Его величество Мухомор

Мухоморы и другие грибы в мифологии народов мира

Знаете ли вы, что по всему миру красный мухомор изображается на открытках, посвященных Рождеству и Новому году, как символ удачи? Этноботан и к Джонатан Отт считает, что сама легенда о Санта-Клаусе, пробирающемся через дымоход, и о наполнении висящих носков подарками восходит к культу употребления мухомора. Он утверждает, что традиционный красно-белый костюм Санта-Клауса (а заодно и Деда Мороза) является не чем иным, как трансформацией красно-белой мухоморной окраски. Он также проводит параллель и с летающими оленями: общеизвестно, что олени с удовольствием поедают мухоморы и устраивают после этого пьяные танцы с высоким подпрыгиванием. Американский этнофармаколог Скотт Хаджичек-Добберштейн, указывая на возможную связь между религиозными мифами и красным мухомором, сетовал, что «если бы Санта-Клаус был одноглазым [как Один] или если бы частью легенды была волшебная моча, то связь между ним и красным мухомором вызывала бы гораздо меньше сомнений».

Этим забавным фактом мы начнем достаточно объемный раздел, так или иначе посвященный этномикологии[13]. Хотя не такой уж он и просто забавный, ведь, как известно, в каждой шутке есть доля… шутки. И к теме Санта-Клауса мы еще хоть и вскользь, но вернемся.

Мухомор как мифологический объект очень трудно отделить от мухомора-энтеогена, поскольку по крайней мере в Сибири энтеогенность этого гриба является неотъемлемой частью мифологии. В европейском же фольклоре нередко большее значение имеют внешний вид гриба (ярко-красная окраска) и его способность образовывать «ведьмины кольца», что и находит свое отражение во множестве легенд и преданий.

В целом в мировом фольклоре грибы как символ выражают сверхъестественные силы, плодородие, мужскую потенцию (сморчки), счастье (в первую очередь ядовитые). В Европе это дома «маленького народца», эльфов. В некоторых регионах Центральной Европы и Африки грибы считаются персонификацией душ вновь рожденных. В Китае грибы – важнейший символ долголетия, бессмертия, упорства и удачи; иногда изображаются вместе с журавлями и летучими мышами как символ долголетия и счастья. По преданию, на «островах блаженных» находится «грибообразный дворец» из золота и серебра. В даосизме грибы – пища гениев и бессмертных.

Свидетельством весьма значительной роли грибов в мифологии и – шире – в культуре различных народов следует считать возникновение особой науки этномикологии. Работы уже упоминавшегося мною ранее американского ученого Р. Г. Уоссона и его последователей позволяют выявить огромное значение грибов во многих культурно-исторических традициях. Часто грибы выступают в роли своеобразного, но очень важного классификатора, с помощью которого четко формируются такие основополагающие оппозиции, как «обыденный – сакральный», «женский – мужской», «вода – огонь» и так далее. Естественные в народной среде сомнения касательно отношения грибов то ли к растительному, то ли к животному царству объясняют целый ряд мифов, связанных с метаморфозами грибов (происхождением грибов из камня, превращением людей в грибы и наоборот, включая знаменитых мухоморных девушек-соблазнительниц у ительменов).

В мире наблюдается характерное географическое чередование микофобских и микофильских мифологических традиций. В первом случае (микофобия) это происходит, видимо, из-за общего низкого уровня знаний данного народа о грибах в целом, во втором (микофилия) – из-за заложившейся специализированной тайной системы знаний. Относительно недавнее открытие эзотерического культа галлюциногенных грибов у мексиканских индейцев позволило заново оценить грибную мифологическую ситуацию и заодно обратить внимание и на другие традиции, во многом аналогичные (старокитайскую, палеоазиатскую).

Вот посмотрите: греки называют грибы «пищей богов», ацтеки – «божьей плотью», а многие европейские народы – «хлебом дьявола», «пищей мертвецов», а то и просто «испражнениями». «Пищей богов» считали красный мухомор древние скандинавы (впрочем, как и многие растения красного цвета). Такое резкое различие в отношении к грибам в разных культурах не только противопоставляет грибы как пищу «антипище», но и определяет два типа мифологических мотивировок ценности или вредности грибов. Помимо этого у многих народов существует довольно устойчивое противопоставление мужских и женских грибов, иногда связываемых в зависимости от внешнего вида (выпуклое – вогнутое) с соответствующими гениталиями. К примеру, кетский миф объясняет грибы как несчастные, захиревшие в лесу фаллосы.

Многочисленные народные сказания только подтверждают эту женско-мужскую природу грибов. Наиболее распространенные типы сюжетов здесь – некто объявляет, что его женой станет та, которая съест гриб; собственная сестра мальчика съедает гриб, и он в страхе убегает от нее (между прочим, угроза инцеста, переданная иносказательно); девушка приносит из леса мухомор и кладет с собой спать; войны мужских и женских грибов друг с другом.

Другой круг мотивов, отраженный не только в мифах, но и в поверьях, приметах, да и в самом языке, связывает грибы с молнией, громом, грозой, причем нередко в их божественном воплощении. Известная греческая (и римская) поговорка о том, что грибы растут не от дождя, а от грома, согласуется с мифологическими представлениями, распространенными в Индии, Кашмире, Иране, у аравийских бедуинов, на Дальнем Востоке, в Океании, у мексиканских индейцев (в Северной Америке, к западу от Скалистых гор отмечено поверье, согласно которому грибы рождаются от грома; в верховьях Миссури грибы связывают даже со звездами, а у племени тоба – с радугой). Особого внимания заслуживают две категории случаев. Первый из них – когда связь с громом и молнией отражена в самом названии гриба: русское «громовик», словенское molnjena goba («молнийный гриб»), маорийское whatitiri («гриб-гром»), китайское лэйшэнцзюнь («гриб громового раската»), монгольское тенгриин ку («небесный гриб»). Что это за грибы? Правильно, красные мухоморы. Второй случай – когда сохраняются особые, издревле мотивированные грибные ритуалы. В Мексике сапотекский шаман через четыре дня после сбора грибов обращается с просьбой о грибе к земле, к богу-отцу, к троице, к великому удару молнии, выращивающему грибы и снабжающему их кровью. Сообщения о связи грибов с этими небесными явлениями и с небожителями или духами отмечены в самых разных местностях (мотивы происхождения грибов из божьего плевка, божьих испражнений, связи грибов с небесной мочой). В древних скандинавских преданиях говорится, что мухоморы появились на земле из желтых хлопьев пены, летящей из пасти волшебного восьминогого коня Слейпнира, на котором ездил верховный бог Один. В Ягнобской долине (Таджикистан) известно предание, согласно которому Великая мать вытряхивает из своих одежд вшей, которые при падении на землю превращаются в грибы. Африканские пангве считают, что земля возникла из нижней, а небо – из верхней половины древесного гриба. Мифологический мотив превращения вшей, вызванных громом, в грибы имеет широкий круг параллелей, в том числе и таких, где грибы связаны с мухами, комарами, жабами, червями, мышами, змеями.

Другое название грибов, распространенное у многих народов, – «чертовы пальцы» – совпадает с названием белемнитов[14] (с ними нередко ассоциируются чертовы стрелы, которыми громовержец поражал своих противников).

Многие имеющие отношение к грибам легенды связаны с темой максимального плодородия (в том числе с возникновением нового культурного растения, из которого приготовляется опьяняющий или галлюциногенный напиток). Плодовитость грибов хорошо сочетается с тем, что из красного мухомора приготовляется галлюциногенный напиток, широко используемый, в культурах шаманского типа. Р. Г. Уоссон предпринял попытку доказать, что некогда опьяняющий напиток ведийских ариев – сома – также приготовлялся из мухомора в смешении с мочой. Лично мне это не представляется верным, так как описание галлютинативного мира, в который уводит сома, совершенно отличается от такового у красного мухомора и скорее уж похоже на псилоцибиновые видения. Да и зачем ариям было искать экзотический для них гриб на фоне обильного наличия конопли, спорыньи, мака и лотоса?…

В любом случае несомненно, что грибы однозначно включаются в триаду «жизнь – смерть – плодородие», в которой очень наглядно и образно показаны перемещения основного объекта мифа: небо (божьи дети до грехопадения) – земля (грибы, насекомые и прочие негативные элементы как «превращенные» дети после наказания за грехопадение) – небо (вкусившие напиток бессмертия, в частности приготовленный из мухомора). Важно, что «шаманские путешествия» на небо обычно предваряются вкушением напитка из мухомора, обеспечивающего соответствующий галлюциногенный эффект космизации пространства и установления связей между космическими зонами.

В мифологии славян грибы занимают промежуточное положение между животными и растениями. Происхождение грибов связывается с остатками трапезы мифологических существ или с пищей, которую втайне от Христа ели и выплюнули непослушные апостолы. В народных представлениях грибы часто соотносятся с нечистыми животными и растениями, экскрементами и гениталиями животных или даже инородцами. Об этом очень красноречиво говорят такие названия, как русское «собачий гриб», «чертов табак», словенское «вороний помет», польское «бычьи яйца», словацкие «борода еврея», «цыганский гриб». В сновидениях грибы для девушки означают жениха, для женщины – беременность. В народной демонологии грибы – живые существа, имеют дар речи, превращаются в демонических существ, в золото; представляются заколдованными ведьмами или карликами, отбирают у людей силу и здоровье. Растущие кругами грибы указывают на место игр самовил или присутствие нечистой силы. Грибы превращаются в жаб, червей, бывают причиной появления змей в доме. Грибы принадлежат потустороннему миру, где человек пребывает до рождения и после смерти (есть замечательное чешское выражение «Тогда ты еще ходил по грибы, еще грибы пас» в значении «тебя еще на свете не было»). Согласно польским и украинским поверьям, видеть, собирать грибы во сне – к смерти. Грибы связаны с дождем, громом, молнией. Все знают поговорку «Растут, как грибы после дождя», выражение «грибной дождь» (дождь при солнце). У поляков есть примета: видеть во сне грибы – к дождю. Известно русское слово «громовик» в значении «гриб» и «белемнит» («громовая стрела»), словенское «гриб молнии» (мухомор). По северорусскому поверью, грибы не появятся, если под дождем искупалась ведьма. Чтобы обеспечить себе везение при сборе грибов, в Словении кувыркались при первом громе и катались по траве. В приметах по грибам судят о погоде, о будущем урожае. Освященные грибы служат оберегом от нечистой силы, от сглаза, используются в народной медицине.

Не доказано, но и не опровергнуто использование мухоморов как компонента мази, которой пользовались для натирания европейские ведьмы.

Герой скандинавской мифологии Ангрим и его двенадцать сыновей, именуемых берсеркерами, отличались невероятной силой и диким бешенством, что позволило кое-кому предположить, что они находились в состоянии мухоморного опьянения.

Если кто-то не знает, то берсерк, или берсеркер, – в древнегерманском и древнескандинавском обществе воин, посвятивший себя богу Одину. Перед битвой берсерки приводили себя в ярость. В сражении отличались неистовостью, большой силой, быстрой реакцией и нечувствительностью к боли.

Слово «берсерк» образовано от старонорвежского berserkr, что означает либо «медвежья шкура», либо «без рубашки» (корень ber- может означать как «медведь», так и «голый»; – serkr означает «шкура», «шелк», «ткань»). В русской традиции чаще используется вариант «берсерк» (возник как заимствование из английского; англ. berserk означает «неистовый, яростный»).

Хотя старые песни о берсерках и были наверняка несколько приукрашены, тем не менее бросается в глаза, что все описания изображают свирепых воинов, которые боролись с врагом с дикой, неистовой страстью. В письменных источниках берсерки впервые упомянуты скальдом Торбьерном Хорнклови в песне о победе Харальда Прекрасноволосого в битве при Хафсфьорде, которая происходила предположительно в 872 году.

Снорри Стурлусон в «Круге земном» пишет:

«Один умел делать так, что в битве его враги слепли или глохли, или их охватывал страх, или их мечи становились не острее, чем палки, а его люди шли в бой без доспехов и были словно бешеные собаки и волки, кусали щиты и сравнивались силой с медведями и быками. Они убивали людей, и их было не взять ни огнем, ни железом. Это называется впасть в ярость берсерка».

В 31-й главе «Германии» римский писатель Тацит пишет:

«Как только они достигали зрелого возраста, им позволялось отращивать волосы и бороду, и только после убийства первого врага они могли их укладывать… Трусы и прочие ходили с распущенными волосами. Кроме того, самые смелые носили железное кольцо, и лишь смерть врага освобождала их от его ношения. Их задачей было предварять каждую битву; они всегда образовывали переднюю линию».

Тацит упоминает особенную касту воинов, которые несут все признаки берсерков (еще за 800 лет до битвы при Хафсфьорде):

«…они упрямые воины. Им свойственна природная дикость. Черные щиты, раскрашенные тела, выбирают темные ночи для сражения и селят страх в противниках. Никто не устоит перед необычным и словно адским обликом их».

В литературе берсерки часто появляются парами, неоднократно их сразу двенадцать. Они считались личной охраной древнескандинавских конунгов. Это указывает на элитарный характер этой касты воинов. Непреложная верность своему властителю встречается в нескольких местах старых саг. В одной из саг у короля датчан Хрольфа Краке было 12 берсерков, которые были его личной охраной.

После принятия в Скандинавии христианства старые языческие обычаи были запрещены, под запретом оказались и бойцы в звериных шкурах. Изданный в Исландии закон 1123 года гласит: «Замеченный в бешенстве берсерка будет заключен 3 годами ссылки». Стехпорвоины-берсерки бесследно исчезли.

Откровенно говоря, поедание викингами мухоморов представляется мне выдумкой. Картина огромных полуголых нордов, грызущих с пеной у рта край щита и бросающихся на все шевелящееся, настолько не имеет ничего общего с классической картиной мухоморной интоксикации, что просто невозможно представить, что столь истерическое, я бы даже сказал, буйное поведение может быть вызвано красным (а пусть даже и пантерным) мухомором, проявления которого так или иначе связаны с мрачной задумчивостью и релаксацией. Покопавшись глубже, я обнаружил, что все ссылки, в которых говорится о связи берсеркерства с мухомором, так или иначе ведут к одной-единственной работе. Это книга шведского исследователя профессора Самуэля Одмана (Samuel Odman), изданная аж в 1784 году. Поверьте, это действительно единственный источник. Одман, оперируя уже имеющимися в Европе сведениями об употреблении сибирскими шаманами мухоморов, всего лишь предположил, что сходным способом вводили себя в состояние боевого транса и викинги. В XIX веке эта гипотеза стала очень популярной, а в XX ее упоминали уже все подряд, считая данностью. Есть такие летучие идеи, которые подкармливают сами себя и распространяются как модные песенки. Повторю еще раз: берсеркерство – картина не мухоморная. Что там они грызли – кто их поймет, дело давнее, но едва ли красный мухомор.

Между тем достоверно известно, что перед последним сражением знаменитой Полтавской битвы Карл XII велел раздать своим солдатам по кусочку сушеного мухомора. Однако это не помогло шведской армии…

Сушеные мухоморы ели и воины армии Александра Македонского, и дружина покорителя Сибири Ермака Тимофеевича, и царские скифы.

Красный мухомор в мифах и культуре народов Сибири

Как видно, мухоморы красно-белой канвой проходят по мировым легендам и преданиям. И все-таки наиболее яркие мифологические образы принимают они у народов Сибири.

Вот народная корякская сказка, которая так и называется – «Мухомор». Она изумительна в том плане, что в ней отражены почти все «сибирские» мифологические признаки этого гриба.

«Пошел Сохолылан жениться на лисе. Увидела его лиса и убежала в тундру.

Пошел Сохолылан жениться на куропатке. Взял в жены куропатку, прожил с ней один день, убежала куропатка домой.

Пошел Сохолылан свататься, а невеста к другому жениху убежала. Женился Сохолылан на женщине, поставил полог, родила жена двух детей, сына и дочь. Показала сына мужу, а дочь спрятала за полог. Еще родила жена двух сыновей, а дочь все время хоронит за пологом.

Пошел Сохолылан в гости к сестре и брату. Угощают Сохолылана мухомором, а Сохолылан не может удержать его в себе. Только проглотит мухомор, он обратно выйдет. Вымоет сестра мухомор, и опять глотает его Сохолылан.

Говорит брат Ичча Сохолылану:

– Что твоя жена строит, ты не знаешь?

– Нет, не знаю, Ичча.

Дала сестра Сохолылану торбоза с шипами на подошве, на каких ходят в гололедицу, и две палки, заостренные на концах.

Приходит Сохолылан домой. А жена выкрасила ягодным соком деревянного кита и поставила у берега.

– Давай попрыгаем! – говорит жена.

Не перепрыгнул Сохолылан через кита – вонзил шипы и палки в спину кита. Оттолкнула жена кита от берега, и пошел кит на дно морское. Просит, молит Сохолылан водоросли:

– Поднимите меня со дна морского на берег!

– Нет, Сохолылан, когда ты ходил по земле, ты рвал волосы у травы!

Говорит Сохолылан кусту:

– Помоги подняться со дна морского!

– Нет, ты жег меня огнем, когда ходил по тундре. Проплывают над Сохолыланом рыбы. Кричит им Сохолылан:

– Рыбы, рыбы, поднимите меня со дна морского на берег!

– Нет, Сохолылан, когда ты ходил по берегу, ты ловил нас и резал на юколу.

Увидел Сохолылан мухомор, взмолился ему. Говорит мухомор:

– Ты хорошо относился ко мне на земле, любил меня и искал меня, и когда меня ел, тебе весело было, ты песни пел!

Поднял мухомор Сохолылана со дна морского:

– Вот тебе жена моя, съешь ее, и тебе будет весело!

Сохолылан лег на берег и поет песни:

– Я съел жену, и мне стало весело! Услыхала жена голос мужа и говорит сыновьям:

– Ваш отец идет из гостей, идите привезите его.

Позвал отца старший сын. Не слушает Сохолылан, песни поет. Пошел младший сын за отцом, хотел поднять его. Выдернул нож Сохолылан и срезал сыну на руке бородавку. Увидела мать облитого кровью сына и разрезала сама себя на куски. И сказала:

– Ноги и руки мои – вечерней звезде, а голова моя – утренней заре.

Поет Сохолылан, чтобы жена его услыхала с того света. Поет он, поет, и силы его покидают. Подошел к нему шаман, плюнул ему в рот, и запел он так громко, что услыхала жена его с того света и удивилась, как мог сюда попасть ее муж. Сделал Сохолылан летающую байдару из моржового клыка и полетел к умершей жене. И привез ее домой к своим детям.

Проснулся утром Сохолылан с тяжелой головой. Дала ему жена чаю и мяса и сказала:

– Ты чуть вчера не умер от мухомора. Сыновья тебя нашли в тундре, едва догнали. Не догнали бы, да ты высоко поднимал ноги».

Наиболее древние наскальные рисунки, изображающие первобытные мифологические представления о мухоморе, обнаружены в 1965 году на Чукотке на реке Пегтымель в так называемом святилище Пегтымель («пегтымель» в переводе с чукотского означает «сломанный полоз нарты»). Изображения датируются первым тысячелетием до нашей эры и относятся еще к дооленеводческому периоду, когда чукчи и эскимосы промышляли исключительно охотой. Святилище представляет собой огромный полукилометровый комплекс камней-столбов и скал, испещренных многочисленными рисунками-петроглифами. Говорят, что чукчи из этой местности до сих пор приносят жертвы духам, правда не в самом святилище, а по соседству, у некой особо почитаемой ими скалы. Самая известная картина из святилища – это пляска людей-мухоморов возле приготовленных для жертвы оленей.

Археолог Н. Н. Диков, исследовавший святилище Пегтымель в конце 1960-х годов и составивший картотеку петроглифов, писал следующее:

«У скал Пегтымеля собирались на общие празднества в честь успешной охоты и морские охотники, и ловцы диких оленей. И когда добыча была обильной, то, опьяненные удачей, они умели повеселиться. Устраивали праздники в честь зверя – подателя пищи, ели хмельной гриб мухомор, ели обильную пищу, веселились, плясали, пели и, может быть, тогда же выбивали на камне такие веселые картинки, где сами духи плясали, опьяненные тем же мухомором».

Коряки и чукчи относят мухомор к классу невидимых сил вселенского порядка. Тот факт, что мухомор в начале своего развития напоминает яйцо, которое, увеличиваясь и разделяясь на нижнюю часть, ножку и шляпку, соответствует их космогоническим представлениям о сотворении земли. Первояйцо со дна Первичного океана достают и разбивают боги, или Мировая утка, которая сама же его и отложила.

Вот что написано о Мировом яйце в «Калевале»:

Согласно той же сибирской мифологии, после потопа из яиц сперва рождаются мужчины. Потом те из них, кому довелось попробовать мухоморы, превращаются в женщин. Точно таким же способом возникают и самки у зверей.

Мухомор благодаря своему строению уподобляется и человеку (шляпка – голова, ножка – туловище и ноги, а иногда и позвоночник), и вселенной с ее верхним, средним и нижним мирами. Шляпка с бородавками – это верхний мир со звездами; ножка с кольцом или само кольцо – средний (земной) мир, или Мировое древо; уходящая в землю вольва – нижний мир.

Тема Мирового древа неотъемлемо связана с мухомором у коряков. Ножка мухомора пронизывает мироздание, соединяя все его ярусы (по три на каждый из трех миров), она образует ось, стержень, по которому шаманы путешествуют из мира в мир. В. Г. Богораз-Тан в книге «Восемь племен. Чукотские рассказы» сообщает, что в шаманских песнях поется, что мухомор «пролезает в дыру в зените» и играет в мяч из моржовьей головы с небесными людьми, а также «опускается сквозь пуповину земли» в страну блаженных.

В книге Оларда Диксона «Мистерия мухомора» указывается, что в корякском ритуале тэлытл, являющемся составной частью важного сезонного праздника благодарения и обновления природы хололо, мухомор играет важную роль в урегулировании жизни людей. Ранее, по воспоминаниям старожилов, тэлытл совершался на одной из священных сопок. Само название ритуала происходит от березовой вертушки, которую раскручивают за специальные ремни во время обряда. Продолжается тэлытл уже в стойбище. Хозяин юрты опускает через дымовое отверстие ремень с привязанными к нему мухоморами (вот он, Санта-Клаус!), а затем, держась за него, начинает движение по ходу солнца. Постепенно темп ускоряется и переходит в бешеный круговорот. Вслед за хозяином дома к этому действию присоединяются и прочие домочадцы. Так совершается таинство изгнания болезней, очищения души и обретения новых сил. Согласно комментарию О. Диксона, в этом обряде ремень, украшенный мухоморами, следует интерпретировать как Мировое дерево, которое соединяет через дымоход всех присутствующих с Полярной звездой. Совершаемый при этом танец символизирует созвездия, вращающиеся вокруг неподвижной Полярной звезды, а может быть, и пляску небожителей.

Как уже говорилось выше, в мифологии красный мухомор обладает признаками обоих полов – и мужского (в силу своего фаллического облика), и женского, так как именно в частой трансформации психики у поедающего мухомор в сторону женского начала сказывается энтеогенное воздействие гриба.

Куйкынняку, он же Великий Ворон (творец вселенной у коряков), среди всех прочих живых существ создал мухомора последним, чтобы людям было веселее. Кроме этого он наделил мухомора важным свойством – охранять мир от сил зла. У мухомора родилась дочь, существо огромной силы, которую Куйкынняку назначил хозяйкой огня. Опасаясь ее буйства, Великий ворон берет в заложники ее отца, сковав мухомора цепями и поместив его во вращающийся амбар.

Вот как излагает корякское видение становления мира в своей статье «Космогонические предания» С. Н. Стебницкий:

«Впервые, когда люди создавались, так было: Этыны спустился с неба. Начал делать людей. Сперва сделал березовые чурки. Начал их пинать ногами. Тотчас они людьми сделались. Этыны в них сердца вложил очень твердые, прочные. Потом сказал Этыны:

– Ну-ка поднимусь на небо. Достану им материал для одежды.

Мухомора поставил сторожем. Сказал Этыны Мухомору:

– Если кто придет и спросит, из чего сердца сделаны – не говори.

Отправился Этыны. Погодя Вредоносное существо (нэн'вэт-гыйн'ын) спустилось, сказало Мухомору:

– Из чего сделал бог сердца, вставленные в людей? Мухомор сказал:

– Не знаю я, из чего сделаны сердца. Сказало Вредоносное существо:

– Если не скажешь мне, из чего сердца сделаны, сразу убью тебя.

И Мухомор сказал:

– На тундру иди. Там такие сердца есть. Вредоносное существо отправилось. А Этыны спустился. Сказал Этыны:

– Приходило ли Вредоносное существо? Мухомор сказал:

– Вредоносное существо меня спрашивало, из чего сердца сделаны, а я сказал ему, на тундре такие сердца есть.

Этыны прогнал Мухомора-лжеца и поставил сторожем Сучку».

Из собаки получился не такой удачный сторож. Когда Этыны вновь поднялся на небо, к Сучке пришло Вредоносное существо и выбросило ее наружу. Сучка замерзла на морозе (поскольку, согласно легенде, тогда еще была голая, без шерсти) и за то, чтобы Вредоносное существо впустило ее обратно, рассказала, из чего сделаны человеческие сердца. Узнав, что это железистый камень, Вредоносное существо «повытаскивало из людей сердца, которые вставил Этыны, и взамен поставило сердца глиняные». Из-за непрочности сердец люди стали болеть «мокротной болезнью», горячкой, умирать и рожать детей в муках.

Неразрывно связаны в сибирской мифологии мухомор и северный олень. Олени едят мухоморы и любят мочу (пастухи Севера носят мочу для оленей в особых мешочках). Этнограф М. Добкин де Риос пишет: «Человек разводит оленей или охотится на них, а психоактивные вещества мухомора сохраняют свои свойства в моче их употребляющего. В старину сибирские шаманы надевали на тело меховые шкуры, а на голову рога, чтобы целиком походить на животное. Такой символический наряд являлся своеобразным долгом шамана, который он отдавал животному за его пристрастие к моче. Ведь именно благодаря этому пристрастию человек узнал секрет проявления свойств мухомора».

Мухоморы всегда поедались и как опьяняющее средство участниками традиционных оленьих празднеств.

Родство мухомора и оленя (в более широком смысле – лося и быка), возможно, имеет отношение к числу пятнышек на шляпке гриба. Точка или точки в круге, как известно, являются символом зачатия, плодородия и часто встречаются в обозначении солнца у многих народов. Было замечено, что некоторые народы Севера (ненцы, саамы, ханты) полагают мухомор особо священным, отмеченным Духом, если он имеет семь крапинок. Надо полагать, что семь крапинок на мухоморе – это число ярусов мира, через которые проходит шаман в ходе экстатического эксперимента, но так же – это и семь звезд Большой Медведицы, которую эвенки называют Лосихой Хэглэн. Здесь стоит вспомнить и об упоминавшейся выше легенде финского племени сами о поиске и поедании мухомора с семью белыми крапинками.

Довольно известны в сибирской мифологии и так называемые «мухоморные девушки» – мухоморы, принимающие человеческое (женское) обличье и способные даже вступать в брак с человеком, увести в лес охотника, а шамана – в мир грез. Наиболее развита эта тема у коряков как самого мухоморопотребляющего сибирского народа. Согласно их поверьям, Эммекут (сын Великого ворона Кутка), очарованный красотой мухомора, превратил его в девушку. Существом женского пола (при этом очень привлекательным) считают красный мухомор ительмены. Эта женщина-мухомор может увести за собой охотника, как описано в сказке про Челькутка (Сказки и мифы народов Чукотки и Камчатки).

«Как-то раз посватался Челькутх к дочери Кутха (Великого Ворона) Синаневт. Вскоре они поженились, и Синаневт родила сына. Челькутх и Синаневт жили весело, пока Челькутх не встретил в лесу красивых девушек-мухоморов. О своих жене и сыне он тут же забыл и остался жить в лесу. Синаневт, по совету Кутховой сестры, послала к мужу сына, чтобы он позвал его домой. Услышав песню сына, Челькутх натравил на него девушек-мухоморов, сказав им: „Пойдите, жгите его горячими головешками. Скажите ему: не я его отец“. Девушки обожгли мальчику все руки, и он убежал к матери. На следующий день мальчика вновь отправили в лес, чтобы он передал Челькутху, что завтра все уезжают и увозят с собой добро – голод начнется. Челькутх, вновь услышав голос сына, говорит девушкам-мухоморам: „Пойдите, девушки, выпорите его ремнем как следует и огнем жгите. Пусть перестанет сюда ходить!“ Девушки так и сделали.

На утро Синаневт и Кутхова сестра созвали зверей и уехали все вместе в лес к высокой горе. Забрались наверх, склоны водой полили, чтобы получилась ледяная гора. Челькутх и девушки-мухоморы стали голодать: нет больше зверей, все следы пропали. Вспомнил тут Челькутх о жене и сыне и пошел домой. Приходит, и нет никого: все пропали. Следы привели его к высокой горе, да только как забраться наверх, склоны ледяные. Тогда он крикнул своей жене, чтобы она подняла его. Синаневт бросила вниз ремень, и когда Челькутх уже поставил ногу на вершину, обрезала ремень ножом. Полетел Челькутх вниз, упал, обмер, ожил, снова кричит, чтобы его подняли, а то с голоду умрет. На это Синаневт ему отвечает: „А почему ты с девками-мухоморами не живешь? Почему со своими мухоморами не живешь? Зачем сюда к нам пришел? Очень хорошо поступаешь! Сына всего измучил, теперь вот получай, что заслужил!“

Взмолился Челькутх о прощении, и Синаневт, поддавшись на уговоры, вновь сбросила вниз ремень. Когда до верха оставалось совсем чуть-чуть, женщина передумала и перерезала ремень. Опять Челькутх полетел вниз, упал, обмер, полежал, ожил. Раскаявшись, Челькутх обещал жене больше никогда не поступать так. Синаневт пожалела своего мужа и все же подняла его на гору. Обсушился Челькутх, обрадовался, стал есть, наелся. Снова стали они жить, как прежде, много веселились. А девушки-мухоморы засохли и умерли».

Объясняя появление легенд о девушках-мухоморах, следует обязательно учесть мнение Оларда Диксона, который указывает, что появление женских духов в стадии измененного сознания возникает из-за длительной сексуальной изоляции как во время обучения у учеников шаманов, так и у самих шаманов (причем продолжаться она может всю жизнь). Такая изоляция находит разрядку в инициационных снах и шаманских видениях. Секс с пришедшими духами рассматривается шаманами как акт передачи знания и силы.

Превращение грибов в людей и наоборот находит отражение и в современном фольклоре.

Если вы читатель моего возраста или старше, то хорошо должны помнить, как в телешутке «Ленин – гриб» употребление мухомора приписывалось В. И. Ленину как необходимое для революции и построения нового общества средство. Эта программа, подготовленная музыкантом Сергеем Курехиным и журналистом Сергеем Шолоховым, была впервые показана в телевизионной передаче «Пятое колесо» 17 мая 1991 года по Ленинградскому телевидению и вызвала широкий резонанс[15].

Курехин создал некий миф, согласно которому Ленин в больших количествах употреблял галлюциногенные грибы и сам в результате превратился в гриб. Этот заведомо абсурдный тезис не преподносился зрителю сразу – вместо этого создавалась иллюзия некоего логического рассуждения с цитатами из самых разных источников. Эффект правдоподобности создавался путем манипуляций – подтасовки фактов и сбивчивого изложения, которое само по себе не несло особого смысла, но искусно подавалось автором как некое «научное обоснование».

В сюжете утверждалось, что Ленин на самом деле был грибом, а также (одновременно!) управляемой из Мексики радиоволной. В доказательство приводились такие «аргументы», как сходство разреза броневика, с которого выступал Ленин, и грибницы мухомора, утверждение, что «нинель» («Ленин» наоборот) – это французское блюдо из грибов, и тому подобные.

Любопытно, что в декабре 2008 года в интервью журналу «Крестьянка» С. Шолохов на вопрос корреспондента «Кто-нибудь воспринял эту передачу всерьез?» сообщил следующее:

«На следующий день после эфира к Галине Бариновой, которая в обкоме партии заведовала идеологией, пришла делегация старых большевиков и потребовала ответа на вопрос: правда ли, что Ленин – гриб? „Нет!“ – сказала Галина Баринова. „Но как же, вчера по телевизору сказали…“ – „Неправда“, – ответила она и произнесла фразу, которая повергла нас с Курехиным в шок: „Потому что млекопитающее не может быть растением“. В газете „Смена“ я выступил с опровержением утверждения Галины Бариновой. Ведь [в программе] мы битый час доказывали, что грибы – это отдельное царство, а не растения или животные».

К сожалению, по ходу истории четко наблюдается снижение сакральной ценности мухомора у коренных народов Сибири, а именно: тайные знания и достояние одиночек – массовое сакральное использование – использование ради одного лишь опьяняющего эффекта – замещение водкой.

Прекрасная статья на эту тему («Алкоголь и галлюциногены в жизни аборигенов Сибири») опубликована известным исследователем А. X. Элертом, и я не могу отказать себе в удовольствии частично привести ее в этой книге.

«…Бытовое пьянство среди аборигенов в XVIII в. было весьма редким явлением, да и распространялось оно лишь на немногих коренных жителей, которые утратили связь с сородичами и жили в городах и острогах, нанимаясь на работу к русским. По мнению исследователей, исключение составляли богатые скотоводы юга Восточной Сибири, в первую очередь буряты. Однако и у них злоупотребление алкогольными напитками носило сезонный характер и приходилось на лето: дело в том, что именно тогда изготовлялось большое количество кумыса и молочной водки.

Согласно Миллеру, даже название второго летнего месяца у бурятов (Chani-chara) напрямую связано с этим фактом: „Слово Chani означает дикий, поскольку в это время они [буряты] постоянно напиваются пьяным“. Миллеру вторит Крашенинников, который, характеризуя „братских татар“ (бурят), сообщает следующее: „В летнее время так, как и прочие татары, мужики и бабы, и малые робяты всегда пьяны, потому что… из кобылья молока они вино сидят“.

Русскую хлебную водку, или „вино“, коренные жители употребляли лишь в пору редких посещений городов и острогов, а также сбора ясака. Представители русских властей угощали их водкой, что служило своеобразной формой награды за верность и исправную уплату ясака. В основном подобной награды удостаивались родовые начальники (князцы), однако в некоторых уездах угощали всех ясачных. Крашенинников наблюдал этот процесс у тюрков Красноярского уезда – качинцев: „Ясак платят иные по соболю, иные по 2, и по 3, и по б, а выше сего не бывает…дается им вино по числу соболей, кто один соболь платит, тому и чарка одна, и так до б“.

Водка в больших объемах была и своеобразной формой жалования, которое получали представители самых знатных аборигенных кланов. Так, по сведениям Миллера, титулованные внуки и правнуки знаменитого князя Гантимура, перешедшего с подвластными ему тунгусами на русскую территорию из Китая, получали в составе жалования от 5 до 20 ведер водки в год. Правда, с 1734 г., по представлению Нерчинского воеводы, который обвинил князей Гантимуровых в том, что они „не выполняют никакой службы, а все время проводят в кутежах“, подобные выплаты были приостановлены.

Как сообщает Миллер, хорошо знавший князей, один из них действительно был „очень подвержен пьянству“. „Только много ли в Нерчинске и большей части Восточной Сибири таких, о ком нельзя этого сказать? – добавляет ученый не без сарказма. – Если по этой причине лишать жалования, то немногие избегнут этого“. Истинной же причиной, вызвавшей недовольство воеводы по мнению Миллера, стало то, что Гантимуровы перестали давать ему взятки, ссылаясь на указы, запрещающие подобную практику.

Торговля водкой в местах расселения коренных жителей была строжайше запрещена. Не зафиксировано фактов, которые свидетельствовали бы о массовых нарушениях этого закона в XVII–XVIII вв. Не получила широкого распространения и практика обмена водки на меха частными лицами и государством. Однако в сенатском указе, который был вручен Витусу Берингу, отправленному во Вторую Камчатскую экспедицию, говорится следующее: „К тому ж вино сидеть на Камчатке ис тамошней слаткой травы и цену налагать не весма тягостную, но умеренную, также и того надзирать, чтоб тамошней народ за необыкностию до смерти не напивались“. „Надзирать“, видимо, нужно было не только за русскими, но и за ительменами, поскольку, согласно тому же указу, в обмен на водку у жителей Камчатки следовало брать меха.

Ко времени пребывания на Камчатке Стеллера (1740–1744 гг.) ительмены уже успели приобщиться к этим своеобразным „плодам цивилизации“, с которыми они познакомились лишь четверть века назад: „Многие ительмены очень любят водку, напиваясь ею до бесчувствия во время своего пребывания в русских острогах и в значительной мере от этого разоряясь. Другие же безо всякого удовольствия только для того изрядно напиваются, чтобы походить на казаков; они полагают, что такое опьянение – признак культурности последних. В состоянии же опьянения они очень стараются не упустить без подражания ничего из того, что они когда-либо замечали у пьяных казаков; при этом они навещают всех, даже лиц, которых обязаны уважать, чрезвычайно смешно хвастаясь, заявляя: 'Я пьян, не сердись… я русскую натуру приобрел… я ведь русский…', – и изрекают разные тому подобные глупости. Из этого видно, чего недостает этим бедным и добрым людям, а именно: просвещения, хороших примеров и рассудительности“».

Нечто подобное сообщает и Крашенинников.

Однако нельзя утверждать, что пьянство, о котором говорят исследователи, было распространено везде, где существовали тесные контакты коренных жителей с русским населением. Известно, что татары Туринского уезда, которых крестили в массовом порядке в первой четверти XVIII в., жили, окруженные многочисленными русскими деревнями, на одном из самых оживленных путей из Европейской части России в Сибирь, однако порок пьянства практически не поразил их.

У большинства народов таежной полосы и лесотундры, которые не занимались разведением молочного скота, своеобразным заменителем алкоголя стали мухоморы – грибы-галлюциногены. В древности употребление мухоморов, вероятно, было широко распространено по всему северу Евразийского континента. Об этом, в частности, свидетельствуют изображения этого гриба на петроглифах, которые были обнаружены на Крайнем Севере, в том числе на Чукотке, и датированы 1-м тыс. до н. э. – серединой 1-го тыс. н. э.

В традиционной культуре обских угров, самодийцев и палеоазиатов мухоморы употреблялись в самых разных сферах. В сакральных песнях мухомор представлен как лакомство духов; шаманы, поедая мухоморы, исполняли магические и обрядовые песни, общались с духами, переносились в иные миры; ворожеи и предсказатели под воздействием этих галлюциногенов впадали в транс, во время которого к ним являлись духи-советчики. Что касается обычных людей, то они в состоянии своеобразного ритуального «грибного опьянения» исполняли психоделические песни, именуемые «мухоморными», «грибными» или «пьяными».

Упоминания об употреблении мухоморов встречаются в исторических преданиях хантов и селькупов. В них говорится, что враги совершали набеги, «пьяные от гриба-мухомора», а мирное соглашение, которым завершилась междоусобица, бывшие противники отметили следующим образом: «мухоморы съели», так как «вина тогда не было», и т. п. Примечательно, что традиция ритуального поедания мухоморов и психоделического пения от аборигенов перешла к некоторым группам русских старожилов Индигирки и Камчатки. В материалах участников Второй Камчатской экспедиции есть данные о том, что мухоморы являлись одним из важных товаров, продававшихся северным народам, на территории проживания которых мухоморы встречались очень редко или не встречались вообще.

Участники экспедиции обращали внимание преимущественно на бытовой аспект употребления мухоморов: они называли его «пьянством». Миллер не только собирал сведения о данном явлении, но и включал их в программы и инструкции, предназначенные для других участников экспедиции. В инструкции, написанной для И. Э. Фишера, этой теме посвящено три пункта: «545. О употреблении мухомора, или панги, у остяков при реке Оби и какия бывают от него действия. 546. Употребляют ли мухомор юкагиры, коряки и камчадалы. 547. Убогие между юкагирами, как Страленберг пишет, не збирают ли у богатых сцак (т. е. мочу. – М. В.) и не бывает ли от того такого же действия, бутто бы они сами мухоморов ели».

В экспедиционных материалах самого Миллера содержатся немногочисленные данные по этому вопросу. Как правило, исследователь приводит информацию лишь о том, как называются мухоморы на языке того или иного народа и употребляются ли они этим народом в пищу. Более подробные описания процесса употребления мухоморов коряками, юкагирами и ительменами, в соответствии с инструкциями Миллера, оставили Линденау, Стеллер и Крашенинников. Вот что писал о коряках Линденау: «Некоторые шаманы, наевшись мухомора Wapach, начинают предсказывать будущее. Другие же едят его потому, что они от этого пьянеют. Мухомор у коряков – угощение богачей, бедные же довольствуются мочой последних; когда такой опьяневший от мухомора мочится, то к нему сбегаются многие и, выпив его мочи, пьянеют еще больше, чем сам наевшийся мухоморов. Эти грибы собирают летом и сушат; перед едой гриб свертывают, макают в жир и проглатывают целиком.

Но каждый гриб полагается заесть полной ложкой порсы (высушенная и мелко истолченная рыба). Зараз можно съесть 5–7 и даже 9 грибов, но непременно натощак. Наевшемуся мухоморов связывают руки и ноги, чтобы он не бесновался. На следующий день, когда он проспится, его развязывают. Связывают также и тех, кто после него напились мочи. Когда Gitoepitschan'ы (старшина, глава патриархальной группы) посещают друг друга, то они обычно угощаются сами и угощают своих гостей мухомором».

Ительмены, по свидетельству Стеллера, практически перестали практиковать употребление мухоморов вблизи русских острогов, однако в отдаленных местностях этот гриб оставался «в особом почете»: «Туземцы сушат эти грибы, поедают их, не пережевывая, целыми кусками и запивают их значительной порцией холодной воды. Уже через полчаса после этого они впадают в дикое опьянение и им мерещатся самые причудливые вещи. Коряки и юкагиры еще более падки на эту пищу и настолько любят ее, что повсюду скупают мухоморы у русских: те же из них, которые по бедности не в состоянии купить их, собирают мочу опьяненных и, выпивая ее, становятся от этого столь же возбужденными и еще более сумасбродными. Моча эта действует, даже пройдя через четверых или пятерых». Поверить в это трудно, замечает исследователь, однако сказанное им «не подлежит сомнению».

Вот что Стеллер пишет о необычайной силе воздействия, которое мухомор оказывает на живое существо: «Северные олени, вообще очень падкие на грибы, между прочим, не раз поедали мухоморы, после чего падали наземь и буйно вели себя, подобно пьяным, в продолжении некоторого времени, а затем впадали в глубокий сон. И вот, если коряки находят дикого северного оленя в подобном состоянии, они связывают его по ногам, пока он не выспится, и пока грибной сок не прекратит своего действия; только после этого они оленя закалывают: если бы они умертвили его во время сна и в состоянии опьянения, то всех, кто отведал бы его мясо, обуяло бы точно такое же бешенство, как если бы они сами поели мухоморов».

Еще интереснее наблюдения, сделанные Крашенинниковым над ительменами и коряками, у которых было два способа употребления мухоморов «для веселья»:

1) мухоморы замачивали в кипрейном сусле и затем пили его; 2) сухие грибы сворачивали трубкой и глотали целиком. «Первый и обыкновенный знак, по чему усмотреть можно человека, что его мухомор разнимает, – дерганье членов, которое по прошествии часа или меньше последует, потом пьяные, как в огневой, бредят; и представляются им различные привидения, страшные или веселые, по разности темпераментов: чего ради иные скачут, иные пляшут, иные плачут и в великом ужасе находятся, иным скважины большими дверьми и ложка воды морем кажется.

Но сие о тех разуметь должно, которые через меру его употребляют, а которые немного, те чувствуют в себе чрезвычайную легкость, веселие, отвагу и бодрость, так как сказывают о турках, когда они опия наедаются…Сие примечания достойно, что все, кои мухомор едали, единогласно утверждают, что какие они сумозбродства тогда не делают, все делают по приказу мухоморову, которой им повелевает невидимо. Но все их действия столь им вредны, что естьли бы за ними не было присмотру, то бы редкой оставался в живе». Мухоморы ели только мужчины. Согласно Крашенинникову, и ительмены, и коряки употребляли в пищу мухоморы не только «для веселья», но и в тех случаях, «когда убить кого намеряются».

А вот данные, которые исследователь приводит по поводу употребления коряками мочи тех сородичей, которые съедали мухоморы: «Впрочем, у сидячих коряк мухомор в такой чести, что пьяному не дают мочиться на пол, но подставляют посуду и мочу его выпивают, от чего также бесятся, как и те, кои грибы ели; ибо они мухомор получают у камчадалов, а в их сторонах он не родится». Умеренным считалось потребление максимум четырех грибов, а «для пьянства» съедали около десяти мухоморов.

Опыт ительменов переняли и русские служилые люди. До того, как был открыт морской путь на Камчатку, они вынуждены были с боями прорываться через земли воинственных коряков на Камчатском перешейке и просто физически не могли ввезти на полуостров ни водку, ни продукты, необходимые для производства алкоголя на месте. По этой причине алкоголь заменили именно мухоморы. Впрочем, и в 1730–1740-х годах, когда проблем с алкоголем у населения Камчатки не стало, многие русские все-таки продолжали есть мухоморы.

На сей счет Крашенинников приводит немало комических а подчас и трагических примеров «сумозбродств» служивых, когда употребление мухоморов толкало их на совершение самых невероятных поступков, в том числе приводивших к смерти. Вот один из этих примеров: «Денщику подполковника Мерлина, который был на Камчатке у следствия и розыску, приказал мухомор удавиться с таким представлением, то все ему дивиться будут…Другому из тамошни жителей показался ад и ужасная огненная пропасть, в которую надлежало быть низвержену; чего ради по приказу мухомора принужден он был пасть на колени и исповедывать грехи свои, сколько мог вспомнить.

Товарищи его, которых в ясашной избе, где пьяной приносил покаяние, было весьма много, слушали того с великим удовольствием, а ему казалось, что он в тайне пред богом кается о грехах своих…Некоторой служивой едал, сказывают, мухомор умеренно, когда ему в дальней путь итти надлежало, и таким образом переходил он знатное расстояние без всякого устатка, наконец, наевшись его допьяна, раздавил себе яйца и умер. Бывшей у меня в толмачах большерецкой казачей сын, опоенной мухомором в незнании, разрезал было себе брюхо по приказу мухоморову, отчего насилу его избавить успели, ибо уже в самом замахе руку ему задержали».

Интересно, что потребление мухоморов ительменами не приводило к столь опасным для жизни «сумозбродствам». Крашенинников связывал этот факт с тем, что ительмены либо соблюдали разумную «меру», либо так «въелись» в мухоморы, что «организм привык к ним».

Ситуация кардинально ухудшилась в 1833 году, когда разрешили сбыт «горячих» напитков аборигенам, и далее в 1902 году, при установлении государственной винной монополии. Складывающиеся товарно-денежные отношения в крае быстро заменились на товарно-водочные, что особенно тяжело сказалось на народах, обряды которых требовали использования не алкоголя, а мухоморов.

Впоследствии культура употребления мухоморов почти полностью заместилась употреблением водки.

Интересные сведения о последних стадиях культа мухомора можно найти в книге Н. А. Жихарева «Повесть об Афанасии Дьячкове, жителе села Маркова, учителе, историке-краеведе, этнографе», где приводятся работы А. Е. Дьячкова(1840–1907), чуванского просветителя, краеведа и литератора (Чукотка).

«Мухомор, по мнению здешнего простонародия, будто бы имеет какую-то сверхъестественную силу. Рассказывают, что если кто отправляется на поиски мухомора, тот должен съесть первый попавшийся мухомор, тогда собиратель идет даже против своего желания в ту сторону, где торчат прочие мухоморы. Иногда будто бы мухомор чувственно ему указывает, в которой именно стороне стоят его товарищи-мухоморы. Если человек допьяна покушает мухоморов, то они ему показывают диковинные видения. Мухоморный пьяница после пьянства как бы с того света пришел, говорят, будто мухомор показывает ему рай и ад и наводит на человека страх, как будто он (мухомор) волен его возвратить на сей свет или ввергнуть в бездну ада (подземную бездну). Иногда он заводит человека в темную пропасть и повелевает ему оглянуться назад, посмотреть наверх, и тогда сей свет представляется ему не более как с яйцо небольшой птицы. В этот момент пьяница терзается страхом и вслух отказывается от мухоморного пьянства, прощается со светом и всеми родственниками и просит их не есть мухомора. Такое состояние пьяницы бывает, когда человек покушает довольно много мухоморов или когда пьянствует один, но если участвуют несколько человек, то пьянство бывает веселее, будто бы они поддерживают друг друга, чтобы мухомор не довел кого до страшного положения. Самый меньший прием мухомора – 3 гриба, если недостаточно, то еще подбавляют до тех пор, пока человек не охмелеет. Мухоморы едят в целом виде, а иногда смешивают с посторонней пищей или кипятят в воде, и тогда пьют как напиток, тогда можно шутя напоить человека мухомором без его ведома, и он внезапно сделается пьяным. Вот один рассказ: жил старик с старухой, у них не было детей, старик был слеп, а молодые насмешники частенько шутили над стариком. Однажды вздумали тайком накормить старика мухомором, для этого сварили гриб с ягодами и примешали рыбы, потому такое приготовление (т. е. примешивать рыбу с ягодами) считается лакомством. Старик, не подозревая ничего, утром натощак покушал такое месиво и после угощенья старик со своею старухою занялся рыбною уборкою. Хотя он был слеп, но все-таки по возможности помогал своей старухе. Вдруг он почувствовал, что сознание у него слабеет, но все еще, ничего не говоря своей старухе, думал, что это от утомления, присел поотдохнуть немного, но чем дальше, тем больше изменялось его сознание; наконец он вынужден был сказать своей подруге, что происходит с ним что-то необыкновенное, что, „наверное, я помереть хочу“, и начал прощаться с нею и прочими людьми. Сделавшие такой курьез тайно посмеивались над стариком; наконец он совсем потерял сознание, и мухоморы овладели стариком. В таком беспамятном положении он пролежал несколько суток; как шутники возились со стариком, подробно сказать не могу, только они рассказали, как мухоморы попали во внутренность старика. Можно полагать, что старик мухоморами остался доволен, потому что ничего страшного не видел.

Когда несколько человек соберутся вместе с намерением погулять под влиянием мухоморного пьянства, то они сначала садятся в кружок и съедают по 3 и более мухоморов и расходятся по своим домам, потом они хмелеют, только не все в одинаковой степени, другие остаются трезвые. Пьяные хотя и не видят трезвых, но знают, что они трезвы, и случается, что пьяные отрезвляются, а ушедшие из компании трезвыми, без добавления приема мухоморов, делаются также навеселе, т. е. будто бы мухомор имеет такую силу, что может выйти из одного пьяного человека и перейти в другого менее пьяного, и будто бы несколько пьяных, хотя в разных домах, могут знать или видеть состояние своих товарищей. Делали такой опыт: однажды накормили утенка мухомором, но пьяный утенок делал разные телодвижения в продолжение двух или трех часов, потом успокоился и заснул, а после сна оправился как ни в чем не бывало.

Мухомор не в каждом году родится, иногда во всей местности не бывает ни одного мухомора, но если бывает урожайный год, тогда один человек отыскивает по несколько десятков, иногда и по сто. Мухомор появляется в конце июля. Если отправляются несколько человек на поиски мухоморов, то не все одинаково находят его, одни находят помногу, а другие и по одному не находят, будто бы он, по своему колдовству, не каждому открывается, хотя бы и случилось проходить возле самых мухоморов. Это последнее как-то невероятно, может быть, это происходит оттого, что один человек бывает опытный, а другой нет.

Если человек съест несколько мухоморов и еще ему мало, а взять негде, но если есть у какого-нибудь человека мухоморы, то он с помощью мухоморной силы тайно берет их у человека, у которого есть эти грибы, и съедает, а сам даже и с места не вставал. Все это я сообщаю одни рассказы, а сам не испытал мухоморной силы или действия, потому я сам их не ел, а только видел мухоморных пьяниц.

Действия пьянства мухомором по сравнению с пьянством водкой совершенно различны; для мухоморного пьяницы не нужно для разговора посторонних лиц, потому он сам по себе один разговаривает, или со своими мухоморами, или передразнивает посторонние слова. Говорят, что если человек, совершенно не знавший никакого шаманства, покушает мухоморов, то представляет шаманское действие; если когда просят шамана полечить больного или разгадать какое-нибудь тайное дело, шаман просит поесть мухомора, будто бы от того прибавляется сила шаманства. Будто бы как поступают с мухомором после принесения его из леса в дом, так поступает и пьяный; например, если мухомор сушат у огня, то пьяный постоянно греется у костра, если колют ножку мухомора ножом, то пьяный старается отыскать нож и хочет что-нибудь порезать у себя, и т. д. Если кто захочет поесть мухоморов, то он сперва отдает их другому человеку, чтобы их разжевать зубами, потом разжеванные уже он съедает, и в это время тот, который разжевывал мухоморы, приговаривает им шепотом, чтобы они представляли то и то, и тогда тому, кто покушал грибы, представляется, что другой приговаривал. Говорят, что мухомор на преступление не понуждает».

Нельзя обойти вниманием тот факт, что красный мухомор – не просто мифологический объект, но священное растение. Священных растений не так много, и не все они стали священными благодаря галлюциногенности. Так, например, священное растение греков – маслинное дерево (олива), кельтов – омела, китайцев – женьшень. Все эти растения не являются энтеогенами. У индейцев Амазонки священное растение – табак, у майя (помимо традиционных энтеогенных растений-божеств) как священные почитались маис и дерево сейба (аналог Мирового древа, соединяющего миры). Этот ряд примеров можно продолжать. Однако наиболее «нашумевшими» являются, конечно, галлюциногенные растения (конопля, мак, лотос, кока, кактусы и грибы), и в первую очередь американские.

Действительно, психоделическая фармакология была особенно развита в Центральной Америке, где различные доколумбовские культуры (ацтеки, толтеки, майя) и современные племена индейцев (уичоли, яки, масатеки) использовали по меньшей мере шестнадцать различных растений с определенными способностями к изменению сознания. Наиболее известные из этих растений – кактусы пейотль (Lophophora williamsii) и пейотилло (Mammillaria heyderi), священные грибы теонанакатль (Psilocybe mexicana и cubensis), а также ололиуки – местное название семян вьюнка пурпурного (Turbina corymbosel). Традиции употребления священных растений среди индейцев пришли из глубокой древности. Эти растения используются уже на протяжении сотен, а может быть, и тысяч лет. Например, пейотль был известен толтекам примерно за 1900 лет до прибытия европейцев. В Мексике энтеогенные грибы использовались в ритуалах за много веков до испанской конкисты. А ацтекская настенная роспись в Теотиуакане, на которой изображена Богиня-Мать, олицетворяющая вьюнок пурпурный, или ололиуки, священное растение ацтеков, датируется примерно 500 годом н. э.

После вышеизложенного остается только перейти к следующему разделу, где красный мухомор описывается как энтеоген.