Эхо любви

Глава 4

— Чертовски прекрасная семья эти Теккереи. Глава семьи в свое время был настоящей легендой. Сделал состояние к двадцати шести годам и вернулся в Англию! Повезло парню, ничего не скажешь! А там женился на девице из семьи Уэбб — тоже отличное приобретение, должен сказать.

На следующий после приема день полковник Батлер продолжал говорить о Ричмонде Теккерее. Он полулежал на софе, а рядом на полу мальчуган лет четырех, явно метис, запускал волчок, вскрикивая от радости, когда тот, стремительно вращаясь, рассыпал искры.

— Не надо так возбуждаться, Эдди, — сказал ему полковник Батлер.

Мальчик, плод его последней незаконной связи, часто бывал в доме Батлеров, а миссис Батлер проявляла склонность баловать малыша.

— Не стоит его закармливать всякими сладостями, дорогая, — сетовал порой полковник. — Он и так упитанный, как поросенок, и не нужно так кудахтать над ним, а то ему туго придется, когда поедет учиться в Англию.

— Жалко его отсылать, — вздохнула миссис Батлер.

— Нисколько. Я обязан предоставить ему шанс.

Анна обменялась взглядами с Генриеттой. Оказывается, близкие отношения полковника с матерью Эдди продолжались вплоть до его женитьбы.

— Кажется, здесь так принято, — сказала Генриетта, когда они остались с Анной одни. — Я считала себя лишенной предрассудков, но просто не знаю, что бы сказала, узнай я, что мой муж продолжает содержать любовницу из местных.

— Думаю, я бы этого не перенесла, — призналась Анна.

Вместе с тем полковник Батлер ей нравился. Он обладал множеством замечательных качеств и, безусловно, обожал свою жену.

— Вот сбудем девиц с рук, дорогая, — говаривал он ей, — и заживем с тобой в свое удовольствие.

— Но когда девочки выйдут замуж, мне уже не придется заниматься сватовством, так что незачем будет посещать все эти балы и рауты, — возразила миссис Батлер.

— Вздор! Скоро сюда приедет Мария, и не успеешь ты оглянуться, как тебе придется подыскивать мужей для своих внучек. А кто это пожаловал к нам на роскошном белом скакуне?

Генриетта подбежала к окну, ожидая увидеть Аллана Грэхема, хотя отлично знала, что у него лошадь гнедой масти.

— О, да это мистер Теккерей! — удивленно воскликнула она.

— Мистер Теккерей? — переспросил полковник, садясь на софе. — Господи, твоя воля, чем мы заслужили такую честь? — Он перевел взгляд на Анну. — Ну вот, моя дорогая, Теккерей пожаловал, чтобы еще раз увидеть твои сверкающие глазки, и я не вправе винить его за это. Никогда не видел, чтобы он уделял столько внимания девицам, как вчера тебе.

— Но мы говорили с ним о самых обыкновенных вещах, — сказала Анна. — Должно быть, он нашел меня ужасно скучной.

— А тебе он показался скучным? — спросила миссис Батлер.

— Нет, нисколько, — улыбнулась Анна, и, когда доложили о Ричмонде Теккерее, он, войдя в гостиную, прежде всего бросил взгляд на Анну.

Сначала зашел разговор на общие темы, а затем к мистеру Теккерею подбежал Эдди и показал ему свой волчок. Анна была тронута, видя, какую ласку и заинтересованность проявил мистер Теккерей. Он усадил мальчика на колени, вместе с ним восхищался великолепной игрушкой и просил показать, как волчок вертится. Эдди был в восторге от оказанного ему внимания и, после того, как доставил гостю удовольствие, пару раз запустив волчок, уселся на полу на корточки у его ног и следил за ним обожающими глазами.

Вскоре появился Аллан Грэхем, и Генриетта стала с ним разговаривать, совершенно забыв о присутствующих. Пришли и другие визитеры. Ненадолго заглянул юный Джеймс Симмонс, и после его ухода Анна рассказала о его преданности матери и о его тоске по дому, свидетельницей которой она стала во время путешествия.

— Ему повезло, что вы подружились, — заметил мистер Теккерей. — Я очень хорошо понимаю, что именно он чувствовал. Может быть, я смогу ему помочь.

— О, я знаю, он был бы вам бесконечно благодарен, — с живостью сказала Анна. — Он мне нравится своей искренностью и благородством чувств. Я уверена, он вынесет испытание одиночеством, поскольку у него есть цель.

— Обычно одинокие молодые люди влюбляются, и на этом их проблемы заканчиваются, — усмехнулся мистер Теккерей.

— Да, если они женятся по любви. Надеюсь, вы не предполагаете, что Джеймс Симмонс станет утешаться случайными связями. В этом случае я бы в нем очень разочаровалась.

— Дорогая Анна, не может быть, чтобы вы говорили это серьезно.

— Но я говорю это совершенно серьезно!

Он улыбнулся:

— Простите меня, но вы еще так молоды!

— Не понимаю, какое отношение к возрасту человека имеют его нравственные принципы.

Он внимательно на неё посмотрел, затем сказал:

— Вы совершенно правы. Не могу не согласиться с вами.

Прибыли миссис Ламберт с Джулией и были поражены, увидев мистера Теккерея, сидящего рядом с Анной и поглощенного беседой. Он как раз перешел к цели своего визита и спросил, не хотела бы она принять от него в подарок какие-либо книги. Мол, он взял на себя смелость захватить с собой слугу со связкой книг, но, если чтение ее не интересует, проблема снята.

— О, попросите сейчас же принести книги! — воскликнула Анна. — Я хочу поскорее на них взглянуть.

— Дома у меня сотни книг, и вы можете брать и читать любую, — улыбнувшись, предложил мистер Теккерей.

Анна радостно обернулась к матери:

— Как это мило со стороны мистера Теккерея предложить мне свои книги, правда, мама? Я умираю от желания взглянуть на них.

Миссис Батлер засмеялась:

— Ну, теперь мы Анну просто потеряем, мистер Теккерей. Когда у нее в руках книга, она забывает обо всем остальном.

— В таком случае я заберу их, — сказал тот. — Не хотелось бы мне лишать вас ее общества из-за чтения.

Но миссис Батлер сделала знак, и в гостиную вошел слуга в белой с красным ливрее и в красном с золотом тюрбане. Он принес книги с золотым обрезом в обтянутых бархатом переплетах на шелковой подушке. Темнокожего слугу с белой как снег бородой звали Акбар, и, когда мистер Теккерей забирал у него книги, Анна обратила внимание, с какой преданностью тот смотрит на хозяина.

— Надеюсь, вы любите современных писателей, — осведомился мистер Теккерей.

— О да, когда у меня появляется возможность читать их!

Среди книг оказались два томика поэм Уильяма Вордсворта, два тома сочинений Вальтера Скотта и еще два сборника под названием «Английские барды и шотландский обозреватель».

— Я только что прочитал эти книги, — сказал мистер Теккерей. — Мне их прислал отец. Вам нравится поэзия?

— Я обожаю стихи! Больше всего на свете! Теперь меня никто не увидит, пока я все это не прочту.

— Надеюсь, что нет. Сегодня вечером я буду на Эспланаде, чтобы увидеть вас, и надеюсь, миссис Батлер вскоре пожалует вместе с вами ко мне с визитом.

— Уверена, она с удовольствием это сделает, — сказала Анна, а затем озадаченно спросила: — Но как вы узнали о том, что я люблю читать?

— Мне подсказала интуиция. Мужчины, к вашему сведению, не полностью ее лишены.

Знаки внимания со стороны Ричмонда Теккерея не могли не льстить. Миссис Батлер и Генриетта оказались им заинтригованы, и он стал главным предметом их разговоров.

— Но как ему удалось избежать женитьбы? — спрашивала миссис Батлер. — Ему двадцать восемь, и он провел в Индии уже двенадцать лет. Двенадцать лет, вы только подумайте! Это куда более чем достаточный срок, чтобы с кем-либо познакомиться.

— А может, у него двенадцать темнокожих наложниц. Впрочем, мы можем это узнать, если расспросим своих друзей, — сказала Генриетта.

— Надеюсь, ты не позволишь себе ничего подобного! — вспылила Анна. — Мы должны воспринимать его таким, каков он есть, не пытаясь узнать о его прошлом больше, чем он сам пожелает рассказать! Разве человек не имеет права на свои тайны?

— Любопытствующие всегда есть и будут, и среди них я самая любопытная, — смеясь, сказала Генриетта. — Мне страшно хочется узнать, что скрывается за взглядом бархатных глаз мистера Теккерея! Анна, я уверена, они вспыхнут, узнай он, как ты его защищаешь.

— Я защищаю только его право на частную жизнь, — с достоинством отвечала ей Анна. — А также свое и твое право, Генриетта.

— Ну вот, Анна нашла себе еще одного любимого конька и теперь не позволит нам беззлобно посудачить, — засмеялась миссис Батлер.

— Но я так же, как любой человек люблю суды да пересуды, если только злые языки не пытаются злословить о самых сокровенных для нас чувствах, — возразила Анна.

В своем негодовании она выглядела олицетворением благородства. В ней воскресла прежняя способность глубоко переживать. Как ни трудно в это было поверить, она выздоравливала. Она снова жила.

«Должно быть, это благодаря Индии, — думала Анна. — Страна очаровала меня».

Жизнь в Калькутте била ключом, что отвечало потребностям ее страстной натуры. Миссис Батлер радовалась выздоровлению Анны. Приезд дочерей в Индию оправдал больше надежд, чем она предполагала. Аллан Грэхем стал официальным женихом Генриетты, а это значило, что ее старшая дочь выйдет замуж всего через несколько месяцев после прибытия в Индию. Капитан Грэхем был не единственным обожателем Генриетты. Были и более состоятельные поклонники, но Генриетта выбрала его, и миссис Батлер чувствовала себя счастливой, поскольку была истовой сторонницей романтических чувств.

Редкостная красота Анны бросалась в глаза, где бы она ни появлялась, а свойственная ей задумчивость привлекала еще больше внимания. К тому же воспитание миссис Бейчер подготовило ее к роли жены значительной личности, каковым являлся Ричмонд Теккерей.

Он был служащим высокого ранга в Ост-Индской компании, одним из замечательнейших людей в Калькутте, а кроме того, обладал утонченным вкусом, совпадавшим со вкусами Анны. Его сестра Августа была хозяйкой у него в доме, и миссис Батлер беспокоилась, как та отнесется к его избраннице.

Они познакомились с Августой, когда мистер Теккерей пригласил их на прогулку на своем командирском катере. Среди приглашенных были мистер и миссис Шекспир и капитан Грэхем. Хозяйкой приема была Августа. Она оказалась такого же роста, как Анна, и выглядела очень милой со своим крупным ртом и приятным выражением лица. Казалось, она каждую минуту готова засмеяться, и сразу было видно, что она любит жизнь и совершенно лишена зависти.

Они поднимались вверх по течению реки до города Барракпура, местечка, с которым были связаны романтические воспоминания полковника и миссис Батлер, так как, поженившись, они сначала жили там. Берега, заросшие фруктовыми деревьями, пагоды с уходящими в воду ступенями лестниц, яркие цветы ошеломили Анну. В Барракпуре, где их принимали друзья Теккереев, к ним присоединился судья Джон Эллиот, человек в возрасте полковника Батлера. Когда его представили миссис Батлер, стало совершенно очевидно, что они уже знакомы, и не менее ясно, что ни тот, ни другая не жаждали возобновить знакомство. Но к Анне и Генриетте мистер Эллиот отнесся весьма сердечно.

— Я надеялся, что когда-нибудь увижу дочерей Джека Бейчера, — сказал он. — Мы с вашим отцом, дорогие Анна и Генриетта, были большими друзьями в давно прошедшие времена и частенько вместе проводили вечера. Я часто думал, что стало с его семьей.

Он интересовался их прошлым, знал о существовании мисс Бейчер и о Фэрхеме и спросил, по-прежнему ли стоят у подножия лестницы синие китайские вазы.

— Вы были в Фэрхеме? — удивилась Анна. — Кажется, вы знаете наше поместье в малейших подробностях.

— Ваш отец часто мне описывал его, — сказал мистер Эллиот. — Будь я художником, уверен, пару зарисовок я бы набросал.

В это время к ним подошла Эмилия Шекспир, и разговор на эту тему прекратился. Вечером они снова разместились на катере, и когда медленно скользили мимо берегов с пальмами, мимо храмов, освещенных пурпуром заходящего солнца, к ним приблизилась лодка с музыкантами на борту.

— Мой брат знает, что вы любите музыку, — заметила Августа Анне, — Я не должна была говорить вам о том, что он целыми днями подбирал музыку, которая понравилась бы вам.

— Боже милостивый! Не хотите ли вы сказать, что оркестр на лодке появился специально для моего удовольствия? — воскликнула Анна.

— Но так оно и есть! И я очень люблю музыку, так что мне она тоже доставит удовольствие, но не думаю, чтобы Ричмонд стал для меня приглашать оркестр, — сказала Августа. — Хотя должна добавить, что он очень любящий и внимательный брат.

— Чрезвычайно внимательный, если позволите вмешаться, — вставил мистер Эллиот. — Он создает Августе такую комфортабельную жизнь, что ее невозможно соблазнить покинуть крышу дома брата. С самого ее приезда я пытаюсь ее убедить сделать это, но тщетно.

— Я старая дева, Джон. Вы должны были давно это знать, — сказала Августа.

— И такой и умрете, если не прозреете.

— О, давайте не будем говорить о смерти, — засмеялась Августа. — Но я ценю свою свободу превыше всего, и меня никакими уговорами не заставят выйти замуж только лишь потому, что женщина считается почему-то несчастной, если она незамужняя.

— Когда Ричмонд женится, вы запоете по-иному, — хмыкнул мистер Эллиот. — Ведь может случиться так, что вам придется не по нраву его жена. Что тогда станете делать?

— Мне понравится его жена, и, надеюсь, я ей тоже, — отбила пас Августа. — Для меня будет огромным счастьем видеть его женатым.

Анна смотрела на речную гладь, по которой пробегала рябь. Все вокруг говорили о браках, редко затрагивая какие-либо иные темы. И она пришла к выводу, что на этой земле, где мужчин было намного больше, чем женщин, трудно остаться одинокой. Кроме того, средства ее семьи были весьма незначительными, а она не могла рассчитывать, что полковник Батлер будет обеспечивать ее всю жизнь, каким бы добрым и щедрым он ни являлся.

Анна посмотрела на сидящих рядышком Аллана и Генриетту, и ее глаза увлажнились. Дай Бог им счастья!

Слуги в белых одеждах налили всем вина. Гости ели, пили вино и смеялись, и когда полковник Батлер предложил спеть хором, все с радостью его поддержали. Уже стемнело, по небу плыла луна, и дворцы по берегам реки сияли в ее волшебном серебристом свете.

Сидя между Анной и Августой, Ричмонд Теккерей с наслаждением выводил мелодию своим красивым звучным голосом, придавая песне особенную выразительность.

— «Это был возлюбленный и его подружка, эй-о и эй нанни-но!» — пел он.

— «Весной, в единственное счастливое время года», — вторил ему полковник Батлер, поднимая соединенные руки Генриетты и Аллана.

Миссис Батлер рассмеялась. Керосиновые лампы бросали желтые отблески на ее красивое лицо.

— Какой очаровательный вечер, мистер Теккерей! — воскликнула она.

Ричмонд Теккерей, дирижировавший поющими, с шутливой важностью поклонился, и все зааплодировали.

«Какой он счастливый и беззаботный», — подумала Анна, взглянув на него.

Но он был серьезен, посматривая на нее с сосредоточенным выражением лица, которое ее несколько озадачило. Она перехватила его грустный взгляд, которого раньше у него не замечала. Причин для грусти могло быть очень много. Она знала, что он по-прежнему скучает по родине — но что-то подсказывало ей, что причина не только в этом. Может быть, он тоже любил и тоже утратил любимую?

В последующие дни она много размышляла над этим вопросом, но он ни словом, ни намеком не дал ей понять причину своей грусти.

В феврале Генриетта и Аллан поженились. Генриетта была безмерно счастлива и при каждой встрече с Анной изливала ей свою душу.

— Ты себе не представляешь, какое это блаженство жить собственным домом! — говорила она. — Честно говоря, я была вполне счастлива и у нас дома, даже очень. Но просыпаться каждое утро, зная, что можешь заниматься чем душе угодно, это просто счастье. Мы с Алланом рано завтракаем; а потом гуляем в саду, пока не станет слишком жарко, а потом я занимаюсь домашним хозяйством, заказываю на день меню, что при этом климате довольно сложное дело. Милая моя Анна, как бы я хотела, чтобы ты вышла замуж! Тебе кто-нибудь, нравится?

Миссис Батлер частенько поддерживала Генриетту.

— А как насчет мистера Теккерея? — спрашивала она. — Уверена, приободри ты его чуточку, он был бы твоим. Только подумай, дорогая, как тебе станут завидовать. И с Августой тоже не возникнет осложнений, Признаться, я этого опасалась, но она, по-моему, полюбила тебя.

— Она мне тоже очень нравится, — с улыбкой сказала Анна.

— Так в чем же дело?

Но Анна лишь улыбнулась и покачала головой. Ей нравился Ричмонд, и он не давал ей усомниться в том, что питает к ней немалый интерес. Каждый вечер он приезжал к ним на своем белом скакуне, и Анна прислушивалась к знакомому уже цокоту копыт с чувством, близким к волнению. Разговаривать с ним, великодушным, отзывчивым и таким веселым, ей было приятно и легко.

Но однажды вечером он появился более задумчивым и тихим, чем обычно. Было ясно, что его что-то беспокоит, и через некоторое время Анна спросила, что именно. Они сидели на веранде, выходящей в сад. Поблизости никого не было. Взяв ее за руку, Ричмонд сказал:

— Анна, ради вас я сделал бы все на свете!

— Вы уже и так сделали для меня слишком много, — тихо сказала она. — Вы не представляете себе, как я ценю вашу дружбу, и какое удовольствие доставляет мне читать с вами книги, обсуждать их, слушать музыку, танцевать с вами.

— И большего вы от меня не ожидаете?

— Как я могу?

— Если бы я сказал вам, как я люблю вас, вы могли бы думать обо мне не только как о друге?

Она затрепетала.

«Почему же он не скажет прямо, что любит, если это действительно так?» — подумала она и отдернула руку.

— Я вас расстроил, — огорченно заметил он. — Я так неловко выражаю свои чувства, но я в таком затруднительном положении, Анна. Могу я поговорить с вами снова, когда более ясно буду представлять свое будущее?

— Что бы вы ни сказали мне, Ричмонд, — после некоторой паузы сказала она, — надеюсь, мы всегда останемся друзьями.

— Я тоже на это надеюсь! — горячо заверил он ее. Он по-прежнему выглядел озабоченным, и Анна обрадовалась, когда на веранде появилась ее мать с Эдди, пребывавшим в возбужденном состоянии, поскольку отец подарил ему пони. Это был первый скакун малыша, и он больше ни о чем не мог говорить, только приставал ко всем, чтобы полюбовались на его замечательную лошадку.

— Полковник сетует, что я балую Эдди, но все как раз наоборот, — заметила миссис Батлер. — Мальчик просто не знает, что делать со всеми игрушками, которые дарит ему папочка.

— Мой папочка очень богатый! — важно сообщил Эдди.

— Ему поневоле приходится быть богатым с такой большой семьей, — засмеялась миссис Батлер.

Анна все еще поражалась добродушию матери и не переставала думать о том, как повела бы себя миссис Бейчер, доведись ей встретиться с незаконными детьми своего мужа.

На следующий день Ричмонд не появился у них дома, и вечером на Эспланаде его также не оказалось, но Анна встретила там Августу с мистером Элиотом и остановилась, чтобы осведомиться о нем. Августа показалась ей чуть более сдержанной, чем обычно.

— Последние дни Ричарду что-то нездоровится, — сказала она. — Думаю, он чересчур много работает.

— Передайте ему, пожалуйста, мои самые добрые пожелания, — сказала Анна. — Надеюсь, он скоро выздоровеет.

Августа не выразила склонности говорить дальше о своем брате, поэтому Анна попрощалась и догнала мать, которая разговаривала с миссис Ламберт.

Эспланада была заполнена людьми всех цветов кожи и общественного положения. Там были роскошные, в европейском стиле, кареты богатых английских купцов, более скромные коляски военных и раскрашенные золотом паланкины с шелковыми занавесками, которые несли темнокожие индусы, а также белые дети в сопровождении своих нянь и свиты слуг, ехавшие в запряженных пони экипажах.

Анне никогда не надоедало это зрелище ослепительного смешения красок. Иногда мимо проезжал индийский принц, за которым следовала пышная свита придворных, и изредка она видела местных женщин, выглядывавших в щелку между плотно задернутыми занавесками экипажей.

В тот вечер рядом с каретой Батлеров на землю опустили роскошный паланкин, и Анна удивилась, почему он остановился так близко от них. Она увидела тонкую кисть руки с золотыми браслетами на запястье в том месте, где занавески из розового шелка были раздвинуты, и, пока она смотрела, занавески раздвинулись еще шире, и появилось лицо женщины, которая в упор взглянула на нее сверкающими черными глазами.

Лицо женщины было полуприкрыто прозрачной вуалью, а открытая часть лица была цвета светлого кофе с молоком.

— Интересно, кто это может быть? — спросила миссис Батлер.

— Вероятно, какая-нибудь индуска решила удовлетворить свое любопытство, — отозвалась миссис Ламберт. — Когда я только что вышла замуж, одна из них буквально преследовала меня. Разумеется, вскоре я выяснила, что ранее она была любовницей моего мужа, и я уверена, она хотела вернуть его! В черном городе их полным-полно, и, насколько мне известно, у многих великолепные дома, которые содержат наши молодые люди.

Анна была смущена и раздосадована. Ее выводили из себя все эти разговоры о черном городе и о незаконных связях английских мужчин с местными женщинами. Англичанки вроде миссис Ламберт твердили, что это неизбежное зло, на которое нужно просто закрывать глаза, но она по-прежнему не могла, да и не хотела мириться с существованием подобной практики.

«Я никогда не поверю, что и Гарри был таким, — думала Анна. — Другие мужчины возможно, но только не Гарри».

— Муж говорит, один джентльмен из их клуба содержит одновременно десять любовниц, — тем временем продолжала говорить миссис Ламберт. — Представляете, в таком жарком климате и столько энергии! Анна, дорогая, кажется, вы шокированы! Поверьте, мужчины, которые с виду выглядят самыми невинными, на деле самые злостные нарушители нравственности. Возьмите, например, судью Эллиота. Он записал на свою фамилию восьмерых незаконных детей, и всех их признает своими. Неудивительно, что Августа Теккерей не торопится принять соответствующее решение.

— Я нахожу совершенно неприличным обсуждать такие вещи, особенно когда они касаются наших друзей, — сдержанно сказала Анна. — Я предпочла бы подобное не слышать.

— Наверное, нам пора ехать, — поспешила вмешаться миссис Батлер. — Нас пригласила на ужин Генриетта. Это первый прием, который она дает, так что нам не следует опаздывать.

Миссис Ламберт загорелась желанием послушать, как Генриетта справляется с хозяйством, так что возникшую неловкость быстро замяли.

Установилась знойная погода, и Анна изнывала во влажной духоте. Все вокруг было сырым. Однажды она с ужасом обнаружила, что книга Ричмонда «Английские барды и шотландский обозреватель» покрылась плесенью. Между тем Ричмонд не появлялся уже неделю, и когда, наконец, он пришел, то выглядел бледным и утомленным. Однако заверил Анну, что чувствует себя хорошо, хотя жара тоже на него действует.

— Боюсь вас огорчить, но томик стихов Байрона совершенно испорчен — он весь покрылся плесенью, — сказала Анна.

Ричмонд взял книгу и с улыбкой отложил в сторону.

— Дорогая Анна, как я был бы счастлив, если бы мне не о чем было беспокоиться, кроме этой книги, — сказал он.

— У вас что, какие-то проблемы? — встревожено спросила Анна.

— Я влюблен. А это проблема из проблем!

Она понимала, что если он женится, их дружеские отношения уже не будут такими простыми и искренними.

— И поэтому вы так долго не показывались у нас?

— Право, не знаю, как это мне удалось. Анна, вы не можете не знать, что я полюбил вас с первой нашей встречи. Я постоянно думаю только о вас и надеюсь, смогу сделать вас счастливой, если вы… — Ричмонд запнулся и стал расхаживать по комнате.

Для воспитанного светского человека он, похоже, оказался в большом затруднении, поэтому она пришла ему на помощь:

— Полагаю, существует какое-то препятствие. Чувствую, вас что-то беспокоит, и прошу вас сказать мне, что именно.

— Все это потому, что я опасаюсь потерять ваше доброе расположение. Вы исповедуете высокую мораль, и, боюсь, такого же мнения и об остальных.

— Я никогда не смогу плохо думать о вас, Ричмонд, — заверила его Анна. — Так что вам нечего опасаться.

— Вот видите, вы заранее определяете свою точку зрения! Дорогая Анна, если бы я не любил вас так сильно, я бы оставил все как есть, но вам, должно быть, известно, насколько все в Калькутте обожают злословить.

— Безусловно. И я стараюсь пресекать всякое злословие. Поэтому если кто-то попытается передать мне всякого рода домыслы о вас, я пропущу их мимо ушей, поскольку прекрасно вас знаю.

Он пристально смотрел на нее.

— Я верю, вы так и сделаете, — помолчав, сказал он. — Но, видите ли, в большинстве историй, которые ходят в обществе, есть крупица правды. Вот почему я предпочел бы сам рассказать о себе.

У Анны появилось дурное предчувствие. Внезапно она вспомнила о туземке, которая так пристально смотрела на нее на Эспланаде, и тотчас подумала о взгляде ее темных сверкающих глаз, показавшемся ей загадочным. Но сейчас она поняла, что он мог быть и трагическим.

Миссис Ламберт упомянула, что местные красавицы приезжают взглянуть на тех, кто отбил у них возлюбленного. Тогда она почти не обратила внимания на это замечание, но сейчас вспомнила и тонкое запястье с золотыми браслетами, и шелковые розовые занавески, и смуглую кожу женщины, пристально смотревшей на нее.

— Расскажите мне все как есть.

— Когда я приехал сюда, я был таким же, как ваш юный друг Джеймс Симмонс, — начал Ричмонд. — Подумайте о нем, и вы увидите меня. Я чрезвычайно страдал от тоски по дому, надеялся встретиться с двумя братьями, не представляя себе, какое огромное расстояние нас разделяет. И когда этого не произошло, я самым настоящим образом заболел от непереносимой тоски. Выздоровев, я провел год, корпя над арабским и персидским языками, а затем преуспел на службе и спустя некоторое время смог снять дом и выписал к себе Августу и Эмилию. Я должен был этим удовлетвориться, не так ли?

— Удовлетворение — удел стариков и разочарованных людей, — проговорила Анна. — Я уверена, что молодым людям удовлетворенность не свойственна.

— Так или иначе, но первые пять лет моего пребывания здесь я никак не мог успокоиться. Затем я влюбился, и все сразу изменилось. Она была очень молода и необыкновенно хороша, и мы страстно полюбили друг друга, тем более что у нас не было надежды на будущее — служащим компании не разрешается жениться на местных женщинах. Но мы полагали, что наша любовь будет долгой, несмотря на этот запрет. Во всяком случае, мы так думали. Правда, она всегда говорила, что однажды мне надоест, но я ей не верил.

— Да и как вы могли не верить, если это была настоящая любовь, — тихо сказала Анна.

— Это была первая любовь, Анна, и она оказалась недолгой. Однако у нас появилась дочь, и, когда она родилась, я чувствовал себя самым счастливым человеком под солнцем. Мы назвали ее Сарой. Сейчас ей шесть лет, и это самое нежное, прелестное и любящее создание на свете.

Анна никогда не видела на мужском лице такой нежности, которая осветила лицо Ричмонда Теккерея, когда он заговорил о своей дочке. Он взял Анну за руку, описывая девчушку с черными глазенками и шелковистыми темными волосами, рассказывая, как она забирается к нему на колени и крепко обвивает его ручонками за шею.

— А ее мать? — спросила Анна. — Как вы могли так измениться, если действительно ее любили?

— Чувство к ее матери не было настоящей любовью, а всего лишь влечением — вот в чем трагедия. Я надеялся, вы меня поймете, но, вероятно, вы лишь ощущаете ко мне пренебрежение за измену моего сердца.

— Я этого не понимаю… Не умею понять. Как я могу оценивать чувства других людей, если только не своим чувством? Когда я кого-то полюблю, это на всю жизнь, — произнесла Анна.

Она высвободила свою руку, и ее вновь охватила печаль, когда она вспомнила Гарри. В ушах у нее снова зазвучал его голос, она как бы ощущала прикосновение золотого кольца, надетого ей на палец. Крепко стиснув руки, Анна пыталась сдержаться, но слезы уже текли у нее по лицу, и она отвернулась от Ричмонда, уткнувшись лицом в спинку дивана.

Он со страхом смотрел на Анну, а потом упал возле нее на колени, умоляя успокоиться. Он никогда не был свидетелем такого сильного горя и винил себя за то, что стал этому причиной.

— Мне следовало бы знать, как вы чувствительны, — сказал он. — И, разумеется, мне не следовало навязывать вам свои признания.

Анна, подавив рыдания, сказала:

— Ричмонд, мне слишком тяжело слышать об умершей любви.

Она была потрясена его признанием, и вместе с тем оно заставило ее еще больше его уважать. По словам матери, мужчины редко признаются в такой связи до женитьбы.

— Что заставило вас открыться мне? — спросила Анна.

— Я хотел, чтобы вы знали о моей дочери, — сказал он. — Я позаботился об обеспечении ее матери и, поскольку надеюсь начать новую жизнь, не бываю в черном городе. С этим покончено. Но я не могу разлучиться с моим ребенком, поэтому я попросил Эмилию забирать ее к себе каждую неделю на пару дней. Тогда я смогу с дочкой видеться.

— Я понимаю, — кивнула Анна.

— Итак, теперь вы знаете все!

Анне было невероятно жаль Ричмонда. Она попыталась представить несчастье, которое причиняет умершая любовь, и не смогла, потому что никогда не утрачивала любви к Гарри. И никогда не утратит.

— Вспоминайте обо мне, Анна, — попросил Ричмонд, уходя.

Анна постоянно думала о нем.

Пришел сезон дождей, которому предшествовали штормы и шквалы; А потом день за днем и ночь за ночью лили непрестанные дожди, превращая сады в топи, а дороги в месиво бурой грязи.

Влажный воздух угнетал не меньше, чем небо без единого проблеска солнца. Анну мутило от постельного белья, которое сушили над костром из тлеющего коровьего навоза, и она постоянно сбрызгивала духами свои носовые платки и перекладывала простыни букетиками сухой лаванды из фэрхемского сада, которые дала ей с собой мисс Бейчер.

Пришли письма из дома, и среди них одно от миссис Бейчер, сообщившей с укоризной о женитьбе Фрэнка Гордона на Эстер Лайсет. Бабушка писала, что Фрэнк Гордон стал кандидатом в члены парламента, и его наверняка изберут, поскольку об этом позаботятся высокопоставленные друзья мистера Лайсета. Фрэнк снял дом на Беркли-сквер, и миссис Эстер Гордон ведет роскошный и беззаботный образ жизни, устраивая дорогостоящие рауты, посещаемые сливками высшего общества. Миссис Бейчер ясно давала понять, что Анна могла вести этот образ жизни, не будь она такой упрямой.

Но у Анны не было ни малейшего желания меняться с кем-либо местами, и, когда со следующей почтой пришло письмо от Эстер, которая, рассказывая о своем счастье, ни словом не обмолвилась о материальных выгодах своего замужества, Анна искренне порадовалась за нее. В конце письма Эстер была приписка, сделанная рукой Фрэнка, и, прочитав ее, она грустно улыбнулась.

«Дорогая Анна, как вы оказались правы! Будьте же и вы счастливы, как мы!..»

Все становились раздражительными от бесконечных дождей. Мужчины пили слишком много кларета, а женщины непрестанно судачили, вспоминая былые свары, когда на язык не попадалось ничего новенького. Однажды, когда Анна была одна, ее навестила Джулия Ламберт.

— Анна, дорогая, у меня потрясающая новость! Я сразу же поспешила к вам, потому что знаю, как вам скучно.

— Мне нисколько не скучно, — возразила Анна. — Я очень много читаю, но я вижу, что вас распирает от желания поделиться со мной этой новостью. Так в чем же дело?

— Это насчет мистера Теккерея! — возбужденно затараторила Джулия. — Я всегда считала его таинственным, но он оказался до такой степени скрытным, что о нем ничего не было известно наверняка, но мама только что узнала из совершенно достоверного источника, что он ничуть не лучше остальных мужчин. У него есть любовница из местных и маленькая дочь! Что вы на это скажете?

— А что я, по-вашему, должна сказать? — оборвала ее Анна.

— Но он ведь с вами так дружен, вы непременно должны как-то отреагировать! У него была длительная связь с этой женщиной, но сейчас он перестал там появляться. У нее в черном городе очень хороший дом и гораздо больше слуг, чем ей следовало бы иметь, и она считает себя выше всех своих соседей. Должно быть, он очень щедро ее обеспечивает. Я слышала, ребенок просто очаровательный.

— Если бы это меня касалось, я спросила бы, как вам все это удалось разузнать, и почему вы пришли с этими сведениями ко мне, — заявила Анна.

— Но, дорогая Анна, я говорю это вам, потому что вы должны знать! Ведь следует держать глаза открытыми, разве не так? Если бы мы, женщины, не объединились против этих мужчин, не знаю, где бы мы сейчас были, и вы знаете, я всегда подозревала, что вы неравнодушны к мистеру Теккерею.

— Если вы действительно так думали, я считаю крайне неприличным прийти ко мне со всеми этими сплетнями. Но если считаете, что все это способно изменить мое мнение о нем, вы глубоко заблуждаетесь.

— Значит, вас это ничуточки не поразило? — живо спросила Джулия.

— Мои чувства к нему не касаются никого, кроме меня, — сказала Анна. — Но я не стану скрывать от вас свое мнение о мистере Теккерее. Он — один из самых благородных людей, каких я встречала. Нет ни одного здравствующего мужчины, которого я поставила бы выше его. А по искренности, правдивости и подлинной гуманности я ставлю мистера Теккерея на первое место среди всех своих знакомых.

— И вы говорите это о мужчине, у которого была связь с местной туземкой, и есть незаконнорожденный ребенок?! — в сердцах воскликнула Джулия.

— Именно о нем, — спокойно ответила Анна.

— В таком случае я в вас разочарована! — заявила Джулия. — Я думала, что вы, по меньшей мере, будете шокированы.

— Кажется, это вы шокированы.

— Должна вам признаться, я никогда еще не слышала, чтобы привлекательная особа, какой вы, на мой взгляд, являетесь, так отзывалась о мужчине, особенно если он дает понять о своем неравнодушии к вам, — с издевкой в тоне заявила Джулия. — Не думаю, что я вас понимаю.

— Да, — согласилась Анна. — Вполне допускаю, что не понимаете.

Джулия была так раздосадована реакцией Анны на столь грандиозное, по ее мнению, сообщение, что вскоре ушла.

Оставшись одна, Анна продолжала спокойно сидеть, и хотя на нее угнетающе действовали влажность и жара, ум у нее был ясен, и она испытывала удовлетворение. Получилось так, будто полные яда слова Джулии разорвали вуаль, под которой скрывались ее истинные чувства и показали ей настоящую цену Ричмонда Теккерея.

«Он мне нравится, и я им восхищаюсь, — думала она. — Я буду счастлива, став его женой».

На следующий день миссис Батлер вернулась от Генриетты сама не своя.

— Анна, дорогая, сегодня я встретила Ламбертов, и они едва меня не зарезали! Шучу, конечно, но миссис Ламберт на тебя обозлилась за то, что ты защищала мистера Теккерея, когда Джулия пыталась дискредитировать его в твоих глазах. Они повсюду рассказывают о том, что ты назвала его самым благородным мужчиной среди твоих знакомых.

— Так оно и есть, — ответила Анна. — Но как неприятно, что все это повторяют.

— Ничего подобного! Такие вещи необходимо говорить, ибо слишком мало великодушных людей, которые поддерживали бы это мнение.

— Я рассердилась, когда Джулия попыталась очернить первую любовь мужчины, — заметила Анна. — Ричмонд сам мне обо всем рассказал, и, признаюсь, сначала я была потрясена, но, когда все обдумала, поняла, что это было прекрасно и поэтично… и очень грустно.

Миссис Батлер лукаво посмотрела на нее, затем похлопала по руке.

— Думаю, ты в него влюблена! — улыбнулась она.

— Он очень мне нравится, — призналась Анна. — Но что касается любви — нет. У меня в этом нет сомнений.

Между ними воцарилось молчание, но Анна поняла, что мать размышляет над ее словами, потому что вскоре она сказала:

— Я разделяю твои чувства, Анна. Я слишком хорошо понимаю страдания, пережитые тобой. — И она закрыла глаза рукой, словно не хотела видеть того, что не смогла бы перенести.

Анна испытала внезапный прилив тревоги за нее.

— Что-то случилось? — спросила она. — Ты думаешь о моем отце?

Миссис Батлер покачала головой:

— Нет, моя дорогая. Просто я вспомнила о давно прошедших временах. Но все уже прошло, и сейчас я могу только радоваться тому, что Ричмонд сделал тебе предложение.

— Но он его не сделал! — воскликнула Анна. — Он только признался мне в том, как сильно любил когда-то одну женщину.

— Моя дорогая, ненаглядная моя девочка, да ведь это одно и то же, — заявила миссис Батлер. — Подожди, пока я скажу полковнику.

— О нет, пожалуйста! — взмолилась Анна.

Но она опоздала. Полковник Батлер торжествовал, услышав эту новость.

— Черт побери, я знал, что она отхватит себе потрясающего мужа! — воскликнул он, чмокнув Анну в щеку.

Анна была крайне смущена их возбуждением, и среди всей этой суматохи неожиданно появился Ричмонд. Он вошел в гостиную бодрой походкой, с сияющими глазами, и Анна никогда не могла потом сообразить, что стало с матерью и полковником Батлером, потому что в тот же миг они буквально испарились.

— Дорогая моя; несравненная Анна! Я только что услышал, что вы сказали обо мне Джулии Ламберт. Я сразу же поспешил сюда в надежде, что вам, может быть, приятно будет меня увидеть.

Он смотрел на нее с такой любовью! Она протянула ему руки:

— О, Ричмонд, как вас давно не было!

Он обнял Анну.

— Я люблю тебя всем сердцем! — воскликнул Ричмонд. — Скажи мне, что выйдешь за меня замуж. Скажи, что ты счастлива.

— О да, выйду. И я счастлива так, что даже не представляла себе это возможным, — сказала Анна.