли, глаза были широко распахнуты, а щеки румяны, выдавая ее волнение и все прочие эмоции: легкий страх, ожидание, странное недопустимое предвкушение, что кружило голову похлеще дурмана.
Облизав губы в последний раз, будто смакуя ее вкус, прикрыв от наслаждения глаза, Кассиан глухо произнес:
— Продолжим?
Плавно, хищно он слегка опустился вниз по телу девушки, не спуская с нее взгляда, а на порочных губах была усмешка, когда он позволил себе вольность на целое мгновение прикоснуться к ней собой почти целиком, дав ощутить свой вес и силу. Снова медленно, будто заставляя и ее наслаждаться каждой секундой, принц склонил голову к ее ключицам, проводя языком по порезам под ними. И как на руках, он скорее наслаждался своим деликатесом, нежели просто желал залечить раны: губы, язык ласкали кожу, собирая алые капли, которые стекали по горлу и груди, заставляя Анну понимать, что он соберет все до грамма драгоценной жидкости с ее тела. И треск ткани доказал это, когда демон с легкостью разорвал острым когтем ворот прозрачной тончайшей сорочки, даже не приложив к этому усилий. Короткий взгляд поалевших глаз на лицо и широко распахнутые голубые озера, и Кассиан снова прижимается губами к коже, спускаясь все ниже и ниже, касаясь губами часто вздымающейся груди, скользя языком между округлых полушарий по течению последней капли крови, что достались ему сегодня.
Анна с трудом может соображать, с трудом осознает происходящее — голова, затуманенная дурманом, окончательно отказывается думать. Лишь дает чувствовать. И насколько сильней казалась боль, настолько же ярче было и удовольствие, что доставлял ей Кассиан. Никогда раньше его прикосновения не были так жарки и чувственны, и не в том дело, что сегодня он зашел дальше и вел себя смелее. Каждый поцелуй на запястье посылал волну тепла по всему телу, как если бы он целовал ее губы. И практически неописуемы были те ощущения, когда он пошел дальше. Анна едва могла держать глаза открытыми, едва справлялась с жаром, что заставлял бы тело изгибаться, но оно не слушалось ее, и от того казалось, что удовольствие почти болезненное. И сейчас она уже не думала о том, что это не правильно, не красиво, не позволительно — не могла думать. Были лишь ощущения — блаженство, нарастающее удовольствие, странное чувство полета и экстаза, который еще не был ей знаком. Она задыхалась под горячими губами демона, извивалась бы и стонала, если бы могла. Но лишь часто дышала, вторя такому же надрывному дыханию Кассиана. И демон не был под воздействием дурмана, что отнюдь не делало между ними различий — он едва ли соображал лучше.
Не было ни страха, ни испуга, ни паники, и даже смущение больше не довлело над Анной. Лишь странное желание не прекращать и не останавливаться.
И Кассиан не собирался останавливаться. И, кажется, что дурман действует уже и на него, потому что он идет дальше, не думая о благоразумии, благородстве и своем обещании не обидеть и не разочаровать: горячая ладонь принца ложится на щиколотку девушки и плавно ведет вверх, поднимая длинный подол рубашки. Пальцы скользят по стройной ножке вверх мучительно медленно для них обоих в этот момент. Тонкие сильные пальцы обхватывают колено, заставляя его согнуться, прежде чем двинуться дальше: все выше и выше, по бедру, чуть в сторону, обведя по кругу большим пальцем тазовую косточку. А губы ни на миг не отрываются от кожи на груди, не касаясь самого вызывающего, скользя лишь вокруг да около, только обжигая горячим дыханием. И рука двигается дальше, еще выше, переходя на трепещущий животик, который напрягается под распластавшейся на нем ладонью, что слегка поглаживает. А после еще дальше, практически обнажая тело — прозрачная ткань вся собрана на сильном загорелом запястье, что скользил все выше, пока ладонь бесстыдно, без малейшей задержки и робости не сжимает округлую грудь, и в то же время губы накрывают, наконец, собой напряженную вершину другой. Из горла Анны вырвался хрип, а все тело прошило током, она выгнулась словно под его воздействием, зажмурив глаза от сильнейших ощущений.
И это словно послужило для демона сигналом. С каким-то отрешенным видом, вмиг закаменев, словно с болью удерживая свой контроль, Кассиан отодвинулся от Анны. Рука медленно выскользнула из-под сорочки, опуская ее по ногам. Следом же он прикрыл разорванным воротом соблазнительную грудь и в мгновение ока с легкостью слетел с алтаря и тела Анны на нем. И, прежде чем девушка раскрыла глаза, исчез из пещеры.
Словно во сне Анна смотрела в темный потолок. Факелы медленно гасли, отчего сгущалась темнота. Мысли туманом вертелись в голове, а тело все еще дрожало от того необычного ощущения, что ему подарил демон своими ласками. Не экстаз, но очень близко к нему. Назревала какая-то болезненная неудовлетворенность, но вместе с тем появлялось ощущение реальности, и Анна подумала о том, не приснилось ли ей все это. Но голова все еще шла кругом, глаза закрывались от усталости, а сознание уплывало за грань. Краем уха она услышала приглушенные сном шаги, а после чьи-то нежные и заботливые руки с легкостью подняли ее тело и прижали к крепкой груди.
— Хасин, — уже почти во сне прошептала Анна, тут же вырубаясь в надежных знакомых объятьях, которые не спутает ни с чьими даже в бреду.
— Я не понимаю, что произошло, — хмуро произнес Кассиан, напряженно глядя в окно, где было темно и тихо. — Я был на грани обращения, Хасин! У меня кровь закипала от ее близости! Я думать не мог, соображать! Едва смог остановиться!
Принц был зол и даже немного растерян, что злило еще сильней — он не привык не понимать элементарного, не привык не понимать самого себя, не контролировать и теряться. И тут такое — он едва смог остановиться в той пещере! Едва не совершил то, о чем потом бы пожалел!
Кассиан не собирался доходить до подобного, лишь хотел немного подразнить Анну. Но игра зашла так далеко, что он потерял голову, и едва не наделал ошибок. Анна ни за что бы не простила ему подобного, всегда бы вспоминала их первый раз с разочарованием. А как иначе все происходящее в пещере на алтаре могла воспринять такая как она? Чистая, невинная, светлая, полная надежд, мечтаний и уверенности в том, что ее не обидят, ведь пообещали. Она доверилась ему, а он едва не попрал это доверие. И ведь знал, что это может стать роковой ошибкой — Хасин объяснил ему насколько для Анны важно полагаться и верить окружающим ее людям, на примере доказал, какую боль и обиду ей приносит разочарование. И Кассиан готов был дать своей нареченной то, что она попросит от него — время, терпение, спокойствие. Да что угодно, лишь бы видеть ее глаза сияющими и счастливыми! Анна нравилась ему, он испытывал к ней теплые чувства, и не видел ничего зазорно в потворствовании ее нехитрым требованиям. Она не просила звезд с неба, не просила подвигов и чего-то нереального. Лишь малости. А он едва не сорвался, едва не натворил бед.
— Чему ты удивляешься? — хмыкнул спокойно Хасин, стоя рядом и глядя на профиль брата.
— Тому, с каким трудом смог остановится! — словно все еще не верил, что прошляпился, качал головой Кассиан. — Она такая маняща, такая сладкая и нежная — невозможно оторваться, невозможно остановиться! И это становилось все сильнее. Я боялся причинить ей вред.
Впервые принц бы так взволнован и растерян, а потому наверно и не замечал взгляда брата.
А Хасин отрешенно думал о том, как ему знакомы чувства брата. И пусть он не познал страсти с Анной — что было к лучшему — он догадывался о том, как это могло быть. И почему-то казалось, что он, в отличие от брата, не удержался бы, не остановился, не смотря на то, что выдержки, терпения и умения контролировать себя, свои чувства, желания и потребности у него куда больше. Но ведь это Анна! Так о чем вообще речь?!
— Ты смог, остальное неважно, — спокойно произнес Хасин, положив руку на напряженное плечо брата.
— Не смог бы, не появись ты так вовремя, — вздохнул Кассиан, посмотрев на брата.
— Причины не важны. Главное, что ты не испугал Анну. И при желании все можно будет выдать за сон, списать произошедшее на действие дурмана на ее разум.
— Я не хочу, чтобы она думала, что ей все приснилось, — с улыбкой покачал головой принц.
— Поверь мне, ей же так будет спокойней, — усмехнулся знающе беловолосый демон. — Она переживет муки совести и морали, спишет все на свое взбунтовавшееся воображение, и не будет иметь к тебе никаких претензий.
— Нет, — снова повторил Кассиан. — Я хочу, чтобы она помнила о том, что было. Чтобы помнила, как ей со мной было хорошо. Пусть привыкает и знает. А я буду наслаждаться тем, как ближайшее время произошедшее не будет давать ей покоя, — рассмеялся, немного расслабившись, Кассиан под качание головы брата и его улыбку.
— Порой я вижу в тебе озорного мальчишку, которым ты никогда не был.
— Я восполняю пробелы детства, — хмыкнул принц, улыбнувшись брату.
— Ты слишком быстро вырос. И иногда я чувствую за это вину. Я не давал тебе быть ребенком.
— Меня все устраивает. И я благодарен тебе. За все, — пристально глядя на брата с любовью, которую так редко демонстрировал окружающим, произнес Кассиан. — И за Анну.
— Не верю, что ты влюбился, — хмыкнул Хасин.
— Нет, — с усмешкой покачал головой принц. — Но она мне нравится. И я не хочу ее огорчать и обижать. Не желаю, чтобы мой брак был подобием тех, что я видел каждый день дома, — скривился юноша.
— Тебе повезло, что ты не наблюдал семейной жизни твоих родителей, — хмыкнул Хасин. — Пусть она и не была долгой, но по насыщенности превзошла многое из того, что я видел. Но я никогда не считала тебе тем, кого волнует семейный очаг.
— Интриг, политики и игр мне хватит и на троне, — скривился Кассиан.
— Тут ты прав, — не мог не согласится Бастард.
— А в спальне меня будет ждать милая, нежная и ласковая жена.
— Не думаешь, что тебе наскучит подобная приторность? — усмехнулся Хасин.
— Я сумею ее разбавить, — хмыкнул Кассиан, сверкнув порочными глазами.
Хасин не хотел говорить на эту тему. Ловко свернул и закончил разговор, и покинул комнату брата, направляясь к себе, где на кровати, все еще под воздействием дурмана, крепко спала Анна. Волосы в беспорядке лежали вокруг головы и по плечам, прикрывая их слегка и руки. Прозрачная сорочка больше подчеркивала, нежели скрывала ее юную красоту и прелесть девичьего тела. Почти с сожалением Хасин снова взял ее на руки и понес в ванную комнату — Анна должна была очнуться от дурмана и уснуть своим сном, иначе это могло грозить несколькими днями крепкого беспробудного коматоза.
Тихий шепот заклинания избавил девушку от сомнительно одежды, и она осталась обнаженной в его руках. Он смотрел на нее несколько минут, понимая, что едва ли еще у него будет такая возможность. А после опустил в теплую воду, касаясь ее личика, чтобы привести в чувства и разбудить.
Анна медленно приходила в себя, с трудом возвращаясь в реальность. Первое, что ощутила — тепло вокруг всего тела. Через миг поняла, что это вода. И лишь через несколько минут окончательно пришла в себя, открывая глаза и оглядываясь по сторонам и оценивая обстановку.
— Все хорошо? — нахмурено и озабоченно глядя на девушку, тихо спросил Хасин.
Заторможено Анна кивнула, все еще осознавая реальность, и как-то отрешенно глядя по сторонам, оценивая обстановку. Предусмотрительно мутная вода спасла ее от привычного смущения, когда она поняла, что на ней нет и клочка одежды. Она поджала под себя ноги, обхватила руками колени и подняла взгляд на сидящего на краю ванны демона — умоляющий и словно все еще затуманенный.
— Скажи, что мне все привиделось, — просительно прошептала Анна.
Хасин только усмехнулся, покачав головой под ее сокрушительный стон, когда она обхватила руками голову. Демон не мог ласково не рассмеяться над вполне предсказуемой реакцией.
— Я ведь знала, что нельзя соглашаться, — простонала девушка, пряча смущенное лицо и опуская стыдливый взгляд.
— Ты преувеличиваешь, — мягко улыбнулся Бастард, поднявшись с бортика и присев, чтобы быть на одном уровне с ее личиком. — Ничего серьезного и порочащего твою честь не произошло.
— Не произошло?! Да леди Мирай умерла бы со стыда! И я сейчас сгорю, — прошептала потеряно девушка. — Что это вообще было?! — тихо-тихо, словно мысли вслух, пробормотала она, рассеянно глядя в стену напротив.
— Тебе ведь понравилось, — вкрадчиво произнес Хасин, беря в руки губку и обтирая ее плечи.
И вот сейчас бы ей так же смутиться от того, в каком она виде перед другом, но она даже не задумалась, краем сознания лишь заметив, что это ведь ее демон, которому она доверяет и который никогда ее не обидит.
Мысль о доверии натолкнула на то, что она сейчас не злится на Кассиана. И ведь он сдержал свое слово: не обидел ее, не задел и не сделал больно, не заставил сожалеть. Ведь именно так — она не сожалела! Лишь была ужасно смущена, но и только. И именно за это, пожалуй, было стыдно — за то, что ей понравилось! Все казалось сном, нереальной фантазией, и можно все списать на дурман, что не давал сопротивляться и остановить происходящее. Но нет. Дурман лишь дал ей возможность насладиться всем происходящим без оглядки на стыд, мораль и честь — в тот момент она не думала об этих вещах. И сейчас, с трудом вспоминая детали, она действительно была смущена и пристыжена сама собой, но четко помнила, что в тот момент этого не было.
Анна словно противоречила сама себе, и не понимала того, что происходит в ее голове. Странность ситуации, мысли о доверии, какие-то отголоски подсознания, но общая картина перед ней так и не сложилась.
Девушка глубоко ушла в себя, пытаясь поймать ускользающую мысль, что даже не заметила, как прошло время. Дурман окончательно еще не покинул ее голову, а вдобавок навалилась смертельная усталость — будто разом и резко.
— Я приготовил одежду, — нарушил тишину Хасин, поднимаясь на ноги. — Буду ждать тебя в комнате.
Анна рассеяно кивнула и, дождавшись, когда за демонов закроется дверь, вылезла из воды, быстро вытерлась и оделась в одно из своих платьев. В спальне Хасин усадил ее на кровать перед собой и расчесал ее волосы, высушив тяжелые пряди.
— Спасибо, — обернулась к нему Анна, но смотрела словно мимо, все еще находясь в своих мыслях.
Хасин нахмурился, но не стал выпытывать, что так беспокоит принцессу, догадываясь и просто давая ей время привыкнуть и немного отойти от произошедшего.
— Тебе нужно отдохнуть. Пойдем, я провожу тебя к себе, — улыбнулся заботливо демон, помогая девушке встать на ноги.
Он мог бы оставить ее у себя, но ему тоже нужно было подумать и успокоиться после увиденного в пещере. Наблюдать за братом и Анной, пусть и всего несколько мгновений, оказалось намного тяжелей и больней, чем просто представлять и воображать. Реальность превзошла все фантазии, и Бастард уверился, что ему однозначно не будет места рядом с ними — он не сможет больше увидеть нечто подобное и остаться таким спокойным и рассудительным, каким был сейчас: огромного труда ему стоила маска беспечности и равнодушия.
— Не нужно. Я сама. Хочу немного…подумать, — остановила девушка Хасина, направившись к двери из его комнаты.
Демон озабоченно проводил ее взглядом, позволяя уйти. А как только за ней закрылась дверь, позволил себе расслабиться и устало прикрыть глаза, в которых плескалось море боли.
Как сильно он ошибался, полагая, что в силах справиться с тем, что ему предстоит наблюдать, как любимая девушка влюбляется, привязывается и доверяет другому. Нет, он не в силах. Это слишком больно, слишком невыносимо и мучительно — смотреть, подталкивать и направлять в обратную от себя сторону. Он помнил про свой долг, понимал, что все равно Судьба возьмет свое. Да и не решился бы вмешаться, не смог бы причинить боль Анне своими чувствами, понимая, что она все равно не будет с ним. Ему казалось кощунством заставить Анну полюбить себя иначе, чем просто друга, а потом просто отдать другому. Да и глупа даже сама мысль о подобном развитии событий! Он не посмеет пойти на подобное. Не вмешается в судьбы брата и Анны, не станет на пути их счастья, что было обещано. И он готов ради них пожертвовать своим — уже жертвует им с того дня, как осознал свои чувства к своей Амани.
Все, что остается ему, чтобы окончательно не расклеиться, это ждать. Этот год — последний год Кассиана в Академии. Именно это Хасин обещал брату — быть с ним, пока тот еще учиться. Осталось всего полгода, и он сможет быть свободным от своего обещания, сможет уйти и получить, наконец, долгожданную свободу, о которой грезит сейчас еще больше прежнего — ведь жизнь становится все невыносимей.
Анна медленно брела по преподавательскому общежитию, а после академическому двору к своему. Холод и снежный ветер окончательно сняли с нее действие дурмана, и она смогла связно мыслить.
Смущение, стыд, даже негодование никуда не делись. И Анна не могла не терзаться от того, что противоречило ее воспитанию и манерам. Для нее произошедшее было из ряда вон выходящим. И все равно, что действительно ничего слишком серьезного не случилось. Все равно, что для всех вокруг это норма, что никто ее не осудит, да и даже никто и знать не будет о том, что произошло с ней наедине с принцем. Хотя она сама себя выдаст, едва только увидит завтра Кассиана, оставалось лишь надеяться, что он не станет ее дразнить и поддевать, намекать на произошедшее и вообще напоминать о сегодняшней ночи.
Но мысли о своем недостойном поведении и том, как ей все понравилось — о боже! — были где-то на краю сознания. Куда напряженней Анна думала о том, уже давно крутилось в ее голове и не давало покоя, и лишь сейчас начинало формироваться в связную картинку. Картинку, которая поражала своей абсурдностью, нелепостью и невообразимостью.
Банальный вопрос доверия очень остро и резко перестал быть таким уж банальным.
Анна всегда непросто строила свои отношения с людьми. Еще в детстве научилась не доверять фальшивым улыбкам, когда после слезы текли по щекам, а вслед несся издевательский смех. Она хотела иметь друзей, искала их в своем доме, но с каждым разом огорчалась все больше, и слишком быстро поняла, что пора прекратить попытки видеть в людях то, что хочется, а не то, что есть на самом деле. И она закрылась в себе, замкнулась и едва кого-то впускала в свое большое, доброе и чистое сердце, готовое принять всех и каждого, кто будет так же искренен, как и она сама. Но таких были лишь единицы. А после была роковая ошибка, когда доверившись не тому, она разочаровалась еще горше. И разочарование вылилось в страх и боль, такую сильную, что не хотелось жить. И лишь присутствие рядом Хасина помогло ей прийти в себя, вернуть прежнее желание жить, улыбаться и идти к своим скромным мечтам. Лишь этот демон всегда давал ей стимул, веру, опору и надежность. Он прививал ей силу, учил быть смелой и не бояться всего и всех. Научил быть настоящей, не терять своей души и быть самой собой. Он ни разу не разочаровал ее, ни разу, никогда не обидел, ни разу не сделал больно и не предал. Он был единственным, кому она всецело, полностью и безоговорочно доверяла. Они могли говорить о чем угодно. Она могла задавать самые смелые и нелепые вопросы, и он отвечал. Долгие годы Хасин был для нее единственным дорогим человеком.
И вдруг появился Кассиан. Не в том смысле, что они встретились, а в том, как он ворвался в ее жизнь: Улица Роз, Бал Иллюзий, поцелуи, что он дарил ей, внимание, что оказывал. И Анна не понимала, как все эти мелочи вдруг вылились в то, что она расслабилась и подпустила его к себе. Доверилась ему, поверила его словам и обещаниям. Она видела, что это не любовь. Понимала, что привязанность не могла так быстро возникнуть. Но ее тянуло к нему, а его к ней. И она поражалась сама себе в том плане, что не могла заставить себя быть сдержанней и спокойней, не могла не реагировать. И мысли не возникало, что принц может лукавить или играть с ней. Не появлялось сомнений, что все это фарс и только, какая-то игра.
И сравнивая свое отношения к одному демону и другому, Анна напрочь отказывалась понимать, когда ее доверие к ним стало равным. В какой момент принц начал занимать место ее друга и почему?
Вдруг Анна замерла на месте, запнувшись от абсурдности мысли, что неожиданно пришла в голову.
Нет! Этого просто не может быть! Это настолько же невероятно, насколько невозможно!
Но Анна стояла на месте, широко распахнув глаза, невидящим взглядом скользя по ступеням своего общежития чуть впереди, и думала, думала, думала. Лихорадочно искала оправдания этой глупейшей мысли, что пришла в голову из ниоткуда. И не находила. Их не было. Зато медленно росла уверенность, что она не ошиблась.
Что, если не в Кассиане дело, а в ней самой? Что, если это она ошиблась в своем определении слова «доверие»? Когда она начала вкладывать в это слово иной смысл? Когда начала обманывать саму себя? Когда ее чувства успели измениться, а она даже не заметила разницы?!
Словно во сне девушка попятилась назад, а после, развернувшись, вновь направилась к учительскому общежитию. Она шагала быстро, почти бежала, боясь струсить или придумать оправдание и остановиться. Но разве сможет она и дальше обманывать себя, если прямо сейчас не получит ответ на терзавший ее вопрос? Разве успокоится, просто выбросив его из головы? Нет. Она не любила неопределенности, ей не было свойственно обманывать саму себя и убегать от проблем. И не проще ли будет сразу определиться с тем, что с ней происходит, а уже после искать выход?
Анна шагала по коридору к комнате Хасина, и чем ближе подходила, тем медленней становился ее шаг, пока она и вовсе не застыла перед дверью. Смелость быстро ее покинула, сменившись нерешительностью и укором за нее же. Легкий страх и неуверенность завладели ее сердцем — впервые, когда она пришла к своему демону. Она ругала себя за свои бредовые догадки, но понимала, что не может просто отринуть их. Ей нужно — необходимо — понять, верны ли они! Пусть лучше она окажется глупой в глазах друга, пусть лучше сделает ошибку и будет по-дружески высмеяна, но лучше так, чем терзаться сомнениями.
Девушка нажала на ручку двери и открыла без стука.
— Анна? — удивленно оглянулся Хасин.
Демон стоял у кровати, стягивая с плеч рубашку и, видимо, собираясь ложиться спать. Удивление на красивом лице сменилось непониманием и хмуростью, когда он заметил, как напряжена девушка и как странно смотрит на него: впервые он не мог понять, что с ней происходит и о чем она думает.
— Что-то случилось? — озабоченно спросил демон, подходя к ней и заглядывая в глаза, что она подняла на него. — Не молчи же! Что произошло? — мягко сжав ее плечи, настойчиво спросил он, хмурясь все больше.
— Ты ведь не будешь злиться на меня? — слабо и робко улыбнулась Анна, заговорив, наконец, что заставило Бастарда чуть расслабиться и привычно нежно улыбнуться на ее вопрос.
— Никогда, — пообещал Хасин.
Но некоторая растерянность не исчезла с его лица, когда он наблюдал, как Анна медленно кладет ладошки ему на грудь — немного нерешительно и как-то странно осторожно.
Впервые за всю жизнь ее прикосновение к беловолосому демону обожгло кожу. Девушка смотрела на свои ладошки на сильной груди Хасина и видела, как они немного дрожат. Она чувствовала на себе испытующий взгляд мужчины, но глаз не могла отвести от своих рук на его теле. Она лишь едва касалась, чуть поглаживая кончиками пальцев светлую кожу, но даже такая малость вдруг показалась очень интимной.
— Анна, ты меня пугаешь, — мягко поднимая ее личико за подбородок и озадаченно заглядывая в такие же растерянные, как и его собственные, глаза.
— Пообещай, что не будешь ругать, если тебе вдруг захочется, — слабо улыбнулась принцесса, просительно глядя на него.
— Обещаю, — закатив глаза, с легкой улыбкой произнес Хасин, глядя на нее сверху вниз.
Резко, словно боясь, что передумает, Анна мягко шагнула к нему ближе, почти касаясь его своим телом, а ее руки скользнули вверх по его груди, прошлись по шее и подбородку и легли на скулы. Она судорожно вздохнула, оказавшись так близко к телу демона — впервые понимая, что перед ней мужчина: красивый, сильный, полуобнаженный. В голове со скоростью промелькнули все подобные ситуации, когда она вот так же близко и даже еще ближе — тесно прижимаясь — была с Хасином: спала с ним, обнимала его, касалась и прижималась, терлась щекой о его лицо, вдыхала его запах, перебирала пальчика белоснежные волосы, льнула к нему, переплетаясь телами.
— Анна? — непонимающе протянул Хасин, положив свои ладони поверх ее на своем лице, словно пытаясь вернуть ее из задумчивости, в которую она вдруг резко погрузилась.
— Помни — ты пообещал, — выдохнула, словно напоследок, девушка, еще больше озадачив демона.
Но что озадаченность по сравнению с невероятным, поразительным удивлением и шоком, когда, встав на носочки, чтобы дотянуться до него, Анна прижалась своими губами к его, зажмурив крепко глаза! Он видел это все, поскольку его собственные широко распахнулись от небывалого прежде за всю его жизнь удивления.
Они стояли близко-близко друг к другу, их руки практически переплелись на лице демона, а тела застыли, словно само время остановилось.
Медленно Анна отодвинулась от Хасина, открывая глаза и глядя на него своими голубыми озерами, полными света, тепла и небывалой прежде нежности. В них робость и легкий страх смешались с облегчением и какой-то странной радостью, словно она поняла только что нечто жизненно важное, что сбросило с ее плеч огромную ношу. На губах на миг мелькнул намек на улыбку, прежде чем Анна снова подалась вперед, снова целуя своего ошарашенного демона, который, кажется, даже дышать перестал.
— Поцелуй меня, Хасин, — прошептала тихо девушка ему в губы, когда мужчина даже не пошевелился, лишь его руки безвольно опустились вниз, когда ее собственные скользнули в светлые волосы, наклоняя его голову к себе. — Прошу тебя, поцелуй.
Словно он был невинен, а Анна толкала его ко греху, его губы чуть шевельнулись, будто и не знали еще, что такое поцелуй — едва заметно, почти робко, неверяще. Но это — словно краткий миг помутнения шокированного рассудка. А уже в следующий миг его губы сминают ее в жарком поцелуе, руки крепко обхватывают тонкое тело, вжимая в свое собственное, и все доводы рассудка и благоразумности, когда еще мелькала мысль сделать максимально удивленный взгляд и вид, что он ничего не понимает, полетели в тартарары.
Все сомнения, все непонимание, что не давало понять ситуацию, вмиг покинули Анну, едва она ощутила всю страсть и любовь, что Хасин выплеснул на нее своим поцелуем — жадным, глубоким, ненасытным. Не было страха, испуга, ни намека на панику, как бывало с Кассианом, когда она не понимала того, что с ней происходит и что творится в голове. Сейчас все было предельно ясно — она любит, и ее любят не меньше. Не стыд и неловкость, а облегчение заволокло разум на краткий миг, пока он еще действовал, медленно теряя эту способность под лавиной новых ощущений и эмоций, что захлестывали с головой.
Анну еще не накрыло осознание масштабов трагедии, еще не появились вопросы и паника, не вернулось извечное смущение и робость. Лишь чувство абсолютного счастья властвовало над ней в эту минуту. Счастья, которое она не ожидала когда-либо познать, которого никогда и не было в ее жизни, за исключением слишком редких моментов. Счастья, которое ей подарил ее демон, ее Хасин одним лишь этим поцелуем.
Прервав жаркий поцелуй, прерывисто дыша и приходя в себя, Бастард прислонился лбом ко лбу Анны, мягко поглаживая ее личико в своих руках и наблюдая, как медленно она открывает свои глаза, полные сияния и тепла, любви — куда более сильной и глубокой, нежели та, которой они светили так недавно. На губах девушки нежная улыбка, и она с нежностью трется щекой о его ладонь.
— Что же ты наделала, Анна, — сокрушенно выдохнул Хасин, безвольно вновь прижимаясь к сладким губам.