Одна вдова, женщина веселая и разбитная, пошла как-то на базар. Путь ее был не близким, а долго молчать она не любила. Вот и разговорилась возле поля с крестьянином, который охранял сорго от обезьян. И так вдова сторожу приглянулась, что он ей и говорит:
— А не скоротать ли нам вместе вечерок? Дозволь на закате к тебе заглянуть.
— Заходи, любезный, — отвечает вдова. — Только не забудь немного сорго с собой захватить. Я славную кашу сварю.
Распрощались они, пошла вдова дальше. Шла-шла, видит — пастух коз пасет. Она и с ним разговорилась. А как стали прощаться, козопас говорит:
— Дозволь вечером тебя навестить! Скучно мне одному на белом свете.
— Приходи, коли так. Только козленочка прихвати. Я такой уот[47] сделаю — пальчики оближешь!
Идет вдова дальше. А навстречу другой пастух коров гонит.
— Постой, сестрица, — говорит он ей, — дело у меня к тебе.
— Какое дело? — улыбнулась вдова.
— Да самое пустяковое. Некому мне ужин сварить. Может, ты согласишься?
— Хорошо, приходи вечером, да простокваши с собой прихвати!
Попрощались они, пошла женщина дальше своей дорогой. Навстречу староста на муле едет, следом за ним бежит слуга.
— Куда путь держишь, красотка?
— Собралась было на базар, да вот припозднилась. Видать, назад домой пойду.
— Так я тебя подвезу!
Подвез староста вдову до дома и говорит ей:
— Жди меня к ужину. Только больше никого не приглашай.
— Приходи, — отвечает вдова, — я такой ужин приготовлю, что век помнить будешь!
Только вдова в доме прибралась да на кровать отдохнуть прилегла, как первый гость пожаловал.
— Добрый вечер, сестрица! Я сорго принес.
— Поставь мешок в сеннике, а сам вздремни часок, пока я очаг растоплю и кашу сварю.
Только она огонь развела — стук в дверь. На пороге стоит козопас, в новой рубахе и праздничном бурнусе, козленка на веревке держит.
— Извини, — говорит, — что задержался, козленок больно норовистый попался, всю дорогу упирался. Видать, почуял, что из него уот хотят сделать.
— Проходи пока в клеть, — говорит ему хитрая хозяйка. — Отведай холодного тэлля. А я тем временем ужин сготовлю.
Только проводила она гостя в клеть, другой пастух идет, кувшин простокваши несет. Ну как с таким подарком гостя прогнать? Вдова кувшин на полку поставила, гостя в спальню проводила.
— Полежи, — говорит, — пока я за мэсобом[48] сбегаю.
Выбежала хозяйка во двор дух перевести да мысли в порядок привести, а староста уже тут как тут. Да не один — со слугой. Хозяйка старосту в дом пригласила, а со слугой церемониться не стала, мула во дворе сторожить приказала. Усадила старосту на скамеечку, сама напротив села, сидят — друг на дружку глядят и улыбаются.
Вдруг сторож, что в сеннике спал, громоподобный звук издал. То ли приснилась ему гелада, то ли намаялся за день, бедняга, мартышек гонять по полям и оврагам, только от этого страшного звука староста аж подскочил с перепугу. Кувшин с простоквашей с полки упал, старосте в самую плешку попал. Простокваша с бедняги ручьями течет, под лавкой козленок копытцами бьет, в клети козопас горшками гремит, в сеннике сторож, как мерин, храпит, в спальне пастух громко сопит.
— Слуга! На помощь! Убивают! — закричал староста и опрометью кинулся вон из дома. А слуга, как увидел у него на голове белое месиво, так одним махом и перепрыгнул через ограду.
«И-го-го!» — заржал мул, а старосте послышалось. «Лови его!»
— Куда же ты? — зовет он слугу. — Помоги мне!
— Бог поможет! — кричит ему слуга на бегу. — Вон у тебя уж и мозги наружу, а мне мой черепок целым нужен!
Услыхав такие речи, пастух, что тэлля пил, со страху все кувшины побил. А тот, что в спальне сидел, такого задал стрекача, что даже одеться забыл сгоряча.
А сторож еще с часок похрапел, потом вместе с хозяйкой ужин съел и ночевать остался: куда ж идти, когда ночь на дворе? Наутро проснулся, заморил червячка и пошел в поле мартышек гонять. Ведь этой лесной братии только дай волю — вовсе без сорго останешься. С чем тогда к подружке в гости ходить?