Глава 8

Дома меня ожидают две вещи.

Первая – посылка от Эмми, аккуратная маленькая коробочка, облепленная сердечками и блестками.

Вторая – Дэйви. Когда я вхожу в дверь, его большое тело, покрытое белой шерстью, вылетает из-за угла, налетает на мои ноги, и я теряю равновесие. Он никогда не прыгает, а просто стоит, виляя хвостом, и ждет, когда я его приласкаю. И я, разумеется, делаю это, потому что кто устоит перед тем, чтобы не приласкать собаку, так радостно тебя встречающую?

Падаю на него. Дэйви держит меня, пыхтит, а потом тоже падает, и нам весело и хорошо.

– Кто-то вернулся из собачьего лагеря! – вслед за ним из-за угла появляется мама с сюсюкающим выражением лица и надувает губы, глядя на Дэйви. – Ты вдоволь повеселился со своими друзьями, правда ведь, Дэйви-Дэйв?

– Не надо разговаривать с ним, как с ребенком, – бормочу я в шерсть пса.

– Что такое? – не расслышала мама.

Я выпрямляюсь:

– Ничего.

– Он провел длинную приятную неделю, носясь со своими товарищами, а теперь вернулся к нам прямо под Хеллоуин. Верно, приятель? О, Элиза, тебе пришла посылка. Я положила ее на кухонную стойку.

Слушая, как мама это говорит, можно подумать, что в посылке бомба. Она кладет вещи на стойку только в том случае, если не уверена, нужно оставить их в доме или же следует немедленно выбросить в бак для мусора в гараже.

– Это от Эмми, мама, – говорю я.

Она хмурится:

– От Эмми. И что в ней?

– Пока не знаю.

Отпускаю Дэйви; он сопровождает меня на кухню. Мама идет за ним. Беру ножницы и распаковываю коробку.

Внутри записка от Эмми и всякие вещицы, которые ожидаешь получить от четырнадцатилетней студентки колледжа: твердые карандаши для рисования, купленные, вероятно, с существенной скидкой в книжном магазине кампуса или же выпрошенные у кого-то из студентов художественного отделения; коллажное изображение человека из картинок, вырезанных из журналов или взятых в Интернете, но оно каким-то образом оказывается анатомически правильным; и конечно же, несколько пакетиков лапши рамен. При виде коллажа и рамена мама морщится. Я игнорирую это и открываю письмо. Оно написано от руки; Эмми любит рисовать сердечки вместо точек над i . Утверждает, что делает это с иронией.

Э!!!

Только попробуй не прийти в восторг от моей посылки! Я помню, ты говорила, что тебе нужны новые твердые карандаши, и надеюсь, ты не успела еще купить их сама. И ешь рамен, потому что ты, знаю, иногда забываешь о еде. Но разумеется, мы с тобой понимаем, что самое лучшее в посылке – это Мистер Великолепное Тело. Да, у него есть имя, я запомнила все, что ты говорила мне о твоем идеале мужчины на протяжении нескольких лет, и создала его для тебя. Восхищайся моим шедевром. Любуйся моим фантастическим творением.


Что касается глаз… если они выпадут, то это потому, что у меня кончился клей. Я студентка факультета гражданского строительства, а не писчебумажный магазин.

Ужасно тебя люблю!

Эмми

Снова смотрю на Мистера Великолепное Тело. Мощная челюсть, потрясающие глаза, гладкая мускулатура – такого кто угодно признает привлекательным мужчиной. Я никогда не заморачивалась тем, как выглядят парни, и, думаю, Эмми подшутила над этим. Во всяком случае, я смеюсь.

– В чем дело? – интересуется мама. В ее голосе чувствуется напряжение.

– Ни в чем, – отвечаю я, укладывая подарки обратно в коробку. – Эмми шутит.

– Эмми… Эмми – девушка, верно? – Мама опять идет за мной, когда я выхожу из кухни и направляюсь к себе наверх.

– Да, Эмми – девушка. Ты когда-нибудь слышала о парне по имени Эмми?

– Не знаю, но ты имеешь дело со всякими интернетчиками, и я решила спросить…

Сжимаю зубы, чтобы не открывать рот. Не думаю, что мама хочет меня обидеть – она, кажется, никогда этого не делает, – но если между нами завязывается разговор, кто-то из нас в конце концов начинает так сердиться, что продолжать говорить становится невозможным. Прыгаю по ступенькам – Дэйви у моих ног – и иду к себе в комнату.

– Мне не слишком нравится, что у них есть наш адрес, – начинает мама.

– Они мои друзья. Больше наш адрес я никому не даю. – Вхожу в комнату, Дэйви просачивается вслед за мной, я закрываю дверь и запираю ее. Слышу, что мама останавливается перед дверью. И сердито вздыхает.

– Ты должна будешь погулять с Дэйви! – громко говорит она.

– С ним гуляют Салли и Черч, – кричу я в ответ. – Им это нравится.

– У тебя есть домашнее задание?

– Не помню. Кажется, по математике и по физике.

– Не забудь сделать его. Нам снова звонила твоя внеклассная учительница, она беспокоится о том, что ты работаешь не в полную силу…

– Я не собираюсь поступать в колледж Лиги плюща. Так какое это имеет значение?

Она не отвечает, но я знаю, что она сказала бы. Во-первых, что я должна метить выше и учиться в школе изо всех сил – но сейчас мне не до учебы, я все время рисую. И во-вторых, трудно поступить в любой колледж, а не только в принадлежащий к Лиге плюща, или же, что я могу остаться без стипендии, ну и так далее. Поступить в колледж не проблема, туда все время все поступают. И стипендия мне не нужна, я планирую платить за обучение из тех денег, что зарабатываю в магазине «Моря чудовищ». Когда Эмми создала monstroussea.com, она сделала также страничку, на которой мы можем продавать наши сувениры – сумки, блокноты, банданы, карандаши, рубашки, пуговицы, кошельки, футляры для телефонов – все, что выполнено в стиле МЧ с его логотипом. Так я купила компьютер, и новейшую версию фотошопа, и, самое главное, графический планшет.

Родителям неизвестен масштаб моих приобретений. Они знают, что я покупаю вещи, и когда это началось, они помогли мне открыть счет и дали номер телефона своего налогового консультанта, сказав, что если я хочу немного подзаработать на своем хобби, то должна научиться обращаться с деньгами, что очень пригодится мне в жизни.

До недавнего времени я практически ничего не зарабатывала на комиксе, а когда начала делать это, то собрала все свое мужество, пошла в банк и открыла собственный счет, о котором родители ничего не знают. Иногда я перевожу с него какие-то деньги на счет, открытый родителями, и они видят, что я что-то зарабатываю, но истинное положение дел им неведомо. Они понятия не имеют, что я могу платить за обучение в колледже и жить на свои средства.

Я не хочу, чтобы они это знали. Не хочу, чтобы они вмешивались в мою жизнь онлайн, подобно тому, как вмешиваются в мою жизнь вне Интернета.

Мама идет прочь от моей двери. Я еще много чего услышу от нее, когда папа вернется из… откуда, где он сегодня находится. Возможно, он на каком-то сборище, посвященном высокотехнологичному спортивному оборудованию. Он скажет, что я должна делать домашние задания, потому что так я стану хорошо эрудированным человеком, независимо от того, попаду в колледж или нет; еще он скажет, что я должна гулять с Дэйви, потому что это хорошая физическая нагрузка. Фраза «хорошая физическая нагрузка» звучит так же ужасно, как «пора вставать» и «яйца кончились».

Бросаю рюкзак на пол, ставлю коробочку Эмми на стол, предварительно вынув из нее Мистера Великолепное Тело, чтобы повесить его на стену между двумя плакатами на тему «Моря чудовищ», и заваливаюсь на кровать со своим блокнотом. На полках, висящих у меня в изголовье, навалены книги. Это разные издания четырех «Детей Гипноса», серии книг, которая навсегда будет неполной. Дэйви пристраивается рядом. Минуту я лежу на боку, зарывшись лицом в его шерсть вокруг шеи. В мире существуют только тихий шум обогревателя и запах собаки. Никто на меня не смотрит, никто не судит, никто даже не думает обо мне. В комнате никого больше нет. Дэйви вздыхает и кладет голову на мою руку.

Спустя минуту сажусь и тянусь за блокнотом. Из него первым делом выпадают испачканные страницы, а затем листы бумаги, что дал мне Уоллис. Дал, чтобы я оценила то, что он написал. Сделала свои замечания. А ведь мы сегодня разговаривали с ним впервые в жизни. Я не знакома с какими-либо писателями, но, думаю, такое случается нечасто. Может, он просто был счастлив пообщаться с другим фанатом «Моря чудовищ». Протягиваю рукопись Дэйви, он обнюхивает ее, тычет в нее носом, а затем кладет голову на лапы и смотрит на меня большими темными глазами.

– Хорошо? – спрашиваю я. – Я бы сказала, что хорошо.

Листаю страницы, они приятно волнистые и не тесно примыкают друг к другу, потому что ручка Уоллиса слегка деформировала бумагу. Провожу пальцем по словам, не читая их. Они такие четкие – это потому, что он все делает медленно, думаю я. С подобными способностями он мог бы стать художником.

Пытаюсь сдержать свое волнение.

У Эмити было два дня рождения.

Я читаю быстро, листая страницы так, словно это моя работа. Впрочем, в каком-то смысле так оно и есть. Ну ладно. История разворачивается медленно, но верно, раскрывая детали сюжета, которые я смогла осветить только позже. Я не ожидала, что Уоллис верно передаст чувство Эмити к Фарену, атмосферу их родного острова, содержание их культуры, но у него все получилось.

В комиксе были картинки всего этого, одну или две панельки я нарисовала для того, чтобы можно было почувствовать суть места, но он оживил их с помощью слов. Может, у меня создается такое впечатление только потому, что я знаю, как все это выглядит. Это слишком хорошо. Это как есть пирог, о котором ты даже не мечтала.

Я создала «Море чудовищ», потому что хотела такую историю. Хотела нечто подобное, но не могла ничего найти, и тогда придумала свое. А теперь еще кто-то создал ее для меня другим способом – тем, который мне неподвластен, – и это позволяет мне пережить все столь дорогое мне еще раз. Наконец-то у меня есть история, которую я хотела, и хотя я знаю, что будет дальше, и мне известно, как все выглядит, все равно она нова для меня.

Это больше, чем я заслуживаю. Это идеально.

По спине пробегает холодок. Я слишком поздно осознаю, что плачу, и несколько слез капают на страницу. Чертыхаюсь, отодвигаю от себя рукопись и быстро вытираю глаза рукавами толстовки. Дэйви кладет голову мне на бедро.

– Все хорошо, – говорю я, но мой голос дрожит. Опять же рукавом пытаюсь стереть следы слез с бумаги. Завтра Уоллис, вероятно, заметит их.

Я полуплачу-полусмеюсь у себя в комнате. И это прекрасно.

Уоллис прочитал мои мысли. Он угадал, о чем я думала, когда рисовала, и изложил все на бумаге. Я не понимаю, как могла образоваться такая цепочка событий. Но Уоллис Уорлэнд – прирожденный маг. Настоящий, реальный маг. В том, что касается слов.

И он не просто прочитал мои мысли. Кроме того, он знает материал. Он знает, что созвездие, которое начертил Фарен на потолке над их кроватью, называется Гьюрхай. Он знает мифологию – достаточно точно. Я могу сделать одну поправку на полях, но мне жаль марать такое идеальное письмо, поскольку ничего неверного я больше не нахожу, так что я скажу ему об этом завтра. Имена, мифология – все это не упоминалось в комиксе. Я говорила о них, только отвечая на вопросы фанатов.

Но и это еще не все. Переворачиваю последнюю страницу.

И вижу цитату из «Трагической истории доктора Фауста».

И не страшусь я слова «осужденье».

В Элизиум я превращаю ад.

Он помнит. Забыла, было это на форуме или в чате, но я сказала, что «Море чудовищ» – комбинация игр Final Fantasy и легенды о Фаусте. Большинство фанатов понятия не имеют, кто такой Фауст, они просто знают, что это фамилия Дэмьена. Это было так давно. В самом начале комикса, форумов. Этот пост теперь не отыскать.

Но Уоллис помнит о нем.

Загрузка...