Его тайные желания

Глава 3

– Жинетт! – позвала я, тихонько постучав в дверь. Она открыла мне, держа в руке фартук.

– Извини, Жюльет. Я спущусь через минуту, чтобы помочь с обедом. – Лицо ее было бледным, словно кружевная отделка на розовых драпировках кровати.

– Что произошло? Нонни сказала, что у тебя был обморок.

– Я не уверена. После того как ты уехала, я работала с мамашей Луизой на кухне. Когда мы поставили еду на плиту, у меня появилась легкая головная боль. Я отправилась в гостиную и занялась гобеленом. Но внезапно почувствовала острую головную боль и, видимо, потеряла сознание. Нонни нашла меня на полу и принесла нюхательную соль.

Я приложила ладонь к ее лбу. В Новом Орлеане приход лета всегда сопровождался страхами о том, что в городе объявится лихорадка и унесет кого-то из любимых и близких.

– Лоб у тебя холодный, но все-таки тебе лучше выпить настоя из американского лавра. А утром мы вызовем доктора Ланау.

– Настой избавит меня от тошноты. А вот доктора вызывать не нужно, я уверена, что это от жары.

Отобрав у нее фартук, я уложила ее в кровать.

– В таком случае отдохни. Обед почти готов, и мы с Нонни справимся с уборкой. Я попрошу мамашу Луизу принести тебе суп и чай с лимонной вербеной, чтобы ты поспала до утра. Хорошо?

Она вздохнула.

– Хорошо, но сначала ты должна рассказать мне, что сообщил тебе месье Мейсон о Жан-Клоде и «Красавице».

Я задумалась, помогая ей снять поношенные туфли и укладывая в постель. Иногда мне казалось, что еще вчера мы покупали бальные платья и не думали ни о чем, кроме как не ударить в грязь лицом и показать себя в наилучшем свете. А потом наступили тяжелые времена, и все это было вычеркнуто из нашей памяти.

– Ты достаточно долго держала нас в неведении, – сказала Жинетт, отводя мою руку, когда я пыталась поправить ей покрывало. – Например, ты стараешься оградить нас от проблем и даже с большим упорством, чем Андре стремится уйти от домашней работы.

– Вовсе нет.

Жинетт возмущенно подняла брови.

– Повышение налогов, например. Сколько времени ты знала об этом и не говорила нам?

– С января, – призналась я.

– Даже если новости плохие, Жюльет, ты должна говорить мне. Иначе как я смогу помочь? – Она нежно прикоснулась к моей руке.

– Месье Мейсона неожиданно вызвали в Вашингтон. Он пробудет там до конца месяца. Так что нам придется подождать.

– У меня сложилось впечатление, что ты не говоришь нам всего. Ты была очень встревоженной еще до визита мистера Латура.

Щеки мои загорелись от чувства вины. Я никому не сказала ни слова о полученной телеграмме и собиралась сделать это сейчас, но внезапно передумала. Пока я не узнаю каких-либо подробностей, связанных с предупреждением мистера Гудзона, это будет давить тяжелым грузом на Жинетт. Вместо этого я озвучила другую заботу, которая меня мучила:

– Почему Андре постоянно нарывается на скандал? Он словно напрочь потерял чувство ответственности.

– Андре сейчас в таком возрасте. – Она улыбнулась. – Ты ведь помнишь, как мы доводили до обморока мать своими выдумками? Мама Луиза то и дело вылавливала наши башмаки из фонтана или чинила нам чулки, которые мы рвали, карабкаясь по деревьям. Леди никогда не делают таких вещей, и мама была убеждена, что из нас ничего путного не выйдет.

Я согласилась, признавая ее правоту.

– Да, мы были сущим наказанием.

Жинетт убежденно произнесла:

– Он непременно станет превосходным джентльменом. Только нужно дать ему время. – Затем встревоженно спросила: – Ты веришь, что Жан-Клод жив?

– В глубине души – нет, не верю, и скорее всего расследования мистера Гудзона подтвердят, что это ложные слухи, – поднявшись с кровати, я подошла к окну, – однако иногда я задаю себе вопрос: что, если Жан-Клод в самом деле украл золото и сейчас жив? Я заставила Андре поверить, что его отец умер благородной смертью, и не уверена, что он простит меня, если я не права.

– И что бы ты сделала иначе?

– Не знаю. Но я постараюсь сделать все возможное, чтобы не позволить мистеру Латуру использовать ситуацию против нас.

– Если бы он сказал сегодня еще хотя бы слово, боюсь, ты дала бы ему оплеуху.

– Думаю, папаша Джон вытолкал бы его раньше.

Жинетт оживилась и даже чуть порозовела.

– Да. Как он сделал это, когда в наш дом завалился капитан Дженнисон, от которого несло как из пивной бочки. Папаша Джон вышвырнул его, прежде чем капитан смог объяснить, что из его плеча только что вынимали пули, а нестерпимую боль пытались снять с помощью виски.

Воспоминания о войне всегда вызывали во мне щемящее чувство, и я задумалась, какое счастье могло бы наполнить нашу жизнь, не будь этого кровопролития. Я не могла понять, как Жинетт может с улыбкой вспоминать о капитане Дженнисоне и оккупации федеральными войсками нашего дома. Для меня это время было связано с мрачными и мучительными воспоминаниями.

Вернувшись к действительности, я наклонилась и обняла Жинетт.

– Отдохни немного. Завтра мы испечем твой любимый ореховый торт.

– Лучше бы сохранить это лакомство до твоего дня рождения. А что мы будем делать в связи с ростом налогов в этом году?

– У нас появился новый пансионер, и это может нас выручить. Ты познакомишься с ним утром. Иначе говоря, мы будем делать все, что вынуждены были делать каждый год с момента окончания войны. Все, что можно, даже если нам придется продавать ореховый торт на рынке.

– А что, если...

Я прижала палец к ее губам.

– С нами все будет хорошо. Должно быть хорошо. Я не хочу рассматривать никаких других вариантов.

Жинетт поймала мою руку, когда я встала, чтобы уйти.

– А ты не замечала ничего странного в последнее время?

– Что ты имеешь в виду?

– Я не вполне уверена. Я просто что-то чувствую. Что-то не так.

Я внезапно ощутила холод, и это было похоже на то, что я испытала возле Блайндмэн-Керв. Я окинула взглядом комнату и, отгоняя неприятные мысли, произнесла как можно беспечнее:

– Скорее всего это жара. Июнь никогда не бывал таким изнуряющим.

Шум в коридоре заставил нас обеих повернуться к двери.

На пороге появился Андре, он выглядел несколько озадаченным.

– Этот мужчина, что стоял у двери Жинетт, – новый доктор?

– Кого ты имеешь в виду, Андре? – спросила я.

– Я не знаю. Я помахал ему, а он стал быстро спускаться по лестнице.

– Оставайся с Жинетт.

Сделав глубокий вдох, я приказала себе не поддаваться тревожному чувству и выбежала, чтобы посмотреть через перила вниз. На лестнице было пусто, и снизу не было слышно ни шагов, ни голосов. Я побежала вниз и на площадке второго этажа встретила Миньон, которая поднималась вверх. Мамаша Луиза зазвонила колокольчиком, приглашая пансионеров к обеду.

– Жюльет, на тебе лица нет... Что случилось?

– Мимо тебя кто-нибудь проходил? – спросила я и, перегнувшись через перила, убедилась в том, что вестибюль на первом этаже пуст.

– Никто не проходил. – Миньон покачала головой, на лице ее появилось выражение озабоченности. – А что? В чем дело?

Послышался звук открываемой двери. Я быстро повернулась и увидела мистера Тревельяна, переодевшегося в черный костюм. Он выходил из комнаты в дальнем конце коридора. Вряд ли постоялец мог стоять у двери Жинетт, затем успеть дойти до своей комнаты и переодеться, тем не менее я внимательно наблюдала затем, как он приближался. Вероятно, мне подействовал на нервы тот факт, что его появление совпало по времени с взволновавшим нас событием.

– Кажется, был звонок к обеду? – спросил он.

– Да, – ответила я, приходя в себя. – Вы как раз вовремя. Миньон проводит вас в столовую и представит другим пансионерам.

Он встретился со мной взглядом и, проходя мимо, спросил:

– Вы присоединитесь к нам?

– Я скоро спущусь вниз, – сказала я, чувствуя, что начинаю невольно краснеть.

– Это чудесно, что вы остановились у нас, месье Тревельян. – Миньон широко улыбнулась.

– Я рад вдвойне, – сказал он, предлагая ей руку.

Они вышли, а я мысленно снова вернулась к истории с мужчиной, которого видел Андре. Либо он растворился в воздухе, либо вообще никого не было. Чтобы лишний раз удостовериться в этом, я быстро заглянула в каждую из комнат на втором этаже. Открыв дверь в комнату к мистеру Тревельяну, я испытала некоторую неловкость, понимая, что я вторгаюсь в личную жизнь пансионера. Костюм, в котором он приехал, лежал на кровати в таком беспорядке, что я машинально поправила его, не отдавая себе отчета в том, что делаю. Когда я разгладила складки, из кармана выпали три сигары. Я вернула их на место, глубоко вдохнув сандаловый аромат и задержав пальцы на богатом материале дольше, чем это было необходимо.

Его чемоданы были открыты, и желание увидеть, что он носит с собой, было настолько сильным, что я поспешила сунуть руки в карманы и выйти из комнаты. Я захлопнула дверь, словно там находился сам дьявол. Андре и Жинетт ожидали меня на верхней площадке лестницы с настороженными лицами.

Я заставила себя улыбнуться сыну.

– Ты можешь описать мужчину, которого видел? Может быть, это был один из пансионеров?

Он нахмурился.

– В коридоре было достаточно темно, чтобы его разглядеть. Знаю только, что у него были черные волосы и серый костюм. И он был высокий и худой.

– Ну, я уверена, что этому есть простое объяснение и очень скоро мы все узнаем. Вероятно, один из наших пансионеров пришел на семейный этаж по ошибке. Так что ты, Андре, иди принимай ванну, а ты, Жинетт, возвращайся к себе и ложись.

Жинетт подождала, пока ушел Андре, и сказала:

– Ты ведь не думаешь, что это один из наших пансионеров, верно?

– Это должно быть так, – успокоила я сестру, хотя неприятный озноб охватил меня. Я терялась в догадках от подозрений.

Подойдя к столовой, я остановилась, чтобы прийти в себя. Приглушенные голоса и запахи приготовленной мамашей Луизой еды вернули мне ощущение обыденности и покоя, но тут я услышала грудной голос мистера Тревельяна. И я, как если бы пробовала пальцем воду в горячей ванне, осторожно заглянула в комнату, прежде чем туда войти.

Миньон и две женщины из шекспировской труппы – миссис Эдмунд и мисс Шарлотта Венгль больше интересовались мистером Тревельяном, чем разговором о погоде. Мистер Эдмунд Галье и мистер Горацио Фитц, ведущие актеры в труппе, держали в поле зрения женщин, а также самого мистера Тревельяна. Ни на одном из мужчин не было серого костюма, хотя мистер Галье был в голубом, который можно было принять за серый. Однако волосы мистера Галье были определенно серебристого цвета и никак не черные.

Мистер Тревельян излучал скрытую силу и ум, несмотря на то что стоял, небрежно опираясь о каминную полку. У него были узкие бедра, тонкая талия и широкие плечи, и казалось, что его дорогой, великолепно сшитый костюм едва ли способен удержать в себе эту мощь. Он мгновенно повернулся, раньше остальных почувствовав мое появление.

Улыбнувшись, я вошла в комнату.

– Приношу извинения за то, что заставила вас ждать. Миньон, все представлены друг другу?

– Да. Месье Тревельян пытается вспомнить, не видел ли он представления труппы месье Галье раньше.

– И как же, месье Тревельян, видели вы их? – спросила я с интересом. На визитной карточке в его домашнем адресе значился Сан-Франциско; мистер Галье и мистер Фитц были с востока.

– Пока что мы с этим не определились, хотя часто бывали в одних и тех же заведениях. Я занимался изучением театра и пересмотрел немало спектаклей во многих городах – от Бостона до Нью-Йорка. Шекспировские пьесы мне особенно нравятся, – сказал мистер Тревельян.

– Ну, в таком случае у всех нас много общего. – Хотя мои слова могли в равной степени относиться ко всем, мистер Тревельян понял, что я адресовала эти слова только ему. – Миньон, ты прочитаешь молитву после того, как все рассядутся?

Если у нас не было каких-либо чрезвычайных гостей, я старалась сделать обстановку неформальной и позволяла пансионерам каждый вечер рассаживаться за столом так, как они пожелают. Я всегда находилась во главе стола, Жинетт и Миньон садились по разные стороны, чтобы можно было свободно общаться с гостями. Мистер Тревельян сел по правую руку от меня.

Во время обеда я вспомнила времена, когда о приглашении в «Красавицу Юга» мечтали самые знаменитые представители высшего света. Я почти увидела роскошный обеденный вечер и ощутила вкус старых времен, посматривая в зеркало в позолоченной раме над камином. Одно вкуснейшее блюдо сменялось другим, здесь можно было отведать любые деликатесы, которые мог предложить Новый Орлеан самому искушенному гурману. Фарфор, сверкающий хрусталь, серебро и тончайшей работы белые кружева украшали стол, а канделябры над головой излучали теплый свет, бросая яркие блики на дорогие шелковые и атласные наряды.

Сейчас фарфор был нередко с отколотыми краями, серебра было мало, хрусталь потемнел от времени, а гости оплачивали еду, которую хозяйка собственноручно помогала готовить. Многие сокровища «Красавицы» разграблены или распроданы, а ремонт не производится по причине недостатка средств. Однако следы прежней красоты еще видны в мраморных каминных досках и лепных украшениях.

Я заметила, что мистер Тревельян наблюдает за мной, глядя в зеркало. Пока он не встретился со мной взглядом и не улыбнулся, выражение лица у него было печальное. Следовало бы отвести взгляд, но что-то заставило меня ответить на вызов, и я, в свою очередь, изучающе посмотрела на него. Его серебристый жилет, золотое кольцо и запонки на манжетах переливались и сверкали, как у гостей, которые в прежние времена украшали своим присутствием званые вечера.

– Похоже, вы были погружены в свои мысли, – сказал он тихо, переводя взгляд из зеркала непосредственно на меня.

Я сделала глоток вина, выдерживая паузу. Смотреть в его проницательные голубые глаза было неловко.

– Я думала о «Красавице» и о том, как раньше обстояли дела моей семьи.

– «Красавица»? Необычное имя. Я с кем-то из вашей семьи не успел познакомиться?

– Только с моей сестрой Жинетт. Она нездорова сегодня, но завтра наверняка поправится. «Красавица Юга» – это название нашего дома. Мои предки Де-Перри никогда не мирились с ординарным. У них все должно было быть особенным.

Он огляделся вокруг.

– Они были мудры. Результаты великолепны. – Последняя фраза была произнесена в тот момент, когда он смотрел на меня, и я подумала, что он, пожалуй, переборщил с лестью.

– А как у вас, месье Тревельян? Ваши предки были так же мудры?

– Боюсь, что ответ на этот вопрос зависит от мнения того или иного человека. Большинство скажут, что имение Тревельян-Мэнор не имеет себе равных по красоте на сто миль в округе, однако его владельцев не считают слишком мудрыми или... достойными доверия. Некоторые заслуживают справедливой критики, но только не мой брат.

Не заслуживают доверия? Этот человек был обезоруживающе прямолинеен. Прежде чем я смогла решить, к какой категории он относит себя, заговорила миссис Галье:

– Я слышала, вы были в городе сегодня, миссис Бушерон. Скажите мне, пожалуйста, магазин одежды мадам Буссар открыт? Я заходила туда вчера, пока мистер Галье и мистер Фитц занимались делами, и была потрясена ее изделиями. У нее есть несколько платьев, которые она привезла в этом году прямо из Парижа. Разумеется, они были невероятно дороги, но...

– Полно, миссис Галье. Тебе больше не требуется новых платьев, – заметил мистер Галье.

– Разумеется, не требуется, мистер Галье, – кротко согласилась миссис Галье, неуверенно улыбнувшись. Она всегда соглашалась со своим мужем, хотя я видела, что она часто думала иначе. Я решила, что оставлю одну из своих статей для общества суфражисток на столе в гостиной, где она часто бывала.

Мистер Галье был одержим любовью к нарядам и украшениям – вероятно, в виде компенсации за отсутствие всего этого у жены. Начиная от брелока для часов и кончая фраком, он являл собой воплощение английского денди.

Сидя слева от мистера Тревельяна, мисс Венгль наклонилась к нему фамильярно близко и зашептала что-то на ухо, чего я не могла расслышать. Судя по раздражению, которое мистер Фитц выразил с помощью своих длинных, подкрученных кверху усов, он также счел ее поведение вызывающим.

– Сегодня магазин был открыт, – сказала я, подчеркнув, что отвечаю на вопрос миссис Галье. – Значит, вы и месье Фитц были в городе вчера, месье Галье?

– Да, и с отличными результатами, – ответил мистер Фитц. – Теперь в нашем распоряжении театр, и, как только мы решим, какую именно пьесу играть, можно готовить афиши.

Мистер Тревельян прищурился.

– Из нашей предыдущей беседы я сделал вывод, что ваша шекспировская труппа связана договорами и контрактами с выдающимися театрами, чтобы вы могли заранее планировать представления.

Мистер Галье откашлялся.

– Обычно так и происходит. Но этим летом мы отменили наши планы для Нью-Йорка, потому что у миссис Галье, – он похлопал жену по плечу, – был страшный приступ артрита этой зимой, и доктор порекомендовал ей более теплый климат. Хотя я не уверен, что он имел в виду Новый Орлеан. Эта жара просто убийственна.

– Она в самом деле убийственна, что подтверждает правильность ранее высказанной мною точки зрения. «Макбет» – это неудачный выбор для нас, – прокомментировал мистер Фитц. – Спросите любого из присутствующих.

Выпрямившись в кресле, месье Галье запальчиво возразил:

– У меня нет сомнения, что «Макбет» будет очень хорошо принята, и мисс Венгль играет леди Макбет превосходно. Публика будет довольна.

– Убийство всегда приветствуется под покровом развлечения. Мы кровожадная порода. – Мистер Фитц нахмурил брови и пошевелил усами. – Ваши способности актера не подвергаются сомнению, мой друг, но на карту поставлено здоровье аудитории.

– В каком смысле? – спросил мистер Тревельян.

– Очень просто, сэр. Через день-два вы почувствуете то, что чувствую я. Напряжение возрастает, особенно в такую адскую жару. И раздражительность также возрастает. Я наблюдал это раньше. Могут последовать бессмысленные убийства, если не будут приняты предупредительные меры.

– Как, например, случилось вчера, – сказала я. – Было совершено убийство прямо на ступеньках конторы месье Мейсона. Месье Галье или вы, месье Фитц, что-нибудь слышали об этом? Магазин мадам Буссар находится на той же самой улице.

Мистер Тревельян уронил ложку, и все вскочили, когда она звякнула. Он уставился на меня так, словно именно я совершила убийство. Слышал ли он об этом убийстве? Объяснялось ли его удивление тем, что я заговорила об этом во время обеда? Я уверена, что «Книга для настоящих леди», составленная Годи, не рекомендует вести разговор об убийстве во время обеда.

– Жюльет, это ужасно! – Миньон побелела от волнения. – Ты подвергалась опасности. Почему ты ничего нам не сказала?

– Убийство среди бела дня? – спросила мисс Венгль. – Кошмар! Мужчину ограбили?

Я не сказала, что жертвой стал мужчина, но об этом многие могли догадаться.

– Месье Дейвис ничего об этом не сказал.

– А кто такой мистер Дейвис? – спросил мистер Тревельян.

– Помощник моего адвоката, месье Мейсона, – ответила я.

– Это действительно ужасно, – сказала миссис Галье. – И подумать только, что я была в городе одна. Когда, вы говорите, это произошло?

– В полдень, полагаю.

Миссис Галье побледнела.

– Именно в это время мы были там.

– К счастью, нас обошел стороной этот ужасный инцидент, – вступил в разговор мистер Фитц и перешел к поднятой ранее теме. – Так что вы видите, Эдмунд, я прав. Подобная жара способна воспламенить людей. Предлагаю вместе с мисс Венгль поставить комедию. – Он погрузил ложку в суп. – «Укрощение строптивой» будет предпочтительней «Макбет».

– Пьеса не может подействовать на все население, Горацио, – сказал мистер Галье.

– Слово определило судьбу нации, – парировал мистер Фитц.

– Театр изменяет образ жизни, – сказала мисс Венгль. – Вы только посмотрите на меня, бедняжку. Я, должно быть, умерла бы от голода, если бы вы все не приехали в мой город. – Ее ярко выраженная южная манера растягивать слова напомнила мне черную патоку зимой – слащавая приторность и чопорность никак не соответствовали ее эффектной внешности и молодости.

– Не расстраивайтесь, мисс Венгль, мы с Эдмундом все устроим. – Мистер Фитц дружески похлопал ее по руке. – Бурные эмоции во время еды ведут к разлитию желчи.

Мне его увещевания показались странными, обычно именно он и мистер Галье сами нагнетали напряжение. Сейчас, как только я заговорила об убийстве в городе, возбуждение среди присутствующих увеличилось десятикратно.

– Не стоит так ожесточенно скорбеть, джентльмены, – заговорил мистер Тревельян, пытаясь разрядить обстановку. – Если бы мне предоставили возможность выбора, я бы получил удовольствие от проделок женщин, таких как Кэт – невеста Петруччо, предпочтя это убийству и предательству. Каково ваше мнение на этот счет, миссис Бушерон?

Произнося слова о «проделках женщин», он остановил свой взгляд на мне, и этот взгляд был... притягательным.

– Я считаю, что «Макбет» – меньшее из двух зол.

Шесть пар глаз ошеломленно уставились на меня.

Миньон заговорила первая:

– Почему ты так говоришь, Жюльет? Леди Макбет подталкивает своего мужа на преступление – убийство короля.

– Макбет и леди Макбет по крайней мере были хозяевами своей судьбы. У них был выбор. Кэт в «Укрощении строптивой» – всего лишь пешка.

– Это абсурд! – сердито провозгласил мистер Галье, даже его бакенбарды были с этим согласны и топорщились от возмущения.

Мистер Фитц откашлялся.

– Тихо, Эдмунд! Мне любопытно узнать, почему наша хозяйка склонна предпочесть убийство и предательство любви.

– Да, – добавил мистер Тревельян. – Вы хотите сказать, что оправдываете убийство как способ управления своей судьбой?

Его вывод удивил меня.

– Вы оба неверно меня поняли, джентльмены. Я всего лишь хотела сказать, что предпочитаю сама выбирать судьбу. Но мы отошли от нашей темы. Если бы я принимала решение, это была бы пьеса «Много шума из ничего».

– Острый ум Беатрисы не уступает уму мужчины, – проговорил мистер Тревельян, изучающе глядя на меня. – И хотя им мешают признаться в любви, герой и героиня сами выбирают свою судьбу.

– Именно так, месье Тревельян. – Его объяснение вызвало у меня непонятное беспокойство.

Я обратила внимание на то, что мистер Фитц увел разговор от убийства в городе и что все мужчины воздерживались от комментариев по поводу преступления. Складывалось впечатление, что они знали обо всем, но предпочитали молчать.

– Нет ничего более привлекательного, чем женщина, сознающая свой ум, – сказал мистер Тревельян.

Его негромко произнесенные слова ласкали мой слух. Мистер Галье поперхнулся вином, Миньон подмигнула мне, мистер Фитц кашлянул.

– За здоровье женщин в таком случае.

Мистер Тревельян словно получал удовольствие, уничтожая мужчин и беря в плен женщин. Он поднял бокал, при этом сверкнул золотой перстень, который он носил на мизинце. Его грань в форме плоского диска имела необычный рисунок в виде переплетенных кругов. Я могла бы поклясться, что где-то видела этот рисунок раньше, но никак не могла вспомнить, где именно, и это меня беспокоило. Но я определенно могла утверждать, что никогда раньше не встречала такого неординарного человека, как он.