Эколог в СССР. Лето 2025

Глава 10 Наши в Городе

Ректор Университета «Экология и обращение с отходами», академик АН СССР Леонид Абрамович Вайсберг цветёт как майская роза. Именины сердца! Ну как же, в Город приезжают два его ученика… да каких!

Один — на минуточку, Генеральный Секретарь ЦК КПСС Юрий Сергеевич Шевчук — Юра, который, буквально, вырос на его глазах, от студента и лаборанта, до заведующего кафедры «Экология», пока его, можно сказать, силой, не забрали в Москву.

Второй — его бывший декан и заведующий кафедрой «Обращение с отходами», а ныне Министр от Экологии СССР, по слухам, уже тоже бывший, но тем не менее…

И можно сказать, его ученики приезжают лично к нему. На завтра, в университетском Актовом зале назначена встреча Шевчука с руководством и коллективом Университета в присутствие Партхозактива Области и большого числа журналистов, включая иностранных.

Вайсберг опытный Ректор и знает, что такие приезды всегда несут за собой множество приятных моментов как для Университета в целом, так и для скромной персоны его Ректора. Да, что там, для Университета… для всей Страны! А то, и для всего Мира! Вот, завтра и узнаем, с чем таким приехали его ученики-москвичи.

А пока… не дёргаемся и попросим жену Наташу приготовить на завтра мой лучший костюм. Да, тот самый, с красным галстуком в горошек и таким же платочком в нагрудный карман пиджака. Нет, все награды он завтра надевать не будет, не первомайская демонстрация, чай! Наденет только самые дорогие — Золотую Звезду Героя Социалистического Труда, но её и положено носить всегда, и четыре значка Лауреата Государственной премии.

«Вэйзмир… обвешаюсь, как Брежнев», — думает Вайсберг и откладывает лауреатские значки в сторону:

«Пойду только с Гертрудой, строго, скромно и значительно!».

Он хорошо помнит, как в уже далёком 81-м, эта, только что полученная им Гертруда, буквально, защитила его от разъярённого Ректора Электротехнического института, от которого, соответствующим Постановлением СМ СССР, выделяли новый Университет и которому ещё молодой Вайсберг показывал пальчиком по списку:

— Это, это, это и, вот, это! И еще, то, и во-о-он, то!

Тот Ректор-великан визжал, брызгал слюной, бубнил как заведённый:

«Буй! Буй! Буй…», — ну или что-то похожее, и даже хотел драться.

Но, увидев на груди невысокого Вайсберга новенькую Гертруду, сразу успокоился и, видимо, смирившись, схватился за голову и только тихо постанывал, когда писали разделительный акт…

В СССР Героев не бьют, какого бы они роста не были…

В целом, Вайсберг уже ознакомлен с Программой на завтра.

С утра — кладбище. И экс-Генсек ЦК КПСС Е. К. Филатов, и старый большевик, экс-завкафедрой «Экология» Университета И. П. Пичугин, к сожалению, не дотянули до Большого Скачка в 2000 году. И теперь, по их же собственным завещаниям, они с миром покоятся на мемориальном участке городского кладбища «Клещиха», рядом с любимой горожанами землячкой — Фросей Бурлаковой из фильма «Приходите завтра!». Так в Городе и говорят:

«Наши, через две улицы, направо от Фроси», — или, «За Фросей, по левой стороне, шестой квартал».

Хотя, конечно, по своему статусу, Генеральный секретарь ЦК КПСС Евгений Константинович Филатов мог претендовать и на упокоение в Некрополе перед Кремлёвской стеной… Но не захотел и приказал похоронить себя на Родине, в Городе, где родился, жил и вырос до Первого Секретаря Обкома КПСС. А воля покойного — закон!

А вот, дядя Антон Лазарев до Большого Скачка дотянул, но в РФ он скончался в 2014 году в РФ в возрасте 91 год, обычным военным пенсионером в звании «полковник запаса». А сейчас, в 2025 году в СССР, он находится в статусе «умершего, но воскресшего» экс-Председателя КГБ СССР, в возрасте 82 лет после Б. С. и в звании «Генерала Армии запаса» со всеми положенными его статусу привилегиями. И он настоял, что бы его приемник В. В. Власов, нынешний Председатель КГБ СССР, взял его в поездку Генсека Шевчука в Город. Хочет повидаться на кладбище с покойными друзьями и соратниками — «Евгешей» и «Птицей».

А с Мишей, они, итак, видятся, тот часто по выходным приезжает к нему на дачу в Подмосковье половить рыбки и поболтать. Скучно ему в Москве без семьи, да в Министрах. А «Товарищ Генерал» и не против, рассказывает ему, что да как было, считай, полвека не виделись.

После кладбища, все поедут в Университет и там, до и после обеда, будет официальное мероприятие. Проректор по соцкультбыту… да-да, тот самый, оттяпанный ещё у Электротехнического Института, Аркадий Нахимович Буркис, уже неделю стоит на ушах вместе со своей командой без сна и отдыха, шутка-ли, одних журналистов и телевизионщиков больше ста человек понаехало, и всех встреть, накорми, место своё покажи. Денег-то, на все это дали, но КГБ и личная охрана Генсека лютует… туда ходить нельзя, здесь не стоять…

А вечером — приём, банкет от имени Ректора, то есть самого Вайсберга. Честно говоря, нервически это как-то, устраивать приём от своего имени в присутствии Генсека, но сказали так:

«Э-э-э, кто хозяин, того и пьянка! Будете в Кремле, проставитесь, а продукты и алкоголь Вам завтра завезут!»

Эх, был бы жив папа Абрам, порадовался бы, какая честь оказана их семье, какая честь…

Я захожу в свой деканский кабинет. Всё на месте, как и не уезжал в Москву на министерскую должность. Мудрый Вайсберг, как знал, что я вернусь, и никому мой кабинет не отдал, спасибо ему! Вот, вернулся и больше я не Министр.

На стене, напротив окна висит «Рогатый». Он давно со мною, так и кочует из кабинета в кабинет. Почему его так назвал автор, широко известный в узких творческих кругах художник Дмитрий Глуговский, неведомо. И никакой он не «Рогатый», на голове у него что-то типа длинных розовых локаторов, а сам он на четырех лапах стоит на круглой лужайке, похожей на Полюс Мира, и чуть скосив, смотрит огромными и удивительно красивыми «человеческими» глазами. Нет, он никого не осуждает, он просто стоит и смотрит на этот мир. На нас! А мы, на него!

А попал ко мне «Рогатый» так…

В самом начале 90-х в РФ, летом, поздно вечером, мы сидим на работе у моего дружка — Кольки Подвишенского. Колька тогда был зампредом какого-то банка и они снимали под своё отделение пару малюсеньких комнатушек в известном «Художественным салоне» на, тогда еще улице Горького, ныне Тверской. Как зайдёшь, направо.

Колька, выпивает в одно лицо, а я сижу просто так, так как за рулём и уже собираюсь уходить. Не успеваю. В дверь стучат, и со стороны Салона к нам приходит хорошо поддатый, но модный мужик:

— Здорово, чуваки! Выпить есть?

— Ага, есть! — отвечает Колька, — Заходи, Вася, наливай и сядь посиди с нами, а то убегался, небось!

Они выпили, и мы познакомились.

Василий Федулов, в недавнем прошлом старший оперуполномоченный районного уголовного розыска, а ныне владелец «Fedulov Galery» с адресом в Филадельфии, штат Пенсильвания, США. В общем, новоявленный меценат и галерист. Привёз из Америки в Новую Россию выставку художника Глуговского с его самыми известными работами — «Зелёная собака Фантомаса», «Led Zeppelin», «Музыкант», «Рогатый» и др. и выставляет её в «Художественном салоне» за стенкой, где малость задержался, но домой ехать пока не хочет.

Забегая вперёд, скажу, Вася был хороший парень, всегда честный и терпимый к опекаемым им художникам. Как он, бывший опер, заделался меценатом, правда, не знаю. Но когда молодой художник просил у него сто долларов на поесть и, получив их, естественно, напивался и тут же сообщал Васе, какой он гад и за свои грязные доллары хотел купить его тонкую творческую душу… Так вот… Вася не бил его в морду, хотя очень хорошо умел это делать по прошлой профессии, а сто долларов просто прощал. Было в нем что-то такое, человеческое… никак не свойственное жёстким и корыстным меценатам-галеристам этого времени.

Ну что… они выпили и мы, конечно же, идём смотреть картины. Хорошие картины, нужно сказать… Сам Глуговский, по основной профессии психотерапевт-психоаналитик и творчество у него такое, психоэкспрессивное, что ли… Короче, мимо не пройдешь! Вот и я, не прошёл мимо «Рогатого», а сразу понял… эту картину нужно брать. Как, понял? А сердцем, как ещё…

На выставке, естественно, есть каталог, а в нем цены:

— Беру «Рогатого»! — сообщаю я Васе, доставая кошелёк.

— «Рогатого» не продам, себе оставлю, нравится! — сообщает мне Вася.

Далее, в течении получаса, под коньяк, Васе с двух сторон было подробно объяснено как называется нехороший человек, который пришел на базар продавать вещь и даже ценник к ней пришпандёрил, а сам не продаёт!

Не уговорили. И тогда я предрёк:

— Ну и фиг с тобою, Вася! Всё равно, когда-нибудь, но я у тебя эту картину выкуплю.

И как накаркал, но про это, после.

Сейчас же, просто сажаю своих поддатых друзей к себе в машину и везу по домам, Кольку — в Фили, а Васю — в Кунцево. И только мы отъехали от «Художественного Салона»…

С улицы Чаянова на нас, буквально, вылетела Volvo-740 и визжа тормозами остановилась в миллиметре от моего правого заднего крыла. Из автомобиля вышли пятеро сильно нетрезвых граждан атлетического телосложения и… вполне дружелюбно попросили нас не вызывать гайцов, а прямо сейчас получить за это сто долларов — самую тогда популярную купюру в Москве. Получили. Поехали дальше. Мы в свою сторону, они в свою. Такие тогда были нравы в ночной Москве и попробуй не возьми… когда от души предлагают.

Прошло полгода и я уже благополучно забыл о «Рогатом», но, как оказалось, не он обо мне.

Звонок телефона: — Михалыч, привет, это Федулов, «Рогатого» купишь?

— О, Вася, привет! Конечно, куплю, если по той же цене.

— По той же, сейчас привезу, говори адрес!

Через час, приезжает ко мне Вася, привозит упакованную картину, с нею всё в порядке, но, вот, что с ним? Грязный, небритый, одет как бомж. Рассказывает. Всё банально…

Во время его частых рабочих вояжей по маршруту Кунцево-Филадельфия и обратно, как-то так случилось, что приклеилась к нему в США одна симпатичная негритяночка. И не просто приклеилась, а родила ему дочку. И какая-то добрая душа, естественно, сообщила об этом прискорбном факте Васиной супруге в Кунцево. Та, недолго думая, отбивает мужу телеграмму:

«Я при смерти, две наших дочки при смерти, срочно прилетай!».

Вася, всё бросив, прилетает. С собою, не знаю зачем, привозит несколько картин, включая «Рогатого». Оставляет их в камере хранения «Шереметьево» и едет домой, в Кунцево. Но, домой его уже не пускают. В лицо ему летит чемодан с вещами, какие-то обидные слова и двери закрываются. Навсегда.

И зачем, спрашивается, вызывала телеграммой?

А дальше, всё уже совсем по-русски! Как вы думаете, что делает тонко чувствующий меценат, получив от жены по морде чемоданом с вещами? Правильно, он идёт в кабак. А дальше, вечером, напившись в кабаке? Тоже, правильно, он идёт к жене объясняться, что хоть он и виноват, но он… не виноват. Но, не дошел.

В подъезде Васю поджидает шайка кунцевской молодёжи. Не конкретно его, но поджидает. Раздевают, разувают, отнимают кошелёк и документы. Потом, правда, документы отдают, но, ещё маленько бьют, как шпиона. И как Вася не кричал, что он мент и что он их… ему не верят, по документам он был уже почти американец, с их грин-картой.

В общем, кое-как Вася перебился, продал привезённые картины, в том числе и мне «Рогатого», и улетел в Америку. Уже навсегда. И, по слухам, там процветает. А его жена с детьми…. А, не знаю!

Кстати, «Рогатого» российские галеристы и сам художник Дмитрий Глуговский попросту потеряли. В каталогах картина есть, а так… нету нигде, и где она, никто не знает. Через много-много лет я сам связался с автором и рассказал ему эту историю, и что картина у меня. Сказал, что если нужно, буду давать картину на выставки. Но, художник попросил только фото, он уже и сам про неё забыл… а она, вот… есть!

Кабинет Ректора Л. А. Вайсберга.

На следующий день после визита в Университет руководства СССР.

Вайсберг полулежит на кожаной кушетке в комнате отдыха. Рядом, Проректор Университета по Соцкультбыту А. Н. Буркис. На столике, стакан воды и пачка таблеток «Аспирина».

Вайсберг (вяло): — Аркадий, что-то я не в форме после вчерашнего… всё, как-то сумбурно было, как в тумане, особенно в конце, уже плохо помню…. Напомни, пожалуйста, с чем мы, в итоге, остались?

Буркис: — Полтора ящика «КВ» и два серебряных ведёрка с чёрной икрой! Я их из-под американцев, буквально, выдрал. С собою забрать хотели, всё мне говорили:

«For оur President!».

— Но, я же по-английски не понимаю, короче, выдрал. Всё в холодильнике!

Вайсберг: — Это ты, молодец! Я тот «КВ» 50-летней выдержки еще на кладбище распробовал, когда поминали наших, да, видать, немного переборщил…

— Бывает… тонко улыбается Буркис.

— Ты это… подели икру на всех, кто работал, и ещё премии оформи приказом, я подпишу.

Буркис (улыбаясь): — Тот «КВ» вчера все распробовали, особенно женщины. Как одна сказала, кстати, тоже профессор:

«Развитие аромата уходит в древесно-бальзамическую тему с нюансами шоколада, ванили и специй, а покрытый насыщенным вкусом чёрной икры со сливочно-ореховыми нотками и с едва заметной горчинкой, он приходит…».

— Высокая поэзия! Я вчера у неё даже попросил записать, выучить. Вот так, «уходит-приходит», а семнадцать ящиков «КВ» за вечер махом ушли, считай, всё, что привезли. И это, не считая чёрной икры, её тоже всю кончили, под ноль, все 30 ведёрок… Зато журналисты довольны…! Весь мир теперь знает, как угощали на банкете у Русского Ректора Вайсберга! Все зарубежные издания уже сообщили… В подробностях!

Вайсберг: — У-у-у-у! Ну а так-то, по делу, что было? А то я, считай, с обеда уже как зомби ходил… не помню ни черта!

Буркис: — Так, Вас же, Леонид Абрамович, второй Гертрудой вчера наградили! Поздравляю от души! Достойная награда за Ваш труд.

— Всем нашим… кому орден, кому медаль дали, — продолжает Буркис, — Мне, вот, с Кофманом и Маликовым, по «Трудовику» прилетело, как с куста (нежно гладит новенький Орден Трудового Красного знамени на груди).

Университет расширять будем, новое направление открывать «Проектирование обращения с отходами» называется, нам под него уже сказали список писать, что нужно.

Михалыч вернулся из Министров, говорит, надоело в Москве, по нам соскучился.

Кучу Грантов для эко-общественности объявили, я уже даже дочке сказал, чтобы подавала заявку на «собак считать и защищать», она же у меня собачница…

И ещё у нас теперь многопартийность и… как, бишь, его… плюрализм мнений. Какая-то партия «Зеленые» будет, кроме КПСС. Но, это зачем, я пока не совсем понял…

Вайсберг: — У-у-у-у!