Глава 1

— У тебя Цеф неправильно написан, — вежливо сообщил я парню, стоявшему у пентаграммы призыва.

Парень помотал головой. Похоже, до его тугих мозгов новость ещё не дошла. Он преуспел! Вытянул кита там, где рассчитывал на кильку. Или что-то вроде того. Последний из моих хозяе… призывателей был рыбаком, пока не нашёл гримуар.

Я сказал хозяев? Какая чушь! У Великого высшего демона, Основателя Бездны, Сокрушителя Дворцов, Искателя Пропавших Сокровищ и… гхм… в общем, опустим остальные титулы… не может быть хозяев!

Но помочь пареньку не помешает. Я ведь, в конце концов, милостивый демон. В какой-то степени. Иногда. Наверное.

— Вот эта руна, Цеф, — сказал я, тыкнув в закорючку туманным отростком, — она неправильно начерчена. Слишком крупный хвостик, и нет кружочка под вон той завитушкой. Из-за этого всё построение насмарку. Даже младшего импа не удержит. Поправь, пока я не вышел из пентаграммы.

На секунду потянуло разоткровенничаться. По правде говоря, даже если демонолог перерисует Цеф, малая принуждающая пентаграмма меня не удержит.

Но, во-первых, такая небрежность слегка оскорбляла. Во-вторых, неожиданная воронка призыва посреди пустошей третьего слоя Эфирия пришлась как нельзя кстати. Я уже почти чувствовал на себе кислотное дыхание гончих. Даже если на деле не было кислоты. И дыхания. Да и гончих тоже. Но образ эффектный и, что важнее, опасный.

Что? Я попытался украсть вещь у намного более сильного демона и чуть не погиб, когда его слуги догнали меня? Какая чушь! Сильнее меня в Эфирии никого нет и быть не может. Я просто решил прогуляться — как принято у высших демонов, с ветерком.

— О дьявол, связанный обязательствами, прекрати источать лживые речи и внемли моему гласу! — наконец сказал парень, суматошно махая руками. Надо полагать, делал магические пассы. Интересно, кто такой дьявол? Новое оскорбление, придуманное смертными?

Я с любопытством разглядывал вызывателя. Одет цветасто, как попугай. Обычно демонологи предпочитают более тёмные одежды. Верят, что так проще слиться с толпой. Демонологов же, наверное, всё так же жгут? Воспоминания о плане смертных были не особо разборчивы. Сколько сотен лет всё-таки прошло…

— Внемлю, — ответил я и растёкся мглистой кляксой по пентаграмме. Богатая комнатушка: все эти золотые завитки на рамах картин, а столы и стулья будто выращены.

— Что можешь ты исполнить по моей команде?

— М-м-м… всё.

Парень озадаченно захлопал глазами.

— Что, правда всё?

— Сомневаюсь, что у тебя такие уж изысканные пожелания.

— Тогда… — Он впал в ступор.

— Притащить тебе девиц? Дать силу обращать предметы в золото?

— Да нет, зачем мне золото… — Демонолог поскрёб затылок. От парня дохнуло стыдом. — Да и девицы не особо-то нужны. Вот что, предстань передо мной в каком-нибудь приличном облике.

— А этот чем тебе не нравится?

— Не знаю ни одного дьявола, который выглядел бы, как фиолетовое облако.

В Эфирии так выглядели все демоны — от самых низших до Повелителей Слоёв. Знаете ли, когда живёшь там, где практически нет реального, а пространство вокруг — коллективно воображаемое, особого смысла в другой оболочке нет.

Паршивый из парнишки специалист, чего уж там.

Нет, конечно, иногда демоны предпочитали брать облик древних чудовищ смертного плана или подражали разумным расам. Но ведь суть не менялась, и тела по-прежнему состояли из тумана Эфирия. Если только какой-нибудь особо проворный демон не захватывал живое тело.

Занимался ли этим ваш непокорный? Само собой! Преотличное ощущение, к слову. Собственно, что мешает мне заняться этим сейчас?

— Как пожелаешь, — сказал я и вытек за пределы пентаграммы. Охранное поле даже не попыталось меня остановить. Демонолог вскинул ладони.

— Замри, дьявол! — возопил он, а я деловито прильнул к нему. Преодолел скромную защиту ткани и втёк в него через крошечные поры. Тут же стало тесно, ощущение — будто на кончике иглы.

Был такой трюк, которым раньше развлекались демонологи. Призывали кучу народу из Эфирия и заставляли плясать на кончике иглы. Кто больше уместит, тот и победил.

Поступали ли так со мной? Конечно же, нет! Откуда знаю? Гм, рассказывали знакомые.

В Эфирии любят поболтать. Делать-то, по большому счёту, нечего. Болтать, и драться, и воровать вещи, и подчинять слои. Не особенно-то занятный быт. У смертных, по сути, всё то же самое, но возможностей получать удовольствие куда больше.

Я с наслаждением потянулся. Ощущение стянутости, сдавленности прошло. На смену ему явился непередаваемый букет чувств. Под коленкой чесалось, во рту пересохло, глаза давно не моргали, одна ступня, на которую приходился вес, устала.

Я встал на другую ногу и чуть не заплакал от восхищения. Так много всего происходило сразу! Билось сердце, вздымалась грудь, кровь бежала по венам.

А слёзы! Глаза защипало, задрожала челюсть… хм, а может быть, так реагировало тело. Я ведь выпнул его прошлого владельца на краешек сознания. Наверное, ему было жалко незадачливого дурака.

Глава 2

Разговор по душам (шутка случайна!) не задался. Едва я принялся за сопляка всерьёз, как он сломался. Ментальная истерика была такой громкой, что я всерьёз прикинул, не проще ли вовсе выкинуть его из головы. Однако кое-чем эльфийская размазня поделиться успела: унаследованное мной тело носило имя Атананиэль, а сестрицу звали Лютиэной.

Не слишком-то ценная информация. Мог бы поведать, куда меня занесло, например. Или почему в его книгах написана такая чушь.

Да, пока я пытался разговорить не шибко довольного новым положением Атананиэля-младшего (прозвище временное), я пролистал парочку книг. Они были изрядно помяты — почти как будто на них кто-то изрядно потоптался. Атананиэль-младший (прозвище временное) плохо заботился о своих сокровищах. Впрочем, было бы о чём заботиться!

Практически все символы напоминали уродливые подобия себя. Растянутые, потёкшие, они пучились лишними выступами или щеголяли срезами там, где должны находиться нужные части.

Я присмотрелся к формации призыва. Большая часть рун представляла собой помесь из знакомых начертаний и уродливого непотребства из книг. К тому же в этих глубоко ученических трактатах ни слова не было упомянуто о действительно важных вещах: о том, что нужно осуществить перед призывом, или как держаться рядом с демоном. Вместо этого там красовалась малопонятная классификация, поверх которой убористым почерком теснились нечитаемые заметки.

Ничего удивительного, что жизнь у парня — сплошной бардак. Не умеешь организовать пространство для изучения магии, изволь заплатить за это свободой. Мысль вернула мне хорошее настроение. Приятно ощущать себя частью великого равновесия вселенной!

Лучше только это равновесие возглавлять.

Тем не менее убогая писанина доморощенного демонолога грозила отравить чудом обретённое счастье. Я пошвырял подобранные книги в стену. Плохо скреплённые, они обернулись ураганом страничек, прежде чем упокоиться на полу.

Я задумался, что делать со странной болью в животе. Она что-то напоминала. Что-то зловещее, мрачное, нечто, что притаилось в глубине памяти, не желая всплывать…

Скрипнула позабытая дверь, и на пороге встала миниатюрная девушка в изощрённом чёрно-белом костюме. Примечателен был костюмчик тем, что при кажущейся скромности — ворот под горло, рукава лижут запястья, подол почти до пят — фигуру он облегал преизрядно.

Увидев меня, девушка смутилась. Увидев её, я заинтересовался.

— Дриада, полагаю? — пробормотал я, изучая её зеленоватые волосы и смоляные глаза, лишённые белков.

— Я не вовремя, мастер?

Служанка сделала попытку удалиться, но я остановил её взмахом руки. Прелестный румянец, запылавший на её щеках, захватил меня.

— Нет-нет, тут надо бы прибраться. Последний эксперимент, — я покрутил головой, озирая руины комнаты, — окончился огромным успехом, но за любой успех нужно платить.

От девушки всё ещё исходили потоки смущения, непонимания, опаски, но моя нелепая отговорка слегка успокоила её. Более того, ощутимо обрадовала. Довольна моими достижениями?

Она прошла вперёд, и я ухватил её за ладонь, притянул к себе и наклонился, чтобы прошептать на ухо:

— Такой чудесный день, прелестное дитя, а ты ходишь в одежде? Разве этим славятся дриады? Вы, чудесницы, что заманивают путников в ваши озёра нагими телами и топят глупцов, — разве пристало носить вам эти тряпки?

От девушки слабо пахло цветочными духами и сильно — тревогой. Тонкая голубая жилка на её шее пульсировала беззащитно и притягательно. Имей я пристрастие к плоти разумных, не устоял бы перед искушением… но я милостивый демон и потерял интерес к таким развлечениям уже во время первого пребывания на плане смертных. И к тому же… живот забурчал, и я вспомнил.

Вспомнил, что означает боль там.

Еда.

Смертным нужна еда, чтобы жить.

Какое… убожество! Отвратительная дань природе! И если процесс насыщения ещё можно пережить, то вот то, что происходит после, — попросту омерзительно!

Я едва не сбросил эльфа, когда нахлынули воспоминания. Неудивительно, что я засунул их в самые глубокие тайники памяти.

Дриада попыталась вырваться, но я держал крепко — в основном из принципа, поскольку потерял изрядную долю интереса к ней. Я горевал.

— Мастер, вы голодны? Скоро обед, мастер, прошу вас, переоденьт… оденьтесь и проследуйте в обеденную. Скоро подадут.

Её прерывистое дыхание вырвало меня из плена печали. Взвесь её эмоций — взволнованности, сочувствия, страха, пробуждающейся злобы и непонимания — наполнила бодростью.

Я приник к девушке, вдыхая лес после грозы, утро в туманных горах, вечер над мёрзлым озером. В волосах шумели кроны тысячелетних деревьев. Образы проникали в меня, пробуждали позабытое, подпитывали тягу остаться среди смертных.

Я прижал дриаду к себе, наслаждаясь теплом её тела сквозь униформу служанки. Вспомнить бы положение… одну ладонь на бедро, уютно-крутое, вторую… нет, кажется, на спину?.. что-то с застёжками. Быстрее бы вспомнить, как я управлялся с этим раньше!

Служанка продолжала лепетать:

— Вы ещё не совершеннолетний, вы не освободились… вы не можете, это опасно, помните? Вы обязаны помнить, не выбили же из вас эти занятия весь здравый смысл?

Глава 3

Лучшее, что можно сделать с гномами, которые бегут на тебя, — это увернуться от них. В этом смысле гномы удивительно похожи на валуны, мчащиеся с горы под откос: никто в здравом уме не встанет на пути ни тех, ни других.

А вот что касается поощрительного пинка на удачу…

Эльфийское тело повиновалось с удивительной прытью. Видимо, тоже не хотело, чтобы его отметелили разъярённые карлики. Я отпрыгнул в сторону, позволив воинственной парочке промчаться мимо, — а затем приказал воздуху ускорить ногу, которой и пнул ближайшего коротышку. Кажется, это был Абб.

Результат превзошёл ожидания — не во всём в положительном ключе, к сожалению.

Во-первых, я сломал ногу.

Во всяком случае, я думаю, что сломал её. Она определённо издала хруст, который здоровые ноги издавать не должны. Воля на живые объекты не действует, укрепить с её помощью кости нельзя. Ну, по крайней мере, нельзя, если я хотел остаться при этом эльфом. А посему моя конечность попала между иносказательными молотом и наковальней — то бишь очутилась между спиной гнома и отвердевшим воздухом, придавшим ей импульс.

Боль была дикая, и я быстро передал ощущения Атананиэлю-младшему (прозвище временное). Если уж вознамерился провести столетия, похныкивая в моей голове, отныне у него хотя бы найдётся для этого причина.

Так вот, вернёмся к нашим подгорным баранам. Счастливчик, что получил пинка, так им воодушевился, что буквально окрылел. Гномам редко выпадает возможность полетать, и конкретно этот воспользовался предоставленным случаем сполна. Он преодолел добрых двадцать метров, прежде чем его лоб встретился с подвернувшимся деревом с громким БУМ!

Абб (ли? Всё же Эбб?) сполз к переплетенью корней очень тихим и очень сосредоточенным кулём. Я оценил его старания, немного похлопав в ладоши, а затем шагнул к его ещё хранящему вертикальное положение сородичу.

Это была ошибка. Не стоило наступать на сломанную ногу. Ступня подвернулась, и я чуть не вспахал носом землю, по чистой случайности устояв.

К счастью, пусть-будет-Эбб оказался так напуган, что ничего не заметил. Для него моё приближение выглядело так, будто сама смерть маршировала по его душу.

И не то чтобы он сильно ошибался.

Я решил постоять на месте. Нога одобрила решение и послала новый ослепительный укол боли, намекая, чтобы я убрал с неё вес. До меня он, впрочем, не дошёл, а значит, всё было в порядке.

— Извинись, и останешься жив, — сказал я беззлобно. Пусть я не смог бы догнать гнома, если бы тому вздумалось бежать, с помощью воли можно убить коротышку десятком способов, прежде чем он успел бы повернуться ко мне спиной.

Зачем я выбрал пинок? Признаюсь, во мне взыграла тяга к артистизму. Приятно почувствовать себя эдаким крушителем, хорошим парнем, который сгибает злодеев в бараний рог во славу самоопределённой справедливости. Ну и кроме того, у меня при себе не было вещи, а я уже почти постановил для себя, что до поры до времени не хочу убивать здешних. Без вещи сдержаться на паре мертвецов, когда вокруг пахнет кровью, трудновато даже для меня, высшего демона.

Пусть-будет-Эбб разжал кулаки и заплакал. В перерывах между всхлипами он причитал:

— Юный мастер, вы не так п-поняли наши намерения!.. Мы п-просто переборщили с выпивкой!.. Никто не хотел оскорбить вас, мы подумали... перепутали, знаете, тут ходит один идиот, вот его, про него мы говорили, а вовсе не про вас, светозарный мастер... опора Дома эт'Мениуа, великий господин!.. Мы глубоко уважаем вас и вашу семью и ни за что не стали бы!..

Коротышка даже упал на колени и пополз ко мне, намереваясь поцеловать ботинки, но я это пресёк. Сломанной конечности только лицемерных лобызаний и не хватало! Вообще, исходящие от пусть-будет-Эбба страх и ненависть в иной ситуации сошли бы за изысканный букет. К несчастью, эмоции гномов с детства отравляли алкогольные пары, а потому на вкус они были весьма посредственны. Словно уха, сваренная из одних лишь рыбьих глаз.

В общем, я потерял к ним интерес. Немного хотелось свернуть им шеи, но я никогда не выступал за убийства ради убийств, а в качестве жертв ради их чувств гномы подходили откровенно плохо.

— Ладно, так и быть, можешь уже заткнуться. Теперь его очередь, — сказал я, ткнув в лежащего без сознания пусть-будет-Абба.

— Но он ведь…

— Так приведи его в себя, — пожал плечами я. — А затем приведи ко мне. Нечего мне за вами бегать.

Опасливо оглядываясь на меня, пусть-будет-Эбб на карачках подполз к брату и стал расталкивать его. Шло время, но все попытки разбудить его пусть-будет-Абб сбрасывал с себя элегантным храпом и сладким причмокиванием губ. Не то в полёте, не то после поцелуя с деревом этот засранец умудрился заснуть! Под конец его небрежное отношение к собственной жизни вывело пусть-будет-Эбба из себя, и тот зарядил ему серию пощёчин. Их хлёсткий свист доносился даже до меня: братец не постеснялся прибегнуть к отчаянным мерам ради спасения родича.

Тот соизволил наконец распахнуть глаза, чтобы зарядить в нос надрывавшемуся ради него пусть-будет-Эббу. Некоторое время гномы ожесточённо лупили друг друга, пока я не напомнил о себе вежливым покашливанием. Тогда пусть-будет-Эбб объяснил брату, в каком положении тот очутился.

Пусть-будет-Абб прополз от своего дерева путь ко мне на коленях, и я осознал, что гномы окончательно мне надоели.

Глава 4

Итак, последовавший разговор подтвердил догадки. Этот мир действительно не был Мундосом. Назывался он Землёй, и путь его развития сильно отличался от того, что считал само собой разумеющимся я.

Почти всю Землю населяли люди. К нелюдям (самоназвание: Ат'Эде) и особенно к эльфам они относились с едва скрываемым презрением, а то и открытой враждебностью — зависело от временного периода.

Не то чтобы эльфы были полностью невиновны. Около двух тысяч лет назад они распяли в местечке под названием Голгофа объявившегося Бога Человечества по имени Иешуа. Распяли ради самозащиты — божок пропагандировал уничтожение всех нелюдей, — но идеи людского превосходства далеко разошлись в течение следующих столетий. Нечего было создавать мученика!

Лично я полностью поддерживал эльфов в их желании прикончить бога. Нельзя давать богам зазнаваться. А уж просить их о чём-то — всё равно что проделывать течь в днище лодки, чтобы напиться.

Из экскурса в историю я понял одно: эльфы в людском сообществе не показывались давно. И не столько из-за иешуанства, сколько потому, что эльфы и другие Ат'Эде решили отгородиться от опасных соседей в пространственном кармане около двух столетий назад.

Почему?

Нет, не потому что люди объявили против них новый крестовый поход. С Ат'Эде это никак не связано.

Около двух столетий между крупнейшими сверхдержавами того времени — Российской империей и Французской Республикой — разразилась война. Началась она в 1812 и закончилась тем, что эльфы пафосно обозвали Ночью Падающих Звёзд. А попросту — оба государства применили новейшее «атомное оружие». После чего Ат'Эде смекнули, что следующими в очереди на испытания могли стать они, и заблаговременно спрятались в карманной реальности за барьером — Пеленой.

По людскому календарю сейчас 2007, и эльфы всё ещё ждут развала государств, обладающих «атомным оружием». Надо понимать, интригуют в тени, чтобы оно поскорее забылось. С ним и связан запрет на посещение Земли: мол, слишком опасно привлекать людское внимание.

Как только я услышал об «атомном оружии», то загорелся энтузиазмом. Заполучить бы что-нибудь такое, зарядить в катапульту да зашвырнуть в Карнивана!

Но даже без столь заманчивых вкусностей мир людей манил демонологическими разработками. Ат'Эде смотрели на демонологию, как на гору гниющей требухи. Единственная причина, по которой меня не трогали, — то, что папаша занимал видный пост в каком-то важном совете. А сам отец полагал, что рано или поздно мне надоест маяться всякой дурью.

Даже если люди преследовали за занятия демонологией, желающих погрузиться в неё всё равно куда больше. Больше данных — быстрее найду путь обратно в Эфирий.

Зачем мне в Эфирий? Демоны, которые примерно тысячу лет находятся вдали от родного плана, развоплощаются. Вот так просто. Когда-нибудь мне потребуется вернуться домой.

Но сначала я повеселюсь.

И первой ступенью на пути к веселью станет побег. Я не собирался ждать совершеннолетия, чтобы подавать заявку на посещение Земли! Тем более что её всё равно не одобрят, как заметил папаша.

Кое-как поклевав салата, я направился к свою комнату — готовиться к сегодняшней ночи. Затягивать я не намеревался.

Зайдя в комнату, я ощутил едва заметный флер чужого присутствия, но он быстро истаял. Видимо, кто-то захотел присмотреть за непутёвым эльфом, но удовлетворился поверхностным изучением.

После того как я собрал необходимые вещи (в основном сменную одежду; убегающим ведь нужно много одежды, чтобы пережить непогоду, ведь так?), остаток дня провёл, шатаясь по особняку и приставая к слугам с вопросами, где находится Пелена. Именно её мне необходимо было повредить или обойти, чтобы попасть на Землю.

Слуги бледнели, краснели и пыжились, но отчаянно молчали или давали уклончивые ответы. В конце концов я заключил, что они и сами-то не сильно представляют, как добраться до Пелены.

Мои дознания не остались незамеченными. Когда вечером я вернулся в комнату, чтобы дождаться глубокой ночи и слинять, то обнаружил возле дверей двух крепких заросших леших, нацепивших вывернутые наизнанку ливреи.

— Юный мастер, — смущённо сказал один из них, — ваша матушка наказала вас никуда не выпускать ночью. Говорит, у вас воображение разыгралось, как бы во сне не начали ходить… Вот мы и остережём, стал быть, покой.

Сильна, однако, наша семейка, раз лесные цари не гнушаются заниматься такими поручениями! Я пожал плечами, мол, поступайте как знаете. Меня парочка леших всё равно не остановит.

До заветного часа я провалялся на кровати с закрытыми глазами, позволяя телу поспать. Мне-то сон не требовался, но тело без него будет слабеть.

Не самое приятное состояние — плавать в кромешном мраке без малейшего контакта с окружающей реальностью. Неожиданно образовавшееся свободное время я потратил на то, чтобы погрузиться в воспоминания бывшего владельца тела. Я дал ему кличку Нани — на мой вкус, обращение чересчур слащавое, а вот ему сгодится в самый раз. Не частить же с прозвище временное всю оставшуюся ему жизнь?

На сей раз Нани оказался чуть более сговорчив и поведал, что его пособия по чернокнижию (так назывался местный аналог демонологии) уникальны для земель под Пеленой.

За семьдесят с лишним лет, что Нани потратил на это увлечение, он натаскал в своё логово всё, что отдалённо относилось к дьяволам. А дальше в нём взыграла гордость первооткрывателя, и он отошёл от учебников.

Глава 5

Повернувшись на голос, я расслабился. Передо мной на расстоянии чуть дальше вытянутой руки парила пикси. Одетая, между прочим, куда фривольнее среднестатистической феи. Короткая юбка едва прикрывала длинные (по меркам пикси!) ноги, кусок ткани небрежно опоясывал грудь.

Из глубины сознания донеслось тихое «Дженни», вероятно, должное означать имя. Похоже, в кои-то веки Нани соблаговолил поделиться сведениями без того, чтобы его душу предварительно распотрошили.

Я решил побыть вежливым и ответил на вопрос:

— Нагуливаю хороший сон.

Дженни упёрла кулаки в бока и по-хозяйски оглядела коридор. Эти существа вечно считали нужным совать нос не в свои дела — и зачастую у них даже успешно получалось. Я подозревал, что это как-то связано с их уникальной живучестью, позволявшей пережить несколько выстрелов из пушки в упор.

В конце концов существам, разозлённым на вторжение в их жизнь, просто надоедало пытаться убить пикси.

— Тут должно быть два леших, — с сомнением сказала Дженни. — Отлично помню, что, когда улетала, их было два.

— Разве сторож я стражу моему? — откликнулся я. Ни к чему ей знать, что одного я стёр из мироздания. — Видимо, отошёл по своим лешачьим надобностям.

— Аргумент принят, — кивнула пикси, трепеща полупрозрачными крылышками. Она вела себя довольно спокойно, из чего я заключил, что мою битву с гончей — и уж тем более её окончание — она не застала.

Это всё было расчудесно, однако я впустую тратил время. Если поблизости отирался Карниван или его гончие, они могли почуять вторжение в ткань пространства.

Я подхватил тюк с одеждой и направился дальше по коридору. Меня догнал возмущённый вопль:

— Стоять! Ты всё-таки собрался смыться из дома, так и знала!

— В маленьком теле — гигантская проницательность.

— Кого это ты назвал маленькой… а ну постой! Стой, кому говорят!

Пикси догнала меня и выставила перед собой ладони, словно и впрямь рассчитывала сдержать, если попру на неё. Несмотря на короткие волосы, чёлка у пикси была длинная, отчего локоны то и дело залезали ей на глаза. Это придавало Дженни томный вид.

— Ты ведь понятия не имеешь, как пройти через Пелену! Даже не в курсе, где её искать! И уж тем более — что делать на той стороне, когда все поймут, что ты эльф, — с видом победителя заявила она.

— Зато ты, похоже, владеешь ответами на все вопросы.

— Ну, не на все. Я знаю только то, что знаю, — слегка потеряла в самоуверенности крошечная фея.

— Так поделись со мной крупицами своей безграничной мудрости.

Таков был план А. Пикси любили лесть. С её помощью из них можно выудить куда больше, чем насилием. Удивительные всё-таки существа!

Щёки Дженни налились краской, уголки рта затрепетали в плохо скрываемой улыбке. Тем не менее пикси справилась с поглаживанием собственной важности и вскинула голову.

— Как твой фамилиар, я должна действовать в твоих наилучших интересах, — заявила она. — А значит, тебе нельзя покидать пределов поместья как минимум до наступления совершеннолетия.

Вот как? Где-то по дороге я обзавёлся фамилиаром, ни сном ни духом о том не ведая. Но зачем пикси понадобилась Нани? Фамилиары — это старомодно, и к тому же социальному отщепенцу вроде прошлого владельца моего тела не требовались соратники… или собеседники.

— Мои интересы не помешали объявиться тебе только сейчас.

— От тебя воняло Запредельем! И сейчас попахивает, — презрительно наморщила носик Дженни. — С твоей стороны высшая наглость — требовать от меня находиться поблизости без крайней нужды! К счастью, ты никогда не просил… И, по-моему, полностью меня игнорировал.

На последних словах пикси надула губки. Она всё больше напоминала мне симпатичную куклу с напрочь испорченным характером.

— Когда я соглашалась на контракт, никто не предупреждал меня, что… — пробурчала Дженни скорее про себя.

Конец предложения утонул в сдавленном вопле. Пока пикси отвлеклась на свои, ни капли мне не интересные горести, я подобрался поближе и стремительным рывком поймал её в сложенные ладони.

Терпения уговаривать своенравную фею помочь у меня не хватило бы, даже если бы на хвосте не висели Карниван с гончими. А к ним вполне могла прибавиться эльфийская семейка, твёрдо вознамерившаяся не пускать блудного сына своего к людям.

Следовательно, настало время плана Б. Он нравился мне куда больше.

— И что ты собрался делать? Открутишь мне голову?

Дженни быстро пришла в себя и теперь ухмылялась во все тридцать с чем-то острейших зубов, показывая, что угрозы ей нипочём. Попутно она умудрялась дрыгаться и пинаться, что вредило несильно, но хорошо работало на образ. Неукротимая пикси, которая не теряет духа перед лицом будущих мучений… или что-то в этом роде.

Ответом я себя утруждать не стал. Перекатил сопротивляющуюся фею в одну ладонь, крепко сжал, зафиксировав руки пикси в поднятом положении. С ногами пришлось повозиться подольше, но и их удалось обезвредить с помощью мизинца и безымянного пальца. Дженни осталось лишь крутить головой да ругаться. Тщетно напрягались упругие мышцы беззащитного животика — освободиться не получалось.

Глава 6

Признаюсь, такого развития событий я не ожидал.

Одинокий шарообразный светильник, свисавший с потолка, причудливым наложением полутеней придавал обстановке интимный настрой. Нагромождение ящиков отъедало пространство, сводя меня с толстяком на крохотном пятачке незанятой земли.

Мой внезапный визави такому положению дел радовался неимоверно: щербатая ухмылка говорила мне всё без слов. Источаемые им эмоции служили лишь дополнительным подтверждением.

— Как удачно… Как волшебно… — бормотал толстяк, поглаживая штаны. — Свалились с небес, чудесный подарок на день рождения. Обычно я не праздную, но тут — ох, но тут!..

Он стал расстегивать ремень, а я задумался над тем, что делать дальше.

Новизна определённо присутствовала. За мою многотысячелетнюю жизнь меня ни разу не пытались изнасиловать — иными словами, я впервые испытывал такой букет ощущений. Это чего-то да стоило.

Мелькнула мысль: а не поплыть ли по течению? Пройти через муки ради новых вершин удовольствия — это ли не подходящий путь для того, кто стремится прочувствовать все аспекты жизни смертного? Ведь, как ни крути, быть смертным означает страдать. Смерть для смертных и есть избавление от страданий, жизнь же — череда мучений, перемежаемых погоней за иллюзорным счастьем.

И тут я вспомнил, что покинуть тело эльфа пока что не в состоянии. У меня не будет второго шанса, не будет удобной лазейки — выбраться из умирающего носителя и перебраться в нового. Пусть временно (я решу эту загадку!), но неведомый закон уравнял меня со смертными.

А играть по правилам, которые нельзя переписать или отбросить, я не любил.

Носок сидел глубоко во рту. Видимо, толстяк опасался, что я могу что-нибудь намагичить. Вся виденная мной магия на Земле шла рука об руку с вербальным сопровождением.

Иными словами, похотливый козёл решил, что, связав мне руки и лишив возможности разговаривать, он обрёл надо мной абсолютную власть.

Эта ошибка будет стоить ему жизни.

Для начала я приказал воздуху в его рту отвердеть. Мне не хотелось, чтобы ублюдок привлёк внимание подельников и обернул наказание в скучнейшую резню.

Толстяк осёкся, дико завращал глазами. Его ладони перестали теребить пряжку ремня и устремились к губам. Волей я сковал его одежду. Несостоявшийся насильник затрепыхался, как пронзённая гарпуном рыбёшка, наблюдая, как носок вылетает из моего рта, а путы, должные надёжно удерживать меня, расплетаются сами собой.

Привкус у носка был премерзкий. Я отплевался — в основном слюна летела на толстяка. Он кривился, силясь хотя бы замычать, но всё, что ему оставалось, — это негодующе пыхтеть. Своим пыхтением он слегка напоминал сердитого ежа.

Я прошёлся по подвалу и нашёл мою одежду, сложенную аккуратной кучкой на кривоватом стуле. Венчало этот ворох простое бронзовое колечко. Я нацепил его и вновь обрёл человеческий облик.

Покрой одежды толстяка отличался от эльфийского. Это было ожидаемо — он всё-таки был человеком, а мода у людей и эльфов никогда не совпадала. Ушастых вечно тянуло на зелёно-листовую тематику.

Следовательно, лучше разжиться одеждой у местных бандитов. Я не был уверен до конца, что это бандиты, но почёл за лучшее считать их преступниками.

Стражи закона в такой ситуации применили бы смекалку и притащили бы целый ворох пыточных инструментов. Простое изнасилование не отвечает интересам общества так, как старая добрая дыба или раскалённый прут для клеймения. И, конечно, перед пытками представители власти обычно рассказывают, в чём провинился неудачник, загремевший к ним.

Затем я заставил ботинки бандита провернуться вокруг своей оси. Результатом стал воодушевляющий хруст — ступни толстяка провернулись вместе с обувью. Отчаяние и боль жертвы обдали меня тёплой волной.

Я перешёл к пальцам рук. Хрусть-хрясь-кряк, пели кости, и я подпевал им, насвистывая музыкальный мотивчик. В какой-то миг человек перестал радовать меня. Его голова безвольно повисла — потерял сознание, паршивец!

Тут я сообразил, что перед тем как мучить толстяка, его стоило допросить. Где я, как меня поймали, куда делись мои спутники — естественные вопросы, о которых я как-то позабыл.

Пожурив себя за легкомыслие, я свернул толстяку шею. Обшарив напоследок его карманы, я вытащил второе кольцо перевоплощения. Значит, сестра неподалёку.

К счастью, у бандита нашлись подельники. Когда я выбрался из подвала, навстречу попалась парочка громил с донельзя противными харями. Они изумлённо таращились на меня, по-прежнему голого, но уже не такого ушастого, пока я не располовинил их лезвиями воздуха.

Запахло кровью.

Предсмертные муки мордоворотов опьянили не хуже выдержанного бренди. Забилось быстрее сердце, отвечая на воодушевление моей демонической сущности. Я стоял над бандитами, впитывая их увядающие эмоции, пока тела не перестали сотрясать судороги.

Я провёл по лицу. Оно было покрыто кровавыми крапинками.

В ногах появилась особенная лёгкость. Перешагнув через лужу крови, я двинулся по коридору.

Железистый запах преследовал меня по пятам.

Следующее помещение оказалось большим залом. Под потолком клубился табачный дым. В центре обосновалась пара облезлых диванов. У них пристроился стол, на котором штабелями высились початые бутылки. Меж ними лежали карты и горки фишек.

Глава 7

Сумятица физической близости всегда изрядно веселила моё демоническое естество. Как бесполое создание, я относился к механической части процесса с известным пренебрежением. Если отвлечься от эмоциональной связи, что есть секс? Бестолковое трение двух организмов ради мимолётного наслаждения, инициируемое животными инстинктами.

Но разве не для того демоны стремятся к смертным, чтобы познать их нехитрые радости?

Продолжая целоваться, мы избавлялись от одежды. Я заметил, что Лютиэна не потеряла голову от страсти, как можно было бы ожидать от опьянённой загадочным порывом эльфийки. Она даже выделила время на то, чтобы постелить кое-что на землю.

Я мысленно похвалил её прагматичность. Елозить голыми задницами в траве — не слишком воодушевляющее занятие.

Прикосновение к идеальной коже сестры сводило с ума. Её рука прошлась по моему животу, скользнула ниже. Горячее тело жалось к моей груди. В изумрудных глазах Лютиэны я видел отражение охватившего меня безумия. Я склонился над ней для последнего поцелуя — того, что станет финальным аккордом стремительной прелюдии. Странно, но меня грыз червячок неправильности — рождённый не сущностью Малдерита, но эльфийским телом.

На её лицо нашла тень. Указательным пальцем свободной руки Лютиэна надавила на мой нос, останавливая меня.

— По-моему, мы кое-что забыли.

Ах да, это ведь инцест. Отношение к нему смертных было мне известно. Я мельком подумал, что можно и не останавливаться из-за несогласия сестры; а можно разыграть карту стыда и чувства вины. Запретные чувства — изысканный банкет для меня.

— Сними кольцо, — продолжала Лютиэна, не зная, какие мысли крутятся в моей голове. — Ты и без того достаточно неказистый, братец… нечего ухудшать личико человеческим обликом.

Я моргнул, стянул артефакт с пальца. Так же поступила сестра.

И червячок, забравшийся во внутренности и мешавший полностью отдаться моменту, испарился.

Эльфы вечно задирали носы, когда речь заходила о других расах. Но я и подумать не мог, что на Земле их чувство превосходство находило выход и в постели.

Что ж, следовало признать: в истинном облике Лютиэна действительно была намного, намного лучше.

По крайней мере, так утверждало тело. В таких вещах на его пристрастия можно было смело положиться.

Наши сердца забились в унисон.

Жар двух тел, слитых воедино, её стоны, дрейф по волнам блаженства. Стремительный взлёт к пику, её блестящие, зовущие глаза.

Так прошло время.

Умиротворённый, я разглядывал небо, в котором неспешным косяком плавали облака, и размышлял. По всей видимости, сестре вряд ли взбредёт в голову в скором времени уйти от меня. А раз так, она была отличным кандидатом на то, чтобы стать моим заменителем вещи.

Вообще-то, создавать вещь из живого существа — не очень-то распространённая практика. Вещь обладала над своим хозяином определённой властью. К пример, владелец вещи не мог существенно ей навредить. Не то чтобы я собирался в будущем убить сестру; она обещала стать отличным развлечением. Но любые ограничения вызывали у меня ментальную тошноту.

С другой стороны, что есть смертный, как не клубок ограничений, слабостей и уязвимостей? Сейчас моё положение мало чем отличалось от положения обыкновенного эльфа — и так продлится, пока я не найду способ покидать тело по желанию. Так почему бы не броситься в этот омут с головой?

Осознание, что я могу умереть, открывало передо мной новые грани удовольствия. Любые события ощущались… объёмнее, живее, вкуснее. Когда разменяешь первую тысячу лет, к новизне начинаешь относиться с особой теплотой.

Я повернулся к лежащей Лютиэне. Эльфийка, такая же голая, как и я, выставила перед собой руку и шевелила пальцами, перебирая солнечных зайчиков, что мельтешили в листве.

Я решился и положил руку ей на живот, тёплый, упругий, скрывавший под этой упругостью неожиданную твёрдость. Отныне ты — моя вещь, подумал я, закрепляя за собой право владения. Теперь меня не занесёт, как с теми бандитами, пока она будет околачиваться поблизости. Она станет якорем, который не даст ветрам своеволия сбить меня с пути.

Покосившись на мою ладонь, Лютиэна фыркнула:

— Да уж, романтичнее не придумаешь. Ни ужина при свечах, ни сбивчивых, горячих клятв — суматошный первый раз. Ну, по крайней мере больше не нужно думать о проклятии.

— Проклятии?

Сестра вздохнула и спихнула ладонь. Села, убрала волосы вперёд и потянулась, выставляя напоказ соблазнительный изгиб шеи. К её лопатке пристал помятый листик.

— Так я и знала. У тебя всё-таки получилось, верно?

— Получилось что?

Лютиэна потянулась за спину и стряхнула лист.

— Призвать архидьявола. Ну, или какого ты там дьявола хотел призвать. Ты заключил с ним договор, да? Дриопа рассказывала, что ты ведёшь себя как одержимый. Но она не нашла следов внешнего влияния, и к тому же ты смог сказать спасибо. Значит, ты не одержим.

Я поскрёб затылок. Дебри земной логики поставили меня в тупик.

— Не одержим так не одержим, — согласился я.

— Но это не мешало тебе задавать глупые вопросы и вести себя так, будто ты ничего не помнишь. А потом эта драка у портала… Ты заключил договор с дьяволом и отдал память в обмен на силу! — заключила Лютиэна.

Выглядела она крайне самодовольно. Я не стал портить ей праздник.

— Возможно. Но я этого не помню.

— Ещё бы! Только такому сумасброду, как ты, взбрело бы в голову подписывать контракт с Запредельем. Но, впрочем, это пошло тебе на пользу. Немножко. По крайней мере, ты перестал носиться с этими дурацкими пентаграммами.

Вообще-то, я собирался вскорости плотно засесть за изучение чернокнижия. Нужно было просто подыскать подходящую школу.

— Всё это расчудесно, но вернёмся к проклятию. Что оно собой представляет?

— Уже ничего, — пожала плечами сестра. — Мама с папой путешествовали по Земле — давно, ещё до Ночи Падающих Звёзд. Ну и чем-то обидели одну бабку-колдунью. Она их прокляла: объявила, что у них родится двойня, и если «брат не возлежит с сестрой своей или они возлежат с кем-то другим до совершеннолетия, то оба погибнут страшной смертию». Родители не обратили на неё внимания, а потом мама забеременела и родила двойню. Все, конечно, страшно обрадовались. У нас и один ребёнок — целый праздник, а тут сразу два. Папа помчался разыскивать колдунью, хотел притащить к нам, чтобы она прокляла всех знакомых, однако карга уже померла от старости. Вот и вся история.

Загрузка...