Эффект Лазаря

9

Костя не позвонил ни завтра, ни послезавтра, ни послепослезавтра. Вот козел! Что он себе вообразил?! Хотя, вероятнее всего, он ничего не воображал, он просто выкинул меня из головы. Память просеяла меня, как нечто несущественное.

А вот будет номер, если я беременна и рожу ребенка, маленького Самборского? А может, сразу двух, близнецов, мальчика и девочку. Лет через десять, когда мы снова встретимся, скажу ему: «Познакомься, Костик, это твои дети – Коля и Нина». Хотя нет, я назову их совсем другими именами, которые у Самборских никогда не встречались.

Костя – это мой крест. Ничего не кончилось, несмотря на годы и на мои замужества. Мучительная любовь тлела подспудно, не случайно я опасалась, что все вернется. Все и вернулось.

Если это была детская любовь, то почему она длилась много лет, была тяжелой, сопряженной с тоской, суть которой в невозможности взаимности. Сколько же времени было потеряно для счастливой ерунды, ребячьих дел и игр? И если бы в результате этого я бы развивалась умственно или душевно, так ничего подобного… Зачем же все это со мной приключилось?

В детстве я понятия не имела о Костиной взрослой жизни, но неосознанно пыталась сократить непреодолимое расстояние между нами, узнать о нем как можно больше: подслушивала, подсматривала, приставала с дурацкой анкетой.

– Какой цвет ты больше всего любишь?

– Цвет а-а дофина.

– Что это такое?

– Не знаешь? Цвет какашек королевского наследника.

Цвет какашек? Ему правда нравится или прикалывается? Но в любом случае – интересный ответ, оригинальный.

– А какая музыка тебе нравится?

– Кошачьи концерты. Слышала за окном?

Опять шутка юмора.

– А оперу какую больше всего любишь?

– «Майская ночь, или Утопленница».

– Нет такой оперы!

– Есть. Спроси у мамы.

– А фильм?

– «Красная шапочка».

– Врешь!

– Конечно вру, потому что мой любимый фильм называется «Испепеляющая страсть». Но соплячкам такое не показывают.

– Опять, наверное, врешь? Ладно, а книжку какую любишь?

– Кулинарную! – смеется. – Отстань, пожалуйста.

Он часто надо мной подшучивал и откровенно смеялся.

До сих пор я пребываю в уверенности, что о моей любви даже тетя Нина не догадывалась. Я рисовала десятки его портретов. Печальные глаза, высокие скулы, впалые щеки, волнистые волосы. У Кости достаточно характерная внешность. Рисунки валялись повсюду, но это выдать меня не могло, потому что никто, даже родная мать, не могла признать Костю в моей интерпретации.

Терпеть не могу предрассудки и суеверия, не верю в реинкарнацию, но, размышляя над моим неистребимым чувством, не могу не вспоминать трагическую историю наших предков, наших тезок. Все, так или иначе, повторяется. У меня есть фотографии тех, прежних Софьи и Константина. И похожи мы с Костиком на них не только именами. «Вот так начнешь изучать фамильные портреты, уверуешь в переселение душ…» Что-то подобное говорит в русском сериале Шерлок Холмс, разглядывая старинные портреты Баскервилей. И не случайно меня словно током прошило, когда на даче Костя назвал меня забытым именем – Сонулькой. Дело в том, что в одной из открыток, которые тот, давний Костя, посылал давней Софье, он именно так к ней и обратился.

Должно быть, раньше не хотели афишировать историю любви и убийства, а потом сами поверили, что ничего противозаконного не было. Но любовь у наших пращуров была! А уж если и ребенок был общий, тогда родство наше с Костей гораздо ближе, чем считается. И тут внезапно я поняла, что не могу вспомнить ту старинную фотографию, двойной портрет Софьи и Константина. Да существовала ли она? Но были стихи. «…Когда весь мир забыт и предан был… и помнил лишь одно: люблю – любим…» Я же не сама их сочинила! И Александр Сергеевич Пушкин такого не сочинял!

Сколько мне было лет, когда я увидела эту фотографию, помню лишь приблизительно, но уже тогда я осознавала, что за такую любовь отдала бы все на свете, потому что лучше и важнее этого ничего нет. Интересно, где тот снимок? Неужели пропал?