Эльдарское пророчество

ЗОЛОТЫЕ с зелёным флаги Дома Тейрту гордо развевались над головами воинов, когда они выходили из Сентриума и строились в боевой порядок перед вратами Ривалина, последним большим барьером между грубыми стикс-тан и утончёнными придворными эльдарами Нэвир. Десятки защитников Дома Тейрту были построены в идеальные, строгие шеренги, словно для проведения смотра. В сгущающейся темноте сумерек этого сектора их отполированная броня сверкала в отражённом свете, исходящем от Дворца Ясновидца позади них, делая видимыми их силуэты врагам посреди потока сияния, словно бы они находились в ауре самого ясновидца, в то время как символ Змея Айдена сверкал в густой тени, которая проходила поперёк их груди.

Йзульт не нужно было прокладывать себе путь сквозь шеренги. Они автоматически расступились, когда она прошествовала от ворот прямо к передним линиям её войск. Когда перед ней открылся проход, мимо в прогал устремился луч света, вынося её длинную тень за пределы поля сражения. Голова гигантской, вытянутой тени почти достигала ног врагов у тёмно-красной линии фронта.

- Вам здесь не рады, пауки варпа, - пробормотала она, делая шаг вперёд из своей линии пока не осталась стоять в одиночестве. Ряды Стражей дома сомкнулись позади неё, стирая её тень пеленой темноты. - Вы повернёте назад.

В голосе не было глубины, от чего его интонация казалась обычной и безучастной, но её глаза сосредоточенно сверкали. Броня её была безупречна, словно для официальных церемоний. Она не носила шлема, и длинные чёрные волосы ниспадали поверх тёмно-зелёного плаща, который каскадом лился с плеч, словно мягкая грива, указывая на её ранг,. Длинная рукоять древнего, внушающего ужас, двуручного меча, выглядывала из-под складок ткани и была прочно прикреплена к поясу с помощью золотой пряжки в виде головы змеи.

Стоявшие в строю напротив неё Воины Аспекта не шелохнулись. От их командующего не последовало никакого ответа, и ни один эльдар не выступил вперёд из их рядов. Они стояли неподвижные и неумолимые перед лицом Стражей Дома Тейрту в потоке света, который лился из Сентриума через большие Врата Ривалина. В ярком сиянии их тёмно-красная броня светилась как предупреждающий маяк.

Йзульт слегка прищурила глаза, пристально глядя на них. Могло ли быть так, что они просто не услышали её? Она тщательно рассчитала беспристрастную громкость голоса, достаточную, чтобы не страдающие глухотой услышали обидные слова.

Она мысленно вздохнула, зная, что правила этикета для начала сражения различаются у разных Аспектов. Правила битвы между Великими Домами были определены и записаны во время Династических войн в течение последней сотни лет, но было не ясно, применимы ли те же самые правила к Храмам Аспекта, которые не торопились принимать участие в этом ужасном противостоянии, или, по крайней мере, не спешили обнаруживать этого.

Во время собственного цикла обучения в Храме Яростных Мстителей Йзульт усвоила достойный и благородный этикет. Было вполне правдоподобно, что коварные Пауки Варпа не разделяли её кодекса поведения. Тем не менее, она осознавала, что вела себя без должного уважения.

Вам здесь не рады, пауки варпа. Вы уйдёте отсюда, или мы обратим вас вспять. - Осознавая, что озвучивание своих слов, возможно, было излишне оскорбительным, в этот раз она повторила их мысленно, не произнеся ни слова. Вместо этого она направила их через разделяющее пространство прямо в разумы Пауков Варпа.

Кто ты, чтобы отказывать нам в гостеприимстве, служительница Тейрту? - Ответ прозвучал твёрдо и ярко, он интенсивно резонировал в голове Йзульт. Она не могла сказать, был ли он слышим её Стражам. Часть её надеялась, что нет.

- Я Йзульт Тейрту-ан, - представилась Йзульт, делая ещё один шаг вперёд от своих рядов так, чтобы её было ясно видно с обеих сторон.

Она произнесла слова вслух, принимая и усиливая вызов, который заключал в себе такой ответ. Сказанные с умыслом или нет, слова её оппонентов уязвили её, хотя было правдой то, что с Домом Тейрту её связывала только клятва, она не была его частью от рождения.

- Я в достаточной степени уполномочена приветствовать наших друзей, и я в состоянии дать отпор нашим врагам, – добавила она, позволяя враждебным интонациям достигнуть слуха Пауков Варпа.

Всё это было частью ритуала начала.

У нас нет никакого желания сражаться с тобой, Мстительница Йзульт. - Тёмно-красная линия фронта Пауков Варпа расступилась, и из строя вышла величественная фигура. Она была на голову выше своих Воинов Аспекта, и её плечи горделиво распрямились, когда волна света от Сентриума разбилась о её доспехи, словно вода о скалу. Как и Йзульт, экзарх была без шлема, давая понять, что формальности ещё не были исчерпаны. - Твоя слава достигла нас.

Йзульт улыбнулась, приподняв одну бровь в лёгком удивлении. Она была удивлена узнать, что для этой стычки экзарх находилась среди своих воинов, но это, безусловно, объясняло внутреннюю мощь голоса, который прогремел через нейтральную зону моментом раньше. Ещё более удивлена она была тем, что интонации казались примирительными. Экзарх Эйнгил действительно пытается предотвратить битву, или это лишь часть этикета Пауков Варпа?

- Ты оказываешь мне честь, экзарх, - отвечала она всё ещё вслух, чтобы её скептический тон могли слышать собственные воины. Если попытки примирения Эйнгил были неискренни, Йзульт не хотела попасться на удочку. Кроме того, когда был выбор между дипломатией и боем, Яростный Мститель должен всякий раз предпочесть битву. Она пришла не за тем, чтобы охранять Врата Ривалина только перекидываясь словами с этим экзархом или не экзархом Пауков Варпа. – Я бы тоже не хотела сражаться с собой!

Не нужно больше каэлорской крови, чтобы проливать её в этот день, Йзульт Тейрту-ан. Руки великих домов и так уже достаточно запятнаны. Мы просто ищем безопасный проход к Святыне Флюир-герна. Это всё.

Глаза Йзульт снова сузились, когда вспышка рубинового света угасла на древней броне экзарха. Это не было похоже на ритуал начала. В течение Династических войн Йзульт уже привыкла выходить вперёд, объявлять своё имя и затем начинать сражение с достойным противником. В первой схватке сражались избранники с каждой стороны, а затем, в зависимости от исхода, остальные воины бросались в драку. Или они отступали, признавая превосходство противника. После стольких смертей, эльдары Каэлора вынуждены были создать способ сражения, который бы не оставил искусственный мир совсем без эльдар. В самых укромных уголках дамашир, все они знали, что дети Иши были угасающим светом в галактике, и никто не хотел быть ответственным за то, что погасил его полностью.

И всё же попытки к примирению Эйнгил раздражали Йзульт. Она видела, что в их глубинах скрывался обман, словно смертоносная змея, таящаяся в цветах дерева умбала. Задержка казалась нерешительностью или даже трусостью. Если бы Пауки Варпа хотели миновать ворота, им стоило простой идти. Вся эта ситуация казалась отчасти оскорбительной, и Йзульт размышляла, не насмехаются ли над ней.

- Ты не считаешь меня достойной твоей крови, экзарх Каина? – Йзульт нашла причину своего возрастающего гнева. - Ты не будешь сражаться со мной?

Позади себя Йзульт могла чувствовать, как в рядах Стражей дома закипало возрастающее негодование.

Я не желаю сражаться с кем бы то ни было в этот день.

ТЫСЯЧИ ЭЛЬДАР переполняли улицы и бульвары, которые сходились на Площади Ваула в самом сердце величественного сектора Сентриум, в центре которого стояли Дворец Ясновидца и Святыня Флюир-герна. Сентриум был самым большим и наиболее древним сектором на всём Каэлоре, центром Олипсина и домом эльдар Нэвир. Главные улицы были переполнены далеко от места сбора, поскольку народ прижимался друг к другу в надежде мельком увидеть тело, которое лежало в стасисе на серебряной декоративной наковальне, отмечавшей геометрический центр искусственного мира Каэлор. Наковальня служила монументом Ваула, бога-кузнеца, который, как считали, был богом-покровителем самого Гоури Сияющего. Она служила церемониальным алтарём во время важных событий, но никогда прежде не была украшена телом кого-то не из рода Ривалина.

Несмотря на плотное скопление эльдар, стояла тягостная тишина, которая нависала над Сентриумом. Как и все из их расы, каэлорцы были заложниками своих сильных эмоций. Именно во времена столь тяжёлого общего горя они затерялись в уединении своего искусственного мира. Ни один не произнёс даже слова утраты, но каждый чувствовал общую боль других, пока весь сектор не оказался залитым скорбью и воспоминаниями.

Не было никакого официального объявления о Церемонии Перехода, но скопление страдания и боли было маяком, который притягивал эльдар со всего Каэлора разделить последние мгновения их возлюбленной Владычицы. Каэлорцы чувствовали притяжение к изливавшимся эмоциям, словно мотыльки к пламени, как если бы они получали силу и сплочённость от общей скорби.

Высоко, на одном из балконов того самого Дворца Ривалина, который располагался на площади, Синния подняла голову и украдкой посмотрела вокруг себя. Со всех сторон её окружали другие придворные Олипсина – Круглого Двора – каждый с почтительно склонённой головой. Один или двое закрыли глаза, словно они сознательно старались настроить свои разумы на волны горя, которые расходились внизу на площади. Тяжесть была гнетущей.

К своему удивлению Синния увидела, что один из придворных поднял свой взгляд от толпы внизу. Он украдкой оглядел балкон до того как заметил, что Синния наблюдает за ним, а затем несмело улыбнулся, смущённо сморщив красивое смуглое лицо. В этот момент Синния увидела, что его глаза отливают золотом, и заметила потрясающее богатство его шёлковых одежд. Вопреки самой себе, Синния улыбнулась в ответ, как ребёнок в момент узнавания и смелости, а затем смущённо опустила веки.

Под ними внизу, в центре площади, она могла видеть пустую оболочку, которая когда-то была телом Владычицы Айони. Оно было заботливо уложено поперёк серебряной наковальни в театральной позе, которая, безусловно, была тщательно продумана, чтобы усиливать эмоции собравшихся. Эстетически это выглядело прекрасно, хотя до неприличия сентиментально и с попыткой манипуляции чувствами зрителей, так как тело было всё-таки немного большим, чем просто оболочка. Это была часть постановки, которая была бы достойной Риллийтанн, и Синния немедленно усомнилась в том, что эстетически не развитые стикс-тан из Дома Тейрту могли сами додуматься до такого. На мгновение она задалась вопросом, советовались ли с ясновидцем о том, как лучше провести церемонию. Несмотря на некоторые свои недостатки, старому Ахирну Ривалину не отказало его хорошее чувство прекрасного, и было общеизвестно, что Айони была его любимицей.

Чувство дискомфорта мягко окутало её лицо, и Синния снова бросила быстрый взгляд в сторону и увидела, что Селиддон Оссиан продолжает рассматривать её своими золотистыми глазами. Его упорство граничило с бесстыдством, что, несомненно, было нарушением приличий на такой церемонии, как эта. Она отвела взгляд, совершенно не рассерженная таким вниманием, но и не желая поощрять что-либо в этом роде. Здесь было не время и не место.

Лёгкий шум и движение внизу привлекли её внимание к площади. Сквозь толпу открылся проход, и из ворот дворца прямо под ней появилась небольшая группа эльдар. Одетые в пышные церемониальные наряды зелёного и золотого цветов своего великого дома, с флагами, гордо реющими над головой, под предводительством Айдена Тейрту они проследовали сквозь толпу к подиуму, который был установлен для них рядом с наковальней. Перед собой Айден нёс сложенную ткань изумрудно-зелёного цвета, словно он бережно держал в своих руках ребёнка.

Впервые с окончания Династических Войн Синния чувствовала, что вид Айдена вызывает у эльдар Сентриума любовь и симпатию. Когда он поднялся на подиум рядом со своим сыном Морфрэном и юной красавицей Орианой позади себя, Синния почувствовала, что волна эмоций до краёв наполнила собрание и захлестнула их. Впервые за много лет Айден был в центре положительных эмоций. Не зависимо от того, как мучительно остальная часть Каэлора переживала потерю Владычицы Айони, они знали, что он должен чувствовать это намного сильнее любого другого. Она была с ним ещё до его кровавого прихода к власти в Сентриуме. Она пришла с ним из далёких краёв Тейрту, когда он вошёл в Олипсин и вырвал реальную власть у ясновидца, и она придала Дому Тейрту при дворе дух изысканности. Без неё утончённые Нэвир Круглого Двора, возможно, никогда бы не приняли грубого Айдена.

Они даже не заметили, что ясновидца нет, подумала Синния, с огорчением и глубоким волнением покачав головой на ту лёгкость, с которой можно было управлять её согражданами каэлорцами. Она раздумывала, что это было одним из многих последствий эмоциональной натуры Сынов Азуриана – как иногда называли эльдар – и это не было тем, что можно полностью сдерживать Путём Эльдара Айнио, не смотря на широко распространённое обратное утверждение. Повышенная рассудительность и дисциплина не могли изменить основную сущность дамашир эльдар, они только скрывали её. Глядя вниз на тысячи эльдар, собранных в горе и единении, Синния на мгновение была потрясена их коллективной уязвимостью перед необоснованным доверием.

Степень тишины, заполнявшей площадь, внезапно изменилась, возвращая мысли Синнии к церемонии, которая проходила внизу. Она видела, что Айден шагнул вперёд к краю подиума, по бокам которого располагались знаменосцы Тейрту. С бледным и торжественным лицом он приблизился к оболочке Айони и серебряной наковальне, которая располагалась ниже прямо перед ним. Очень медленно он развернул изумрудную ткань, которую держал с такой церемониальной осторожностью, позволяя материи спуститься во всю длину поверх края подиума так, что её сияющий шёлковый блеск увидели все собравшиеся. Великолепная ткань струилась и развевалась, как флаг, и в её центре сиял Золотой змей Тейрту. Всюду на площади и примыкающих к ней улицах почтительно склонились тысячи голов, как если бы Айден развернул знамя самого ясновидца.

Без единого слова Айден взметнул ткань в воздух и позволил ей опуститься поверх тела Владычицы Айони и серебряной наковальни, укрыв их цветами Дома Тейрту. Наблюдая за этим, Синния надеялась, что хотя бы некоторые из собравшихся эльдар поймут и возмутятся политическим смыслом символического жеста Айдена, как с помощью этой помпезной тряпки он объявил Айони и наковальню принадлежащими своему великому дому.

Словно в гармоничном согласии с действиями Айдена, в толпе открылся путь, ведущий от наковальни к вратам Святыни Флюир-герна на краю площади напротив дворца. В то же самое время вереница одетых в форму Стражей хлынула из врат и выстроилась в безупречные ряды вдоль прохода в толпе, преобразовав его в коридор из изумруда и золота для последней процессии Владычицы Айони.

Напротив, на балконе Дворца Ривалина Синния с презрением покачала головой. Отвернувшись от сцены внизу, она осторожно проложила себе путь между другими придворными на балконе, которые пребывали в почтительно склонённых позах, и вернулась назад внутрь дворца, чтобы тут же обнаружить Селиддона в зале для приёмов с двумя дымящимися бокалами голубого Эдрисиана в руках. С улыбкой благодарности и облегчения Синния протянула руку и взяла один бокал.

ЙЗУЛЬТ НАБЛЮДАЛА, ЧТО экзарх повернулась и снова растворилась в ряду тёмно-красных Воинов Аспекта, которые стояли напротив её отрядов Стражей. Вспышка тревоги сверкнула в её голове, когда она обдумывала возможность, что Пауки Варпа просто собрались повернуться и уйти без какого-либо сражения. В чём бы тогда была честь? Ритуалы начала не привели ни к капитуляции, ни к демонстрации очевидного превосходства той или иной сторон. Разойтись было бы просто оскорбительно, словно бы Пауки Варпа не считали её или Стражей Тейрту достойными сражения. Она не могла возвратиться к Айдену без победы, и она не позволит оскорблению своей гордости оставаться безнаказанным.

Она проклинала высокомерие Воинов Аспекта.

Поскольку Йзульт стала терять терпение, и её воля начала собираться в кулак из-за намёка на оскорбление, брошенного ей, её рука инстинктивно опустилась к рукояти лютого меча. Холодная металлическая поверхность вызвала дрожь мщения в её руках, заставляя её бороться с неистовым порывом выхватить клинок и броситься вперёд на врага. Этот меч был подарен ей Лэйргненом, экзархом Яростных Мстителей. Он подарил ей этот древний клинок, когда она покидала храм после завершения цикла данир воина. Он олицетворял вещественную неразрывность, неизменную и физическую связь с Аспектом, которому она так преданно служила, и который так хорошо служил ей. Даже теперь, гордо стоя под реющими знамёнами Тейрту, Йзульт знала, что часть её навсегда останется Яростным Мстителем. Глядя на надменных Пауков Варпа перед собой, её разум уносился к другим событиям прошлого. Возможно, она бы тоже стала экзархом, предпочти иной выбор.

Яркая тёмно-красная линия Воинов Аспекта не шелохнулась в течение последних нескольких мгновений, но Йзульт смогла ощутить, что решение принимается позади линии фронта. Экзарх обдумывала свой следующий ход.

- Вы не откажете мне! – внезапно закричала Йзульт, в её голосе ревел огонь. – Вы пренебрегаете моим именем?

Стражи позади неё ударили своим оружием по земле, в знак решимости, поддержки, силы и предупреждения.

Я буду сражаться с тобой, Йзульт из Тейрту, если ты сочтёшь меня достойной своего клинка.

В её разуме прозвучал новый голос.

- Назови своё имя, Паук Варпа, так чтобы можно было записать его, когда от тебя больше ничего не останется.

- Я Фианна, арахнир Пауков Варпа и равная Йзульт.

Сквозь тёмно-красные ряды протиснулся необычайно стройный воин и выступил вперёд перед своими собратьями. В одной руке она держала свой шлем, а в другой – характерное для её Аспекта смертоносное веретено. Её плечи выглядели неестественно широкими из-за варп-генератора, который она носила на спине, что заставляло её открытое лицо казаться маленьким и тонким. Её волосы были коротко обрезаны и растрёпаны, она могла показаться лёгким противником тем, кто плохо её знал.

Йзульт улыбнулась. Арахнир Пауков Варпа был достойной добычей.

- Арахнир Фианна, ты оказываешь мне честь, - сказала Йзульт, слегка кланяясь прежде, чем сделать ещё один шаг вперёд, и отстёгивая плащ. Она сбросила роскошную зелёную ткань, окутывавшую её, по направлению к фалангам Стражей позади неё. В тот же самый момент она приняла боевую стойку и коснулась кончиками пальцев рукояти своего клинка. – Начнём же.

Паук Варпа сухо кивнула, уронила своё смертоносное веретено на землю и отбросила шлем. Она поочерёдно наклонила голову от одного плеча к другому, словно разминала мышцы на шее, а затем подняла руки и взъерошила свои серебристые волосы, как если бы пыталась придать объём причёске, примятой до этого шлемом.

Последнее движение привлекло внимание Йзульт, так как этот жест вызвал несколько бликов отраженного света, которых там быть не должно. Силовые клинки, догадалась Йзульт, разглядывая предплечья арахнира с возникшим уважением. Теперь, когда она знала, что они там были, она могла ясно видеть их: три маленьких шипа идущие вдоль каждого предплечья, переходящие в длинные загнутые когти, которые выступали наружу над кулаками Воина Аспекта.

Арахнир небрежно потрясла своими конечностями, словно удостоверяясь, что в её мышцах нет никакого напряжения. Потом она вдруг остановилась, и на её лице проявилось выражение, полное гордости и чувства собственного достоинства. Медленным и тщательно выверенным движением Фианна сложила руки на своей груди и наклонила голову вниз между силовыми клинками. Затем она исчезла.

Йзульт моргнула, а затем выругалась – презренный варп-генератор! Паук Варпа ушла, оставляя ряд тёмно-красных воинов разорванным и непримиримым.

СТОЯ В высокой эллиптической нише окна в своей башне, Ахирн Ривалин смотрел сверху на площадь под ним. Огромное количество собравшихся для прощания с Владычицей Айони производило сильное впечатление, как и должно быть. Площадь была набита битком, и каждая из боковых улиц была переполнена эльдарами на всём протяжении, насколько он мог видеть. Каэлорцы пришли изо всех уголков необъятного, странствующего в космосе искусственного мира; в Сентриуме уже не было столько жителей, чтобы составлять такое большое количество.

С некоторым недовольством он смотрел на флаги Тейрту, поднятые вокруг опустевшего тела Айони, которое лежало на серебряной наковальне его предков. Двойное несоответствие – не-Ривалин на наковальне, а ещё вульгарный Тейрту, предъявляющий права на милую Айони, заставило его вздрогнуть.

Когда он вглядывался вниз, наклонившись поверх ограждения и опираясь на свой искривлённый посох, он услышал, как позади него со скрипом отворилась дверь в его личные покои, но он уже ожидал гостя в течение некоторого времени и не приложил усилий, чтобы обернуться и поприветствовать его. Где-то в отдалённом уголке своего разума он почувствовал, когда стражи за порогом его комнаты остановили посетителя и спросили о его цели.

Стражи. Ахирн улыбнулся самому себе. Айден сказал ему, что они были там для его защиты, но ясновидец не тешил себя никакими иллюзиями относительно сложившейся ситуации. Он совсем не был пленником в своём собственном дворце, но глава Дома Тейрту очень тщательно контролировал его действия. Глядя вниз на Церемонию Перехода на площади, Ахирн не мог отрицать, что ему хотелось бы быть там, так как Владычица Айони была ему как дочь. Она, безусловно, походила на шёлковую ленту среди грубого холста Тейрту.

На мгновение мысли обратились к его настоящей дочери. Он мог видеть её внизу на подиуме, стоящей возле этого болвана Морфрэна Тейрту, качая его отпрыска на своих драгоценных и прекрасных руках. Его Ориана блистала, как драгоценный камень среди грубых и неотёсанных эльдар этого великого дома, и Ахирн сморщил свой лоб в досаде, что Нэвир Каэлора пали так низко, что вынуждены из-за этой войны продаваться стикс-тан из-за Периметра Стикслин, чтобы выжить.

Времена на Каэлоре изменились. Династические войны оставили шрамы на самом остове великого строения древнего космического корабля, который эльдары называли искусственным миром Каэлор. Глядя из своего окна, Ахирн едва мог узнать площадь. Он отметил, что никому из придворных Нэвир не разрешили присоединиться к церемонии, и задавался вопросом, наблюдали ли они тоже за происходящим с балкона его дворца, где-нибудь под ним.

- Сиятельный ясновидец, - тихо произнёс голос позади него.

Он был тихим и почтительным, но не выдавал и намёка на нервозность. Целью было продемонстрировать повиновение. Это был голос опытного воина, чему Ахирн только недавно начал отдавать должное.

- Лир Тейрту, - сказал Ахирн и улыбнулся, не оборачиваясь, когда он вслух произнёс имя. – Как мило с твоей стороны присоединиться ко мне в это тяжёлое время.

- Я принёс сообщение от Жогана, сиятельный.

Поведение Лира было сдержанным, профессиональным и официальным. Он использовал почётный титул Айдена, который Ахирн даровал главе Дома Тейрту после его победы в Династических войнах. Жоган – победитель порока.

Ахирн медленно обернулся, стукнув своим посохом по полированному полу, когда он разворачивал своё тело. Он внимательно рассмотрел Стража перед ним. Лир низко поклонился, коснувшись пола одним коленом и кулаком с другой стороны тела. Его длинный шёлковый плащ собрался в складки и съехал на одно плечо, древнее церемониальное касание, придуманное, чтобы обнажить перевязь с оружием, и показать, что намерения мирные.

Золотой блеск сюрикен-пистолета был заметен в глубокой тени на талии Лира. Молодой офицер быстро усвоил важность и структуру церемониальных жестов.

Ясновидец кивнул, впечатлённый совершенством молодого воина. Некоторые из этих стикс-тан подают надежды, подумал он, тогда как его глаза заблестели от новых возможностей.

- Выпьешь что-нибудь, мой безупречный молодой Лир? – спросил Ахирн, размышляя, как ответит Страж. – У меня есть немного превосходного Эдрисиана. Ты когда-нибудь пробовал его?

В то время как он говорил, Ахирн направился к просто выглядевшему шкафчику напротив стены, щёлкая своим посохом по полу и шаркая, пока шёл. Ясновидец сделал освобождающий жест, и шкафчик открылся, открыв богатый выбор напитков и деликатесов. Почётное место занимал большой графин кипящей, голубой жидкости. Он был уже наполовину пуст.

Страж не изменил своего положения, оставаясь коленопреклонённым рядом с дверью. Его голова осталась склонённой вниз, но Ахирн мог чувствовать, что опущенные глаза следили за его перемещением по комнате.

- Я должен сообщить его сиятельству, что отделение Пауков Варпа из Храма домена Ансгара продвигается вперёд ко Двору. Жоган Тейрту отправил силы Стражей Дома Тейрту отразить угрозу. Они занимают позицию снаружи Врат Ривалина, под командованием Йзульт Тейрту-ан. Они сражаются за твоё имя, сиятельный.

- Я знаю, - сказал Ахирн, наливая немного дымящейся голубой жидкости в хрустальный бокал. – Ты уверен, что я не смогу соблазнить тебя небольшой порцией напитка, Лир?

- Я должен идти, сиятельный ясновидец, - ответил Лир решительно, опуская свой лоб, пока тот не коснулся пола.

Когда он поднялся на ноги, его плащ каскадом упал вокруг него. Он ещё раз поклонился Ахирну, затем резко повернулся в водовороте тёмно-зелёной ткани и вышел за дверь.

Ясновидец смотрел ему вслед, восхищаясь дисциплинированной изысканностью молодого офицера. Он мог понять, почему Айден назначил этого особенного Стража исполнять обязанности во дворце. Даже среди Нэвир было мало таких, которых могли оскорбить утончённые манеры Лира.

Глубокомысленно вращая в бокале глоток Эдрисиана, Ахирн думал, смог ли бы Лир на самом деле принять аристократический образ жизни. В бесчисленных путях будущего, один всегда несёт в себе надежду, думал Ахирн, осушая бокал.

Возвратившись к окну, Ахирн успел увидеть, как похоронная процессия проталкивается сквозь толпу к Святыне Флюир-герна на противоположной стороне площади. Тело Владычицы Айони было задрапировано зелёным с золотым змеем Дома Тейрту, и по обе стороны пути к священным вратам располагались ряды Стражей дома.

Пока он пристально вглядывался, место действия растворилось на заднем плане его разума, тогда как его мысли вернулись к сообщению Лира. «Снова Пауки Варпа,» - размышлял он. Не так давно его собственный сын Кервин оказался на одной стороне с этими Воинами Аспекта в период обострения Династических Войн. Кервин настоял, чтобы воины этого коварного и скрытного храма были преданны ясновидцу, но они обратили его разум против Айдена и Великого Дома Тейрту, и последствия этого почти разорвали Каэлор на части. Впервые за свою длинную прославленную историю династия Ривалин оказалась расколотой. В результате, после того как Айден разбил Ансгар и их вероломных союзников, он изгнал Кервина из священного и изысканного Сентриума, пощадив его жизнь только из уважения к ясновидцу. Ахирн больше никогда не видел снова своего вероломного и заблудшего сына.

Что Пауки Варпа хотели именно в этот день?

Ахирн увидел, что внизу на площади процессия достигла ворот святыни. Там была остановка, пока хранители святыни выполняли необходимое ритуальное очищение прежде, чем они впустили скорбящих в сакральное пространство внутри. В этот момент, Ахирн увидел, как уменьшенная расстоянием фигура Орианы отвернулась от группы и смотрела прямо на его окно. Хотя он знал, что она была слишком далеко и не могла ясно видеть его, Ахирн разглядел что-то жалобное в её изящном облике, что причинило ему боль. Так или иначе, Айден отобрал обоих его детей. Это была высокая цена в обмен на установление стабильности и центральной власти на Каэлоре. Политика была грязным и неприятным делом.

ПОСЛЫШАЛОСЬ СЛАБОЕ шипение, подобно воздуху, вырывающемуся сквозь трещину в стекле. Затем раздался пронзительный крик, летящий по направлению к Йзульт с невозможной скоростью. Она инстинктивно упала и откатилась, снова встав на ноги как раз вовремя, чтобы увидеть Паука Варпа, ворвавшуюся назад в материальную реальность и ударившую с разворота своими силовыми клинками, которые прорезали пространство там, где за несколько мгновений до этого находилась её собственная шея.

Без колебаний Йзульт выхватила из ножен свой меч и замахнулась им из атакующей позы, проводя удар вертикально над своей головой, тогда как сама низко присела в боевой позиции.

Фианна резко остановилась, нацеливая свои глаза, а затем и клинки на Стража перед ней. Она скрестила руки перед своим лицом и затем резко опустила их вниз по обе стороны, словно стряхивая кровь убитых с клинков, которые спускались с её перчаток. Одно мгновение два воина стояли неподвижно на импровизированной арене между двумя своими армиями. Они были ярко освещены потоком света, который лился из легендарных Врат Ривалина – места столь многих величайших сражений в истории Каэлора, и ослабевал над рядами Стражей дома, которые стояли готовые защищать их. Темнота окутывала всю землю вокруг них. Словно естественное освещение Каэлора стремилось воздвигнуть им героическую сцену.

Йзульт разрушила возникшее напряжение. Внезапно она сделала выпад вперёд, опуская свой лютый меч вниз в прямом и простом ударе, направленном в голову противника. Атака выглядела неуклюжей и очевидной, но в этом и был её замысел. Так как Фианна легко уклонилась от удара, выставив одну перчатку, чтобы отразить клинок на безопасное расстояние, Йзульт позволила ей потратить мощь на отражение удара и использовала силу защиты Паука Варпа, чтобы толчком заставить её развернуться. Почти припадая к земле, она вынесла одну ногу вперёд и сделала низкое вращательное движение, ударив арахнира прежде, чем опустить свой вес.

От силы удара, ноги Паука Варпа оторвались от земли, заставив её с грохотом рухнуть на землю. До того, как она смогла подняться, Йзульт оказалась над ней. Её нога с треском опустилась на грудь Воина Аспекта, пришпиливая ту к земле, и она обеими руками занесла свой клинок для вертикального удара в шею противницы.

В течение доли секунды оба воина пристально смотрели друг на друга, а затем Йзульт резко вонзила свой меч, проталкивая его вниз со всей силы и усиливая свою мощь пронзительным криком.

В последний момент Фианна снова исчезла, покинув материальное пространство за миг до того, как остриё лютого меча коснулся её шеи, оставив после себя шипящее потрескивание энергии, которое практически сразу исчезло. Крик Йзульт оборвался, когда её клинок вошёл в жёсткую металлическую поверхность, погрузившись почти на четверть своей длины. На мгновение её равновесие был нарушено, когда она покачнулась вперёд на рукояти своего меча.

Со своей позиции чуть позади линии фронта Пауков Варпа экзарх видела, как её арахнир вновь появилась сзади потерявшего равновесия Стража. Она быстро полоснула по спине Йзульт одним комплектом силовых клинков, а затем ударила её прямо в позвоночник мощным толчком бедра. Удар заставил Йзульт завопить от внезапной боли, а затем перелететь через рукоять воткнутого в землю меча, от силы пинка она покатилась по полу, оставив ещё вибрирующий клинок в земле.

Страж Тейрту прыжком встала на ноги, повернулась к Фианне с яростью, написанной в каждой черте её лица. Одной рукой она провела позади себя и нащупала глубокую рану, которая была вырезана по диагонали на её спине, другой рукой она выхватила из-за пояса короткий, чёрный остро отточенный клинок. Быстрый взгляд глаз выдал её острое сожаление из-за потери лютого меча.

Удовлетворённая действиями своего арахнира, Эйнгил произвела быструю проверку в строю других Воинов Аспекта, затем повернулась и зашагала назад, прочь от сражения. В этот день у неё были более важные обязательства, чем битва с благородной Йзульт. Владычица Айони оказала Паукам Варпа огромную услугу в тот день, когда она упросила не лишать жизни молодого наследника Ансгара, Найса. Она изрекла великое пророчество. Она вдохнула надежду в неясные пути будущего, и Эйнгил не лишится возможности отдать последний долг уважения любимой Владычице Скрытой Радости.

Посмотрев назад через плечо на сражение ещё раз, экзарх активировала свой варп-генератор и исчезла со сцены. Не было никакой возможности проникнуть всем отделением Пауков Варпа в аристократический сектор Сентриума, чтобы не быть обнаруженными – служители Двора Ривалина очень внимательно следили за признаками присутствия ша‘эйль вокруг Святыни Флюир-герна – но единственный воин, всё же, мог пройти незамеченным.

Тем временем Йзульт, выгнувшись дугой, кружила вокруг Фианны со своим чёрным клинком, практически не видимым в полумраке. Она легко перебрасывала его из одной руки в другую, словно проверяла вес и баланс.

Паук Варпа поворачивалась на одном месте, постоянно удерживая свою противницу в поле зрения. Она держала свои силовые клинки скрещенными по диагонали на уровне груди, и смотрела между ними на хищные манёвры Стража. Потом вокруг ней запульсировала аура энергии, и, с лёгким поклоном, она исчезла, оставив на долю секунды позади себя пурпурную дымку.

На этот раз Йзульт была готова. Паук Варпа появилась в том же самом направлении, что и в последних двух прыжках, и только орк попадётся в одну и ту же ловушку три раза.

Она ожидала потрескивание белого шума и слабого шипения ша‘эйль, врывающегося в материальное пространство через образовавшуюся брешь. В тот же момент она рванулась сквозь плотный круг, движущийся позади неё. Возник красный туман, а затем Фианна тот час же материализовалась в реальном мире прямо напротив неё, появляясь точно на том месте, которое за момент до того занимала Йзульт. Безо всякого колебания Йзульт рванулась вперёд и вонзила свой тёмный клинок в живот Паука Варпа, проталкивая его под варп-генератор в поясницу арахнира.

Фианна откинула голову назад и пронзительно закричала от потрясения и боли, но Йзульт оборвала крик, разрывая клинком плоть своей противницы, она прыгнула ей на спину и перерезала горло острым клинком.

Когда Паук Варпа упала замертво, разбив своё лицо о землю, Йзульт оттолкнула ногой обмякшее тело, отпрыгнула к своему лютому мечу и выдернула его из земли. К тому времени, когда передняя линия Пауков Варпа осознала, что их арахнир убита, Йзульт уже размахивала своим древним клинком и призывала Стражей к битве. Наступил краткий миг тишины, а затем Стражи бросились вперёд на Воинов Аспекта, в лучах света ясновидца, который ярко сиял позади них. Не пройдя и пяти метров, Пауки Варпа мгновенно переместились в их середину, размахивая смертоносными веретёнами и силовыми клинками.

Ритуалы Начала были завершены.

ВНУТРИ святыня была освящена множеством световых лучей, которые перекрещивали величественное пространство подобно замысловатой сети. Несмотря на ограниченное время и опасность своего положения Эйнгил улыбнулась, когда выглянула из тени, которую отбрасывала широкая боковая стена. Она лишь однажды была в Святыне Флюир-герна, но даже тогда она почувствовала энергию этого места. Это было старейший сектор на Каэлоре, и самое первое помещение громадного искусственного мира, которое было построено в далёком и позабытом прошлом ещё до Падения.

Она знала легенды, которые говорили, что решётка света в действительности была сформирована из нитей ша‘эйль, создаваемых крошечными кристаллическими существами, которые обитали внутри Флюир-герна Каэлора, его Бассейна Душ, самого бесконечного цикла. Эти нити появлялись как светящиеся прожилки иной структуры призрачной кости. Говорилось, что если какое-то место было насыщено психическим присутствием огромного количества душ достаточно долго, то крошечные создания начнут рассеивать их свет в материальный мир, перемещаясь в физическое пространство и из него, оставляя на своём пути микроскопические прозрачные фрагменты.

Спустя бесчисленное множество лет эти фрагменты могли складываться в захватывающие дух сети, как отдельные капли карбоната кальция могли создавать сталактиты и сталагмиты. В её собственном храме, в краях Ансгара, эти крошечные существа назывались пауками варпа, и, возможно, из-за этого она чувствовала себя так непринуждённо в самом священном месте на Каэлоре.

По ту сторону тяжёлых дверей Эйнгил могла чувствовать присутствие большого количества народа на площади. Они почти безмолвствовали, но столь огромное скопление дамашир-душ эльдар излучало сильные волны из нематериального измерения. Экзарх стороной обошла скопления, перемещаясь на своём пути к святыне вдоль почти пустых окраин Сентриума, после того как незримо перенеслась за Врата Ривалина.

Наконец она приблизилась к самому зданию с внешней стороны, не пользуясь для этого ни одним из примыкающих проспектов, которые изгибались вокруг Площади Ваула. Чтобы добраться туда она проделала семь или восемь варп-прыжков, и была уверена, что её присутствие было бы обнаружено, если бы не огромный варп-разрыв, вызванный скорбящими массами народа в Сентриуме и битвой, бушующей перед легендарными вратами. Не в первый раз за свою долгую жизнь Эйнгил вознесла хвалу Ише за психический резонанс эльдарских душ. Те же самые совместные силы, которые когда-то породили Великого Врага, могли также вызвать мутный вихрь помех. Пауки Варпа научились скрываться среди теней, отбрасываемых пороками своих собратьев, Сынами Азуриана.

Снаружи началось движение. Эйнгил могла почувствовать приближение кортежа, и поняла, что у неё не было времени задерживаться в восхитительной безмятежности святыни. Она немедленно осознала, что совершила прыжок в неудачное место святыни, путь к алтарю ей преграждали сотни прядей сверкающих нитей. Осматривая внутреннее убранство святыни, она мысленно обратила внимание на точное расположение каждой колонны, статуй и алтаря, которые были расставлены в продуманном символическом порядке. Когда она присмотрелась, то впервые заметила две укрытых плащами фигуры с надвинутыми капюшонами. Сначала она думала, что они были статуями, символически стоящими на страже по обе стороны от главного прохода лицом к дверям, безмолвными в своей совершенной неподвижности. Затем она увидела, как свет упал на ткань их мантий, и заметила слабый отсвет, отразившийся от их скрытых глаз, это были хранители святыни. Они ещё не заметили её вторжения.

Активизировав свой варп-генератор, Эйнгил прыгнула из тени внутренней галереи прямо в центральный проход, который вёл к Четырёхгранному Алтарю ясновидца, где располагалось изначальное и истинное место доступа к Флюир-герну. Она появилась прямо позади хранителей святыни, без колебаний, бросилась вперёд и свернула шею ближайшему к ней хранителю прежде, чем он смог обернуться. Другой повернулся в удивлении, и Эйнгил увидела до того, как ударила по горлу, что его спокойные глаза расширились от страха. От удара его глаза закатились, и он тот час же потерял сознание, сложившись в бесформенную кучу, покрытую плащом. Эйнгил встала на колени, чтобы проверить, что он ещё жив, а после посмотрела на высокие двери напротив, чтобы убедиться, что они ещё не открываются. Затем она повернулась и побежала вдоль прохода, остановившись в трёх шагах от возвышения, на котором помещался алтарь, и упала на колени.

Бормоча стихи ритуального очищения, Эйнгил подняла голову и замерла в восхищении, любуясь совершенным мастерством, с которым был сделан алтарь. Говорилось, что совершенно гладкий блок призрачной кости был изготовлен несравненными эльдарскими кузнецами Джойн-зура во времена, когда Дети Иши ещё жили на планетах до Падения. Хотя с каждой стороны он был похож на правильную пирамиду, фактически он был сконструирован так, что центральная точка, от которой все вершины были расположены на равном расстоянии, вообще не находилась в материальном пространстве, а скорее была заключена в сфере имматериума, соединённой с бесконечным циклом. Символизм был ясен – Флюир-герн являлся воображаемой вершиной, неизменно равноудалённой от любой точки Каэлора, не зависимо от того, как искусственный мир мог вырасти или измениться. Оптический эффект заключался в том, что было практически невозможно увидеть алтарь полностью. Казалось, он бросал вызов тщательному осмотру, словно воздействия пристального взгляда было достаточно, чтобы заставить его форму течь и изменяться.

Уникальная и неподражаемая конструкция также служила практическому назначению – так как частично алтарь существовал вне материального пространства святыни, он создавал также мост между физическим миром Каэлора и его бассейном душ. Маленькое углубление в виде слезы на передней поверхности являлось точкой доступа к этому мосту, и именно туда помещался камень души умершего эльдара для Перехода Дамашир. Это было местом назначения камня души Владычицы Айони. Судьба её бессмертной души лежит в пределах Флюир-герна, где в древней неприкосновенности она присоединиться к десяткам тысяч душ её предков.

Во время выражения почтения Эйнгил перебирала свои воспоминания о Владычице Скрытой Радости. Она ещё помнила, как видела её стоящей рядом с Айденом Тейрту на балконе Дворца Ясновидца, когда она обозревала сверху Площадь Ваула в конце Династических Войн. На площадке рядом с серебряной наковальней стоял Бедвир Ансгар рядом с Кервином Ривалином и маршалами Ансгара, которых удерживали за остриями копий победившие Стражи Тейрту. Впереди отца, уже довольно старого, чтобы стоять без опоры, находились его потомки Найс и маленькая Эла. Как только Айден поднял руку, чтобы подать сигнал начинать казнь, справедливая Владычица Айони умоляла, упав на колени на балконе на виду у всего Каэлора, пощадить детей. Она говорила о милосердии и достоинстве. Она говорила о великих целях и роковых судьбах. Она говорила о величии Дома Тейрту, которое будет измерено не смертью и разрушением, что он принёс на Каэлор, а жизнью и возрождением, которые он сохранит своей властью. Она пророчествовала.

В тот момент эльдары Каэлора приняли в свои души Владычицу Скрытой Радости, как символ надежды на будущее. Сам Айден остановился в сомнении, смущённый внезапными действиями своей супруги. Он был не способен отказать ей, и малютки были утащены с площади за волосы, оставив своего отца с верными ему воинами стоять перед палачами. Только когда в жуткой тишине дети покинули площадь, Бедвир умер, не произнеся ни единого слова раскаяния или страха. Вскоре после этого, Владычица совершила длинное путешествие к разрушенному домену Ансгар и положила спящего Найса на ступени Храма Пауков Варпа, предоставив осиротевшего наследника заботе Эйнгил.

Скрипящий звук вернул экзарха обратно в настоящее. Позади неё двери святыни медленно открывались. Не торопясь Эйнгил склонилась вперёд и коснулась шлемом поверхности Четырёхгранного Алтаря, затем встала на ноги и резко поклонилась ещё раз. Поскольку позади неё двери полностью открылись, она потянулась вперёд и положила на алтарь маленькое руническое изображение в качестве пожертвования Флюир-герну, прошептав слова почтения и признательности Пауков Варпа Владычице Айони.

Экзарх слышала быстрый топот ног и звуки доставаемого оружия, когда Стражи Тейрту заметили её и бросились через открытые двери, торопясь оказаться внутри святыни. Экзарх Пауков Варпа Эйнгил неторопливо повернулась лицом к самозванцам. Ряды Стражей взяли под охрану единственный выход, и она смогла разглядеть покрытую знаменем оболочку Айони, которую в дверном проёме окружал почётный караул. Перед ними, в сопровождении личных телохранителей, вдоль прохода к алтарю шествовал Айден Тейрту. Он остановился и посмотрел в глаза Эйнгил с бешеной ненавистью, написанной в его взгляде.

В это время Эйнгил исчезла.

МЕНТАЛЬНЫЙ КРИК отозвался эхом внутри Святыни Флюир-герна, отскакивая от статуй из призрачной кости и переплетаясь с замысловатыми сетями ша’эйль, которые сияли в темноте фантастическим светом. Этот крик выражал мучительно разочарование. В нём также присутствовала боль, но над всеми другими эмоциями доминировала всё нарастающая неистовая ярость. Он вызвал колебания и ударные волны, пульсирующие внутри храма, заставляя сверкающие пучки нитей дрожать и раскачиваться.

Высокая, могучая фигура Айдена Тейрту стояла перед Четырёхгранным Алтарём и изрыгала проклятия в священное пространство вокруг него. Скрестив руки, он яростно рычал, откинув назад голову, чтобы придать голосу полную мощь с помощью своего тела.

Он бранился, и его голос был единственным, который слышался вблизи святыни. Все эльдары за воротами на Площади Ваула молчали, сосредоточенно прислушиваясь к выражению гнева великого патриарха. Его ярость проникала в них, как невидимая инфекция, и в толпе начало вспыхивать волнение, вызванное оскорблением. Эмоции усиливали их горе, и вскоре собравшиеся почувствовали себя обиженными и оскорблёнными, не имея ни малейшего представления чем это вызвано. Каэлорцы Сентриума только знали, что что-то нарушило ритуальную чистоту Церемонии Перехода. Они только знали, что последние минуты Владычицы Айони в материальном мире были осквернены, и они инстинктивно разделили гнев своего Жогана.

Громкие тирады Айдена, наконец, смолкли. Он уронил руки по сторонам тела и снова опустил свой взгляд на кортеж, который всё ещё стоял в дверях святыни вокруг укрытого тела Айони. Его толстый сын Морфрэн глазел на него с улыбкой на влажных губах, которая светилась на его лице. В его глазах вспыхнула лёгкая истерия, словно гнев отца сильно взволновал его, доведя до аффекта. Его богатые зелёные одежды топорщились, а открытые участки кожи украшали декоративные импланты и пирсинг. Несмотря на ярость, Айден почувствовал слабую волну отвращения к своему отпрыску. Он не смог подавить это чувство: внешний вид телесной оболочки Морфрэна, который был настоящим оскорблением строгих идеалов воина Дома Тейрту, вызвал у него физическую боль.

Рядом с ним стояла хрупкая Ориана, глядя на Айдена с потрясением и страхом, читавшимися в изящных чертах её лица. Внезапно у её ног застонал и судорожно дёрнулся упавший хранитель святыни, который был ещё жив, но корчился от боли, но Ориана насилу заметила страждущего рядом с собой. Её большие глаза светились недоверием, и она повернула стройное тело немного в сторону от Жогана так, чтобы собой хоть немного собой прикрыть от него младенца на своих руках. Ярость была более ужасающей, чем боль.

Что касается других в свите, Айден даже не бросил на них взгляда. Он ощутил их шок, вызванный его реакцией на вид Паука Варпа в святыне, но там не было никого, заслуживающего его внимания. Никого, перед кем бы он был доложен объясняться. Только пристальный взгляд Орианы что-то требовал от его совести.

Айден успокоился ради неё. Он пригладил свои тяжёлые одежды и поправил тёмный золотисто-зелёный плащ. После он собрал длинные, серебристые волосы и уложил их поверх одного плеча, как это было принято в Круглом Дворе.

Он печально улыбнулся и наклонил голову, словно признавая право Орианы судить его. Несмотря на всё, что произошло за последние несколько лет, даже не смотря на победу в Династических Войнах, которая привела его великий дом к столь выдающемуся положению в самом Сентриуме, Айден по-прежнему чувствовал врождённое превосходство рода Ривалин. Не зависимо от того, чтобы он ни совершил, он всегда будет видеть глаза Орианы или её отца, критически наблюдающие за ним.

Она просто смотрела назад, её ужас не уменьшался.

Я действительно настолько отвратителен ей? – задавался вопросом Айден. Нравы моего дома действительно столь жестоки? Его взгляд вернулся к нервозным чертам Морфрэна, и не в первый раз он видел несовместимость этой пары. Было просто невозможно представить себе двух настолько разных эльдар на всём Каэлоре. По контрасту между ними, когда они смотрели на него из центрального прохода Святыни Флюир-герна, находясь между трупом одного хранителя и корчащимися останками другого, он видел себя глазами эльдар Нэвир из дворца. Он хотел знать, улавливает ли их утончённое восприятие различия между ним и его сыном. От него даже меня тошнит, подумал он.

Глубокая печаль заполнила душу Айдена, он чувствовал себя в полном одиночестве. Стоя в нескольких шагах перед Четырёхгранным Алтарём, в древнейшем и самом священном сердце Каэлора, он свысока смотрел на дочь ясновидца, которая стояла рядом с его собственным сыном. Это было пределом его мечтаний во время долгих и кровавых периодов неудач Династических Войн, но теперь эта сцена оставляла его равнодушным, словно бы что-то во вселенной тайно замышляло повернуть вспять существующее положение вещей. Чувствовать это было отвратительно.

Он осознал, что оскорблён.

Многие из Нэвир отказались присоединиться к Церемонии Перехода, несмотря на их очевидную привязанность к Айони. Она была единственным членом его дома, которую действительно приняли как равную среди придворных. Она обучалась в древнем Доме Провидцев Ютран, и пришла к нему в родные края за несколько лет до Династических Войн, рассказывая о пророчестве, которое предсказывает его дому восхождение к новым вершинам власти. Она прибыла в родовые земли Тейрту на перепутье, когда эльдары соседних секторов были близки к голодной смерти. Они обратились к Айдену за помощью, призывая его выступить против тех, кого называли тиранией Двора Ривалина, которая, как они утверждали, выкачивала богатство и хлеб насущный из внешних областей в течение многих лет, единственно для того, чтобы утолить собственное пристрастие к роскоши. Айден уже слышал призывы своих родичей и соседей на открытых собраниях, но лишь личный совет Владычицы Айони в итоге вдохновил его собрать всё своё мужество. Когда Дом Тейрту только появился в качестве меча Двора Ясновидца во внешних пределах Каэлора, Айден уже вёл борьбу с мятежниками, и Айони была на его стороне.

Это было, когда всё началось. Это было, когда военная мощь тайно набирала силы на политической арене Каэлора, впервые после Войн кораблей. После долгих лет мира, последовавших за пришествием Гоури Сияющего и образованием Олипсина, власть, казалось, сместилась в сторону от церемониального великолепия Круглого Двора к менее изысканным великим домам внешних пределов. Впервые за свою длинную и славную историю Династия Ривалин нуждалась в большей, чем символической, власти над Каэлором. Она нуждалась в вооружённых силах, чтобы сдерживать всё больше и больше приходящий в отчаяние искусственный мир. Оглядываясь на прошлое, ход событий был очевиден. Но в то время такое было трудно представить. Для многих придворных Нэвир это было всё ещё невероятным.

На мгновение Айден попытался удержать взгляд Орианы, но молодая Ривалин почти сразу отвела глаза. Она презирает меня, подумал он, и у неё на это есть серьёзное основание. Она была частью цены, которую старый Ахирн заплатил, чтобы сохранить власть и повиновение Дома Тейрту. Она была их надеждой на будущее при дворе; ребёнок Морфрэна и Орианы был бы одновременно и Тейрту и Ривалин. Однако этот брак не получил признания. Он служил лишь тому, чтобы подчеркивать вульгарность Морфрэна. Признавали только Айони. Никто не мог отказать ей в праве занимать место в самом высоком обществе. Сам ясновидец много раз советовался с ней. Она была любима. Морфрэна презирали. Айден сам презирал его.

Теперь Айони ушла, и Нэвир Каэлора настолько презирали Тейрту, что даже не потрудились принять участие в Церемонии Перехода. Наконец, несмотря на её популярность и неприкосновенность при жизни, общество осудило её. Он видел их во время церемонии на площади, со своего балкона во дворце они с неодобрением наблюдали за происходящим. Он мог только представлять, что они будут говорить о тысячах эльдар стикс-тан, которые собрались на Площади Ваула, чтобы бросить последний взгляд на тело Айони. Они были выше таких вещей.

Во имя Каина, - кипел от злости Айден, невысказанные мысли снова и снова вызывали в нём ярость. – Проклятое эльдарское высокомерие! Оно было причиной столь немыслимых страданий и неравенства. Даже циклический и якобы уравнивающий всех Путь Эльдара не мог сгладить этого. Так как Нэвир были мерилом эстетических норм, они задавали тон каким данир лучше следовать, и это точно не был данир воина! Хотя теперь Нэвир были отстранены от реальной военной власти на Каэлоре, им всё ещё удавалось удерживать моральное и эстетическое превосходство, и, учитывая характер эльдар, в конечном счёте, это было более важным.

Айден глубоко вздохнул, стараясь взять свои мысли под контроль. Ничто не должно испортить Переход Айони. Он не позволит сорвать церемонию и не предоставит Нэвир новых доказательств вульгарности Дома Тейрту. Всё шло так хорошо, пока этот проклятый Паук Варпа не появился в святыне и не запятнал изящество церемонии смертью и напоминанием о Династических Войнах.

Он кивнул кортежу, подавая сигнал, что всё находится под контролем, и повернулся лицом к алтарю. Он перекинул волосы с одного плеча на другое, как и должно быть, и затем опустился на колени, усмиряя свой разум в благоговейной медитации. Он начала читать молитву очищения едва слышным шёпотом, подготавливая путь для перехода дамашир Айони внутрь Флюир-герна. Над пострадавшими хранителями святыни он проведёт ритуал лично, как он много раз делал это и прежде над павшими воинами.

Едва ему удалось успокоиться, как он увидел, что у подножия алтаря лежала маленькая табличка, словно она была помещена туда как жертва в начале церемонии. Это был маленький металлический диск, и он слабо светился в полумраке святыни. Нахмурив лоб из-за того, что предмет нарушил его сосредоточенность, Айден склонил голову на одну сторону, чтобы яснее рассмотреть небольшой символ. Мгновение спустя он вскочил на ноги и выдернул длинный, тяжёлый меч из ножен позади себя. Он кричал с возобновленной яростью, размахивая по большой дуге над головой широким, сверкающим клинком, который крушил дюжины тонких, блестящих призрачных паутинок и разбивал их в пыль. Казалось, клинок вибрировал от пропущенной по нему разрушительной энергии, словно питаясь кровавыми желаниями своего хозяина.

Ниже в главном проходе, Морфрэн с расширенными от волнения глазами наблюдал за разрушительной вспышкой гнева Айдена внутри святыни. Он наблюдал за большим мечом почти с чувственным наслаждением, узнав в нём Дамашир-дра, Убийцу Душ, древний клинок, который был подарен Айдену одним эльдаром, следопытом, сражавшимся в арьергардном бою против остатков тиранид, которые преследовали Каэлор в течение нескольких лет до начала Династических Войн.

Те битвы против тиранид принесли много выгоды Дому Тейрту, включая доверие ясновидца, и этот большой меч одновременно был символом военного мастерства Айдена, и являлся грозным оружием сам по себе.

Легенда гласила, что он был сделан из органического материала, полученного из хитинового панциря убитых тиранид, и затем странствующий костопев Юрильж покрыл его снаружи слоем призрачной кости, придав клинку такие свойства, что, казалось, он оживал при прикосновении своего владельца. В действительности изящный клинок был полностью сделан из призрачной кости, но его внешний вид был настолько близок к костяным мечам тиранид, что слухи о его чужеродном происхождении начали жить своей жизнью. Это само по себе было доказательством мастерства Юрильжа. Один или два раза Айден даже заставал Морфрэна, разговаривающим с клинком, словно тот был живым существом.

Быстрым шагом Айден отошёл от алтаря и, спускаясь в проход, развернулся под тяжестью клинка. Дамашир-дра со свистом пронёсся сквозь тёмный воздух, оставляя след психической энергии на своём пути. Затем, когда вопль Айдена превратился в отрывистый крик, клинок обрушился прямо на основании Четырёхгранного Алтаря, вызвав вспышку тёмного света, который распространялся от алтаря пульсирующими расходящимися ударными волнами.

Несмотря на свою выдержку, Ориана закричала от потрясения и страха, увидев эту безумное исступление в душе старого воина, впервые вырвавшееся на волю. Затем она повернулась и, сжимая ребёнка, бросилась вон по проходу, убегая к свету Площади Ваула, как утопающий стремиться к поверхности.

Тяжело дыша, с длинными волосами, висящими поверх его лица подобно порванной пакле, Айден наблюдал за побегом Орианы. Его вздымающийся плащ был усыпан осколками разбитой призрачной сети, и по святыни пронёсся сильный порыв фаэрула, который словно убегал вместе с Орианой. Даже когда он смотрел через проход за двери на плотную толпу на площади, Айден всё ещё удерживал раскалённый и потрескивающий от психической силы меч позади себя прижатым со стороны алтаря к тому месту, куда он ударил. Точно под остриём клинка, на по-прежнему безупречной поверхности алтаря, лежал сломанный и расколотый вдребезги рунический символ Пауков Варпа.

Холодея от гнева, Айден смотрел мимо своего сына прямо на укрытое тело Айони и сказал, словно обращаясь к умершей:

- Запомни, Пауки Варпа заплатят за осквернение этого священного дня, и если я обнаружу, что старый атесдан ясновидец совершил ту же самую ошибку, что сделал и его сын, не будет никого, кто станет умолять о милосердии у моих ног. И даже ты не сможешь спасти его от моего клинка, моя потерянная госпожа.

ПОСОХ ИЗ ДЕРЕВА умбала сверкнул тугим полумесяцем, образуя дугу прямо около головы Найса. Он уже много раз имел возможность убедиться, что бессмысленно блокировать посох – у посоха два конца, и ты не можешь заблокировать их оба – он поднырнул под верхний конец и резко взмахнул своим собственным посохом позади себя, ускоряя удар на половине пути. Немного переоценив свои силы, Силти почувствовал, что теряет равновесие. Это была новая тактика Найса, но Силти не собирался поддаваться на дешёвый трюк. Он позволил себе потерять равновесие, и затем, почти на грани падения, он подпрыгнул, и, сделав сальто, перелетел через упавшее тело Найса.

Оба начинающих бойца вскочили на ноги одновременно, немедленно поворачиваясь лицом друг к другу, свои посохи они держали перед собой, словно мечи, определяя дистанцию удара. Их глаза встретились, и взгляды остановились друг на друге, когда они кружили один вокруг другого, словно хищники, выжидающие оплошность противника или брешь в защите для следующей атаки. Они делали ложные выпады и финты, крутили посохи разными способами, которые они выучили за годы тяжёлых тренировок, но, казалось, ни один не мог получить преимущество. Каждый жест одного бойца вызывал безукоризненное противодействие другого, таким образом, ни один не был в состоянии победить соперника.

Внезапно Найс остановился и опустил свой посох, так что его конец упал в тонкий слой песка на твёрдом полу. Он расслабил плечи, пару раз повёл ими, чтобы снять напряжение, но в его серебристых глазах по-прежнему светилась угроза, когда он следил за фигурой Силти, которая продолжала двигаться.

Физические эти два воина были схожи. Они были похожего сложения, у обоих были выбритые головы служителей храма, но Силти был на голову выше своего младшего кузена, и его плечи были шире. Свой посох он носил скорее как оружие, чем игрушку, и его яростные глаза говорили о сильной жажде битвы, которая ещё не была ведома Найсу. Словно жажда смерти уже прикоснулась к его душе кровавой рукой.

Он медленно кружил, отвернув вполоборота лицо от Найса так, чтобы держать свою жертву на грани видимости, поймав в фокус более чувствительными рецепторами периферийного зрения. Найс оставался неподвижным. Его голова была наклонена к земле, но блеск глаз выдавал настороженное внимание. Конец его посоха описывал крошечные, незаметные круги на песке, словно бы он рассеянно рисовал. Несмотря на физическое превосходство Силти, Найс не выказывал признаков тревоги. Он просто ждал, зная, что его старший кузен должен сделать свой ход.

Силти завершил круг и остановился, разглядывая небрежную позу Найса, словно изучал не производящего впечатление, но доставляющего неприятности слабака. Его лицо мягко скривилось, и во взгляде промелькнула вспышка разочарования, заставляя его моргнуть. На мгновение он отвёл глаза к краю небольшой арены. Он увидел высокую, стройную фигуру арахнира Адсулаты, которой поручили наблюдать за его обучением. Она молча стояла в тени серповидных дверей. Рядом с ней на яркой красной подушке сидела поистине жуткая персона, Эла‘Ашбэль со своими мягко сияющими в полутьме голубыми глазами.

Его мысли задержались на юной провидице мгновением дольше, чем его взгляд. Она не должна быть здесь, подумал он. Она изменяет положение вещей. Её присутствие делает всё другим. Она уже знает, кто победил, это уже произошло. Они должны были держать её в Доме Провидцев Ютран. Ей здесь не рады. В его голове спонтанно возникло новое слово: вох – мерзость. Тупой удар обрушился на живот Силти, заставая его врасплох. От удара его отбросило назад, он упал на спину вне досягаемости для следующего удара до того, как сможет ударить ногами в ответ, но Найс, казалось, не пошевелился. Он продолжал стоять в центре арены, и конец его посоха продолжал гладить песок. Однако Силти видел отпечатки ног и след от резкого движения на земле и закусил в досаде губу. Ему не следовало терять концентрацию, особенно перед этим странным молодым Ансгаром.

Повертев посох над своей головой, он установил его в жёсткую позицию, зафиксировав под одной рукой и прочно удерживая поперёк своей спины, Силти снова осторожно пошёл вперёд. Он неторопливо сократил расстояние между собой и Найсом, двигаясь по окружности круга, по которой он шёл раньше, и шагнул внутрь мёртвой зоны, в пределах области досягаемости для удара посоха Найса. Он устал ждать удобного случая для атаки вне зоны, и был сыт по горло попытками Найса принудить его сделать свой ход с общепринятой дистанции. На столь близкой дистанции, ничего не предпринимать было куда более опасным, чем броситься в атаку в неподходящий момент. После многих лет обучения, Силти, наконец, уяснил, когда надо форсировать ситуацию.

В течение нескольких мгновений ничего не произошло. Найс и Силти стояли, как примёрзшие, лицом к лицу, их неровное дыхание смешивалось друг с другом, каждый пристально смотрел на землю рядом с другим. Атмосфера на арене немедленно изменилась, так как от готовых к бою воинов расходились волны напряжённости, волнения и ожидания.

Со своего сиденья у серповидных дверей Эла чувствовала раздражение брата. Ей было ясно, что его разум внезапно вскипел при вторжении внутрь этого пространства. Это было не так, как его учили сражаться. Адсулата сказала им сохранять надлежащую дистанцию. От агрессии он переставал контролировать свои мысли, глаза Элы слегка расширились, когда она увидела, что тело Найса выгнулось, словно бы само чувство несправедливости приобрело физическую форму.

Казалось, Силти также заметил изменение, произошедшее в Найсе, и немедленно отреагировал. Он оттолкнулся от кузена обеими руками как раз тогда, как обхватили его посох, находящийся в горизонтальном положении. Когда промежуток между ними увеличился до соответствующей дистанции, Силти резко развернулся вокруг бёдер и ударил одним концом своего посоха в голову оступившегося Найса. Потерявший равновесие Найс мало что мог сделать, только вскинуть свой собственный посох, чтобы блокировать удар, когда пытался прочно встать на ноги на тонком, сыпучем песке. Но у посоха Силти было два конца, и Найсу не удалось блокировать их оба. Когда посох нанёс сильный удар, Силти уже разворачивался обратно и со всей силы ударил сзади с другой стороны. В одно мгновение другой конец его посоха хлестнул Найса по спине на уровне плеч и отбросил спотыкающегося юношу вперёд.

- Хватит! – скомандовала Адсулата, выходя из тени внутрь круга. – Это смертельный удар. Закончили.

Силти быстро повернулся лицом к арахниру, опуская свой посох сбоку, и изящно поклонился. Возвратив себе равновесие на другом краю арены, Найс не обернулся. Он стоял со склонённой головой, спиной к присутствующим.

Со своего места у дверей Эла с волнением смотрела мимо сияющего Силти на спину своего брата. Она чувствовала, как растёт его гнев. Он разгорался в его разуме, словно ждал легчайшего ветерка, который раздул бы его до небес. Она видела, что плечи его дрожали, как если бы он сражался со своими собственными инстинктивными порывами развернуться и растереть в порошок Силти и арахнира, которая приказала ему держать правильную дистанцию. Сильное ощущение несправедливости клубилось вокруг него подобно ядовитой ауре. Эла дрожала, осознавая, что она – единственная, кто мог чувствовать холод, спустившийся на арену.

Картина замерцала и затем затуманилась перед её взором, ломаясь, словно испорченная голограмма. Образы и фигуры расплылись на мгновение, свёртываясь в её разуме, словно она смешивала их в новую картину. Когда они снова установились, новая сцена ужасала. Она видела Силти в броне Паука Варпа. Она видела вокруг него храм в огне. Она видела домены Ансгара, покрытые пеплом. Потом она увидела Силти, лежащего мёртвым у ног её едва узнаваемого брата, когда кровь стекала с его рук в лужи жгучего гноя на земле. Она видела яростный вихрь варп-огня, поглощающий Каэлор.

- Нет, – прошептала она себе, решительно, но почти неслышно.

Она должна была научиться управлять этими видениями, теперь, когда Ютран покинули её, и лёгкого звука было достаточно, чтобы вернуть её назад в настоящее.

Не зная почему, Адсулата оглянулась через плечо на Элу, чтобы удостовериться, что с малышкой всё в порядке. В присутствии маленькой провидицы каждый чувствовал себя некомфортно, и далеко не все Пауки Варпа были рады, что она возвратилась во владения своего отца и осталась под опекой храма. Она вернулась неожиданно и без сопровождения, в одиночку, этот ребёнок, скитающийся в неспокойных землях стикс-тан. Однако после многих бесед с самим экзархом, маленькая Эла отказалась сообщить, почему она не может вернуться в Дом Провидцев Ютран, и, в конце концов, Эйнгил позволила ей остаться.

- Но, - продолжала арахнир, возвращаясь к Силти. – Ты понимаешь, почему это была победа?

Юноша смотрел вниз на землю, неуверенный, был ли это вопрос, который требовал ответа. Он победил, и это было важно.

- Суть не в победе, юный Силти. Дело в том, что ты сегодня сражался как Паук Варпа. Ты держал дистанцию, чтобы изучить свою жертву, словно плёл паутину вокруг неё, а затем, как только она был поймана в центре, ты внезапно сократил дистанцию и убил. Именно это, юный Силти, является назначением варп-генератора, он позволяет тебе взять под свой контроль расстояние боя. Ты всегда должен его контролировать. Никогда не позволяй делать это другому.

- В тот момент, когда ты понял, что обычное расстояние для посоха не дало никому из вас преимущества, был как раз моментом, чтобы воспользоваться варп-генератором. Завтра твоим посохом может стать смертоносное веретено. Прыгай ближе и прикончи свою жертву силовыми клинками - клыками Паука Варпа.

- Да, арахнир. Я понимаю, - ответил Силти, поднимая свой взгляд на Адсулату.

Она имела в виду, что пора ему дать личные броню и оружие? Она упомянула варп-генератор, смертоносное веретено и силовые клинки. Этот день уже наступил? Его глаза вспыхнули с вновь пробудившимся вожделением.

- Пошли, - сказала она, поворачиваясь и следуя вперёд к серповидным дверям. – Нам надо ещё многое сделать, чтобы подготовить тебя к Ритуалам Вейном.

Эла увидела, как озарилось лицо Силти, когда он осознал, что, в конечном счёте, достиг желаемого. Наконец он доказал, что готов присоединиться к рядам Воинов Аспекта Пауков Варпа. Она смотрела, как её кузен устремился вперёд позади арахнира, когда украшенные паутиной серповидные ворота беззвучно отворились, чтобы дать им проход, и она заметила с заполняющим душу страхом, что никто из них не остановился, чтобы обратить внимание на Найса.

После того, как двери снова закрылись, тишина на арене стала плотной и тяжёлой, как лёд. Всё ещё сидя со скрещенными ногами на подушке маленькая Эла внимательно смотрела на своего брата. Он по-прежнему стоял к ней спиной, и его голова оставалась склонённой к земле. Она видела, что его голова слегка двигается, словно он говорил с самим собой, но не было слышно ни звука. Казалось, его плечи вздрагивают, как если бы его тело совершало энергичные движения, если присмотреться чуть ближе.

Это не справедливо. Его мысли были глупыми и почти вздорными.

Внезапно Найс повернулся. Его серебристые глаза были дикими от ярости, и маленькие голубые искры, казалось, мерцали в их жемчужной матовой глубине. Его ярость выплеснулась на арену, как удар силы, вызвавший потрескивание тонкого слоя песка и разрушающий песчинки. На мгновения поймав взгляд Элы, он раскрутил и подбросил свой прочный посох из умбалы в воздух. Потом одним великолепным движением он поймал его обеими руками в горизонтальном положении и ударил об поднятое колено. Он закричал от боли и усилия, когда его колено переломило посох, расколов жёсткое дерево на две части. После того как в каждой его руке оказалось по обломку, он рухнул на колени и вонзил обе палки в землю, с криком вогнав их до половины длины в твёрдый пол арены.

Эла содрогнулась от этого приступа ярости и подумала, что испытала в тот момент что-то вроде страха, который сёстры Ютран чувствовали в её собственном присутствии.

МЫСЛИ АЙДЕНА вращались вокруг последствий недавних событий. Церемония Перехода не прошла так гладко, как он наделся, и конечно не так спокойно, как это было надо. Было очень мало возможностей продемонстрировать свою приверженность рафинированным традициям и обычаям Круглого Двора, что, безусловно, имело самое большое значение. Айони любили и Нэвир, и Тейрту. Она была символом единства, и её уход из жизни должен был стать шансом, чтоб объединить их. Общая скорбь по умершей Владычице должна была объединить эльдар Каэлора.

Но, так или иначе, события сговорились против него. Словно сами боги были настроены против его побед, как если бы они в тайне тихо трудились, чтобы привести его к гибели. Он с почтением посмотрел на великолепную статую Каина, Кроваворукого Бога, которую привёз с собой с родины предков. За долгие годы до этого Айден выбрал Каина в качестве своего покровителя, ещё до того, как он прошёл цикл обучения в Храме Яростных Мстителей. Уже тогда он знал, что бог войны был переменчивым господином, но славы победы и жажды боя было достаточно, чтобы не обращать внимания на эти мелочи. Только когда он победоносно вошёл в Сентриум, Айден действительно понял значимость своих клятв и обязательств.

Мысленно возвращаясь к Мифическим Циклам, Айден знал, что Каэла Менша Каин был противоречивым богом. Он расколол небеса и взирал на крах и трагедию своих родичей. Он отобрал у Иши её детей и приковал Ваула к его наковальне. Он противостоял Сынам Азуриана до последнего, и был разорван на куски, когда отважно и дерзко встал на их защиту против Великого Врага.

Было не удивительно, что изнеженные Нэвир смотрели на благословение Каина как на проклятие, и на тех, кто получил его – как на порочных и второсортных существ, но Айден до конца не осознавал глубины их недовольства, пока так много придворных отказалось даже стоять с ним рядом на Прощании с Айони, несмотря на их любовь к самой Владычице.

Потом был этот проклятый Паук Варпа. Айден не мог поверить в её дерзость. Для неё вообще появляться в Сентриуме после участия в Династических Войнах было довольно безнравственно, а появиться в пределах Святыни Флюир-герна в день Перехода Айони – просто бессовестно.

Нэвир даже не соизволили выйти из Дворца Ясновидца, а экзарх Каина, Эйнгил, рисковала жизнью, чтобы присутствовать в святыне. Это было точной противоположностью тому, чего он желал. Это была инверсия того, в чём он нуждался. Прощание с Айони не привело к признанию его двором, но возвратило в Сентриум Пауков Варпа в первый раз с тех пор, как был казнён Бедвир и его вероломные воины Ансгара. Вместо того чтобы отдалить его от дел Каина, события отбросили его назад в те же самые кровавые руки.

И каково было значение того символа? Небольшой серебристо-чёрный диск, который Эйнгил положила на Четырёхгранный Алтарь; он был затейливо украшен запутанной паутиной, в центре которой располагался ядовитый паук. Что бы это значило? Как предполагалось, это было подношение Айони? Или это был знак, оставленный в святыне для сообщника, увидев который он будет действовать?

Важнейшие инстинкты сказали Айдену подозревать самую худшую из всех возможностей. Он бы не стал военным главой Каэлора, если бы игнорировал такие знаки.

- Удвой охрану в башне ясновидца, Лир, - сказал он, не поворачиваясь лицом к Стражу, который терпеливо стоял на коленях позади него, пока его разум обдумывал все возможности.

- Как пожелаешь, - твёрдо ответил Лир, немедленно поднимаясь на ноги и склоняя голову в быстром поклоне. На мгновение он сделал паузу. – Ты подозреваешь, что ясновидец в союзе с Пауками Варпа, мой Жоган?

Айден отвернулся от ассиметричного, изогнутого окна, которое возвышалось на внешней стене его комнаты для приёмов. Он быстро привык, стоя у этого окна, обдумывать политику и превратности дворцовой жизни с тех пор, как поселился в Сентриуме. Вид на сектор не имел себе равного, и это давало ему чувство превосходства.

- Подозрение никогда не лишено смысла, - сказал он, добродушно улыбаясь Лиру. – Оправдано оно или нет, но лучше быть подготовленным.

Кроме того, подумал он, проклятый сын Ахирна, Кервин, когда-то думал, что будет правильным объединиться против него с Пауками Варпа, и Айден был бы недалёким болваном, если бы не рассмотрел такую возможность, что старый ясновидец, возможно, лелеет сентиментальные замыслы в том же направлении.

- Кроме того, ещё одно дело, Тейрту-ан, сообщи нашим силам в Пределах Гэрила, что в этом году от доменов Ансгара ожидается дополнительный налог. Скажи им, чтобы начали собирать его раньше. Скажи им собирать его сейчас.

Пауки Варпа должны знать, что их вмешательство будет иметь последствия.

- Как прикажешь. Я прослежу, чтоб это было сделано, - ответил Лир, кланяясь снова, прежде чем развернуться и важно выйти из комнаты.

Глядя ему вслед, Айден восхищался дисциплинированными манерами Стража. Он понимал, почему Нэвир не слишком раздражало его присутствие во дворце, и было решено назначить его командующим дворцовой стражей. В его манерах было нечто изящное, что импонировало многим. Словно бы его дисциплина была его естественной чертой. В некоторой степени он напоминал Айдену безупречную Йзульт, хотя был чуть меньше воином, чем его изысканная любимица, и чуть большим придворным.

Если б только было больше таких Тейрту, как Лир, думал Айден, когда молодой офицер исчез из вида. Он посмотрел в другой конец комнаты, где Морфрэн возлежал на одном из пышных диванов. Вокруг него выстроились трое слуг, один нарочито обмахивал его перьями давно вымершей огненной птицы фаэкс, в то время как двое других предлагали закуски и напитки. Заметив взгляд отца, Морфрэн осклабился с набитым ртом и указал жестом на свободный диван. Айден неодобрительно прищурил глаза.

- Пошли, отец, - усмехнулся Морфрэн, глумясь над серьёзностью Айдена. – Если мы не можем наслаждаться роскошью, согласно нашему положению, зачем тогда мы так долго боролись, чтобы достичь его?

Айден молча отвернулся к окну и устремил взгляд на свой Сентриум. Ты не боролся, чтоб достичь его, подумал он, это сделал я.

В ЦЕНТРАЛЬНОМ четырёхугольном дворе Храма Яростных Мстителей Йзульт прыгала и крутилась, выписывая своим лютым мечом росчерки в замысловатой последовательности движений, и вдруг резко остановилась. Она сделала паузу лишь на мгновение. Затем в процессе движения она отпрянула назад, низко пригнулась к земле, удерживая клинок позади себя, а потом внезапно замахнулась вперёд своим мечом, одновременно отпрыгивая назад сквозь траекторию атаки. Сбалансированный ряд движений закончился новой остановкой, она опиралась на одну ногу, отставив вторую позади себя, чтобы уравновесить лютый меч спереди.

Она медленно согнула отставленную ногу, синхронно поднимая клинок вертикально перед своим лицом.

Я вижу, что ты не забыла своё обучение, Мстительница Йзульт. - Эти мысли пришли откуда-то сверху, с вершины полого центрального шпиля храма.

Она соединила ноги вместе и резко взмахнула мечом по диагонали своего корпуса, салютуя и одновременно символически очищая клинок единым экспрессивным жестом. После она отвесила церемонный поклон в сторону святилища, пользуясь моментом, чтобы принести благодарность за своё обучение и навыки. Она была обязана Мстителям своей жизнью, и не забудет этого. Её жизнь принадлежала бы им, если бы они попросили.

Она посмотрела вверх.

- Хороший учитель оставляет глубокое впечатление, квихан, - крикнула она снизу смутно видневшейся фигуре на одном из круглых балконов, которые опоясывали внутреннюю поверхность шпиля над ареной. – Мои навыки, как они есть, результат твоей собственной работы.

Было тихо, но Йзульт могла чувствовать восхищение экзарха. Он не смог скрыть это от неё.

Ты всегда была моей любимой ученицей, молодая Йзульт. - В его ментальном послании была улыбка.

Как только мысли достигли её разума, она увидела, что с балкона над ней спрыгнула фигура. Она нырнула вниз в центре шпиля, словно в поток жидкости. Затем она ловко развернулась, раскинув руки для устойчивости, и перевернулась в вертикальной плоскости через голову поверх пяток. Вскоре он приземлился на ноги с раскинутыми руками, подобно сходящему ангелу, ударившись на скорости о землю, но удерживая свой вес с помощью превосходной синхронизации и отточенной упругости ног.

Приятно видеть тебя вновь, дочь Азурмена. - Экзарх Лэйргнен стоял на расстоянии выдоха от её лица, его бездонные чёрные глаза сияли, а длинные, иссиня-чёрные волосы вились вокруг его головы, словно наэлектризованные своей собственной энергией. Йзульт опустилась перед ним на одно колено, машинально придерживая свой плащ на одном плече в знак уважения. - Ты намереваешься возвратиться к нам? - В мыслях экзарха сквозила искренняя надежда.

- Нет, мой квихан, - ответила Йзульт, хотя эта идея на мгновение захватила её мысли. – Я вернусь, чтобы сражаться в честь Жогана Тейрту. Я пришла к тебе за советом.

Именно в этот день Жоган идёт сражаться? - Мысли Лэйргнена вернулись к Переходу Айони.

- Битва сама пришла к нему. Это были Пауки Варпа, квихан. Они хотели пройти в Сентриум.

Ты остановила их?

- Я остановила их, - ответила Йзульт с налётом гордости. – Я унесла жизнь Арахнира Фианны во время Ритуала Начала. Эта победа ваша.

Нет, теперь она принадлежит Тейрту. - Он сделал паузу. - Стало быть, Эйнгил рискует Договором Шлема Азуриа? Она бередит раны Тейрту, тыкая своими пальцами в их кровь. Храмы Аспектов поклялись не вмешиваться в политические дела, мы согласились, ты была права, выступив против неё. - Экзарх погрузился в размышления, обеспокоенный поворотом событий.

- Победа была лёгкой, Лэйргнен. Пауки Варпа сильны, а Стражи Тейрту недостаточно обучены. Нам повезло оказаться в большинстве.

Твоя скромность делает тебе честь, молодая Йзульт, но твои планы ясны. Яростные Мстители не могут и не выступят на стороне Тейрту, даже против Пауков Варпа. Нарушение соглашения Эйнгил не оправдывает наш собственный отказ от нейтралитета. Нейтралитет Храмов Аспекта уважали на Каэлоре много веков, моя Йзульт, и не без основания. Ты просишь слишком многого.

- Ты сомневаешься в Доме Тейрту? – Йзульт посмотрела на экзарха, встретившись взглядом с его бездонными глазами и вглядываясь в их глубину.

Дело не в достоинствах великих домов, Йзульт. Айден – прекрасный воин, каким был и Бедвир. Это вопрос принципа. Стражи Храма давно согласились не вмешиваться в дела Олипсина. Мы заключили договор с самим Гоури Сияющим.

- Но Эйнгил пренебрегает этим соглашением? Разве вы не должны отомстить за это неуважение?

Лэйргнен улыбнулся широкой, невесёлой улыбкой, и Йзульт не могла сказать, куда был направлен его взгляд.

Это хорошая попытка, Мстительница Йзульт, но сейчас, по крайней мере, я – хранитель этого храма, не ты. Оскорбление было нанесено не Яростным Мстителям, а Круглому Двору. Так как мы не принадлежим к этому Двору, нет ничего, за что мы должны мстить. Это не имеет никакого отношения к Яростным Мстителям, Йзульт. Это не моя забота.

- Ты бы говорил иначе, если бы Дом Тейрту пользовался твоим уважением, - сказала Йзульт, вновь смиренно склоняя голову.

Она знала, что он был прав. Храмы Аспектов должны быть выше придворных и политических стычек, несмотря на явную надменность эльдар Нэвир, которые ставили себя выше жёстких методов Аспектов. На Каэлоре, размышляла она, каждый выше всех остальных.

Дом Тейрту является домом воителей, Йзульт. Я лично обучал многих из них. Это то, что я могу уважать. - Экзарх сделал паузу, раздумывая, стоит ли продолжать. - Но, правда, есть некоторые вещи, которые менее достойны уважения. Более того, некоторые способны в один день спровоцировать даже Мстителей на нарушение присяги.

БОКАЛ ВЫСКОЛЬЗНУЛ их рук Ахирна, ударившись о край стола и вращаясь прежде, чем разбиться о землю. Лужица пузырящийся голубой жидкости мгновенно вытекла между обломками, и испарилась, оставив на полу зазубренные осколки стакана, словно открытый капкан.

- Прости, моя дорогая Синния, - пробормотал с усмешкой ясновидец. Он сильнее опёрся на свой посох и слегка покачивался. На столе уже стоял ряд бокалов, некоторые из них были уже пусты, другие наполнены наполовину. – Позволь мне взять ещё один.

- Нет нужды, сиятельный. Позволь мне, - улыбнулась Синния, вставая со своего кресла и предлагая его опьяневшему старому эльдару.

Ахирн серьёзно кивнул, словно признавая, что это будет правильным решением. Он осторожно уселся в кресло и, сконцентрировавшись, заботливо положил свой посох на стол перед собой.

Когда Синния подошла по красивому полу к почти лишённому каких-либо характерных черт шкафчику напротив стены и открыла его лёгким движением, Селиддон наклонился вперёд со своего места и через стол подвинул бокал ясновидцу.

- Спасибо, мой дорогой, - поблагодарил Ахирн, медленно фокусируя свой взгляд, и только после этого взял бокал. – Расскажи мне больше. Что там ещё делали эти мон’кеи?

Все трое весело рассмеялись над сравнением, придуманным ясновидцем. Верно, что Тейрту были столь же примитивны, как и люди, и сравнение было превосходно. Всё ещё посмеиваясь, Синния раздвинула дверцы шкафа, чтобы показать ассортимент бутылок, графинов и множество бокалов. Она внимательно рассматривала их, пытаясь определить, какие были запечатаны, и те, что были уже пусты. Поколебавшись несколько мгновений, она взяла ближайший графин и снова вернулась к столу.

- Было настолько ужасно, что Светлейшая Ориана обратилась в бегство! – объявила Синния, опускаясь в свободное кресло. – Она выбежала из святыни, как если бы всё пылало вокруг неё. Глаза её были дики, и она сжимала маленького Тьюри так, словно в отчаянии хотела спасти саму его душу.

На мгновение все трое рассмеялись, но затем смех печально оборвался, так как серьёзность ситуации медленно, но верно дошла до их сознания.

- Айден был разгневан, - серьёзно сказал Селиддон. – Он сломя голову ринулся сквозь святыню, разрушив много тонких призрачных паутинок. Их нельзя восстановить.

- А что этот негодяй Морфрэн? – спросил Ахирн, глубокомысленно глядя вглубь пара, висевшего над его стаканом. – Он не ушёл с моей Орианой?

- Нет, сиятельный. Он остался в святыне, очевидно весьма взволнованный этими событиями, - ответила Синния с явным неодобрением.

- А что вы ещё от него ожидали?

- Я ожидал худшего, - признался Ахирн, быстро опрокидывая свой стакан с напитком, и прикрыл глаза, наслаждаясь полным эффектом от жгучего, изменяющегося вкуса жидкости в своём горле.

Повисла долгая пауза, так как трое Нэвир обдумывали события минувшего дня.

- Времена на Каэлоре изменились, - пробормотал Селиддон, ни к кому не обращаясь.

Задумчивая тишина, которая поглотила его горестное стенание, была ему достаточным ответом.

Движение в дверном проёме сказало им, что прибыл посетитель, но никто из них не обернулся. Стражи остановят любого нежеланного гостя, или, по крайней мере, потребуют у них пропуск. Кто бы это ни был, он не издал ни звука, чтобы потревожить сидящих за столом. Он ждал в открытых дверях, опустившись на одно колено из уважения к присутствующим атесдану и двум представителям Олипсина.

- А Айони? – спросил Ахирн с внезапной настойчивость, словно он только что вспомнил о важнейшем деле. – В конце концов, Церемонию Перехода провели удовлетворительно?

Синния аккуратно поставила свой бокал на стол и наклонилась вперёд.

- Айден сам провёл церемонию, - доверительно сказала она, словно открывая ужасную тайну. – Паук Варпа убила хранителей святыни, поэтому Айден провёл церемонию лично.

- У неё был Переход воина, - сочувственно добавил Селиддон.

Ахирн не проронил ни слова. Он подхватил свой посох и, пользуясь им, чтобы зацепить один из графинов на столе, подтянул его к себе, после чего налил новый бокал напитка. Его нетвёрдые руки вновь стали сильны и точны, словно бы всё легкомыслие ситуации мгновенно улетучилось.

- Эти пародии Тейрту непростительны, - наконец сказал он, поднимая свой бокал, словно для тоста.

Другие подняли свои бокалы и быстро их осушили. Серьёзность момента была отмечена минутой молчания.

А что Пауки Варпа? Наш дорогой и безупречный Лир сообщал мне, что сегодня они двигались на Сентриум, и вы сказали, что в святыне была сама Эйнгил? Какую цель преследовали их действия? - Ясновидец позволил своим мыслям эхом отозваться по всей комнате, сознательно давая им возможность проскользнуть в разум Лира, когда он молча стоял в комнате, преклонив колени сразу за дверным проёмом. Было важно, чтобы отважный Страж знал, что его рассматривают отдельно от дома, с которым его связывала клятва.

- Жоган подозревает, что они были здесь из-за тебя, сиятельный, - сказала Синния, небрежно вращая жидкость в своём бокале. Она уже догадалась, в какую сторону клонится разговор.

- Он обеспокоен, что ты возобновил союз, вероломно заключённый Кервином, сиятельный, - добавил Селиддон, и его золотистые глаза вспыхнули.

Ах да, мой милый потерянный Кервин, - ответил Ахирн, снова посвящая в свои печальные мысли Лира. - Я был бы очень счастлив увидеть его вновь, но Айден никогда не открывал мне, куда он был сослан.

Настрой его мыслей умолял об ответе, и Лир был единственным, кто был в состоянии его дать.

В течение нескольких мгновений трое Нэвир поигрывали своими бокалами, заговорщицки предоставив Лиру возможность прервать их.

- Сиятельный, - сказал Лир, со своего место у дверей, переходя прямо к делу: - Жоган требует, чтобы мы увеличили твою стражу. Для твоей собственной безопасности в это неспокойное время, - пояснил он совсем не убеждённо.

- Ах, Лир! – воскликнул Ахирн, поднимаясь на ноги. Словно был очень удивлён, услышав его голос. – У тебя сейчас есть свободное время, чтобы выпить с нами, я надеюсь?

Страж колебался, но затем встал на ноги и шагнул в комнату. Он остановился прямо перед ясновидцем и преклонил одно колено, крепко сжимая кисть Ахирна в своих руках.

Ахирн улыбнулся:

- Пожалуйста, молодой Лир. Это ещё не святые мощи.

- Сиятельный, ты слишком добр ко мне, - сказал Лир, пристально глядя вниз на отполированный пол. – Я предлагаю свои услуги, чтобы доставить сообщение Светлейшему Кервину.

Разве Жоган одобрит такой поступок? Я не хотел бы подвергать опасности твоё положение в Доме Тейрту, мой Лир. - Ахирн мысленно усмехнулся: «Мой Лир» был превосходен.

- Повелитель Айден приказал мне удвоить твою стражу. Это всё. Пока я не получил дальнейших указаний, не вижу причин почему я не могу быть полезен тебе, атесдан.

Это великодушно и почтительно с твоей стороны, мой дорогой Лир. Я не забуду этой услуги.

Лир прикоснулся лбом к руке ясновидца и встал. Он круто развернулся и вышел за дверь.

- Это было просто, - заметил Селиддон после того, как Лир ушёл, делая изрядный глоток из своего бокала.

- Он хочет служить. Его дамашир требует чего-то более утончённого, чем грубый Айден. Он просто нуждался в альтернативе. Имея выбор, многие из эльдар предпочтут наш путь. В этом наша суть, - грустно улыбнулся Ахирн. – Я просто дал ему этот выбор.

- Ты призывал Пауков Варпа, сиятельный? – спросила Синния, когда увидела этот спектр чувств, прошедших по лицу ясновидца. – Они пришли из-за тебя?

Ахирн откинулся на спинку стула и изящно сжал бокал между большим пальцем и указательным.

- Нет, моя прекрасная Синния, я никого не призывал. Я не могу знать, почему Пауки пришли сегодня, но я могу видеть их в бессчётном множестве вариантов возможного будущего, и я знаю, что преданность Айони наполняет душу Эйнгил; я чувствовал это даже в тот момент, когда она осквернила святыню.

- Может быть, пришло время обратиться к ней за помощью, сиятельный? – предложил Селиддон, неловко выражая словами мысль, которая витала вокруг стола.

- Возможно, - ответил Ахирн, поднимая взгляд от своего бокала и неопределённо улыбаясь.

- ПРИГОТОВЬСЯ, - ПРОСТО сказала Эйнгил, когда она со всей силы налегла на тяжёлые двери и толкнула их.

Внизу по центру показалась неровная полоска света, похожая на ряд зубов, затем двери распахнулись, и Силти обнаружил, что в изумлении смотрит на домен Ансгар, как если бы видел его в первый раз.

Он прошёл рядом с экзархом под перемычкой над проёмом двери и обвёл взглядом пейзаж, щурясь от резкого света после многих лет тренировок в затенённых залах храма. Казалось, целую жизнь тому назад он стоял на краю этой зелёной лесной зоны и слушал Бедвира, собравшего Дом Ансгар для финальной битвы Династических Войн. Даже юный Силти встал в ряд позади доблестного патриарха, подвигнутый справедливостью его слов так же, как и неустрашимостью его меча.

С тех пор пейзаж изменился. Зелень казалась какой-то менее яркой, и листва – менее пышной. Деревья были тонкими, а их листья стали редкими. Легендарная умбала стояла в центре поляны прямо перед ступенями храма, покрытая сияющим энергетическим полем, которое защищало её от вредителей или браконьеров, и сами эльдары казались сгорбленными и едва волочившими ноги. На поляне работала примерно дюжина ремесленников, призрачных кузнецов и других мастеров, которые вырезали безделушки из дерева или формировали их из призрачной кости между мощными потоками энергии.

Когда храмовые двери со скрежетом отворились, все глаза поднялись к ним, и словно озарились на мгновение искрой надежды.

Силти почувствовал силу их ожиданий, но он не понимал чего именно.

- Чего они хотят?

Еды, наверное.

Ответ был не таким, как ожидал Силти. Он принял его как глоток крепкого напитка, невольно содрогаясь, несмотря на всю решимость казаться невозмутимым.

- Они – бродяги? – спросил он, стараясь найти объяснения фактам, которые видели его глаза. – Ищущие Путь?

Нет. Они обычные путники, как и ты. Разве ты не видишь мастерство, с которым они выполняют свою работу?

Силти кивнул, когда эльдары начали подниматься и двигаться к подножию ступеней. Очень скоро там собралась небольшая толпа, которая обратила взгляды вверх и рассматривала молодого Паука Варпа и его экзарха.

Времена на Каэлоре изменились с тех пор, как ты последний раз был за воротами храма, молодой Силти. Эльдары Ансгара испытывают на себе последствия гнева Тейрту. Династические Войны, возможно, закончились, но эти эльдары продолжают страдать от них. Тейрту и Олипсин собирают крупный налог с этих земель, более тяжёлый, чем они заслуживают.

Душу Силти терзал неподдельный ужас:

- Почему мне не рассказали?

Ты был учеником, мой юный лорд. Дела Каэлора не должны мешать твоему обучению. Путь Паука Варпа требует тонкого настроя и интуиции, и не должен иметь отношения к политике. Помни это.

- Это не политика! – воскликнул Синти и тут же пожалел об этом.

Собравшаяся внизу толпа подхватила его возглас, так как много эльдар присоединилось к нему.

- Мы сейчас говорим о выживании здесь. Как вы могли это допустить?

Что бы ты посоветовал мне делать?

- Сражаться! – этот ответ для молодого Силти казался простым и желанным.

Внизу по толпе прошёл ропот одобрения. Они могли чувствовать сильное волнение и негодование молодого Паука Варпа. Был ли он тем, кого они ожидали? Действительно ли он тот, о ком говорилось в пророчестве Владычицы Айони?

Эта битва не для Пауков Варпа, Силти. Храмы Аспектов поклялись сохранять нейтралитет, ты знаешь.

Из толпы выступила фигура эльдара. Его седые волосы были спутаны и неопрятны, а его одежда изношена и покрыта заплатами, но глаза его сияли, и под его рваным синим плащом блестела рукоять хорошо отполированного меча.

- Лорд Силти? – голос был твёрдым и решительным, он не соответствовал жалкому виду эльдара, который говорил. – Милорд Силти, ты не помнишь нас?

Силти посмотрел вниз на оборванную группу эльдар у основания ступеней. Он внимательно рассматривал их. Впечатление, которое они производили, было каким-то неполным. В их поведении было что-то скрытое. Казалось, под жалкой внешностью вздымался и бурлил еле сдерживаемый вызов. Несмотря на сломленный вид, от них исходил боевой дух.

Присмотревшись внимательней, Силти смог разглядеть блеск рукояти меча под тёмно-синим плащом одного, выступающую сюрикен катапульту, которая висела на ремне у ноги другого, рукояти двух ведьминых клинков, торчащие позади плеч третьего, а один опирался на длинный посох, который больше походил на поющее копьё.

- Они – Стражи Ансгара? – спросил Силти, недоверчиво поворачиваясь к Эйнгил. – Это всё, что от них осталось после окончания войны?

В его голосе звучала смесь негодования и боли.

Это те, кто остался в живых, молодой Силти. Они возвратились в эти земли и ждали лидера, одного из династии Ансгар, чтобы вернуться к нему, как пророчествовала Владычица Айони.

Обернувшись назад, чтобы посмотреть на ступени храма, Силти увидел, что группа сформировала линию. Затем они опустились на одно колено на нижней ступеньке. Они перекинули оборванные остатки своих плащей через плечо и коснулись кулаками земли в знак почтения к нему.

- Милорд Силти, мы ждали тебя.

ВНИЗ С ВЫСОКОГО ПОТОЛКА капала какая-то жидкость, заставляя Лира вспомнить, что над каждым уровнем Каэлора есть ещё один, не зависимо насколько высоким или невидимым мог быть потолок. Это была одна из специфических особенностей огромного искусственного мира. Даже притом, что он существовал в виде имеющего пределы объекта в трёх измерениях, было почти невозможно найти его границы, и точно было причиной тому, что над каждым уровнем размещался ещё один даже там, где уж наверняка должен быть самый верх. Разумом Лир понимал тот факт, что архитектура искусственного мира не была ограничена тремя материальными измерениями, она была в некоторой степени выполнена по четырёхгранному проекту, где центральная вершина, которая определяет размерность пространства, лежит вне материального мира, но подробности этого были вне его понимания. Он вспомнил, что слышал будто бы у примитивных мон‘кеев когда-то были столь ограниченные знания о гравитации, что они думали, будто бы планеты плоские, иначе они не могли объяснить, почему люди не падают с них. Несмотря на окружающее запущенное и грязное пространство, аналогия с легендарной глупостью мон‘кеев вызвала улыбку на его лице.

Более того, большинство каэлорцев прожило бы всю свою жизнь, не задумываясь об устройстве искусственного мира. Только когда с ними случалось что-то столь же странное, как протекающая крыша, это напоминало им, где они находились.

После долгих часов поездки к нужному месту, Лир слез с тёмно-зелёного джетбайка и рассмотрел переплетение труб, воздуховодов и прочих коммуникаций, которые проходили и переплетались в широком, низком пространстве. Некоторые из них были давно разрушены, и под ними скопились лужи маслянистой жидкости. Едкие сточные воды разъели в нескольких местах пол, и Лир мог слышать далёкий звук капающей жидкости, падающей с большой высоты на нижний уровень, который, должно быть, либо был расселён, либо никогда не заселялся с самого начала.

Почему кто-то хотел здесь жить? – спросил себя Лир, морщась от вони и всей убогости данного места. Он не знал никого, кто бы хотел жить в отстойнике, но помнил, что некоторые самые нежелательные изгнанники были высланы в такие секторы. Легенда говорила, что следопыт Вруар Скрытый провёл здесь много лет, подвергнув себя изгнанию из-за резкой критики каэлорского общества до того, как он отправился в своё эпическое путешествие, чтобы отыскать легендарную Чёрную Библиотеку. Если эти слухи верны, то здесь ещё могли попадаться группы Искателей Пути, прячущихся здесь от каэлорского общества, которое их также избегало.

Как-то давно Лир бывал прежде в таких секторах. Он помнил неприятный опыт, но также помнил, что отстойники были меньше и не столь протяжёнными. Он вспомнил некоторые признаки деградации в системах охлаждения, которые проходили сквозь целый сегмент, но он не помнил, чтобы их состояние было столь близким к полному разрушению. Если память не подводила его, сточные коллекторы протянулись через эти секторы за последнюю сотню лет, разрастаясь, как раковая опухоль, по краям Каэлора. Словно бы Нэвир Олипсина просто не придавали этому значения.

Он не мог поверить, что Айден вышлет Кервина Ривалина, единственного сына ясновидца, в такое заброшенное место. Должно быть, произошла какая-то ошибка. Он был обязан проверить это; он обещал ясновидцу.

Наклонившись над своим джетбайком, Лир открыл сбоку одну панель и вытащил длинную и тонкую сюрикеновую винтовку. Она была покрыт царапинами и отметинами предыдущих сражений, но Лир быстро проверил её, убеждаясь, что винтовка ещё исправна и функционирует; прошло уже много времени с тех пор, как он использовал такое оружие. После окончания Династических Войн, в которых он принимал участие, ему не было необходимости пользоваться чем-то другим, кроме церемониального, богато украшенного пистолета. Во Дворце Ясновидца не происходило каких-либо крупных беспорядков, и его должность капитана личных Стражей Ахирна фактически играла лишь формальную роль.

Он проверил вес и баланс винтовки, удобно удерживая её обеими руками. Он был хорош. Его мысли прорезала короткая вспышка энергии, словно бы пробудилось что-то дремавшее в нём, когда он взял в руки оружие. Голос в его дамашир нашёптывал кровавые мысли, подобно зову Каина. Да, подумал Лир, так и должно быть. Он был Стражем Дома Тейрту, а не изнеженным придворным Олипсина. Он почти забыл это. Сентриум оказывал такое действие на эльдар. Внезапно впереди него между трубами и вентиляционными шахтами что-то промелькнуло. Это было едва заметное движение, лишь немногим больше, чем дрожание света. Инстинктивно он оглянулся, чтобы удостовериться, что это было не преднамеренное отвлечение внимания.

Ничего.

Движение повторилось снова в том же месте, и Лир вскинул свою винтовку на плечо, глядя вдоль ствола сквозь прицельное устройство. Стабилизирующие гироскопы слабо жужжали возле уха, и палец автоматически надавил на спусковой механизм, на толщину волоса до выстрела.

Движение повторялось снова и снова, сначала влево, потом вправо. Оно казалось ритмичным, как маятник. Сквозь оптический прицел винтовки, Лир мог видеть намёк на цвет в темноте между несколькими покрытыми слизью трубами.

На одной из верхних балок что-то раскачивалось.

Опуская оружие, Лир прокладывал путь вперёд через густую грязь и обломки, которые устилали почву, подныривал под низко подвешенные трубы и обходил края тех, которые были разорваны и изливали неизвестные, токсичные стоки на гладкий пол.

По мере приближения к маятнику, ему становилось понятно, что это. С одной строительной балки, которые поддерживали низкий потолок, свисало тело эльдара. Петля из тонкого шнура была стянута вокруг шеи несчастного, а затем пропущена сквозь отверстие в верхней балке. С того места, где он стоял, Лиру казалось, что отверстие было просверлено или прострелено в балке специально с этой целью.

Зловоние стояло невероятное, и Лир обмотал свой плащ вокруг лица, окутав им плечи так, чтобы он служил, как маска. При более близком рассмотрении, он смог увидеть, что плоть мёртвого эльдара была разлагающейся и мягкой. Кожа свисала с его скелета, словно была на несколько размеров больше костной структуры.

Лир подошёл, держа в руках винтовку, и толкнул тело кончиком ствола. Оно медленно повернулось под воздействием и слегка качнулось, поворачивая лицо эльдара к Лиру.

Он с отвращением отскочил, быстро отдёргивая оружие, так как из пустых глазниц трупа вылетели крошечные жуки журнаом, потревоженные внезапным движением. Лицо эльдара разложилось, и было покрыто язвами и отметинами укусов. Его было невозможно опознать. Посмотрев вниз на ствол своего оружия, Лир увидел, что он покрыт толстым, застывшим слоем гноя, который просто стёк с тела, когда он коснулся его.

Отвернувшись, Лир осмотрел место, чтобы найти подсказки относительно того, как это могло произойти, и кто мог совершить такое чудовищное деяние, но за исключением фрагментов тела и останков плоти, которые отвалились с трупа, площадь вокруг подвешенного тела была чистой и пустой. Осмотревшись вокруг, Лир понял, что фактически здесь было необычно чисто, словно кто-то специально убирал это место. На металлическом полу имелись следы, которые указывали на полосы от уборки, и пропитанная сточными водами тряпка сбоку могла служить доказательством, что кто-то воспользовался ей для очистки пола на площадке вокруг балки.

Зацепив тряпку концом сюрикеновой винтовки, Лир поднял её от пола и держал на весу, наблюдая, как с неё капает жирная грязь. С ужасом Лир увидел, что ткань была тёмно-красным плащом. Сквозь жижу и грязь, которые впитались в неё, он увидел очертания узоров и символов, вышитых на ткани, а прямо в центре материала была золотая эмблема Сияющей Звезды, герб династии Ривалин.

Вспышка боли пронзила сердце Лира, когда он понял, что это означало. Он повернулся, позволив плащу снова упасть на пол, и пристально посмотрел на раскачивающийся труп. Его волосы были окрашены в насыщенный красный цвет, немного длиннее, чем он помнил, и на теле была надета тёмно-бордовая туника рода Ривалин. Несколько богато украшенных клинков и захватов были подоткнуты под золотой пояс. Длинная изящная цепь висела вокруг шеи трупа, украшенная в промежутках драгоценностями, которые безмолвно сверкали из-под гноя, когда труп покачивался и вращался в редких лучах света, а на конце цепи был подвешен хорошо заметный, тусклый и безжизненный путевой камень Кервина Ривалина, на котором ясно виднелась прямая трещина, проходящая сквозь его середину.

После мига паники, Лир отчаянно обвёл глазами местность вокруг. Он искал признаки борьбы, некого сражения, но ничего такого не наблюдалось, место было относительно чисто и опрятно. Кроме промокшего плаща на одной стороне он нашёл аккуратно свёрнутое полотно. Наклонившись, чтобы рассмотреть его, он обнаружил, что оно было обмотано поверх красивого и древнего сюрикен-пистолета, по-видимому, для того, чтобы защитить оружие от грязи и должным образом сохранить его. Рукоять была отмечена Сияющей Звездой. Это было оружие Кервина.

Осознание поразило Лира словно копьё: единственный сын ясновидца совершил самоубийство. Он был оставлен в этом отстойнике Стражами Тейрту, по-видимому, непосредственно по приказу Айдена Тейрту, и был брошен умирать. Они не убили его, рассуждал Лир, рассматривая доказательства, поэтому Айден мог сказать Ахирну, что он выслал, но не казнил его сына. Ясновидец мог почувствовать ложь. Но это было в сущности, то же, что убить его.

Иша милосердная! Лир едва мог вытерпеть пребывание в этом отвратительном месте, но у него был джетбайк, который унесёт его в Сентриум, и его чувствительность не была столь тонкой, как у Кервина. Каким образом, они полагали, Кервин сможет выжить в этом месте? В окружении грязи и сточных вод, зная, что его отец стал, по сути, пленником Дома Тейрту, и что его союзники из благородного Дома Ансгар были казнены. Как, полагали они, он сможет жить, зная, что его Каэлор разрушен?

Они и не ожидали, что он останется в живых.

Несмотря на слякоть и грязь, Лир опустился на колени у ног трупа и со стыдом склонил голову. Наследник трона Ривалина тихо висел перед ним, его путевой камень, треснувший, осквернённый, тусклый и безжизненный всё ещё свисал с его шеи; он был бесполезен. Только Иша теперь могла знать местопребывание его души, или как был сломан камень. Несомненно, его неприкосновенность не была нарушена в ходе Церемонии Перехода в пределы Флюир-герна. Вместо этого Кервин своими руками на коленях очистил себе место смерти, отважно пытаясь уйти с достоинством из этих отвратительных пределов. И некоторое время спустя кто-то разбил его камень души.

Нэвир были правы: Айден Тейрту являлся варварским стикс-тан, не достойным своего положения в Олипсине. Такой исход был позором для Тейрту и трагедией для семьи Ривалин. Политическая и военная выгода не должны иметь превосходство перед хорошими манерами и высокой моралью. В этот момент Лир был уверен, что ни Ахирн, ни Синния, ни Селиддон никогда бы не опустились до таких глубин безнравственности.

Пробормотав несколько молитв Ише и Азуриану, Лир поднялся и расстелил на чистом полу свой собственный плащ. Он снял Кервина и положил его на ткань. Затем он собрал другие вещи, принадлежащие Ривалину, и с горечью и сожаление в душе завернул их вместе с трупом в плащ с зелёными и золотыми символами Дома Тейрту. Подняв тело на руки, Лир повернулся и направился назад к своему джетбайку.

БАНКЕТНЫЙ ЗАЛ кипел жизнью, и Морфрэн был в своей стихии. Он сидел посередине длинной стороны стола для почётных гостей, потеснив Айдена, который расположился через пару мест левее него. Стул между ними остался незанятым, символически пустым, словно все ожидали, что в любой момент войдёт Владычица Айони и займёт своё место, но все другие стулья в зале были заняты, и несколько опоздавших были вынуждены есть и пить стоя или опираясь на края переполненного стола. Внезапно раздался тихий звук, словно на удалении пролетело насекомое. Этого оказалось совершенно достаточно, чтобы тонкий слух уловил его, он был вполне слышимым для того, чтобы привлечь внимание половины эльдар в зале, и они тот час же были всецело заинтересованы им, и это не ускользнуло от внимания других. Словно волна тишины прошла по шумной комнате; просвечивающие, жемчужные двери, медленно качнувшись, растворились. Все глаза повернулись на них, но ничего не появилось.

Морфрэн захохотал резким смехом, словно бы не в силах сдерживать напряжение или волнение, выплюнув на стол половину разжёванного куска мяса тьюрейр-йуга с кровью и стекающие вниз по подбородку струйки шипящего Эдрисиана. Он чувствовал направленные на него взгляды и смесь отвращения и изумления в зале, которая щекотала его экстрасенсорные чувства, заставляя радостно улыбаться.

Сегодня славный день, - начал он, но затем остановился, сделав на лице гримасу показного смущения. Он посмотрел вниз на стол, словно внезапно что-то нашёл. Разглядев кусок разжёванного тьюрей-йуга, плавающий на поверхности в его бокале, он выхватил его с удивительной ловкостью и отправил обратно в рот.

Взрывы отвращения ударили по нему со всех сторон сразу, и он с удовольствием усмехнулся, словно подпитываясь раздражением других. Он видел свою прекрасную Ориану в самом конце стола, её лицо было скрыто под лёгким, подобно вуали, капюшоном. Она даже не смотрела на него. В углу, на противоположном конце зала, он увидел Йзульт, которая стояла напротив стены чуть в стороне от веселья. Она была завёрнута в плащ, словно защищалась от ужасной бури, и он смог разглядеть очертания меча, по-прежнему висящего на перевязи. Её лицо было каменным и на долю секунды смогло ухудшить настроение Морфрэна.

- Сегодня славный день, - повторил он, на сей раз вслух, словно боясь, что его мысли могли не достичь всех.

Он всё ещё жевал мясо, поэтому его голос больше напоминал мычание и был невнятным.

– Сегодня мы празднуем великую победу Дома Тейрту! – объявил он, бросив беглый взгляд на Айдена, на лице которого отражалась беспорядочная смесь эмоций.

– И! – заявил Морфрэн, как если бы это было самостоятельным восклицанием. – И... и мы чтим память перехода нашей дорогой Владычицы.

Он затих, оставив аудиторию гадать, случилось ли это потому, что он был пьян или потому, что не мог вспомнить имя Айони.

Перед тем как продолжить, он быстро осушил свой бокал.

Сегодня наша доблестная Йзульт Тейрту-ан вновь сразилась с проклятыми Пауками Варпа из домена Ансгар, и разгромила их у врат ясновидца.

Раздался хор одобрения и чей-то шёпот, сама Йзульт хранила молчание.

- И... и наш дражайший Жоган, Айден Тейрту, сошёлся лицом к лицу с экзархом в Святыне Флюир-герна, разбив её планы нарушить Церемонию Перехода, изгнав её назад в регионы стикс-тан, где ей место. Так мой дорогой патриарх спас душу нашей возлюбленной Владычицы.

На этот раз хор одобрения был громче, как приличествовало статусу этой темы, но всё ещё на заднем плане слышался ропот неодобрения, и не прошло незамеченным то, что речь оставила Ориану весьма равнодушной.

- И… и эти события являются прекрасным поводом для пира, если нам когда-нибудь потребуется повод! – крикнул он, поспешно заканчивая свою речь и поднимая бокал в знак солидарности.

В следующий момент он понял, что его бокал уже пуст, поэтому он наклонился вперёд и схватил графин, опрокинув его полностью над своей головой вместо тоста.

Этого было достаточно, чтобы доставить удовольствие Морфрэну. Он почувствовал пьяное веселье присутствующих Тейрту. Стражам и их супругам нравились такие выходки. Им ещё не приелись богатство и власть, которые они получили, придя в Сентриум, а также он чувствовал презрение множества придворных Нэвир, которые соизволили посетить этот званый ужин.

«Лицемеры, - подумал он. – Если они терпеть меня не могут, почему приходят к моему столу? Не выношу их двуличие!»

Но, по-видимому, не все Нэвир испытывали отвращение, один или двое подняли на него восторженные взгляды с другой стороны стола, словно пытались разделить с ним миг взаимопонимания.

Сядь, Морфрэн, пока ты не упал. - Мысли Айдена были жестки и окрашены неодобрением, но и не были лишены чувства близости. Он поднялся со стула, словно давая понять, что только один из них должен стоять. Морфрэн поколебался мгновение, шипящее вино пузырилось на его лице, а затем рухнул на стул. Нэвир Селиддон Оссиан, который сидел напротив, спокойно наклонился над столом и протянул ему свой пышный золотой шарф вытереть голову и руки.

Очень любезно с вашей стороны посетить это скромное собрание. - Айден обвёл взглядом комнату, охватывая глазами пёструю смесь Нэвир и эльдар Дома Тейрту. Они представляли собой общество, вид которого должен был согреть его сердце, но различия между этими двумя группами были настолько очевидны, что это заставило его поёжиться. Он мог понять, почему столь многие Нэвир не желали иметь ничего общего с ним или с его домом, хотя он находил немного досадным, что они были куда более высокомерны, чтобы присутствовать на церемонии днём, чем теперь на торжественном ужине. В любом случае он был рад видеть подобных Провидице Синнии Ютран и Селиддону Оссиану, которые без сомнения наслаждались угощением за столом для почётных гостей, несмотря на вульгарные выходки Морфрэна. Они кивнули в знак благодарности, когда его взгляд упал на них.

Один или двое выказывали очевидные признаки негодования из-за своего присутствия, и Айден спрашивал себя, не были ли Стражи слишком настойчивы, когда передавали его приглашение. Уйшнех Эйнион, в частности, казалось, кипел. Его руки были плотно скрещены на груди, и он не прикоснулся к своему напитку. Айден не был удивлён видеть, что раздражение Орианы клубиться вокруг неё, подобно тёмной ауре, но он был слегка раздосадован, когда увидел, что самой недовольной среди других гостей, казалось, была Йзульт, которую, по-видимому, происходящее не трогало и не впечатляло.

К сожалению, Его Сиятельство Ясновидец Ахирн Ривалин не смог быть с нами этим вечером, - продолжил он, только сейчас осознавая, что Лир ещё не возвратился из башни. – Сегодняшние события были особенно тяжелы для ясновидца, и он решил отдохнуть. Враждебность Пауков Варпа стоила ему многих сил. Он стар и немощен, как вы знаете.

Он задавался вопросом, сколько ещё раз должен будет подобным образом оправдываться из-за отсутствия ясновидца. Он полагал, что делал это уже более чем достаточно, и не смотря на необходимость, это вызывало у него недовольство. Вопреки всему великолепию, церемониям и показной роскоши, которые наполнили его жизнь с тех пор, как Дом Тейрту захватил Сентриум, в душе Айден оставался воином, и он находил большую часть этой двуличности и расточительства отвратительными.

Тем не менее, в память нашей недавно ушедшей Владычицы Айони, у нас есть для вас специальное угощение. – Он сделал жест в сторону открытой перламутровой двери, о которой большинство посетителей уже позабыло. – Позвольте мне представить Арлекинов Аркадии, которые намереваются исполнить Цикл об Аватаре для нашего удовольствия и назидания.

По комнате прошёл взволнованный шёпот ожидания. Каэлор уже стал столь обособленным искусственным миром, что эльдар взволновало просто само напоминание, что в галактики были и другие Сыновья Азуриана. Арлекины были редким удовольствием. Помимо прочего Айден был рад получить возможность продемонстрировать хотя бы некоторым из Нэвир мифические циклы, которые неизменно делали воинов героями эльдарской истории. Айденом приветствовалось всё, что повышало статус воинов. Он не мог этому содействовать, но полагал, что корнем всех его проблем в Олипсине определённо является этот статус.

Военная сила осуждалась ещё за много веков до Династических Войн, и Нэвир с неохотой признавали её важность исключительно по необходимости. Необходимость порождает ненависть и ненавистные нововведения. Он знал, что, вероятно, был теперь в большей опасности, чем даже в разгаре войн, когда противостоял лицом к лицу величественному Бедвиру на расстоянии двух больших мечей. Двор Ясновидца представлял куда более коварную опасность, чем клинок.

Послышались одобрительные аплодисменты, когда первый из разноцветных Арлекинов показался в поле видимости в центре комнаты, мрачно напевая и танцуя с захватывающим дух изяществом. Морфрэн ободряюще крикнул, Селиддон залпом допил своё вино, Ориана немного приподняла свой капюшон, чтобы лучше было видеть танец, а Йзульт окинула взглядом комнату.

ИЗ-ЗА СЕРПОВИДНЫХ ДВЕРЕЙ доносился шум, который пульсировал, как сама жизнь и сводил Найса с ума. Он стоял, прижимаясь к ним лицом, и ощущал вибрацию атмосферы за ними. Он закрыл глаза и был убеждён, что мог видеть всё, что происходило за пределами храма. Он слышал, как оставшиеся в живых воины армии его отца приветствовали Силти и приняли его как своего нового вождя, которого они ждали много лет. Словно бы Силти мог поднять меч Ансгара и снова привести их дом к славе на поле битвы, словно бы Силти мог отомстить за трагедию, постигшую великий дом в конце Династических войн. Словно бы Силти мог сделать хоть что-нибудь их этого!

Он даже не смог победить меня в учебном бою, не нарушая правила, кипятился Найс, отворачиваясь от ворот и следуя назад в центр арены. Звуки волнения снаружи немного стихли, словно бы тени вокруг пустой арены поглощали шум, но эти тени также окружали его, обёртывая в саван уединения. На мгновение он почувствовал себя единственным лучом света в галактике тьмы, крайне одиноким.

Это лишь потому, что он старше! В этом – единственная причина, он прошёл ритуал Тюйриан раньше меня. Но я сильнее. Я сильнее! – Его мысли гремели вокруг арены, словно психическая взрывная волна. – Это должен быть я!

Сидя в тени у края арены, скрытого в темноте, Эла вздрогнула от всплеска ярости. Внутри её брата был такой гнев, какого она прежде никогда не видела. Это было возмущение. Это было неистовство. Это было обжигающее чувство несправедливости. Это походило на дыхание Каина.

Протянув руки вниз, он схватил части сломанного посоха из умбалы и выдернул их из почвы, разбросав по арене дождь из песка и металлических частиц. Затем он закружился на месте, вращая двумя палками вокруг своего тела в сложном узоре, который Эла прежде никогда не видела. Она зачарованно смотрела на это воображаемое разрушение, которое Найс устроил на арене перед нею.

Он крутился и подпрыгивал в воздух, вращаясь как гироскоп, словно бы он внезапно стал единственной точкой равновесия галактики. Приземляясь, он перемещал свой сломанный посох вокруг тела, размахивая им в воздухе с такой яростью, что казалось, он загорится от сопротивления. Так как он двигался всё быстрее и быстрее, пространство вокруг него начало мерцать серебристой энергией. Сначала это было слабое свечение, но его смутный отсвет постепенно превращался в яркий ореол, словно его кожа пылала от сильного возбуждения.

Эла смотрела в изумлении. Она могла чувствовать, как опустошалась энергия арены, словно бы её всасывало в центр, где Найс танцевал яростную композицию паука варпа. Это было, как если бы сам Найс стал вихрем, притягивающим остатки психической энергии, которые лежали повсюду в храме, собирая вокруг себя энергию, словно новую и светящуюся кожу. Покуда она наблюдала, то осознала, что этот эффект воздействовал также и на материальные объекты. Она увидела, что песчинки на полу начали дрожать и перемещаться, устремившись к нему, словно металлические опилки к магниту. Через несколько мгновений песок начал струиться небольшими потоками, стекаясь тонкими струйками к ногам подпрыгивающего и вращающегося в центре арены Найса. Замысловатые ручейки сдвинулись и изменили направление, ветвясь и разделяясь в попытке отследить движение танцующего воина.

Через некоторое время начали перемещаться и крупные предметы. Шесты, которые ограничивали периметр арены, стали клониться вперёд. Эла почувствовала усилие, воздействующее на неё, и напрягла волю, чтобы сохранить своё положение. Большие серповидные двери начали скрипеть, словно с силой преодолевали сопротивление своих петель.

С неожиданной резкостью, которая потрясла Элу, Найс раскинул руки во время вращения и отпустил обломки посоха. Они быстро промелькнули над ареной, как лучи лазера, и с силой врезались в украшенные узором в виде паутины серповидные ворота, пронзив их почти насквозь. В тот же момент Найс склонился к земле в центре арены. Его ореол замерцал, и он сам тяжело дышал после такого напряжения.

Это не справедливо. Эта мысль свободно парила, словно планировала утомлённая птица.

Со своего скрытого в полумраке места Эла смотрела широко открытыми сапфирными глазами. Её изумление было вызвано отчасти демонстрацией ужасающей мощи, но главным образом эстетикой картины, развернувшейся перед ней. Песчаный грунт сформировал невероятно сложный узор, закрученный и испещрённый дорожками и канавками в результате яростного танца Найса. Пол по всей арене был превращён в гигантскую паутину, тонкие полоски песка тщательно очерчивали сеть, начиная от внешнего периметра арены, и сходились в центре к скорчившейся у земли фигуре Найса.

На минуту Эла подумала, что смогла бы представить, как чувствовали себя сёстры Ютран, когда они наблюдали за ней во время совершения Ритуала Аластрины. В первый раз она подумала, что может понять значение вох: мерзость. Она всегда знала, что провидицы Дома Ютран боялись её, но сама она никогда не испытывала нервную дрожь от такого страха. Внезапно ей стали понятны волнение и ужас, которые мелькали в проницательных зелёных глазах Синнии всякий раз, когда она говорила о будущем и пророчестве Айони.

Она наблюдала, как Найс поднялся на ноги в центре паутины, и увидела небольшой дождь спонтанных призрачных кристаллов, которые отвалились от его кожи и осыпались на пол подобно алмазной пыли. Это и было тем, что имела в виду Айони, когда сказала о зарождающейся силе будущего, которое держат в руках потомки Бедвира? Если это так, то как тогда оказалось возможным убедить Айдена Тейрту проявить милосердие к этим вох Ансгара? Внезапно в разуме Элы возникла новая вереница бессчётных вариантов будущего.

Серповидные двери со скрежетом отворились, и на пороге показалась высокая фигура Эйнгил в сопровождении арахнира Адсулаты. Тусклый свет сзади обрисовывал их силуэты, и вместе с ними вошла волна шума собравшейся снаружи толпы. Они уставились на обломки посоха из умбалы, которые прошли насквозь материала дверей, бросили беглые взгляды на Элу и затем обратили взоры к Найсу, который остался стоять в центре арены.

Вопреки самой себе Адсулата открыла рот от изумления при виде всего этого. Она сразу заметила разлетевшиеся осколки призрачных кристаллов и невероятный узор на песке. Она увидела опустошающую ярость, горящую в серебристых глазах Найса, когда они с Эйнгил подняли на него взгляд от тёмной арены.

ЯСНОВИДЕЦ сидел, погрузившись в медитацию, в своей башне. Его глаза были закрыты, и вокруг царила полная тишина. В воздухе витал аромат курений, исходивший из простой чаши, наполненной тлеющими щепками умбалы. Он позволил своим мыслям течь, чувствуя, как они ускользают из-под контроля его сознания, плавно уносясь в небытие, откуда приходили откровения. Прошло уже много времени, прежде чем он ощутил нечто большее, чем слабый проблеск возможного будущего. С самого окончания Династических Войн и усиления Дома Тейрту его разум не пребывал в состоянии покоя, достаточном для такого опасного путешествия. Он даже был в не состоянии видеть слабое мерцание ментального следа своего сына среди мириад этих возможностей. Словно что-то затуманило его духовное зрение или закрыло от него место, где тот должен был пребывать.

Он знал, что в Олипсине шептались об упадке его сил. Даже до Династических войн ходили слухи, что его психический потенциал уменьшается. Он, казалось, не смог предотвратить или хотя бы предвидеть Войны, и он позволили Каэлору достаточно близко приблизиться к пределам опасного вихря варпа, что было куда опасней, чем неизбежное столкновение с искусственным миром Сейм-Ханн во времена Войн кораблей много лет назад. Даже теперь вихрь бурлил и неистовствовал снаружи так, что Каэлор, казалось, был неспособен отойти от него. Кое-кто предполагал, что великий ясновидец Ривалин был полностью поглощён другими делами, чтобы как следует сосредоточить свой разум на путях будущего, что являлось его традиционной обязанностью. Такие мысли высказывали не только суровые воины из великих домов, которые считали династию Ривалин немощной и находящейся в упадке.

Несомненно, не все были согласны с мнением старомодных Нэвир, что возвышение Тейрту было не желательным. Для некоторых это была своего рода меритократия. Во всяком случае, Айден Тейрту заслужил свою власть в открытой борьбе. Несмотря на обособленное положение Каэлора, ни для кого не было секретом, что наследственная передача власти на Каэлоре была несколько особенной, и практически никогда не применялась у эльдар на других искусственных мирах. Эльдары были эмоциональными существами, и негодование постоянно бурлило, скрытое под их спокойной на вид внешностью. Сдерживать свои эмоции значило для эльдар сохранить лицо. Это было основой Пути Эльдара.

Ясновидец должен оставаться вне таких пересудов, однако Ахирн и сам чувствовал, что концентрация его разума уже не столь устойчива и вызывает тупые, болезненные удары в голове. Было время, когда он мог, не прерываясь, пребывать в трансе в течение многих дней, а теперь ему даже добраться до нематериальных сфер удавалось с большим трудом. Его разум витал над местом откровений, он терял концентрацию, отвлечённый шумами, мыслями и слабым шумом из-за опьянения, вызванного Эдрисианом, которого он недавно изрядно выпил. Самым худшим было знать, что некоторые из этих слухов верны: казалось, он постепенно терял свой дар, но он никогда не слышал, чтобы такое случалось с ясновидцем прежде. Никогда ещё на протяжении бессчётных веков эльдарской цивилизации не было известно, чтобы ясновидец утрачивал своё духовное зрение, погружаясь в частичную слепоту обычной дамашир-души эльдара. Путь Ясновидца, самый безукоризненный пример вызывающих тревогу Идущих Одним Путём, вёл только вперёд, в будущее, однако его собственный Путь, казалось, был уже потерян.

Постепенно он понял, что это за шум, который доносился снизу, и изо всех сил попытался заблокировать от него свой разум. Он слышал, что глухое бормотание далёких голосов сменилось радостными возгласами, и почувствовал резонанс усилившихся эмоций, пульсирующий по проводящим структурам дворца. Подсознательно он знал, что Айден Тейрту устраивал званый ужин, и его разум начал склоняться, чтобы обвинить его. Он хотел обвинить этого воина стикс-тан в своих собственных бедах и возложить всю ответственность на его широкие, сильные плечи, но он знал, что это было бы не справедливо. Его проблемы начались ещё до Династических Войн. Возвышение Тейрту было их следствием, лишь признаком его собственного упадка, а не причиной.

Ахирн чувствовал трагедию своего падения более сильно, чем когда-либо. Если быть честным с самим собой, он знал, что, по правде говоря, его не заботило, каким образом Айден приобрёл фактический контроль над Каэлором. Он всегда находил текущие дела управления довольно утомительными. Это был надёжный способ обеспечивать продолжение своей династии, и он был в состоянии предпринимать многое для того, чтобы увеличить богатство и блеск двора, но у него никогда не было настоящего интереса к реальным делам управления, и эти стикс-тан, которые составляли большинство населения, не интересовали его вообще. Они отвергли его, и они отвергали его даже больше с тех пор, как начали становиться заметно более грубыми и менее культурными перед самым началом Династических войн.

Одна из проблем такой наследственной системы, мрачно размышлял Ахирн, была в том, что чувство долга не передавалось по наследству, как политическая власть, хороший вкус и дар ясновидения.

Ахирн сильно негодовал, что его великолепный дворец был осквернён грязными, грубыми и безыскусными ногами Тейрту, и его до глубины души ранила мысль, что его Ориана попала в ловушку среди всего этого безобразия. Айден мог забрать себе весь искусственный мир, если бы только он оставил Сентриум Ахирна в покое.

Вокруг его тела клубился ароматный дым от горящих щепок умбалы, наполняя душу видениями забытых лиц и указывая тех, которые, возможно, ещё появятся. Они хаотично перемешивались, проносясь сквозь его мысли словно призраки в ночи. В тумане перед закрытыми глазами он увидел лицо Владычицы Айони, плывущее в дымном мраке его разума. Её красивое, стареющее лицо слабо улыбнулось ему, но он увидел нечто снисходительное в её взгляде, словно её позабавили неуклюжие действия любимого ребёнка. Он понял то, что всегда подозревал: она знала что-то, чего не знал он. Осознание этого беспокоило, а также приводило в смятение. Его разум сбился с прямого пути в погоне за прошлым, поворачивая мысли вспять, прочь от будущего, всецело к событиям, которые уже произошли. Что же он пропустил?

Несмотря на его усилия сконцентрировать мысли, лицо Айони начало расплываться и изменяться. Изображение распалось на куски и затем затуманилось, постепенно перетекая в новое лицо, которое Ахирн немедленно узнал. Это был Бедвир. Там же в прошлом. Он наблюдал, как патриарх Дома Ансгар умер на Площади Ваула, казнённый за своё предательство во время Династических Войн. Связей между этими двумя личностями было бессчётное множество, и Ахирн сразу не понял, почему теперь разум привлёк его внимание к ним. Вспоминая ту сцену – стоящий в центре площади Бедвир в ожидании знака Айдена начать казнь – с большой долей вероятности это воспоминание имело какое-то отношение к наследникам Ансгара, в защиту которых Владычица Айони умоляла Айдена о милосердии.

В сущности сам Ахирн не был сильно обеспокоен судьбой детей, и не особо интересовался, что с ними произошло. Он слышал доклады Синнии Ютран, что маленькую девочку отпустили из Дома Провидцев, под опеку которого её поместила Айони, но ему совсем не было интересно спрашивать, почему это произошло или куда ушла девочка.

Он знал, что мальчик - юный Найс, был отправлен назад в разрушенные и пустынные области Ансгар, и, вероятно, гнил там с оставшимися стикс-тан. Ему казалось, что военный дом получил законное возмездие за свои деяния, и его не заботила судьба неотёсанных потомков этих отвратительных убийц.

Вернее, тот день был отмечен двойной трагедией, которая нанесла удар в самую душу Ахирна. В тот день он потерял Каэлор. Айден Тейрту победно вошёл в Сентриум, разворачивая зеленые с золотом знамёна рядом с красными и золотыми цветами Дома Ривалин, и объявил о своём триумфе от имени ясновидца. То был ловкая и даже коварная часть этого театра, которая гарантировала, что его примут Нэвир, по крайней мере, пока они не начали понимать, кем был этот воин стикс-тан, но тогда уже для них было слишком поздно. После многих веков мира и процветания, для Нэвир пришло время понять природу воинов.

В тот день он потерял своего единственного сына. Кервин выступил против него с Ансгаром, дав этому предателю Бедвиру знамя Ривалина, чтобы развернуть его рядом с синими и серебряными цветами Дома Ансгар. За некоторое время до этого Кервин утвердил свой собственный двор, заявляя, что отец утратил дар ясновидения, обвинил его в упадничестве и неуместном потворстве своим капризам. Хуже, что не все отказались верить ему. Ещё хуже то, что где-то в душе Ахирн также подозревал, что Кервин, возможно, не совсем ошибался.

Несмотря на это очевидное предательство, Ахирн не хотел видеть, как его сын умирает вместе с грубыми воинами во время варварской публичной казни. В то время он больше всего был обеспокоен отвратительным видом этого зрелища, но вглядываясь в прошлое, он понял, что сохранение жизни Кервину было политически выгодно. После смерти старшего наследника все права преемственности перешли к Ориане, открыв вызывающую тошноту возможность политического брака сына Айдена Морфрэна и его собственной дочери, чтобы произвести на свет наследника Ривалина-Тейрту. Таковы были превратности наследственной системы, которая так хорошо служила династии Ривалин, начиная с Гоури Сияющего. На протяжении всей своей длинной истории династия Ривалин никогда ещё не была вынуждена принять в родовую линию кровь не-Нэвир. Возможно, решение Айдена сослать Кервина, а не казнить его было редким моментом политической близорукости военного лорда.

Призрачное лицо Кервина появилось в тонкой дымке в разуме Ахирна, возникая из смотрящих на него глаз Бедвира. Его пустые глаза пристально смотрели, подобно провалам в варп, но были какие-то отличия в общих чертах этого образа – он был словно острее и ярче, более настоящим. Призрачные уста медленно открылись, словно хотели что-то сказать.

- Сиятельный, я жду твоего внимания.

Голос казался сильным и твёрдым, слышимым, и Ахирну потребовался один момент, чтобы осознать, что он исходит не от туманного видения его сына, а от стоящей на коленях фигуры у входа в его покои.

Он медленно открыл глаза, позволив чувству разочарования от упадка дара ясновидения смениться огорчением из-за того, что он не заметил прибытие молодого Стража. Он повернул голову, оглядываясь назад к дверному проёму, и пристально посмотрел сквозь дым, который продолжал подниматься от чаши с горящей умбалой. Как он и ожидал, это оказался Лир, но Страж был не один.

ХОР ГОЛОСОВ был настолько красив, что становилось больно. Уже давно Силти не слышал ничего подобного, такого не было во время длинных тёмных фаз ещё до великого сражения или рейда Династических Войн. Он вспомнил, как сидя на привалах Ансгара, чувствовал возбуждение ожидания, слышал обещание крови в духовном дыхании фаэрула. Он вспомнил серьёзность Бедвира, который тихо сидел в раздумье перед боем, словно просчитывал свои ходы до конца. На этот раз хор был немногочисленный, и в нём звучала невыразимая меланхолия.

Дирижировал некогда величественный, а сейчас одетый в лохмотья воин Хукулин, сидя со скрещенными ногами напротив других, позади дымящихся тлеющих угольков умбалы. Его взгляд был устремлён куда-то в прошлое, и Силти мог видеть калейдоскоп воспоминаний, мелькающих в его открытом разуме. Это были видения крови, сверкающих клинков и всполохи огня сюрикенов. Были смерть и страстные объятия жизни, эмоции были так глубоки, что даже их отдалённое эхо заставляло слушателей забыть о своём жизненном опыте, словно бы эти воспоминания были их собственными.

Наступила тёмная фаза, и внешний свет померк. Тлеющие угольки умбалы распространяли в воздухе тёплый, устойчивый отсвет, выбрасывая искры света в маленьких вспышках жизни. Осматривая собравшихся на поляне перед храмом, Силти смог вспомнить только несколько лиц из того славного и трагического времени. Многие из них погибли в битвах или были казнены после решающего поражения. В «Хрониках Династических Войн» о них писали, как о предателях, но история редко бывает настолько проста, и такие суждения были обычно политическими, а не соответствующими истине. Некоторые просто пропали, исчезая в обширных Сточных коллекторах, или выпадали из поля зрения их собратьев. Один или двое младших, подобно одарённому Найсу и самому Силти, были быстро увезены прочь Пауками Варпа, спрятаны в святилищах храмов и обучались искусству Аспекта управлять и использовать ослепляющую жажду крови, которая волновала души многих эльдар в некоторый момент их жизни.

Тем временем Тейрту использовали своё господство в Сентриуме, чтобы выжать все средства из областей Ансгара, словно бы убийство их сыновей не было достаточным наказанием. Айден был мстительным и проницательным эльдаром. Он знал опасность ненависти и ценность страха. Лучше всего он постиг способы мести. Он оставил постоянный гарнизон Стражей Тейрту в Пределе Гэрила, в смежных секторах, эффективно блокируя внешние границы Ансгара. Никому не позволялось входить или выходить из этих областей без специального разрешения Жогана. Ансгар были, по существу, сосланы в свой собственный домен и отрезаны от всего внешнего мира. Только Пауки Варпа могли пройти незамеченные через границы.

Эльдары Ансгара жестоко страдали. Как и задумывал Айден, некоторые постепенно обращались против правящего дома, осуждая действия Бедвира и его воинов, которые поставили домен на колени. Как быстро эти эльдары забыли страдания, которые заставили их впервые подняться. Несмотря на долгую жизнь и развитые способности, память эльдара в значительной степени зависела от его эмоций, поэтому прошлое меняло свои очертания, по крайней мере, также часто, как и будущее. Прошлым всегда было легче управлять.

Такие перемены в духе Ансгара шокировали Силти.

- Почему вы не сражались? – спросил он, его слова доносились до эльдар, подобно лёгкому ветру. – Как такое могло случиться?

В течение нескольких мгновений никто не отвечал. Хор продолжил петь балладу, как если бы трагическая мелодия и была ответом на вопрос, но потом, когда музыка под конец замедлилась, Хукулин вернулся в настоящее и обратил свой взгляд на Силти.

- Мы сражались, мой лорд. Мы действительно сражались, пока собравшиеся здесь не оказались всем, что осталось от нашей когда-то славной армии. Мы сражались, пока не погибли наши лорды, и наши дети не стали голодать. Мы сражались, пока не осталось ни одного места на всём Каэлоре, которое могло предоставить нам убежище. Мы сражались, пока даже бродяги следопыты не стали смотреть на нас со страхом, что их настигнет гнев Тейрту. Мы действительно сражались, пока у нас не осталось сил продолжать борьбу, но без Бедвира или кого-то ещё из династии Ансгар среди нас, ни в прошлом, ни в будущем не осталось никакой надежды. Мы были разгромлены, мой лорд.

В темноте за деревьями позади поляны послышался шум. Едва различимый звук тихого бега. Казалось, кто-то спешил, не сильно заботясь остаться незамеченным, словно бы подгоняемый в тишине странной и неотложной заботой. Без единого слова или жеста собравшиеся эльдары вскочили на ноги и растворились в темноте. В мгновение ока ступени храма опустели. На поляне остались только тающий аромат умбалы и слабое психическое эхо песни хора.

Внезапно обнаружив, что остался в одиночестве, Силти решил, что он в безопасности. Независимо от того, кто шёл, он был повелителем Ансгара, и это был его дом. Никто не имел большего права, чем он, находиться здесь. Он бы с места не сдвинулся ни перед кем. Он бы не стал скрываться в сердце своей собственной родины.

Спустя несколько мгновений из-за ствола дерева выскочила одинокая фигура. Она бежала так, словно её преследовал сам Мауган Ра. Даже на расстоянии в темноте поляны Силти мог заметить, что бегущий эльдар был ранен. Бег был неровным, словно он бежал просто, чтобы не упасть лицом вниз, и, так как он быстро приближался, Силти увидел блестящее отражение крови, покрывающей живот и ногу женщины. Наконец бегущая заметила Силти, и почти сразу силы покинули её. Она повернула к нему, спотыкаясь и покачиваясь, повалилась вперёд и лёжа проехалась по траве, остановившись прямо перед ним.

Он сидел со скрещенными ногами там же, где слушал хор и говорил с Хукулином за момент до этого, не пошевелившись и не двинувшись с места, когда голова женщины со стуком рухнула у его ног. Её глаза были дики, и в их глубине плясала боль. Её ранения были глубоки и тяжелы. Большая часть мышц на её левой ноге была повреждена, и с той же самой стороны отсутствовал большой участок живота. Спереди были выходные отверстия, и Силти сразу понял, что она была разведчиком, которого подстрелили, когда она убегала от врагов.

Они приближаются. Стражи из Предела; они приближаются.

Это было всё, что она смогла сказать. Затем её глаза открылись чуть шире, и она умерла.

Словно бы в ответ на эти слова, поляны достиг слабый шум десятка мчавшихся через лесную зону ног. Они были рядом и быстро приближались. Не оглядываясь, Силти знал, что Хукулин и другие были здесь лишь вне поля зрения. Он не мог сказать, встанут ли они рядом с ним, но он чувствовал их пристальные взгляды на себе. Они хотели знать, что он будет делать. Вскочив на ноги, Силти наклонился и подобрал погибшую разведчицу. Он понёс её по ступеням храма и положил перед серповидными дверями, впервые заметив, что из них торчали два обломка посоха из умбалы. Он снял с мёртвого тела синий с серебром плащ и пристегнул его через одно плечо рядом со своим кроваво-красным варп-генератором, который выдавал в нём Паука Варпа. Затем, с решительной неторопливостью, он спустился вниз по ступеням и занял позицию в самом центре поляны, лицом по направлению к приближающимся противникам.

Один, в тёмно-красной броне Пауков Варпа, в плаще Ансгара, развевающимся сбоку от него, Силти ждал их приближения.

КОГДА ЛИР ШАГНУЛ вперёд с телом, покрытым его плащом, которое он бережно держал на руках, Ахирн не смог удержаться, чтобы не вспомнить, что Владычица Айони совсем недавно была также завёрнута в ткань таких же цветов. Позади Лира шёл Уйшнех Эйнион, один из старейших Нэвир Олипсина, рядом с пожилой Провидицей Ютран Триптри Парак.

- Прости меня, - пробормотал Лир, когда положил Кервина на стол, за которым недавно пили вино Ахирн, Синния и Селиддон.

Сейчас он был убран и совершенно чист, так что его поверхность сверкала. Затем Страж отступил назад, не желая нарушать придворный этикет, находясь между ясновидцем и его сыном дольше, чем это было необходимо. Он оставил Кервина укрытым своим плащом, как саваном, желая, что бы кто-то другой принял решение, кто должен снять его.

Очень медленно, Ахирн неуверенными шагами приблизился к столу, стуча сучковатым посохом по полированному полу с особенным усилием, словно был не уверен в своём равновесии. Мгновение он медлил, стоя рядом со столом, уставившись на ткань, как если бы это была редкая реликвия. Другие стояли в молчании.

Ясновидец горестно вздохнул. Медленно наклонясь, Ахирн моргнул глазами и представил саван сорванным; открытое худое, гниющее и лишённое глаз лицо Кервина. Он мог видеть исхудалую грудь, и тусклый, безжизненный путевой камень, который всё ещё покоился на ней, подвешенный на богато украшенной цепи, которую Ахирн подарил своему сыну после прохождения Ритуала Тюйриан.

Достаточно было увидеть эти картины в кошмарах своего разума, но он чувствовал, что должен посмотреть на своего обезображенного сына настоящими глазами. Что-то внутри его искало гибели и крови, и было его частью, которая внезапно обнаружила роскошное великолепие дворцового окружения отвратительным. Как если бы в его венах вдруг пробудились призрак тьмы или крошечная капля крови Каина. С ожесточённой и сосредоточенной медлительностью он вытянул вперёд посох и его наконечником зацепил этот импровизированный, пропитанный кровью саван. Он потянул посох назад, открывая часть за частью гниющее, разлагающееся тело Кервина. Тёмное пятно его эльдарской дамашир-души молчаливо жаждало увидеть весь этот ужас.

Когда ты нашёл его… - Начал Ахирн, пытаясь придумать подходящий вопрос. Выводы были слишком очевидны, чтобы нуждаться в расспросах. Он вдруг понял, что Айден не был столь наивным в политике, как подумал о нём Ахирн, когда тот изгнал Кервина.

- Он был в Сточном коллекторе, сиятельный. Он был… покинут, - сказал Лир, склоняя свою голову с чувством вины.

Кто?

- Сиятельный,… Кажется, что Светлейший Кервин покончил с собой. Там не было никаких признаков борьбы, и он очистил себе площадку, несмотря на неподобающее окружение, - Лир сделал паузу. – Сиятельный, я…

Ты выполнял обязанности перед своим домом, благородный Лир Тейрту. На тебе нет вины, и я не забуду, что ты раскрыл весь этот ужас из уважения ко мне. Твоё чувство долга делает тебе честь, и твоя преданность указывает на мудрость… и понимание. Ты отдал свой плащ моему сыну, когда у него больше ничего не осталось.

Ахирн потянулся вперёд, вытащил путевой камень Кервина из разлагающейся плоти, и затем снова завернул пустое тело в плащ. Он повернулся и поплёлся обратно к шкафчику у дальней стены, тяжело шаркая посохом по полу и оставляя тонкий след из плоти своего сына.

Остальные наблюдали за ним, не зная, что сказать. Они могли слышать издалека тихие одобрительные восклицания, доносившиеся с торжества Айдена, которое только что покинул Уйшнех. Вероятно, Арлекины уже дошли до кульминации «Цикла об Аватаре», где бог войны Каин убивает древнего эльдарского героя Эльданеша, чья кровь будет вечно струиться с рук кроваворукого бога.

Сиятельный. Ты не должен позволять сойти этому с рук. - Уйшнех повернулся лицом к ясновидцу. Он наблюдал, как тот бережно очистил путевой камень Кервина, положил в маленькую полотняную сумочку и затем задвинул его в ящик шкафчика. - Я всегда поддерживал тебя, Ахирн. Я был одним из немногих Нэвир, готовых поднять оружие во время Династических войн. Я стоял под твоим знаменем и командовал твоими Стражами от твоего имени, пока ты оставался в Сентриуме. Я делал это не ради Айдена Тейрту. Я делал это во имя Ясновидца Ривалина и Каэлора. Слишком долго ты позволял, чтобы стикс-тан управлял твоим искусственным миром. Вероятно, твой сын был прав, отдав предпочтение другому?

Ахирн не подал вида, что слушает. Он тихо налил себе бокал Эдрисиана из дымящегося графина, стоявшего в главном отделение шкафа, и затем отпил большой глоток. Задумчиво вращая бокал в руке, ясновидец обернулся к остальным.

Ты бы хотел, чтобы я выступил против Дома Тейрту? – повисла пауза. – И ты сказал бы это перед лицом Стража Тейрту?

- Мой сиятельный повелитель, лорд Эйнион прав, - сказал Лир, преклоняя одно колено, словно давал клятву. – Я больше не могу поддерживать эту низкую тварь. Айден оскорбил династию Ривалин, и он оскорбил Каэлор. Я больше не служу ему.

Ты слишком хорош для этого мира, Лир Сияющей Звезды, - со слабой улыбкой ответил Ахирн.

Айден уже подозревает, что ты в союзе с Пауками Варпа, сиятельный, - выразила свой мнение Триптри. – Это наводит на мысль, что он предполагает, будто ты уже узнал правду о Кервине, или, возможно, он боялся, что ты мог увидеть некую справедливость в мотивах своего сына. Возможно, настало время претворить его страхи из догадок в жизнь?

Переведя взгляд с придворных Нэвир Уйшнеха и Триптри к коленопреклонённому и безупречному Стражу, Ахирн почувствовал, что по его лицу скользнула улыбка. Лир был как глоток свежего воздуха в грязном зловонии Дома Тейрту. Конечно, он стремился к более рафинированным и лучшим материям. Он лишь нуждался в небольшом руководстве. Ахирна никогда не прекращало изумлять, как легко можно было склонить душу эльдара изменить свой путь. Тем или иным образом, события сложились так, что заставили этого верного и послушного долгу Стража Тейрту пасть на одно колено и умолять ясновидца обратиться к врагам Тейрту за помощью. Хороший провидец должен был предвидеть это.

Возможно, вы правы, каждый из вас. Лир, могу я попросить тебя ещё об одной услуге? – Ахирн задавался вопросом, как далеко готов был зайти этот отважный молодой Страж. Возможно, из этого выйдет какая-то польза.

- Конечно, сиятельный, - ответил Лир не задумываясь.

Отправляйся в земли Ансгар и расскажи, что мы узнали. Скажи Паукам Варпа прийти на помощь династии Ривалин, как однажды они думали, что содействуют нашему древнему роду из верности моему сыну. Скажи им, что мы стремимся лишить Тейрту их привилегий в Сентриуме.

Лир заметно вздрогнул от таких распоряжений. Воспитанные в течение всей жизни ненависть и недоверие к Ансгару и Паукам Варпа пронзили его мысли, но он собрал волю в кулак.

Дай им это, - добавил Ахирн, отстёгивая свой плащ и бросая ему.

Лир взглянул вверх и поймал роскошную ткань. Он свернул его на груди, словно священную реликвию.

- Будет так, как ты пожелаешь, сиятельный. – Он глубоко поклонился, коснувшись лбом пола перед тем, как встать и выйти из помещения.

ПОНАЧАЛУ ИХ ПОЯВЛЕНИЕ было трудно разглядеть среди мощных стволов деревьев в полумраке тёмной фазы. Их тёмно-зелёные плащи служили прекрасной маскировкой, и они легко двигались по окружающей местности, подобно хищным животным в естественной среде обитания, их шаги были бесшумны, как фаэрул.

Силти просто ждал. Он стоял на подножии ступеней Храма Пауков Варпа у всех на виду в середине поляны, сверкая бронёй, словно тёмно-красный маяк. Он слегка покачивал в руках смертоносное веретено, словно ребёнка, и его глаза сияли от волнения из-под внушающего страх шлема.

Спустя несколько мгновений нападавшие поняли, что их заметили, и любые попытки оставаться невидимыми будут пустой тратой сил. Вместо этого они вышли из-за деревьев и выстроились в одну шеренгу вдоль леса, словно бы сами были листвой. Их было примерно две дюжины, у каждого на груди вспыхивал золотом знак змея.

Никакого заявления или боевого клича не последовало. Никто из Стражей не вышел из рядов Тейрту, чтобы представиться своему противнику. Ритуалы Начала были просто проигнорированы, словно они не принимали в этом бою никакого участия. Силти тот час же понял, что Дом Тейрту будет отрицать, что это когда-либо происходило, или, возможно, лукавый Айден объявит, что Пауки Варпа или оставшиеся Ансгар выступили против них и без причин атаковали Стражей.

Паукам Варпа не стоило сражаться против Тейрту у Врат Ривалина. Это была ошибка. Месть Жогана будет быстра и ужасна. Страдания Дома Ансгар ещё не начались. Лорд Айден оказал вам великое снисхождение, но теперь его милосердию пришёл конец.

Силти не мог установить источник мыслей. Словно они исходили от всех Стражей вместе, перекатываясь вокруг него, подобно волне. В течение нескольких мгновений он обдумывал ответ. Он хотел сказать, что они ошиблись, Эйнгил хотела только отдать долг памяти любимой Владычице Айони, но он знал, что эти солдаты не были ни уполномочены, ни расположены вести переговоры.

Это действительно всё, что осталось? Домен защищает один жалкий Паук Варпа?

На сей раз он уловил, откуда пришла насмешливая мысль, от эльдара в центре шеренги, ободренного молчанием Силти.

Незаметно под своим шлемом Силти усмехнулся в ответ.

Без дальнейших колебаний он активировал варп-генератор, исчезая с поляны как внезапно погасшее пламя, оставив лишь след ша‘эйль, словно сверкающий в тени дымок. Среди стражей моментально возникло замешательство, когда они изо всех сил старались определить его местоположение. Грохот сюрикен-катапульт сбитых с толку и мечущихся из стороны в сторону Стражей разорвал полумрак. Раздался пронзительный крик. Он болезненно забулькал, а потом перешёл в истошный вопль. За ним быстро последовал тупой, тяжёлый звук, словно на землю повалилось мёртвое тело.

Стражи не успели сделать ни единого выстрела. Они увидели, как повалился их товарищ в центре шеренги. Они видели кровь, льющуюся из множественных ран, которые вдруг появились на его груди, но они не поняли, что случилось. Раздался ещё один крик. В этот раз с края линии. Он вдруг быстро перешёл в шипение, словно из перерезанного горла. После этого другой Страж упал в грязь, из зияющей раны поперёк его шеи хлестала кровь.

Оставшиеся немедленно повернулись, как раз вовремя, чтобы заметить слабое мерцание ша‘эйль, только что рассеявшееся за деревьями. Они развернулись, открывая в тёмную растительность шквальный огонь мономолекулярных снарядов из сюрикен-катапульт и винтовок, беспощадно разносящий в клочья растения.

В тот же момент Силти прыгнул назад в реальное пространство, точно в центр поляны, откуда он начала свою атаку. Один момент он позволил крови бесшумно капать с острия силовых клинков, которые спускались с его предплечий. Он осмотрел их с глубоким удовлетворением, словно бы испробовал новую игрушку. Кровь привела его в сильное возбуждение.

Подняв взгляд на Стражей, он увидел, что большинство из них обратили свой гнев на лес, по-видимому, полагая, что он атаковал их сзади. «Близорукие дураки,» - проворчал он, впервые осознавая значительное преимущество многомерного мышления Пауков Варпа.

Без колебаний он поднял своё смертоносное веретено и пустил его в дело, разматывая смертельную нить по широкой дуге, он тянул быстро разматывающееся оружие через сбитый с толку ряд Стражей, окутывая их доспехи облаками боли. Затем, когда они снова обратили своё внимание на поляну, Силти активировал варп-генератор и мгновенно исчез из бытия, оставив Тейрту бесполезно грохотать своим оружием в пустом пространстве.

Мгновение спустя он был среди них, стоял в середине ряда, словно бы сам был одним из Стражей. За время, которое требовалось, чтобы заметить его появление, он ударил клинком одного по шее, и быстрым вращением орудия разрезал на две части другого. Внезапно упав на колени, чтобы уйти с линии огня, Силти выстрелил по вражескому ряду из смертоносного веретена слева от себя, разрывая на куски ноги ещё двух Стражей прежде, чем что-то ударило его сзади и толкнуло вперёд.

Он инстинктивно откатился, но ещё не привык к варп-генератору за своей спиной, и его откат не имел результата, он остался лежать на спине, как сброшенный на землю паук. Он взмахнул руками, перебрасывая свой вес в сторону в попытке исправиться, но не смог сделать этого.

Один из Стражей оказался над ним и с треском опустил ногу на его грудь, пригвоздив его беспомощного к земле. Он услышал, что другие собираются вокруг него, намереваясь добить, и проклял свою собственную глупость. Это была его ошибка. Высокомерие снова взяло над ним верх. Только он мог предположить, что сможет справиться с более чем двадцатью Тейрту в одиночку.

Страж над ним опустил ствол катапульты и подцепил им шлем Силти, приподнимая его, чтобы открыть лицо молодого Паука Варпа. На мгновение повисла пауза, словно Страж хотел усилить драматизм действия, а затем он не торопясь поместил ствол оружия между глаз Силти.

Паук Варпа решил, что не дрогнет. Он не закроет глаза. Он умрёт с открытыми глазами, прямо глядя на своих врагов, так чтобы они запомнили его ярость до конца своих дней. Когда он смерил взглядом своего палача, он услышал выстрел, а затем объединённый крик. Внезапно отовсюду вокруг них загрохотали выстрелы, звякая и отскакивая от доспехов Стражей.

Ему хватило того мига, когда Страж отвлёкся. Силти сильно ударил вверх силовыми клинками, разрубая ствол катапульты своего палача, а затем и его ноги. Оружие Стража взорвалось в его руках в тот момент, когда его ноги подогнулись, и он рухнул на землю. Прежде, чем тело упало на Силти, Паук Варпа исчез, чтобы вновь появиться стоя на своих ногах примерно в двадцати шагах в глубине леса.

Окраина леса наполнилась огнём. Пауки Варпа из храма тот час же появились повсюду, материализуясь и исчезая из реального пространства, мигая, как сигнальные огни, вспарывая Стражей клинками и проникающими сквозь них смертоносными веретёнами. Они были не одни. Оборванные Стражи Дома Ансгар также были тут. Хукулин в движении казался размытым пятном, когда он танцевал и выделывал своими парными ведьмиными клинками сложные и смертельные узоры, разделывая одного из Стражей на шесть аккуратных, равных кусков.

Он обернулся и кивнул Силти, его глаза ярко блестели от возбуждения боя и необычные клинки, которые когда-то давно были подарены ему в качестве награды Домом Провидцев Ютран в знак признания его мастерства в стиле боя с двумя мечами, сверкали, обещая врагам смерть.

Через несколько мгновений всё было кончено, и Стражи Тейрту из Предела лежали мёртвыми на окраине леса Ансгара. Ни один Паук Варпа или сын Ансгара не были даже ранены.

Движение среди листвы позади него заставили Силти обернуться, инстинктивно вскидывая перед собой смертоносное веретено. Массивное пятно в темноте стояло прямо и не подавало признаков страха, его положение было полностью и преднамеренно открытым. Это не было похоже ни на скрытное приближение убийцы, ни на последнее бешеное сопротивление готового к атаке противника.

Силти сдержал свой пыл, пока фигура приближалась, но он не опускал оружия. Приближающийся эльдар был одет в цвета Тейрту.

- Паук Варпа и сын Ансгара, - сказал Лир, опускаясь на одно колено, когда был уже достаточно близко, чтобы выполнить официальное приветствие.

Он перебросил свой тёмно-зелёный плащ Тейрту через одно плечо в знак уважения, а затем протянул аккуратно свёрнутый прекрасный плащ, который дал ему ясновидец.

- Я прибыл так быстро, как только мог, но вижу, что посыльные Жогана оказались более быстроногими, чем я. – В его голосе слышалось напряжение, которое выдавало гнев, вызванный избиением родичей. – Я принёс известие от сиятельного ясновидца, и я принёс его цвета в качестве дара. Он нуждается в вашей помощи, Паук Варпа. Он просит, чтобы вы освободили его из-под контроля Жогана. Он просит, чтобы вы сражались за его имя.

- ПОЧЕМУ МЫ ДОЛЖНЫ верить этому предателю? – спросил Хукулин, поднявшись на ноги и высказывая общие опасения. – Он лишь пытается сохранить свой путевой камень.

Хукулин пристально смотрел на Лира свирепым, твёрдым взглядом, словно требуя от нового гостя открыть что-то тайное. Маленькая Эла тихо сидела сбоку от круга эльдар, наблюдая за разворачивающимися событиями. Открытая враждебность и недоверие витали в кругу эльдар, сидевших в широкой иссиня-чёрной металлической чаше Сапфирной лощины, которая в течение многих веков служила местом совета домена Ансгар. Она скрывалась в глубине лесных зон, окружённая плотной чащей деревьев, которые нависали над ней, образуя сверху закрытый живой купол. Место для совета находилось ниже уровня почвы примерно на глубину опущенной вниз руки, что отражало основные убеждения патриархов, согласно которым ни один эльдар не стоит выше других, и, несомненно, правители должны ставить себя ниже тех, кем они управляют, поскольку, в сущности, правители являются слугами народа. Поэтому каждый эльдар, который получал право сидеть в этом кругу, обнаруживал на уровне своего лица ноги тех, кем он должен управлять. Это был очевидный и преднамеренный контраст с возносящимися вверх башнями Дворца Ясновидца в кичащемся роскошью Сентриуме.

Во время этой тёмной фазы Эла видела, как Сапфирная Лощина постепенно наполняется кипящими сомнениями и враждебностью. Это было одним из побочных эффектов постройки. Мастера выполнили чашу таким способом, чтобы эмоции советников не были скрыты от других членов собрания. Вместо этого они изливались в середину чаши и накапливались там до тех пор, пока лощина не становилась похожа на кубок, наполненный коктейлем эмоций. Основной замысел состоял в том, чтобы застраховаться ото лжи и исключить скрытые умыслы, а также способствовать сдержанности советников.

При разногласиях в совете редко можно было обнаружить, что его члены переполнены возбуждением, поскольку противоречивые эмоции постепенно уравновешивали друг друга, создавая атмосферу спокойствия и здравого смысла. Но одна непредвиденная проблема была в том, что при согласии совет мог быть выброшен за пределы здравого смысла и принимать радикальные решения, поскольку похожие эмоции будут объединяться вместе, усиливаясь и возрастая в геометрической прогрессии. В результате в Сапфирной Лощине могла сложиться атмосфера массовой истерии, особенно во времена очевидного и ужасного кризиса, как во время Династических войн. Совет Ансгара часто оказывался самым ярким выражением эмоциональной природы детей Иши.

Даже в этой смеси враждебных эмоций Эла видела исключительную яркость чувств Хукулина. Она видела подозрения и глубоко укоренившуюся ненависть, бьющие из Хукулина, подобно неистовому горному потоку. Кроме этого, в его эмоциях было ещё что-то другое. Это не было врождёнными чувствами недоверия и враждебности, которые сыновья Ансгара с детства учились испытывать к Тейрту; они были острыми и личными. Его разум был полон обрывками воспоминаний. В тот момент, когда он поднялся, чтобы говорить, Эла увидела промелькнувшие в его разуме картины сражения и резни, словно бы он подсознательно подпитывал свою ненависть к Стражу Тейрту, который стоял перед ним. Он сражался во многих битвах во время Династических войн и был свидетелем многих ужасных вещей. Он сам также совершил много ужасающего, но было что-то ещё.

Наконец маленькая Эла увидело нечто, поразившее её. Она увидела его воспоминания о казни Бедвира. Он был там, на Площади Ваула. Он спрятался среди эльдар Сентриума, скрытый и безымянный в толпе. Он видел, как Владычица Айони упала на колени на балконе дворца. Он видел Кервина Ривалина, когда его уводили с площади, а затем Элу и Найса, которых тащили прочь за волосы. Наконец он беспомощно наблюдал, как на подиум, где стоял Бедвир, поднялся одетый в белое колдун и возложил свои пылающие руки по обе стороны головы патриарха. Он почувствовал охваченную паникой ненависть беспомощного гнева, когда чёрные глаза колдуна вспыхнули белым пламенем, и потрескивающие потоки энергии сверкнули, стекая по его рукам от предплечий к кистям. Затем, напоследок, он увидел, как непокорившийся Бедвир повернул лицо в его сторону – он выделялся в толпе своим закрытым капюшоном лицом – и стал свидетелем его трусливого чувства самосохранения. В то время как дамашир патриарха сжигалась адским психическим пламенем колдуна, он, казалось, обвинял Хукулина в том, что тот покинул его.

Хукулин обратил упрёк своей совести в ненависть к этому Стражу Тейрту, сделав его воплощением всей своей ненависти к Тейрту и одновременно отвращения к самому себе. В этот момент Эла поняла, что впервые видит чистое желание смерти. Если бы у Хукулина была такая возможность, он тот час же убил бы Лира и покончил с собой, смыв, таким образом, свой позор с лица домена.

- Вы поступите со мной так, как вам будет угодно, лорды Ансгара, - сказал Лир, чувствуя враждебность, бурлящую вокруг него, и решил, что должен сказать что-то подходящее, чтобы рассеять накал страстей. – Меня не волнует, что вы со мной сделаете. Я уже видел способ, каким вы разделались в лесу с моими незванными собратьями, и вы не нанесёте мне оскорбления, если уготовите мне ту же самую судьбу.

«Он просит смерти?» - удивилась Эла, наблюдая за происходящим со своего удобного места снаружи лощины. Она рассмотрела прямую осанку Тейрту, и не нашла ничего в его поведении, что позволило бы предположить обман или тайный умысел. Он был готов умереть, полностью осознав кипящую ненависть, которую он вызывал у советников, сполна осознавая, что самого заявления о готовности умереть будет не достаточно, чтобы убедить этих воинов оставить его в живых. Все эти эльдары знали смерть, все они видели её прежде. Некоторые из них прошли через Ритуалы Ра во время цикла обучения в Святыне Аспекта Тёмных Жнецов. Апелляция к смерти здесь мало значила. Казалось, Лир знал это, и, соответственно, готов был умереть.

- Мы не потерпим здесь лжи, Тейрту-ан, - Хукулин сплюнул прежде, чем у кого-то ещё был шанс ответить. – Если это уловка, чтобы спасти свою душу, то ты потеряешь её.

- Это не уловка, лорды Ансгара.

Его манеры были безупречны и благородны, достойные самих Нэвир.

Это правда, поняла Эла. Она видела, что Силти также знает это. Он вёл себя неожиданно сдержанно, словно его мнение не зависело от эмоций, кипевших вокруг него.

- Мы не лорды Ансгара, Лир Тейрту, - сказал Силти, вставая. Он обратился к Стражу, но взгляд был направлен на Хукулина, заставляя старшего воина опуститься обратно на свою подушку для сидения с нерастраченной ненавистью в его глазах. – Мы – их слуги.

Лир повернулся к Силти с выражением непонимания на лице. Он почувствовал изменение в настроении совета, но не понимал его. Каким-то образом слова Паука Варпа изменили положение вещей, но он не смог понять как. В смеси эмоций на дне лощины сгустились струйки чувства вины и смирения.

- Ты сможешь понять наш скепсис, я уверен, - продолжил Силти, обводя рукой круг совета. – Уже много времени, как Тейрту ничего не желали нам, кроме зла, и мы долго учились остерегаться причуд Ривалина.

- Ты не будешь дурно отзываться о сиятельном ясновидце в моём присутствии, - быстро возразил Лир, делая шаг к Силти и заставляя других советников схватиться за оружие.

Эла смотрела с интересом. Она увидела подлинное оскорбление, которое почувствовал Лир. Он искренне защищал Ясновидца Ривалина, хотя никак не отреагировал на проявление неуважения к его собственному дому. Он бросил свой вызов независимо от опасности, в которую его это ставило. Вопреки самой себе Эла осознала, что ей нравится этот Страж Тейрту; он был искренне и твёрдо исполнен сознанием долга.

Стоя на своём месте Силти не дрогнул, не пошевелился. Он тоже видел серьёзность этого Тейрту.

- Как пожелаешь, - сказал он, разряжая обстановку своим спокойствием.

- Вы должны поверить мне, хотя я скажу вам, что принёс это сообщение не с лёгкой душой. Долгое время я желал Дому Ансгар только зла. – Он слабо улыбнулся, задаваясь вопросом, был ли этот Паук Варпа неуязвим для его обаяния.

– Но никто на Каэлоре не может отказать просьбе ясновидца, поэтому я стою перед вами, не опасаясь за свою душу, - продолжил он.

Он говорит правду. - Мысли Элы ненавязчиво, но ясно проникли в разум Силти.

Силти медленно кивнул, словно в задумчивости.

- Расскажи нам снова, почему ясновидец ждёт этого от нас, - сказал он, садясь обратно на свою подушку и делая Лиру исключительную честь, оставив его одного стоять на ногах в Сапфирной Лощине. – Мы выслушаем тебя.

- Ясновидец Ахирн Ривалин, по существу, является пленником в своём дворце. Хотя ему оставили многие привилегии его положения, Жоган не позволяет ему покидать Олипсин. Ему запретили даже присутствовать на Церемонии Перехода Владычицы Айони. Его сиятельство вытерпел это отчасти потому, что полагал, что это было на благо Каэлора, и отчасти потому, что лелеял надежду на позволение Айдена вернуть его сына, который однажды был союзником Дома Ансгар - Кервина Ривалина. Конечно, вы знаете, что он был сослан из Сентриума после Династических войн. Ряд недавних событий заставил его сиятельство пересмотреть свою точку зрения на Айдена и положение Дома Тейрту. Он попросил меня рассказать вам о несчастной и совершенно ужасающей судьбе Сиятельного Кервина и напомнить о верности, в которой вы однажды поклялись ему. Именно эта причина, а не ваша ненависть к Тейрту, является наиболее важной, почему сиятельный ясновидец умоляет вас выступить против Тейрту снова.

Повисла тишина, пока советники Ансгара мало-помалу осознавали сообщение Лира. Эла увидела, что они были тронуты его словами. Даже те, кто счёл его историю невероятной, хотели поверить ему.

Что ещё могло сделать не напрасными их тяжкие годы унижения и страданий? Вера ясновидца была мощной силой, даже среди Ансгар: особенно для Ансгара.

- Если старый Ахирн думает, что мы достаточно сильны, чтобы выступить против Айдена, он столь же глуп, как и близорук, - не вставая, насмешливо сказал Хукулин. – Откуда, он полагает, мы сможем взять силы, после того как его любимчик Тейрту задушил наш домен и вырезал наших детей? Почему он не предвидел этого до Династических войн? Это сохранило бы для Каэлора много самых прекрасных душ. Я думаю, твой ясновидец слепой и никчёмный, как мон‘кей.

Реакция Лира была молниеносной. Он повернулся на пятках и мгновенно бросился вперёд, повалив опытного воина. Хукулин распростёрся на полу, придавленный весом Стража Тейрту, один из его собственных ведьминых клинков был прижат к его горлу. В то же время другие советники Ансгара были на ногах, с обнаженным и наставленным на противника оружием.

- Ты не будешь дурно отзываться о сиятельном ясновидце в моём присутствии, - прошипел Лир, прикладывая достаточно усилий к клинку, чтобы заставить струйку крови течь из шеи Хукулина.

- Он просто имел в виду, что сомневается насчёт нашей готовности, - объяснил Силти, не двинувшись со своего места. – Ты должен простить наши манеры, Лир Тейрту. Мы простые эльдары стикс-тан, а не утончённые Нэвир, к которым ты привык. - Эта насмешка была чем-то средним между оскорблением и извинением. - Нам не выпало счастье жить во дворце.

Хукулин ничего не сказал, но его губы кривились в рычании, а глаза сузились, словно он собирался располосовать Лиру глотку. Наблюдая со стороны, Эла снова подумала, что этот воин ищет смерти.

- Но мы готовы, благородный Тейрту. Я наследный потомок Ансгара, племянник Бедвира, и я приведу нас обратно к той судьбе, в которой однажды ему было отказано. Силы Ансгара и мощь Пауков Варпа ещё не были настолько готовы к боевым действиям с самой смерти Бедвира. Если ты встанешь в наши ряды, Лир Золотого Змея, тогда мы снова будем сражаться под знаменем Ривалина.

ДЖЕТБАЙК ПРОНЁССЯ между шеренгами Стражей, заполнивших Площадь Ваула, которые проходили под сенью гордо реющих знамён, зелёных с золотом цветов Дома Тейрту и бордово-золотых династии ясновидца. Остановив джетбайк позади шеренг у Дворца Ривалина, посыльный спрыгнул с седла и быстро зашагал в большой зал для приёмов спереди дворца. Зал представлял собой буйство суеты и красок. Айден приказал превратить когда-то роскошный зал в штаб-квартиру своей кампании, и теперь поверх древних фресок висели карты и схемы, а шедевры скульптуры и живописи были убраны, чтобы освободить место для стратегических макетов и голографических изображений в реальном времени.

- Жоган. Маршал Йзульт, - посыльный поклонился, подойдя прямо к тем, кто разглядывал один из тактических планов.

Морфрэн сидел с той же стороны стола, небрежно развалившись в глубоком мягком кресле, было очевидно, что его утомляла вся эта кипучая деятельность вокруг него.

Посыльный просто проигнорировал его и обратился к другим. В манерах посыльного не было ничего показного или элегантного, они были по-военному деловиты.

- Мятежники захватили ещё одну область в секторах стикс-тан. Они продвигаются быстрее, чем мы ожидали.

- В таком случае наши ожидания не были достаточно хороши, - резко дал Айден немедленный и исчерпывающий ответ.

Он уже кипел гневом из-за отказа провидцев Олипсина помочь советом в этом сражении. Даже Синния Ютран отказалась помочь.

- Где они сейчас, Навред? – спросила Йзульт.

Её тон был вежлив, но не менее серьёзен.

- Они только что пересекли области Эочайн на Линии Айннис, маршал, - ответил посыльный, быстро переводя своё внимание с кипящего яростью Айдена на Йзульт, лицо которой сохраняло профессиональное спокойствие. – Они достигнут Периметра Стикслин до начала следующей тёмной фазы.

Йзульт задумчиво кивнула. Она не сомневалась в символическом значении маршрута, который выбрали мятежники.

- Количество?

- Их не много: наверное, двадцать старых Стражей Ансгара, один отряд Пауков Варпа и группа разного сброда из стариков, которые собрались под их знамёна во время продвижения от Ансгара, не более пятидесяти в сумме.

- Знамёна? – спросил Айден, заметив упоминание множественного числа.

- Да, Жоган. Они размахивают цветами Ривалина рядом с флагами Ансгара.

Повисла долгая пауза, пока поражённые воины обдумывали значение этого откровения.

- Это всё, - сказала Йзульт, ощутив ярость, вспыхивающую в душе Айдена, и не желая позволить посыльному увидеть взрыв гнева, который, несомненно, последует.

Таким образом, получив позволение удалиться, посыльный повернулся и направился обратно на площадь.

Проклятый старый дурак! – вспыхнул Айден, глядя с негодованием в лицо Йзульт в наполненной яростью тишине. – Я должен был казнить его вместе с сыном и покончить с ненадёжной, находящейся в упадке и избалованной династией Ривалин в целом.

Йзульт внимательно посмотрела на него.

Ты не казнил Кервина, мой лорд? – был вопрос.

Он был сослан.

Наивность её замечания была очевидна даже самой Йзульт.

- Разве он не?..

Айден выдержал долгую паузу. Он отвёл зелёные глаза от лица Йзульт, вглядываясь через открытые ворота на площадь снаружи. Йзульт увидела, что он справился с гневом и взял под контроль свои мысли. Не в первый раз ярость заставляла его нарушить границы уместности и морали.

Кервин был сослан, Йзульт Тейрту-ан, но он умер в изгнании. Его кровь не на моих руках, но я не могу сказать, что оплакиваю его кончину. Он был врагом Тейрту и предателем династии Ривалин. Будь он кем-то ещё, я бы казнил его рядом с его любимым домашним тьюрейр-йугом Бедвиром. – Тон Айдена казался честным и открытым, как на исповеди.

Как давно ты узнал о его смерти, лорд? – спросила Йзульт.

Ей сильно не хотелось поспешно прийти к выводам, которые позорили бы её собственные поступки.

Наследник умер для меня в тот момент, когда он обратился против Ахирна, - неопределённо ответил Айден. – Я не думал о нём как о живом с начала Династических войн.

Я же сражалась с ним в Битве у Пропасти Гелбан. Тогда он казался очень даже живым, озлобленным на жизнь, - вспомнила Йзульт, мысли усугубили обвинение именно в тот момент, когда её воспоминания окрасились восхищением храбростью Кервина.

Ну, тебе не придётся больше сражаться с ним, маршал, - ответил Айден, сделав вид, что не понимает тона Йзульт. – Поскольку теперь его тело мертво так же, как некогда его душа.

Йзульт не была убеждена: А сам ясновидец? Он знает о судьбе своего сына?

Недавние события наводят на мысль, что он узнал о судьбе Кервина, ты так не думаешь? Сначала нападение Пауков Варпа у Врат Ривалина, теперь выступление Ансгара, несущих цвета ясновидца. Мне кажется, что сентиментальный старый карадох пытается воскресить мёртвых и восстановить старые союзы. Мы должны сокрушить этот мятеж прежде, чем сыны Ансгара смогут объединить против нас любые другие великие дома. Много завистливых глаз смотрят на наше положение в Сентриуме, Йзульт. Множество военных домов стикс-тан жаждали бы такой роскоши для себя.

Йзульт мысленно содрогнулась, находя использование Айденом принятого у придворных унизительного прозвища «стикс-тан» оскорбительным и дешёвым. Он так быстро забыл своё собственное происхождение? Было время, когда он использовал это прозвище как символ гордости – требуя Каэлор для стикс-тан – освобождения его от разложения развращёнными Нэвир. На мгновение она увидела его другими глазами, своим мысленным взором она вернулась в прошлое к воспоминаниям о благородном Пауке Варпа Арахнире Фианне, увидев кровь, льющуюся из её рассечённого горла перед Вратами Ривалина.

Мы сражаемся от имени ясновидца? – спросила Йзульт, наконец выражая словами суть дела.

Она обернулась и обвела взглядом Площадь Ваула, на которой она собрала двести пятьдесят Стражей под двумя знамёнами Дома Тейрту и Двора Ривалина. Она знала, что множество придворных Нэвир наблюдают за приготовлениями с одного из высоких балконов дворца.

Я – Жоган, молодая Йзульт! Я был назначен лично Сиятельным Ахирном Ривалином, чтобы защищать Каэлор от угрозы его целостности и безопасности. Я – победитель порока! Мы сражаемся за ясновидца, и мы выражаем его волю на поле битвы. Так или иначе, он полностью отдаёт себе отчёт в сути своего желания. Нам поручено последовательно осуществлять его намерения, и жёстко проводить его волю. Его знамя не было украдено из дворца, а затем поднято над нашими войсками в качестве тактического хода или обмана. Знамя Ривалина наше!

В голосе Айдена слышался намёк на маниакальное возбуждение, который заставил Йзульт отстраниться от него подальше. Его длинные, серебристые волосы были стянуты сзади в тугой узел, придавая его необычному, овальному лицу вид грубой жестокости, которая соответствовала его настроению. Вслед за его мыслями, старинный меч за его плечами вспыхнул энергией, жаждущей крови. Психический свет, который мерцал вокруг клинка, танцевал крошечными звёздочками в его сверкающих зелёных глазах.

Йзульт видела его страсть и непоколебимую веру, как раз когда они балансировали на краю безумия. Для неё это было достаточно заразительным, чтобы быть готовой оправдать своего господина. Действительно, сомнения по поводу своего повелителя сами по себе были неподобающими для чувства долга его служителя. Если Жоган сказал ей, что она сражалась от имени ясновидца, значит, она сражалась от имени ясновидца. Во всяком случае, она обязана верить им обоим.

- Мы должны занять позицию у Периметра Стикслин, - сказала Йзульт, произнося вслух, чтобы у Стражей вокруг них не возникло слишком сильное чувство дискомфорта от скрытности явно жарких дебатов между ними двоими.

Для войск было не подходящее время сомневаться насчёт единства их командования.

От внезапного звука Морфрэн резко вышел из ступора, он вздрогнул, словно его неожиданно оторвали от размышлений. Он ничего не сказал, но ухмыльнулся со счастливым видом, его разум находился где-то в другом месте.

- Линия Айннис пересекает Периметр в Проходе Улы. Хотя наш численный перевес будет мало значить на таком ограниченном пространстве, это будет самым лёгким местом, чтобы блокировать продвижение мятежников. Они должны будут пересечь проход, если их местом назначения является Сентриум, и мы сможем защитить его с помощью своей преобладающей мощи.

Когда она говорила, Йзульт наблюдала, что голографические карты отслеживали последовательность изображений одновременно с её пояснениями, отмечая вдоль Линии Айннис весь путь к узкому, изгибающемуся Проходу Улы, который пересекал огромный разверзшийся каньон Периметра Стикслин. У прохода со стороны Сентриума ещё оставалось множество действующих артиллерийских установок, которые были остатками громадного оборонительного кольца, возведённого вокруг Сентриума на последних этапах Династических войн.

Как насчёт Лэйргнена и его Яростных Мстителей? – спросил Айден. – Он должен прибыть к нам на помощь, если я позову его в трудное для нас время.

Йзульт подняла взгляд от карт и увидела маниакальный блеск, всё ещё сияющий в глазах Айдена. Его эмоции уносились прочь вместе с мыслями, и он терял концентрацию над реальными проблемами. Будь он кем-то другим, Йзульт хорошенько огрела бы его, чтобы боль привела его в чувство.

Не в первый раз за её длинное знакомство с патриархом Тейрту, Йзульт задавалась вопросом, как долго в последний раз он выдержал обучение Пути Воина в одном из Храмов Аспекта. Она знала, что Айден в юности был превосходным Яростным Мстителем, но не была осведомлена о его следовании данир Каина после этого.

Глядя на тонкую нить, на которой, казалось, висели его здравомыслие и разум над пропастью самого тёмного и самого кровавого пространства его души, Йзульт ясно видела, что Айден нуждается в руководстве одной из Святынь Азурмена. Необходимость политических махинаций слишком долго не давала ему возможности прислушаться к зову своей собственной природы. Хотя он относился с пренебрежением к физическому упадку Нэвир, такого рода пренебрежение также было своего рода упадком.

Нет никакой нужды звать Мстителей, мой лорд, - ответила Йзульт, честно оценив ситуацию. – Мы имеем превосходящую численность, и выбор поля битвы остаётся за нами. Кроме того, мы стремимся отразить нападение, а не устраивать полное истребление. Это было бы массовым избиением, Жоган.

- Ты не права, дитя. Ансгару и этим вероломным Паукам Варпа нужно преподать урок. Я должен был истребить их давным-давно, но моё милосердие вышло мне боком. – Пробормотал вслух Айден, словно бы говорил с самим собой. – Не остановить их, а уничтожить раз и навсегда. Завершить то, что раньше помешала мне закончить Айони.

Мстители не будут сражаться за тебя, мой лорд. – Мысли Йзульт были настойчивы и быстры, так как она пыталась воспрепятствовать хаотичному потоку кровожадных размышлений, льющихся из Айдена в присутствии усмехающегося Морфрэна и других Стражей. – Лэйргнен не нарушит Соглашение Шлема Азуриа, и он не должен этого делать. Ты знаешь это, Айден Тейрту. Храмы Аспектов не должны вмешиваться.

- Они уже вовлечены, ты шутишь! – резко сказал Айден, быстро подходя ближе к Йзульт и привлекая тревожное внимание всех эльдар в зале. – Эта ведьма Эйнгил уже нарушила соглашение. Если Лэйргнен отказывается, он делает это потому, что желает зла Дому Тейрту. Ты слышишь меня, Мстительница Йзульт? – Он передразнил её. – Отказ присоединиться к нам был бы нарушением Шлема Азуриа!

Мой лорд, ты не в себе, - заключила Йзульт, слегка отстранившись от внезапного движения Айдена, вызванного гневом. Она посмотрела в его дикие, зелёные глаза и увидела паранойю, распространявшуюся в его душе, подобно болезни. Она видела, его взгляд быстро обвёл зал, словно бы искал невидимых или скрытых в полумраке убийц. Долгое пребывание в Сентриуме изменило этого некогда прекрасного воина, и Йзульт ощутила боль потери. Ей стало ясно, что ему следует отступить от своих политических амбиций, интриг и обязательств. Он должен отправиться назад во внешние области Тейрту и вернуться к дисциплинированной жизни Яростных Мстителей. Он снова должен привести в равновесие свою душу прежде, чем потеряет себя. Ради него самого, а также ради тех, кто его окружает, Йзульт должна вернуть Айдена обратно в святыню.

Мой лорд, может быть тебе лучше оставить эту битву мне. Ты нуждаешься в отдыхе. Когда всё закончится, мы можем вместе посетить Храм Яростных Мстителей. Мы можем поговорить с Лэйргненом.

- Ты! Даже тебе было бы лучше без меня! – прорычал Айден, обращая обвинение на свою любимицу. – Ты пытаешься забрать эту победу себе!

Почти неуловимым быстрым движением Йзульт хлопнула Жогана Тейрту по лицу, ударив ладонью по его бледной, худой щеке. На мгновение несказанное неистовство вспыхнула в глазах Айдена, и Йзульт подумала, что он собирается ударить её в ответ, но пламя внезапно потухло, и его взгляд смягчился.

Я сожалею, Йзульт. Прошло слишком много времени с тех пор, как я сражался в последний раз. Я думаю, я теряю себя в подозрениях и хитросплетениях этого места. Я не был создан для такой жизни, и я опустошён в сражении с ней как раз в то время, когда она восстала против меня. Мы будем сражаться вместе, ты и я, бок обок. Мы возродимся в пламени сражения, и кровь наших врагов даст нам новые силы. Снова, как в былые времена.

Готовая поверить своему господину, как того требовало её чувство долга, Йзульт твёрдо кивнула. Возможно, война будет достаточным средством от его недуга, думала она. Затем эти два воина снова склонились над голографическими картами, изучая лучший способ развёртывания Стражей Тейрту. В то же самое время Морфрэн, казалось, понял, что представление закончилось. Он лениво поднялся на ноги и поплёлся назад к внутренним покоям дворца, наталкиваясь на проходящих мимо Стражей, когда он уходил, и бормоча что-то о том, что хочет проверить здесь ли ещё Арлекины.

СКОЛЬЗЯ НАД землёй во главе колонны Ансгара на переделанной Волновой Змее с открытым верхом, Силти обернулся, чтобы посмотреть на эскорт позади него. Он повзрослел с тех пор как они вышли из областей Ансгар с двадцатью родичами и одним отрядом Пауков Варпа. Под их знамёнами собралось множество эльдар из внешних пределов, увидев в этом походе проблеск надежды и эхо прежней славы.

Количество их сторонников было мало, но некоторые из ветеранов, которые когда-то сражались на стороне Бедвира, вышли из своих обветшалых жилищ с безупречно сохранившимся и сияющим оружием, словно бы они полировали и чистили его в полумраке каждой тёмной фазы после войны, ожидая, когда оно снова понадобится. Когда одетое в лохмотья воинство Силти проходило через их сектор, некоторые из старых воинов увидели шанс сбежать от однообразного данир наполовину скрытного, осёдлого и унизительного существования после войны. Зов Каина никогда не оставлял их. Они просто заглушили его из страха перед возмездием Тейрту, и теперь они, наконец, увидели шанс внять зову битвы, который раздует тлеющие угли в их иссушённых душах.

Однако Силти знал, что его армия была не более чем жалким эхом могущественного войска, которое вёл Бедвир в грандиозные битвы Династических войн. Он сам там был в качестве молодого и неопытного воина, куда более горячего, чем искусного. Он отправился с патриархом во главе сил Ансгара, чувствуя, что сама материя Каэлора содрогается под их мощью. Он познал душу войны. Он чувствовал, что она засасывает его, как ураган. Тучи яростного вызова, которые собирались вокруг его воинства, не были частью великих бурь или неистовых вихрей. Это были ярость и испепеляющая жажда крови, но эпические чувства, бушевавшие во время Династических войн, попросту отсутствовали. Словно бы не было никаких мифических героев, отправляющихся на битву. Словно бы это сражение пройдёт незамеченным, чтобы никогда не быть увековеченным в славном цикле эльдар.

В этих секторах Каэлора было широкое и открытое пространство, словно бы повторяя обширные равнины родных миров Рыцарей Эльдар, но здесь Равнины Фаэрула были металлическими и бесплодными. В мирные дни перед Династическими войнами эти секторы были заполнены толпами эльдар, направляющимися в Сентриум или из него.

Линия Айннис проходила через равнину до того как подняться на несколько уровней, чтобы пересечь легендарный Периметр Стикслин по Проходу Улы. Это был один из первых переходов, созданных после ужасной катастрофы, которая расколола Каэлор надвое во время Войны кораблей с воинственными обитателями искусственного мира Сейм-Ханн, и с тех пор он остался главной артерией Каэлора. Легенда гласила, что проход сохранял целостность около года во время последней стадии Войны кораблей всецело благодаря силе воли колдуньи Улы Ансгар. Говорилось, что она удерживала вместе огромные части Каэлора силой своего разума, используя призрачный путь прохода, чтобы связать секторы стикс-тан и Сентриума. Местный фольклор утверждал, что она истратила слишком много жизненной силы, совершив этот невероятный подвиг, что, в конечном счёте, была полностью поглощена внутри призрачного пути, который в итоге стал частью запутанной паутины многомерных связей, которые спасли Каэлор от полного разрушения на две части. Этот проход был построен через разлом наподобие моста. Проход Улы был дорогой, которая была сделана из самой Улы.

В течение столетий на Линии Айннис процветающая экономика поддерживалась торговцами и праздношатающимися, которые были разбросаны по всей равнине. Было невозможно проехать, не встретившись с множество попутчиков или тех, кто жил за счёт них. Также это была дорога, на которой Бедвир хотел дать свой последний бой. Дом Тейрту уже прочно обосновался в Сентриуме, и они укрепили узкий Проход Улы со своей стороны. Из всех подходов ко Двору Ясновидца Проход Улы очевидно был самым защищённым, и Айден был уверен в его неприступности. Проход был узким и изогнутым, что делало почти невозможным собрать внутри него большие силы, вдоль всей его длины возвышались защитные укрепления, по существу превращая узкий коридор в полосу смерти. Бедвир знал всё это, а также знал, какие преимущества были у Айдена, но, всё же, лично возглавил армию на Линии Айннис и в бою за проход под знамёнами Ансгара и Ривалина, которые гордо реяли по обе стороны его Гадюки. Рунные певцы Ансгара рассказывают, почему Бедвир выбрал этот маршрут, зная, что здесь его ждёт гибель. Они говорят, он знал, что его война уже проиграна, и что провидица Ютран предсказала, что победа Ансгара - в благородной смерти.

Но Бедвир вышел живым из резни в Проходе Улы вместе с перепачканными в крови оставшимися шестью воинами из его почётной стражи. Смерть сыпалась из его оружия и сочилась сквозь кожу, а жизнь вытекала из него, когда патриарх Ансгара прорвался с боем сквозь сотни Стражей Тейрту, продвигаясь всё глубже в Сентриум, пока не достиг Площади Ваула. Там он упал на колени перед Дворцом Ясновидца и принял свою судьбу.

Когда Силти посмотрел вдаль Равнины Фаэрула впереди себя, он увидел свечение интерференционной ауры, которая постоянно сияла над разломом Стикслин. Она простиралась повсюду вдоль края насколько хватало глаз, образуя сияющую, тёмно-синюю линию, подобно горизонту. Мрачное свечение пробивалось сквозь имматериум, давая возможность сиянию ша‘эйль просачиваться из невещественных измерений, отравляя кошмарами целую область.

Они ждут нас. - Долетевшие мысли были спокойны и невозмутимы.

Посмотрев вниз со своей стороны, Силти увидел маленькую, детскую фигуру Элы‘Ашбэль, которая стояла перед Волновой Змеёй и всматривалась вдаль, внутрь энергетического пролома. Он не просил, чтобы она сопровождала его, и не сделал бы этого. Однако она заняла своё место на передовом транспорте так естественно и невозмутимо, что никто даже не подумал возразить ей. Её присутствие было просто неизбежным.

Экзарх Эйнгил, Страж Хукулин и предатель Тейрту, Лир, с двумя другими стояли на наблюдательной платформе командной машины. Эти пятеро проехали в молчании дальше, развевающиеся знамёна Ансгара, Ривалина и Пауков Варпа выражали их общую решимость. Оставалось уже мало того, что следовало сказать.

- Можешь сказать, сколько их? – спросил Силти, проследив взгляд Элы, но будучи не в состоянии разглядеть что-либо в неясном свете и энергии варпа, которая клубилась над исчезающим краем впереди них. Он подозревал, что она также ничего не могла видеть с помощью глаз.

Много. - Ответ был простым и вполне ожидаемым. – Но это не имеет значения. Что уже началось, должно быть доведено до конца. На этом держится будущее. Победа лежит за этим горизонтом, не на нём.

Они уже перекрыли проход, - добавила Эйнгил. – Должно быть, они знали о нашем маршруте значительно раньше, чтобы хорошо подготовиться.

- Откуда я мог знать? – возразил Лир, догадываясь об обвинении, которое заключалось в мыслях экзарха.

Само присутствие Паука Варпа в непосредственной близости от себя выводило Стража из равновесия, и это делало его ещё более чувствительным к враждебности, которая, возможно, была направлена на него.

- Я не знал, как вы отреагируете на послание его сиятельства, и я не мог знать, какой маршрут вы изберёте.

- Тебя ни в чём не обвиняют, Тейрту-ан, - сказал Силти, хотя в его тоне и слышалось презрение. – Маршал Йзульт догадалась бы, что мы пойдёт этим путём, я уверен.

В его голосе появился оттенок восхищения, когда он говорил об Йзульт.

На мгновение Лир сделал паузу, оценивая искренность неприятных союзников. Упоминание маршала вызвало изменение в его эмоциональном состоянии. Пока он находил, что проще оправдать своё отступничество от Айдена и Морфрэна верностью самому сиятельному ясновидцу, переход от Тейрту к Ривалину, но упоминание Маршала Йзульт дало ему повод пересмотреть его точку зрения ещё раз. Даже этот мятежник Ансгар говорил о ней с уважением.

Лир осознал, что из всех эльдар, которых он предал в Доме Тейрту, только Йзульт, возможно, смогла бы понять его мотивы, и, не смотря на это, никто не противостоял бы ему более страстно, чем она. Только она могла бы увидеть мужество и героическую трагедию этого безнадёжного похода Ансгара, который идёт через Проход Улы. В другой жизни она бы стояла с ними плечом к плечу, но в этой жизни она будет сражаться, пока не умрёт последний из них. В первый раз в жизни Лир увидел трагедию наследственной системы домов Каэлора. Йзульт не должна была родиться в домене Тейрту. Лиру показалось, что для народа с таким сложным пониманием судьбы и времени, в эльдарском обществе наследственная система была особенно неразумна.

- Кроме того, эти секторы в течение многих лет были наводнены следопытами и шпионами Тейрту, - добавил Силти, заметив смущение в глазах Лира.

- Жоган всегда подозрительно относился к другим внешним домам, особенно к Ансгару, - горько добавил Хукулин.

Антигравитационная Волновая Змея сделала мягкий вираж, когда начала плавно разворачиваться, слегка увеличивая крен, и поднялась над равниной, направляясь в сторону Прохода Улы. За ними в ряд встали другие транспорты колонны. По узкой тропе перед проходом на Линии Айннис с трудом могли пройти в колонне по одному Волновые Змеи или грав-танки Сокол. Возможно, при необходимости бок обок могли протиснуться две Гадюки, но это был бы рискованный манёвр. Два джетбайка имели возможность лететь рядом. Ограничение прохода было сделано преднамеренно, в качестве защитного средства, делая почти невозможным повести в атаку по Линии Айннис значительные силы.

Сначала настил плавно поднимался, а затем возносился по изящной дуге и круто изгибался, образуя арку, повторяющую изгиб высокого потолка. Примерно половину пути уклон шёл вверх, настил уже не поддерживался колоннами снизу, возносившими его над Равнинами Фаэрула, а был подвешен на изящных, длинных тросах, спускавшихся вниз с потолка. Целью было сделать проход менее устойчивым, позволяя ему слегка раскачиваться при движении по нему, что также служило дополнительным ограничением пропускной способности этого маршрута, поскольку тросы частично заходили один за другой и переплетались, подобно гигантской паутине, по обе стороны настила, практически преобразуя наклонную плоскость в длинный, изгибающийся коридор, обрамлённый с обеих сторон сетчатыми стенами.

- Как далеко до выхода? – беспокойно озираясь, спросил Лир.

Истинная сущность его положения постепенно доходила до сознания. Он был единственным Стражем Тейрту в жалком воинстве отчаянных мятежников Ансгара, идущим в передних рядах в неприступное, чрезвычайно укреплённое и невероятно ограниченное смертельное пространство. Он шёл к своей смерти под знаменем врага. В его душе что-то ещё колебалось относительно выбора, который он сделал. В первый раз в своей жизни с особой остротой он почувствовал себя легко и просто. Имея выбор между жизнью и смертью, воин всегда должен выбирать смерть.

- Линия Айннис загибается вверх ещё на два уровня через эти сети прежде, чем она упрётся в портал Улы на краю периметра, - сказал Хукулин. Он уже бывал здесь раньше.

Силти серьёзно кивнул, принимая к сведению знания ветерана. Он быстро осмотрел переплетавшуюся сетку, заметив, что настил под ними ведёт вверх в тёмную, сверкающую, нематериальную реальность Периметра Стикслин. Затем он заглянул вниз через край настила под Волновой Змеёй. Они уже поднялись на сотню метров, и Равнины Фаэрула под ними быстро уменьшались, лишённые характерных черт и бесплодные, словно огромная металлическая пустыня.

Он ещё не проходил по этому маршруту с того самого рокового похода Ансгара в конце Династических войн, когда Бедвир приказал своему великолепному войску сделать остановку точно в том месте, где прикреплённая к настилу сеть достигала наивысшего уровня и начинала спускаться вниз. Силти всё ещё помнил сияющие серебристые глаза великого воина, когда Бедвир повернулся к нему, положил руку на его плечо и сказал, что он не может идти дальше. Великий патриарх провёл черту и отправил назад на Равнины под ними всех, кто ещё не прожил семи данир, сказав, что это не их сражение, что их время умереть ещё не пришло. Он сказал всем, что у них ещё будет шанс, и что однажды они сами пройдут с триумфом по Проходу Улы под знамёнами Ансгара и Ривалина. Он выбрал смерть, чтобы его наследники могли однажды выбрать жизнь на Каэлоре.

Словно трусливый ребёнок Силти возвратился вниз, как ему приказали. Он не пошёл со своим лордом в смертельную зону Прохода. В тот день он не стал свидетелем легендарного побоища, и он не был там, когда Бедвир, шатаясь, вышел наружу с другой стороны прохода, непокорённый и окровавленный, лишь только с шестью воинами, оставшимися с ним от его некогда величественной армии. Хукулин был там, и он пришёл сюда снова.

Теперь Силти пришёл сюда. Бедвир сказал ему, что он вернётся, и вот, он вернулся. Как и его лорд до него, Силти уже прошёл через Ритуалы Пауков Варпа и встал во главе армии Ангара под знаменем ясновидца. Не было никаких сомнений, где он начнёт своё наступление. Проход Улы был ритуалом перехода, испытанием истории, и в будущем неясно вырисовывалась сама судьба, единственная, точная развязка бесчисленных возможностей, которые были растянуты во времени. Либо он выйдет как победивший наследник Ансгара, либо умрёт в великолепном отголоске славы своего лорда. Выбери смерть, но будь готов жить.

- Останови здесь, - сказал Силти, адресуя свой приказ пилоту в кабине снизу.

Волновая Змея плавно остановилась, и немного снизилась, когда антигравитационные импеллеры сдвинулись вниз на одну фазу. Другие выжидательно посмотрели на него, но он проигнорировал их и спрыгнул вниз с открытой командной палубы на настил перед транспортом.

Он подошёл к краю настила и посмотрел вниз на далёкую землю между тросами, держась за сетчатую стенку. Он посмотрел на просторы Равнин Фаэрула, окинул взглядом Линию Айннис до областей Эочайн. Затем он повернул голову и посмотрел на вздымающуюся стену сияющей, тёмно-синей энергии, которая была Периметром Стикслин. Она останется навсегда, подобно бесконечному и неизменному барьеру, проходящему через саму ткань искусственного мира. Он вглядывался в его глубины, словно смотрел внутрь океана. Выше впереди оплетённый сетью настил вонзался в периметр, как копьё в водопад: это и был Проход Улы.

- Невероятно, не так ли? – внезапно прозвучал приятный голос Хукулина у его плеча.

В тоне старого воина слышалось художественное понимание красоты.

Силти не услышал или не почувствовал, как он подошёл, но не показал, что это стало для него неожиданностью и не оторвал взгляда от водоворота ша‘эйль.

- Я ещё никогда не был так близок к нему, Хукулин, - признал он. – Здесь, на этом месте.

В ответ было понимающее молчание.

- Он такой же везде, где ты его видишь, мой лорд, - сказал Хукулин, впервые обращаясь к Силти с почётным титулом. - И в любом случае, сейчас ты здесь, Лорд Силти. Это то, что имеет значение.

Глубокомысленно кивнув, Силти постепенно осознавал, что может разглядеть звёзды, планеты и вращающиеся туманности, сияющие в глубине периметра, словно он вмещал в себя всю галактику. Он знал, что это был оптический и психологический обман, вызванный необычными свойствами насыщенного ша‘эйль пространства, а также он понял, что эльдарам Нэвир из Сентриума было бы приятно думать, что целая галактика отделяет их от внешних домов с его стороны Стикслина. Он подозревал, что многие из них были бы только рады, если бы катастрофический разлом в структуре Каэлора никогда бы не был восстановлен. Но вместо этого, маленький Проход Улы сидел у них словно заноза в теле, как крошечный осколок Паутины.

- Что происходит с теми, кто упадёт в разлом? – спросил Силти, скорее ради интереса, чем из страха.

- Большинство попадает обратно в материальное пространство, которое ты видишь, хотя даже провидцы Ютран не в состоянии сказать нам куда именно, - ответил Хукулин, гладя на восхитительную картину с огромным удовольствием.

- А другие?

- Другие захватываются нитями ша‘эйль, которые пронизывают разлом. Они становятся потерянными для пространства и времени. Легенда гласит, что демоны Великого Врага скрываются внутри тех нитей варпа, ожидая мерцание души эльдара, которой можно попировать.

Силти вздрогнул при открытом упоминании Слаанеши, особенно в преддверии битвы, было что-то правильное в этой идее, что Великий Враг нашёл пристанище в самом сердце искусственного мира: ибо самое лучшее убежище находиться под носом у твоего врага. Внезапно у него молнией сверкнула одна мысль.

- Хукулин, насколько глубок разлом? Какая длина Прохода Улы?

- Проход Улы двести метров в длину, от входа до выхода, но у Периметра Стикслин вообще нет никакой глубины. Если бы это было не так, то ты был бы в состоянии пройти через тектонический разлом, который расколол Каэлор во время Войн кораблей. Конечно, если бы периметр исчез, то искусственный мир раскололся бы на две части и развалился. Если бы ты попытался пересечь его сейчас, ты бы упал в пролом. Нет пути в обход него, и нет пути через него за исключением проходов, в структуре которых используется тот же принцип, что и в Паутине, таких как Проход Улы. Попытка пересечь его в любой другой точке была бы нереальной из-за огромного и, возможно, бесконечного расстояния между тобой и другим краем разлома, - объяснил Хукулин, восторгаясь поразительным мастерством, с каким был выполнен Проход Улы, лежащий перед ним.

Бросив последний долгий взгляд на гигантскую стену ша‘эйль, Силти повернулся к Хукулину и положил руку на плечо ветерана. Он ничего не сказал, но одно мгновение смотрел в глаза других участников похода, обратив внимание на гордые знамёна, которые реяли над войском выше плеча воина. Затем он кивнул и направился обратно к Волновой Змее, запрыгнул на командную платформу на её крыше, чтобы присоединиться к остальным. Они успокоено посмотрели на него, у каждого были свои предположения, почему он заставил их сделать остановку в таком специфическом месте.

Малышка Эла посмотрела на него и увидела спокойную решимость, сквозившую во всех его движениях. Она ещё не видела его столь собранным с того последнего учебного боя с её братом в Храме. Сдержанно улыбаясь, Эла задавалась вопросом, была ли у её кузена возможность, в конечном счёте, сыграть свою роль в пророчестве.

- К Проходу Улы! К смерти и будущему, - сказал он, чувствуя возбуждение от того, что грядущее начинает бурлить в его мыслях, когда Волновая Змея снова пришла в движение.

ОН НЕ МОГ ПОВЕРИТЬ, что они оставили его. Сначала они отдали предпочтение этому слабаку, старшему кузену Силти, только потому, что он уже прошёл Ритуал Тюйриан. Этого арахнира – Адсулату – даже не заботило, что его кузен счёл приемлемым слукавить, чтобы выиграть схватку. Словно вокруг него сплели заговор, целью которого было оставить его запертым в Храме и держать вдали от сражений, куда рвалась его дамашир. Это была своего рода пытка, словно существо варпа приковали цепью в позолоченной клетке. Найс чувствовал, что такое принуждение шло вразрез с его нравом. В его голове постоянно бурлила ярость Каина, где-то в глубине его подсознания, она скреблась в мыслях, оставляя невидимые шрамы на его разуме.

К тому же эти жалкие дураки сплотились вокруг Силти, как если бы он и был наследником Ансгара! Они были слепы так же, как и глупы? Разве они не видели несовершенство боевого духа его кузена? Он был ничтожеством!

Найс вдруг понял, что должен был убить Силти, вместо того, чтобы позволить ему покинуть отцовский домен. Силти был лишь чуть лучше себялюбивого болвана, купающегося в отражении славы правящего дома и стремящегося сиять в его свете. Ему хотелось немногим больше, чем славы и власти, и возвращение славных дней Ансгара во главе с ним. Он не сражался, ощущая вкус крови на своих губах. Он сражался в надежде на награды, сияющие в его разуме. Возможно, он родился Тейрту!

Мысленно бранясь, Найс услышал внутренний голос, говорящий ему, что Силти сбежал. Он сбежал от сражения, когда Бедвир нуждался в нём больше всего, оставив патриарха стоять в одиночку в Проходе Улы, предпочтя жить, чтобы сражаться в другой день. Когда сталкиваешься с выбором между жизнью и смертью, выбора быть не должно: заканчивается жизнь, начинается смерть. Это – путь Каина. Без войны для эльдар нет жизни, есть только медленное, неминуемое угасание и упадок, излишества и жалкое прозябание. Почему только он смог понять это?

Даже Эла пошла с ними. Она должна была лучше знать.

Это должен быть я! – Его мысли эхом отразились от арены и бились в коридорах храма в поисках разума, который мог быть открытым для них.

Он пнул песок на полу, стирая сложный узор в виде паутины, который вызвал так много шума вокруг него у Эйнгил и Адсулаты. Они выглядели столь потрясёнными и взволнованными, и он видел, что в их разумах возникли невысказанные вопросы. Даже суровая и могущественная экзарх пришла в волнение.

Они знали, и всё же они поступили так, словно были слепы. Они говорил друг с другом о значение узоров на песке и призрачных кристаллах, которые испещряли арену перед ним, но они ничего не сказали ему, словно у него не было возможности понять то, что происходило с ним. Они обращались с ним, как с младенцем, как с дорогим, несносным и жалким момой, который нуждается в их защите. Они думали, что его нужно защитить от самого себя, тогда как это они сами нуждались в защите от него.

С Элой они вели себя по-другому. Она пугала их. Он видел это в их поведении, когда они обходили её стороной, стараясь не замечать её присутствие, как вода могла бы стремиться игнорировать луну. Она привлекала и отталкивала их в равной мере, но они не заботились о ней. Они просто смотрели на неё так, словно она была пустым местом, которое не могло взаимодействовать с ними, как если бы она была повелителем своего собственного мира, который лишь отчасти и временно присутствовал в их собственном. Найс понял, что на самом деле это было не далеко от истины.

Они все знали, почему Дом провидцев Ютран отчаянно пытался избавиться от этой маленькой женщины. Они называли её вох, мерзость, но никто из Ансгара ни разу не высказал эти соображения. Они приняли её без вопросов и без слов; о ней не было даже никаких слухов. Словно эльдары Ансгара решили вести себя так, как если бы Элы даже не существовало. Просто само её существование было слишком тревожащим. Она была среди них и в то же самое время далеко от них.

Что делает её такой особенной? – бранился Найс, позволив своим мыслям метаться по арене, словно отражённые звуки. По сути, он никогда ранее не говорил вслух, и даже мысль сделать это наполняла его отвращением, граничащим с тошнотой. Это казалось унизительным и неуместным для сына Каина. Он даже больше не был уверен, сможет ли произнести слова вслух.

Что делает её такой особенной? - Повторил он громче и сильнее. Он был одним из очень немногих, кто знал ответ, но истина и страсть были ненадёжными товарищами, и его разум был полон грубыми эмоциями.

Почему она столь свободна? – Так как разум пришёл в возбуждение, его серебряные глаза вспыхнули.

Он в негодовании пнул песок, волоча ногу сквозь пыль и скребя ей по полу ниже. На мгновение под пылью сверкнуло металлическое основание, словно его нагрело быстрое и интенсивное трение, вызванное движением Найса. Почти в тот же миг что-то взорвалось по ту сторону серповидных дверей, которые закрывали ему выход из храма. Посмотрев вниз, он увидел тропинку из прозрачных кристаллов, образующих линию от его ноги до взрыва, где удар молнии, который он высек из пола, перегрел песок, и тот час же превратил его в спёкшуюся слюду. Низкая, мерцающая полоса пламени пронеслась по тонкому узору паутины из песка на полу арены.

Найс откинул голову назад и издал пронзительный ментальный крик в полумраке, окружавшем внешнюю границу арены, позволив своему негодованию заполнить пространство и насытить им всё грандиозное здание. Изгибы строения храма возвратили назад его неслышимый вопль, наполнив арену ментальной какофонией и увеличивая его гнев.

Пока его ярость беззвучно металась и била рикошетом вокруг него, Найс подошёл к запертым серповидным дверям и толкнул их, налегая всем своим худым телом на древние и неописуемо прочные створки. Эти двери выстояли в течение бесчисленных веков, с того времени, когда Династические войны были ещё смутным намёком в бесчисленном множестве вариантов будущего Каэлора. Их усеивали знаки силы и рунические печати, которые защищали их от любого мыслимого проникновения. Серповидные двери Пауков Варпа невозможно было открыть, пока все их секретные замки не были сняты. За всю их историю никому ещё не удавалось проникнуть в храм без позволения. Запоры также действовали и с другой стороны, как только новичка впускали в храм для обучения, у него не было возможности уйти до тех пор, пока он не закончит обучение или не будет посвящён в тайны серповидных дверей. Один или двое потерпели неудачу и остались в храме, запертые храмовыми служителями до конца своих жизней. Большинство либо изучило бы секреты, либо умерли, пытаясь их открыть.

Поскольку его негодование достигло критических пределов, Найс был не в состоянии найти в себе того терпения, которое требовалось от Паука Варпа. Он бил в двери кулаками и пинал их, пытаясь заставить разойтись перед ним. Обломки посоха из умбалы, которые он метнул во время последнего приступа гнева, прочно застряли, словно сплавились с паутиноподобной структурой. Он схватился за обломки посоха и попытался вытащить их обратно, надеясь использовать в качестве рычагов, чтобы открыть двери, но они даже не шелохнулись. Он снова выругался и дёргал обломки посоха из умбалы со всей силы, пока они с треском не выскочили в его руки, и он, кипя от гнева, упал на пол.

Вскочив снова на ноги, Найс собирался начать вставлять под двери обломки посоха, но тут он увидел два тонких луча света, проникавших сквозь отверстия, которые они оставили. Он с любопытством посмотрел в них, заметив в отверстиях микроскопическое движение блестящих искорок. Когда его дыхание стало успокаиваться и пришло в норму, он наклонился ниже, чтобы лучше рассмотреть крошечные признаки активности. Там копошились целые флотилии очень маленьких паучков, прокладывающие себе путь в отверстиях в дверях, прядя тысячи сияющих паутинок в беспорядочной последовательности внутри образовавшихся полостей, до тех пор, пока в мгновение ока отверстия не были запечатаны снова, и свет снаружи полностью исчез.

ДОЖДЬ ОГНЯ обрушился не сразу. Поначалу царила жуткая и напряжённая тишина, до тех пор, пока воинство Ансгара продвинулся до середины Прохода Улы. После этого, без видимого сигнала, потоки сюрикенов и лазерных стрел начали сыпаться на них сверху градом. Одновременно с этим, входной портал прохода позади войска с шипением закрылся, запечатав их. Моментом позже портал в дальнем конце прохода плавно открылась, и из него показалась линия Призрачных стражей Тейрту, сверкающих зелёной с золотом бронёй из психопластика. Без колебания и церемоний Призрачные стражи навели свои Призрачные пушки и открыли испепеляющий шквал огня по носу Волновой Змеи Силти.

Только теперь Силти действительно понял, насколько фатальным может быть Проход Улы. Глядя на источник лазерного огня и сюрикенов, он смог увидеть только разрыв пространства, наполненный звёздами и вращающимися туманностями. Орудийные платформы, с которых извергались яростные потоки огня, были совершенно не видимы из-за необыкновенных оптических и психических странностей Периметра Стикслин, в котором они теперь были пойманы в ловушку. Несмотря на яростные залпы ответного огня, который открыло войско Силти, у Ансгар не было возможности сказать, попадали ли их выстрелы в цель или даже было ли возможным стрелять через эту пустоту.

Только дорога под ногами колонны казалась твёрдой и реальной, но невероятно хрупкой и тонкой. Бесконечный простор открытого космоса простирался с обеих сторон, над ними, под ними и впереди. Ощущения того, что стоишь посреди галактики на тонком, как лист бумаги, настиле, было бы достаточно, чтобы свести мон‘кея с ума.

За исключением самого пути, единственной точкой, которая казалась неизменной в непрерывном космосе материального мира, был портал в дальнем конце прохода. Он сиял как круговой маяк, реальный и манящий. Но окружавшее его, блокирующее надёжный, насыщенный свет Каэлора отделение призрачных стражей выделялось резкими силуэтами, вызывая огнём из своего оружия непрерывные пульсации искажений в варп-пространстве. Они стояли, словно колоссальные привратники, преграждающие выход из затерянных уголков космоса, а также проход из внешних доменов Каэлора в Сентриум.

Несмотря на то, что ожили сдвоенные сюрикеновые пушки и катапульты, установленные спереди на Волновой Змее, как только появились призрачные стражи, стрелки, кажется, испытывали трудность захватить цель сквозь трясину заполненного ша‘эйль пространства, и широкие полосы сюрикенового огня с грохотом проносились мимо призрачных стражей, не нанося заметного ущерба. В то же самое время Волновая Змея получала невероятное количество повреждений не только от деформирующего оружия призрачных стражей, но и от непрерывного града огня с невидимых позиций, расположенных выше. Спустя лишь несколько мгновений транспорт начал содрогаться и трястись от непрекращающихся атак. Из-за узости тропы, у него не было пространства для манёвра, превращая его, по сути, в неподвижную цель.

Осознав, что от Волновой Змеи толку было, как от покойника, Силти и другие попрыгали вниз с её крыши и за один момент укрылись позади неё, пока вырабатывали план своей атаки. После этого пилот открыл дроссель и направил транспорт вдоль прохода, оставляя его орудия в режиме автоматического огня, в то время как Змея, увеличивая скорость, понёслась к призрачным стражам, которые блокировали выход. Так как дистанция сокращалась, орудия Волновой Змеи начали находить свои цели, и двое призрачных стражей внезапно споткнулись и разлетелись на части, когда двойные линии сюрикенового огня прошили их с ближнего расстояния. Другие стояли на своих местах, словно были неподвержены страху.

Мгновение спустя Волновая Змея содрогнулась, так как интенсивность огня усилилась ещё больше. Огненные трещины быстро расползлись по её фюзеляжу, когда антигравитационные установки начали разрывать её изнутри. Даже когда отказали двигатели, по инерции она продолжала двигаться вперёд, на высокой скорости несясь к строю призрачных стражей, и в тот же миг превратилась в огненный шар.

Адское пламя охватило дверь в дальнем конце прохода, поглощая призрачных стражей и откатываясь назад вдоль тропы. Используя преимущество, которое давал взрыв, Силти и Хукулин бросились в атаку вдоль прохода вслед за ним. Когда они нырнули вглубь расцветшего пламени, Хукулин выхватил из-за плеч оба ведьминых клинка, вращая ими в полной боевой готовности. Силти размахивал смертоносным веретеном из стороны в сторону набегу, словно придавая себе скорость ритмичными движениями. Они оба мчались, чтобы первыми вступить в драку.

В то же время джетбайки, которые следовали позади Волновой Змеи, молнией пронеслись мимо Элы, Лира и Эйнгил, промелькнув с обеих сторон вдогонку двум бегущим воинам впереди них. За ними последовали две Гадюки, маневрируя из стороны в сторону в одной вертикали ограниченного пространства, их главные орудия были направлены в космос, поливая скрытые позиции наверху дождём сюрикенов. Ещё одна Волновая Змея появилась позади колонны, уменьшая вдоль тропы потоки лазеров и сюрикенов, отскакивающих от её брони. Стражи Ансгар и Пауки Варпа выпрыгивали из её задних дверей и люков, карабкались на крышу, а затем мчались вперёд, отчаянно торопясь присоединиться к битве.

Сквозь проход протиснулся двигающийся за ними в тылу колонны тёмно-синий с серебром гравитационный танк Сокол. Установленная на его башне звёздная пушка извергала огромные струи плазмы в невидимые высоты прохода, но линия огня расположенных на его носу сюрикен-катапульт блокировалась волновой Змеёй спереди. Пилот бессильно дёргал носовые установки танка в ограниченном пространстве Прохода Улы.

ОН МОГ ЧУВСТВОВАТЬ биение битвы, пульсирующее внутри Флюир-герна. Пение смерти и убийственные слова отзывались эхом и шелестели в дыхании фаэрула. Символы Каина, которыми были украшены стены святилища храма, слабо светились, наполняя святыню божественным жаром и ароматом крови.

Найс пересёк арену храма и пошёл по узкому, искривлённому туннелю, который вёл внутрь святилища в сердце храма. Там он встал перед Алтарём Паука-Экзарха, и понял, что на Каэлоре началась война. Он смог ощутить это. Посмотрев вверх на алтарь, Найс увидел вспыхивающие и сверкающие руны, которые светились вокруг зала. Казалось, они плавали внутри узоров, складываясь в древние надписи, словно сам храм пытался говорить с ним. В воздухе кружилась слабая музыка, словно тихо пел хор из бесчисленного количества голосов.

С левой стороны Алтарь Паука был украшен церемониальной посмертной маской провидца храма – Колдуна Араконида. Она занимала почётное место рядом с переплетённой и сотканной конструкцией самого алтаря, сердито глядя на него сверху вниз совершенно безжизненными глазами. Выше на правой стороне алтаря, словно распятый спаситель, висела нестареющая и фантастическая броня Ликосидая – легендарного Призрачного Паука Каэлора. На протяжении памяти кого бы то ни было, эта броня безжизненно висела в святилище храма, немногим более чем сверкающий золотой символ мистического происхождения замкнутого Аспекта. Однако в этот день, она, казалось, смотрела вниз на Найса с негодованием, словно наполненная собственной жизненной силой.

В святилище появился голос вне предела слышимости. Он был похож на шёпот фаэрула, трепещущий в самых отдалённых уголках бассейна душ, почти за пределом восприятия даже самых чувствительных и открытых разумов. Он был похоронен под массой беспрестанного бормотания жизни на Каэлоре, скрыт в хоре войны, который пульсировал и пел внутри духовной матрицы древнего искусственного мира.

По какому-то совпадению рока, беззвучный голос, казалось, нашёл пристанище в доспехе Ликосидая. Сдвиг был незаметен, но Найс смог ощутить, что за мгновение будущее галактики внезапно изменилось. С обидой он медленно поклонился символам своего Аспекта, а затем отвернулся от алтаря. Возможное значение незримого метастаза занимало его разум во вторую очередь по сравнению с огорчением от того, что его оставили в тылу. Он чувствовал битву своего поколения, бушующую в далёком Проходе Улы, но его оставили в одиночестве, как ребёнка, запертого в святилище храма.

Оружейные полки стояли в полной готовности по обе стороны от входа в коридор, который вёл обратно на арену. Там лежало множество смертоносных веретён, и располагались ряды ножен, содержащих в себе энергетические клинки – дополнения к перчаткам Пауков Варпа. Ряд посохов из умбалы стояли с противоположной стороны от входа в коридор, каждый из них был отполирован до столь яркого блеска, что они, казалось, были сделаны из какого-то металлического сплава.

Он внимательно разглядывал оружие, и его мысли возвращались в прошлое к поединку с Силти. Лукавый жулик сражался с ним, как если бы он использовал характерные для Пауков Варпа смертоносное веретено и энергетические клинки, даже притом, что он был не более чем новичком с посохом. Он победил обманным путём.

С неожиданной решимостью Найс шагнул вперёд и схватил два посоха их умбалы, по одному в каждую руку, а затем помчался по коридору обратно на арену. В сражении, сказал он себе, пренебрегать реальностью означает потерпеть поражение и позор. Возможно, Силти одурачил арахнира, но он не сможет скрыть своё истинное лицо от самого жнеца. Война делает честными всех эльдар.

КОГДА ОГОНЬ погас, Силти увидел ряды Стражей Тейрту, направляющихся сквозь дым к ним, пламя, облизывающее их плащи и доспехи, было подобно ореолу силы. Гибкая и изящная фигура Маршала Йзульт была во главе них, на несколько шагов впереди знамён и других воинов. Её знаменитый лютый меч покоился на боку, а она мчалась впереди своих отрядов со спокойной и всеобъемлющей решимостью. Вопреки самому себе Силти почувствовал восхищение идущей у него на глазах сквозь пламя воительницей.

Клубы дыма катились через тропу, несясь через останки разбитой Волновой Змеи и нескольких уничтоженных призрачных стражей. Оглядевшись по сторонам, Силти увидел готового к сражению Хукулина, стоящего наизготовку со своими ведьмиными клинками, скрещенными перед грудью. Внушающая страх фигура Эйнгил стояла с другой стороны, смертоносное веретено свободно висело у её ноги, словно она не видела потребности развернуть его для боя. Позади них он мог чувствовать давящее присутствие других Стражей Ансгара и быстрые, спорадические перемещения группы Пауков Варпа. Джетбайки и Гадюки двигались за авангардом, а большая часть танков ещё грохотала далеко позади.

Разорванные клубы дыма плыли назад вдоль тропы, размывая очертания продвигающейся линии Тейрту и превращая звёзды в дымке Стикслина во вспышки света. Окружающая картина внезапно стала мрачной и нечёткой, но Силти мог видеть, что фигура Йзульт остановилась и ожидала Стражей, которые подтягивались по обе стороны от неё.

В течение одного долгого мгновения два войска стояли лицом к лицу, друг против друга, в дыму и сверкающем пламени. Знамёна Тейрту, Ансгара и Ривалина развевались в восходящих потоках нагретого воздуха. Заполненный звёздами вакуум со всех сторон блестел вокруг них, и заградительный огонь с небес прекратился, первый бой сражения подошёл к завершению.

Настала тишина, нарушаемая лишь шипением огня, поглощающего кислород.

Затем все взгляды устремились на крошечную фигурку Элы‘Ашбэль, когда она вышла из рядов Ансгара и остановилась в пространстве между противостоящими силами. Она была одета в обшитое золотой тесьмой простое синее платье, которое колыхалось в потоке дыма и делало её похожей на привидение.

Никто не знал, как реагировать. И Ансгар, и Тейрту смотрели на ребёнка-провидицу, словно прикованные к месту, дивясь странно крутящемуся, как в водовороте, и клубящемуся вокруг неё дыму, пока она шла. Как будто бы её присутствие внезапно заставило остановиться само время, и никто не был в силах разрушить этот застой, который струился вокруг неё, словно вихрь.

Она остановилась и повернулась на месте, обводя сапфировыми глазами всех собравшихся, позволяя свету своих глаз коснуться лица каждого воина на линии фронта каждой из сторон. Это сражение – эхо незабытого будущего. Оно не имеет значения. Ваши жизни стоят меньше и больше, чем оно. Отступите и позвольте пройти настоящему. Дайте дорогу тому, что должно быть.

Силти почувствовал эти мысли в своей голове, также как и все присутствующие. Они оставили неизгладимый отпечаток в его разуме, как крошечные, но тяжёлые следы на снегу, но он не мог понять их значение, и их след медленно таял, оставляя его разум пустым и чистым, словно его внезапно вычистили. Он обернулся к Эйнгил и заглянул внутрь её золотой маски.

Истина часто говорит на языках, которые мы не можем понять, - ответила экзарх, не опуская взгляд, и не сводя глаз с младенца-провидицы перед ними. – Непонимание, однако, не является оправданием, чтобы принять это за ложь.

- Вам здесь не рады, Сыны Ансгара и Пауки Варпа. Вы возвратитесь назад, или мы обратим вас вспять, - объявила Йзульт из своей линии позади Элы. Словно она не слышала слов юной провидицы или просто проигнорировала их.

Клубящееся облако дыма закрыло Элу, скрывая её из вида. Почти сразу противники, кажется, совершенно забыли о ней, словно со временем дым стёр её.

Кто ты, чтобы отказывать нам в гостеприимстве, служительница Тейрту? – ответила Эйнгил очевидным и ритуальным повторением их последней встречи.

- Я – Йзульт Тейрту-ан, - оповестила Йзульт, делая шаг вперёд из своей линии так, чтобы её могли ясно видеть обе стороны. – И я имею должные полномочия, чтобы приветствовать наших друзей, также как я более чем в состоянии дать отпор нашим врагам. Ты готова сразиться со мной в этот день, Экзарх Каина?

Силти вышел перед своими товарищами, предупреждая ответ экзарха.

- Я буду сражаться с тобой в этот день, - заявил он, придавая голосу уверенное звучание. – Я – Силти Ансгар-ан, Паук Варпа Храма Ликосидая. Это достойно твоей крови, дочь Тейрту?

Вместо слов Йзульт ответила поклоном, картинным движением отбрасывая свой плащ, закрутив его вихрем, в результате чего он упал позади, оставив её стоять перед строем в низкой боевой стойке, её рука коснулась рукояти великолепного меча.

В тот же самый момент Силти сложил руки на груди и исчез со своей позиции во главе сил Ансгара. Он снова появился лишь в нескольких шагах от Йзульт, где он поклонился в ответ, демонстрируя уважение к знаменитой воительнице Тейрту.

Как только они собрались ринуться в бой, из рядов Ансгара раздался другой голос, который заставил их остановиться на полпути. Это стало неожиданностью, всё должно было произойти не так.

- Я больше не буду томиться ожиданием, чтобы пролить кровь Тейрту! – страстно воскликнул низкий голос. – Ожидания и так было более чем достаточно.

Хукулин вышел вперед перед линиями противников. Его ведьмины клинки уже были обнажены и готовы к бою, ярко демонстрируя пренебрежение к обычному этикету начала сражения.

- Есть ли средь вас кто-либо ещё, который выйдет вперёд и сразится со мной? Или вы будете и дальше прятаться за женщиной Мстительницей?

В его голосе кипели страсть и неистовство, словно его чувство такта было полностью стёрто жаждой крови. Отражение глаз Бедвира вспыхнуло в небесах вокруг него, и он знал, что должен сделать, чтобы вернуть покой его душе. Встав перед выбором, он выбрал смерть.

Никто из Стражей Тейрту не двигался, даже когда идущий воин сорвался на бег по направлению к ним, размахивая своими двойными клинками поперёк тела и вниз по бокам, приближаясь к ним.

Тогда один голос заставил его остановиться.

- Я сражусь с тобой, Хукулин, доблестный сын Ансгара!

Это был Лир.

Страж Тейрту оглядел собравшиеся силы Дома Тейрту, и почувствовал у себя в животе тяжёлый груз смеси противоречивых эмоций. Он видел знамя Ривалина, гордо развевающееся над головами своих родичей, и он знал, то же самое знамя реяло над жалкими силами Ансгара позади него. Его руки вручили плащ ясновидца мятежному дому; он был инициатором этого сражения, вырвав его из тумана возможного будущего и приведя в настоящее. Даже ясновидец не был в состоянии сделать это в одиночку; Лир стал посредником войны. Он видел только смерть в своём будущем, вне зависимости от того, какой путь он избрал.

Когда Хукулин медленно обернулся, то оказался лицом к лицу со своими родичами, Лир сделал пару шагов в сторону из рядов Ансгара. Вероятно, в тот момент всем присутствующим показалось, что оба воина поменяли союзников: старый ветеран Ансгара стоял перед строем Тейрту, а безупречный молодой Тейрту-ан был готов защищать честь Ансгара.

Взволнованный шёпот прокатился по рядам Стражей Тейрту, когда некоторые из них опознали Лира среди врагов. На мгновение хладнокровие Йзульт поколебалось, так как множество недостающих частей внезапно встали на свои места. Должно быть, Лир нёс ответственность за передачу знамени Ривалина домену Ансгар; он был одним из личных стражей ясновидца, но что могло расшатать веру и верность такого безупречного и благородного Стража, как Лир? Она не могла предположить, что он был развращён жадностью или честолюбием, и его нынешнее положение также доказывало обратное. В глубине своей души она знала, что это, должно быть, имело отношение к смерти Кервина, но она подавила тревожные мысли, чтобы сосредоточиться на имеющейся проблеме. Вопрос об обращении Айдена с наследником ясновидца мог подождать, пока сражение не было выиграно.

Когда он пошёл назад к своим собственным родичам, вспышка гнева на лице Хукулина внезапно сменилась удовлетворением. Он никогда не доверял намерениям чужака из Сентриума, он всегда полагался только на собственные инстинкты. Это был прекрасный противник, чтобы обрести вновь толику своей потерянной чести.

СНОВА ВСТАВ В центре арены, молодой Найс раскинул руки в стороны, словно показывая себя богам. Он держал посохи из умбалы на раскрытых ладонях, затем запрокинул назад голову и посмотрел на купол потолка. Высоко над ним трещины на потолке начали светиться, словно дыхание жизни коснулось кучи тлеющих угольков. Трещины сначала тлели, а потом вспыхнули, обрисовывая скрытый узор в виде паутины, которая украшала внутреннюю поверхность купола, освещая его подобно вспышке гнева.

В то же самое время Найс начал двигаться. Он чувствовал принуждение оболочки святыни вокруг него, когда глаза остановились на спиралевидном рисунке над ним. Сначала неуверенно, а затем с окрепшей уверенностью и скоростью он начал чертить на песке, который тонким слоем лежал на полу под его ногами, отражение тарантула, начертанное наверху горящими трещинами. Он вращал посохами, словно они были продолжением его рук, проводя ими по земле и рисуя запутанный узор, который его конечности вряд ли бы смогли изобразить сами. Казалось, посохи вращались вокруг его рук, словно каждый конец каким-то образом стал автономным и жил своей собственной жизнью, придавая ему вид восьминогого арахнида, когда он скользил, едва касаясь земли, и танцевал на арене.

Он двигался всё быстрее и быстрее, совершая танцевальные движения из боевых фигур, которые узнал от Адсулаты и Экзарха Эйнгил, пока его движения не стали более размытыми и менее ритмичными, как у паука. Концы посохов из умбалы втыкались в пол, разбрасывая по арене горсти песка и комья горящей земли.

Когда он двигался, он чувствовал, что святыня говорила с ним. Она делилась с ним своими знаниями, наполняя его шёпотом бесчисленного множества дамашир-душ, которые непередаваемым образом плавали в матрице Флюир-герна, куда был частично погружен Храм Пауков Варпа. У Пауков Варпа связь с душой Каэлора была особенно хороша, поскольку они брали свои техники у крошечных кристаллических существ, которые бродили по большим дорогам и тихим тропам бесконечного цикла, уничтожая все психические загрязнения.

Он вращался и прыгал, двигаясь в воздухе по спирали и волоча за собой умбалу сквозь невероятные искривления в материи пола, нарушая связи и вещество металлической структуры и оставляя их пронизанными пламенем.

Он чувствовал гнев и отчаяние, балансирующие на краю контроля. Голоса Каэлора сказали ему, что Эйнгил и Эла были уже в Проходе Улы. На мгновение он смог увидеть их в своём разуме. Видение галактик и звёзд вспыхнуло в его сознании, показав Паука Варпа и эвилин, неподвижно стоящих в пустоте. Затем появился Силти, сражающийся с грациозным Стражем Тейрту, и Найс мельком увидел самого преданного стража своего отца, Хукулина, который ходил кругами вокруг противника, имени которого он не мог назвать.

После взрыва темноты сцена изменилась. Он увидел, что Эйнгил в броне лежит мёртвой, охваченная демоническим пламенем. Он увидел, что Силти сидит со скрещенными ногами рядом с трупом, глядя вниз на свои окровавленные руки, и рыдает. Он увидел искалеченное тело Хукулина, изуродованное, поломанное и выброшенное, падающее в бесконечную пустоту, а также он увидел фарфоровое лицо Элы, испачканное красным, с реками крови, которые стекали из её глаз как слёзы. Её лица коснулась рука, чтобы вытереть кровь. Это была рука Ахирна Ривалина. Он странно улыбался, Найс никогда ещё не видел такой улыбки и не смог понять её значения.

Это было так, словно ритм войны, который Найс имитировал в неистовстве бессильного гнева на арене, каким-то образом создал связь с бассейном душ и его неиспользуемым потенциалом, которая позволила смотреть сквозь пространство на Каэлоре и сквозь время. Это видение не успокоило его. Скорее подпитывало его гнев.

Это должен быть я! Он не мог поверить, что они оставили его, в то время как отправились навстречу своей гибели в Проход Улы. Даже он знал, что они не смогут одержать победу на том месте, где едва не погиб сам Бедвир. Если они отправились без каких-либо видений или надежд на победу, если они отправились, имея в душе только стремление к героической гибели, подобно Маугану Ра, тогда почему оставили его браниться и трястись от гнева в святилище храма. Это не имело никакого смысла. Словно бы Эйнгил хотела разозлить его и оставить наедине со своим отчаянием.

Он резко взмахнул посохами, вращаясь на одном месте в середине арены, фокусируя свою ярость вдоль деревянных посохов и разбрасывая вереницы призрачных нитей, срывающихся с их концов. Спустя мгновение он выпустил их, давая возможность взмыть вверх и пронестись сквозь сгустившуюся вокруг него паутину, пока они не вонзились в купол потолка, проникая в него на всю длину вплоть до самого конца. Затем он резко рухнул на покрытую слюдой горящую землю, обессиленный и истощённый.

Кровь зовёт! Я слышу это. Это должен быть я. Они поступили со мной несправедливо, оставив меня пленником в моём собственном убежище.

СИЛТИ СНОВА ПОВЕРНУЛСЯ к Йзульт, обдумывая, как продолжить их поединок. Церемония Начала предполагала участие только по одному представителю с каждой стороны, но нетерпение Хукулина и поступок Лира нарушили установленный порядок. Каждый из них мог чувствовать неловкость, испытываемую их товарищами, которые находились в замешательстве с оружием наизготовку, неуверенные, нужно ли ждать, когда их маршалы завершат свой поединок или ринуться в бой вслед за двумя другими. Казалось, что ситуация застыла во времени, словно бесценная ваза за мгновение до того как упасть на землю и разбиться.

Со своего места в центре войска Ансгара экзарх Эйнгил обдумывала сложившуюся ситуацию. Она размышляла, почему вмешательство Элы было проигнорировано, но затем быстро выбросила из головы этот вопрос. Не было никакого способа, чтобы другие смогли понять эту маленькую мерзость. Часть её задавалась вопросом, сможет ли хоть кто-нибудь вспомнить нелепую фигуру ребёнка, который бродил в зоне военных действий, одинокий и, по всей видимости, беззащитный, говорящий на безмолвном языке, который могли слышать все.

Кроме того, она поняла, что сражение больше не было битвой за Каэлор или сражением Ансгара и Тейрту. Это было битвой личных, невысказанных страстей, которые бушевали внутри Силти, Хукулина и Лира. Только намерения Йзульт, казалось, были чистыми и простыми. Когда Йзульт и Силти понимающе кивнули друг другу, Лир вскинул свой сюрикен-пистолет и навёл его на наседающую фигуру Хукулина, чьи двойные клинки сверкали с угрозой и жаждой смерти.

Был короткий миг перед тем, как начались эти два поединка. Он повис в воздухе со значимостью, которая не было пропущена ни кем из присутствующих, но тут же был разбит вдребезги, лишь только Йзульт подалась вперёд. Она обнажила свой лютый меч и замахнулась им по гладкой смертоносной дуге одним непрерывным движением. В то же самое время, но на расстоянии двадцати шагов, Хукулин резко развёл клинки в разные стороны, когда он подошёл ближе к Лиру, а затем снова повернул их к себе, нанося рубящий удар по направлению к Стражу.

Кровь брызнула сразу отовсюду.

Силти быстро нырнул в сторону, чтобы избежать удара лютого меча, одновременно приводя в действие своё смертоносное веретено и выстреливая тонкой нитью в контратаке. Сильный удар мономолекулярной проволоки пробил броню Йзульт, как раз когда её клинок нанёс рубящий удар прямо сквозь оружие Паука Варпа и глубоко проник в его предплечье. Они оба отпрянули назад, обливаясь кровью, и ошеломлённые свирепостью друг друга.

Тем временем Лир стоял на своей позиции перед наступающим Хукулином. Его пистолет был направлен прямо между глаз старого Стража Ансгара, и он, казалось, слабо улыбался, словно не сомневаясь, что его прицел был точен и верен, но не стрелял. Вместо этого он просто стоял со своим оружием, приведённым в боевую готовность, когда клинки Хукулина одновременно нарезали воздух по обеим сторонам от его живота, издавая пронзительный вой в психическом отголоске силы его оружия.

Наступила другая короткая пауза, когда Йзульт и Силти вышли из боя и переменили свои позиции, бродя друг против друга, стараясь скрыть раны и показать исключительно свою силу. Они искали слабые места или бреши в обороне друг друга.

В это же самое время Хукулин застыл в ужасе: Лир даже не вступил в бой. Страж Тейрту по-прежнему стоял со своим поднятым пистолетом и со слабой, угасающей улыбкой на лице. На его животе по диагонали расплывались две глубокие смертельные раны, прорезавшие его с двух сторон сразу. Неистовые клинки Хукулина нарезали его на три части, прежде чем старый воин понял, что молодой Тейрту-ан не намеревался оказывать сопротивление.

Лир кивнул потрясённому Хукулину, словно благодаря его за освобождение. Потом струйка крови появилась в уголке его губ, и глаза потускнели. Мгновение спустя его тело просто развалилось на три кровавых куска, рухнувших на землю у ног Хукулина.

Эйнгил ощутила, что душу Хукулина заполнил неподдельный ужас. Старый Страж ожидал найти в этом бою свою собственную смерть. Он желал её. Он жаждал этого, и Эйнгил увидела бессильный гнев, вспыхнувший в его разуме, словно он чувствовал себя обманутым этим самопожертвованием Лира. Он не хотел ничего иного, кроме как искупить свою собственную вину, отдав жизнь за Ансгар.

Встав перед выбором между жизнью и смертью, он выбрал смерть, но у него отобрали этот выбор. Желание Лира умереть было куда сильнее, чем его собственное. Он даже не считал себя достойным гибели в пылу сражения. Смерти было достаточно, даже такой бесславной смерти как простая, бессмысленная сдача.

С другой стороны, Хукулин должен был попытаться умереть. Его ужас быстро превратился в гнев, и он развернулся на пятках, чтобы предстать перед рядами Стражей Тейрту. Он бессвязно закричал на них, размахивая в ярости своими клинками и разбрызгивая капли крови Лира, пятнавшие землю. Затем он снова начал наступать, поначалу медленно, но неуклонно ускоряясь, желая лишь с головой бросится в омут битвы, и погибнуть в безнадёжном бою. Однако, следуя его примеру, другие Стражи Ансгара бросились в атаку позади него, пронзительно крича, воя и размахивая обоими знамёнами Ансгара и Ривалина.

Эйнгил смотрела не двигаясь. Это была не её битва, но она могла бы оказаться полезной. Она выжидала, в то время как начавшаяся атака обошла стороной сражающихся в поединке Силти и Йзульт, а затем расступилась вокруг нелепой фигурки Элы, промчавшись мимо неё словно стихийное наводнение вокруг скалы. Она на мгновение поймала трагический, сапфирный взгляд ребёнка, а затем подала сигнал другим Паукам Варпа. Спустя мгновение, они один за другим быстро исчезли из реальности.

ОПУСТИВ ВЗГЛЯД на свои руки, Найс понял, что он всё ещё привязан к посохам из умбалы, на всю длину вонзившимся в крышу, тонкими лентами призрачной паутины, которые, казалось, выходили прямо из его плоти. Его тело было покрыто множеством сверкающих чешуек, словно внешним слоем змеиной кожи, но крошечные, прозрачные чешуйки каким-то образом сложились в длинные, тонкие цепочки. Вскинув вверх руки, Найс поднял себя в воздух, используя прочные эластичные паутинки, перекрещивающиеся вокруг него. Он остановился в середине тщательно сделанной и запутанной паутины, которая окутывала и заплетала всё пространство над ареной храма.

Спустя несколько мгновений он обнаружил себя висящим в самом сердце сверкающей призрачной паутины, которая простиралась от начертанной на земле паутины до паутины из ярко светившихся трещинок на куполе потолка. Это выглядело так, словно внутреннее пространство храма было превращено в логово гигантского паука.

Впервые с того времени, как он мог вспомнить, его охватило чувство спокойствия. Он внезапно почувствовал себя дома, словно был в контакте со всем Каэлором. Его негодование из-за того, что кузен и сестра оставили его одного в тылу, постепенно рассеялось, и он наклонился из своего сплетения вниз.

Казалось, нити его гигантской, сверхъестественной паутины вибрировали и дрожали, когда он лежал на них. Мельчайшие колебания пульсировали вдоль них и вибрировали рядом с его кожей, где блестящая пряжа касалась его испещрённого кристаллами тела. В то же самое время вокруг него вился многоголосый шёпот, словно каждая нить говорила с ним.

Успокоив свой разум, Найс услышал мириады душ, которые скользили внутри блестящих паутинок, и он понял, что сеть проникла внутрь самого бесконечного цикла, как точные укусы паука в вены огромного тела. Паутина пульсировала энергией, словно сеть капилляров, пронизывающая материальную сферу.

В тот же момент перед его глазами вспыхнуло видение разбитых и уничтоженных паутин внутри Святыни Флюир-герна, в очередной раз наполняя его разум гневом. В призрачных отражениях недавнего прошлого он увидел Айдена Тейрту, разрушающего древние и тонкие структуры своим странным мечом, обращая ярость на паучков варпа и давая выход гневу на саму душу Каэлора. Он почувствовал неистовое противодействие, распространяющееся по артериям искусственного мира и пульсирующее в его разуме. Как если бы сам Каэлор хотел остановить этого эльдара. Словно бы Флюир-герн искал посредника, который исполнит его волю.

Видение чередовалось с другими картинами и голосами, которые мерцали одна за другой и вливались в его разум с неослабевающей силой. Фрагменты прошлого Каэлора смешивались с шёпотом отражений будущего, пока голова Найса не пошла кругом под их напором. Он видел голодающий народ во внешних пределах Каэлора, испытывающий лишения и страдания после многих лет угнетений и пренебрежения со стороны двора. Он видел великолепное сияние Сентриума, и упадок не замечающих ничего Нэвир. Он видел Экзарха Эйнгил, истекающую кровью, он видел ясновидца внезапно упавшего в своей башне под гнётом прожитых лет. Он видел посреди поля боя Элу, стоящую в безопасности и неприкосновенности, в её сапфирных глазах пылало красное пламя, в то время как сюрикены и лазерные лучи хлестали со всех сторон вокруг неё.

Затем эти подробные картины уменьшились до размеров светящихся точек, вращавшихся в темноте внутри спиральной галактики до тех пор, пока они не взорвались внутри изображения самого Каэлора. Искусственный мир висел в мрачных глубинах пустоты, огромный и не поддающийся описанию, каким могло только быть сооружение древних. Но он балансировал на краю пропасти, как океанское судно в точке падения за край мира. Крики демонов доносились из бездны и огромные, жаждущие крови, щупальца тянулись, чтобы вцепиться в величественное тело искусственного мира, подтягивая его ближе и присасываясь к его бронированной оболочке, словно вытягивали саму его сущность.

Вихрь, - понял Найс, его глаза быстро распахнулись и неестественно расширились. – Каэлор движется к бурлящим водоворотам вихря варпа, а Ахирн слеп, чтобы заметить это, или слишком слаб в настоящий момент, чтобы позаботиться о нём.

ПРОХОД УЛЫ разрывали огонь лазеров и падающие градом залпы сюрикенов. Они лились дождём вниз со скрытых высоко над проходом орудийных установок, видимо замаскированных среди звёзд и туманностей, которые сверкали внутри Периметра Стикслин. Потоки огня также хлестали вдоль тропы, вырываясь из танков, которые стояли друг перед другом с обоих концов узкого коридора, вспыхивая вокруг и над головами десятков эльдарских воинов, которые рубились и танцевали в сражении друг с другом.

Только маленькая провидица Эла‘Ашбэль бесцельно бродила, неприкосновенная и невозмутимая, по насыщенной насилием грязи, которая заполняла проход. Она проходила сквозь огонь и дым, проталкиваясь мимо сражающихся воинов и скользя между вспыхивающими полосами боевого огня. Словно бы ни Ансгар, ни Тейрту даже не замечали её присутствия. Или, если и могли заметить, они просто были не в состоянии поднять на неё руку.

В тылу линий Тейрту Эла увидела помпезный Сокол Айдена. Он был безвкусно украшен цветами Тейрту с ужасающим золотым змеем, ползущим вокруг его корпуса цвета тёмного нефрита, зубастый рот змея широко открывался на носу танка. Медленно и деликатно, и в тоже время решительно Эла начала пробираться к нему через поле яростной битвы.

После нескольких шагов она вышла на маленький участок, нетронутый битвой. Стражи обеих сторон инстинктивно оставлял его чистым, словно хранили для некой более высокой цели. Его не заливал огонь сверху, яростные перекрёстные залпы, которые прорезали остальную часть прохода, казалось, скользили вокруг него. Внутри этой области Эла увидела кружащиеся фигуры Йзульт и Силти, всё ещё занятые своим поединком.

Смертоносное веретено Силти лежало, разрубленное на куски, от варп-генератора на его спине отвалились большие части, и дымящиеся останки потрескивали от освобождённой и неконтролируемой энергии. Руки Силти кровоточили из-за множества ран, которые нанёс клинок Йзульт, пробив прочную броню и глубоко разрезав плоть, многие силовые клинки на его рукавицах отломились, но он всё ещё двигался, прочно держась на ногах.

Со своей стороны Йзульт двигалась с редкостным изяществом. Её лютый меч был размытым пятном, грациозно двигающимся вокруг неё, создавая энергетическую сферу, которая угрожающе потрескивала. Она казалась по-прежнему проворной и почти не подверженной напряжению поединка. Клинки Силти оставили на её лице множество тонких порезов, и струйки крови стекали по шее. Длинное остриё торчало из её плеча, куда вонзился один из энергетических клинков Силти и затем отломился прямо в её броне.

Неожиданным движением Силти сделал обманный манёвр с правой стороны, а затем резко повернулся в обратном направлении, нанося клинками правой руки удар по широкой дуге прямо в голову Йзульт, но Страж Тейрту оказалась быстрее. Она отклонилась назад, позволив удару пройти на безопасном расстоянии рядом с её лицом. В то время, когда его движение ещё продолжалось, она взмахнула своим клинком по вертикальной дуге, направляя его острую кромку на внутреннюю сторону руки Силти. Он мгновение сопротивлялся, но затем предплечье Силти полностью отлетело, разбрызгивая кровавую дугу, пока не упало на землю.

Паук Варпа издал продолжительный вопль и развернулся, инстинктивно поднимая другую руку в попытке защититься, но Йзульт плавно сделала шаг вперёд и блокировала поднятую руку рукоятью своего меча, одновременно она сильно ударила плечом в грудь Силти, мгновенно сбивая его с ног и отправляя с грохотом на землю у ног Элы. Прежде чем он смог снова встать на ноги, Йзульт уже была над ним, перешагнув через его живот и прижимая оставшуюся руку Силти коленом.

Страж Тейрту подняла лютый меч над своей головой, занеся его для колющего удара в шею Паука Варпа. В этот самый момент её глаза уловили синее с золотом сияние края одежд Элы рядом с ней. Мгновение она колебалась, глядя на неуместное здесь и спокойное лицо дитя, которое стояло в одиночестве, призрачное и совершенно не взволнованное сражением, бушующим вокруг неё. В течение доли мгновения она пыталась придумать разумное объяснение присутствию ребёнка. В этот момент она заглянула в сверкающие сапфирные глаза Элы и почувствовала, будто что-то сдвинулось внутри неё, словно внезапно разошлись облака, закрывающие луну.

СНАЧАЛА ПОЯВИЛАСЬ рябь в пространстве, а затем Экзарх Эйнгил бесшумно ворвалась в коридор. Мгновение спустя позади неё в бытие прорвались ещё пять Пауков Варпа. Они появились так близко к покоям ясновидца, как только смогли подобраться. Сама зала была хорошо защищена от любых психических проникновений, вне зависимости от того насколько малы они были, и прыжок отряда Пауков Варпа сквозь варп едва ли вызвал большое возмущение. В действительности это стало возможно благодаря тому, что огромное возмущение в пределах ша‘эйль по всему Каэлору было вызвано сражением, которое бушевало в Периметре Стикслин, откуда отряду удалось проникнуть так далеко Сентриум незамеченным.

Теперь их неизбежно обнаружат.

Прокравшись в конец нарочито украшенного коридора, Эйнгил заглянула за крайний угол. В конце безукоризненно отполированного коридора у тяжёлых дверей стоял караул из четырёх Стражей Тейрту. По диагонали через грудь они держали заряженные и готовые к бою сюрикен-катапульты. Эйнгил со своей командой быстро отпрянула назад внутрь коридора.

Сколько? – спросила Адсулата.

Четверо.

На этом этаже будут и другие.

Да. Всё должно быть сделано тихо, - согласилась Эйнгил. – Часть из вас останется здесь. Когда придут другие, не позволяйте никому пройти.

Экзарх и её Арахнир молча кивнули друг другу и исчезли.

Мгновение спустя они снова появились перед дверным проёмом в покои ясновидца, оказавшись между двумя парами Стражей. Прежде чем у Тейрту был хотя бы шанс изменить положение своего оружия, Эйнгил ударила обеими руками одновременно, пробивая ими насквозь грудные пластины обоих Стражей, разрушая их позвоночники силой своих пылающих кулаков. В то же самое время Адсулата провела энергетическими клинками по горлу одного, одновременно отсекая ноги другому. Когда падающий Страж ударился о землю, она уже разрядила в него мерцающее облако моноволокна из своего смертоносного веретена.

Как один, оба Паука Варпа повернулись лицом к дверям. Они быстро осмотрели их каркас в поисках признаков рунических печатей, которые воспрепятствуют несанкционированному доступу, но ничего не увидели. Обменявшись взглядами, они на пробу толкнули двери, не ожидая, что те откроются.

Двери скрипнули, а затем со скрежетом подались, медленно открываясь внутрь комнаты.

В комнате повисла внезапная тишина, словно все находящиеся внутри резко прекратили разговаривать. Ахирн стоял рядом с длинным столом, опираясь на свой посох, словно утомившись. Несколько Нэвир сидели за столом, удобно откинувшись назад. Наполовину пустой графин с вином Эдрисиан стоял на почётном месте в центре стола, и вокруг было расставлено множество бокалов различной степени наполненности. На месте ясновидца во главе стола сидел наследник Айдена Морфрэн, положив ноги на его поверхность.

С различной скоростью, определяемой их степенью опьянения и чувством собственного достоинства, Нэвир обернулись посмотреть, кто потревожил их. Первым отреагировал Ахирн, поднимая взгляд, чтобы увидеть Эйнгил за мгновение до того, как двери полностью открылись. Его глаза вспыхнули, заставив экзарха мгновение помедлить на пороге. Во взгляде ясновидца было что-то неожиданное.

После затянувшегося момента, потребовавшегося на медленное осознание происходящего, Морфрэн уронил ноги на пол и встал, потянувшись за сюрикен-пистолетом, который он церемониально носил у своего бедра. Он возился с застёжкой на кобуре до тех пор, пока не вынужден был посмотреть вниз и отстегнуть её обеими руками. Тем временем двое из придворных за столом бросились к ясновидцу, вставая между ним и Пауками Варпа, стоящими в дверном проёме. Ещё двое остались на месте, наблюдая за происходящим с неподдельным интересом.

Мы не причиним ясновидцу никакого вреда, - сказала Эйнгил, позволив своим мыслям коснуться разума каждого в комнате. Неуклюжие попытки нападения со стороны Морфрэна она просто проигнорировала. – Мы пришли по его просьбе. Отдайте его нам, и мы не сделаем вам ничего дурного.

Синния и Селиддон, двое придворных, которые стояли перед ясновидцем подобно живому барьеру, внезапно потеряли уверенность, но их колебания выглядели через чур драматично, что заставило Эйнгил почувствовать себя некомфортно. Они не были сильно удивлены её заявлением, как они претворялись, но у экзарха не было времени волноваться по поводу сложной политики Олипсина. Эти запутанные несовпадения эмоций и разума были одними из основных причин, почему Храмы Аспектов поклялись не вмешиваться в политические дела Каэлора.

Между тем Уйшнех Эйнион и Триптри Парак только кивнули со своих мест за столом, показывая, что они всё поняли. Лишь Морфрэн выказывал некоторые признаки агрессии. Он, наконец, сумел достать свой драгоценный пистолет, и неустойчиво навёл его через зал в основном направлении Пауков Варпа.

- Я не могу позволить вам совершить этот произвол, - сказал он. Его голос немного дрожал, но скорее просто заплетался язык. – Мы защитим сиятельного ясновидца от вашего варварства стикс-тан, как мы делали это на протяжении многих лет, отродья варпа.

Он слегка покачнулся. Экзарх не обратила на него внимания. Отойдите в сторону, Советники Олипсина. Мы не будем спорить с вами, - тон Эйнгил был ровный и ясный. Нэвир были слабы, изнежены и совершенно не опасны, когда были лишены политической власти, которую давало им присутствие ясновидца. На протяжении сотен поколений они ничего не знали о мече или о данир воина. Сентриум и весь Каэлор существовали в постоянном мире. Только за последнее поколение положение вещей заметно изменилось. Не было необходимости причинять вред этим живым анахронизмам, пока они не решат вызвать затруднения.

Послышался слабый щелчок пистолетного выстрела. Затем ещё один. Маленький сюрикен зарылся в нагрудную броню Адсулаты, а второй просвистел мимо головы Эйнгил и ударился в стену позади них. Адсулата мгновенно исчезла и вновь появилась прямо позади раскачивающейся фигуры Морфрэна. Казалось, он ощутил её присутствие, потому что он попытался повернуться, чтобы встать лицом к ней. Однако резкое движение нарушило и без того уже неустойчивое от опьянения равновесие, и он повернул своё тело не отрывая ног от пола. Во время одного неуклюжего, трудного движения Морфрэн Тейрту споткнулся и упал плашмя лицом вниз на поверхность стола, где он потерял сознание.

Не думай, что мы не знаем, что получим от этого, Экзарх Каина. – Мысли пришли от Синнии Ютран, когда она отступила, открывая сгорбленную и стареющую фигуру Ахирна Ривалина, который проковылял мимо неё к Паукам Варпа, неравномерно щёлкая посохом по отполированному полу.

НА ГОЛОГРАФИЧЕСКОМ оптико-усилительном устройстве в чреве своего танка Сокол сразу за Проходом Улы Айден наблюдал за тем, что происходило, словно в замедленном темпе. Он отфильтровал общую свалку, которая кипела повсюду в узком коридоре прохода, и предельно сосредоточился на поединке между его великолепной Йзульт и исчадием варпа Силти, отродье Ангара. Он наблюдал за своей любимицей, бродившей вокруг добычи подобно хищнику, сохраняя дистанцию до удобного момента, а затем атакуя своим клинком и оставляя отметину на теле противника. Он видел, что Силти ранен и обильно кровоточит. Её победа была только вопросом времени.

Лишь только Йзульт сделала свой финальный выпад, разрубая Ангара и наступая на него во время жалкой попытки сопротивления, бросив его на землю и придавив как последнего слабака, Айден в замешательстве увидел, как по экрану его проектора перемещается маленькая девочка. Незнакомка была немного больше младенца, с выбритой головой, как неофит Ютран, но одетая в струящиеся, дорогие и без излишеств синие цвета Ансгара. Она была похожа на призрак чего-то давно забытого, и завладела его внимание, как чёрная дыра поглощает свет. Она была беззащитным лучом умиротворения в бушующей буре.

Эла? Имя всплыло в его памяти как подавленный страх. Он не видел этой мерзости со времени казни Бедвира на Площади Ваула, но его уверенность возрастала с каждым её крошечным, неуверенным шагом. Что она здесь делала? Почему она не мертва? Почему ни один из Стражей не порвал маленькое искажение надвое и не избавил его от неё?

Затем случилось это. Йзульт подняла лютый меч для смертельного удара, нацелив его остриё прямо в шею упавшего и придавленного Силти, но в самый последний момент любимица Айдена увидела маленькую Элу. Она промедлила слишком долго, каким-то образом прикованная к месту этим отвратительным ребёнком. Это колебание дало Силти достаточно времени как раз для того, чтобы вырвать на свободу свою оставшуюся руку и погрузить клинки в живот Йзульт.

Хотя он не мог слышать крика Йзульт, он завопил сам. Он увидел, как она качнулась назад от предательского удара и затем выронила свой великолепный лютый меч. Он медленно выпал из её рук, словно сопротивляясь разлуке с таким достойным воином, но затем с грохотом ударился о настил рядом с Силти.

Паук Варпа вырвал свою рукавицу из внутренностей маршала, волоча за собой наружу длинный след из тканей и крови, пока Йзульт просто не рухнула на него сверху. Она была мертва.

Айден кричал и вопил не в силах поверить в случившееся. В прошлый раз, когда он сражался в Проходе Улы, он потерял больше воинов, чем думал, что это возможно, но Бедвиру каким-то образом удалось прорваться на другую сторону бури, которую он развязал в этом сверхъестественном коридоре. Он не хотел быть свидетелем повторения того провала.

Всем орудийным установка открыть огонь. – Его мысли моментально вспыхнули в разумах стрелков Сокола, а также Стражей, которые занимали приподнятые орудийные платформы над проходом. Они исполняли приказ Маршала Йзульт ограничить стрельбу так, чтобы возможно было сражаться с подобающей честью, но у них были средства, чтобы закончить всё это раз и навсегда в случае необходимости.

Жоган, твои собственные Стражи всё ещё находятся в проходе.

Никого не оставляйте в живых. – Его ярость затмила рассудок. – Никого. - Этика боя ничего не значила. Слава искусно одержанной победы не значила ничего. Всё, что имело значение, было кровь и смерть. - Убейте их всех.

Когда он вглядывался в неистовом, маниакальном неверии в голографическую проекцию оптического усилителя, он увидел маленькую мерзость. Эла‘Ашбэль обернулась от трупа Йзульт и посмотрела на него, как если бы вдруг узнала, что он смотри на них сверху откуда-то из другого места. Мгновение он смотрел в её сияющий сапфирные глаза и увидел сам ужас.

Почему Айони спасла этого ребёнка-слир?