Ее секрет

Владимир Владко Ее секрет

Можно совершенно точно сказать, когда все это началось. Галина Петровна (как торжественно называл ее муж, представляя новым знакомым), или, лучше сказать, Галя (как называли ее решительно все) порывисто закрыла толстый журнал, вздохнула и проговорила:

— Вот это жизнь! Ах, как интересно! Вот бы и мне стать летчицей, как Марина Раскова… и совершить какой-нибудь героический перелет… И чтобы мне пожал руку…

Здесь она зарделась и не осмелилась думать дальше. Ее взгляд упал на часы.

— Боже мой! — воскликнула Галя. — Шестой час, скоро придет Яша, а я еще не разогрела обед. Ай-яй-яй… — и она побежала на кухню.

Пока Галя возится с обедом, у нас есть время описать ее читателю.

Представьте себе самую обычную молодую женщину, настолько молодую, что еще полтора года назад ей было всего восемнадцать лет, и муж не представлял ее, как Галину Петровну — по той простой причине, что никакого мужа у нее тогда еще не было. Портрет Гали легко было бы написать по такому рецепту: сноп спелой пшеницы на волосы, две огромные капли сияющего июньского неба для глаз, пару сочных ягод малины на губы — и изрядное количество клюквенного сока, специально для того, чтобы Галя могла в любую минуту густо покраснеть. Потому что делала она это довольно часто.

Простите, еще одна важная деталь: полтора года назад Гала очень мечтала стать студенткой. С сожалением приходится признать, что из этой мечтой ничего не вышло: помешало замужество, как ни ругали ее за это подруги. Видите ли, ее муж, Яков Степанович, очень ценил домашний уют, вкусный обед, приятный комфорт. Галя любила Яшу, на домашние дела уходило немало времени, ну и… да и сам Яков Степанович ничего не имел против этого. Он говорил, лежа после обеда на диване:

— Я всегда был сторонником домашнего уюта. Мне этой общественной активности не надо… Галя, подай мне сигарету! Хорошо. И работать моей жене нет необходимости… а спички, ты, чего не дала? Я зарабатываю достаточно, а то, что за моей женой не будут ухлестывать в учреждении всякие там пижоны, так это и к лучшему… снова ты забыла поставить мне пепельницу у дивана?..

Сухой его голос потрескивал в комнате, как стрекотание сверчка:

— Ты должна любить своего мужа. Он зарабатывает деньги, он обеспечивает тебя, кормит, одевает. Ну, поцелуй меня. И никто, кроме меня, не должен тебе даже нравиться. Я женщину-вертихвостку не потерплю! Имей это ввиду.

— Так я же, Яша…

— Молчи! Откуда я знаю, может кто-то возле тебя сегодня увивался? Я работаю, деньги зарабатываю, а ты?.. Смотри же, никогда не прощу! Ну, хватит, поговорили и хватит. Поцелуй меня, и я немного подремлю: позже Иван Ефимович, наверно, зайдет чайку выпить — приготовь там варенье, то да сё, чтобы все, как у людей было.

Так вот, возвращаясь к теме нашего повествования, скажем, что сегодня Гале было особенно скучно слушать послеобеденные разговоры Якова Степановича. Она робко спросила, использовав паузу, сделанную мужем:

— А как ты думаешь, трудно стать летчицей? Например, мне?

Яков Степанович от неожиданности даже поперхнулся дымом:

— Что? Летчицей? Да не смеши меня, пожалуйста. Разве из такой глупышки, как ты, может выйти летчица? Ха-ха, ну и сказала!

Галя густо покраснела. У нее задрожали от обиды губы, но она мужественно сдержалась. И тихо сказала:

— Так вот, знай. Теперь у меня есть от тебя секрет. Я кое-что надумала. И не скажу, пока не сделаю. Вот! Чтобы ты не говорил, что я глупышка.

Яков Степанович отмахнулся: кто-кто, а он то знал Галю! Ведь он был ее мужем.

— Да какие там у тебя могут быть секреты? — улыбнулся он, поворачиваясь к стенке. — Сама не выдержишь, скажешь. Ой-ей-ей, летчица!..

Он снова прыснул от смеха.

Прошло несколько месяцев — и, как это не странно, Галя не выдала своего секрета. Но жизнь ее изменилась. Каждое утро после того, как Яков Степанович шел на работу, Галя быстренько убирала комнату и куда-то спешила. Возвращалась она часа через два-три, иногда долго отмывала руки, и принималась за обед. Яков Степанович почти ничего не замечал. С его точки зрения жизнь текла как всегда. Разве только, теперь Галя решительно отказывалась слушать его послеобеденные речи, а вместо этого читала какие-то книжки. Однажды Яков Степанович случайно увидел название книги: «Двигатели внутреннего сгорания». Он скривился.

— Глупости! — и забыл об этом.

Тем более, что ему было не до книг. Он спешил на работу. Вернее, не на работу, а к телефону. Оглядываясь, не проходит ли кто по коридору учреждения, он набрал номер и, услышав ответ, сладко улыбнулся. Что это был за разговор, мы не знаем. Однако, выйдя из учреждения после конца работы, Яков Степанович пошел прямо к двери соседнего треста, откуда как раз выходила черноволосая и юркая машинистка с длинными накрашенными ресницами.

— Ах! — изображая удивление, воскликнула она. — Так вы все же решили…

Марь'Иванна, — приложил руку к груди Яков Степанович, — поверьте, мне так приятно… ведь вы позволили проводить вас.

— Зачем… ах, что вы? Смотрите, начинается метель. Холодно! — Подведенные глаза машинистки томно смотрели на Якова Степановича. Он решительно взял ее под руку:

— Пойдемте. Вон едет такси. Почему бы нам не проехаться, если вам холодно? Кстати, и говорить удобнее. Эй! — Он сделал рукой знак, проезжавшему возле тротуара такси. Машина остановилась.

— Прошу! — галантно открыл Яков Степанович дверцу.

Сев рядом с машинисткой, он сказал шоферу, который не поворачивая головы из-за поднятого воротника, включил счетчик:

— Э-ээ… на Ярославскую. Так, Марь'Иванна?

— У вас хорошая память, — выстрелила она глазами. — С того вечера помните?

— Ах, Марь'Иванна! Я страстно увлечен вами! Я ненавижу женщин, которые не имеют темперамента. А вы, Марь'Иванна, вы…

— Тсс! — кокетливо подмигнула ему машинистка в сторону шофера.

— Это не его дело, — пылко ответил Яков Степанович. — Я влюблен в вас.

— Ах, все мужчины изменники, им нельзя верить. Ведь у вас есть жена…

— Это для будних дней, Марь'Иванна. А вы — как редкое блюдо. Ароматная и пьянящая!..

Машина круто повернула вправо, вильнула и вновь пошла прямо. Яков Степанович поддержал машинистку, которую кинуло на него, и гневно сказал:

— Надо уметь вести машину. Едет, как пьяный.

Шофер промолчал. Яков Степанович продолжал, соответственно изменив тон:

— Однако, я прощаю его, Марь'Иванна, ведь этот толчок приблизил вас ко мне. Это прикосновение…

— Ах, не говорите так! Вы, наверное, говорили так и другим… о, я немало слышала о вашем умении нравиться женщинам… вот, если бы ваша жена знала!

Польщенный Яков Степанович прищурил глаза:

— Нет, я им этого не говорил. Вы совсем не такая, вы особенная Марь'Иванна. А относительно жены… хм, это ее не касается, ее дело — домашняя работа, кухня там, белье. Она у меня больше ни к чему и непригодна…

Машина круто остановилась.

— Уже приехали, — с сожалением сказала машинистка. — Может вы зайдете ко мне? Еще побеседуем… вы так красиво говорите…

— С большой охотой, — ответил Яков Степанович.

Он взглянул на счетчик, быстро сунул шоферу деньги и выскочил вслед за машинисткой.

Вернувшись домой с некоторым опозданием, Яков Степанович очень удивился: Гали не было. На столе лежала записка:

— «Я сегодня немного задержусь. Обедай без меня Галя».

— Опять новые фокусы! — злобно процедил Яков Степанович и лег на диван. Есть ему не хотелось. Что за новости? Где это она задерживается? Безобразие!

Он докуривал уже третью сигарету, когда стукнула входная дверь. Яков Степанович услышал, как Галя раздевалась в коридоре. Вот она вошла в комнату. Лицо ее было раскрасневшимся — видимо, от мороза. Она остановилась у двери, поправляя прическу. И она совсем не была смущена!.. Ну, ладно.

— Где ты была? — холодно спросил Яков Степанович.

— По своим делам, — спокойно ответила Галя.

— Какие у тебя могут быть свои дела? Может, завела с кем-то роман? Что же, он тебя провожал? Пешком, или может, на такси?

Галя так же спокойно села на стул:

— А хотя бы и на такси?

Яков Степанович взорвался от гнева, но решил пока сдержаться. Лучше немного поиздеваться, уничтожить презрением. И он спросил, не скрывая улыбки:

— И говорил тебе всякие там красивые слава, да?

— Возможно, и говорил.

— А что именно, позвольте узнать?

— Вообще, это не твое дело. Но, если хочешь, могу сказать. Он говорил мне, что ненавидит женщин, которые не имеют темперамента, что он влюблен в меня…

— Э, все так говорят, — улыбнулся Яков Степанович. — А ты так и поверила?

— Нет, я не поверила. А он говорил, что я — как редкое блюдо, ароматная и пьянящая…

— Что? — вырвалось у Якова Степановича. Он уже сидел на диване, остолбенев и уставившись глазами на Галю. — Что за черт?

— Так и сказал. Очень банально, между прочим. Неужели все так говорят? — простодушно спросила Галя, глядя прямо в глаза мужу. Он молчал. Галя незаметно улыбнулась и продолжала:

— Здесь наше такси занесло. Я упала на его плечо, а он обругал шофера, а мне сказал еще одну избитую фразу. Ну, потом говорил, что я необыкновенная, а жена его, кроме кухни и белья, ни на что и непригодна… может, достаточно?

— Ты была… — Яков Степанович запнулся. Его глаза почти вылезли на лоб от изумления.

— Да, правильно, я была шофером в том такси, в котором ты ехал с «особенной» Марь'Иванной, Яша. Это была моя последняя сдача экзаменов. Я же тебе говорила, что у меня есть секрет. Я поступала на курсы шоферов. И закончила их. Мне надоело быть твоей кухаркой и домработницей, женщиной для уюта, друг мой. Я не хочу, конечно, быть и "особенным, редким блюдом"… я просто хочу быть обыкновенной советской женщиной, как все… и чтобы меня никто не обязывал слушать твои поучения и чтобы никто не зарабатывал для меня денег, не кормил и не одевал меня. Я и сама могу. С завтрашнего дня я пойду работать шофером. Так что тебе придется теперь самому думать об обедах… и об ужинах… и вообще обо всех твои дела.

— Ты что же, бросаешь меня? — спросил уже растерянно Яков Степанович.

— Нет, не то слово. Я просто иду в настоящую жизнь. Я выдержала экзамены на «отлично». По всем пунктам, Яша. На курсах я узнала много… в частности, немало узнала сегодня в такси… собственно, это была уже последняя капля. Ну, а теперь я ставлю точку. Не хочешь ли ты вздремнуть? Нет? Тогда, прости, я займусь своими делами. Мне надо собрать вещи. Я перебираюсь в общежитие. Скоро приедет машина.

Она подошла к двери, но, словно вспомнив что-то, снова вернулась. Вдруг на ее зардевшемся лице расцвела светлая и мечтательная улыбка. Она сказала:

— Совсем забыла, за всеми этими разговорами. Через неделю я поступаю в авиашколу, Яков Степанович. Видишь ли, сразу попасть туда было нельзя, ведь я за время жизни с тобой много чего забыла. Но, учась на курсах, я постепенно вспомнила, обновила в памяти знания. Буду работать на машине — и одновременно учиться на летчика. Теперь уже все.

И она исчезла за дверью — обыкновенная советская женщина, расправлявшая смятые обывательским уютом соколиные крылья.

В. Владко. Її секрет

Первая публикация в газете "Соціалістична Харківщина" (Харків), от 8 марта 1940 г.

Перевод Семен Гоголин.