АЛЕНА ЦЫГАНКОВА
Стою на коленях на холодном бетонном полу, отчего ноги почти коченеют, скрываясь от разглядывания амбалов вокруг, я сгорбилась, почти легла животом на свои ноги, закрыв голову руками, будто меня собираются бить. От страха и сожалений меня трясет. За дверью подвал живет своей жизнью: кто-то ходит, матерится, слышны другие какие-то звуки, но до меня они долетают, как сквозь вату. Видимо, стресс перевалил порог моего запаса сил. Даже не сразу понимаю, что братки вокруг меня суетятся, бегают и к чему-то готовятся. А потом меня обдает жаркой волной небольшого взрыва, с потолка сыпется побелка, а толстая, железная дверь с лязгом вваливается внутрь плашмя в клубах пыли. Оборачиваюсь в ее сторону, чтобы заметить поток людей в черной форме, хлынувший в комнату, меня окружают сразу человек пять, заботливо поднимают на ноги, присвистнув при виде моих коленок и оборачивают в согревающее термоодеяло, которое едва слышно шуршит серебряной фольгой с одной стороны. Но меня обдает понимание, что со мной-то все нормально, спасать надо мужчину в соседней комнате!
- Пожалуйста, спасите Алексея! Он там, - машу неопределенно рукой в сторону снесенной двери, - его увели в другую комнату. Я на экране видела, как его били!
Я захожусь в рыданиях, вспомнив ужасные кадры расправы. Один из военных обнимает меня, прижимая лицо к груди, затянутой черной тканью:
- Пожалуйста, мальчики! Там Леша! – только и успеваю закончить, мое лицо приподнимают ласковые пальцы и я заглядываю в нежные сейчас, лучистые серые глаза.
- Ну-ну, Аленушка! – его губы изгибаются в сексуальной усмешке, - Леша уже не там, тут Леша!
Под одобрительные смешки окружающих он склоняется и легко целует мои губы. Я обвиваю руками его шею, прижимаясь со всей силой к крепкому мужскому телу, вызвав его болезненный вздох. И вспоминаю, что его жестоко избили!
- Товарищ подполковник, подвал зачищен! – бодро подходит к нам один из вояк и козыряет Алексею, смотрю на него удивленно во все глаза.
- Пойдем, Аленушка, я тебе потом все расскажу! – предлагает Алексей, протягивая мне руку и я без страха вкладываю в большую, сильную ладонь свои тонкие пальчики.
На улице нас ждет несколько машин, многие из них имеют сбоку синюю полосу, а некоторые – угловатые, черные бронированные монстры спецназа.
Алексей галантно предлагает мне руку и помогает забраться в машину скорой помощи, забирается следом сам. Внутри санитары сразу принимаются обрабатывать глубокие ссадины на моих коленях. Штанины безжалостно срезают от колена. Обработка перекисью водорода заставляет меня всхлипнуть от боли. Алексей встает на одно колено и нежно дует на больное место, а у меня на глаза наворачиваются слезы, я пальцы одной руки запускаю ему в волосы. Я ведь уже думала, что навсегда потеряла своего первого мужчину.
- Прекрати сырость разводить, Ален! – выпрямляется он, сильно морщась и держась одной рукой за ребра.
- Снимите рубашку! – безапелляционно приказывает фельдшер. Алексей быстро стреляет в меня глазами и стаскивает одежду. Господи! Все его тело – сплошная черная гематома. Мне хочется кричать от ужаса и я чувствую, как меня начинает клонить в черный омут беспамятства, но под нос мне тут же суют омерзительно пахнущую ватку и морок мгновенно рассеивается. Алексея уже профессионально перематывают белыми бинтами, сверху затягивают плотный корсет. Судя по его белому, как лист бумаги лицу и блестящей испарине на лбу и над верхней губой, ему сейчас ужасно больно, фельдшер ваткой с аммиаком машет у него под носом, потому что его глаза норовят закатиться, но он храбрится и зубоскалит, как ни в чем не бывало.
- Ну, в корсет затянули, нюхательной солью «угостили», кринолины будут? Только, чур, я туфельку терять не буду, мне мои берцы дороги! А если принц начнет приставать, я ему втащу!
Когда машина замирает у приемного отделения больницы, внутри мы уже все хохочем над шутками Алексея.
- Кто ты? – успеваю я у него спросить.
- Старший оперуполномоченный по особо важным делам Алексей Левченко! – четко козыряет он в ответ, а до меня доходит смысл всех последних событий. Значит, он действительно отпускал девушек! Леша совсем не монстр, каким мне его рисовало воображение по рассказам девчонок из клуба Рафика.