Глава 30

Стук в дверь раздался ровно в девять часов утра. Деловые люди, мать их, пунктуальные.

К этому моменту я успел весь известись - бессонное ожидание, да еще и с этим постоянным эмоциональным фоном со всех сторон, явно не приносит пользы здоровью и психике.

Я пытался отвлечься от происходящего, но читать что-то по теме Элириса не тянуло совершенно, и я погрузился в новостные сводки. Но и там я нашел одни сплошные кризисы, очередные вооруженные восстания в разных странах, чьи-то скандалы на почве личной жизни, преступность и закредитованность населения. Меня уже давно забавляло, что все это никто и не думает скрывать - наоборот, стараются тыкать население в такие новости почаще. Легкий способ запугивания.

Мое внимание привлекла наша местная новость в одном из городских СМИ. На сопровождающей ее картинке улыбалась девочка, которую я сразу вспомнил - именно ее портрет с подписью «Пропал человек» я видел на остановке. Фото с улыбкой были черно-белым, а сама новость повествовала о том, что тело девочки нашли сильно изуродованным и не в полной комплекции в строительной канаве неподалеку от моего дома.

Больше того - теперь, внимательно рассмотрев разныке фото девочки и ее семьи, заботливо приложенные журналистами к тексту, я понял, кого она мне напомнила. Мальчика, стоявшего рядом со мной на остановке. И точно, это оказался ее брат-близнец. Как вспомнил об исходящих от него эманациях, аж передернуло.

Но, продолжая скроллить новостную ленту, я быстро забыл об этой мелочи. Из дома я все равно не выхожу, авось не убьют.

И вот так, в совершенно расстроенных чувствах, я встретил на утро тех, кто мог убить меня с куда большей вероятностью, чем неведомый маньяк.

—Здарова, Сема. Че как, не повесился еще, гляжу?

Виктор Олегович, здоровенный амбал, одетый в костюм-тройку, плотно облегающий его мускулатуру, гладко выбритый и с ежиком черных волос на квадратной голове, бесцеремонно вошел в комнатушку, оттеснив меня. Следом вошли и остальные трое, имен которых я не запоминал.

—Фу, ну и теснота у тебя.

Да, с их прошлого визита в комнате стало еще теснее - ультратехнологичная капсула занимала больше места, чем дряхлая решетчатая кровать, на которой я спал раньше. Теперь я полусидел на ее бортике, а передо мной, полукругом, стояли недружелюбные мужики с помятыми от раннего пробуждения рожами.

—Ну, давай, Сема, показывай, че у тебя есть. Чего добился, сколько готов нам отдать? О, пивко.

Не успел я опомниться, как Виктор Олегович сгреб рукой-лопатой банку пива, за которой я таки сходил ночью, с тихим шипением вскрыл и начал спокойно распивать, исподлобья глядя на меня своими маленькими круглыми глазками. Урод. Убил бы.

—Угощайтесь, Виктор Олегович. - слегка улыбнулся я. Попутно считывал эмоциональный фон, исходивший от них. И он, состоящий из ядреной смеси презрения, брезгливости и самодовольства, тоже не добавлял мне настроения. —Денег у меня пока нет, но…

—Слышь, в смысле денег нет?! - вскинулся самый здоровый и, как я помнил с прошлого раза, самый тупой из четверки. —Мы тя порешим внатуре, падла!

Виктор Олегович вскинул руку.

—Успокойся, придурок. - добродушно оскаблился он. —Сема у нас хороший мальчик, он знает, чем порадовать крутых дядек. Ну, Сема. Ты сказал «но»…

—Да-да. Но я немалого достиг в самой игре. Отхватил класс самого редкого типа - реликтовый, уже получил его модификацию… Э-э, вы в целом следите за Элирисом? Или надо пояснять терминологию?

Я замялся. Эти типы не выглядели, как любители игр - разве что тот, справа, наиболее цивильного вида из них и даже в очках, хоть и все равно в хорошей форме. Но меня приятно удивили.

—Ну уж. У нас, людей с большой дороги, конечно славная история - но мы не застряли во временах братков и черных «Меринов», идем в ногу с прогрессом, епта. Думаешь, ты у нас один такой уникальный, Сема? Давай разгоняй свою тему побыстрее, солидные люди не любят ждать. Класс отхватил. Реликтовый что ли?

—О, отлично, вы в теме. Да, реликтовый. И класс реликтовый, и навык, и достижения уникальные, и шмотку. давайте я скринов вам покажу.

В капсуле был встроенный плоский монитор, при желании, выдвигавшийся вверх, в виде старого компьютера. Открыв его, я включил им заранее подготовленную скрин-ленту. Все четверо сгрудились вокруг латунного гроба, локтями оттолкнув меня в сторону. Пока я потирал заболевшие ребра, двое - Виктор Олегович и второй, очкастый, шептались меж собой, переключая изображения.

Напряжение первого момента стало спадать - я почувствовал исходящее от ублюдков удовлетворение и жадность и слегка расслабился. Может быть, все-таки удастся поговорить с ними о проблемах матери и они согласятся чуть-чуть отложить платеж…

…Как же они тут натоптали, сволочи. Я заметил, что теперь весь пол покрылся следами от грязных ботинок - судя по мутной черной воде, снаружи идет дождь. Да, точно, одежда у них тоже подмочена - только сейчас заметил. Вот че у них рожи такие кислые… Так, что-то я начинаю думать на их языке.

Через несколько минут, закончив рассматривать экран и перешептываться, четверо коллекторов развернулись ко мне. Теперь я оказался прижат к своему хлипкому столу.

—А ты нас радуешь, Сема. Короче так. Шмотку свою продашь и сменишь на обычное маговское. Деньги с продажи нам. Продавать щас надо, а то обесценится. Будет первым платежом, щас она за дорого уйдет. Класс качай свой. Навыки тоже. Чудовище он, епта, ха-ха. Че еще расскажешь?

—Ну… Я сколотил группу на пять человек, мы урвали первое прохождение данжа. Награду поделили… - я осекся, увидев напрягшихся братков и ощутив исходящее от них недовольство. —Но это к лучшему! Зачем трястись над низкоуровневым шмотьем, если можно собрать хорошую пати и быстро прокачаться? Мы щас находимся в локации, пока недоступной другим, тут по-любому еще данжи есть. Мы…

Виктор Олегович дал короткую отмашку, и самый здоровый из четверки, резко подскочив ко мне, отвесил мне такую оплеуху, что меня аж согнуло. Не устояв на ногах, я завалился, опершись на стол.

—За что?! Это нормальный план!

—Ну да, нормальный. Нас все устраивает. А это для профилактики и за самодеятельность. Запомни, Сема. Слышишь меня? Запомни, все твои деньги - наши деньги. Все, что ты делаешь, ты делаешь, чтобы отдать нам эти деньги. Твоя собственная жизнь измеряется теперь в чем? Правильно, в деньгах для нас и месяцах, оставшихся до конца контракта. Понимаешь меня? Я ведь не злой человек, культурный даже. Но у каждого в этом грустном мире есть свое четко очерченное место. Волею судьбы человек занимает это место - и либо соответствует ему, либо падает ниже. Я занял свое место - невысокое, наша компания вот, вся перед тобой. Но это место мое, и я за него зубами и когтями держусь. А твое место, видишь, вот оно. - он обвел рукой мою жалкую грязную комнатушку. —И ниже падать тебе некуда. Только совсем потерять человеческий статус. Так что, Сема, держись за свое место зубами, пока их тебе не выбили. Благодари судьбу, богов, хрен его знает, в че вы щас верите со своими этими играми, что мы согласились сделать на тебя ставку. Но должен ты нам намного больше, чем ты стоишь. Не мы такие, жизнь такая. Все, бывай. Через неделю вернемся.

Я аж опешил, никак не ожидая такого длинного и спокойного монолога от предводителя преступной банды. Спокойно закончив говорить, Виктор Олегович допил пиво, а затем, бросив банку прямо в грязную лужу от его ботинок на полу, развернулся, чтобы выйти.

—По-постойте! - я кое-как поднялся. Голова гудела. —Можно… У меня к вам одна просьба. Можно?

Вид я, наверное, имел самый жалкий. Колени в грязи и жиже - там, куда я упал, раньше стоял один из четверки, весь растрепанный, с набухшими от давления венами, мешками под глазами от бессонницы. Да и сами глаза - надеюсь, они ничего не заметят, а то сочтут, что я подсел на что-нибудь и прячу от них деньги на дурь. Меня аж обдало брезгливостью. Так, наверное, смотрят утонченные барышни на противных многоножек…

—Ну валяй. - лениво протянул очкастый через губу, подойдя поближе. —Че у тя там?

—Эм… Видите ли, моей матери вчера стало хуже. К самому лечению это не относится, но вот ее фоновое самочувствие резко испортилось. Она теперь страдает от болезненного бреда, галлюцинаций. Доктора потребовали дополнительную плату за стабилизацию ее состояния, раз к самому лечению оно напрямую не относится. Могу ли я… Еще чуть-чуть отсрочить первый платеж и потратиться на оплату этих услуг?

Заканчивал я уже совершенно без энтузиазма. Даже без этого странного ощущения эмоций - по этим бараньим рожам, уже к середине моего рассказа утратившим всякий интерес, все было ясно и так. Сволочи, какие же сволочи.

—Сема, ты че, не понял, чтоли? - начал Виктор Олегович. —Я для кого тут только что распинался? Я тебе, пацан, сказал - ты молиться на нас должен за нашу доброту, пылинки с нас сдувать. А ты мало того, что пива только мне взял, так еще и смеешь чето тут просить, условия ставить пытаешься. Я тебе говорю - шмотку свою продаешь, бабки нам. На мамашу твою глубоко похеру. Раз к лечению это не относится - ниче, потерпит, не подохнет. Будет для теб мотивацией поскорей долг отдать. Вспомни, Сема, она ведь там совсем одна, страдает, а вокруг одни злые жадные врачи. Ты же хочешь поскорее ей помочь? Вот, отдавай поскорее бабки, и помогай кому хочешь!

Он сделал паузу, напряженно смотря мне прямо в глаза. Я смотрел в ответ, без особого, в общем-то, выражения - просто ожидая, пока он закончит и уйдет. С этими свиньями уже все ясно. Жизнь такая - ну да, конечно. Я ведь теперь буквально кожей чувствую, как вы, мрази, своей властью упиваетесь. И это чувство позволяет мне даже в полутьме комнаты подмечать и кривые ухмылки, и довольный сальный взгляд, и дешевые попытки подавить меня позой и размером бицепсов, невзначай демонстрируемых самым здоровым.

Почему все так? Почему я - одаренный сын выдающейся матери, так много сделавшей для науки, для, мать его, прогресса человечества, теперь стою здесь, посреди убогой халупы соцжилья, по соседству с нищими, алкашней, каким-то сбродом, только и способным ныть и жаловаться - о, за прошедшие два дня я остро это ощутил - жалкий и никчемный, а надо мной смеются выродки, способные только орудовать вздутыми мышцами и сводить дебет с кредитом?!

У всех свое место в жизни? О да, и мое место - не здесь, вся жизнь моя была подготовкой к блестящему будущему в ярком мире передовых игр, огромных денег и достижений, по которым снимают кино. Чистая случайность оборвала этот путь! Не вы такие, жизнь такая? О да, и вам, твари, такая жизнь очень нравится…

Видимо, вся эта кипящая ярость все-таки считалась в моем пустом взгляде, или же Виктор Олегович просто заметил, как теперь выглядят мои глаза… Так или иначе, он спокойно кивнул чему-то, а потом коротко бросил:

—Дайте-ка ему [цензура]. Че-то больно борзо он пялится. Нам такое не надо. Аккуратней только.

Не знаю уж, как было бы «неаккуратно» - но боюсь даже представить. Да, конечно, я давно играл в игры со стопроцентными ощущениями и прочувствовал всякое - один только удар топором от Кровавого Орла чего стоит. Но, когда ты осознаешь, что все происходящее виртуально, даже на уровне мозгов это воспринимается куда проще, чем реальная боль. А боль была адская.

Удар! Удар! Пинок! Еще с десяток ударов!

Явно хорошо обученные, трое уродов били так, чтобы ничего мне не сломать, но чтобы было очень больно. Я словно лежал в бушующем вихре кулаков и грязных ботинок, жалко трясся, закрывая руками то голову, то бока.

И к вихрю физической боли присовокупился вихрь эмоций, исходящих от бьющих. О, как они наслаждались. Вот что значит «любить свою работу»! Жизнь у них такая, конечно. Они натурально кайфовали, нанося все новые удары по моему откровенно тщедушному в сравнении с ними телу. Страх, боль, чувство позора и унижения… Все это постепенно перегнивало во мне, кристаллизуясь только в одно чувство, вскоре затопившее меня с головой. В дикую слепую ненависть.

Они били и били - уже явно просто в удовольствие и с целью унизить - они прижали меня к полу, не давая пошевелиться, и мерно отвешивали тупые удары локтями и ладонями, оставляющие во всем теле ноющую боль. И я понимал, что теперь, с такими синяками, которые покроют все мое тело уже сегодня, из дома я выйти просто не смогу. Если вообще смогу встать в ближайшие часы.

В такие моменты иногда почему-то приходят очень отвлеченные мысли. Я вспомнил, как, когда я был подростком, мать смотрела со мной старый фильм. Доисторический, можно сказать, еще тех времен, когда страна была каким-то там союзом. Про некоего Шурика, который, за счет своей смекалки и находчивости, проучил на стройке тупого и наглого амбала, желавшего жить за счет чужого труда.

О, как мне тогда понравился этот фильм - это ведь буквально про нас, хилых интеллектуалов, которых всякое быдло унижает, но на стороне которых правда и будущее, где тупая обезьянья сила уже совсем не в цене, а потому победа обязательно будет за нами. Мы ведь не такие, как они, мы мыслим оригинально, творчески. Сколько раз эта идея подтверждалась в играх, когда я, за счет знаний и находчивости, уделывал кратно превосходящего противника, желающего действовать только в лоб, грубой силой.

Но теперь, лежа в луже грязи и текущей из носа крови, придавленный к кривому полу убогой халупы, почти не чувствующий конечностей и боков от тупой обжигающей боли, слыша довольный глумеж над собой, я жаждал только одного. Силы. Тупой мощи какой угодно природы. Я жаждал убить их всех. Не «победить», не «уделать» и не «утереть нос». Убить. Кровавая пелена застлала мне глаза. Твари. Жалкие сволочи, меряющие всю жизнь в чужих деньгах. Ненавижу.

—Не… на…

—Ля, оно еще чето там бухтит. Чего-чего, Сема? Не слышим! - хохотнул Виктор Олегович.

—Не… Нена… Ненавижу. Ненавижу вас!

Крикнул я, резко вскинувшись на локтях, отталкиваясь от земли.

Попытавшись вскинуться. Увы, «второе дыхание» у людей в отчаянии открывается только в кино. Я задергался, чуть приподнялся - и тут же получил болезненный пинок в бок, поваливший меня обратно в грязь.

—Сема-Сема. Пора уже перестать смотреть детские мультики и понять, что в реальной жизни решают две вещи. Сила и связи. Вот, связи твоей мамаши помогли тебе получить эту капсулу. Без них ты давно бы очень удобно разошелся по частям в тела уважаемых и богатых граждан. Мы пробили, органы у тебя ничего, группа крови популярная. А теперь ты бычишь на тех, по чьей воле все еще жив. Смирись, пацан. Ждем бабки, короче. Скоро увидимся.

—С… Стойте. - я сам уже не понимал, что несу, сознание еле держалось в теле. Но они остановились, вновь повернувшись ко мне.

Сила… Связи. О, если бы только был кто-то, кто мог бы помочь мне!

Уже мало что соображая, я просто стал детально представлять все происходящее, попытался прочувствовать всю творящуюся несправедливость - и, пожалуй, впервые в жизни, молился. Черт, да я даже не знал, кому. Кому-нибудь, кто карает всяких выродков…

В глазах стало темнеть… Да нет, постойте. Это в комнате еще сильней стемнело! Коллекторы встрепенулись и заозирались, тоже не понимая, куда делся свет.

Если бы я мог еще шевелить руками, я потер бы себе глаза - ибо произошедшее дальше явно походило на обман зрения.

Из заполнившей комнату темнот… соткалась? Сплелась? Появилась непроглядно черная линия, рассекшая комнату от пола до потолка. Воздух загудел, а затем, с громким хлопком, похожим на локальный раскат грома, из черноты в комнату словно выплюнуло рослую человеческую фигуру.

—Слышь… Че за…

Надо отдать браткам должное. Попятившись в изумлении к двери, они не забыли выхватить с поясов прятавшиеся под одеждой пистолеты. Нацелив четыре ствола на силуэт, он наперебой стали гомонить, не повышая, однако, голоса.

—Ты кто такой?!

—Че за [цензура]?!

—Сема, че это, н-на?!

—[цензура] [цензура]!!!

—Молчать. - раздался из черного силуэта голос… Мужской, но надтреснутый и какой-то почти беззвучный. —Ялен ше, ялен хел, тет-сат. Умрите.

То, что случилось дальше, затем еще долго снилось мне. Не скажу, что в кошмарах - но часто.

Четыре опешивших мужика, дернувших стволами при слове «умрите»… Просто умерли. Они молча, с глухим стуком тел, повалились на пол, а затем начали очень быстро… Иссыхать? Разлагаться?

Так или иначе, в считанные секунды четыре здоровых и очень опасный мужика превратились в четыре трупа, четыре мумии, четыре обтянутых черной кожей костяка, четыре выбеленных скелета с обрывками мышц и волос, четыре кучки поколотых костей и, наконец, в четыре горки черно-серого праха.

И только пистолеты и другие металлические части, со звоном попадавшие на пол из мгновенно сгнившей до состояния пыли одежды, давали понять, что только что эта грязь была людьми.

Тьма в комнате рассеялась, вернулся ее обычный сумрак, разгоняемый светом настольной лампы. Фигура, оказавшаяся вовсе и не черной, а просто одетой в старый длинный плащ, повернулась ко мне, откинув капюшон.

Кое-как приподнявшись на ноющих локтях и повернув не желающую вертеться шею, я сумел разглядеть его. Высокий - ростом метра под два, он смог бы дотянуться до потолка комнаты, особо не стараясь. Закутан в длинную мантию. Когда-то, судя по всему, она была зеленой, но теперь всю ее покрывали проплешины, опалины, кое-где виднелись заплаты, уже сами ставшие старыми, прожженные отверстия. Волосы - длинные, совершенно седые, худое бледное лицо, покрытое смесью прямые морщин и кривых шрамов, впалые щеки подчеркивают острые скулы. И лишь огромные, нечеловечески ясные глаза насыщенно-зеленого цвета пылают жизнью и… я не мог понять чем. Какой-то затаенной грустью. Только теперь я вдруг осознал, что вообще не чувствую эмоций этого человека. Никаких - будто и нет моего наваждения. Хотя, из соседних комнат я до сих пор все ощущаю. А от него - ничего.

—Что так смотришь, хел Семэн? Не можешь ничего отразить? Не удивляйся. Ты звал меня - и я пришел. Благодарю тебя. Отца давно занимало то, что происходит в этой области материи.

—Отца?.. Кто ты?..

—Мое имя - Маарикт, хел. Четвертый сын Сарексаша, тебе известного. Лучше поспи - а я пока разберусь с твоим телом. За прошедшие века я совсем разучился лечить. Айш варэ найте-ннит…

Я вдруг понял, что зеленый цвет мантии кажется мне очень знакомым… И сознание окончательно оставило меня.

Загрузка...