Подобно тому как в отношении традиционных обществ можно было говорить о специфике того или иного цивилизационного типа, так и массовые общества XX в. имели свою специфику в зависимости от принадлежности к одному из трех «миров», объективно сложившихся после Первой мировой войны. «Первый» мир составили развитые европейские и северо-американские страны, «второй» – СССР и «производные» от него т. н. «страны народной демократии», «третий» – страны Азии, Африки и Латинской Америки, большинство из которых обрели независимость после Второй мировой войны. Если «первый» мир в социальном отношении развивался практически стихийно, то в социалистических странах социальная структура под влиянием господствовавшей коммунистической идеологии формировалась целенаправленно, так как этому придавалось важное идейно-политическое значение. Страны же «третьего» мира, которые принято было называть «развивающимися», даже пережив ускоренную «вестернизацию», некоторое время фактически воспроизводили социальную стратификацию, свойственную традиционным обществам, но в дальнейшем в них очень быстрыми темпами развивались тенденции, свойственные странам «первого» и «второго» миров.
Наиболее заметным явлением «массового общества» стал быстрый рост доли в населении лиц умственного труда, требующего специального образования. Параллельно (и даже еще более быстрыми темпами) росло число лиц нефизического труда, профессии которых в традиционных обществах выделяли их из массы «простого народа» и которые в большинстве случаев составляли вместе с представителями привилегированных сословий лишь несколько процентов населения, а соответствующие социальные группы могли быть отнесены поэтому к числу элитных (служащие частных фирм, клерки, учителя начальных школ, среднетехнический и средний медицинский персонал и т. п.). Рост этот, резко обозначившийся уже в 1920-х гг., принял взрывной характер после Второй мировой войны.
Если в традиционных обществах все социальные группы, стоящие выше крестьян, рабочих, ремесленников и мелких торговцев-лавочников, составляли обычно не более 5 % и лишь в отдельных странах к концу XIX в. до 10 % или чуть более, то в результате социальных процессов, протекавших в XX в., совокупная доля в социальной структуре населения представителей групп, ранее стоящих в социальном и престижном плане выше лиц физического труда, стала составлять к началу 80-х гг. более четверти, а в ряде стран и более трети.
Раньше всего процесс этот получил развитие и зашел наиболее далеко в Англии, США и в некоторых скандинавских странах. Разумеется, масштабы роста численности этих групп отличались не только в западных, социалистических и странах «третьего мира», но и в странах одной и той же группы. Например, доля специалистов и управляющих в структуре совокупной рабочей силы составила на 1978 г. 26 % в Швеции, 24 % в США, 16 % в Нидерландах, 9 % в Испании, 8 % в Италии, 4 % в Гане, 3,7 % в Таиланде, 3,4 % в Индии, 2,8 % в Судане, 2,5 % в Индонезии и Камеруне, 0,5 % в Непале23. Кроме того, соотношение между теми или иными элитными группами в разных странах могло заметно отличаться: в европейских более существенную долю составляли профессионалы, в афро-азиатских – традиционные элиты и т. д.
Посмотрим, как менялся в составе населения различных стран удельный вес социальных групп (крупных собственников и лиц умственного труда), которые в традиционных обществах относились к числу элитных. В различных исследованиях эти социальные группы обозначаются разными терминами. В западной социологии в основном применяются такие термины, как «профессионалы», «менеджеры», «высшие чиновники» (обычно имеются в виду собственно чиновники в отличие от «низших служащих», т. е. прочих лиц, находящихся на государственной службе: почтальонов, школьных учителей, техников, рядового состава полиции, младшего обслуживающего персонала – вахтеров, сторожей и т. п.), или просто «чиновники», «белые воротнички», «клерки».
В советской (а также восточно-европейской) литературе употреблялись два основных термина: «специалисты» (для лиц, чьи должности предполагали наличие высшего или среднего специального образования; в отношении их как синоним употреблялся часто также термин «интеллигенция») и «служащие» (как правило, без специального образования). Другие категории (функционально аналогичные менеджерам и чиновникам) статистикой, как правило, не выделялись. Этот подход часто распространялся и на описание реалий западных стран и стран «третьего мира». Поэтому такие категории, как «интеллигенция», «профессионалы», «служащие», в разных работах могли иметь разное конкретное содержание, и в отношении приводимых в разных источниках цифровых данных не всегда ясно, какие именно социальные группы включены в подсчеты, чем и объясняется разница в оценках, встречающаяся у тех или иных исследователей. Тем не менее и по разрозненным многочисленным данным общая картина совершенно очевидна, и можно представить, как менялись на протяжении XX в. численность и доля в населении этих групп.
В США на 1900 г. бизнесмены, менеджеры и чиновники составляли в самодеятельном населении 6,8 %, профессионалы – 3,4 % (всего составляющих «высший средний класс» 10,2 %), клерки, полупрофессионалы – 7,4 %, на 1930 г. – соответственно 8,8 %, 4,8 % (13,6 %) и
11.6 %24; таким образом, общая доля этих групп увеличилась с 17,6 % до
25,2 %. В промышленности 1 инженер приходился в 1890 г. на 290 рабочих, в 1920 г. на 230, в 1948–1953 гг. на 75, в 1970 г. на 5025.
Считая и лиц средней квалификации с 1880 по 1900 г. число специалистов выросло с 603 до 1259 тыс., а доля в самодеятельном населении – с 3,5 до 4,3 %, с 1900 по 1950 г. – до 5,1 млн (8,6 %). К 1970 г. доля лиц, относимых к «интеллигенции» выросла с 4 % до 20 %. Особенно быстро росла численность низших служащих: число конторских служащих с 1870 по 1930 г. увеличилось с 82 тыс. до 4025 тыс., а их доля в самодеятельном населении с 0,6 % до 8,2 %; если в 1900 г. на 11 врачей приходилась 1 медсестра, то в 1940 г. их было вдвое больше врачей26. С 1953 по 1963 г. численность «синих воротничков» не изменилась – 25 млн, а «белых» – выросла с 23.6 млн до 30,2 млн, и в конце 1950-х гг. число лиц нефизического труда впервые превысило число физического27.
Рост удельного веса различных категорий лиц умственного труда
На 1950 г. из 19 479,4 тыс. лиц всех этих категорий служащие высшей и средней квалификации составляли 4 711,3 тыс., конторские – 6 954,4 тыс. и торговые – 3 906,8 тыс., на 1960 г. из 25 559,9 тыс. – соответственно 6 975,1 тыс., 9 306,9 тыс. и 4 639 тыс. На 1965 г. всех лиц, имевших специальную подготовку не менее 4 лет, насчитывалось 8,6 млн, прочих (не менее 1 года) 7,9 млн – всего 16,5 млн (в занятом населении 11,6 % и 10,6 %, всего 22,2 %), на 1980 г. – 19,9 и 19,5 млн – всего 39,4 млн (19 % и 18,6 % – всего 37,6 %)28.
В Англии, где в середине – конце XIX в. доля лиц умственного труда была наивысшей, доходя до 15 %, к 1961 г. насчитывалось не менее 6,5 млн наемных лиц нефизического труда, к 1966 г. – 7,3 млн, к 1970 г. «белые воротнички» составили 8,25 млн из 26 млн занятого населения (в процентном отношении больше, чем в любой европейской стране, кроме Швеции)29. Во Франции лица нефизического труда составляли в 1921 г. 18,2 %, в 1946 – 22,3 %, в 80-е гг. – 29,4 % населения30. В Германии доля таких лиц составила в 1882 г. – 7,3 %, в 1907 г. – 13,2 %, в 1933 г. – 17,1 %, в 1950 г. – 26 %, в 1961 г. – 28,6 %. В Италии их доля изменялась так: 1951 г. – 11,7 %, 1954 г. – 10,5 %, 1964 г. – 15,5 %, 1966 г. – 16,3 %, 1968 г. – 17,1 %31. В Испании доля всех этих категорий в населении поднялась с 1964 по 1987 г. с 22,4 до 41 %32. В Японии, где в 1883 г. доля предпринимателей, чиновников, профессионалов, и «белых воротничков» составляла 8 %, к 1920 г. она выросла до 18,9 %, а к 1960 г. – до 34,4 %33. Таким образом, в основных развитых странах мира уже в начале второй половины XX в. лица нефизического труда, столетие назад безусловно относящиеся к элитным группам, составляли порядка трети населения.
Обычно высший слой лиц нефизического труда: «профессионалы», менеджеры, «высшие служащие» (чиновники и офицеры) в статистике отделяется от низшего, к которому относятся клерки, торговые служащие, «полупрофессионалы» и др.). Так, по исследованию мужского занятого населения европейских стран, высший слой лиц нефизического труда составил 1-ю страту, а низший («клерки») – 2-ю (к остальным трем стратам были отнесены независимые сельскохозяйственные и другие работники и наемные работники физического труда. С конца 50-х гг. по начало 70-х гг. доля этих слоев (%) в западноевропейских и других развитых странах выглядела следующим образом34:
В СССР резкое увеличение численности лиц умственного труда пришлось на 30-е гг., и она постоянно расти (по переписям населения «служащих» всех видов, без младшего обслуживающего персонала, насчитывалось в 1926 г. 2448431 плюс 79266 церковнослужителей, в 1959 г. – 19 345 096, в 1970 г. – 31 445 358). Во всем населении (с семьями) в 1926 г. из 147 млн населения «служащих» было 3,9 млн или 2,6 %, что почти не превышало показателя 1913 г. (2,4 %). Но к 1939 г. их общая численность составляла уже 13,8 млн человек, в т. ч. 10–10,1 млн самодеятельного населения (16,7 %) и 29,7 млн с семьями (16,5—17,7 %); к 1955 г. среди занятого населения их было 11,4—11,7 млн, к 1955 г. – 13,2—13,5 млн В 60-х гг. общая численность лиц умственного труда росла от 25 до 30 млн, в 70-х гг. – от 30 до 40 млн и в 80-х гг. – от 40 до примерно 44 млн (в занятом населении – соответственно с 20 до 26 млн, от 26 до 33 млн и с 33 до 36,8 млн человек. Доля таких лиц в занятом населении была примерно такая же, как в европейских странах (см выше). Соотношение между «служащими» и «специалистами» в самодеятельном населении выглядело так35:
В восточноевропейских странах (вошедших после Второй мировой войны в «мировую систему социализма») ситуация была вполне сопоставима с рядом западноевропейских стран. В Польше лица умственного труда составляли в самодеятельном населении 3.3 % в 1921 г., 4,1 % в 1931 г., 10 % в 1950 г., 18,2 % в 1960 г., 22,9 % в 1970 г., 23,3 % в 1972 г. и 29,5 % в 1975 г. Во всем населении (с членами семей) в 1931 г. они составляли 5,5 % (еще 1,7 % – буржуазия и помещики), накануне Второй мировой войны – 5,7 % (помещики 0,3 %, буржуазия – 0,9 %), а к 1970 г. – 22,4 % (7248 тыс. человек с семьями)36. В Чехословакии в 1930 г. все элитные группы составляли 13,7 % (в т. ч. буржуазия, помещики и высшие чиновники 5,5 %, лица свободных профессий 0,5 %, интеллигенция 7,7 %), в 1947 г. в Чехии служащие и интеллигенция составили 16 %, в Словакии – 9,4 % (591,5 и 106,7 тыс. человек)37. В Венгрии доля лиц нефизического труда (до 1945 г. включая буржуазию и помещиков) определялась в 11,9 % в 1920 г., 11,4 % в 1930 г., 12,3 % в 1941 г., 9,8 % в 1949 г., 19.3 % в 1963 г. и 27 % в 1973 г.38; в 1984 г. она составила 26,1 %. Если на 1928 г. всего имелось 277 543 лиц умственного труда (из них 22 % с дипломами), то в 1977 г. – 1 357 400 (более 30 % с дипломами)39. В Болгарии служащие и специалисты составляли в 1946 г. 4,5 % (191,8 тыс.), в 1956 г. – 13,3 % (553,2 тыс.), в 1965 г. – 16,7 % (690,5 тыс.)40. В Румынии интеллигенция и служащие составили в 1950 г. – 10,1 % самодеятельного населения (900 тыс.), в 1956 г. – 10.4 % (1 млн), в 1966 г. – 11,9 % (1,1 млн), в 1977 г. – 14,7 % (1,5 млн)41.
В азиатских странах, вошедших в «социалистический лагерь», послевоенная ситуация, естественно, отличалась от восточноевропейской. В Корее, в частности, в конце 30-х гг. помещики (в числе которых было много японцев и к которым в Корее относили фактически просто богатых крестьян) составляли 2,7 % населения (83 тыс. человек)42, чиновники были представлены главным образом японцами, профессионалы же практически отсутствовали: к 1943 г. имелось, считая и «практиков», всего 1319 специалистов промышленности43, а всего на 8140 инженеров-японцев приходилось 1881 кореец44. К 1946 г. все лица умственного труда («служащие») составляли 6,2 % населения, однако их доля быстро росла и уже через 10 лет выросла более чем вдвое: в 1949 г. – 7 %, 1953 г. – 8,5 %, 1954 г. – 10,4 %, в 1955 г. – 12,2 %, 1956 г. – 13,6 %, 1957 г. – 14,9 %, 1959 г. – 13,4 %, 1960 г. – 13,7 %, 1965 г. – 15,6 %45.
Следует заметить, что значительную часть контингента «профессионалов» («специалистов») составляли лица, не имевшие соответствующего образования. Даже в США на 1970 г. доля рабочих мест, требующих высшего образования составляла 18,4 % при доле лиц с таким образованием 7,9 %, т. е. 57 % составляли «практики», а на 1960 г. их было 65 %; среди инженеров и операторов ЭВМ высшее образование имели 58,4 % (по другим данным дипломы имели 56 %, незаконченное образование – 20 %), врачей – 95,9 %, ученых-естественников – 74,4 %46.
Особенно это было характерно для СССР, где в период бурного роста этот слой пополнялся вообще помимо учебных заведений – путем непосредственного введения в его состав «передовых рабочих и крестьян», так называемых выдвиженцев. К 1930 г. их насчитывалось 340–370 тыс.47, концу 1-й пятилетки – более 700 тыс.48, а всего за это время было «выдвинуто» 0,8–0,9 млн49 И в дальнейшем в СССР при гораздо большем, чем в США, числе выпускаемых инженеров и техников всегда была значительной доля «практиков». В 1964 г. на 100 ИТР приходилось 17 инженеров, 48 техников и 35 «практиков»50, лишь к 1977 г. доля «практиков» упала до 9,8 %51. Здесь существованию категории «практиков» придавалось важное идеологическое значение, и даже в конце 70-х гг., казалось бы, объективно негативный факт занятия должностей людьми без специального образования подавался как важное завоевание, демонстрирующее существо советского общества в его движении к «стиранию граней» и «социальной однородности»52.
Аналогичные явления характерны и для других социалистических стран. В Китае к началу 80-х гг. за 25 лет численность интеллигенции выросла с 5 до 25 млн человек – за счет того, что в нее были включены выпускники учебных заведений с предельно упрощенной программой53. В Чехословакии в середине 50-х гг. только 9 % руководителей предприятий имели высшее образование и только 60 % – среднее. Высшее образование имели менее 30 % главных инженеров, еще столько же – среднее специальное. Квалификационный уровень сотрудников центральных органов управления был ниже, чем уровень сотрудников подчиненных им организаций54. Интеллигенция Румынии к концу 70-х гг., как деликатно констатировалось в одном из исследований, «испытывала трудности, вытекавшие из практики пополнения ее рядов за счет крестьянства и рабочего класса, когда степень общеобразовательной подготовки оказывала негативное воздействие на социопрофессиональные характеристики специалистов высшей квалификации»55.
Параллельно шел рост численности и удельного веса в населении лиц с высшим образованием, доля которых в населении развитых стран во второй половине XX в. стала примерно такой же, как доля всех элитных групп в XIX в. Доля лиц с высшим образованием среди работающего населения составила в конце 50-х гг. 7,7 % в США, 4,3 % в Канаде, 3,1 % в ФРГ, по 2,8 % в Англии и Франции, 2.3 % в Бельгии, 2,2 % в Италии, 2,1 % в Швеции, 1,5 %, в Японии и 1.4 % в Нидерландах56.
Прирост шел особенно быстро в 60—70-х гг. В США в 1961 г. было выпущено 414 тыс. лиц с высшим образованием, в 1965 г. – 551 тыс., в 1970 г. – 878 тыс., в 1975 г. – 1024 тыс., в Англии в 1975 г. вдвое больше, чем в 1960 г., в ФРГ в 60—70-х гг. среднегодовой прирост составил 7,1 %, во Франции – 6 %, в Японии – 6,2 %, в Швеции – 5,7 %. В США доля лиц с высшим образованием среди работающего населения, составлявшая в 1900 г. 1,2 %, а в 1910 г. – 2,7 %, к 1930 г. выросла до 3,3 %, к 1940 г. – 4,6 %, к 1970 г. – 10,2 %, а в конце 1970-х гг. составила 15,1 %57. С 1950 по 1979 г. численность лиц с высшим образованием среди занятых выросла с 4,1 до 17,9 млн (с 7 % до 18,3 %)58. В Италии к концу 60-х гг. высшее образование имели почти 3 % самодеятельного населения59, в Испании в начале 80-х гг. – 3,4 %60. В ФРГ в 1978 г. выпускники университетов составили 5,3 % трудоспособного населения, к 1985 г. их доля должна была составить от 6,1 до 6,4 %, а к 1990 г. от 7,3 до 7,8 %61. К 1991 г. высшее образование имели 36 % взрослого населения США, 16 % – Англии, 15 % – Франции и 22 % Германии62.
В СССР рост численности лиц с вышим образованием был более интенсивным, чем в большинстве развитых стран, кроме США, причем особенно быстро он шел в 30-х гг. и в 50—60-х гг. В 1939 г. полное высшее образование имели 1,2 млн человек (0,5 % во всем населении и 1,3 % в самодеятельном), в 1959 г. – 3,8 млн (1,8–2,3 % и 4,5 %), в 1970 г. – 8,3 млн (4,2 % и 6,5 %), в 1979 г. – 14,8 млн (6,8 % и 10 %), в 1989 г. – 23 млн (10,8 % и 14,3 %); среди лиц умственного труда доля таких лиц выросла с 7,6 % в 1939 г. до 16,5 % в 1959 г. и до 30,3 % в конце 70-х гг.63
В странах Восточной Европы, в которых после Второй мировой войны были установлены режимы, по своим идеологическим основам аналогичные советскому, происходили и сходные процессы: шло как можно более быстрое формирование «новой социалистической интеллигенции». В Польше, где на 1938 г. было 70–80 тыс. лиц с высшим образованием64, за 1946–1973 гг. его получили 433 тыс. и средне-техническое 3 333 тыс. человек65. В 1958 г. в обобществленном секторе имели высшее образование 240 тыс. человек – 239928 (3,8 % занятых), в 1964 г. – 310 тыс. – 310401 (4,3 %), в 1968 г. – 405 тыс. – 405 430 (4,7 %), в 1973 г. – 611 тыс. – 611129, в 1975 г. – 712,4 тыс. (более 6 %) – 58 на 1000 занятых66. В общей сложности в 1955 г. имели высшее образование 1,7 % самодеятельного населения и 1,6 % лиц в трудоспособном возрасте (мужчин 18–64 лет и женщин 18–59 лет), в 1960 г. – 2,7 и 2,5 %, в 1970 г. – 3,5 и 3,3 %, в 1972 г. – 4 и 3,7 % соответственно67. Во всем населении старше 15 лет к 1960 г. высшее образование имели 415 тыс. человек (2,1 % населения старше 15 лет) и еще 2046 тыс. – незаконченное и среднее специальное, к 1970 г. – 655 тыс. (2,7 %) и 3198 тыс., к 1973 г. – 795 тыс. (3,1 %) и 3665 тыс.68 В Венгрии, где лиц с высшим образованием в 1920 г. насчитывалось 59 тыс. (1,7 % самодеятельного населения), а в 1930 г. – 66,9 тыс. (1,8 %)69, рост числа дипломированных специалистов составил в 1949 г. по отношению к 1941 г. – 103,3 %, в 1960 г. к 1949 г. – 175,6 %, в 1970 г. к 1960 г. – 178,6 %, в 1970 г. к 1949 г. – 313,8 %70. В Румынии число лиц с высшим образованием среди занятого населения составило в 1958 г. – 158 тыс., в 1964 г. – 210 тыс., в 1972 г. – 398 тыс., в 1976 г. – 478 тыс.71, в Болгарии число специалистов с высшим и средним специальным образованием за 10 лет с 1953 по 1963 г. выросло в 2,6 раза (с 119,9 тыс. до 314,9 тыс.)72.
В странах «третьего мира» доля лиц с высшим образованием была на порядок меньше. Если в самодеятельном населении развитых стран кадры высшей и средней квалификации составляли 11,1 %, то в Латинской Америке 5,7 %, в Азии – 2,7 %. Научные работники и инженеры составили в первой половине 70-х гг. в развитых странах 112 на 10 тыс. населения, в Латинской Америке – 69, в Азии – 22, в Африке – 6. Однако и здесь она быстро росла (в частности, в странах ЮВА доля лиц с высшим образованием за 5 лет с 1965 по 1970 г. выросла в 5 раз – с 0,2 % до 1 %)73. К концу 70-х гг. 80 % лиц с высшим образованием было сосредоточено в развитых странах74.
Процесс гипертрофированного роста численности лиц с высшим образованием обеспечивался повсеместным ускоренным развитием систем образования, которое приняло практически всеобщий характер после Второй мировой войны. Наиболее заметные изменения в большинстве европейских стран произошли в 40-х гг.; до конца 20-х гг. в основных странах общая доля учащихся оставалась на уровне традиционного общества XIX в. или превышала его незначительно, а часто была даже несколько ниже.
Доля учащихся школ и вузов ко всему населению (%)75
Разрыв между долей учащихся полной средней школы и долей студентов вузов в населении 18–24 лет (за исключением США и еще некоторых стран) был небольшим и не превышал двукратного или был еще меньше. На 1950 г. соотношение между ними выглядело так (* – данные 1955 г.):76
В США соотношение получивших высшее образование к выпускникам средней школы составляло для 1900–1909 гг. – 27 %, в 1910–1919 гг. – 18 %, 1920–1929 гг. – 17 %, 1930–1939 гг. – 15 %, 1940–1949 гг. – 17 %, 1950–1959 гг. – 25 %. В конце 60-х – начале 70-х гг. в вузы поступало около 50 % выпускников школы (в 1955 г. – 45,9 %, 1960 г. – 49,6 %, 1965 г. – 54,6 %, в 1966 г. – 53 %).77 К 1970 г. ежегодная доля поступающих в вузы в соответствующей возрастной когорте составила в Австралии 23,5 %, Австрии 16 %, Бельгии 28,5 %, Канаде 33,6 %, Дании 26 %, Финляндии 18,3 %, Франции 22,4 %, Германии 15,8 %, Италии 24,1 %, Япония 23,8 %, Нидерландах 18,3 %, Норвегии 27,5 %, Португалии 6,6 %, Испании 18,1 %, Швеции 37,6 %, Турции 5,1 %, Англия 20,6 %, США 46,5 %, Югославии 29,1 %78.
В целом же показатель доли студентов среди всего населения в возрастной когорте 20–24 лет до Второй мировой войны рос медленно, и резкие изменения в большинстве европейских стран (в среднем примерно в 2 раза за десятилетие) впервые произошли к 1950 г.79
К 1988 г. процент студентов в возрастной когорте 20–24 лет достиг в США 59,6, в Англии – 22,8, во Франции – 34,8, в ФРГ – 31,8, в ГДР – 33,1, в Японии – 30,1, в СССР – 23,680.
Государства «третьего мира» существенно отставали от развитых стран по доле студентов. В начале 70-х гг. на 10 тыс. населения в США приходилось 226 студентов, в Швеции – 140, Японии – 119, Финляндии – 114, Франции – 96, Англии – 83, тогда как в Латинской Америке – 73, Азии – 37, Африке – 12, однако в середине 70-х гг. некоторые государства Латинской Америки и Азии превзошли показатели ведущих европейских стран или приблизились к ним (Аргентина – 148, Панама – 139, Венесуэла – 125, Египет – 88, Ливия и Алжир – 42)81.
Лидером процесса роста численности студентов уже со 2-й половины XIX в. выступали США, причем резкий прорыв произошел здесь ранее – уже в 20-х гг. Если в 1900 г. во Франции среднюю школу оканчивали около 1 % молодежи, то в США – 6,4 %, в 1910 г. во Франции в 16 университетах было 40 тыс. студентов, в США в 1000 вузов – 350 тыс.82 В 60-х гг. впервые в истории страны официальные лица стали усиленно выдвигать тезис о необходимости почти поголовного высшего образования в качестве одной из основных национальных задач83. Ежегодный прием с 1929 по 1966 г. увеличивался с 1100 тыс. до 6 438 тыс.84, и хотя более 50 % студентов в процессе учебы отсеивалось, число студентов с 1940 до 1970 г. выросло с 1 484 до 7 608 тыс., а к 1981 г. в 3125 вузах обучалось более 11 млн студентов85. Число степеней, присужденных в вузах США, с 1960 по 1970 г. увеличилось более, чем вдвое и к концу 1970-х гг. достигло более 1425 тыс.86 Но до Второй мировой войны качество образования в США традиционно было хуже европейского87.
В целом в 20 развитых странах с 1954 по 1964 г. число студентов выросло с 3,15 до 7 млн (в т. ч. США – 5 млн, во Франции – 600 тыс., ФРГ – 350 тыс., в Италии – около 300 тыс., в Англии – более 200 тыс.). При этом в США и Канаде оно увеличилось более чем в 2 раза, во Франции, ФРГ, Бельгии – в 3 раза, в Швеции – в 4 раза88.
В большинстве развитых стран в период наиболее интенсивного роста (в 40—60-е гг.) численность студентов выросла в 5–6 раз. В частности, во Франции с 1950 по 1971 г. – со 135 до 708 тыс.89 В начале 80-х гг. их было уже 900 тыс.; в 1961–1974 ежегодный прирост составлял 10 %, в 1975–1982 гг. – 6 %90. В ФРГ к 1978 г. насчитывалось 913,3 тыс. студентов (в т. ч. в традиционных университетах 691,8 тыс., в объединенных высших школах – 56,2 тыс., в вузах с краткосрочными программами – 165,4 тыс.)91. В Италии с 1911 по 1956 г. число студентов выросло в 8,5 раза – с 25 до 212 тыс.; хотя, как и в США, в процессе обучения здесь отсеивалось более 50 % студентов, к 1968 г. их было 500,2 тыс. (в 1955 г. в вузы поступало 56,9 % выпускников школы, в 1966 г. – 80,6 %)92. В Австралии с 1938 по 1960 г. число студентов выросло в 6 раз – с 12 тыс. до 80,1 тыс.93 Число университетов 1960 по 1978 г. выросло вдвое (с 10 до 19), кроме того, с 1965 по 1976 г. было создано 84 колледжей повышенного уровня, и к 1977 г. число всех студентов выросло до 298,7 тыс.94. В Японии с 1950 по 1980 г. число вузов увеличилось более, чем в двое (с 201 до 446), а студентов – почти в 9 раз (с 225 до 1835 тыс.)95. В Южной Корее к 1976 г. насчитывалось 72 вуза с 230 тыс. студентов и 122 колледжа неполного типа с 78 тыс. студентов96.
В значительной мере рост численности студентов в развитых странах происходил за счет появления и распространения учебных заведений низкого качества. Прежде всего это касается США. С начала XX в. здесь появились, а в 20—30-е гг. широко распространились двухгодичные колледжи, которые играли со временем все большую роль. К 1941 г. имелось 1756 вузов (в т. ч. 1173 частных), в т. ч. 98 университетов, 656 колледжей гуманитарных и естественных наук, 272 профессиональные школы, 189 учительских и педагогических колледжей, 54 нормальные школы и 489 двухгодичных колледжей. С 1955 по 1975 г. доля двухгодичных колледжей среди государственных вузов США поднялась с 45 до 63 %, а число студентов в них – с 26,7 до 45,7 %. Считая и частные вузы к 1976 г., двухгодичные колледжи составляли 37,3 % всех вузов и там училось 35,6 % всех студентов97. Эта практика была распространена и в ряде европейских стран. В 1976 г. по сокращенной двухгодичной программе обучалось около 20 % студентов, в Норвегии – 30 %, Испании – 28 %, ФРГ и Финляндии – около 17 %.
Прогрессирующему увеличению охвата высшим образованием в развитых странах способствовало и практическое отсутствие преград для поступления в вузы для выпускников средней школы, которую в этих странах после 70-х гг. оканчивала почти вся молодежь. Только в 7 % стран мира к началу 80-х гг. существовали обязательные вступительные экзамены в вузы, в 57 % стран они предусматривались лишь для части абитуриентов, а в 43 % стран, в т. ч. в США, прием осуществлялся только на основании дипломов средней школы. Поэтому если в лучших вузах, которые все применяли тестирование, существовал высокий конкурс, то в остальные могли поступать все желающие. Если в 1963 г. для юридических колледжей тест выдержали 20,7 тыс. из 30,5 тыс., то в 1977 г. – 39,6 из 128,1 тыс., и в лучших юридических и медицинских колледжах конкурс поднялся до 40 человек на место, то на 1968 г. из 1363 частных вузов 312 (более 25 %) не предъявляли вообще никаких требований98.
К началу 80-х гг. 1000 вузов США требовали теста SAT (на способности к наукам – 2 теста по 800 баллов) или (с 1959 г.) экзамена CAT (на академические знания – 36 баллов), и ежегодно их проходило 2 млн человек. При этом на 1975 г. не более 13 % всех вузов требовали более 1000 баллов по SAT и 24 по CAT. В таких вузах (университеты высокой и средней селекции и колледжи высокой селекции) училось около 21 % студентов (притом что 42 % всех студентов учились в колледжах, вообще не практиковавших SAT или CAT)99.
В СССР и позже в других социалистических странах, руководствовавшихся идеологическими представлениями о перспективе ликвидации интеллигенции как особого социального слоя и «стирании различий между физическим и умственным трудом», форсирование роста численности студентов было, естественно, первостепенной заботой властей, совершенно не смущавшихся качеством студенческого контингента и долгое время практиковавших не только прием без вступительных экзаменов, но и лиц, не имевших полного среднего образования (в начале 1918 г. имелось всего 60 тыс. студентов вузов, к осени 1919 – 117 тыс. вдвое больше, а по другим сведениям – даже 221,3 тыс)100. После некоторых колебаний в середине 20-х гг. число студентов вузов и техникумов (своеобразный аналог западным двухгодичным колледжам) росло огромными темпами. По десятилетиям прием, выпуск и число студентов (тыс. чел.) выглядели так:
В целом за довоенный период было подготовлено 1208,2 тыс. чел. с высшим и 1790,3 тыс. чел. со средним специальным образованием, за войну – 302 и 539,8, а за послевоенный период до 1970 г. – 7 624,8 и 12 432,6 тыс. чел. соответственно101. В послевоенное время наиболее высокие темпы роста имели место в 1955–1965 гг. Среднегодовое увеличение приема в вузы и техникумы составило в 1955–1960 гг. 6,3 %, в 1960–1965 гг. – 6,5 %, в 1965–1970 гг. – 2,3 %, в 1970–1975 гг. – 1,6 %, в 1977–1978 гг. – 0,9 %102.
В восточноевропейских соцстранах проводилась, в принципе, аналогичная политика, лишь в несколько более скромных масштабах. В Польше число студентов выросло с 56 тыс. в 1945 г. до 150 тыс. в 1950 г., план на 1961–1980 гг. предусматривал четырехкратное увеличение, в т. ч. десятикратный рост на вечернем и заочном при дневном всего в 2,6 раза. Но т. к. пришлось значительно понизить требования к кандидатам, уровень, особенно на вечернем отделении, резко упал, и увеличился отсев103. В Румынии лиц с высших образованием в 1950 г. выпущено 8,4 тыс., в 1960 г. – 10,9 тыс., в 1970 г. – 24,5 тыс.; со средним специальным: в 1951 г. – 128 тыс., в 1961 г. – 151,1 тыс., в 1971 г. – 154 тыс.104 В Болгарии за 40 лет было выпущено 383,4 тыс. специалистов, и к 1984 г. имелось 86,3 тыс. студентов105. Темпы роста в ряде стран, как и в СССР, снизились только в конце 70-х гг., когда обнаружилось явное перепроизводство «специалистов» и наметился дефицит рабочих106:
Еще более гротескные формы приняло развитие системы высшего образования в азиатских социалистических странах. В Китае в 1950–1958 гг. численность студентов более-менее плавно росла со 117 до 441 тыс., а выпуск – примерно с 20 до 60 тыс, но в 1959 г. численность выросла сразу на треть, а к 1961 г. – до 955 тыс. (а выпуск к 1962 г. – до 170 тыс.)107. В 1958 г. с политикой «большого скачка» число вузов умножилось, и они были разделены на три категории: 1) полного учебного дня, 2) «половина времени – учеба, половина – труд», 3) учебные заведения «в свободное от работы время». Если в январе 1958 г. имелось 227 вузов, то в конце августа объявлено о существовании 1065, в ноябре – уже 1400. Эталоном вуза стал «университет коммунистического труда» в Цзянси, где на 1-м курсе на 6 месяцев труда приходилось 5 обучения, на 2-м – 5 на 6, 3-м и 4-м – 4 на 7; 10,2 % его студентов имели за плечами 4 класса школы, 58,9 % – 6, 30,4 % окончили 1-ю ступень средней школы, и только 0,5 % – полную среднюю школу108.
В 60-х гг. большинство вузов (в 1965 г. их числилось 430 с 670 тыс. студентов, выпуски – под 200 тыс.) существовало чисто номинально (в 1970 г. только 50 объявили о наборе студентов), занятия в них шли на уровне малочисленных экспериментальных групп, где использовались «преподаватели-совместители» из рабочих, крестьян и солдат, «обладающих опытом классовой борьбы», а студенты использовалисть в качестве рабочей силы. Более-менее нормальное обучение было восстановлено только в начале 70-х: в 1972 г. возобновили нормальное обучение 196 вузов, в 1974 г. их было 300 (500 тыс. студентов). В 1970–1972 гг. принято было 200 тыс., в 1973 г. – 153, в 1974 г. – 167 тыс. (выпуск 1973 г. – 29 тыс., в 1974 г. – 51 тыс). Однако и эти выпуски были очень плохого качества (в Шанхае в 1977 г. проверка вузовских выпусков последних лет по программе средних школ установила, что 68 % «специалистов» не смогли сдать экзамен по математике, 70 % – по физике, 76 % – по химии, некоторые вообще не могли ответить ни на один вопрос). Но с проведением радикальных экономических реформ конца 70-х гг. была осуществлена и реформа высшей школы: для технических и естественных вузов курс увеличен до 4–5 лет, в гуманитарных – до 4. В 1978 г. возобновились и вступительные экзамены по программе школы и впервые за 11 лет стало возможным поступать без обязательного двухгодичного производственного стажа. К началу 1979 г. функционировало около 600 вузов с 850 тыс. студентов и еще 550 тыс. в вузах при заводах и вечерних (всего более 1 млн на дневных отделениях)109.
Примерно по тому же пути пошли в КНДР. В 1946 г. там имелось 4 вуза, в 1949 – уже 15, в конце 50-х гг. – 22, но в 1960 г. внезапно их число выросло за год почти в 4 раза – до 76 и до 92 в 1961 г. плюс к ним добавились «высшие технические школы» (82 в 1960 г., 244 на 1961 г. и 466 на 1963 г.), таким образом в 1966 г. имелось всего 565 заведений (в т. ч. 98 «традиционных» вузов, а к 1970 г. одних их было уже 129). Число студентов, составлявшее 3,1 тыс. в 1946 г., 18,5 тыс. в 1950 г. и 36,5 тыс. в 1958 г., в 1960 г. вместе с «высшими школами» выросло до 108 тыс., и до примерно 350 тыс. в 1963–1964 гг.110 С 1959 г. 80 % всех поступавших составили «производственники» (не менее 2 лет стажа). При этом если до 1960 г. заочники составляли 33,3 % всех студентов, то в 1960/61 г. – 57,3 %, а к 1969 г. – 69 %111. Что же касается «вечернего» обучения, то в 1960 г. пленум ЦК ТПК, констатировав отсутствие качественных отличий в работе дневных и вечерних отделений (что совершенно справедливо, т. к. студенты дневных отделений также работали большую часть времени), этот термин отменил112. В результате оказалось, что если в Англии 1 студент приходился на 525 человек, а во Франции – на 500, то в КНДР – на 170113.
В большинстве стран Азии и Африки ускоренное развитие образовательных систем началось после Второй мировой войны. Лишь в Турции в ходе реформ Ататюрка это произошло в 30-х гг.: за 6 лет число студентов выросло вдвое: с 5225 в 1932 г. до 10 213 в 1938–1939 гг.114. В остальных странах, даже сохранивших независимость, до 50-х гг. системы высшего образования находились в зачаточном состоянии, и только после Второй мировой войны стали быстро развиваться. В Судане, например, с 1936 по 1956 г. было выпущено всего 652 специалиста115, в Ираке на 1920 г. насчитывалось только 74 студента, на 1930 г. – 151, на 1940 г. – 1235, на 1950 г. – 5084, на 1957 г. – 5882, на 1965 г. – 30 287, на 1970 г. – 39 892116. В Иране, где в 1922 г. имелся всего 91 студент, в 1953 г. их было уже около 10 тыс., в 1968 г. – 78,9 тыс.117; хотя после исламской революции численность студентов (принимаемых по новым правилам – «исламскому фильтру») сократилась ниже дореволюционного уровня: в 1983 г. из 360 тыс. абитуриентов принято было 28,3 тыс.118
Основной рост пришелся в афро-азиатских странах на 60—70-е гг. В Сирии к 1969 г. имелось уже 38 тыс. студентов119, в Египте число университетов в 1973–1976 гг. увеличилось с 8 до 13, число выпускников с 1972 по 1977 г. более чем удвоилось и достигло 63 853, а за 1977–1982 гг. всего было выпущено 343 тыс.120
В Индии с 1965 по 1975 г. число студентов вузов выросло с 1,5 до 3,4 млн человек, в конце 70-х гг. выпускалось ежегодно около 800 тыс. (в т. ч. 400 тыс. бакалавров)121, в Таиланде в 1960 г. имелось 95 тыс. студентов в вузах и средних специальных заведениях, к 1972 г. – 182 тыс.122 Кроме того, уже с 50-х гг. все большее число молодежи стало получать образование в Европе (на 1956 г. в Англии было 12622 студента из колоний – втрое больше, чем к началу 50-х гг.123). В большинстве развивающихся стран из поступивших на 1-й курс оканчивали обучение 15–20 %124, т. е. отсев был вдвое выше, чем в развитых странах. При этом конкурс существовал в основном только за счет более престижных учебных заведений, а в остальные принимали практически всех; так, например, в 1975 г. в вузы Бангкока было принято 11 тыс. из 49 тыс. абитуриентов, но если в университетах конкурс составил 4,6–3,7, а в Медицинском университете 5,3, то в технических институтах 0,2–0,4125.
В этот период рост численности студентов (млн) в странах «третьего мира» характеризуется такими показателями126:
За десятилетие 1965–1975 лишь в некоторых азиатских странах численность студентов выросла менее, чем в 2 раза (Шри Ланка 1:1,04, Филиппины 1:1,45, Индия 1:1,66, Пакистан 1:1,71), чаще она была больше, чем в 2 раза, и иногда в 4 и даже в 5 раз: Индонезия 1:1,99, Таиланд 1:2,15, Непал 1:2,89, Малайзия 1:2,93, Бангладеш 1:86, Иран 1:5,12127. В середине 70-х гг. по числу студентов страны «третьего мира» делились на несколько групп. В странах 1- й группы (Индия, Филиппины, Бразилия, Аргентина, Мексика) насчитывалось более 500 тыс. студентов (всего около 6 млн), 2- й (Пакистан, Индонезия, Бангладеш, Пакистан, Египет, Чили, Венесуэла, Перу, Колумбия) – от 100 до 500 тыс. (всего около 1,9 млн), 3- й (большинство стран Азии и Латинской Америки, в т. ч. Алжир, Марокко, Тунис, Ливия, Судан, Нигерия, Заир, Кения) – от 10 до 100 тыс., 4-й (24 государства Африки и малые страна Латинской Америки) – от 1 до 10 тыс., и 5-й (Ботсвана, ЦАР, Чад, Лесото, Руанда, Бурунди, БСК, Верхняя Вольта, Нигер, Катар, Бахрейн, Белиз, ЙАР, НДРЙ) – менее 1 тыс. Причем если в странах 1-й группы за рубежом училось в среднем 0,5 % студентов, то 2-й – 2,1 %, 3-й – 20 %, 4-й – 26 % и 5-й – 35 %128.
В 1977 г. в развивающихся странах Азии насчитывалось 7440 тыс. студентов (плюс 201 тыс. обучающихся за границей), Северной Африки – 727 тыс. (плюс 43 тыс.), Тропической Африки – 269 тыс. (плюс 70 тыс.). В частности, в Индонезии – 300 тыс., Южной Корее – 419 тыс., Турции – 313 тыс., Бангладеш – 182 тыс., Иране – 172 тыс., Индии – 2,5–3,2 млн, Египте – 493 тыс., Алжире – 62 тыс., Марокко – 67 тыс., Нигерии – 68 тыс., Судане – 24 тыс., Заире – 21 тыс.129 К началу 80-х гг. некоторые страны Юго-Восточной Азии по показателю доли студентов в населении стали приближаться к развитым странам. Численность студентов в основных азиатских странах в 1970–1980 гг. характеризуется следующими цифрами130:
Рост численности лиц с высшим образованием шел в афроазиатском мире столь бурно, что избыточная их часть перетекала в развитые европейские страны и США, усугубляя и без того развивавшуюся там тенденцию к перепроизводству. В 1970 г. в США при 100 тыс. безработных лиц с высшим образованием из заграницы прибыло 13,3 тыс. За 60-е туда въехало около 76 тыс. врачей при подготовленных в США 77,8 тыс., в 1971 г. – 10 тыс. против 8,9 тыс.; доля иммигрантов среди врачей выросла с 11,2 % в 1963 г. до 19,5 % в 1973 г., причем в некоторых странах выехавшие в США врачи стали составлять заметную часть всех подготовленных в этих странах: в Иране при ежегодном выпуске 650 врачей в США в 1970 г. переехало 806; в 1971 г. в США жили 2 тыс. южнокорейских врачей при 13 тыс. в самой Корее, 1 тыс. таиландских при 4 тыс. в Таиланде131. Из Африки на Запад с 1962 по 1972 г. переместилось 14748 инженеров, научных работников и преподавателей – по 1475 в год, тогда как общее число их в Африке было менее 50 тыс., а ежегодный выпуск не более 10 тыс. В конце 60-х гг. за границей было больше камерунских врачей, чем в самой стране, где 2/3 врачей были иностранцами132