Вечер свадьбы стал одним из самых отвратительных в моей жизни. Я пряталась по углам от гостей, которых позабавила моя выходка с шампанским, от матери, которая была в шоке от моего поведения, от Шона, который отругал Кристофера, и, конечно, от самого Кристофера.
Ну и что мне делать дальше? Объявить, что уезжаю, и собрать чемоданы? Восседать за столом гордо и молчаливо, показывая всем видом – теперь я тоже имею право находиться здесь? Начать язвить Кристоферу и доводить его?
Голова шла кругом от этих вопросов, которые так внезапно поставила передо мной жизнь. Сложись все иначе, я бы, наверное, не терзала себя такими мыслями. Была бы столь же уверена и смела, как те девушки, что весь вечер не отходили от Кристофера и других мужчин. Но мама тоже отнюдь не робкого десятка, раз очутилась в этом доме на правах жены миллионера. Только вот я совсем, совсем не в нее.
Я наблюдала из комнаты на третьем этаже, как отъезжают машины с гостями. Собраться с силами и выйти на несколько минут к ним я так и не сумела. Впрочем, не думаю, что они расстроились от того, что не удалось со мной попрощаться.
В комнату постучали. Это была мама:
– София, мне нужно поговорить с тобой…
Ох, она назвала меня полным именем, а не Софи. Значит, недовольна мной. А это слезы, причитания, упреки.
– Давай завтра… – попыталась отсрочить неизбежное. – Я устала…
– Я жду тебя в гостиной. Гости разъехались, спускайся.
В гостиной, кроме мамы, оказались еще Шон и Кристофер. Хозяин дома сидел в кресле, нервно покачивая ногой. Кристофер стоял рядом. Увидев меня, он робко улыбнулся и отвел глаза в сторону. Между отцом и сыном чувствовалось напряжение.
Мама встала за креслом, в котором сидел Шон, и вперила в меня взгляд, полный печали и укора.
– Раз все собрались, пора обсудить сегодняшний вечер, – Шон обвел нас озабоченным взглядом. – Сегодня было значимое событие для нас с Оливией. Мы стали семьей, но и вы, – он указал на нас с Кристофером, – тоже. Я не требую от вас родственной любви и преданности. Но, – он поднял палец вверх, – уважение друг к другу у вас быть обязано…
Я заметила, как при этих словах по губам Кристофера пробежала и исчезла ядовитая усмешка. Кажется, его отец тоже это увидел. Он еще суровее сдвинул брови:
– …То, что произошло сегодня – абсолютно недопустимо.
Мама, которая до этого лишь кивала в знак полного согласия, решила тоже приложить руку к примирению. По крайней мере, как она это видела:
– Шон, ты слишком мягок. Облить шампанским едва знакомого человека, собственного брата, пусть даже и сводного, да на свадьбе родной матери – это верх распущенности! – Мама была возмущена больше пострадавшей стороны и хотела, чтобы ее негодование видели все. – Софи, детка! Я разве этому тебя учила? – она вопросительно посмотрела на меня.
Я молчала. Что я могла ответить? Рассказать, как этот наглец хамил мне? Тем более сейчас он выглядел подозрительно тихим и виноватым. Ни дерзкого взгляда, ни грубых слов – ничего. Стоял, опустив голову, и лишь изредка пробегал по собравшимся быстрым цепким взглядом.
– Оливия, я знаю своего сына. Он может вывести из себя кого угодно. Поэтому…
– Поэтому я принимаю всю вину на себя, – вкрадчиво произнес Кристофер, поднимая голову. – Всему виной алкоголь. Я действительно перебрал… и вел себя как свинья, – он с досадой махнул рукой. – Мне больше нечего сказать в свое оправдание. Единственное – прошу прекрасную Софи простить своего непутевого братца. Я сказал совершенно непозволительные вещи, – он закусил губу и вопросительно посмотрел на меня.
К его просительно-извиняющемуся взгляду присоединились полные надежды взоры Шона и мамы.
Растерянность охватила меня. Я ожидала от Кристофера полного отрицания вины и продолжения насмешек. Но он признал свое недопустимое поведение, просил прощения с таким искренним сожалением…
Если сейчас я буду продолжать дуться, то выставлю себя просто в глупейшем виде. Кристофер, видимо, из тех, кто не умеет сдерживаться, а потом искренне сожалеет о том, что натворил. В конце концов, мы взрослые люди. А мой отец всегда говорил, что прощение – это самый великий талант человека. Нехорошо начинать новую жизнь со ссоры.
Но та усмешка… Она никак не вязалась с образом кающегося грешника. Однако выбора у меня не было.
Глядя в глаза Кристоферу, я кивнула, стараясь сохранять самообладание. А он в ответ подарил мне такую радостную и искреннюю улыбку, что на секунду подумалось: сводный брат – не плохой человек.
Но все же сейчас я должна что-то сказать. Чтобы не чувствовать себя виноватой маленькой девочкой.
– Я совершила глупый поступок и признаю это. Надеюсь, мы оба больше не будем позволять себе таких выходок, – я выразительно посмотрела на Кристофера, и тот утвердительно закивал, выражая полную готовность соблюдать правила приличия.
Мама и Шон испустили вздох облегчения: ссора исчерпала себя.
Раскинув руки в широком жесте, мама с энтузиазмом воскликнула:
– Давайте завершим этот день первым настоящим семейным объятием!
Мы все обнялись.
– Это только начало, прекрасная Софи, – он коснулся языком мочки моего уха. Потом резко отпрянул и с радушной улыбкой пожал руку отцу, не глядя на меня.
Я зажмурилась, чувствуя, как по спине поползли мурашки.
Шон с Оливией удалились, пожелав нам спокойной ночи. Кристофер тоже направился к выходу, но потом вдруг круто развернулся, оглядел меня с ног до головы. Усмехнулся и вышел.
А я осталась одна с сердцем, полным страха и тревог. Я до сих пор ощущала на себе крепкие – слишком крепкие! – объятия Кристофера. В голове набатным колоколом звенели слова, которые он страстно прошептал мне на ухо.
Как легко и просто я попала в ловушку, которую для меня приготовил Кристофер. Что же ждет меня дальше?