Экипаж машины боевой

НЕБОЛЬШОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ

Наши БТРы двинулись к дороге, на которой наш полк выстраивался в колонну. Ветер задувал все сильнее и сильнее, техника, маневрируя, поднимала пыль, и без того гонимую ветром. Мы все запрыгнули в десантный отсек и стали сбрасывать лифчики и бронежилеты. Потом Урал с Сапогом залезли на броню, а я и Хасан остались в БТРе.

– Ну, как вы там, мужики? – спросил нас Туркмен.

– Да мы-то нормально, чего нельзя сказать о некоторых других, – ответил я.

– Да я на рации сидел все время, так что в некотором роде я в курсе, что за бардак был в кишлаке.

– На рации одно, а в кишлаке совсем другое.

– Знаете, мужики? Не легко вот так сидеть и ждать, когда вы вернетесь из этого кошмара, все ли вернетесь. Лучше я бы бросил эту чертову машину, и был бы рядом с вами, это намного легче. Сколько мы вместе служим, когда вы на проческе, когда отправляетесь в горы или в зеленку, я все время на нервах и ни на секунду не слезаю с эфира. Когда от танкистов весточку получил, спокойнее на душе стало, хоть и жалко Мамеда с Приходькой, но то, что вы, пацаны, живы, это меня успокоило хоть немного.

– Все будет нормально, водила ты наш. А пожрать не мешало бы, – выкрикнул Хасан.

– Давай похаваем, какой базар, – предложил я Хасану.

– Да разогреть бы хавку на костре, а то горячего давно не жрал. Запарила уже эта сухомятка.

БТР наш пристроился к колонне и остановился. В люк заглянул Сапог и обратился к Хасану:

– Хасан, тебя ротный зовет.

– Где он? – спросил Хасан.

– На БТРе своем сидит, впереди нас.

Хасан вылез из люка, и мы с Туркменом остались одни. Туркмен сидел и молчал, положив голову на руль.

– Да ладно, Туркмен, не переживай, мы всегда возвращались, вернемся и в следующий раз. А когда в Союз вернемся, то обязательно когда-нибудь встретимся вместе, и будем вспоминать этот сучий кошмар уже в прошлом, – сказал я Туркмену и похлопал его по плечу.

– Пусть слова твои Юра, дойдут до бога, – сказал Туркмен.

– Дойдут, дойдут, вот увидишь. Может к медикам заскочим, проведаем Качка.

– Ах да, забыл. Качка вертушка забрала с ранеными, у него температура поднялась, заражение вроде пошло.

– Вот черт, я так и знал, у него температура была еще тогда, я думал это у него от браги.

– Я подъезжал к вертушке, когда его грузили, вид у него был не важный. Вам привет передавал.

– Ну ничего, выкарабкается, Качок пацан здоровый.

– Будем надеяться.

– Туркмен, а ты знаешь? Если бы не Сапог, не сидел бы я тут с вами.

– Нет, не знаю, – подняв голову, сказал с удивлением Туркмен.

И я рассказал Туркмену, как Сапог замочил духа, потом я рассказал, что происходило в кишлаке. Туркмен смотрел на меня и слушал, не перебивая, и не задавая вопросов. Закончив, я спросил Туркмена:

– Ну, и как ты назовешь все это блядство?

– Юра, в какие условия нас ставят, в таких условиях мы и действуем. А что касается промашек и потерь, пусть это будет на совести генералов. А мы будем делать то, что нам прикажут, и никуда от этого не денешься, мы давали присягу. Здесь война, на войне умирают, и к сожалению многие гибнут по глупости, если не по своей, то по глупости командиров.

– Ты, Туркмен, рассуждаешь, прямо как проповедник.

– Ну, я же все-таки учился в офицерском училище, меня там пропагандой зарядили под завязку.

Тут в люк заскочил Хасан:

– В общем, так, сейчас колонна выдвигается в Герат, едем сначала в сарбосовскую дивизию, там передохнем и пообедаем заодно, подождем наливники с горючкой, наши за это время смотаются в полк за хавкой и боеприпасами. После куда-то еще рванем, а вот куда – не знаю.

– А на хрена нам эти сарбосы? – спросил я.

– Да не знаю я, полкач так решил. Наверно, хочет навести разборки за провал в кишлаке. Ротный говорит, что полкач замполита вздрючил, и хотел в расположение отправить, но потом передумал, сами знаете, с замполитами ссориться опасно.

– Пи…дить их надо. Это в Союзе пусть они политику свою пихают, а тут Афган, здесь другая политика. Черт, как базар про замполитов заходит, вспоминаются политзанятия, и сразу тянет на сон, – сказал я, и завалился на десантное сидение. Спустя какое-то время я задремал, проснулся от жуткой жары весь мокрый от пота. БТР был раскален как духовка, я глянул на часы, они показывали пол одиннадцатого дня, проспал я где-то около двух часов. Рядом на сиденье спал Урал.

– Туркмен, где мы едем?

– Я не Туркмен, я Хасан.

– А где Туркмен?

– Спит рядом с тобой.

– Это же Урал.

– Да на полу он спит.

– Где едем, черт возьми?

– Окрестности Герата показались, духовский мост уже видно, километра три примерно до него.

– Спаситель мой где?

– Сапог, что ли? На броне сидит.

– У нас, вроде, брага оставалась?

– Да, там есть пара литров.

– На привале надо будет допить, а то переиграет и будет сивухой переть, ненавижу этот запах.

– Конечно, выпьем, неужели ты думаешь, что мы ее обратно в полк привезем.

– Дай чарса, я косяк заколочу, свой отдал пацанам. Хасан протянул пластинку, я взял у него эту пластинку и заколотил сигарету.

– Ты будешь? Хотя чего я спрашиваю, когда ты не хотел.

– Вот именно, и никогда такое не спрашивай.

Я прикурил и, сделав несколько затяжек, передал сигарету Хасану.

– Юра, ты че гильзу не вставил?

– Да облом с ней возиться, я не до конца выпотрошил, и забил так.

(Гильза – это трубочка сделанная из плотной бумаги, ее вставляешь в выпотрошенную сигарету, как фильтр, чтоб табак не попадал в рот. Обычно мы ее делали из картонки из спичечного коробка или из пачки от сигарет.)

Мы выкурили косяк и я, захватив с собой автомат, полез на броню. Сапог сидел и разглядывал окрестности, колонна как змея двигалась по извилистой дороге, пыль относилась ветром в сторону и на броне было более или менее сносно. Жара стояла сумасшедшая, и горячий ветер обжигал лицо, но мы давно к этому привыкли и не обращали внимания. Впереди виднелись окрестности Герата, но это была духовская часть Герата. Полк, конечно, не поедет через город, хотя через него намного ближе, чем в объезд, но есть одно «но», там везде духи и везде мины. Бывали случаи, когда наши пытались таким образом сократить путь, но без происшествий это сделать никому не удавалось, и приходилось всегда в спешке возвращаться обратно и ехать в объезд, только время зря теряли, а бывало, что людей и технику.

Я обратился к Сапогу:

– Слушай, Сапог, а как тебя зовут-то? А то постоянно Сапог, Сапог.

– Андрей, – ответил Сапог.

– Значит, тезка Качка?

– Значит, так.

– А на гражданке чем занимался?

– Да ничем, работал сварщиком, потом в армию забрали.

– А родом откуда?

– Родился во Фрунзе, там школу закончил и уехал в Казахстан, в город Актюбинск.

– Родня там, что ли?

– Да нет, так просто поехал. Да, в общем, долгая история.

– Да расскажи ты, все равно делать нечего.

– После окончания школы гуляли мы на выпускном вечере, ну и выпили малость. Там ансамбль наш школьный пел, аппаратура у них была новая, недавно только закупили. Ну, мы с дружками после вечера еще выпили немного, и решили эту аппаратуру свиснуть. Трое нас было, вот мы ночью пришли к школе, выставили окно и залезли в здание, потом прошли в спортзал, там была кладовка и в ней хранилась вся эта аппаратура. Вот мы ее оттуда и уперли, взяли три электрогитары, усилитель, пару колонок, микрофоны и еще всякой дряни по мелочи, барабаны брать не стали, они гремят как кастрюли. Всю эту хрень мы спрятали за гаражами, и решили, когда все утихнет, пихнем все это, новая аппаратура у нас спросом пользовалась. А на другой день в школе начался кипеш, ментов вызвали, начали выдергивать тех, кто был на выпускном. А один мой дружок, Бахыт его звали, кому-то по пьяне проболтался, а тот другому и в оконцовке дошло до ментов. Двоих моих дружков забрали, а я успел смотаться, забрал из дома документы, взял деньги, сколько смог найти в доме, и рванул куда глаза глядят, а из родных ничего никому не сказал, матушка с батей были в это время на работе, а сестренка в школе. Ехал куда попало, сначала на попутках, потом на товарняках, и оказался в каком-то городе, как потом оказалось, это и был Актюбинск. Как раз было время сдачи документов в учебные заведения всякие, я набрел на какое-то училище и сдал документы на сварщика. Год проучился, но домой пока писать боялся, потом уже через полтора года на новогодние каникулы съездил в свой город, и втихаря пришел домой. Дома, конечно, все обрадовались, что я хоть живой оказался, потом разборки устроили, но все в конце концов обошлось. Батя рассказал, что моих дружков посадили обоих, по два года дали общака, а меня менты сначала искали, спрашивали, а потом вроде бросили это дело, но мне батя посоветовал пока никому на глаза не показываться, а дальше видно будет. Потом я снова уехал в Актюбинск, закончил училище, прошел практику, потом началась отработка и оттуда же призвался в армию. Вот и вся история.

– Ну ты даешь, Сапог, да ты, оказывается, фестивальщик.

– Да, было дело.

– Ну а чего здесь-то опустился так? Ты ведь вроде нормальный пацан, судя по рассказу.

– Да это с учебки еще. Я с Носорогом в месте в одной учебке был, а у него земляк там служил на постоянке в роте обеспечения, вот они меня и загоняли. А потом когда сюда попал, Носорог меня стал опускать дальше, и сказал, если пикну, то он меня отпидарасит и всем объявит об этом, а я с детства драться не могу и не люблю. Он приставал ко мне постоянно. Ну, ты понимаешь о чем я.

– Че ты говоришь? Носорог хотел тебя отжарить-? Сапог да ты че, шутишь? – я обалдел от удивления.

– Да какие тут шутки. Я ему сказал, что если он это сделает, я застрелюсь. Потом он отстал вроде, но обещал до самого дембеля меня чмырить. К Закирову он приставал постоянно насчет этого, но Закирчик с ним подрался, Носорог был здоровый бык и, естественно, отметелил Закирчика. Но Носорог тебя боялся, ты же земляк Закирова. Но ты дембель, и поэтому Носорог запугивал постоянно Закирчика, мол, уйдут дембеля, я тебя чурку ваще урою.

– Так значит, Носорог беспределом занимался в роте конкретно?

– Еще как.

– Так он же трусливый был, как заяц.

– Это он перед вами трусливый.

«Да, – подумал я, – Носорог оказывается, опускал пацанов по всякому. Ну что ж, он на что шел, на то и нарвался, Закиров оказался пацанчиком не промах. Но если б не Закирчик, так кто-нибудь другой все равно бы это сделал. Так ведь нельзя, здесь же не зона, черт возьми, но даже на зоне беспределом не занимаются.»

– А этот урод пидарасил кого-нибудь в роте? – спросил я Сапога.

– Вроде нет, но я по крайней мере, такого не слышал. Но приставал он к чижам постоянно.

– Ну ты даешь, Сапог, я даже представить себе такого не мог. А ну, Сапог, пошли в БТР запрыгнем.

Я запрыгнул в люк, и уселся на командирское сидение, Сапог залез за мной и пробрался в отсек, Туркмен с Уралом уже проснулись, и сидели болтали о чем-то.

– Пацаны, знаете, что я вам сейчас расскажу, а?

– Ну и что ты нам расскажешь, Юрец? – спросил Хасан.

– Я вам сейчас про Носорога, царствие ему подземельное, такую х…ню расскажу, не поверите.

И я поведал пацанам о том, что мне рассказал Сапог. Все слушали с недоумением, никто про Носорога такое не слышал, также как и я.

– Не пи…ди, – удивленно произнес Хасан, выслушав меня.

– Вот свидетель перед вами, Сапог, не верите мне, спросите его.

Хасан посмотрел на Сапога, тот закивал головой. Потом все принялись обсуждать услышанное. Всех перебил Хасан.

– Машина комбата свернула в кишлак! – крикнул он.

Мы все вылезли на броню, Хасан отдал руль Туркмену, и тоже вылез с нами. За БТРом комбата в кишлак съехала машина ротного. Из кишлака повыскакивали бачата и побежали в сторону колонны, размахивая открытками, монтановскими сумками и всякой дребеденью, на которую можно обменять у нас еду или что-либо из одежды, у некоторых из них в руках были лепешки чарса, за ними потянулись и остальные обитатели этого небольшого кишлачка, они тащили канистры и ведра для солярки или бензина.

На окраине кишлака находились насколько бедных дуканчиков, в них торговали изюмом, сушеными дынями, гранатами (плод такой), лепешками и виноградом. Колонна остановилась, к машинам сразу же стали подбегать бачата и жители кишлака, началась торговля. Офицеры пытались отогнать бачат от машин, но те, как назойливые мухи, облепляли одну машину за другой. К нам подбежали пара бачат и стали предлагать чарс и всякие побрякушки.

– Шурави, сумка бери, короший сумка. Мала деньга беру, – баченок показывал мне три пальца, мол, триста афганей.

– Да не надо мне твою сумку, пошел вон отсюда! – крикнул я ему.

Урал подозвал этого баченка и стал предлагать ему сменять шапку на сумку. Хасан менял у другого бачи чарс на кашу из сухпая. Пока эти двое бачат парили нам мозги, третий с другой стороны пытался отвязать ящик с гранатами, которые были привязаны с боку БТРа. Я увидел это и закричал:

– А ну, быстро пошел вон от сюда, сученок.

Баченок отбежал на несколько метров, потом остановился и стал смотреть на меня. Я навел на него автомат и передернул затвор.

– Вали отсюда я тебе сказал, не врубаешься что ли.

Баченок скривил мне гримасу и побежал к следующему БТРу. Сапог сидел на башне и наблюдал за происходящим. Я крикнул ему:

– Сапог, смотри за этими чертятами, а то они весь БТР по гайкам растащат.

К нам подошел старик с канистрой.

– Масла, масла, – говорил он и показывал на канистру.

Я поманил его пальцем, он быстро подошел ко мне и стал протягивать канистру.

– Да убери ты эту канистру, пистолетные патроны есть, цинк. Понимаешь. Пуф-пуф. Понимаешь? Маленький такой, – я показывал пальцами размер патрончика.

– Масла, Шурави, – тыкал он мне канистру.

– Вот баран, да нахер мне твоя канистра. Хасан! Переведи этому придурку.

– Че ты хотел? – спросил Хасан, подойдя к нам.

– Патроны ему хочу сбагрить, скажи ты ему там по-своему.

Хасан перебросился с этим аксакалом несколькими фразами, тот закивал. Хасан показал ему два пальца, старик ему один.

– Он берет один цинк, – сказал Хасан.

– За сколько?

– За пятнадцать. Говорит, что два бы взял с удовольствием, но денег на два нету.

– Так пусть предложит кому-нибудь из своих. Хотя, слушай, поехали подъедем к кишлаку, заодно в дукане возьмем лепешек и винограду.

Хасан вытащил цинк с патронами и показал старику, чтоб подошел с другой стороны. Тот обошел БТР, отдал деньги и забрал цинк с патронами; замотав его в мешковину, он поспешно направился в кишлак.

– Туркмен! Поехали подъедем к дуканам.

БТР наш тронулся, и мы направились в сторону дуканов. Хасан показал пальцем в сторону кишлака. Там между дувалами стояли две БМПшки.

– Смотрите, вон разведка стоит.

– Ну, ни фига себе, они уже там, ну разведчики, шустрые ребята, – удивился я.

– Сейчас подъедем и узнаем, чего они там торчат, – промолвил Урал.

– А ну, покажь сумарь, – я взял из рук Урала сумку, которую он выменял у бачи.

– За шапку выкрутил, да?

– Пришлось еще ремень отдать в придачу.

– Ниче, нормально, на дембель покатит, – я протянул Уралу сумку.

Мы подъехали к дуканам и стали разглядывать их содержимое. Туркмен спрыгнул с БТРа и, подойдя к дуканщику, стал с ним о чем-то болтать, пробуя при этом виноград.

– Хасан, а давай заберем все, что захотим, а если этот душара будет пи…деть, по башке автоматом долбанем, и все, че зря деньги тратить, – предложил я.

– Ага, конечно, это уже наша сторона Герата, тут советники где-то недалеко. Сейчас пожалуются царандойцам или ХАДовцам, те особняк подключат, потом разъе-ывайся с ними.

– Да пошли они нахер эти царандойцы, как воевать, так их нету. К тому же это не наша сторона, здесь пограничная зона.

– Да какая разница, чья сторона. Скажут, что мародерством занимаемся и все такое.

– Ну, иди возьми пожрать в дукане, а то Туркмен стоит болтает бестолку и виноград жрет.

– Пошли вместе.

Мы спрыгнули с брони и подошли к Туркмену с дуканщиком. Потом Хасан пошел к другому дукану, расположенному недалеко от этого.

– Ну че Туркмен торгуешься? – спросил я.

– Да нет, просто болтаем. Зачем торговаться, я и так нахаляву фрукты хаваю.

Я тоже оторвал от кисти несколько виноградинок и стал кидать их в рот по одной. К нашему БТРу снова подбежали двое бачат и стали крутиться, предлагая что-то Уралу с Сапогом. Я хотел крикнуть им, чтоб смотрели за этими гавриками, но Сапог и так бдительно наблюдал за бачатами. Дуканщик неплохо знал русский, и я его спросил:

– Патроны возьмешь?

– Какой патрон? – спросил он.

– Пистолет – Макаров.

– Скока?

– Цинк.

– Давай неси, беру.

– Пятнадцать, – предложил я.

– Давай, даю пятнадцать.

– А двадцать?

– Нет, двадцать не даю, цена пятнадцать, больше не даю.

К нам подошел Хасан, в руках у него было несколько лепешек и гора винограда. Туркмен тоже купил пару лепешек, винограда и несколько гранат, и мы направились к БТРу.

– Тот дуканщик берет патроны, – обратился ко мне Хасан.

– Этот тоже берет.

– Я с тем уже договорился за пятнадцать.

– Я с этим тоже, да к тому же сюда ближе нести.

Я обернулся, дуканщик шел следом за нами. Потом я увидел, как другой дуканщик тоже бежит к нашему БТРу. После оба дуканщика стали спорить между собой, размахивая руками.

– Хасан, чего они орут? – спросил я.

– Спорят, кто патроны возьмет.

– Кто больше заплатит, тот и возьмет, че тут думать.

– Ага, хрен они больше заплатят, будут целый день спорить, а больше пятнадцати ни один не даст.

– Ну и пошли они тогда нахер, не ждать же, пока они наорутся.

Мы залезли на броню, Хасан достал цинк с патронами, и что-то крикнул им, оба дуканщика сразу заткнулись и уставились на Хасана.

– Чего ты им такого сказал? – спросил я Хасана.

– Предложил, как ты советовал, кто больше даст, того и цинк, и они заткнулись сразу.

Потом Хасан показал пальцем на дуканщика, с которым договаривался я и, говоря ему что-то по-таджикски, указал на меня, после чего протянул ему патроны, тот подошел ко мне и протянул деньги, я взял их и положил в карман. После афганцев деньги можно не пересчитывать, они обычно не надувают, это наши вечно «кидают» духов на каждом шагу. То солидол им спихнут вместо масла, в канистру натолкают солидола, а сверху нальют немного масла, то вместо тушенки пропихнут хрень какую-нибудь в банке. Поэтому духи нам не очень то доверяют, прежде чем дать деньги они говорят: «Шурави, давай контрол», мол, давай проверим.

И так удачно сторговавшись, мы загрузились на броню и направились в сторону, где стояли разведчики, там же недалеко стояли машины комбата и ротного.

– А че ты своему дуканщику патроны не продал?

– Тот, с которым ты договорился, таджик по нации.

– А, ну тогда понятно, родная кровь, значит. Слушай, а ты чарса взял? –спросил я Хасана.

– Взял, конечно, я чарс всегда в первую очередь беру.

– Ну тогда забей косяк, что ли.

– Я уже забил.

– Ну взрывай.

– Кто будет? Сапог, курнешь?

– Не, я не буду.

– Ну, дело хозяйское. Урал, спроси Туркмена.

– Нет, он не будет, – ответил Урал.

Мы втроем курнули косяк, БТР как раз подкатил к БМПшкам разведчиков. Из люка торчал Серега.

– Серега, где остальные? – крикнул ему я.

– По кишлаку шарахаются где-то.

– А че вы здесь делаете?

– Комбат здесь со старейшинами базарит о чем-то.

– А Пипок где?

– Не знаю, там по кишлаку лазит, только что на горизонте мелькал, потом свалил куда-то.

Мы с Хасаном спрыгнули с брони и направились в кишлак, Урал запрыгнул на БМПшку к разведчикам, а Туркмен с Сапогом остались в БТРе. Километрах в двух виднелись руины старого города, и немного позади видно было духовский мост, вдалеке виднелась бетонка и кусочек нашего моста с заставой, мы находились на возвышенности, и поэтому видели всю окраину старого и нового города.

В кишлаке жизнь била ключом, женщины что-то колдовали возле глиняных печей находящихся во дворах, наверное, пекли лепешки, старики курили чилим и о чем-то судачили между собой. Мужиков и парней в кишлаке видно не было, в основном они были в бандах, а тех, кто не успел уйти в банду, забирали в армию. Жители кишлака смотрели на нас с подозрением, явно они нам не доверяли, да как нам доверять, наши военные частенько заезжая в подобные кишлаки, занимались тут беспределом. Заходили во все дома, забирали все, что понравится, одним словом просто грабили их, и возразить местные ничего не могли, а все делалось под видом того, что, мол, ищем здесь оружие и боеприпасы и тайники душманов. Чумазые как чертята детишки со стороны глазели на наших солдат, а те, что были посмелее, подбегали и протягивали ручки со словами: «Шурави – бакшиш, бакшиш» (это значит подарок). По всему было видно, что кишлак бедный, это было видно и по одежде обитателей и по постройкам. Зелени тоже здесь было мало, по окраинам кое-где виднелись редкие виноградники, в низине ближе к речке были разбиты небольшие участки огородиков. Рядом с огородами паслось небольшое стадо баранов и пара коров, по кишлаку бродил худой и облезлый верблюд и пара оседланных ишаков.

– Куда мы идем? – спросил я Хасана.

– Да никуда, просто походим по кишлаку, посмотрим, как люди живут. А че еще делать?

Вдруг рядом с нами прогремел выстрел, потом крик и очередь из автомата. Мы с Хасаном моментально вскинули автоматы и стали озираться. Очередь прервалась, но крик продолжался, в кишлаке сразу все забегали, перепуганные жители начали прятаться по домам, военные держали оружие наготове.

Я заскочил за дувал, и вдруг увидел орущего Пипка, он кричал как дурак, направив автомат на дверь дувала, палец его сжимал курок, но в магазине закончились патроны, и слышен был только его крик. Я подбежал к нему и тряхнул за плечо:

– Пипок, че ты орешь?! Что случилось?! Черт возьми! – я развернул его к себе лицом.

– Не, ты видел?! Мля, Душара, сука рваный! Чуть не замочил, пидор! Не, ты видел? Мля, гад – падла! Ты видел? Юра, ты видел?! – Пипок талдычил как сумасшедший.

– Да успокойся ты, Пипок! – крикнул я ему в лицо.

Пипок смотрел на меня ошалелыми и перепуганными глазами. Я первый раз в жизни видел перепуганную улыбку.

К нам подбежали бойцы и офицеры, они в непонятках смотрели на нас с Пипком.

Подбежали наш ротный с комбатом и летеха – взводный разведки.

– Что здесь происходит?! – закричал комбат.

Пипок показывал на дверь дувала и повторял дрожащим голосом:

– Душара, сука, чуть не застрелил – гад.

Мы все бросились к двери дувала, первым заскочил в дувал комбат, за ним ротный и взводный разведки, за ними зашли мы с Хасаном. В дувале была жуткая картина. На полу лежал старик, рядом валялся бур, рядом со стариком лежала женщина, а возле нее плакал ребенок двух лет примерно. Старик был весь изорван пулями, женщина была тяжело ранена, но еще дышала, ребенок вроде был цел. Пипок от страха выпустил в двери дувала весь рожок на сорок пять патронов.

– Выходим отсюда! Быстро! Мудаки, е… вашу мать! – крикнул комбат.

Мы выскочили из дувала.

– Ко мне иди, Пипонин! – крикнул Пипку Комбат.

Пипок подбежал к нему.

– Ну почему с тобой вечно что-нибудь приключается? Росту от горшка два вершка, а чтоб где не случилось, везде Пипонин. Ну, что здесь было? Черт тебя возьми!

– Душара этот из бура, товарищ майор, пуля по макушке задела, чуть не убил, сволочь такая, – талдычил Пипок, глядя на комбата.

– Кто давал команду бродить по кишлаку?! А ты, лейтенант, какого хрена смотрел?! А-а, – комбат махнул рукой и крикнул:

– Все по машинам, и уходим отсюда! Быстро!

Мы все быстро направились к машинам, я посмотрел на Пипка и увидел, что макушка у него обоженная, меня разобрал смех. Пипку повезло с его ростом, этот дед намеривался попасть в лоб первому, кто из военных сунется в дверь его дома.

– Юра, ну че ты смеешься? Тебе бы так.

– Не дай бог, Пипок. Если б я был на твоем месте, то дырка была бы у меня, как раз между глаз. Ну, ты не переживай Пипок, живой ведь остался, и благодари бога за свой рост.

– Ага, не переживай. У меня вон руки дрожат как с похмелья.

– Ну так похмелись. Сейчас запрыгнешь на минутку на наш БТР, он рядом стоит с вашей БМПшкой.

– А зачем?

– Потом узнаешь, а сейчас пошли быстрей на машины.

Мы бегом добежали до своих машин, и запрыгнули на броню.

– Что случилось? – Спросил Туркмен.

– Потом расскажу.

– Сапог, налей кружку браги побыстрее.

– Да в чем дело? – опять спросил Туркмен недоумевая.

– Пипку надо стресс снять, когда расскажу – уссытесь.

Сапог налил браги в кружку, Пипок дрожащими руками схватил ее, и с присербом стал пить, выпив, он немного отдышался, потом, поблагодарив мня, побежал к своей БМПшке.

– Давай похаваем, я жрать хочу, как из пулемета, – предложил Хасан после того, как БТР наш тронулся.

Мы все расположились в десантном отсеке, разлили брагу и приготовились спокойно поесть.

По ходу мы с Хасаном стали рассказывать, что приключилось с Пипком в кишлаке. Пацаны падали со смеху, когда я рассказывал про перепуганную улыбку и обоженную макушку. После мы помянули мужиков, тех, кто не вернулся с прочески и, сытно поев лепешек с виноградом, расположились немного отдохнуть, а колонна в это время медленно двигалась в сторону бетонки. Кишлак остался позади, позади также остались мертвый старик, смертельно раненная женщина и чудом уцелевший перепуганный ребенок. А мы катили по дороге, не задумываясь о том, какое горе причинили этой семье, близким этих людей, нам было на это наплевать, у нас была другая мораль, а если сказать точнее, то не было ни какой морали, мы просто были на войне.