Эффект бабочки

Глава 6

На протяжении следующих двух недель Настя сдала еще два экзамена, получила очередное жалование, уговорила маму поехать в июле с Андрюшей к бабушке, папиной маме. Причем последнее было самым сложным.

– Ну как же, Настён? Она нас всех приглашала, и что это будет, если мы приедем, а ты нет?

– А я потом приеду, мам, – в тот день они генерально убирали комнату, отодвигая от стен шкафы, потому ответила Настя откуда-то из угла, не видимого для взгляда Натальи. – Ты разберешься с работой, я сдам сессию, отойду от нее, а потом у меня будет целый август, съезжу, повидаю.

– А пока мы там будем, ты что, тут сама..? Две недели?

Настя прикусила язык, прежде чем ответить правдиво – она тут справится замечательно. Всем иногда нужно побыть наедине с собой, ей это было просто необходимо, слишком многое в последнее время случилось.

– Я буду скучать, но вы хотя бы отдохнете, воздухом подышите…

Наталья промолчала, но судя по всему, смирилась.

Поиски работы не увенчались успехом, она даже готова была согласиться на сделанное когда-то предложение друга мужа, но тот извинился, сказав, что обстоятельства изменились, по ним прошлась проверка, и теперь чтоб выплатить штраф, придется продавать почку… или магазин.

В последнее время Наталья все чаще задумывалась о том, чтобы плюнуть на гордость, переступить через себя и снять деньги со злосчастного счета. Каждый раз, когда Настя заходила на кухню, клала на край стола деньги, глухо шептала 'вот', опустив взгляд, Наталья клялась себе, что так и сделает. Снимет с плеч собственного ребенка бремя, которое должно лежать на ней, но каждый раз не могла себя заставить.

Безработная жизнь все затягивалась, а свет в конце тоннеля так и не загорелся. Ответы на разосланные резюме приходили все реже, шансов все меньше, отчаявшись, Наталья расклеила объявления на всех столбах района, предлагая услуги… няни, сиделки, швеи, бухгалтера, клининговые, прости господи, любые. Умела бы танцевать, как Настя, или петь, как муж, написала бы и об этом. Но объявления или срывали, или заклеивали другими, лишая последней надежды, а телефон настойчиво молчал.

– Хорошо, – ее сломали обстоятельства. Увольнение и безрезультатные попытки устроиться на работу высосали последние силы, которых и так было не слишком много. Она потеряла веру и надежду. Пока осталась только гордость, которой тоже скоро грозил прийти конец.

Соглашаясь с дочкой, Наталья дала себе зарок, что если за оставшееся до отъезда время не найдет работу, съездит к матери мужа, попросит прощения, а потом снимет эти проклятые деньги.

***

Настя, по правде, тоже устала, возможно, не меньше матери. Устала чего-то бояться, стыдиться, отлынивать от разговоров с Женечкой, объяснять всем и каждому, откуда круги под глазами, опасаться, что Алина растрезвонит, куда она ушла из коллектива. А еще Настя скучала по своим любимым деткам…

Особенно остро поняла это, встретив одну из учениц. Маленькая обняла ее так сильно, что в горле запершило и глаза защипало, а потом спросила, когда Анастасия Владимировна вернется. К сожалению, Анастасия Владимировна понятия не имела, что ответить. Только и смогла, что похвалить Свету и приказать, чтоб ее слушались, а потом, уже вечером, дома, открыть фотографии с последнего открытого урока ее деток, чтобы пересматривать их, рыдая в три ручья.

На нее давило все происходящее, давил переход из временного в постоянное, давили окружающие, сознательно и нет. Хотелось, чтоб все оставили в покое хотя бы на пару дней. Но никто не собирался это делать.

Даже Имагин, который должен был с чистой совестью пропасть из Баттерфляя на долгое время, отведенное Жене на реабилитацию заведения, и тот периодически появлялся, мусоля взгляд и теребя душу.

Почему при взгляде на него теребилась душа, Настя не знала, наверное, все дело в обиде, которая никак не хотела проходить, но смотреть на него спокойно девушка не могла.

Они так и не познакомились. Странно, знали друг друга, узнавали, Настя несколько раз слышала его голос, но между собой они не разговаривали ни разу. Не кивали при встрече, не улыбались, просто проходили мимо. Настя – с каменным лицом, а Имагин иногда хмыкал, думая о чем-то своем.

Однажды Настя застала любопытнейшую сцену – Амина стояла у стены, игриво водя пальцем по губам, а Имагин нависал сверху, с улыбкой что-то рассказывая. Выглядело очень эффектно. Красивая длинноногая Амина и высокий статный Имагин. Органично. И весовая категория одна – Амина не тушуется, не смущается, заигрывает, да и он чувствует себя превосходно.

Настя тогда скривилась, резко разворачиваясь. Не хотелось проходить мимо и слышать, о чем воркуют эти двое. Они-то точно ее заметили, Ася чувствовала, что Имагин проводил ее взглядом, но было плевать. Да, этот человек вызывал в ней опасения и, как следствие, неприязнь, но, в сущности, до всего, что связано с ним, ей должно быть фиолетово. Должно.

Шло время, близился великий праздник. Праздник, упоминания о котором не сходило с уст всех работников Бабочки. Скоро заведение должно было праздновать пятилетие.

По этому случаю в субботу устраивали невообразимый кутеж для посетителей, а для своих… А для своих была запланирована небольшая вечеринка в четверг.

Вечеринка, на которую Настя идти не собиралась. Омрачать чужой праздник своей постной миной было бы крайне неправильно. А в том, что мина будет постной, Настя не сомневалась. Потому отказалась и от приглашения Пирожка, который очень… ну очень хотел бы видеть ее вечером, и на вопросы девочек тоже отвечала предельно честно и однозначно – не придет и точка.

Они же, будто сговорились, всячески уламывая все же пойти. Потом-то оказалось, что таки сговорились – Женечка отдал четкий приказ: Настасья должна пойти. Хочет или нет, но должна. Зачем это ему, Настя так и не поняла. За прошедшие две недели он должен был осознать, что ему ничего не светит, даже в связи с благодарностью, которую Ася непременно должна испытывать, ему не обломится. Но Пир не унимался, снова и снова подсылая к ней 'агентов'.

Последней, самой тяжелой артиллерией, стала Амина. После инцидента с Имагиным Настя смотрела на нее настороженно. Почему? Еще один вопрос без ответа. Просто ей не понравилось, как они говорили, смеялись, переглядывались. Наверняка, спелись, с…дружились.

– Не понимаю тебя, – Амина тогда ввалилась к ней в каморку без спроса, плюхнулась на кресло у трюмо, взяла в руки чужую тушь, тут же проводя по длинным ресницам.

Настя, которая в этом время переодевалась, только угрюмо зыркнула, предпочитая не уточнять, что тоже многого не понимает. Например, как можно врываться к посторонним.

– Бесплатная выпивка, бесплатная еда, музыка бесплатная, потом домой отвезут. Чего ломаться?

– У вас что, без меня праздник не сложится? – подойдя к зеркалу, Настя взяла из чужих рук свою вещь, уперлась о столик, склоняясь ближе, провела по ресничкам.

– У кого-то явно не сложится… – а потом оглянулась, уловив необычную задумчивую интонацию в голосе Амина. Та бесцеремонно разглядывала ее пятую точку, плотно обтянутую белой материей. – Недурно…

– Совсем что ли? – Веселова резко выпрямилась, натягивая юбку пониже. Будь на месте Амины тот же Женечка, получил бы по лицу.

– Я просто оцениваю, стоит ли твоя скромная персона таких усилий…

– Каких усилий? – развернувшись, Настя присела на столик, сложила руки на груди. Ей не нравились эти загадочные разговоры. Лучше уж сразу, ясно и точно.

– Есть у тебя один тайный поклонник, Настенька. Очень жаждущий видеть ваше бабочкино высочество в четверг на нашем скромном празднике. Жаждущий настолько, что Женечка нам зарплату урежет, если ты не объявишься…

– Он совсем спятил? Не буду я с ним спать! – тушь полетела на столик, докатилась до поверхности зеркала, стукнулась о него, а потом вновь попала в руки Амины.

– С Женечкой никто спать не будет, пока он свое эгого не усмирит. Но это не Женя…

– А кто? – да. Ей было совершенно наплевать. Абсолютно неважно. И ни разу не интересно. Просто… женская любопытная сущность прет и вот… Вопрос получился ни разу не равнодушным.

– Интересно? Приходи.

– Не приду, – Веселова снова нахмурилась, прижимая руки к груди еще плотнее.

– Пожалеешь.

– Если приду, точно пожалею. Лучше уж жить в неведенье…

– И умереть целкой…

– С чего ты взяла..?

– А что, нет? Поздравляю. Я почему-то думала, что ты у нас чиста и непорочна. Ангел.

– Мы не о том, – Настя покраснела, и из-за этого разозлилась еще больше.

– Ну ладно, хочешь правды, будет тебе правда. Мужик тобой один интересуется. Неплохой мужик. Никто тебя не съест и даже не покусает. Заодно и развлечешься.

– Это что, здесь еще и сводят?

Амина закатила глаза, откидываясь на спинку кресла.

– Нужна ты всем больно, бабочка крылатая, чтоб тебя с кем-то сводить. Придешь – не пожалеешь. Вот и все.

Настя не ответила. Промолчала. Захочет – придет. Не захочет – не придет. Да, любопытно. Самую малость. Но кто его знает, что ей стукнет в голову до четверга?

– Что у вас с Имагиным? – вопрос застал Амину уже на пороге. Та обернулась, хмыкнула, пожала плечами.

– На чужое не претендую.

– А он чужое?

– Потенциально – да, – Амина окинула Настю долгим взглядом, а потом вышла, посчитав, что объяснила емко и доступно.

Ну неужели она действительно должна была объяснять девочке, какой именно мужчина ею интересуется, если только слепой этого не заметит? Имагин даже к ней не погнушался подойти, кое-что разузнать, заручиться поддержкой. Непонятно только, зачем такие сложности? Познакомился бы уже, да тра… получил, что хочет. А он морочится глупостями. Но это точно уж не ее ума дела. Да и, судя по всему, это вообще не ума дело.

***

Глеб любил, когда его поручения исполняют быстро и четко. Потому-то Женя его так часто и бесил – он предпочитал нарываться, ходить по краю и не проваливаться лишь чудом. Это был уже не первый случай, когда, занимаясь вплотную другими проектами, Имагину приходилось брать под контроль Баттерфляй.

В такие периоды он костерил себя последними словами за то, что когда-то согласился обзавестись убитым помещением, которое и раньше было клубом, просто называлось иначе. А потом за то, что вложил сюда немалые деньги, приличные силы и хилые, но надежды. Тягаться с топовыми заведениями Баттерфляй не смог бы, да Имагину это было и не нужно, но слыть дырой тоже не хотелось.

И так случилось, что вот уже пять лет Бабочка балансировала между приятными взлетами и падениями, которые могли бы стать фатальными, не бойся Пирожок его до трясучки в коленках.

По факту, этот страх играл Глебу на руку, жаль, что лишь до той поры, пока Женечка не забывал, насколько Имагин умеет быть грозным. Потому-то периодически и приходилось напоминать.

Да, Глеб умел быть грозным, а еще жутко целеустремленным. И на этот вечер у него была цель.

Цель стояла у стены, задумчиво поглядывая на происходящее на сцене. А там, передавая микрофон из руки в руки, девочки голосили очередной хит, от которого уши грозили свернуться в трубочку.

Подойдя к бару, Глеб сам взял в руки бутылку, откупорил, наполнил два бокала. Сегодня гуляли все, в том числе и бармены, потому обслуживал себя каждый сам, исходя из собственного состояния и настроения. Например, тем, кто на сцене – уже весело, а вот стоящей у стенки Цели пока грустно.

Взяв в руки бокалы, мужчина направился именно к ней.

По правде, до последнего сомневался, что Настя согласится. Да, давал поручение Жене обеспечить присутствие всех без исключения. Без малейшего. Всех. По списку получающих жалование, но знал, что она до последнего артачилась.

Знал от Амины, с которой удалось неплохо поговорить и с… говориться. Нет, он не делился с ней своими неземными чувствами к девушке, которую видел то всего раз пять… или десять. Если б начал лепетать подобное, сам над собой же и посмеялся бы, но и отрицать, что она ему интересна – не мог. А эта затея с праздником… Все у них началось как-то не так. Точнее и не началось-то – они же даже не знакомы. Просто Глеб чувствовал – подойди к девушке просто в коридоре, она ощетинилась бы, и дело с концом. Видел по глазам, что Настя настроена враждебно. Мог только догадываться, почему, но предпочел не нарываться сразу на отворот-поворот, а поступить мудрее – познакомиться в непринужденной обстановке, когда она будет в духе, да и он сам сможет смотреть в глаза, а не на то, как завораживающе бабочка извивается.

Надежды на один пункт оправдались – пользуясь отсутствием обязательного привычного… дресс-кода, Настя выбрала джинсы, плотно обтягивающие стройные ноги, майку с принтом в виде якоря и надписью 'девушка моряка' на английском, чем откровенно позабавила, на ногах, на которых так хорошо смотрелись босоножки на высоком каблуке, сейчас красовались кеды. Бросая на нее редкие взгляды, Глеб то и дело усмехался, решая, что ему нравится больше – бабочка, с крыльями за плечами под светом софитов, или куколка в джинсах и кедах. Не сомневался в одном – она ему нравилась, и с этим нужно что-то делать.

– Настя, правильно? – когда он подошел, девушка вздрогнула, резко поворачивая голову в его сторону. Засмотрелась на сцену, задумалась, даже немного испугалась. А потом, когда с лица пропала растерянность, она вновь свела брови на переносице, надевая привычную, в его присутствии, маску враждебности. С одной небольшой разницей – теперь им впервые предстояло не разойтись, лишь отметив выражение на лицах друг друга, а поговорить.

***

Даже себе Настя не могла объяснить, почему решила прийти. Поддалась на уговоры Жени? Смешно, почему-то на его уговоры повторить ужин не поддавалась. Пожалела девочек? Возможно, пожалела бы, если б верила, что угроза реальна. Ее заинтересовали слова Амины? Вот эта версия уже близка к истине, только… признаваться, что ей любопытно, не хотелось даже самой себе.

Хотя нет, любопытно! Любопытно встретить человека, который прилагает такие усилия, чтоб организовать эту встречу, и спросить у него – зачем?

А кто этот человек… Совсем не любопытно, ни капельки, абсолютно, совершено… Только почему он не подходит?

Больше часа Настя провела в подобных раздумьях, изредка отвлекаясь на разговоры с подошедшими. Сначала с Аминой, которая вновь сыпала своими многозначностями, потом с Женечкой, который расхваливал ее за то, что пришла, а себя за то, что уговорил. Ну и еще немножко пытался уболтать на очередную встречу, но в этом вопросе Настя была безжалостна. Потом девушка немного танцевала вместе со всеми бабочками, которые решили продемонстрировать свои умения в штатском. Им хлопали, улюлюкали, смеялись. И они тоже дурачились, просто наслаждаясь, но когда трэк закончился, все помчали к бару, а Насте стало грустно – она всего на секунду вернулась в ту свою жизнь, где танец приносил радость, а потом снова почувствовала себя бабочкой Баттерфляя.

Отойдя подальше, в угол, она уставилась на сцену, на которой теперь, забирая микрофон из рук друг друга, девочки пели песни. Хотя не особо-то пели, скорее, соревновались в умении горланить, а вот стоило микрофону перекочевать в руки к Жене, он прокашливался, будто готовя связки, а потом с совершенно серьезным лицом начинал выдавать рулады, заставляя всех окружающих зажимать уши руками.

Если смотреть глобально, праздник удался, а то, что сама Веселова чувствует себя здесь лишней – так это ее личные проблемы, до которых никому нет дела, да и быть не должно.

– Настя, правильно? – он подошел именно тогда, когда Ася умудрилась забыть о главной цели своего пребывания на празднике.

Резко обернувшись, девушка свела брови на переносице. Свое отношение к этому человеку ей сложно было объяснить, но она его опасалась, а любой взгляд, любое движение, любое слово, адресованное не ей, раздражало. Будут ли так же раздражать слова в ее адрес, Настя раньше не знала, а теперь… вновь в душе поднялась волна раздражения. Видимо, он бесит ее на генетическом уровне, а еще кажется опасным, а еще… Она ведь не последняя дурочка, чтобы не понимать, зачем взрослому мужчине так улыбаться, протягивая бокал.

– Настя, но я не пью, спасибо, – девушка вновь перевела взгляд на сцену, делая маленький шажок в сторону вдоль стены.

– Я тоже, – Глеб хмыкнул, бросая взгляд на бокалы. И сам не понял, зачем наполнил два, видимо, за компанию. Пить бы все равно не стал, позже вспомнил бы, но тому, что так увлекся – удивился.

Девушка не ответила, только еще внимательней стала вглядываться на сцену, с которой сползали, спрыгивали, скатывались недавние солисты, уступая место более привычной для человеческого уха музыке.

– Глеб, – к сожалению, Имагин не посчитал это сигналом к тому, что разговор продолжать не стоит. Поставил бокалы на бар, а потом вновь обернулся к ней, смотря выжидающе, но без той тяжести, которую Настя помнила со времен первой их встречи.

– Я знаю, кто вы, господин Имагин, – а под таким взглядом сложно долго делать вид, что ты увлечена разглядыванием пустой сцены. Пришлось обернуться, посмотреть в спокойные глаза, при этом гордо вскинув голову. Мол, даже не пытайтесь меня обольстить! Я все о вас знаю! И о том, что уволить хотели за обморок, и о зажиманиях с Аминой, и о том, что на меня тоже некие планы имеются. Но не пройдет!

– Кто? – кажется, только это ему и было нужно – вытянуть из нее хоть слово, чтоб потом, зацепившись за него, раскрутить на разговор. Нужно было молчать.

– Вы, правда, хотите, чтоб я ответила? – девушка пыталась заставить себя говорить спокойно, а еще тщательней подбирать слова, чтоб слишком не нагрубить. – До склеротических лет вам еще далеко, а на человека, чье самолюбие тешит перечень собственных регалий в чужом исполнении, не походите.

Глеб снова хмыкнул, потянулся к волосам, провел по ним. Пожалуй, ему пора бы постричься, во всяком случае, стоило Андрюше зарасти до такого состояния, мама с удовольствием вооружалась ножницами. Но Имагину было неплохо.

– На самом деле, нет, – убрав руку, он снова посмотрел на нее серьезно, но как-то… легко. И говорил тоже легко и просто. Пожалуй, смотри он так же в первый вечер, обошлось бы без обмороков. – Хотел узнать, как себя чувствуете?

– Я? – девушка растерялась, не ожидала. – Хорошо. Почему вы спрашиваете?

– Просто не так часто люди при мне теряют сознание, ты здорово всех испугала…

Настя царапнули две вещи: это 'ты' без спросу, а еще 'испугала'… Его лично она испугала так сильно, что он готов был тут же вышвырнуть хилую недобабочку на улицу.

– Со мной такое тоже было впервые, потому не бойтесь, не повторится, – если только вы не станете больше играть в свои нездоровые гляделки…

– Значит, Настя, – создавалось впечатление, что он разведывает территорию, пытаясь подойти то с одной стороны, то с другой. Не получилось с вином – отлично, будут разговоры. Не вышла одна тема – ничего, есть другие. Зачем? Для того, чтоб ответить на этот вопрос, нужно было принять его правила или спросить в лицо.

– Значит. – Настя кивнула, почему-то выбирая первый вариант.

– Ты не пьешь потому, что не пьешь, или принести что-то другое?

– Нет, другого не надо, я просто не хочу, – пить с вами.

Она-то не договорила, но он понял. Если бы Настя считала, сколько раз он уже усмехнулся, это был бы третий. Черт. Неужели считала?

– Может, тогда есть? Петь? Танцевать?

– Нет, спасибо, я…

– Постоишь у стенки?

– Да, – Настя опустила взгляд, чувствуя, что безбожно краснеет. Надо же, вроде бы не слишком уютно чувствовать себя должен мужчина, которого отшивают, а неудобно ей.

– Бедный Женя, – мужчина-то чувствовал себя превосходно. Уперся рукой о стену над левым плечом девушки, скользя взглядом по лицу. Ну вот, она дожилась до того, что даже такие его, простые, взгляды чувствует.

– При чем тут Женя? – а еще не сразу делает, казалось бы, не слишком-то сложные логические заключения.

– Не представляю, как он уговорил тебя поужинать, если ты на все вопросы отвечаешь исключительно 'нет'. Я же видел, ты ела тогда.

Он так просто признался в том, что шпионил в тот вечер за ней, что Настя опешила. Думала, вообще не станет поднимать тему прошлых странностей.

– Или ты только мне отвечаешь нет?

По правде, получается, что да. Но подобное в лицо-то не скажешь. Тем более, что плохого ей Имагин еще ничего не сделал. Не уволил, даже не обругал, подошел сам, с мировой.

– Я… просто… не хочу. Вы… Вы о чем-то хотели поговорить, Глеб Юрьевич, или просто так подошли?

Настя не смогла бы соперничать с мужчиной по части выдержки, даже не пыталась, а потому решилась задать вопрос, с которого стоило начать.

– На самом деле, хотел, но не поговорить, на это ты не очень настроена… Может, потанцуем? – он кивнул на танцпол, не настолько полный, как обычно, но и не пустующий. Исполняя чью-то просьбу, дежурящий за пультом включил медленную композицию. – Или ты и танцевать не… – он мягко передразнил ее манеру неуверенных отказов. Рисковал, она могла вспылить, но повезло.

Настя почему-то кивнула. Исключительно потому, что музыка красивая. Только поэтому, да.

Какая по очереди ухмылка? Веселова все же сбилась со счету, но руку в протянутую ладонь вложила, позволила вывести себя из темноты, послушно обвила шею Имагина, подсознательно отмечая, что он приблизительно одного роста с Петей, почувствовала, как по пояснице скользят уже его руки, держа ее явно не на пионерском расстоянии.

Особого ума в подобных танцах не нужно. Топчись на месте, только так, чтоб ноги партнера остались целы и невредимы, но Настя с подсознательным удовольствием истинного танцевального эстета отметила, что Имагин хорошо ведет. Да, топчется, но как-то с фантазией, не скучно.

– Моряк против не будет? – заговорить он рискнул не сразу, сначала дождался, пока девушка чуть расслабится, привыкнет. А подойти к разговору тоже решил окольными путями. Не так-то важно о чем, лишь бы разрядом не убило. Потому что воздух вокруг Насти явно электризовался.

– Какой моряк? – девушка вскинула непонимающий взгляд на партнера. Брови насуплены, в глазах ну никак не беззаботность и веселье. Будто не танцует, а на эшафот идет. Глеб только вздохнул. Кажется, его невообразимо тонкое чувство юмора вряд ли будет оценено. Не желая растрачивать понапрасну слова, он просто кивнул на ту самую надпись, которая здорово не так давно позабавила.

Настя проследила за взглядом, несколько секунд вникала в суть проблемы, а потом хмыкнула – уже сама. Он точно не считал, но это вроде бы случилось впервые.

– Он в очень дальнем плавании, – настолько дальнем, что даже пред ее глаза еще не являлся. В смысле нет у нее никакого моряка, но Имагину об этом знать совсем не обязательно.

– А если вдруг нагрянет, а ты тут со мной танцуешь?

– Страшнее было бы, если нагрянет, а я тут без вас… танцую, – Настя пробурчала ответ себе под нос, бросая быстрый взгляд на сцену. Будь у нее молодой человек, муж, любимый… Рискнула бы она пойти в Бабочку? Пожалуй, да. Ведь обязательства перед семьей никто не отменял. Но скандала избежать вряд ли получилось бы… Как же хорошо, что парень-моряк, да и не моряк тоже, светит ей в данным момент только как надпись на футболке.

– Как ты попала сюда? – Имагин, судя по всему, подумал о чем-то подобном.

– На праздник? Пришла.

И теперь Глеб себя мысленно похвалил – поступил совершенно верно, она расслабилась, настолько, что к ней вернулось это скрытое, но для него достаточно явное, раздражение.

– Нет, в Бабочку.

Девушка не спешила с ответом, целый куплет они танцевали молча. Все это время Настя смотрела вокруг, периодически ловя на себе взгляды коллег. Амина подмигнула, мол 'а ты ломалась…', Женечка убедился, что его вселенская грусть замечена, а потом отвернулся, чтоб то ли смахнуть мужскую скупую, то ли наполнить стакан чем-то в меру брутальным.

– Узнала через знакомых, что проводится набор танцовщиц, пришла попробовать. А что?

– Ничего особенного, просто интересно, как девушки оказываются здесь.

Точнее, как докатываются до жизни такой. Спросил так, будто речь о проституции. Настя на секунду напряглась, снова чувствую приступ раздражения, но потом заставила себя разжать пальцы и послушно сделать очередной шаг.

– Девушки ищут работу, зарабатывают, как могут, – а на свой ответ Настя разозлилась еще больше. Потому что ответила тоже, как о проституции.

– Почему не официантка? Секретарь? Любая другая неквалифицированная работа? Неужели мы платим настолько больше?

Глеб сам толком не знал, что хочет услышать. Возможно, что в Баттерфляй ее загнала жуткая жизненная ситуация, которую он может разрулить, или что это временная мера, или что она устроилась в Бабочку на спор. Зачем? Чтоб не ассоциировать ее со своим представлением о подобным ей. Он, как все вокруг, был подвержен предрассудкам.

А Настю это разозлило куда больше, чем все до этого. Она сама относилась к своей 'профессии' с пренебрежением, но позволять, чтоб так же пренебрегали окружающие – все равно, что добровольно вываляться в грязи.

Она запнулась, вскинула на мужчину взгляд, а ответила так спокойно, как только могла.

– А это для меня призвание. Нравится.

И на лице Имагина дернулась мышца. Почти что скривился. Вот и отлично. Вот и выяснили – брезгует, непонятно только, зачем тогда фарс устроил?

– Крутить…ся перед толпой? – музыка продолжала играть, а вот они больше не перетаптывались.

– Танцевать, Глеб Юрьевич, это называется танцевать.

– Я думал, что мы сейчас танцуем.

– Там, – Настя кивнула на сцену, – танцевать мне нравится больше.

– Не верю, – мужчина сузил глаза, продолжая прижимать девушку к себе.

– Ваше право, – а она попыталась ответить максимально равнодушно. Зачем вообще так раздражаться? Разве для нее хоть что-то значит мнение этого человека? Этого постороннего чуть не уволившего ее однажды человека?

– И что, если, допустим, я предложу тебе другое место, ты откажешься?

– Какое?

– Своего секретаря… – Настя хмыкнула, руки соскользнули с мужской шеи, уперлись в грудь. Осталось только оттолкнуться и уйти.

– С какой стати? Вы всегда так подбираете секретарей? Без собеседования? Или собеседование будет, только в интимной обстановке? – спросив, Настя надавила на грудную клетку, отстраняясь. Он, конечно, дернулся, собираясь придержать, но вовремя опомнился. Не хватало только скандала посреди танцпола с криками 'пустите!' и ответными пылкими 'не пущу! никогда! ты моя!'

А потом, не оборачиваясь и не оглядываясь, Настя направилась к выходу. Не спеша, не бледнея и не краснея от злости, вообще не злясь. Ну и что такого произошло? Просто очередной придурок посчитал себя вправе сделать щедрое предложение, от которого невозможно отказаться. Далеко не впервые и, к сожалению, не в последний раз. Почему-то мужики пищат от восторга, стоит только подумать о том, что могут заиметь в личное пользование танцовщицу. Этот такой же. И ответила Настя ему так же, как всем до.

Выйдя на воздух, Ася чертыхнулась, вспоминая о том, что сумочка осталась где-то в зале. Значит, придется вернуться. Возможно, вернуться и не только забрать свою вещь, а еще и услышать от Имагина или от Женечки, что она таки уволена. Вскинув взгляд в небо, девушка закусила губу.

Ее никогда еще не подводила интуиция. Она всегда знала, что Петя немного не тот, она знала тогда, что мышца не заживет, предчувствовала, что не стоило идти, понимала, что от Имагина нужно держаться подальше. Не слушать собственную интуицию чревато. Теперь осталось только получить и расписаться. Причем, видимо, лично…

– Настя, – ее окликнули. Окликнул тот, кого она пару минут тому оставила на танцполе.

***

Подобной реакции на безобидный вопрос Глеб не ожидал. Хотя быстро понял, что вопрос кажется безобидным только ему.

Эти ее слова о более интимной обстановке… Он осознал, как неоднозначно прозвучало предложение, и уже неважно, какой в него был вложен смысл.

Да, ему нравилась девушка, да, он думал о том, что совсем не против интимной обстановки, но причина предложения крылась в другом – ему не нравилось, что заинтересовавшей его Насте приходится (а он хотел воспринимать это исключительно так), крутиться перед толпой вожделеющих.

План был предельно прост – предложить ей более уютное во всех смыслах место, а потом спокойно обхаживать, ухаживать, пробовать, пытаться. Даже спешить не хотелось. Их неформальная договоренность с Юлей еще в силе, время есть, а главное, есть желание.

Только получилось, что он говорил одно, а она услышала другое. Услышала, блеснула глазами, оттолкнула, ушла.

Сумку ему вручила Амина, не желая откладывать объяснения в долгий ящик, он тут же направился вслед за беглянкой.

И не то, чтоб она особо убегала, стояла в десяти шагах от входа, запрокинув голову.

– Настя.

Услышав обращение, девушка резко обернулась, вновь блеснув глазами.

– Уволить пришли?

– Глупости не говори, – Имагин подошел, вытянул руку, в которой держал маленькую сумочку со всем ее скарбом – телефоном, деньгами на такси, блеском и наушниками.

Она неуверенно коснулась тканевой поверхности. Боялась, что Имагин отдернет руку, но он этого не сделал. Дождался, пока заберет, только потом заговорил.