Эхо времен

Глава 8

Когда тусклое солнце взошло над горизонтом на следующий день, Гордон Эш и его коллеги-агенты с Востока и Запада уже сидели впритирку на обшарпанных сиденьях внутри старенького, потрёпанного грузового самолёта, который, похоже, исправно трудился в небе со времён Второй мировой войны.

Росс смотрел в иллюминатор на проплывающий внизу Санкт-Петербург, зажатый между рекой и морем. Борт развернулся и взял курс на север.

Разговаривали мало. Салон самолёта не обогревался, все кутались в пальто и шубы, пили кофе и чай. Гордон откинулся на спинку сиденья. Он задумчиво смотрел на облачка пара, срывавшиеся с его губ, и размышлял над тем, какой крутой поворот совершила судьба.

Будут ли конфликты между Никулиным и Мердоком? Михаил был очень молод, но имел определённую репутацию по обе стороны так называемого «железного занавеса», и у Росса такая репутация тоже имелась. Эш немного понимал по-русски и слышал, как кое-кто из русских разговаривал о его коллеге накануне вечером. Они все знали историю об обожжённой руке Мердока, о том, как это произошло и почему.

Немногим удавалось остаться в живых после встречи лицом к лицу с лысоголовыми. Одним из счастливчиков был Мердок. Вторым — Никулин. Если верить официальным отчётам, Михаилу понравилась его роль «живца», которую он играл в операции по «выманиванию» чужаков. Что стало с теми лысоголовыми, которых ему удалось провести, было не ясно, но Келгэрриз во время частной беседы перед самым отлётом американской группы в Россию говорил, что не удивится, если жестокость атак чужаков в отношении русских спровоцирована какими-то играми, начатыми людьми со злобными инопланетянами.

Очевидно, Никулин сам настоял на том, чтобы его включили в состав этой экспедиции. Это говорило не только о любви к сложным и опасным делам. Агентам как с той, так и с другой стороны полагалось последними узнавать о миссиях, в которых они должны были участвовать. То, что Михаил знал об этой экспедиции заранее, говорило либо о том, что он, невзирая на молодость, занимал высокий пост, либо о том, что он обладал недюжинными способностями к выведыванию засекреченной информации.

Чем может обернуться его безудержная храбрость? Как на неё смотреть — как на удачное приобретение или как на слабое место? Какие мотивы им руководили на самом деле, когда он добивался участия в этой миссии?

И откуда взялась почти осязаемая напряжённость в отношениях между Никулиным и Мердоком?

Неожиданно тишину нарушил смех Михаила. Гордон поднял голову и прислушался.

— …с детства больше не было. Хватило с меня и того единственного раза, когда я упал под лёд, — проговорил Виктор по-русски.

— A y меня в деревне прыжки с льдины на льдину были самым лучшим видом спорта весной, — заявил Никулин.

— У тебя в деревне этой был единственный весенний вид спорта, — невозмутимо заметила Ирина.

Михаил рассмеялся.

— Верно!

Гордон слушал мелодичный тенор русского и гадал, как быть. Он хотел сберечь отряд. Естественно. Но ещё он хотел, чтобы они работали вместе и доверяли друг другу.

Эш поморщился и пожалел о том, что не знает, почему этот русский агент настоял на своём включении в состав экспедиции. Зинаида Васильева молчала. Миллард обмолвился о том, что у Никулина были близкие отношения с кем-то из пропавших учёных. Понаблюдав за Михаилом в течение вечера, Гордон убедился в том, что у того есть те или иные отношения с любой из женщин в среде русской агентуры. Правда, стоило только Никулину повести себя слишком дерзко, как полковник что-то тихо ему говорила, и светловолосый мужчина покорно поднимал руки вверх, подчиняясь.

Археолог бросил взгляд на седую женщину, работавшую с ноутбуком. Какую внутреннюю политику вели русские?

Налетел сильный порыв ветра, двигатель зачихал, и самолёт сильно затрясло. Саба подняла голову. Эвелин явно разволновалась. Только русские не обратили на это никакого внимания.

Эш снова откинулся на спинку сиденья и медленно выдохнул. Он очень обрадовался, когда борт снова развернулся и начал снижаться. В иллюминатор сквозь просветы в плотном слое облаков были едва видны призрачные очертания Белого моря. Краски здесь, на дальнем севере, исчерпывались оттенками серого, серебристого и белого цветов. Такой Гордон приблизительно и представлял себе эту местность зимой.

Самолёт без проблем совершил посадку. Из покосившегося домика вышли молчаливые русские рабочие и принялись переносить багаж в грузовики. По всей вероятности, научное оборудование было отправлено раньше поездом, чтобы его не трясло в самолёте.

Пустили по кругу термосы с горячим, сладким кофе и острым бульоном. Прилетевшие вышли из самолёта и стали рассаживаться по машинам.

Вскоре грузовики уже мчали их по недавно проложенной в снегу дороге куда-то вперёд, в белую бесконечность. Говорили и тут мало. В кузове было холодно. Гордон, устроившись в уголке, слушал рёв мотора и позвякивание железа и гадал, когда же он снова окажется в Штатах. Если вообще окажется, конечно.

«Никаких „если“, — мысленно выругал он себя за то, что позволил даже подумать о таком. И поскольку оставаться наедине со своими мыслями не хотелось, он переключил внимание на окружающих.

Двое русских негромко переговаривались. С их губ на морозе срывались клубы пара. Гордон вытянул шею — и увидел, что эти двое играют в карты, используя в качестве столика перевёрнутую бочку от горючего.

Эш стал лениво наблюдать за игроками, слушая их болтовню. Русские говорили вроде бы о своих родственниках; через некоторое время он понял, что беседа крутится вокруг того самого «а что, если», которое он запретил себе.

Археолог повернул голову и посмотрел на Росса. Тот сидел с мрачным и непроницаемым видом, не спуская глаз с жены. Эвелин, нацепив наушники, слушала компакт-диск с помощью портативного плеера, лежащего в кармане её шубы.

«Интересно, — подумал Гордон, — что она слушает — записи на йилайлском языке или что-то отвлечённое?»

Саба тоже что-то слушала через наушники. Ну, тут можно было не сомневаться. Конечно же, она отрабатывала нюансы йилайлского, как того и требовала её роль в этой экспедиции.

Напротив неё сидел Кейс Ренфри, примостив на острых коленях ноутбук. Он тоже с головой ушёл в работу.

Гордон полностью погрузился в свои невесёлые размышления и очнулся только тогда, когда мотор грузовика взревел и машина замедлила ход.

Вскоре все выбрались из кузова и увидели стоящий на пустой асфальтированной стартовой площадке сферический корабль — в точности такой же, как тот, на котором когда-то Гордон, Росс, Ренфри и Тревис Фокс когда-то отправились за пределы Земли.

Фокс. Вот ещё повод для раздумий. Эшу была ненавистна мысль о том, что Тревис потерян навсегда, и он считал это своей виной, что бы там ни говорило начальство. Скольких они недосчитаются на этот раз — ведь командование отрядом снова поручено ему?

Размышляя подобным образом, Гордон осознал, что им владеет самый настоящий страх, но боялся он не за себя. Он боялся, что снова потеряет кого-то из агентов.

Эш покачал головой. Надо было гнать от себя подобные мысли. Нужно позаботиться о том, чтобы на этот раз все вернулись обратно. Иначе не стоило возвращаться обратно ему.

Дав себе эту безмолвную клятву, археолог спрыгнул на снег следом за остальными.

— О-хо-хо, — проговорил Росс, запрокинув голову, и неприязненно скривился, глядя на шарообразный корабль. — Не думал, что мне снова доведётся увидеть такой драндулет. И честно говоря, не очень-то хотелось.

Эвелин подошла к кораблю вплотную и прищурилась, разглядывая тускло поблёскивающую, отливающую перламутром обшивку.

— Какой-то сплав?

— Больше похоже на керамику, — возразила Саба, подойдя к кораблю с другой стороны.

— У вас будет предостаточно времени, чтобы обсудить это во время полёта с Ренфри и другими нашими умниками, — заметил Гордон, попытавшись перейти на шутливый тон. — А пока давайте лучше поможем в погрузке.

Они вместе с русскими выстроились в цепочку и стали помогать водителю машины переносить оборудование на корабль. Эш заметил, какими заботливыми взглядами Ренфри и один из русских провожают два ящика. Вероятно, в них лежала самая деликатная аппаратура.

— Русские хотя бы внутри, похоже, уют устроили, — сообщил Росс, заглянув в круглое отверстие люка после того, как водрузил на трап очередной ящик. — Выглядит более или менее по-домашнему.

— Менее некуда, — шутливо проворчал Гордон, последовав за товарищем. Он изо всех сил старался развеяться.

Риордан насмешливо фыркнула.

— Мы разместимся здесь, — послышался голос Зинаиды с верхнего уровня. — Вы можете сами выбирать себе место для сна. Устраивайтесь, как кому удобнее.

Эш обратил внимание на то, что этот шарообразный звездолёт несколько просторнее того, на котором он совершил предыдущий полет. Русские оборудовали внутреннее помещение подвижными панелями, выгородив небольшие каюты на двоих, в результате чего создалось некое подобие возможности уединиться.

Гордон растерялся, глядя на то, как Росс и Эвелин заходят в одну из небольших кают. Краешком глаза он заметил, как Саба, немного помедлив, зашла в соседнюю каюту. Эш мог к ней присоединиться — а мог не делать этого.

Он огляделся по сторонам, обнаружил, что все остальные каюты уже заняты, и поморщился. В следующее мгновение Мердок выскочил из каюты, словно его вытолкнули, за ним вышла его жена, шепча:

— …так будет ещё хуже. — А вслух она весело проговорила: — Как насчёт того, чтобы женщины разместились в одной каюте, а мужчины — в другой? Вам с Гордоном друг к другу не привыкать, не раз вместе летали…

Росс смущённо поманил Эша пальцем, а Эвелин перенесла свои сумки в каюту, которую выбрала Саба.

О чем разговаривали между собой две женщины, Гордон не слышал. До него доносились только их негромкие голоса.

Росс ничего не сказал. Он просто сунул свои вещи в ящик под койкой, которую выбрал для себя, и археологу оставалось только занять соседнюю.

Он аккуратно уложил вещи и вышел из каюты, чтобы посмотреть, не нужна ли кому-нибудь помощь. Его совсем не удивило, что Ренфри и худощавый русский инженер Валентин поселились вместе, что две пожилые русские женщины оказались в одной каюте, а рядом с ними — двое молодых. Вместе поселились Михаил и темноглазый молчаливый Виктор. В итоге суровый Григорий оказался в одной каюте с пилотом — спокойным, сдержанным мужчиной лет сорока. Он представился Гордону и сказал, что его зовут Борис Снегирёв.

— Нет причин медлить, — почти сразу объявил Борис. — Скоро старт. Ложитесь на койки и пристегнитесь.

Эш вспомнил последний полет.

— Как я понимаю, перегрузок в несколько g не миновать?

— Две целых, шестьдесят семь сотых g, — уточнил Снегирёв. — Все осталось, как было. Мы не можем ничего менять в двигателях. Нам до сих пор не до конца понятен принцип их работы, поэтому приходится мириться с тем, какие неудобства доставляет нынешний режим.

— Я все понял, вопросов больше нет, — пробормотал Росс и небрежно помахал рукой. — Пойду, лягу.

Как только оборудование было определено на места и закреплено так, что инженеры остались довольны, все разошлись по каютам, улеглись на койки и тщательно пристегнулись.

Стало тихо-тихо. Гордон напряжённо вслушивался. Они с Мердоком молчали.

— Стартуем, — послышался из динамиков интеркома голос Бориса.

Первым признаком старта стала дрожь, пробравшая корабль до основания. Тряску эту Эш хорошо помнил, и сердце в его груди забилось быстрее. Вибрация постепенно нарастала и вскоре превратилась в еле слышный инфразвуковой гул, от которого содрогались кости и зубы. Гордон ждал, закрыв глаза — смотреть все рано было не на что.

Звук двигателей резко изменился, и археолога с силой прижало к койке. Корабль словно бы схватила рука космоса.

Эш почти лишился сознания. Он видел перед собой злобно горящее красное око, а потом это око превратилось в жерло вулкана, и он стал падать в это жерло. Гордон пытался вырваться из кошмара, его тело корчилось в судорогах. Жерло вулкана дрогнуло и превратилось в горящие красные цифры на табло часов, висящих около двери каюты, но вестибулярный аппарат Гордона вёл себя так, словно падение продолжалось, и это ощущение оказалось настолько сильным, что он даже не замечал острой боли в суставах. Как бы то ни было, Эш заставил себя отстегнуться и сесть — и в это же самое мгновение взлетел и поплыл в невесомости.

Ухватившись за скобу на краю койки, Гордон подтянулся к двери. Его слегка мутило, но тошнота в невесомости была ему хорошо знакома. Он огляделся по сторонам, заставляя разум привыкнуть к отсутствию «верха» и «низа».

Получилось. Он несколько раз до боли сжал и разжал пальцы. Тошнота отступила. Эш нажал на кнопку, открывающую дверь.

— Росс? — обернувшись, окликнул друга Гордон.

— Минуточку.

Мердок сел и вцепился руками в край койки. Костяшки пальцев на его обожжённой руке побелели.

Гордон отвернулся. Дверь бесшумно скользнула в сторону и убралась в переборку.

Со всех сторон доносились звуки. Кого-то тошнило. Кто-то стонал. Тонкие перегородки лишь слегка приглушали шум.

— Прими таблетки от тошноты! — посоветовали по-русски.

Кто-то отозвался низким голосом:

— Я глаза открыть не могу.

Потом прозвучал безжалостный смех Михаила, но тут же послышался его голос:

— Держись, Валентин. Я сейчас найду твои таблетки. Ляг на койку.

Из тех кабин, где разместились женщины, ничего слышно не было. Эш немного помедлил в растерянности, но потом осторожно постучал в дверь каюты и поспешно ухватился за скобу, чтобы его не отбросило назад.

— Да? — послышался голос Эвелин.

— Это Гордон. Вы в порядке?

— У нас все отлично.

Гордон добрался до лесенки, которая вела в круглое помещение командного отсека, где на одном из тоненьких (не толще листа картона) обзорных экранов, которые они во время последнего полёта прозвали «тарелочками», сейчас можно было наблюдать за окружающим космическим пространством.

Борис сосредоточенно трудился за клавиатурой, подсоединённой к загадочному пульту управления, установленному здесь неведомыми сборщиками этого корабля.

В следующее мгновение сбоку от Гордона что-то мелькнуло. Он повернул голову и увидел перед собой Зинаиду Васильеву. Она выглядела, как обычно, спокойно и сдержанно, только чуть-чуть запрокинула голову.

— Мы благополучно стартовали, — сказала она. — Ваши люди в порядке?

— Привыкают к невесомости, — ответил Эш.

— Может быть, займёмся составлением графика вахт?

— Давайте, — согласился Гордон.

Экспедиция началась.