Еж

Четверо молодых людей играли в теннис в смешанном парном разряде на вечеринке в приходском саду; последние двадцать пять лет смешанные пары молодых людей делали то же самое в том же месте в то же время года.

Молодые люди уходили с корта, их с течением времени сменяли другие, но все прочее, казалось, нисколько не менялось. Нынешние игроки в достаточной степени осознавали публичность данного события, а потому беспокоились о состоянии своих костюмов и о правилах поведения. И еще они достаточно сильно любили спорт, чтобы добиваться победы. И их усилия и их внешность удостоились четырехкратного исследования квартета леди, которые сидели (в качестве официально приглашенных зрительниц) на скамье у самого корта. Таково было одно из принятых условий на вечеринках в этом саду: четыре леди, которые обычно знали очень немного о теннисе и много — об игроках, должны были сидеть в этом месте и наблюдать за игрой. Сложилась и другая традиция: две леди должны быть милы и любезны, а другие две — миссис Доул и миссис Хатч-Маллард.

— Ева Джонелет сделала сегодня с волосами что-то особенно неподходящее, — сказала миссис Хатч-Маллард. — Ее волосы ужасны и в лучшие времена, но ей не следует делать еще и такую нелепую прическу. Кому-то нужно сказать ей об этом.

Волосы Евы Джонелет могли бы избежать осуждения миссис Хатч-Маллард, если б она могла позабыть о том общеизвестном факте, что Ева была любимой племянницей миссис Доул. Возможно, для всех было бы куда удобнее, если б миссис Хатч-Маллард и миссис Доул можно было приглашать в сад по отдельности; но за год здесь проводилась только одна вечеринка, и ни одну леди нельзя было вычеркнуть из списка приглашенных; иначе мир и покой в округе были бы раз и навсегда уничтожены.

— Как мило выглядят тисовые деревья в это время года, — вставила леди с мягким, серебристым голосом, который напоминал о шиншилловой муфте, раскрашенной Уистлером.

— Что вы подразумеваете под "этим временем года"? — потребовала миссис Хатч-Маллард. — Тисовые деревья красивы в любое время года. Таково их великое очарование.

— Тисовые деревья вызывают отвращение в любых обстоятельствах и в любое время года, — произнесла миссис Доул медленно и решительно, явственно радуясь самой возможности вставить возражение. — Они пригодны только для кладбищ и склепов.

Миссис Хатч-Маллард издала сардоническое хмыканье, которое в переводе могло означать, что есть такие люди, которые лучше подходят для кладбищ, чем для вечеринок в саду.

— Какой счет, скажите, пожалуйста? — спросила леди с шиншилловым голосом.

Желаемую информацию ей сообщил молодой джентльмен в безупречно белом фланелевом костюме; в облике юноши выражалась скорее заботливость, чем беспокойство.

— Каким противным субъектом сделался этот Берти Диксон! — объявила миссис Доул, внезапно вспомнив, что Берти был фаворитом миссис Хатч-Маллард. — Молодые люди сегодня совсем не те, какие были двадцать лет назад.

— Конечно, не те, — откликнулась миссис Хатч-Маллард. — Двадцать лет назад Берти Диксону было всего два года, и вам следовало бы ожидать, что возникнут некоторые отличия во внешнем облике, манерах и речи.

— Вы знаете, — заявила миссис Доул как будто по секрету, — я не удивлюсь, если это задумано как нечто остроумное.

— Будут ли у вас какие-то интересные гости, миссис Норбери? — торопливо поинтересовался шиншилловый голос. — Вы же обычно проводите домашние вечера в это время года.

— Ко мне приезжает очень интересная дама, — сказала миссис Норбери, которая некоторое время безмолвно пыталась перевести беседу в безопасное русло, — моя старая знакомая, Ада Блик…

— Какое ужасное имя, — заявила миссис Хатч-Маллард.

— Она произошла от де ла Бликов, старой гугенотской семьи из Турина, знаете ли.

— В Турине не было никаких гугенотов, — сказала миссис Хатч-Маллард, считавшая, что может благополучно обсуждать любое событие трехсотлетней давности.

— Что ж, в любом случае, она приезжает ко мне, — продолжала миссис Норбери, быстро переходя от истории к современности. — Она приезжает нынче вечером, и она — удивительная ясновидящая, седьмая дочь седьмой дочери, знаете, и все такое прочее.

— Как интересно! — прозвучал шиншилловый голос. — Эксвуд — как раз самое подходящее место для нее. Там, по слухам, есть несколько призраков.

— Именно поэтому она так хотела приехать, — сказала миссис Норбери. — Она отложила все прочие дела, чтобы принять мое приглашение. У нее были видения и сны, и все это сбывалось прямо-таки с изумительной точностью, но она никогда не видела призраков, и она собирается приобрести данный опыт. Она принадлежит к этому Обществу Исследований, знаете.

— Я ожидаю, что она увидит несчастную леди Куллумптон, самую известную из всех эксвудских жертв, — сказала миссис Доул. — Как вам известно, мой предок, сэр Гервас Куллумптон, убил свою молодую невесту в припадке ревности, когда они были в Эксвуде с визитом. Он задушил ее в стойлах кожаными стременами, сразу после того, как они приехали, и она иногда бродит в сумерках по лужайке и вокруг конюшен, облаченная во что-то длинное и зеленое, стеная и пытаясь сорвать удавку с горла. Мне очень интересно услышать, что же предстанет взору вашей подруги…

— Я не знаю, почему это она должна увидеть дрянное, традиционное видение вроде так называемого призрака леди Куллумптон, который только служит прикрытием для горничных и подвыпивших конюхов. Мой дядя, который был владельцем Эксвуда, совершил там самоубийство при самых трагических обстоятельствах; он, конечно, чаще всех прочих призраков там появляется.

— Миссис Хатч-Маллард очевидно никогда не читала "Историю Графства" Поппла, — сказала миссис Доул холодно, — иначе она узнала бы, что призрак леди Куллумптон — это явление, подтвержденное многими заслуживающими доверия очевидцами…

— О, Поппл! — с презрением воскликнула миссис Хатч-Маллард. — Любая пустяковая древняя история для него достаточно хороша. Ну, в самом деле, кто такой Поппл! А призрак моего дяди видел сам настоятель, который был и мировым судьей. Я полагаю, что данное доказательство для всех будет достаточным. Миссис Норбери, я сочту это преднамеренным личным оскорблением, если ваша ясновидящая подруга увидит какого-то другого призрака, кроме моего дяди.

— Осмелюсь сказать, что она может вообще ничего не увидеть; до сих пор она никогда ничего не видела, знаете, — сказала миссис Норбери с надеждой.

— Я коснулась самой неудачной темы, — каялась она впоследствии обладательнице шиншиллового голоса. — Эксвуд принадлежит миссис Хатч-Маллард, а мы только что заполучили его в краткосрочную аренду. Ее племянник хотел там пожить некоторое время, и если мы как-нибудь оскорбим ее, она тотчас откажется возобновлять арендный договор. Я иногда думаю, что все эти садовые вечеринки — огромная ошибка.

Норбери играли в бридж в течение следующих трех ночей почти до часу; они не интересовались игрой, но карты сокращали срок, остававшийся в распоряжении их гостьи для нежелательных призрачных посещений.

— Мисс Блик вряд ли будет в подходящем настроении, чтобы видеть призраков, — сказал Хьюго Норбери, — если будет ложиться спать, все еще думая о козырях, карточных комбинациях и выигрышах.

— Я несколько часов беседовала с ней о дядюшке миссис Хатч-Маллард, — сказала его жена, — и указала точное место, где он убил себя, и навыдумывала разного рода внушительные детали, и нашла старый портрет лорда Джона Расселла и повесила у нее в комнате, и сказала ей, что это, вероятно, портрет дяди в зрелом возрасте. Если Ада вообще увидит призрака, это, разумеется, будет старый Хатч-Маллард. Во всяком случае, мы старались.

Но все было впустую. На третье утро своего пребывания под гостеприимным кровом Ада Блик спустилась к завтраку позже обычного, ее глаза казались очень утомленными, но горели от волнения, ее волосы были причесаны кое-как, а в руках она держала большой коричневый том.

— Наконец-то я увидела нечто сверхъестественное! — воскликнула она и пылко поцеловала миссис Норбери, как будто в благодарность за предоставленную возможность.

— Призрак! — вскричала миссис Норбери. — Неужели!

— Явственно и безошибочно!

— И это был пожилой человек в костюме приблизительно пятидесятилетней давности? — с надеждой спросила миссис Норбери.

— Ничего подобного, — сказала Ада. — Это был белый еж.

— Белый еж! — воскликнули оба Норбери со смущением и удивлением.

— Огромный белый еж с ужасными желтыми глазами, — сказала Ада. — Я в полудреме лежала в кровати, но внезапно ощутила появление чего-то зловещего и необъяснимого в моей комнате. Я села и огляделась, и тогда под окном я увидела ужасное ползучее существо, своеобразного чудовищного ежа грязно-белого цвета, с черными, омерзительными когтями, которые щелкали и скребли по полу, с узкими желтыми глазами, источавшими неописуемое зло. Это существо проползло ярд или два, не отрывая от меня своих жестоких, отвратительных глаз; потом, достигнув второго окна, которое было открыто, оно вскарабкалось на подоконник и исчезло. Я тотчас же встала и подошла к окну; но там не было никаких следов. Конечно, я поняла, что это существо явилось из другого мира, но я не знала, что же увидела, пока не открыла главу о местных традициях в книге Поппла.

Она нетерпеливо раскрыла огромный коричневый том и прочла: "Николас Гаррисон, старый скупец, был повешен в Батчфорде в 1763 году за убийство фермера, который случайно обнаружил его тайник. Его призрак, как полагают, бродит по сельской местности, иногда обретая облик белой совы, а иногда — огромного белого ежа".

— Я уверена, что вы читали историю Поппла на ночь, и после этого ПОДУМАЛИ, что видели ежа, находясь еще в полусне, — сказала миссис Норбери, сразу сделав предположение, которое, вероятно, было очень близко к истине.

Ада отвергла возможность такой интерпретации видения.

— Об этом следует молчать, — быстро сказала миссис Норбери, — слуги…

— Молчать! — воскликнула Ада с негодованием. — Я напишу об этом подробный отчет в Общество Исследований.

И тогда Хьюго Норбери, который от природы не был одарен блестящими способностями, пережил один из редких и полезных припадков вдохновения.

— Это было очень жестоко с нашей стороны, мисс Блик, — сказал он, — но стыдно распространять этот слух дальше. Белый еж — наша старая шутка; огромный еж-альбинос, знаете ли, которого мой отец привез домой с Ямайки, где ежи достигают невообразимых размеров. Мы прячем его в комнате, привязав к нему нитку, а другой конец нитки тянется через окно; потом мы опускаем ежа вниз, он ползает по полу, как вы и вы описали, а потом мы вытягиваем его обратно. Многие люди верят; все они читают Поппла и думают, что это — призрак старого Гарри Николсона; но мы всегда останавливаем их прежде, чем они пишут письма в газеты. Иначе дело может зайти слишком далеко.

Миссис Хатч-Маллард не отказала в должный срок в продлении арендного договора, но Ада Блик навсегда отказалась от былой дружбы.