Его звали Роберт

Тест, который лопнул

— С сегодняшнего урока мы начинаем изучать оборотней. Пишите определение: Оборотни — это особо опасные магические существа, которые обладают способностью превращаться из человека в волка под воздействием полнолуния и некоторых других факторов…

Третий курс Слизерина и Гриффиндора мирно скрипел перьями.

Профессор ЗОТИ Гарри Буллер неспешно диктовал.

Он успел при этом сочувственно подмигнуть Пату Люпину — Гарри знал о его семейном несчастье, потому что сам был другом этой семьи.

Пат заметил его кивок, но виду не подал. Очень сдержанный мальчик.

… Патрик Люпин, третьекурсник факультета Слизерин, стиснув зубы записывал весь урок, как профессор Буллер называет его брата существом.

И думал при этом, что профессор Буллер дружит с их семьей много лет и часто бывает у них дома; что профессор Буллер — лучший друг дяди дяди Фреда Уизли, крестного существа, и что каждый месяц в течение семи лет профессор вместе с другими преподавателями Хогвартса приходил к существу читать лекции и проверять домашние задания.

Когда урок кончился, Патрик вышел из класса, завернул в ближайший пустой коридор и чуть не завыл.

Существо. И весь класс безмятежно записывает, и ни у кого на челе ни морщинки. Все учат урок, и все согласны.

И его кузены, сидящие в том же классе, и дети из соседних домов в Годриковой впадине. Все усердно запоминают новый материал, и ни у кого нет вопросов.

В Хогвартсе нелегко учиться. Профессор Грейнджер был прав!

Как же он от всех иногда устает…

Патрик не заметил, как заплакал.

— Пять баллов со Слизерина за истерику в неположенном месте.

Патрик поднимает голову. Профессор Грейнджер, кто же еще? И откуда он здесь взялся — из воздуха? Удивительная манера у его декана неслышно подкрадываться и появляться в самых неподходящих местах!

Манера, похожая разве что на способность самого Патрика — но ему до профессора далеко.

— Приведите себя в порядок и ступайте на следующий урок, мистер Люпин. Рыдать — занимательное времяпровождение, спору нет, но смею заметить, что это же время можно потратить с куда большей пользой.

— И чем же вы предлагаете занять время, когда хочется рыдать, сэр? — спрашивает Патрик.

— Готов вернуть пять баллов Слизерину, если вы догадаетесь сами. Это несложно.

Патрик мрачно смотрит на невозмутимого Грейнджера.

— Вы, наверное, предложите взять себя в руки и устранить причину рыданий.

— Хороший ответ. Пять баллов ваши. Действительно, чем рыдать из‑за чего‑то, проще построить план и справиться с этим «что‑то», или же попросить помощи у друзей, чтобы решить проблему совместными силами, или поискать совета у авторитетов — здесь в Хогвартсе весьма неплохая библиотека, имеющая ответы на все случаи жизни, мистер Люпин. Попробуйте несколько раз попытаться справиться с проблемами, а не рыдать, и вы увидите, что мало какие проблемы вообще стоят ваших рыданий. Как правило, они прекрасно решаются.

— А если проблема действительно нерешима, сэр? — упрямо спросил Патрик. — Или вы считаете, что таких не бывает?

— Отчего же, бывает. Тогда тем более глупо тратить время на бесполезные слезы, мистер Люпин. Надо научиться смирять себя и принимать неизбежное как должное — и обдумать, как прожить в этом положении с честью.

Патрик не знал, что ответить, и возникла пауза.

— Возьмите палочку и высушите свои слезы, — сказал Грейнджер.

Патрик повиновался.

— И запомните: я не считаю проблему ликантропии нерешаемой. Если вы зайдете в мой кабинет после занятий, я ознакомлю вас с недавней и весьма перспективной, на мой взгляд, разработкой японских ученых, за проектом которых я внимательно слежу уже полгода. Их эксперимент находится на самой сырой стадии, но скоро он станет сенсацией. Я надеюсь, при условии его успешной апробации, посоветовать этот курс вашему брату. Он может существенно облегчить его состояние.

Патрик поднялся с пола и подтянулся.

— Жду вас сегодня в пять. Впрочем, если вы желаете, можете посмотреть статьи про этот новый метод заранее — зелье Родственной Помощи, посмотрите о нем в библиотеке последние номера «Алхимического вестника». Даже лучше, если вы, зайдя ко мне, сможете поделиться своим впечатлением о прочитанном, беседа будет более содержательной.

— Спасибо, сэр, — сказал Патрик.

В пять часов в кабинет декана стучался уже совсем другой человек: полный надежды и силы, просто распираемый множеством планов.

— Войдите, — спокойно отвечал профессор Грейнджер. — И садитесь.

Патрик сел.

— Вы прочли статьи, как я полагаю?

— Да, сэр.

— Отлично. Тогда расскажите, что вы из них поняли.

Патрик собрался с мыслями и начал речь:

— Я понял, сэр, что это универсальное зелье, которое используется для сложных случаев, когда другие способы не помогают. И ликантропию взяли за основу как подходящий пример. Разработчики считают, что организм самого больного не справляется с болезнью, но его слабость можно укрепить, призвав на помощь силы всей семьи. Чтобы с болезнью боролись все, кто хочет отдать силы на эту борьбу, кто болеет душой за своего больного родственника и имеет силы ему помочь. В зелье добавляют частицы крови всех близких больного, кто предложил себя в доноры, дают пациенту регулярные дозы, и в нем борется с болезнью уже не только он сам, но и его здоровые любящие родные. Если они действительно любят его и хотят помочь, болезнь может отступить.

— Пять баллов Слизерину. Вы прекрасно разобрались, мистер Люпин, и поняли всё правильно.

— Спасибо, сэр.

— Я побеседовал на эту тему с вашей семьей, они находят зелье перспективным и ждут его апробации с тем же нетерпением, что и я. Думаю, года через два можно будет успешно приступать к испытанию курса.

Патрик переспросил:

— Через два года?

— Полагаю, тогда зелье будет достаточно испытано и разработано.

Патрик снова сказал: «Спасибо, сэр», — но на лице его было написано, что он рискнул бы поторопиться.

— Если вы намерены использовать это зелье, могу я стать донором?

Грейнджер посмотрел на него внимательно.

— Не торопитесь. Вопрос о донорстве встанет не раньше чем через два года.

— Я готов ждать два года, сэр.

— Вот и подождем.

Патрик сдержался и кивнул. Про себя он думал, что вопрос решен. А кто еще может стать донором в их семье? Отец сам болен, мама — ? Это рискованно, ведь мама тоже носитель вируса. Во всей их семье только он, Патрик, совершенно здоров, вдруг понимает мальчик. От рождения его просвечивали и тестировали будь здоров как, и не обнаружили ни малейших следов вируса. Кроме него, никто вообще не может служить донором для Коннора…

— Между прочим, вы читали раздел о подготовке к донорству?

Патрик кивнул:

— Конечно, сэр. Прежде чем испытать зелье на пациенте, делается проба. Стандартная проба на совместимость крови больного и донора, на реакцию крови больного от введения экстракта донора. Правда, мне неясно, зачем делается проба в этом случае, ведь больной и донор — родственники, да еще любят друг друга.

— Не спешите с выводами, бывает всякое, — уклончиво сказал профессор Грейнджер. — Магия может среагировать на другую совсем неожиданно. И проверка истинности любви и кровного родства, гхм… Иногда она спасает от ужасной врачебной ошибки. Разработчики активизируют в своем зелье всю родственную магию, все ее воспоминания, тайны и запретные мысли, все семейные скелеты, которые люди прячут даже от самих себя… Вызывают все силы, лежащие между донором и пациентом, а силы там могли накопиться разные. Бывает, что люди считают себя братьями, в действительности таковыми не являясь, в наших аристократических семьях по–прежнему в ходу подбрасывание младенцев и подмена родословных. А кровь чужого человека воспримется как чужая и будет отторгнута. Ну, вас это не коснется, вас с Коннором очевидно родила одна и та же мать. Но даже подлинное братское начало не гарантирует успешного завершения миссии. Отношения братьев и сестер безоблачны только в сказках, а в реальности… Старые обиды, братская и сестринская ревность, неподеленное внимание и зависть — если они есть, они все выйдут наружу.

— Сэр, это не наш случай. У нас с Коннором никогда такого не было. Мы помогаем друг другу с детства, — удивился Патрик. — Мы вообще никогда не ссорились.

— Я прекрасно знаю вашу семью, и ваши безупречные отношения с братом для меня не тайна, — спокойно ответил Грейнджер. — Я полагаю, когда проба будет сделана, она даст обнадеживающий результат. Не скрою: я считаю, что из вас выйдет хороший донор для брата, мистер Люпин.

Патрик осмелился спросить:

— Сэр, а эта проба тоже будет сделана через два года?

Профессор посмотрел на него в упор.

— Вы, полагаю, хотите сделать ее прямо сейчас? Как вы нетерпеливы. Зелье непроработано, результат пробы сейчас может быть неадекватен.

— Спасибо, я понял, сэр, — ответил Патрик.

Вернувшись в гостиную, он отписался родным о полученном уроке.

Две недели между ними шла интересная переписка, в которой проблемы японского зелья склонялись на все лады.

Решение Патрика стать донором было принято единогласно и на ура.

Через две недели вырисовались две позиции: «ждать» и «не ждать».

Позиция Коннора и Патрика состояла в «ждать». Они полагались на авторитет профессора Грейнджера и считали, что раз он так сказал, то надо принять на веру, что сейчас ничего вразумительного от зелья получить невозможно.

Партия «не ждать» включала всех остальных, то есть Викторию и Теда, и заявляла, что надо попробовать, потому что хуже чем сейчас всё равно не будет.

Так как голоса разделились поровну, позвали рефери — дядю Фреда.

Дядя посоветовался с друзьями и женой и принял соломоново решение.

Надо отложить прием лекарства, как советуют Коннор и Патрик, но можно попробовать прямо сейчас сделать пробу — чем они рискуют при этом, в самом деле?

На следующий день профессор Грейнджер вызвал Патрика для сообщения, что после уроков они отправляются в больницу Сент–Мунго делать пробу.

Что бы профессор при этом ни думал, на его лице не возникло никаких эмоций.

Образец зелья для пробы Грейнджер сварил лично, и лично же командовал процессом тестирования.

За дверями лаборатории собралась толпа сочувствующих, включая Викторию, Теда, Коннора и Патрика.

Профессор взял у последних кровь и прошел в лабораторию.

Патрик хотел тоже попроситься туда, но Грейнджер взглядом так на него цыкнул, что Патрик испуганно затих и приник носом к прозрачной лабораторной двери.

Профессор на глазах двух ассистентов влил образцы крови в колбы с зельем и соединил их.

И мгновенье спустя зелье отреагировало.

Колба покраснела и раздулась на глазах так быстро, что даже зрители не успели отскочить от двери.

Грейнджер взмахнул палочкой, заключая колбу в защитную сферу, тренированные ассистенты уже выбежали из лаборатории, чтобы оттащить от двери наблюдателей.

Грейнджер забрал кипящее зелье в три сферы подряд — и всё же оно внутри взорвалось, с такой силой и яростью, словно разбуженная учеными магия рода Люпиных возмутилась самой мысли считать братьями Патрика и Коннора.

Зелье рычало внутри и бесновалось как тигр, пока Грейнджер сложным заклятием не уничтожил его.

Он очистил лабораторию, себя и вышел.

Лица у заказчиков были опрокинутые.

Один из ассистентов при виде профессора замолк на половине фразы:

— Никогда не видел такой сильной реакции отторжения, это же просто патология какая‑то…

Виктория гладила Коннора.

Патрик поднял глаза и сказал:

— Профессор, вы с самого начала были правы. Это зелье еще не готово. Спасибо, что согласились провести эксперимент, теперь мы готовы подождать два года.

Тед состроил гримасу, говорящую: с такой реакцией что два года, что двадцать…

— Я хочу, чтобы все знали: я не отказываюсь быть донором, — продолжал Патрик. — Я не знаю, почему зелье так среагировало, но обязательно в этом разберусь. У меня на это будет два года. Это ошибка. Мы с братом любим друг друга и хотим помочь друг другу. И я знаю, что в итоге зелье должно обязательно удасться, потому что я говорю правду.

— Да, в любом случае надо будет через два года повторить эксперимент, — упавшим голосом сказала Виктория.

— Я тоже хочу, чтобы все знали: я согласен с Патом, что это ошибка, и не собираюсь из‑за этого менять донора, — вставил Коннор.

Профессор Грейнджер усмехнулся:

— Как ни странно, мистер Люпин, но я с вами совершенно согласен.

На этом неудачный вечер закончился, и Патрик с деканом вернулись в школу.