Экзамен на верность

Глава 10

Джефф, казалось, полностью утратил дар речи. Широко раскрытыми глазами он смотрел на Стеф, обуреваемый противоречивыми чувствами. Недоверие и восторг боролись в его душе.

— А как же вся та чепуха, которую ты говорила о нем? Что у него, дескать, нет таланта и тэ-дэ?

— Это наша семейная шутка. Так однажды сгоряча выразилась Кэт. Но это, конечно, не так. Не дай бог тебе сказать нечто подобное в их присутствии, боюсь, останешься без головы.

Джефф постепенно приходил в себя, недоверие и изумление уступало место щенячьему восторгу.

— Так, значит, это правда? И ты не шутишь? Значит, я увижу Тони Мэльюсибла?! О-о, это же просто невероятно! Он такой, такой… Он — великий человек! И я побываю у него в студии? А когда?

— Погоди, не торопись, — засмеялась Стеф.

Она объяснила, что сейчас Тони и Кэт работают над специальным проектом и вернутся сюда лишь в конце лета. Но, может быть, она позвонит Тони, чтобы заранее обо всем договориться.

— Однако учти, Джефф, — напомнила она, — я делаю это не по доброте душевной, а в обмен на сотрудничество. Мы с тобой как бы заключаем деловое соглашение. Ты обещаешь мне больше не замыкаться в себе, не быть букой и добросовестно работать вместе со мной, не ворча и не хныча. А когда будешь готов к экзамену для перехода в старшие классы, я выполню свое обещание, и ты получишь причитающееся тебе вознаграждение.

— Вознаграждение, говоришь? — хитро прищурился Джефф. — Или взятку?

Сейчас он выглядел в точности как Билл. Сердце Стеф дрогнуло. А ведь он бы мог быть моим сыном, подумалось ей. Сильным. Мужественным. Остроумным. Похожим на отца. Впрочем, мысль эту Стеф тут же отогнала. Увы, это невозможно, сказала она себе.

Думая об отце, Стеф все же не могла не оценить иронию сына. Ей стоило большого труда сохранить серьезный вид.

— Я сказала «вознаграждение», а не «взятку». Не надо передергивать, Джеффри Уиндхем.

— Да, мэм, — с притворным смирением потупился Джефф. — Только уж не забудьте замолвить за меня словечко перед Энтони Мэльюсиблом.

Билл никогда не считал себя хорошим поваром. Конечно, как и всякому мужчине, долго жившему в одиночестве, ему волей-неволей пришлось овладеть азами кулинарного искусства, но сама по себе стряпня не доставляла ему никакого удовольствия. И хотя, чтобы жить, человек должен есть, Билл для себя давно решил: если для того, чтобы есть, обязательно надо готовить, лучше умереть сразу.

И лишь когда Джефф переехал к нему, Биллу пришлось позаботиться о регулярном питании. Он не хотел, чтобы сын ел на ходу и всухомятку, а потому, скрепя сердце, вынужден был заняться готовкой.

Вот и сейчас Билл, чертыхаясь про себя, уже битый час возился на кухне, пока Стеф находилась в комнате Джеффа. Бросив взгляд на часы, он увидел, что уже восемь. Ужин приготовлен. Пора звать за стол. К тому же из комнаты Джеффа послышалась громкая музыка, что означало одно из двух: либо серьезная часть разговора закончена, либо Стеф так и не удалось найти с мальчишкой общего языка. Возможно, надо пойти и вмешаться.

Вздохнув, Билл почесал в затылке и направился в комнату сына. Музыка стала еще громче. Билл постучал и, не дождавшись ответа, осторожно приоткрыл дверь.

— Кушать подано. Джефф, иди мой ру…

Билл осекся и открыл рот от удивления. Увиденное в комнате заставило его остолбенеть. Стеф сидела на полу, скрестив ноги. Ее босоножки валялись у дверей. Рядом с ней плечом к плечу примостился Джефф. Вокруг них веером лежали пластинки и магнитофонные кассеты в разноцветных упаковках. Оба, не замечая Билла, увлеченно рассматривали красочную обложку нового альбома Тони Мэльюсибла и слушали несущуюся, подобно урагану, музыку из включенных на полную мощность динамиков.

— Эй, дорогие мои, вы не боитесь оглохнуть? — прокричал Билл, пытаясь перекрыть рев стереоустановки.

На сей раз его слова были услышаны. Сидевшие на полу почти одновременно обернулись к нему и в один голос тоже закричали:

— Что? Что ты там говоришь?

Джефф вскочил и, подбежав к столу, выключил музыку. Стеф, смущенно улыбаясь, потянулась за босоножками. Билл озадаченно наблюдал за ними, не переставая дивиться происшедшей в их отношениях перемене.

— Папа! — пронзительно воскликнул Джефф, сверкая глазами. — Почему ты мне сразу не сказал? Она же родственница Тони Мэльюсибла!

— Кого? — не понял сразу Билл.

Глядя на него, ошарашенного и взъерошенного, Стеф не могла не рассмеяться.

— Тони Мэльюсибл — муж моей сестры Кэт, — сказала она, кивнув на плакат. — Только обычно он носит очки, да и одежда на нем поприличнее. Тони — настоящая звезда.

— Звезда?! — эхом отозвался Джефф. — Да он просто бог! И я встречусь с ним. Том упадет в обморок от такой новости. Ущипните меня, вдруг мне все это только снится.

— Я лучше ущипну тебя, чтобы ты поскорей бежал в ванную и мыл руки. Ужин остывает, — улыбнулся Билл.

Мальчик недовольно сморщил нос, но затем вприпрыжку помчался в ванную. Оттуда раздался шум воды, перемежаемый восторженными возгласами:

— О, Тони Мэльюсибл! Невероятно! Не могу поверить!

Стеф и Билл переглянулись и, рассмеявшись, повторили в унисон:

— Не могу поверить!..

От того, что они сделали это вместе, Стеф почувствовала прилив радости и удивительную легкость на сердце. Ей хотелось смеяться еще и еще.

— Я, признаться, тоже не могу поверить, — нежно глядя на нее, произнес Билл. — Ведь это же совсем другой ребенок! Слышал я, что бывают на свете чудеса, но видеть их пока не доводилось.

На ее губах появилась счастливая улыбка.

— Так ты его подкупила? Маленькая такая взяточка, а?

Стеф сощурилась с притворным возмущением.

— Не взятка, а вознаграждение! Что это вас, Уиндхемов, тянет на криминальную терминологию? Никак дурная наследственность?

Лицо Билла побелело как мел, и Стеф поняла, что невольно затронула больную тему.

— Извини, Билл, ради бога, — залепетала она, густо покраснев. — Знаешь, я ничего такого не имела в виду… Прости меня, пожалуйста. Ты же знаешь, прошлое твоего отца никогда не имело для меня никакого значения. Мне и в школьные годы было не важно то, что он сидел, а теперь и подавно…

— А что для тебя имеет значение, Стеф? — дрогнувшим и каким-то чужим голосом спросил Билл.

Стеф почувствовала его состояние. И то, сколь многое значил для него ее ответ. Инстинктивно ей захотелось спрятаться, уйти от разговора, но она уже не могла уклониться и, осторожно прикоснувшись к его руке, кротко промолвила:

— Только ты…

Неужели это не сон? Или это время пошло вспять, и она, преодолев невидимый барьер, все-таки произнесла те самые слова, которые собиралась сказать ему тринадцать лет назад в их несостоявшееся свидание. Несостоявшееся потому, что он женился. И у него вскоре родился сын.

— Джефф…

Вспомнив о мальчике и о том, что он где-то рядом и вот-вот может войти, Стеф слегка отстранилась от Билла и убрала ладонь с его руки.

— Только ты и Джефф, — закончила она фразу. — Я встретила вас в такой период жизни, когда мне особенно необходимо быть и чувствовать себя нужной кому-нибудь. Я очень хочу помочь Джеффу в его проблемах и, быть может, увижу, как и вы с ним станете ближе друг к другу.

Она слабо улыбнулась, но глаза ее остались серьезными. Билл видел, как радость на ее лице сменилась неподдельной печалью. Вся сотканная из противоречий. Ребенок-цветок, женщина дождя.

Войдя на кухню, Стеф подошла к столу и положила в свой портфель папку с документами Джеффа.

— Я возьму их с собой, чтобы внимательно изучить дома. Надо посмотреть, не пропустила ли я что-нибудь.

Билл кивнул.

Взяв портфель, Стеф пожелала вошедшему Джеффу спокойной ночи.

— Ты уверена, что не хочешь остаться? — спросил Билл, когда они уже шли через двор к ее машине.

Она уже привычно взялась за ручку дверцы, когда на ее запястье легла широкая ладонь Билла.

— Стеф?

Голос его был глухим и взволнованным. Она медленно повернула к нему голову и взглянула в широко раскрытые васильковые глаза. Стояло полнолуние, и в серебристом свете, льющемся с небес, Стеф отчетливо видела каждую черточку его лица, густые волосы, казавшиеся теперь гораздо темнее, чем днем, черные зрачки, в которых далеко-далеко мерцали и переливались синие огоньки. Ей снова захотелось, чтобы он наклонился и поцеловал ее. Она чувствовала, что не может ему сопротивляться. Не может и не хочет.

— Ты слишком долго жила в большом городе, — твердо произнес он, снимая ее ладонь с ручки. — Здесь принято, чтобы мужчины открывали дамам двери.

Он открыл машину, глаза его были печальны.

— Старайся ехать аккуратно, внимательно следи за дорогой, — попросил Билл, наклонившись к открытому окошку, и осторожно поправил прядь волос возле ее уха. Его большой палец нежно скользнул по ее щеке, слегка прикоснувшись к губам. — Ты стала потрясающей женщиной, Стеф. Но и девочкой ты была просто чудо, особенно при свете луны. — Их глаза встретились. — Завтра, — неожиданно охрипшим голосом произнес он. — Я тебя увижу завтра.

Билл провожал взглядом красные огни ее машины, пока та не растворилась в ночи.

Боже, как он хотел поцеловать Стеф! Но почему же этого не сделал? Почему он не притянул ее к себе и не обнял, хотя мог, мог?

Никаких вольностей. Поставленное условие огненными буквами отпечаталось в его мозгу. Он дал обещание и должен свое слово сдержать. Ради сына.

Отодвинув краешек шторы, Джефф наблюдал за тем, как отец провожал Стеф Саути до машины. Он видел, как на мгновение они застыли лицом к лицу. Мальчик задрожал, ожидая, что отец сейчас ее поцелует. Он знал, что это значит. Сначала поцелуй, дальше — больше, а потом он станет лишним, ему дадут пинка под зад…

Увидев, что они так и не поцеловались, Джефф облегченно вздохнул. Секундой позже, когда отец повернулся, чтобы направиться к дому, он быстро опустил штору и плюхнулся на кровать, чтобы отец не заметил, что за ним подсматривают.

По утрам, пока не наступила жара, Стеф и мальчик занимались на улице. Это были скорее игры. Они прыгали на одной ноге, перебрасывались мячиком, делали упражнения на координацию. Постепенно проблема становилась для Стеф все яснее. Трудности Джеффа, прежде всего, были связаны с тем, что полушария его мозга не могли работать одновременно так, как должны были.

По вечерам они занимались дома. Стеф показывала парнишке простые рисунки, вроде квадрата с расположенными по диагонали точками, а потом просила его воспроизвести увиденное на бумаге.

Во время их совместной работы она не раз замечала, как Билл потихоньку заглядывает в комнату Джеффа и прислушивается к их беседе, так озабоченно хмурясь, будто она задавала его сыну задачки по высшей математике. В каком возрасте он начал ходить? Любит ли фантазировать? Бывает ли так, что ему без заминки не удается ответить, какая рука у него правая, а какая левая? Не забывает ли он иногда, каким словом обозначается тот или иной предмет, например, «лампа» или «собака»?

— Ты что, считаешь меня полным болваном? — обиженно спросил Джефф, когда Стеф в очередной раз задала ему подобный вопрос. — Разве нужно быть Эйнштейном, чтобы отличать стеклянную грушу от немецкой овчарки?

Она рассмеялась, показывая, что в ее вопросе не было ничего обидного.

— Я имела в виду совсем другое, дорогой. Я говорю о слове. Не о том, как быстро в мозгу возникает образ, а о том, не забываешь ли ты иногда само слово.

— Извини меня еще раз, — нарочито смиренно попросил он. — Я все понял. Пойду вывинчу собачку из патрона и дам ей поесть, чтобы она светилась.

Стеф изо всех сил постаралась остаться серьезной.

Это было в среду вечером. У Стеф ужасно болела голова, отчасти по вине мальчика. Хотя он не часто дурачился подобным образом, время от времени на него находило, и Джефф начинал вредничать, передразнивая каждое ее слово. В такие моменты Стеф было очень не просто его оценивать объективно.

Занятия на сегодня были уже закончены, и Джефф побежал в ванную мыть руки.

— Что случилось? — обеспокоенно спросил Билл, когда она вошла на кухню.

В этот вечер Стеф выглядела особенно бледной и уставшей. Такое впечатление, подумал Билл, что она не спит уже много ночей.

— Да нет, ничего страшного. Просто немного болит голова, — ответила Стеф, растирая затылок.

Но дело было не только в головной боли. Она действительно не спала все ночи с того самого вечера, когда Билл вышел проводить ее. Что бы подумал он о ней, если бы узнал, что каждую ночь, закончив работать со своими записями и тестами Джеффа, Стеф выключает свет и долгими часами лежит, не в силах заснуть?

Она хотела бы спать, но сон не шел. Вместо сна память вновь и вновь возвращала ее к встречам с Биллом, подробно воспроизводя каждое его движение, каждое слово, каждый взгляд. А когда усталость начинала брать свое и Стеф медленно погружалась в тяжелое забытье, угнетенное бесплодным ожиданием подсознание увлекало ее в поток столь дерзких эротических сновидений, что она сама спешила проснуться, чувствуя, как пылает от стыда ее лицо и тупо ломит в пояснице.

Вот эти-то мысли, а также пережитое в ранней юности унижение и не позволили ей посмотреть Биллу в глаза, когда тот протянул ей стакан воды и две таблетки аспирина.

Джефф влетел на кухню, словно ураган, и с размаху шлепнулся на стул.

— Ты остаешься с нами ужинать?

Стеф открыла было рот, чтобы отказаться, но Билл опередил ее.

— Конечно, — твердо сказал он, ставя на стол еще одну тарелку. — Думаю, единственная причина, по которой она до сих пор отказывалась от наших любезных приглашений, это та, что ей хорошо известно наше правило: кто ест, тот и моет посуду. Не знаю, как ты, а я ведь никогда не считал Стеф ленивой, — закончил он, с притворной озабоченностью покачивая головой.

— Ай-ай-ай, — с готовностью подхватил шутку Джефф, — оказывается, она просто не хочет мыть тарелки…

— Хорошо, хорошо, я остаюсь! Но только для того, чтобы спасти свою репутацию, — рассмеялась Стеф.