Стелла
— Доченька! Вставай! Сегодня очень важный, особенный день! – слышу тихий смешок, открываю глаза. Потягиваюсь на кровати, щурюсь от яркого солнца, что бесцеремонно заглядывает ко мне в комнату.
— С днем рождения, принцесса! – сбоку раздается радостный мамин голос. Приподнимаюсь на локтях.
Папа держит огромный букет красных роз без шипов, мама теребит в руках довольно большую бархатную коробочку. Через пару секунд родители демонстрируют содержимое подарка, от которого мои глаза счастливо загораются.
На белой атласной поверхности лежат сережки, кулон, браслет и кольцо. Сверкают бриллианты. Я сразу же тяну руки к украшениям, дрожащими пальцами глажу камни, чувствуя, как радостно сжимается сердце.
Девки лопнут от зависти! Мгновенно представляю, как покраснеет от злости Лимова, которая старше меня на год, но совершеннолетие от отца получила лишь набор изумрудов. «Под цвет глаз!» – пытаясь скрыть разочарование, объясняла Лиза его подарок.
— Как я вас люблю!!! – Подрываюсь с кровати, кидаюсь в сторону папы. Он с легкостью ловит меня, словно мне сегодня не восемнадцать, а всего лишь десять.
Мама смеется рядом, обнимает нас. Несколько секунд стоим вместе, не шевелимся, дышим в едином такте. Мы -– семья. Самое главное, что может быть у человека в этом мире.
Хотя…красивая жизнь со стабильным финансовым положением – это приятный…очень приятный бонус.
— Так, девочки, пора собираться: кому-то на работу, а кому-то на учебу! – с этими словами получаю поцелуй в лоб от папы, в щечку от мамы. Она еще нежно гладит меня по плечу, с легкой грустинкой разглядывая мое лицо.
— Поторапливайся, папа ждать не будет! – предупреждает мама, когда отец покидает комнату. Киваю и, оставшись одна, мчусь в ванную.
Привести себя в сногсшибательный вид за короткое время – это еще нужно уметь, но у меня в данном вопросе огромная практика. Я жуткая сова, поэтому встать утром на полчаса пораньше, чтобы не торопясь привести себя в порядок, это точно не про меня.
Вместо привычных джинсов с рубашкой, пусть они и стоят примерно как три зарплаты учителей школы, натягиваю однотонное платье – футляр, привезенное мамой из Парижа на прошлой неделе. К нему босоножки на тонкой шпильке, отчего длинные ноги становятся еще длиннее.
Макияж. Акцент на глаза. Природа сделала из меня классическую куклу Барби: большие голубые глаза с темными ресницами, с копной густых золотистых волос. Фигура на зависть всех знакомых и незнакомых девушек, встречающихся мне по жизни. Мозги по умолчанию тоже прилагаются, людской шаблон по поводу блондинистой пустышки не мешал в жизни, наоборот, помогал.
— У тебя три минуты, чтобы быстро выпить кофе, если все еще хочешь поехать со мной! – произносит папа и одним глотком допивает чай. Я замираю возле своего места, делаю быстрый бутерброд сыром и красной рыбой, торопливо в два глотка выпиваю кофе и на ходу запихиваю в рот свой мини-завтрак.
Конечно, можно и Гену, нашего водителя, попросить отвезти меня в университет, но в моих планах провести с папой важный разговор. По личному вопросу.
— Слушаю тебя… – В машине он всегда сидит сзади, уткнувшись в телефон. Некоторое время растерянно рассматриваю папу, отмечаю светлые волосы на висках, морщинки в уголках глаз, загибы кончиков ресниц.
— Я просто хотела побыть с тобою! Как раньше, только мы одни. Правда, сейчас с нами еще Коля и Витя, но сделаем вид, что их нет… – Прижимаюсь к отцу, вдыхая терпкий запах его парфюма. Папа отрывается от мобильника, смотрит на меня внимательно, потом улыбается и обнимает за плечи.
— Ты – моя звездочка! – тихо произносит, целуя мою макушку. – Моя девочка, как же ты быстро выросла! Туда-сюда и замуж будем выдавать!
— Вот! – радуюсь, что папа сам помог перевести разговор в нужное русло. – Ты только не сердись, я на прошлой неделе подслушала ваш разговор с дядей Шахидом. Ты серьезно решил выдать меня замуж за Булата?
— У некоторых девочек слишком любопытный нос!
— Я замуж хочу по любви. Не, я против Булата ничего не имею, мы с ним довольно мило дружим, когда пересекаемся, но пап…Я и Булат? – смеюсь.
Почему смеюсь? Потому, что Булат – типичный чеченец. Мужчина чуть выше меня ростом, при моих метр семидесяти, у него темно-карие глаза, черная, густая, аккуратно подстриженная борода, черные волосы. Таких типов я всегда обхожу стороной и игнорю всякое внимание к себе с их стороны. И тут такое…
Хотя до тринадцати лет мы с Булатом даже дружили: я так гордилась, что у меня есть парень-друг, которому можно позвонить в любое время суток и болтать полночи, а потом еще утром отправить забавное сообщение и получить юморной ответ. Мы с ним были на одной волне: всегда понимали друг друга по улыбкам, по взглядам. Наша тесная дружба сошла на «нет», когда я первый раз надела лифчик, а черные глаза парня зажглись далеко не дружеским интересом. Булат старше меня на три года, поэтому его горящий желанием взгляд меня тогда сильно испугал, и я об этом рассказала папе.
Пять лет при встрече мы с бывшим другом отводили друг от друга глаза, общались ровно столько, сколько положено при хорошем тоне, а потом разбегались в разные стороны. Никогда не оставались наедине. И по сей день в черных глазах вспыхивают опасные огоньки, тухнут, тлеют, как угольки, готовые в любую минуту загореться огнем и сжечь все вокруг себя.
— Стелла! — окликивает папа и, строго смотря на меня, чешет подбородок. – Мы с Шахидом шутили, как старые добрые друзья. Ты же знаешь, что он мне почти брат, роднее этого человека для меня только вы с мамой. Просто знай, если со мною и с ней что-то случится, ты под надежной защитой семьи Умаевых.
— Ты говоришь странные вещи, папа! Что может с вами случиться? Если только метеориты на наш дом упадут! – восклицаю в шутку, а мой телефон оживает в руках, и я до самого университета принимаю поздравления, отвечаю на смс-ки, благодарю всех в различных мессенджерах. Разговор с папой отходит на задний план. Пошутили взрослые мужчины? Ну и ладно.
***
Булат сидит напротив, постоянно бросает на меня горящие взгляды, но быстро отводит глаза в сторону, как только его внимание ко мне перехватывает Эмин. Наши отцы увлечены беседой между собой, остальные молча смотрят в свои тарелки, иногда отвлекаясь от трапезы для созерцания окружающих.
Я без интереса ковыряюсь в салате. Есть не хочется, а встать и уйти нельзя. Кошусь на Булата, он переключает свое внимание на еду. Вздрагиваю, наткнувшись на пристальный взгляд Эмина. Он необъяснимо волнует меня, ничего не делая. Волнует и притягивает, как море, которое бывает неспокойно в час бури. Задираю подбородок и не отвожу глаза в сторону, как делала ранее. Его губы поджимаются, он заинтересовано приподнимает темные брови.
— Что? – мой вопрос звучит довольно громко в тишине. Тихий разговор взрослых мужчин не считается. Они тут же прекращают переговариваться между собой. Голубые глаза папы вопросительно смотрят на меня, а ещё три пары карих, от такого пристального внимания сразу теряется способность говорить и связно мыслить.
Эмин берет стакан и, не разрывая наш зрительный контакт, отпивает воду. Булат мечется взглядом между мною и братом, хмурится, кусает губу, но молчит, хотя видно, как сильно ему хочется высказаться. Только вот рядом с отцом приходится держать свое мнение при себе. Дядя Шахид сводит брови в одну линию, вскользь проходится безразличным взглядом по племяннику, словно делает один мазок на белом холсте кисточкой, широко улыбаясь мне.
— Стелла, звездочка наша, хочу тебя поздравить с совершеннолетием! – начинает говорить дядя Шахид. В столовую входит Галина Ивановна, наша экономка, обслуживающая сейчас ужин. В ее руках открытая бутылка вина. – Когда-то мы с твоим папой купили вино в прекрасной Грузии и пообещали друг другу, что откроем бутылки на совершеннолетие наших детей. Мои уже миновали этот рубеж, настал твой черед! – сообщает дядя Шахид и кивком головы приказывает разлить напиток по бокалам.
Я смотрю на родителей, они радостно улыбаются. Улыбается и Булат. А вот Эмин даже уголки губ не приподнимает в подобие улыбки, лишь безэмоционально слушает речь дяди, кажется, мужчине скучно находиться здесь, он вообще только из уважения не покидает наш дом.
Берем дружно бокалы, встаем из-за стола.
— С днем рождения, наша девочка! Пусть над твоей головой всегда сияет яркое солнце! Знай, что семья Умаевых – это и твоя семья, которая всегда поддержит и примет тебя в любую минуту, в любой ситуации! – поздравляет меня дядя Шахид и выразительно смотрит на Эмина. Тот, склонив голову на бок, поджимает губы, ставит бокал на стол и уходит. Я растерянно смотрю на дядю, на папу. Булата специально игнорю, ибо даже на расстоянии чувствую, как от него исходят флюиды злости, гнева.
Эмин возвращается через пять минут. В руках у него огромный букет банальных красных роз. Однако смотрю не на цветы, а в карие глаза, которые внезапно вспыхивают, как звезды на небе, завораживая своим сиянием, и сразу же тухнут, словно мне это лишь привиделось.
Осторожно ставлю свой бокал, иду навстречу мужчине. Замираю, он тоже останавливается. На время забываю, что за спиною родители и Умаевы, ибо падаю в пучину темных глаз, воронкой закруживших меня в своем омуте. Стук раз, стук два, потом все чаще и чаще сердце начинает отбивать новый ритм, не свойственный человеку в нормальном состоянии.
Эмин без слов протягивает мне розы. Беру букет, прячу в нем свое пунцовое лицо, украдкой разглядывая строгое выражение лица мужчины. Эмин держит в руках коробочку. Сердце замирает. Словно в замедленной съемке, смотрю на длинные пальцы с аккуратно подстриженными ногтями, как они сжимают крышку футляра. У него красивые руки. Только ими одними можно бесконечно любоваться. Никогда раньше не замечала за собою такого интереса к мужским рукам, а тут прониклась. Я настолько увлекаюсь рассматриванием широкого запястья, на котором красуются наручные часы с кожаным ремешком, что сразу не соображаю, какой именно подарок лежит в коробочке. Рот удивленно открывается, губы складываются в букву «О», смотрю через плечо на присутствующих за столом. Родители и дядя Шахид широко улыбаются, а вот Булат сверлит меня злобным взглядом, плотно сжав губы в тонкую линию.
— Это мне?
— Конечно! – со смехом подтверждает дядя Шахид. – Наш скромный подарок! – ага, скромный! Думаю, не все бы с ним согласились, узнав стоимость автомобиля, подаренного мне сейчас. Конечно, это не «Ламборджини», но «Порше макан» тоже стоит не три рубля.
— Это от всей семьи Умаевых! – Кажется, это второе обращение лично ко мне от Эмина. Смотрю на него, не понимая, отчего хочется вечно стоять рядом, подпитываться его уверенностью, спокойствием во взгляде. Ведь до этого дня ничего подобного мне не требовалось, справлялась сама.
Ужин проходит более оживленно, беседа становится общей, но Эмин по-прежнему немногословен. Булат лишь отвечает на вопросы, обращенные лично к нему, но, кажется, взрослых наша словесная апатия не напрягает.
Сославшись на важный звонок, которого нет, выхожу из-за стола. Напряжение давит своей тяжестью. Напряжение между мною, Эмином и Булатом. Этакий бермудский треугольник. Все празднование Булат бесится, его глаза прожигают меня насквозь, руки периодически сжимаются в кулаки. Эмин не дает себя прочесть. Он — загадка, заставляющая ломать голову в поисках ответа. Я не понимаю мотивации его столь пристального внимания к моей персоне. Личным интересом тут и не пахнет, в отличие от Булата. Я —бабочка, попавшая в паутину, которая не знает, кому из двух хищников она принадлежит, кто переломает ей крылья. Один пугает до дрожи, другой сбивает с толку.
Погруженная в размышления о нашем треугольнике, поднимаюсь к себе. Пока дядя Шахид в доме, нужно будет вновь вернуться за стол, выпить со всеми чашку чая, проводить гостей, только после этого смогу снять платье, натянуть пижаму и спрятаться под одеяло. Завтра мой праздник, нужно будет выглядеть очень дорого, роскошно и величественно.
***
— Папа, ты обещал, что это будет мой праздник! – Стою перед отцом в халате с мокрыми волосами, пока в комнате меня терпеливо ожидают стилист и визажист.
— Мы не будем с вами сидеть в одном зале, я забронировал столик для узкого круга друзей и родных. Что плохого, если побудем рядом, еще раз тебя поздравим! – восклицает папа, переводя взгляд с документов на возмущенную именинницу и вопросительно изгибая светлую бровь. У меня нет веских аргументов: не говорить же родителям, что хочу оторваться на полную катушку, напиться, натанцеваться и, возможно, нацеловаться с Артемом.
— Хорошо, – приходится согласиться, ведь знаю, папу уже не переубедить, если он что-то решил.
Пока мастера колдуют над прической и макияжем, я размышляю о том, будет ли на празднике Булат. Может, он придумает себе дела после вчерашнего, а приедет только дядя Шахид. Даже Эмина не хочу видеть: уравновешенность этого мужчины раздражает, бесит, никак не удается понять его отношение к тому или иному событию или человеку. Спасая от Булата, он всего лишь дал лаконичный совет, больше никак не проявляя свое отношение ни к кому из нас.
— Ты просто красавица! – восторженно говорит Ирина, мой личный визажист, собирающая меня на все важные мероприятия и праздники.
Благодарно улыбаюсь, встаю и иду в гардеробную, где висит мое платье. Это настоящее произведение искусства. Пурпурный цвет гармонично сочетается с блеском страз, платье воздушное, легкое, любая девушка в нем будет чувствовать себя принцессой, пусть подол и не совсем пышный.
Переодеваюсь, застегиваю ремешок на босоножках и смотрюсь в зеркало. Да, я красотка! Подмигиваю себе, откинув на спину волосы, несколько прядей зафиксированы красиво сзади заколкой и невидимками. Обожаю, когда они в свободном полете, не стянутые резинкой. Не понимаю, как можно прятать шевелюру, особенно если есть чем гордиться. Подарок родителей очень в тему: бриллианты играют со светом, притягивая взгляд.
Спускаюсь на первый этаж, папа оборачивается и застывает на месте, забыв закрыть рот. Мама появляется из кухни и тоже замирает. Ее серые глаза удивленно меня рассматривают, но вижу в них одобрение и вскидываю подбородок.
— Ты просто великолепна! – выдыхает восторженно папа, протягивая мне ладонь. – Стелла, как же быстро ты выросла, девочка наша!
— Красавица!!! – мама оказывается рядом. – Надеюсь, ты встретишь в жизни настоящего принца, который по достоинству оценит подарок судьбы в твоем лице.
Родители обнимают, я прикрываю глаза, чувствуя их тепло, защиту и поддержку. Моя семья — моя опора!
— Все, мне пора! Может, увидимся в ресторане! – целую в щеку маму и папу и торопливо бегу к входной двери, берусь за ручку, но внезапно останавливаюсь. Что-то тревожное скребет душу, заставляет обернуться.
Папа стоит возле лестницы, одна его рука лежит на мамином плече, другая спрятана в кармане светлых брюк. Светло-голубая рубашка оттеняет голубые глаза, которые смотрят на меня с гордостью. Он улыбается, роднее этой улыбки у меня ничего нет, разве что еще мамина, полная нежности и ласки. Ее глаза немного влажные, она утирает пальчиком уголки век, словно стесняется своих сентиментальных чувств.
— Я люблю вас!
— Мы тоже тебя любим, доченька! – мама обнимает папу за талию, кивает, пока тот складывает губы в воздушном поцелуе, якобы ловлю его в воздухе и прикладываю ладонь к груди, получается воображаемый поцелуй в мое сердце.
— Береги себя, малышка! – напутствует и подмигивает отец, киваю и окончательно выхожу из дома, торопливо иду к черному джипу, возле которого уже стоит Гена, придерживая открытой заднюю дверку.
Е-е-е, настало мое время!
***
— С днем рождения!!! – орет толпа гостей.
Я зажмуриваюсь, когда раздается хлопок, а на головы падают фольгированные лепестки из конфетти. Официанты вкатывают в зал поднос на колесиках, на котором величественно стоит красивейший торт: в тон моего платья, с бабочками по всем ярусам, а на самой верхушке этого кондитерского шедевра вместо фигурок возвышается большая звезда из мастики.
— Стелла, улыбнись! – призывает Лиза и фотографирует меня на телефон, девчонки так же щелкаются следом со вспышками и без, некоторые разворачивают камеры и делают селфи с именинницей на фоне торта.
Вспышки со всех сторон, будто я звезда экрана или сцены, вокруг толпа фанатов, возгласы, поздравления по сто десятому кругу. Скулы болят от постоянной улыбки, но это мой праздник, значит я должна выглядеть самой счастливой.
Наконец-то, беру нож-лопатку и, предварительно потушив свечи под крики гостей, разрезаю торт. Верхушку планирую оставить, завтра с родителями утром съедим или сегодня поздно ночью, когда появлюсь дома. Уверена, они будут ждать меня до победного, даже если сейчас где-то поблизости и подглядывают за нашим весельем.
За четыре часа я ни разу на них не наткнулась, как и на родственников, и на дядю Шахида, видимо, и Булата нет. Тот бы не стал сидеть со взрослыми, зная его одержимость мною, пришел бы сейчас и сверлил своими черными глазами.
— Угостишь, красотка? – спрашивает Артем и обнимает за талию, кладу на его тарелку кусочек торта, а он подставляет еще одну, видимо, для меня. Отдаю нож официанту и иду к окнам с парнем, где тот протягивает мне порцию лакомства.
— Я тебе говорил, что ты сегодня просто сногсшибательна?
— Если и говорил, никто не мешает повторить еще раз!
— Ты великолепна! Звезда!
— Ты тоже ничего так! – кокетливо хлопаю глазками, облизывая ложку.
Серые глаза Артема темнеют, следя за моими действиями. Этот взгляд не пугает, как глаза Булата в страсти, нет, желание Артема меня манит, завлекает, побуждает сделать шаг к нему. Я смотрю на парня с интересом, с ожиданием решительных действий, и он не разочаровывает. Берет наши тарелки, ставит на ближайший стол, обхватывает лицо ладонями и осторожно целует, проверяя мою благосклонность. Обнимаю Артема за талию, прижимаясь всем телом. В груди становится жарко, соски напрягаются, волна жара окатывает с головы до ног, побуждая открыть рот шире, переплетая наши языки. Соприкасаюсь всем телом с напряженным парнем, чувствую его эрекцию и довольно урчу, как кошка, объевшаяся сметаны.
Булат
— Она уснула, – зачем-то сообщаю Эмину, который даже не смотрит на зеркало заднего вида, чтобы взглянуть на девушку.
— Хорошо, – спокойно реагирует брат. Всегда собранный, жадный до лишних слов. Хрен его поймешь в коротких фразах.
— Эмин…она мне дорога.
— Доучись, Булат, потом и поговорим о твоих чувствах, – бросает на меня быстрый взгляд, все свои мысли и эмоции держа при себе. Если отец не скрывает свое неприятие, то Эмин занимает нейтральную позицию.
—Я женюсь на ней! И мне плевать, что подумает семья!
— Нельзя не учитывать интересы семьи, Булат. Семья – это опора любого человека.
— Отец против, все будут против того, чтобы я привел в дом христианку, к тому же по своему выбору.
— Булат, твой отец против, потому что Савицкий ему дорог, они дружат с самого детства и пронесли эту связь сквозь года и расстояния. Ты должен его понять.
— Ты ведь тоже против?
— Я? – отрывается от дороги, смотрит на меня внимательным взглядом, усмиряющим, ибо чувствует мою нервозность. – Мне все равно, Булат. Главное, чтобы ты выучился, приехал домой и смог обеспечивать семью. У меня и своих дел выше крыши, некогда разбираться еще и с вашими проблемами.
— Отец все равно не поменяет своего мнения.
— Ты докажи ему, что перестал поддаваться своим эмоциям и пороть горячку.
— И стать таким же скучным, как ты? – ехидничаю, наблюдая, как ожесточается лицо Эмина. Черты лица становятся резче, глаза сужаются, смотрят перед собой, в них появляется налет холодности. Губы сжимаются в тонкую линию, на виске пульсирует вена.
— Может, ты на газ поднажмешь? А то скучно с тобою ехать!
— Мы не дома, Булат, поэтому тебе остается только заткнуться и потерпеть мою скучную манеру езды! – резко парирует Эмин, крепко сжимая руль. Я усмехаюсь, откидываю спинку сиденья назад, вытянув ноги.
— Не хватает в тебе огня, братишка!
— Зато в тебе его хоть отбавляй, постоянно на связи с пожарными.
— А ты юморишь, напоминаешь себя из детства, когда был еще обыкновенным парнем, без обязательств, без чувства долга и ответственности. Скучно…
— Обычно. Ты забываешь, на какие деньги живешь, кормишься и тусуешься в клубах.
— Зато ты был лишен такой жизни.
— Меня все устраивает.
— Я все равно женюсь на Стелле!!!
— Включи мозги, подумай, куда ты приведешь свою жену, где вы будете жить. С мамой? – смотрит на меня насмешливо.
Первое желание ударить, выбить зубы, которые никогда не сверкают в очаровательной улыбке. Поэтому стучу кулаком по дверной панели, морщась от боли. Бить брата неблагодарное дело, особенно если он кормит тебя и твоих близких.
Эмин прав, у меня своего ничего нет. Есть небольшие предприятия в виде магазинов и салонов в родном городе во владении отца, они станут моими после его смерти, или если он напишет мне дарственную, а так вся семья живет за счет бизнеса семьи Умаевых, во главе которого стоит Эмин, как старший сын старшего сына Мухаммеда Умаева.
— Если бы мой отец был первенцем, ты не смел бы задавать этот вопрос! – шиплю сквозь зубы, смотря перед собой.
— Но увы и ах, поэтому я требую от тебя доучиться, устроиться на работу и только после этого строить личную жизнь.
— И ты сам мне подберешь невесту? – зло смотрю на брата, он вздыхает, трет переносицу, словно устал от этого разговора, и сбавляет скорость. Впереди внезапно возникает дорожная пробка. Эмин берет телефон, вижу на экране карту с пробками.
— Авария, – произносит вслух, увеличивая картинку, читает онлайн-сообщения. Передергиваю плечами, жду ответа на свой вопрос.
— Я прошу тебя не торопиться с данным вопросом, ты просто ослеплен девушкой, но, Булат, разная религия, разное воспитание, много другого разного – все это влияет на отношения в паре, боюсь, Стелла не сможет жить с тобой, принимать твою жизнь. Она другая, воспитана по-европейски, свободолюбивая, с амбициями. Вы просто разные, пойми, наконец-то.
— Вау! Впервые слышу так много слов из твоих уст!
— Я просто пытаюсь до тебя достучаться. Не ломай ни себе, ни ей жизнь!
— Я ее люблю! – выдаю свой самый весомый аргумент. Эта любовь сводит с ума, жрет изнутри, отравляет ревностью. Сколько раз я сдерживал себя, чтобы не приехать к девушке без приглашения и по горным обычаям не похитить ее, вынудив стать своей женой. Останавливало только то, что она была несовершеннолетней, и мы жили в Москве.
— Не уверен, что ты понимаешь значение слова «любовь», – Эмин устремляет на меня задумчивый взгляд, от которого мурашки по коже, давит своим авторитетом, знаниями и жизненным опытом.
— Знаю! Это ты не знаешь! – осаждаю себя, понимая, что еще минута разговора и перейду на повышенный тон, при этом брат так и останется с невозмутимым выражением лица.
— Ты ее просто хочешь, – спокойно замечает он и, пожимая плечами своим мыслям, трогает машину с места. – Похоть тобою руководит, а не любовь.
Я не согласен с братом. Да, желать Стеллу начал, когда у нее появилась грудь и впервые увидел девушку в купальнике возле бассейна. Именно с того момента она стала меня избегать, чувствуя похотливый интерес с моей стороны. Сколько раз называл других девушек ее именем, вдалбливаясь в их продажные тела. Моя Стелла, действительно, Звезда, сияющая, радующая глаз, но никому не принадлежащая. До сегодняшнего вечера. Увидев, как она добровольно повисла на каком-то сопляке, я не сдержался: ревность полыхнула в груди ярким заревом, моментально превратившись в огненное стихийное бедствие. Как этого щуплого не прибил – загадка, наверное, присутствие Стеллы сдерживало от сумасшествия, от жажды уничтожить соперника и показать всем, кому она принадлежит.
Смотрю на Эмина, он хмурится, всматривается в темноту, которая рвано освещается светом встречных автомобилей, синими огоньками спецмашин: «скорой», пожарных, полиции.
Джип равняется с местом, где произошла авария. Сглатываю, зрелище не для слабонервных. Под фурой находится автомобиль, понятно, что живых нет, несколько тел накрыто какими-то пледами, покрывалами. Все увиденное вызывает чувство тошноты. Ужасное зрелище. Почему-то цепляюсь взглядом за самый ближайший труп, вернее за руку. Женская рука. Замечаю, как на сером асфальте светлым пятном выделяются волосы погибшей. Они мне напоминают волосы Стеллы.
Эмин
Отпиваю кофе, прикрыв глаза. Тишина чужого дома давит, угнетает, я со вчерашнего дня никак не приду в себя. Авария, гибель четы Савицких, дяди Шахида – не просто выбивают из колеи, ощущаю себя поездом, сошедшим с рельсов, завалившимся набок.
Стелла в истерике, Булат еще не догоняет, как изменилась его жизнь, и со всеми проблемами приходится разбираться мне, хотя очень хочется закрыться в номере гостинцы, где мы остановились, заснуть и проснуться с ощущением плохого сна, а не в этой реальности.
Сегодня утром уже позвонил юрист Савицкого, сообщив, что ему со мною нужно срочно поговорить. Чувствую, разговор явно будет мне не по душе, но выбора не остается: стоит выслушать этого человека, чтобы понимать, как поступить со Стеллой. Секретарша Станислава Сергеевича прислала мне список родственников девушки, но я еще никому не звонил.
— Эмин Исмаилович, может вы все же позавтракаете? – рядом оказывается экономка Савицких с огромным желанием накормить меня с утра пораньше.
— Спасибо, Галина Ивановна, но я не завтракаю.
— Плохо, у вас сегодня очень напряженный день, вряд ли вы найдете минуту для полноценной трапезы, – женщина говорит истинную правду, наверное, мне все же стоит вместить в себя полноценный завтрак.
— Хорошо, уговорили! – скупо улыбаюсь, а Галина Ивановна, воодушевленная своей победой, торопится на кухню. Посидеть в одиночестве не суждено, слышу торопливые шаги, уже зная, кого сейчас увижу. Беру чашку с кофе, крепко сжимая фарфор в руках. Успокаивать расстроенных девушек не умею.
— Мам, пап, вы представляете, мне такой ужасный сон приснился… – с этими словами Стелла влетает в столовую, именно влетает, как вихрь, принося с собою ощущение весны и трепета. Замирает на пороге, вижу, как медленно меркнет сияние глаз, как опускаются уголки губ. Ее голубые глаза останавливаются на мне, девушка хмурится, прикусывает губу, сдерживает себя.
— Почему ты на папином месте? – голос дрожит, как и губы. Чертыхаюсь про себя. Дома всегда сижу во главе стола, тут привычка сыграла против меня.
— Я могу пересесть, но разве это что-то изменит? – склоняю голову набок, наблюдая, как Стелла идет к своему месту, которое оказывается по левую руку.
Умытая, без косметики, со стянутым на голове простым хвостом, в домашнем вельветовом костюме – она выглядит сущим ребенком. Вздыхаю, мне еще предстоит этого ребенка куда-то определить.
— Значит, это не сон, – потерянно, горько, обиженно произносит Стелла. Смотрит на свою пустую тарелку, вздрагивает, когда появляется Галина Ивановна. Женщина, поставив передо мною тарелку с омлетом, беконом и зеленью, подходит к девушке и обнимает. Та доверчиво к ней прижимается, словно ищет в знакомом человеке укрытие от реальности. Поднимает на меня свои бездонные голубые глаза, чуть больше секунды смотрим друг на друга. Красивые глаза, в них можно утонуть, залечь на дно, без желания подняться на поверхность. Кажется, только сейчас начинаю понимать, почему Булата клинит как ненормального на этой девчонке.
— Дядя Шахид?
— Он тоже.
— Сочувствую.
Смерть дядя Шахида для меня большая потеря: я считал его отцом, он был моим наставником в бизнесе, помогал вникнуть в тонкости ведения семейного дела, у руля которого мне, совсем «зеленому», пришлось встать, едва я получил диплом. По-хорошему, именно он должен был встать на руководящую должность после смерти моего родного отца, но традиция передавать полномочия старшему сыну в нашей семье соблюдалась из поколения в поколение.
— Надо поесть, девочка… – Галина Ивановна заботливо намазывает тост мягким сыром, кладет его на тарелку. – Я принесу твою любимую кашку с фруктами.
Не смотрю на Стеллу, но чувствую на себе ее взгляд, когда нас оставляют одних. Выборочно ковыряюсь в тарелке, у меня уже иммунитет на пристальные женские взгляды, ибо дома постоянно нахожусь под прицелом нескольких женских глаз, так что эта малышка меня совсем не смущает.
— По тебе и не скажешь, что трагедия тебя коснулась, – ее голос хрипит, простужен что ли. Поднимаю глаза, внимательно смотрю на бледное лицо Стеллы, подмечая ее попытку держаться хладнокровно рядом со мною.
— Это только кажется, – спокойно отвечаю, отправляя в рот кусочек омлета.
— Что мне теперь делать?
— В смысле?
— Похороны…Бизнес. Я сейчас чувствую себя на распутье.
— Похоронами сам займусь. По поводу бизнеса, думаю, твой отец кого-то имеет в виду.
— Моего отца нет. Кого он может иметь в виду? – резко отвечает Стелла, зло смотря на меня из-под густых ресниц.
— Всегда есть зам, который в курсе всех дел. Поэтому думаю, что этот человек и будет руководить, пока ты не возьмешь на себя все полномочия.
— Я? – широко распахивает удивленные глаза, напоминая маленького олененка Бэмби. – Я ни черта не понимаю в этом вопросе.
— Тогда выйди замуж за того, кто в этом понимает. В твоих интересах сейчас припомнить всех кандидатов, которых рекомендовал отец.
— Мы этот вопрос не обсуждали. Мне всего восемнадцать, я еще университет не окончила.
— Жаль, – доедаю омлет, беру чашку с кофе, допиваю его.
— Жаль? – вспыхивает Стелла, ставя локти на стол, подаваясь в мою сторону. Ее голубые глаза полыхают молниями, буря вот-вот превратиться в ураган. – В тебе нет и капли понимания сложности ситуации, в которой я оказалась!
— Я и не обязан понимать, Стелла. Проще говоря, твои проблемы – это твои личные проблемы, они меня никак не касаются. И если ты повзрослеешь за одну ночь, будет чудесно для всех, в первую очередь для тебя.
— Что ты имеешь в виду?
— Либо ты выходишь замуж за человека, который возьмет на себя руководство компанией, либо сама садишься в кресло руководителя.
— А замуж мне выйти за тебя? – ирония в каждой букве.
Ставлю чашку на стол, усмехаюсь. Перекрещиваемся взглядами, секунду рассматриваю ее. Ей бы время повзрослеть, обрасти броней – станет прекрасной бизнесвумен, стержень в этой малышке есть, правда, об этом она еще сама не знает.
Стелла
Никогда не рассматривала внимательно фотографии, полистаю слайды и забываю, вспомню через года-два при уборке своего ноута. Относилась к ним несерьезно, не придавала значения тому, кто на них запечатлен, какое событие на них отражено. Так же и с видео. А теперь…теперь я пересматриваю фото и видео на всех дисках и флэшках чуть ли не с самого своего рождения, ловлю каждый взгляд папы с мамой, зажмуриваюсь от их смеха и плачу, когда они улыбаются мне с экрана.
Тупая боль, ноющая. Боль, поселившаяся где-то в сердце. Боль, душившая до звездочек в глазах, до потери сознания. И врагу не пожелаешь. Никому. Вот только вчера была самым счастливым человеком на свете, вчера еще чувствовала себя ребенком, ибо родители живы и им все равно, сколько тебе по паспорту лет, а теперь осталась одна с горой проблем, с кучей вопросов и совершенно без ответов на них.
Спасибо Эмину. Кажется, только сейчас начинаю догонять, какую ношу берет на себя этот сухой, бесчувственный человек. Его предложение выйти замуж, чтобы разом решить проблемы, чудовищно. Думала мне придется доказывать ему несерьезность этого предложения, но, кажется, визит Артема с папаней раскрыл Эмину глаза на ситуацию вокруг меня. И понимаю, что это только первый заход, будут вторые, третьи, десятые. Все, узнав о папиной смерти, ломанутся окружать меня мнимым вниманием и показательной симпатией, любовью. Всем что-то будет нужно от бизнеса отца, но никому в данный момент не интересно, как я переживаю потерю, как вижу свою дальнейшую жизнь. Кроме Эмина.
На душевную беседу наш разговор, конечно, не тянул, но он постарался говорить со мною максимально объективно, не впадая в ненужную жалость, спрашивал то, что ему следовало знать на данный момент. Никакого сочувствия. И за это я ему благодарна, именно таким поведением он держал меня в тонусе, не давал погрязнуть в тоске, в душевном одиночестве. Хотя, как любой девушке хотелось и от этого мужчины получить чуток нежности, как, например, от Булата, но там с горсткой жгучего перца. Вчера позволила ему обнимать себя, нести на руках, даже поцеловать, просто моя душевная боль от потери родителей действовала как обезболивающее, и я совершенно не реагировала на парня, на его скрытую агрессивную ласку. Спасибо, хоть держал себя в руках и не полез дальше простого поцелуя.
Слышу, как открывается дверь. Смотрю через плечо, ставлю видео на паузу. В комнату входит Булат с подносом. Похоже сейчас время обеда, а значит за просмотром домашних архивов я уже больше четырех часов.
— Обед, ты не спустилась, решил принести еду сюда, – объясняет и подходит ко мне, опускается рядом на пол, ставя поднос между нами. Желудок предательски урчит.
— Спасибо. Это мило с твоей стороны.
— Тебе надо кушать, – протягивает к моему лицу руку, первый порыв – резко отстраниться, но сдерживаю себя. Булат просто гладит по щеке, дабы эта ласка не растянулась, беру тарелку с супом.
— Что ты смотришь? – его внимание переключается на телевизор, где на стоп-кадре застыло мое лицо, измазанное мороженным. Мне вроде там лет шесть.
— Пересматриваю все видео и фото с родителями.
— Я тоже вчера в телефоне пересматривал все, что на нем было с отцом. В душе тоска, одиночество, чувство потери, никто мне его не заменит. Вспомнил, как папа меня впервые посадил на лошадь, как подбадривал, верил в мои силы. Что получится не только в седле удержаться, но и по жизни.
— Он тебя очень любил.
— Конечно, я же его единственный сын. Теперь чувствую, что должен оправдать его надежды. Иногда мне не хватало старшего брата, который бы основное внимание перетянул на себя. Когда умер дядя Исмаил, отец на время переключился на Эмина, помогая ему разбираться в семейном бизнесе.
— Ты почувствовал себя свободнее?
— Да, я никогда не завидовал Эмину, он как первенец первенца взял на себя множество обязательств, чтил традиции, слушался советов старших и чаще следовал их указке. Мне в этом плане проще, я могу выбирать.
— В смысле?
— Например, жену, – с этими словами поворачивает голову и устремляет свои черные глаза прямо на меня, заставляя замереть перед ним, как змея перед факиром.
— Ты, действительно, думаешь, что тебе разрешат жениться по своему выбору? – ставлю пустую тарелку, беру второе блюдо, ковыряюсь вилкой в котлете с рисом. Не хочу смотреть на Булата, тема его женитьбы напрягает, копаюсь в голове в поисках молитв, чтобы Боженька уберег меня от незавидной участи быть невестой этого человека. Даже в страшном сне о таком не мечтала.
— Если я от всего откажусь в пользу Эмина, родным нечем будет меня держать, контролировать, угрожать.
— И на что ты собираешься жить, если откажешься от наследства? – иронично усмехаюсь, чувствуя покалывание на коже лица. Я до сих пор не смотрю на Булата, делаю вид, что ем, типа еда больше интересует, чем его планы.
— В мире полно работы. Как-то другие живут без богатства, нормально живут.
— Уже кого-то присмотрел на роль своей смиренной, покладистой жены? – поднимаю глаза и выдерживаю бешеный взгляд, хотя жуть как хочется убежать из собственной комнаты, спрятаться.
— Тебя!
— Меня? – удивленно округляю глаза. Вроде не новость, но испытываю шок. –Извини, Булат, но «как-то» я жить не планирую, да и замуж пока не собираюсь. Рано мне.
— В моем городе в твоем возрасте девушки уже первенцев рожают.
— Начнем с того, что я не в твоем городе, не твоей веры, не твоей национальности. То, что для тебя привычно и обыденно, для меня дико и неприемлемо.
— Стелла…
— Надеюсь, ты говоришь не всерьёз? Я не выйду за тебя замуж. Ни сегодня, ни через год, ни через десять лет, – скрещиваю руки на груди, Булат злится, его лицо ожесточается, глаза вспыхивают яростью. Не успеваю среагировать, как он резко хватает меня за волосы и тянет на себя. Вскрикнув, упираюсь ладонями ему в грудь. Конечно, у нас разная весовая категория, Булат с легкостью укладывает меня на спину и нависает надо мною, прижимая своим телом.
Дождь в конце мая неудивительное явление, как и солнце. С утра было тепло и солнечно, даже не хотелось думать, что сегодня самый мрачный день в моей жизни.
— Стелла! – зовет Эмин, входя в комнату в черном костюме, в черной рубашке с двумя расстегнутыми верхними пуговицами, без галстука.
Он вернулся вчера поздней ночью, когда я, мучаясь бессонницей, размышляла о предстоящем дне и не верила, что он наступил в моей жизни так рано. Сегодня похороны.
— Ты готова? – его карие глаза внимательно осматривают мой наряд, сегодня мы в одной цветовой гамме: чёрное платье миди, чёрные замшевые туфли на каблуках, шляпка с вуалью, в руках тереблю очки.
— Да, – совершенно не хочется говорить. Эмин кивает в знак того, что услышал, распахивает дверь шире. Минуту смотрю в дверной проем, как на новый путь во что-то неизвестное и страшное, где я буду совершенно одна, без чьей-либо поддержки.
— Я буду рядом, – слышу его тихий голос, поднимаю на него глаза. Понимаю, что Эмин имеет в виду сегодняшний день, но так хочется, чтобы это «буду рядом» длилось всю жизнь.
— Спасибо, – единственный ответ, который могу произнести без каких-либо эмоций, поднимаю подбородок вверх и прохожу мимо Эмина.
Люди. Толпы людей: знакомых и незнакомых лиц. Всё подходят и говорят банальные слова соболезнования, некоторые пытаются разузнать о дальнейшем будущем, акцентируя внимание на фирме отца и на мне как на потенциальной невесте, но быстро замолкают, не выдав и двух связанных между собой предложений, едва посмотрев мне за спину. Эмин все время стоит позади как личный телохранитель: не близко, чтобы никто ничего не подумал, но и недалеко, чтобы его взгляд видели любые искатели беседы со мною.
— Горе-то какое, так рано уйти из жизни, толком её не прожив, – причитает мамина сестра, тётя Зина.
Она приехала вчера рано утром, с петухами, наверняка, уже успела поругаться с Галиной Ивановной, пригрозив той увольнением, возмутиться большим количеством охраны, что оставил Эмин, приказав пропускать в дом только по предварительному с ним согласованию. Подружкам тоже пришлось пройти этот пропускной контроль, правда посидели они у меня недолго: собеседник из меня был не ахти, а они не умели долго грустить.
— Надо тебе срочно выйти замуж за порядочного мужчину, который возьмёт бизнес Стаса в свои руки, – понижает голос моя родственница, – а то сдаётся мне, этот чурка имеет виды на тебя и на фирму.
— Тётя Зина, – устало произношу и снимаю очки. Мы сидим на складных стульях перед вырытыми ямами и двумя гробами, люди нескончаемым потоком идут к нам, я лишь успеваю кивать головой на каждое обращение к себе, отчего уже дико болит шея.
— Этот чурка, как вы выразились, взял на себя всю организацию похорон, занимался бюрократией, пока вы торопливо ехали ко мне из Воронежа, – говорю с легким укором на «спешку» своей родственницы. – И ещё, к вашему сведенью, папа сам лично завещал Эмину управлять компанией, если с ним случится что-то непредвиденное.
— Это все влияние Шахида, не зря Бог и его отправил на тот свет! Все же я советую тебе срочно заняться вопросом замужества. Мой Паша приедет завтра, думаю тебе стоит с ним поговорить на эту тему, как-никак кузены! – выразительно двигает бровями, а мне хочется рассмеяться ей в лицо и сказать, что я с ее Пашей даже за одним столом сидеть не стану, ибо он самый настоящий тупица.
Двоюродного братца не желаю видеть не только возле себя, но и вообще в своем доме, последний раз мы пересекались лет восемь назад, и он назвал меня белобрысой поганкой. Тетю тоже хочется отправить обратно на периферию.
Самый трудный момент сегодняшнего дня смотреть при погребении, как работники кладбища равнодушно швыряют лопатами мокрую землю на лакированные крышки гробов, моральных сил не хватает, хочется накричать на них, чтобы не были так бесчувственны.
Я стою почти у края могилы, молчаливо вопя о несправедливости жизни. Отчаянье накрывает волной, шатает в разные стороны, словно сегодня бушует ураганный ветер, о котором предупреждают заранее сотрудники МЧС по смс-сообщениям. Твердая рука Эмина придерживает меня за локоть, не давая упасть в яму или осесть на землю в истерике. Сегодня именно он – моя опора, чувствую его поддержку в молчаливом присутствии рядом.
Родители шли вместе рука об руку всю жизнь, вместе преодолевали все трудности и вместе делили горе, радость, поэтому я пожелала, чтобы их похоронили в одной могиле, позже закажу и один памятник на двоих.
Я не плачу. Жалко тратить свои слезы на публику, хотя вижу, что многие ждут моего срыва, моей истерики. И это бы произошло, не присутствуй рядом Эмин, не будь его руки на моем локте. Не думаю о нем, но именно этот мужчина дает мне силы выстоять, не сломаться, держать голову, гордо распрямив плечи.
— Хоть бы слезинку для вида пустила, – недовольно бурчит тётка рядом, кося на меня свои невыразительные глаза. А я даже бровью не веду на её замечание, спрятав за очками свои глаза, наполненные слезами. Поплачу наедине с собой, когда не нужно будет казаться сильной, защищаясь от волков, которые накинутся на добычу с довольным рыком, едва почуяв хоть капельку ее слабости.
Слезы — это нечто личное, если их и показывать, то самому близкому человеку, тому, кто бережно соберёт слезинки и превратит их в своих ладонях в драгоценности, сделает украшение и подарит его тебе в знак памяти о событии, вызвавшем эту слабость.
Покидая кладбище, чувствую, во мне больше не осталось сил, хочется домой, в свою комнату, лечь на кровать и свернуться калачиком, чтобы никто не беспокоил до следующего столетия. Естественно, такую роскошь я не могу себе позволить.
В ресторане время уже бежит быстрее. Главное, что серьезные дяди, наконец-то, соображают чьих руках империя Савицких, окружают Эмина плотным кольцом, присматриваются к нему и ведут свою замысловатую игру, которую я не понимаю, пока на словах, а вот Умаев прекрасно понимает все многоточия и паузы собеседников. Всё же папа разбирался в людях, знал на кого делать ставки.
— Что-то я твоего братца вчера не увидел, – выдает Эмин, который ориентируется по коридорам офиса, будто он у себя дома, когда я еле поспеваю ним. В этом здании была раньше всего пару раз. Сегодня мой первый выход в свет после похорон родителей. Чувствую себя первоклашкой, которую торжественно ведут в школу на первую линейку. Волосы собраны в строгую гульку, на мне строгая юбка-карандаш черного цвета, белая блузка из плотной ткани, привычные каблуки. Не хватает очков, были где-то в столе с простыми стеклами, но это лишнее.
О чем там говорил Эмин? Кажется, о Паше.
— Он не приехал. И тетя Зина сегодня сообщила, что не видит смысла сидеть возле меня, я взрослая девочка и в няньке не нуждаюсь. Завтра уезжает к себе домой. Это так странно выглядит, на похоронах она очень настойчиво впихивала мне своего сына, а сейчас в кусты, будто поняла, что я ей не по зубам! – задорно кошусь на своего спутника, он смотрит вперед, слегка кивает головой встречающимся сотрудникам, на мой лепет не реагирует. Догадывалась, что быстрый побег родственницы и отсутствие братца как-то связано с Эмином, он не выглядит удивленным. Хотя эмоции вообще не про него.
— Ты совершеннолетняя, сама отвечаешь за себя и за свои поступки.
— А кто-то настойчиво советовал мне пожить у родственников или сменить свой статус в социальных сетях, – Эмин замирает возле двери в приемную генерального директора, вопросительно изгибая темную бровь.
— Ты в курсе, что в сетях есть графа «семейное положение»? – он качает головой, а я вздыхаю. На дворе XXI век, а у человека нет страничек в ВКонтакте, Инстаграме, даже в допотопных Одноклассниках, молчу уже про Фейсбук, Твиттер и Телеграмм.
— У меня статус «в активном поиске», а выйдя замуж, придется ставить «замужем». Будто ставлю на себе крест. У тебя, правда, нет страничек?
— Я не говорил, что нет. Ты сама сделала такой вывод. Просто не занимаюсь такой ерундой, как тратить время на сети, мне и без них есть, чем заняться. Например, ввести тебя в курс дела о работе компании.
— А как ты зарегистрирован? И главное, где?
— Стелла, ты не те вопросы задаешь, почему бы не спросить, сколько сотрудников работает в компании, какой доход-расход, какие планы на будущее, перспективы и задумки.
— Это звучит немного скучно.
— Ошибаешься, когда начинаешь вникать во все тонкости, то втягиваешься и потом уже думаешь о работе почти круглосуточно.
— Если бы ты был моим мужем, развелась бы через два дня, поняв, что тебя никогда не бывает дома.
— Но я не твой супруг, оставь эту роскошь тем, кто не будет разводиться через два дня после свадьбы.
— Это ты сейчас меня троллишь?
— Достаточно, Стелла, нас ждет работа, – Эмин открывает дверь, мы заходим в приемную. За столом секретаря сидит знакомая мне Наталья Олеговна. Увидев нас, она расплывается в доброжелательной улыбке.
— Доброе утро, Стелла! Как настроение?
— Боевое, хотя это пока. Кажется, и. о. приготовил для меня незавидную участь быть офисным планктоном, порекомендовав вырядиться в дресс-код.
— Я думаю, что Эмин Исмаилович приготовил должность, которую ты достойна занять.
—Посмотрим, – поворачиваюсь к Эмину, он стоит возле стола, просматривает документы, конверты. – В век технологий все еще шлют письма по почте?
— А еще мы тут пользуемся ручками и карандашами, не только пальчиками тыкаем в экраны мобильников и ноутбуков.
— Эмин Исмаилович, вы определенно тролль.
— Надеюсь, симпатичный тролль. Наталья Олеговна, если можно, два чая, – вежливо просит секретаря, та улыбается, заметно, что ей интересна наша словесная перепалка.
— А вы, кажется, напрашиваетесь на комплимент, но, к слову, я не люблю сильно бородатых, готова смириться с щетиной по праздникам.
— Прошу. – Распахивает дверь кабинета, проигнорировав мой стеб. Улыбаясь, делаю шаг и замираю, пячусь назад, натыкаясь на Эмина.
— Смелее, Стелла, я буду рядом.
Его шепот успокаивает, но все-таки сложно решиться переступить порог, где большую часть времени проводил любимый тобою человек. Я не знаю, что там изменил Эмин, и так больно осознавать, что со временем присутствие папы полностью перестанет ощущаться в этой организации, об основателе компании будут помнить, но его дух и энергетика выветрятся при частом открывании окон.
Вдыхаю носом, задерживая дыхание, и захожу в кабинет. Я редко бывала у папы на работе, всё некогда, да и неинтересно подростку шататься по офису. Кабинет вроде не изменился, наверное, все кабинеты руководителей похожи друг на друга, если не брать в счет мелкие детали. Здесь таких мелочей и нет, все строго, лаконично и по делу. Например, на переговорном столе разложены чертежи, лежат какие-то папки, цветные карандаши.
Эмин снимает пиджак, вешает его и садится. Я также пристраиваюсь в кресло возле стола в ожидании своей должности. Если исходить из внешнего вида, скорей всего меня отправят к экономистам или бухгалтерам, буду девочкой на побегушках.
— А ты всегда в черных рубашках? – брякаю вопрос, который иногда занимал мой ум. Эмин непонимающе смотрит на меня. – Ты весь в черном, как адвокат Дьявола.
— Всего лишь его помощник.
— Дьявола или адвоката?
— Стелла, – укоризненно качает головой, открывает ежедневник. – Давай серьезно. Кем ты хотела поработать?
— Если исходить из наряда, то мне светит прямой путь в отдел цифр и отчетов по зарплате и прочей ерунде.
— Хорошо, стремления туда не вижу. Какие еще варианты?
— Реклама?
— Нет.
— Секретарша?
— Меня устраивает Наталья Олеговна.
— А есть молодой, холостой начальник какого-нибудь отдела? А? Закручу, заверчу и замуж пойду, человек как раз будет в теме, что творится в этих стенах, а я на досуге рожу ребятишек, разведу цветы, заведу пару кошек.
— Ты пришла сюда оттачивать остроумие или разбираться, как работает то, что принадлежит тебе? – с возмущением выдает Эмин, крепко сжимая ручку. Изумленно гляжу на его напряженное лицо, тупо хлопая ресницами, потеряв дар речи от этой вспышки вечно уравновешенного Умаева.
— Давай сразу расставим точки над «i», ты не читаешь мне мораль, а я забываю, что было у бассейна! Хорошо? – предлагаю и наблюдаю, как Эмин рядом со своей сумкой кладет мою.
— Хорошо.
— Как я рада, что ты быстро все понимаешь, не надо тратить время на глупые объяснения! – прячу глаза за очками, иду к пассажирской стороне. Сразу же достаю беспроводные наушники, закидываю ноги на приборную панель, отодвинув сиденье максимально назад.
В ушах раздается приятная музыка, слежу за Эмином, который с Геной проверяет машину. По нему хрен поймешь, как он провел ночь. Спокойный взгляд, не побрился, волосы зачесаны назад. Рубашка застегнута на все пуговицы до горла, но, о Боже, она не черного цвета, а коричневого. Точно сегодня снег пойдет в конце июля. И черные джинсы.
Открываю гугул-карту, вбиваю название деревни, куда мы сейчас отправляемся и вздыхаю. На границе с Калужской областью, пипец. Примерно два часа езды, если в пробку не попадем.
Эмин садится за руль, я отворачиваюсь к окну.
— Ноги опусти.
— А мне так нравится.
— А мне – нет.
— А меня это не волнует, – демонстративно делаю громче музыку и закрываю глаза.
Конечно, мы попадаем на выезде из города в пробку, народ уже с утра спешит из столицы в свои загородные дома, дачи. Эмин барабанит по рулю, потирает глаза, кажется, не выспался. Злорадно улыбаюсь.
— Плохо спалось? Ночь была душной, – убираю наушники, нарушая свои же условия. Эмин косится на меня, молчит.
— Нет, ты все же объясни, почему здоровый мужик отказывается от симпатичной девушки, которая сама не против? Ты ж меня не насиловать собираешься – сама по доброй воле отдамся. Я не буду настаивать на свадьбе после секса, мне брак не нужен!
— Ты хочешь об этом поговорить?
— Да, я хочу об этом поговорить, хочу переубедить тебя и заняться сексом. Да хоть в этой машине на заднем сиденье где-нибудь в лесочке.
— Ты себя совсем не ценишь что ли? – хмурится, сердито смотрит на меня. Машина немного сдвигается с места.
— Я себя как раз ценю, поэтому до сих пор абы кому не дала, ноги не раздвинула.
— Позволь своему мужу стать первым, поверь, он это оценит.
— А если выйду замуж через десять лет, ты предлагаешь все это время блюсти свое целомудрие? Эмин, я ребенок свободных нравов, могла в пятнадцать лет отдать свою девственность однокласснику и не париться по этому вопросу.
— Так чего не отдала? – резко спрашивает, крепко сжимая руль. – Булату это бы не зашло!
— А при чем тут Булат? Мы говорим о тебе! Почему ты вечно съезжаешь с темы, как только речь заходит о тебе?
— Потому что мне нечего о себе рассказать.
— Ну не скажи, ты как раз самая загадочная персона в моем окружении. Будь бы Булат на твоем месте, он бы уже вчера трахал меня возле стены и не мучился угрызениями совести, – вижу, как Эмин кривится от моих грубых слов, ему неприятно слышать такую правду или претит сама мысль, что сравниваю его поведение с поведением брата, вопрос века.
— О да, Булат бы оценил такой подарок, – цедит сквозь зубы, сжимая челюсть так сильно, что я начинаю беспокоиться о сохранности его зубов.
— Ты с братом в контрах что ли?
— Нет, чего мне с мальчиком тягаться, ему до меня не допрыгнуть, я же опускаться до его уровня не собираюсь.
— Как ты культурно его ринизил.
— Не принизил, а сказал, как есть. Булат мальчишка, не желающий отвечать перед семьей и нести ответственность за свои поступки. Он в Москве напрочь забыл все, что ему вбивали в голову с детских лет.
— А ты не забыл?
— Нет. Я всегда помнил, чем обязан семье, что должен вернуться в родной город и занять свое место.
— Скучно. Мне кажется, дядя Шахид так не заморачивался.
— Дядя Шахид, как и Булат, второй в семье, с них строго не спрашивают. Дед очень требовательно относился к моему отцу, ко мне, то же самое будет и с моим сыном.
— Твой дед до сих пор жив?
— К сожалению, нет.
— Значит, ты не обязан ломать жизнь своему ребенку, пусть сам выбирает, как ему жить. Вдруг твой сын поймет, что ему нравятся вовсе не девочки, а мальчики!
— Что? – Эмин резко дает по тормозам, меня швыряет вперед, чуть не въезжаем в зад впереди стоящей машины. – Ты рехнулась? – рявкает он, зло сверкая глазами.
— В Европе такое сплошь и рядом!
— Мы не в Европе!
— Я искренне сочувствую твоей будущей жене и вашим детям, ибо с таким деспотом, который на корню пресекает любое право выбора, тяжело жить!
— Сочувствуй себе, нечего докапываться до моей жены и детей!
— Когда злишься, ты очень мил! – Смеюсь над сердитым выражением лица Эмина. – И знаешь, это меня заводит! – ерзаю на сиденье, расстегиваю рубашку до ложбинки между грудями, поглаживаю себя пальцами по коже. Эмин прикрывает глаза, сжимает губы, хмурится, шумно выдыхает и смотрит вперед.
— Досчитал? Дай угадаю! До десяти?
— Стелла, давай ты вновь вернешься к прослушиванию своей музыки и не будешь отвлекать меня ерундой! – машина, наконец-то, выбирается из пробки и сразу же набирает скорость.
Качаю головой, нет, это просто невозможно, видно же, что мои провокации достигают цели, но Эмин держит себя в руках, не позволяет чувствам взять верх над разумом. Упрямый!
Равномерная езда и музыка в ушах убаюкивают меня минут через двадцать, ничего удивительного, если учесть, что я полночи не спала. Мне ничего не снится, но даже сквозь сон чувствую присутствие Эмина, его взгляд на своем лице, отчего жар расползается по всему телу. Все же я добьюсь этого человека, вот прям хочу именно его назвать своим первым мужчиной. И к черту мораль, принципы и прочие запреты, возведенные им между нами.
***
Эмин
Как там Стелла говорила про это место? Дыра, вроде. Если смотреть с точки зрения отдаленности от Москвы, то соглашусь, а так тут природа, речка, тишина. Самое то для семьи, для пожилой пары.
— Хорошо сидим, – довольно мычит Аленка, плеснув на чугунную печь еще воды. Я располагаюсь в самом углу бани, подальше от пара. Для меня эта процедура оказывается тяжелой, неподготовленный организм охреневает, но признаться, что мне достаточно, стыдно перед новой знакомой. Аленка сидит бодрячком, но, кажется, видит мое состояние, больше не поддает пару.
— А твой жених из этих что ли?
— В смысле?
— С Кавказа?
— С Грозного, если точнее.
— Ого, ревнивый жуть?
— Эмин? – удивленно приподнимаю брови. Понятия не имею, какой он. Его контроль над собой никогда не позволяет понять, ревнует он или нет, видимо, его сложно вывести из равновесия.
— У тебя еще кто-то есть?
— Да нет, нету, Эмин не ревнивый. Он не из тех горячих парней, гены дали сбой. Вот его брат – еще тот псих.
— Брат? – Алена заинтересовано на меня смотрит, махая веником по ногам.
— Двоюродный. Тот даже не старается контролировать свои эмоции, я его до жути боюсь, как учудит что-нибудь, то хоть стой, хоть падай. И не докажешь, что он не прав или что его желания не всегда совпадают с желаниями другого человека.
— Подкатывал?
— Да, было пару раз, но Эмин всегда вовремя оказывался рядом.
— Чувствует, когда нужен.
— Ага, – беру мед из банки, растираю его по ногам, не смотрю на Алену, вдруг догадается, что мы не пара. Но мысль о том, что в глазах этих людей Эмин – мой жених, ласково согревает, как утреннее солнышко.
Мы паримся, сначала активно растираем кожу скрабом, потом мажемся медом, иногда выходим в предбанник и пьем травяной чай. Алена рассказывает о своей жизни, о том, что работает в соседнем селе на птицефабрике, встречается с местным парнем, который трудится там же водителем. Молодые копят деньги на свадьбу, планируют ее сыграть в следующем году, мечтают перебраться в город, считая, что там больше возможностей, чем в деревне.
— А вы чего приехали в нашу глушь?
— Смотрели местность, Эмин хочет реализовать в этих края проект.
— Он бизнесмен?
— Типа того, – уклончиво отвечаю, плеснув себе в лицо холодной воды.
— Оно понятно теперь, чего он у тебя такой молчун, держит при себе секреты успеха.
— Он всегда такой: лишнего слова не скажет, все творит дела. Но иногда хочется поговорить.
— Я молчунов не очень люблю, эти парни себе на уме, довольно странные люди, не в обиду.
— Какие обиды, я все понимаю, самой порой с ним тяжело, но какой есть, другого нет и, в принципе, не надо.
— Любишь? – вопрос Алены не пугает, ибо ответ уже поселился у меня на задворках сознания, только еще нужно время, чтобы самой себе во всем признаться до конца. Потом уже другим, в первую очередь Эмину, если однажды между нами возникнет такой вопрос, что маловероятно.
— Девки, вы там не угорели случаем! – раздается обеспокоенный голос Василия Петровича, спасая меня от ответа.
— Щас, пап, моемся и выходим! – кричит в ответ Алена, показывая мимикой сожаление, что не дают спокойно поболтать. Уходя, ее отец бормочет что-то неразборчивое, типа: «Ох уж, эти девки». Мы торопливо намыливаемся и без лишних разговоров ополаскиваемся с ног до головы. Мне безумно нравится запах тела, оно пахнет медом, а волосы – каким-то настоем. Вижу, что Алена не одевается, а кутается в банное полотенце, похожее есть и у меня, повторяю за нею, в комнате нормально вытрусь и оденусь.
— Побежали? – спрашивает, и мы несемся от бани до дома, придерживая у груди полотенце и вещи, хохоча от прохладного дождика, приятно ласкающего кожу.
Вбегаю в комнату с улыбкой, смех еще на губах, прямиком налетаю на Эмина, который, видимо, собирался выходить. Он машинально хватает меня за предплечья, я прижимаюсь к мужчине, между нами оказываются только мои руки с одеждой. Его глаза темнеют за счет расширяющихся зрачков и опасно сверкают. Покрываюсь мурашками от такого порочного взгляда, на дне которого плещется грязная похоть, призывно маня к себе. Трудно не поддаться искушению, кажется, темные силы натуры Эмина решают испытать мою выдержку, стойкость духа и силу воли.
— Оденься, – тихо приказывает мужчина глухим, сиплым голосом, убирает свои руки, обходит меня и покидает комнату.
Проходит некоторое время, прежде чем начинаю чувствовать холод, желание утеплиться, видимо, внутренний жар не успел разгореться до чрезвычайных масштабов. Одеваюсь в футболку Эмина, кажется, она пахнет им, задерживаю дыхание, натягиваю свои влажные спортивные штаны. Сушу волосы полотенцем и оставляю их распущенными, после всего этого топаю на кухню.
— О, скоро будет ужин! – радостно восклицает Василий Петрович, ставя на стол бутылку водки, Алена с Полиной Михайловной расставляют тарелки. Еда простая, без изысков, но на вид и на запах безумно вкусная, во рту набирается слюна, есть хочется до невозможности.
— Твой пьет? – хозяин дома держит рюмки, вопросительно смотря на меня.
— Вряд ли. – Пожимаю плечами и напрягаюсь, услышав шаги. Эмин всем скупо улыбается и садится на свободное место возле меня. От него пахнет хвоей.
— Эмин? – Василий Петрович вопросительно показывает на рюмки и бутылку.
— Спасибо, не пью.
— По здоровью? – сочувственно спрашивает мужчина, наливая только себе. Эмин не считает нужным отвечать, просто приподнимает один уголок губ в подобие улыбки, тихо благодарит Полину Михайловну, когда та наполняет его тарелку картофелем.
В этом доме не умеют есть в тишине, фоном становится включенный небольшой телевизор, транслирующий новости по первому каналу.
— У тебя несколько футболок с собою? – спрашиваю на ухо у Эмина.
— Как правило, беру всегда две-три на всякий случай.
— Часто одалживаешь девушкам, что оказываются рядом? – пытаюсь задеть, но он инсорит мою шпильку, щурит глаза.
— А чего не пьешь? Вера не позволяет?
— И она, да я и сам по себе не люблю алкоголь, он толкает на необдуманные поступки, за которые потом стыдно перед собой.
Сна ни в одном глазу, хотя до этого очень хотелось спать, только непонятное возбуждение и огромное желание поласкать себя сводит с ума, заставляет метаться по комнате, как тигрица в клетке.
Растираю ладонями лицо, иду в душ, где минут пять просто стою под струями воды, опустив голову. Сжимаю бедра, поглаживая себя по груди, внизу живота закручивается и сжимается спираль, еще чуть-чуть и в голове произойдёт хлопок с разноцветными блестками, как конфетти. Подобие оргазма окатывает меня слабой волной, прижимаюсь лбом к кафелю, тяжело дыша. Мало! Ничтожно мало! Тело требует чего-то нового, ранее неизведанного.
Выйдя из душа, накидываю на голые плечи шелковый халат. Нужно чем-то заняться, рано или поздно необъяснимое желание близости пройдет, не будет же оно меня мучить несколько дней.
Дом погружен в темноту, но я знаю, что в дальних комнатах проживает Галина Ивановна, там же и Гена. Но все равно ощущаю себя покинутой, никому не нужной. Беру стакан с водой и сажусь за обеденный стол, смотрю в окно. Впервые меня накрывает черная тоска по родителям, слезы текут по щекам, а вода выплескивается из стакана.
— Хорошо, я завтра позвоню! Да, и тебе доброй ночи! – вскидываю голову, не веря тому, что слышу. Эмин!!! Эмин остался здесь! Он не уехал, как только я выбежала из машины. Сердце радостно замирает, а потом несется галопом по Европам.
Прислушиваюсь к его шагам, ставлю стакан и, как воришка, крадусь наверх. Комнату, в которой он ночует, могу найти с закрытыми глазами, после его переезда, несколько раз ночевала на той кровати, где ранее спал Эмин, вдыхая еле уловимый запах с подушки.
Осторожно приоткрываю дверь, в комнате сумрачно, свет идет от ночника на тумбочке возле кровати. Эмина в поле зрения не наблюдается, скорей всего он принимает душ. Чего хочу? Не знаю, но во мне ощущается дикая потребность оказаться рядом с ним. Может быть, Эмин одним своим строгим взглядом усмирит мой неконтролируемый огонь в душе, с нотками похоти. Нужно, чтобы он остудил этот пожар выговором, моралью и одной фразой окончательно отрезвил от выпитого на вечеринке.
Папа всегда бросал рубашки на кресло, точно такая же картина предстает сейчас перед глазами: черная рубашка и брюки небрежно лежат на подлокотнике. Беру рубашку и зарываюсь лицом, жадно вдыхая парфюм Эмина.
— Блядь! – от этого возгласа испуганно подпрыгиваю на месте и оборачиваюсь на голос за спиною. Мокрый после душа Эмин стоит в одном полотенце на бедрах и прижимает правую ладонь к области сердца. Зачарованно разглядываю капельки на его груди, спешащие вниз, заманчиво скатывающиеся за край полотенца. Он прекрасен. Кто-то скажет, что смотрю влюбленными глазами, но он, действительно, шикарен для простого смертного, безумно хочется принадлежать этому божеству без условий, просто так.
— Ты меня напугала, – Эмин распрямляет плечи, удерживая рукой узел полотенца, идет к кровати. Чувствую себя приведением, которое видит всех, а его – никто, ибо поведение мужчины указывает на то, что долго я здесь не задержусь.
Никогда не делала сумасшедших поступков, да и желания поступить как-то не так, шокируя близких и друзей, не было. Сейчас внезапно осознаю, что вот он – мой шанс разрушить невозмутимость Эмина, пусть даже он совсем мизерный. Если любимый пошлет меня, приму поражение, если нет…
Кладу его рубашку обратно на кресло, он прищурено за мною наблюдает, прикрыв глаза, как хищник на отдыхе, неестественно прямо сидит на кровати. Развязываю пояс халата, скидываю с плеч, на секунду придерживая его на локтях, вздрагиваю от обжигающего взгляда почерневших глаз. Позволяю шелку упасть к ногам.
Мне страшно, ощущаю, что иду по тонкому льду, хрустящему под ногами. Каждый шаг к кровати дается с трудом, страх быть отвергнутой парализует, но преодолеваю себя. Впервые не я решаю «быть или не быть», решает другой человек с невозмутимым выражением лица. Эмин не шевелится, его грудь равномерно приподнимается и опускается, в этой комнате волнуюсь только я.
Замираю перед ним. Кожа покрывается мурашками от изучающего взгляда, который поднимается с живота к моим глазам, ничего не пропуская, оставляя ощущение ожогов.
Облизываю губы, во рту сухо, подаюсь вперед, приободрённая огоньками в карих глазах. Кладу подрагивающие ладони на мужские плечи, слегка их сжимая. Эмин не шевелится, не предпринимает попыток прикоснуться ко мне. Никогда не робела перед парнями, крутила и вертела ими по своему усмотрению, но с этим мужчиной у меня пропадает уверенность в собственной неотразимости. Все, что было ранее между нами, сугубо моя инициатива, как и сейчас, но все прерывалось по первому его требованию.
Целую губы, не получаю ответ, хотя меня и не отталкивают, продолжаю ласкать языком, посасывать и покусывать. Эмин напрягается под ладонями, мышцы каменеют, воодушевлённая его реакцией дерзко усаживаюсь к нему на бедра и улыбаюсь. Под полотенцем меня явно очень ждут.
— Эмин… – и в многоточии все сказано, о чем умалчиваю. Он смотрит мне в глаза, слегка откидывается назад, опираясь на руки.
— Это неправильно, Стелла!
— Позволь совершить эту ошибку, пусть вся вина будет на мне, пусть твой Бог карает меня, раз ты так печешься о своей репутации, мне не страшно стать на время распутной.
— Дело не в репутации… – прикладываю пальцы к его губам, не позволяю закончить предложение.
— Не надо! Одна ночь, Эмин! Я не так много прошу у тебя!
— Услышь меня, пожалуйста, Стелла, – задерживаю дыхание от того, что он целует мои пальчики. Так просто и так трепетно одновременно. – Это сейчас тебе кажется – просто ночь, ничего серьезного, а утром внезапно осознаешь, что уже влюбилась. Я не имею права что-то обещать, вводить в заблуждение ради телесного удовольствия…
— Эмин… Ты много болтаешь! – целую в кончик носа, он усмехается, качает головой. – У тебя лимит терпения есть?
— Его уже нет, держусь на голом энтузиазме, – обнимает одной рукой за талию, придвигая меня ближе к себе, второй заправляет волосы за ухо, обхватывает затылок.