Эмиссар чёрной Армады

ЧАСТЬ ВТОРАЯ МАРС. ПОГОНЯ ЗА ПРИЗРАКОМ

Марс — четвёртая планета Солнечной системы, среднее расстояние от солнца 228 миллионов километров, год равен двум земным, сутки на час больше, масса в девять раз меньше массы Земли. Два естественных спутника — Фобос и Деймос. Собственная биосфера погибла много миллионов лет назад. В подземных пустотах хранятся огромные запасы замёрзшей воды. Существует три археологических комплекса — открытый в двадцатом веке Марсианский сфинкс» и два лабиринта, датируемых от миллиона до двух миллионов лет. Создатели — неизвестны. Скорее всего не марсианская цивилизация, а пришельцы, названные условно «реликтами». Территория планеты — вне государственная зона, находящаяся под контролем Всемирного Совета Внешних Поселений. Население — восемь миллионов человек. Промышленность в основном добывающая — редкие металлы, только здесь встречающиеся природные соединения. Вместе с тем имеется несколько крупных биоинженерных комплексов, подчиняющихся самому мощному исследовательско-производственному объединению Совета Земли — институту «Биореконструкции». Все эти сведения, если они не вбиты намертво со школьной скамьи, нетрудно почерпнуть в любой книге по астрономии или в самом завалящем банке данных.

Как быстро необычное становится обыденным Пару тысяч лет назад налитая кровью звезда на небосклоне наводила поэтов и астрологов на мрачные мысли. Древние римляне дали ей имя бога войны. До последних веков мало кто верил, что когда-нибудь на те земли ступит нога человека. Девятнадцатый-двадцатый века сенсации о марсианских каналах, попытки и проекты связи с тамошними аборигенами, бесчисленные фантазии по этому поводу, книги с описанием путешествий по марсианским лесам и борьбы с кровожадными туземцами. Чего только не по навыдумывали про Марс, пока не пришли первые фотографии безжизненной каменистой поверхности. 1975 год — две американские станции опустились на поверхность Марса и выдали вердикт — планета безжизненна и пуста. И сразу что-то ушло, завяло в сердцах многих людей. Неоправдавшиеся надежды на новые сказочные миры, на расширение горизонтов. На стремление встретить чудо.

Хотя поверхность Марса меряли марсоходы-автоматы, а в воздухе парили аэростаты, передававшие данные о составе атмосферы и о процессах в ней, но ничто не шло ни в какое сравнение с моментом, когда рифлёная подошва человека впервые коснулась почвы в бескрайней красной пустыне. Это был разгар чёрных десятилетий, когда всё трещало по швам и всем казалось, что цивилизация доживает последние годы. Русско-американо-европейскую экспедицию воспринимали как некий последний бросок, лебединую песню, но в ней виделся и отблеск надежды человечества на лучшее.

«Чуть не навернулся», — был первый возглас первого ступившего на поверхность Марса космонавта Дмитрия Селезнёва, едва не подвернувшего ногу.

В этот мистический миг власть человечества, его пределы простёрлись на расстояние марсианской орбиты.

Вслед за первопроходцами, учёными и романтиками идут промышленники. ТЭФ-двигатели в течение десятка лет сделали Марс таким же доступным, как, например, в двадцатом веке была доступна Антарктида. Началось активное освоение планеты. Заработали строительные комплексы, застучали тележки в рудниках, засияли дуги плазменных плавок маталлургических заводов. Марс начал обживаться. С промышленниками пришли торговцы. Человечество несёт в дальние края не только доблесть и страсть к расширению горизонтов, но грязь и порок. Из предела безнадёжных мечтаний Марс постепенно превращался в промышленное захолустье. Помимо научных сотрудников, промышленников и высококвалифицированных специалистов, сюда двинули те, кому было тесно на Земле — бежавшие от врагов и конкурентов авантюристы, бежавшие от себя неудачники, прилетевшие за лёгкими деньгами шуты, воры, проститутки, бандиты.

Конечно, типичным захолустьем Марс стать не мог. Он явился объектом самого гигантского и амбициозного проекта из тех, которых рождало человечество. Людям захотелось сравняться с творцами. Оживить безнадёжно и давно мёртвый мир. Естественно, при атмосфере с давлением в сто семьдесят раз меньше, чем на Земле, ни один живой организм существовать не может. Равно как и при перепадах температуры в сотню-другую градусов Марсу нужна была кислородная оболочка. Щит.

Никакая техника с подобной задачей справиться не в состоянии. Любимые фантастами прошлых веков гигантские воздухе добывающие установки — просто ерунда. Единственный реальный путь — бактерии, перерабатывающие имеющиеся на Марсе вещества, углекислоту полярных шапок в кислород. С развитием генной инженерии эта невероятная задача оказалась вполне разрешимой. Почти сто лет назад заработал на Марсе институт «Биореконструкция», С того времени плотность атмосферы выросла в десяток раз. Начала формироваться биосфера. Марс оживал.

Но произошло и то, чего не ожидал никто. Не только люди приспосабливали планету под себя. Марс начал приспосабливать людей. Полсотни лет назад было впервые произнесено пугающее слово — М-мутанты…

Магнитные ботинки липли к металлопластов ому прозрачному полу. Возникло ощущение, что идёшь по пустоте. Можно было бы потерять ориентацию, если бы не синие линии, очерчивающие дорожку. Стопятидесятиметровый переход соединял рейсовый лайнер «Янцзы» с орбитальной пересадочной станцией «Манхэттен». Остановившись в центре перехода, можно было рассмотреть и огромный жёлтый блин станции, и матово-зелёный суперлайнер, похожий на гигантский фужер с закрученной улиткой ножкой — ТЭФ-установкой.

Я преодолел последние метры и оказался в зоне искусственной гравитации станции. Рядом со мной шагал Шестернёв Наша цель — Марс, и мы остаёмся, А суперлайнер «Янцзы», к которому мы привыкли за почти двухмесячный перелёт, после дозаправки и профилактической проверки через восемнадцать часов унесёт к Земле новый экипаж и новых пассажиров.

Мы устроились в просторном зале ожидания. Кто-то из пассажиров развалился в кресле, смотря на звёздное небо и красную глыбу Марса наверху. Кто-то, зевая и не обращая внимания ни на планету, ни на окружающих, цедил коктейль. Кто-то настукивал на клавиатуре заказ — встречаются люди, умудряющиеся неустанно есть в любой обстановке. Кто-то, уставший от общества, отдыхал в звуко — и светонепроницаемых коконах.

Шестернёв относился к пялящимся в окно. Зрелище действительно завораживало.

— Первый раз на Марсе, — сказал Шестернёв. — Даже Луна — это совершенно другое. Тут — другая планета.

— Да, ты прав. Иная точка отсчёта. Иная энергетика.

— Вы правда можете странствовать между звёздами? — неожиданно спросил он. Для него вопросы о суперах были табу. Он привык не проявлять излишнего любопытства. Но сейчас не выдержал

— Да.

— Рассказы о боях на Акаре сильно отдают «клюквой».

— Всё так и было.

— Ты знаешь кого-нибудь из тех, кто был там?

— Я был.

Шестернёв бросил на меня быстрый взгляд.

— Но на Марсе я тоже в первый раз, — добавил я. — Акара. Такая даль. Уму непостижимо.

Больше он этой темы не касался.

«Янцзы» начал отдаляться от станции. Его тараканами облепили роботы службы технического обеспечения. Через полчаса одна из звёзд разрослась в сияюще-белый орбитальный челнок — почти плоский, с большим — специально для разряжённой марсианской атмосферы — размахом крыльев, придававших ему сходство с камбалой.

— Пассажиров, прибывших рейсом двести пять с Земли, просим пройти в пересадочную зону, — полился из динамиков мелодичный женский голос.

— Как будто здесь есть другие пассажиры, — заворчал Шестернёв.

— Отвечай быстро, — я решил проверить одну идею. — Модель челнока?

— ТУ-765-ОМ.

— Назначение?

— Челночные перелёты «планета — орбита».

— Что означает ОМ?

— Орбита, Марс.

— Сколько человек на борту?

— Пять.

— Верно, — кивнул я.

Шестернёв удивлённо посмотрел на меня.

— Случайно сорвалось, — сказал он. — Экипаж самолёта — четыре человека.

— Значит, один лишний. Ты назвал правильное число. Интуиция, Саша. Часто бывает так?

— Бывает.

— Ладно, обсудим ещё. А сейчас — в дорогу…

По пологой траектории челнок входил в атмосферу планеты, сбавляя скорость и снова выпрыгивая вверх, как резко брошенный плоский камешек скачет по воде. Постепенно он опускался всё ниже, сбрасывая скорость до обычной самолётной. Наконец внизу замаячили посадочные указатели «Космопорта-Марса-один», вырванного из бесконечной каменистой пустыни ровного, покрытого резинобетоном участка, по краям которого раскинулись купола и приземистые строения. Стук шасси коснулись посадочной полосы Зашуршали тормоза, самолёт начал замедлять скорость, пока не встал около похожего лайнера, около которого суетились киберсистемы и пара человек в зелёных скафах техперсонала.

Привычная суета. По выдвижному коридору мы проникли из самолёта в здание космопорта. А там — получение вещей, таможенные хлопоты. Китаец-контрабандист был абсолютно прав — местные таможенники не походили на хорошо обученных псов с отличным нюхом, да и аппаратура была далека от совершенства, сильно уступая оборудованию таможенных пунктов в ведущих аэропортах Земли. Значит, китайца действительно взяли по наводке.

За суетой ушло на второй план чувство, что я на другой планете. Хотя смешно воспринимать это слишком серьёзно после путешествия на Акару. Только оно было так давно.

Я протянул чиновнику местного Управления по миграции, проверявшему личности прибывающих, карточку на имя Александра Артемьева. У Шестернёва был документ Владимира Валуева. Мы значились как представители Комитета социологических проблем ОССН Земли.

— Нас предупредили о вашем прибытии, — сказал чиновник по-английски. — На автобусной остановке в зелёном секторе вас ждёт машина — синий «Песчаный леопард» номер 22\116. Она запрограммирована на доставку вас к месту назначения.

— Благодарю вас.

— Желаю хорошо провести время на Марсе и решить все дела.

— Обязательно…

Все преграды пройдены. Вот она, автобусная остановка, о которой рассказывал китаец.

Вот зелёный сектор. Вот синий «Песчаный леопард» — каплевидный, новенький скоростной марсоход.

— Двадцать два-шестнадцать, — сказал Шестернёв. — Наш.

Я провёл по гнезду детектора идентификационной карточкой. Дверь марсохода съехала в бок, открывая проход.

— Садись, — кивнул я Шестерневу.

Тот устроился на переднем сиденье. Я же на миг задержался. На меня нахлынуло какое-то неопределённое, трудноуловимое чувство. Предчувствие опасности? Не пойму. Меня отучили легкомысленно относиться к движениям своей души — она воспринимает волны, идущее из будущего. Итак, есть опасность или нет? Не могу понять… Я прикрыл глаза. Вроде чисто… А, была не была.

Я устроился в кресле. Оно не было жёстким и неуютным, как то, что досталось китайцу-контрабандисту.

— Добро пожаловать, — послышался голос бортового компьютера. — По программе администрации внешних поселений Марса вы будете доставлены в Олимпик-полис. Расчётное время в пути — три часа тридцать минут. Температура поверхности за бортом — минус тридцать пять градусов. Ветер — пятнадцать метров в секунду. Вероятность пыльной бури — два процента.

Незначительная. Однако вы можете ждать в космопорту более благоприятного прогноза.

— Сколько ждать?

— От пяти часов. Дальнейшее прогнозирование затруднено.

— Поехали, — сказал я.

— Просьба надеть защитные скафандры.

Только после того, как мы облачились в стандартные марсианские скафы, машина двинулась с места…

Красный и чёрный — главные цвета на Марсе. Свой кровавый, пугающий многие поколения землян цвет Марс получил благодаря изобилию гидратированных окислов железа. Чёрный базальт и серый снег придавали пейзажу только большую мрачность. Вдоль дороги из стеклобетона, очерченной светящимися линиями, шли трещины, кратеры, скальные обломки. На горизонте маячил гигантский горный хребет.

Вскоре смотреть на однообразный ландшафт надоело. Действительно, привыкаешь ко всему моментально. В том числе и к мысли, что находишься на другой планете.

— Резкое осложнение метеорологической обстановки, — проинформировал бортовой комп. — Мы с вероятностью в восемьдесят процентов войдём в зону пыльной бури.

— Вот чёрт!

Марсианская пыльная буря — это нечто из ряда вон выходящее. Впрочем, раньше они были обычными бурями, но с изменениями плотности атмосферы стали просто ужасающими.

— Буря — семь баллов по восьмибалльной шкале Годунова-Базеля, — продолжал радовать комп.

— Где можно переждать бурю?

— Посёлок «Рудник-никель». Находится на расстоянии часа тридцати пяти минут езды с максимально-возможной для данных дорожных условий скоростью. В случае расчётной динамики бури вероятность достижения посёлка — восемьдесят шесть процентов.

— Рискнём…

Однако вскоре стало ясно, что нам достаются те самые несчастливые четырнадцать процентов. Буря развивалась совершенно не так, как прогнозировали метеостанции Марса. Впрочем, что они твердили, мы вскоре перестали узнавать связь намертво заглохла. Чёрная стена, надвигавшаяся справа, теперь была с двух сторон. Она менялась очень быстро. Что-то от конца света было в этой пляске огромных масс камня, песка и снега. Квантовый увеличитель показал, как вместе с пылинками буря без труда катит огромные валуны, будто они бумажные.

— Красный ифрит, — произнёс я. Это же надо случиться — попасть в первый день пребывания на планете в поле «красного ифрита».

Так поселенцы называли наиболее разрушительные, непредсказуемые, возникающие, будто джинны из бутылки, и пропадающие так же неожиданно бури.

— Влипли, — выдохнул Шестернёв.

— Теперь только держись, — приказал я бортовому компу.

— Остановка. Закрепление…

Марсоход плавно опустился на относительно ровную каменистую площадку. По салону пошла вибрация. Сделанные из сверхпрочного состава вибробуры вгрызались в камень, чтобы пробить его на три метра и превратить «Леопард» во вросшую в землю неприступную крепость, способную выдержать любой удар стихии. Почти любой…

Красная тьма навалилась мигом — будто разъярённое гигантское животное прыгнуло на жертву, подминая её под себя, рвя когтями и клыками.

— Сожми зубы, — крикнул я.

Болтало совершенно немилосердно. Волны вибрации пробирали насквозь, миксером взбивали каждую частичку тела. Из желудка поднималась тошнота. Зубы, казалось, сотрутся в порошок. Пыль отвратно скрежетала по корпусу, будто какой-то гигант решил протереть ею броню марсохода насквозь. Сила напора не спадала, а только росла.

Марсоход тряхнуло, и эласторемни так впились в мои плечи, что, казалось, они острыми лезвиями пронзят меня.

Дзин… Лопнула высокая струна. Тонкий такой звук. Стоп, какая такая струна? Это не струна. Кое-что другое.

— Разрушена опора «Б», — уведомил бортовой комп — таким голосом на фуршетах предлагают шампанское. — Самовосстановлению не подлежит. Рост нагрузок на остальные опоры — двенадцать процентов.

Я предусмотрительно опустил шлем скафандра, и теперь голос компа звучал из динамика в шлеме.

Титанокерамическая опора разлетелась, как перетянутая струна гитары. Бог мой, вот так выглядит ад. Я понимал, почему бури назвали «красными ифритами». Мистический кошмар марсианских красных пустынь. Неуёмная сила. Если напор не ослабнет в ближайшее время — нам конец.

Марсоход тряхнуло покрепче. Куда там стихать? «Ифрит» только входил во вкус. Он набросился с новой силой.

Дзинь… Лопнула вторая струна — очередной аккорд похоронного марша. Когда я услышу последний, «ифрит» сорвёт вездеход с места и покатит его по камням, как фольгу ломая и корёжа броневое покрытие.

Дзинь… Третья опора. Слетела к чертям собачьим! Осталось две опоры. Последняя — базовая, самая основательная, продержится дольше всех. Но не намного.

Скрежет достиг немыслимых высот. Так, наверное, хохочут черти в аду. Скрежет проникал сквозь скафандр, терзал жилы и нервы. Он пел какую-то свою, дикую песню. И вместе с ним приходило что-то неописуемое, вне звуковых волн, вне диких всплесков электромагнитных волн, мелькавших в моих глазах кроваво-красными полосами. Из недр планеты вырывалась первозданная, неумная, не знающая удержу сила. Сила, более мощная, чем хлещущий по броне воздух с песком…

Дзинь… Предпоследняя опора попрощалась с нами.

— Опора «Д» разрушена, — вежливо уведомил комп.

— Заткнись!

— Ресурс опоры «А» — семьдесят секунд, — закончил комп.

Господи спаси. Что остаётся мне, кроме как молиться Богу. Сделать я не в силах ничего. Все удивительные способности супера не значат ничего перед лицом разошедшихся стихий. Что супер, что грудной ребёнок в этом кресле — исход один.

— Напряжение критичес…

Голос компа захлебнулся. На этот раз лопнула базовая струна…

Сознание я не потерял. Я оказался в баскетбольном мяче в разгар матча.

— Системы обеспечения вы… — что-то хотел сообщить комп, но вновь отключился. Теперь, похоже, навсегда.

Где верх, где низ? Что происходит? По «Леопарду» будто палили из крупнокалиберных орудий. Кракк!.. По куполу пробежала трещина, и воздух вырвался из кабины. Бух. Марсоход налетел на скалу. Скольжение в никуда прекратилось. Сверху что-то рушилось на нас… Ещё некоторое время вездеход трясло. А потом явилась оглушительная тишина.

«Ифрит» ушёл от нас. Будто и не было его.

Некоторое время я сидел, боясь двинуться и глубоко вздохнуть. Кажется, жив. Уже подарок судьбы. Потом пошевелил пальцами. Рукой. Повернул голову это движение отдалось болью в спине и руке… Точно, живой. Прикрыл глаза, попробовал оценить своё состояние. Не такое плохое, как могло бы быть.

— Володя, — произнёс я.

Нет ответа.

С трудом я повернулся. Шестернёв висел на ремнях без сознания. С трудом я стянул с себя ремни. Марсоход был наклонён носом вперёд, снаружи была тьма.

— Володя, живой?

Я тряхнул его за плечо, и голова за шлемом мотнулась, лоб бессильно ткнулся в стекло.

Я взял его за руку. Индикатор внутреннего диагноста скафандра работал. Пульс — ноль. Дыхания — нет. Моего напарника прибрала смерть.

— Володя, дружище, — прошептал я, сжал его руку под перчаткой скафа и откинулся в кресле. Нет, костлявая, мы ещё побьёмся с тобой.

Жизнь ещё теплилась в теле Шестернёва. Мне нужно было раздуть затухающую искорку. Я мог это сделать. Но мне самому плохо. Ох как плохо. Мне хочется откинуться в кресле и лежать, прикрыв глаза. Но надо работать. Глубокий вздох. Теперь собраться. Почувствовать биение внутренней энергии.

Войти в резонанс с биополем Шестернёва. Что же с тобой, Володя? Внутренних повреждений, переломов нет. Нет ничего, от чего может умереть человек. И всё-таки ты умираешь. Мне это очень напоминает нечто. Да что там напоминает так оно и есть!..

Моё сознание уплывает. Я стою на краю пропасти. Того и гляди — сам рухну в неё. Искра жизни, того, в чём заключена сущность Володи Шестернёва, ускользает от меня вдаль. Я шагаю за ней. Это опасно. Я вторгаюсь в царство смерти. Ничего, не впервой…

Хрустальная прозрачность запредельности. Движения рук и ног заменяет движение силы неуничтожимого «Я».

Я начинаю овладевать ситуацией. Приноравливаюсь к течениям властвующих здесь потоков… Ну же, Вова, помогай мне. Один я не смогу.

Он делает рывок навстречу. Но неумело, не так. И срывается в адову пропасть…

Во мне находятся силы. Я трачу последние их запасы и вырываю его оттуда. В критический момент он наконец понимает, что от него надо, и помогает мне…

Я очнулся в кресле в неудобной позе. Рука страшно затекла. Я несколько раз сжал кулак, восстанавливая кровообращение.

Индикатор диагноста на скафе Шестернёва светился малиновым светом. Это означало жизнь. Но я и так знал, что он выжил. Эх, что ему пришлось преодолеть! Мне предстоит объяснить ему это. Он поймёт. Но не сразу. Сначала не поверит. Потом — шаг за шагом — пойдёт по тернистому пути. Потом… Точнее, если. Если мы останемся живы. Пока у меня были все основания считать, что это нам не удастся.

Мы выдержали удар «красного ифрита». Остались живы. Ну и что? Надолго ли продлили своё существование? Марсоход — искорёженная жестянка, зарывшаяся носом в завал из камней Бортовой комп мёртв. Рация — тоже. Но всё бы ничего можно было бы спокойно сидеть здесь и ждать спасательной экспедиции. Специальные марсианские скафы позволяют существовать на поверхности планеты довольно долго без опасения, что закончится воздух. Концентратор скафа сгущает кислород из атмосферы, разлагает углекислый газ, которого в атмосфере Марса большинство, и делает ненужными кислородные баллоны. Вот только для концентратора нужна энергия Аккумуляторы марсохода были безнадёжно искалечены, а запасы энергии скафов были почти полностью исчерпаны Кстати, когда мы покидали космопорт, они были заполнены под завязку, иначе нас бы просто не выпустили на поверхность. Какие загадочные явления сопровождали бурю — не знаю, но будто какая-то губка высосала энергию.

Впрочем, оставшихся запасов хватит где-то на час. Если пользоваться экономно — на полтора. Потом я смогу выдержать в марсианской атмосфере ещё полчаса, используя свои возможности. Шестернёв — нет. Он погибнет. На полчаса раньше, чем я.

Надо идти. Двигаться вперёд — в направлении, куда гнал комп марсоход Там человеческое поселение. Там — спасение. Как далеко до него? А чёрт знает… Я попробовал инсайдсканирование — глухо. У меня не осталось сил на это. Слишком много их истрачено на вызволение Шестернёва из бездны.

Могу дойти? С находящимся без сознания Шестернёвым на плечах? А ведь он в ближайшие часы в себя не придёт — это я представлял со всей определённостью. Не знаю. Но буря, шуршащая теперь в нескольких милях от нас, хотя и уходила в сторону, но не собиралась заканчиваться. Это значит, что спасательные экспедиции посланы не будут — поиски во время бурь категорически запрещены.

Решено. Вперёд. Володя, дружище, пошли.

Пришлось повозиться, прежде чем удалось вытащить бесчувственное тело из «Леопарда». Марсоход во время бури уткнулся в каменную насыпь, и его до кормы засыпало песком и булыжниками. Кроме того, слева двигательный отсек протаранил отколовшийся кусок скалы. Скользни он чуть дальше — и от нас бы осталось мокрое место.

Ох, плохо. Совсем не осталось сил… Ничего, собраться, как учили… Расслабиться, почувствовать биение энергии в своём теле, её токи по меридианам. Уже полегче. Теперь взвалить на плечи Шестернёва. И вперёд. Шаг за шагом, метр за метром.

Ноги тяжелеют с каждым шагом. Дыхание становится прерывистым. Начинает казаться, что воздухоконцентратор садится… Нет, энергии ещё до статочно… Передохнём полминуты — не больше. Пошли. Шаг за шагом.

Конечно, одному было бы легче. Имея свои запасы энергии и запасы скафа Шестернёва, у меня были бы гораздо более высокие шансы. Но есть нечто, что не позволяло мне даже думать всерьёз об этом. Нечто дороже собственной шкуры И я знал, что если нам суждено умереть сегодня, то только вместе. Если выживем тоже оба.

Минуты текли за минутами. Вся электроника скафа — та, естественно, которая уцелела, — отключена, кроме часов, индикатора воздуха и воздухоконцентратора. Минута течёт за минутой. Глоток воздуха за глотком. Я дышу неглубоким серединным дыханием. Мне нужно воздуха гораздо меньше, чем обычному человеку. Но всё равно достаточно много Шаг. Ещё шаг…

Местность пересечённая. Те же камни, скалы, кратеры. На горизонте вздымаются гигантские горы Фарсида — гряда самых высоких потухших вулканов в Солнечной системе. Высота самого большого из них — Олимпа — двадцать пять километров, а основание — шестьсот. Потрясающий каприз природы. Из под камней выбивается скрюченный, плоский лишайник. Пару раз я видел чёрные, лежащие на земле, похожие на блюдца цветы. Они специально созданы, чтобы впитывать как можно больше солнечных лучей, которыми так скупо одаривает наше светило Марс продукт творчества учёных института «Биореконструкция». Это уже не слепок с биосферы Земли. Биосфера Марса начинает жить своей жизнью. Когда-нибудь здесь появятся и животные… Более мой, о чём я думаю. Впрочем, мысли текут плавно. Спокойно. Близость смерти отходит куда-то на десятый план. Тело само совершает нужные движения. Шаг. Ещё шаг.

Передо мной иной Марс, чем я видел из зала ожидания орбитальной станции или из «Космопорта». Передо мной не экзотический пейзаж, услада туристских очей, а безжалостная, дикая планета. Красное и чёрное. И резкие угрожающие тени.

Энергия заканчивалась. Я не находил в себе больше сил бороться с планетой. Как же глупо бывает. Какие сюрпризы преподносит нам судьба. Столько лет, будучи опером, драться с сикстами и Кланами, пройти ТЭФ-зону, Акару, выйти живым из Страны Заколдованных Дорог. И погибнуть по глупости — из-за неудачного метеорологического прогноза…

Мне стало вдруг смешно от этой мысли. Я споткнулся. Положил тело Шестернёва на землю Встал на колени. И, подняв лицо к звёздам, расхохотался. Тот, кто на небесах расписывал мою судьбу, наверное, тоже не лишён чувства юмора. Так, может, посмеёмся вместе?

Сколько это длилось? Минуты три. Драгоценные три минуты. Виновато было кислородное голодание, дикое напряжение борьбы за жизнь напарника, путешествия по пустыне и схватки с «ифритом» На целых три минуты я позорно утратил самоконтроль.

Я встряхнул головой, закусил губу. Опять встать, взвалить на себя безжизненное тело. Снова вперёд.

Энергии осталось минут на семь. А потом — долой шлем. Сколько я рассчитывал протянуть без него? Полчаса? Нет, при таком состоянии не протяну и десяти минут…

Шаг. Ещё шаг… Покачиваясь, я шёл вдоль широкого разлома — одной из тысячекилометровых трещин, радиально расходящихся от горы Олимп на тысячу и более километров… Ещё шаг. Не останавливаться.

Сперва я почувствовал чьё-то присутствие. После этого краем глаза заметил движение слева.

Их было двое. Мужская и женская фигуры. У неё развевались длинные, по пояс, волосы. У него окладистая борода. Они привидениями возникли из нагромождения валунов.

Бородач взмахнул рукой, и было непонятно, что в его движении предупреждение, приветствие, угроза.

Женщина кивнула. Я направился к ним.

Эти двое были в скафах, но без шлемов…

Изредка встречаются тайны, которые раздражают учёный люд своей очевидной реальностью и нежеланием укладываться в какие-либо общепринятые рамки. Если в былые времена речь шла об НЛО (так до сих пор и необъяснённых), о парафе-номенах и непериодических явлениях, учёные мужи всегда могли развести руки, нацепить на лицо глубоко мысленно-снисходительное выражение и походя бросить: «Смешно, право, верить в подобные сказки». Но из подобных сказок выросла физика сверхтонких энергий, изменившая лицо Земли, физика нестандартных трансмутаций — основа только зарождающихся технологий. И бывают такие ситуации, когда ирония становится неуместна, когда не отговоришься словами о сказках. Бот он перед тобой — вызов существующей системе знаний. Подойди, потрогай, подёргай за ухо. Вот он — м-мутант.

Даже при значительно возросшем давлении атмосферы и содержании кислорода в ней человек неспособен выжить на поверхности Марса даже минуту. Удушье, закипающая в жилах кровь, почти мгновенная смерть — вот что ждёт безумца, решившегося прогуляться по красной пустыне без скафа. Конечно, если ты не мутант.

Первые слухи о них появились в конце прошлого века и сразу были занесены в разряд легенд, привычных первопроходческих баек. Освоение новых земель всегда сопровождается появлением своего фольклора, суеверий, россказней о каких-то мистических чудовищах. Кто-то верит подобным фантазиям. Кто-то относится иронично. Ну кто на Марсе не слышал о «принцессе песков», поющей перед самыми страшными пыльными бурями? Или о монстре-призраке с каньона Копрат? О проклятии марсианского сфинкса и о двери в мир его строителей «реликтов»? И уж, конечно, о марсианах. В такой компании м-мутанты смотрелись вполне пристойно.

Конечно, беседы за рюмкой в шахтёрских барах и сообщения по СТ в разделах «курьёзов» смешно было принимать всерьёз. Но когда слухи стали расти как снежный ком, в институте «Биореконструкция» была создана исследовательская группа, задачей которой являлось опровержение досужих вымыслов. Вскоре группа набрела на первого мутанта.

Учёные мёртвой хваткой вцепились в мутантов. Они изучали состав крови и биоэнергетические характеристики, делали ДНК-анализы и вообще подвергали всем мыслимым и немыслимым научным экзекуциям. Возводились и рушились ажурные рамки теорий, объяснявших способность человека существовать в условиях, в которых он существовать не должен. Накапливался эмпирический материал. Кое-что даже удавалось объяснить. Но больше — не удавалось. И как-то уходил на второй план главный вопрос, заключавшийся вовсе не в том, каким образом меняются люди, а в том, почему они меняются. Постдарвинистские теории тут явно не годились. Учёные мужи твердили что-то о мутациях под влиянием на организм иной магнитной среды, о неожиданном воздействии микроорганизмов, используемых «биореконструкторщиками» для воссоздания биосферы и атмосферы планеты. Можно было бы с ними и согласиться, если бы на Марсе рождались уроды с двумя головами, тремя руками или без ног. Но кто объяснит, почему мутации шли только в направлении улучшения приспособляемости к условиям планеты. В направлении совершенствования, притом целенаправленного, людской природы. С каждым поколением количество м-мутантов росло. Увеличивалось время их свободного нахождения в разряжённой атмосфере.

Ортодоксальная наука зашла в глухой тупик, занималась исследованием частностей, не в силах взглянуть на проблему в целом. У учёных Асгарда были другие взгляды. Помимо некоторых знаний Звёздного Содружества, у них имелись иные подходы, которые имеет мало кто во Вселенной. А именно энергоинформационные тонкие технологии. По мнению учёных-суперов, Марс не просто каменная глыба, из которой человечество извлекает полезные ископаемые и которую стремится засеять лишайниками. Планета — явление гигантского масштаба, сосредоточение немыслимых сил, охватить которые разумом не в силах никто. К планете нельзя относиться легкомысленно — рискуешь быть наказанным ею. Тонкие энергопотоки, пульсация информационных полей планеты меняют, подстраивают под себя вторгшихся незваных гостей. Пришельцы считают, что они осваивают планету. На самом деле планета осваивает их.

Примерно такой подход был у наших специалистов. Они сходились на мысли, что Марс преподнесёт нам сюрпризы ещё похлеще этих самых м-му-тантов. И они были правы. Один такой сюрприз был преподнесён только что. Его принёс «Красный ифрит»… Впрочем, по порядку.

Меня и Шестернёва спасли мутанты. Те двое, которых мы встретили, принадлежали именно к этому племени. Так мы очутились в ските «Песчаники».

Культура Марса — это жуткий коктейль из самых различных человеческих культур. Трудно поверить, что всё это появилось за какие-то сто лет. Здесь перемешалось всё — обрывки китайской философии и русских сказок. Православные церкви и сектантские убежища. Таиландские названия населённых пунктов и сленг из делийских трущоб. США, считавшиеся Вавилоном прошлых веков, — просто национал-традиционалистское общество по сравнению с тем, что сложилось на Марсе. Особенно если взять среду м-мутантов. Здесь неожиданно всплывали понятия и слова, давно забытые даже на Земле. Почему свои посёлки м-мутанты называли скитами, как русские старообрядцы прошлых веков? Кто знает.

Скит «Песчаники» раскинулся вокруг большого водоочистительного комплекса, перерабатывающего и очищающего подземные залежи льда для нужд поселений и промышленного комплекса института «Биореконструкция». Администрация внешних поселений Марса полностью отдала на эксплуатацию м-мутантам несколько подобных комплексов и рудников, как правило, отдалённых от главных населённых пунктов. Это, во-первых, значительно сокращало расходы, во-вторых м-мутанты, предпочитавшие жить отдельно, были при деле и не зря ели свой хлеб. В скиты ни полиция, ни представители администрации не лезли. У м-мутантов своя малопонятная организация жизни, так что можно считать — на Марсе существуют два сообщества. Обязанности свои м-мутанты выполняли образцово, доверенное оборудование содержали в идеальном порядке. Чем занимались в остальное время? Никого это особенно не интересовало. И, возможно, зря.

В «Песчаниках» проживало около полутысячи человек. Типичная Марсианская застройка — невысокие прозрачные купола, зарывшиеся в подземелья помещения. Зона обеспечения с ТЭФ-генератором, воздухе концентраторами Жилая зона маленькие комнаты, не изобилующие удобствами, скорее далее аскетичные. Никаких излишних украшений — строгая мебель, покрытые белым пластиком коридоры. В главном куполе жилой зоны располагался клуб — единственное место досуга. Там в центре помещения стоял огромный аквариум, в котором жила здоровенная барракуда. Зачем она понадобилась м-мутантам — ума не приложу.

Сидя в кресле-пузыре, можно было спокойно обозревать изломанную скалами и трещинами марсианскую равнину, громаду Олимпа на горизонте и серебряные конструктивистские нагромождения водоочистительного комплекса.

В ските имелся современный медицинский комплекс, от которого прилично досталось Шестерневу Он два дня провалялся на койке под колпаком диагноста. Я отделался легче — обследованием, порциями комплексного тонизирующего облучения и несколькими таблетками.

Изабелла Крафт — суровое и прекрасное создание, местный медик, занималась нами. Кроме неё, мы ни с кем не общались, если не считать того, что несколько раз заходили какие-то угрюмые субъекты, бесцеремонно глазели на нас и уходили. Внешне м-мутанты не отличаются практически ничем от нас — среди них есть красивые и не очень, толстые и худые — последних больше Вот только роднит смуглая, с зеленоватым оттенком, кожа да карие, притом ярко-карие (звучит немного непривычно) глаза.

Как только нас привели в скит, я потребовал связи с администрацией поселений. Но не был удостоен даже формального ответа На следующий день я затеял тот же разговор.

— Сообщите о нас в администрацию.

— Пока это преждевременно, — спокойно ответила Изабелла.

— Почему?

— На это есть причины.

— Какие такие причины? — взорвался я. — Объясните.

— И это пока преждевременно.

— Вы совершаете незаконные действия.

— Вы были бы мертвы, если бы не мы. Мы спасли вас.

— Какое великодушие. Кстати, это ваша обязанность. И это не даёт вам права держать нас в плену.

— Вы не в плену.

— Тогда сообщите о нас администрации!

— Это преждевременно…

Изабелла кривила душой. Мы были именно в плену.

Некоторая свобода передвижений была. Я мог добраться до клуба, правда, в отведённые часы, когда там никого не было. Я мог передвигаться по трём-четырём коридорам, по которым никуда невозможно было попасть. Я мог пройти в столовую — в комнатах не было кухонных систем — и там опрокинуть рюмку-другую шоколадного лимонада с вином и коньяком. Но я постоянно ощущал, что за мной наблюдают. Всё напичкано системами контроля И ещё — нас незаметно (как им казалось) контролировали три-четыре человека, готовые возникнуть неожиданно, как призраки, если гостям захочется предпринять какие-то опрометчивые действия.

Кроме того, пару раз по коже будто пробегала тёплая волна. Я чувствовал чей-то пристальный взор. Но не обычный взор человека. Некто, обладавший СИЛОЙ, изучал нас. Где он скрывался — я не знал, но, по-моему, где-то на территории скита. Ошибиться я не мог. Это внимание пугало.

У нас отобрали всё, включая разряженные, вышедшие из строя ручные коммуникаторы. М-мутанты предприняли всё, чтобы мы не связались с большой землёй. У них были на нас определённые планы.

Что предпринять в такой ситуации? Выключить охранные системы, избавиться от провожатых и проникнуть в центр связи, думаю, нам с Шестернёвым под силу. Можно попытаться захватить вездеход Пускай попробуют остановить разозлённого супера. Но это на крайний случай. Ситуация сложилась напряжённая, непонятная, неоднозначная. Разумнее подождать, пока она прояснится.

Через два дня, когда диагност показал, что Шестернёв практически здоров, нас перевели из лазарета в «гостиничный номер» — две небольшие, привычно неэстетичные комнаты. Там наше заключение продолжилось. Представляю, что творилось в МОБСе и Асгарде. Оперативники не прибыли на место назначения. Впрочем, до Асгарда я, кажется, мог достучаться. Импульс психоэнергии, пробивший гигантские расстояния, весточка — Я ЖИВ…

Я лежал на жёстком неудобном диване, Шестернёв устроился в кресле. Мы смотрели СТ. Корреспондент Марсианского агентства «Новостей» рассказывал о результатах работы поисковиков-спасателей и о ликвидации последствий разгулявшегося «Красного ифрита».

— Сегодня окончательно установлена цифра погибших во время стихийного бедствия — четырнадцать человек Тела восьми так и не найдены, но оснований считать их живыми нет.

В их число легкомысленно записали и нас.

— Сегодня обнаружен марсоход, на котором двое сотрудников Совета Земли следовали из «Космопорта-один» в Олимпик-полис.

В СТ-проёме возник наш сплющенный, изуродованный марсоход, который извлекали из завала похожие на кузнечиков машины поисково-спасательной службы.

— Тела пассажиров не найдены. Возможно, они пытались дойти до ближайшего населённого пункта пешком, но были настигнуты пыльной бурей, и тела их покоятся под тоннами песка.

Ну, спасибо.

— «Красный ифрит» — один из сильнейших за последние годы. Бывший сотрудник института «Биореконструкция» профессор Винкельман, обобщив данные по стихийным бедствиям за всё время наблюдений, пришёл к выводу, что возрастает и количество, и разрушительная сила пыльных бурь. Это связано с явлениями в атмосфере планеты вследствие успехов программы реконструкции. Только за этот год от бурь погибло сто пятнадцать человек, нанесён значительный материальный ущерб. Вместе с тем эксперты института «Биореконструкция» настаивают на безосновательности подобных выводов и утверждают, что Винкельман сгущает краски и старается приобрести политический капитал сомнительными средствами. Кто прав?.. Новости с Земли.

С Земли новости были неважными. В Каире — психоэкологический криз третьей степени, снова погибли люди. Конфликт между шиитами и экстремистской фундаменталистской организацией «Путь Магомета». Мадрид — криз третьей степени, ближе ко второй, совершенно необъяснимый Толпа забросала зажигательными бомбами музей Пра-до, ринулась на штурм, прокатилась по нескольким залам, уничтожая экспонаты, сжигая картины. Потом началось нечто безумно безобразное. Штурмующие начали применять оружие не только против полиции, но и против своих. А напоследок двое полицейских врезали ЭМ-очередями по своим коллегам. Беспорядки разрастались, были применены части отдельной десантной бригады Европола. Фантасмагория!

— Всё хуже и хуже, — покачал головой Шестернёв. — А мы сидим тут незнамо зачем и занимаемся неизвестно чем.

— Отдыхай. Небось в отпуске года два не был.

— Три… Какой отпуск, чёрт возьми? Что от нас хотят эти м-уроды?! Шестернёв наконец взорвался. — Бог ты мой! Суперы! М-мутанты! Зверинец!

— Тише, Володя. Не буйствуй…

Я прикрыл глаза. Готовился к этому шагу два дня. Перед закрытыми глазами возникла серая вязкая масса с редкими блёстками — привычные ощущения при вхождении в информполе компа. Я выстроил синее заграждение, убедился в его устойчивости и вышел из контакта.

— Я замкнул контрольный комплекс. Они побегают, прежде чем его наладят.

— Как замкнул?

— Играючи У нас есть пять свободных от чужих глаз и ушей минут. Поговорим серьёзно.

— Поговорим, — с некоторым вызовом произнёс Шестернёв.

— Ты мне не доверяешь. С первого дня.

— Тебе, как Александру Аргунову, моему напарнику, доверяю. Во всяком случае, достаточно доверяю. Ты вытащил меня из пыльной бури. Я твой должник, поэтому тут обсуждать нечего. Но…

— Но Асгард…

— Да. Я не верю в чужие благие намерения. Ими дорога в ад вымощена.

— Ты воспринимаешь нас, как некое подобие Больших Кланов. Только те торгуют наркотиками, а мы силой заставляем людей строить космические верфи и боевой флот Так?

— Несколько упрощаешь. Но похоже. Не один я так считаю.

— Правильно. Ещё последователи доктора Вольфа. И организации «Планета вне насилия».

— Не равняй с идиотами… Вы вылезли из тьмы. Ставите человечеству условия. Говорите что-то о внешней угрозе, не в силах ничем подкрепить свои слова.

— Почему это?

— Хорошо. Есть внешняя угроза. Прекрасно, вы воины без страха и упрёка, стремящиеся защитить нас, сирых и убогих. Вы не хотите для себя ничего. Вы благородны. Но… Вы чудовища, притом с огромными возможностями. Вы держите в руках силы, о которых люди не имеют никакого представления. И почему я должен думать, что в ваших руках щит, а не стилет убийцы?

— Ты веришь в то, что суперы — затаившиеся маньяки, стремящиеся устроить человечеству кровавую бойню?

— Суперы?.. Не совсем так. Взять человечество. Есть всемирный комитет развития культуры, есть Большой театр и «Фонд защитников животных». А есть Большие Кланы. Есть наёмные убийцы. Борьба противоположностей. Почему у суперов должно быть иначе? Кто-то — защитник. Кто-то — разрушитель. Только возможности Большого Клана и Асгарда разные. Как между обычным фугасом и вакумной бомбой. Мой ночной кошмар — столкновение человечества и суперов.

— Мы такое же человечество. Только лучше. Ответственнее. Благороднее. Суперы — не только шаг человечества к мощи, но и к свету.

— Красиво звучит.

— Я примерно знал, что ты ощущаешь. Но заговорил ты обо всём только сегодня. Почему?

— Не знаю. Во мне будто что-то надломилось. Пройдя через кошмар пыльной бури, начинаешь смотреть на всё несколько по-иному. Я теперь не уверен ни в чём.

— Всё объясняется очень просто. Ты стал супером.

— Что?!

— Ты сейчас осваиваешься со своим новым состоянием. День за днём ты будешь открывать в себе новые способности. Ты уже сейчас начинаешь ощущать неясные потоки и веяния. Скоро ты начнёшь различать их. Научишься видеть «клинки Тю-хэ». Научишься перемещениям, считке с информ-полей. Получишь власть. И ответственность.

— Не может быть.

— Может. Сила дремала в тебе с рождения, она ждала своего часа. Инициация сверх-Я — процесс чрезвычайно сложный и опасный. Собирается круг суперов, проводит обращаемого по всем ступеням. При этом велик риск погибнуть, сорваться в «зыбучие пески» в иных пространствах. Очень редко случаются самоинициации, как правило, подстёгнутые каким-то внешним воздействием. У первого супера

— Чаева — инициацию спровоцировала работа с эфиродинамическими генераторами. В твоём случае — нечто, пришедшее с «Красным ифритом». Всплеск какой-то мощи. Ты бы сорвался в «зыбучие пески» и погиб, но я тебя вытащил.

— Я не верю…

— А чего тут верить? Ты же знаешь, что я прав. Теперь у тебя две дороги: или в Асгард, или своя — в неизвестность.

— Многие пошли своей дорогой?

— Насколько я знаю — никто. Мы все рано или поздно возвращаемся в Асгард. Мы не можем иначе.

— Но…

— Всё. Сейчас включится контрольная аппаратура.

Я прикрыл глаза. Усилие — снова вошёл в компьютер, установленная мной стена разваливалась, серая с блёстками ровная масса восстанавливалась. Значит, повреждения исправлены, мы опять под колпаком…

Ещё двое суток мы провели, просматривая СТ-программы, большинство из которых почему-то было заблокировано, записи без какой-либо системы подобранных передач и фильмов. Старые боевики, пара «слезогонок», четырехсотсерийная тянучка из жизни английского света девятнадцатого века, тупая до невероятия даже по меркам тянучек. Несколько записей СТ-садомахов. Пара концертов инфрамузыки, включающей компоненты инфразвука. Неужели м-мутанты наслаждаются всем этим? Вряд ли. Просто кинули нам, чтобы не скучали. Два раза подручный Изабеллы водил нас на обследование диагноста. И, кажется, остался не слишком довольным результатами.

И вот после завтрака к нам заявилась Изабелла, которую мы не видели два дня. Она держалась ещё суше и официальнее, чем обычно, хотя, как мне казалось, она уже давно в этом достигла предела.

— Как вы себя чувствуете? — осведомилась она.

— Просто прекрасно. Ваше гостеприимство идёт нам на пользу, — сказал я.

Сарказм, который я вложил в эти слова, был проигнорирован.

— Самочувствие ваше, — обернулась к Шестерневу, — нестандартно. Показатели в норме, но изменчивы. Пока состояние не внушает опасений, но… Мы не можем поставить диагноз.

И не сможете, подумал я. Фактически организм Шестернёва сейчас полностью перестраивается, вот только большинство изменений стандартному диагносту «Гиппократ» не выявить, иначе, думаю, с Изабеллы моментом слетела бы её маска равнодушия.

— Мы польщены заботой о нашем здоровье, — сказал Шестернёв, — но на Марс мы прилетели не лечиться.

— А зачем?

— Мы уже отвечали на этот вопрос — социологическая программа Совета Земли по внешним поселениям, — раздражённо произнёс я. — Нет никакого смысла нас задерживать.

— Так ли? — губы Изабеллы дрогнули в лёгкой усмешке.

Оказывается, у неё есть эмоции.

— Именно так.

— Мы это вскоре выясним.

Готовит она нам какую-то свинью. Я чувствовал.

— Через час вас удостоит встречи Сергей Андерсон.

— Мы чрезвычайно польщены, — кивнул Шестернёв. — А кто он такой хоть?

— Колдун. Через час. Купол. Она обернулась и плавной эротичной походкой удалилась.

Двери сомкнулись.

— Колдун… Только этого не хватало, — сказал я.

Я расположился в кресле около аквариума с барракудой. Клуб — единственное место, где есть мягкие кресла, в которых можно блаженно развалиться и расслабиться. Остальная мебель в ските специально создана для того, чтобы доставить людям (тьфу — м-мутантам) наибольшие неудобства.

— Интересно, что это за колдун? — не мог успокоиться Шестернёв.

— Увидим. Наверное, с посохом и филином на плече. Как положено.

— Мы попали в каменный век. М-мутанты — чистые троглодиты. Живут в пещерах. С внешним миром не общаются. Спасённых ими не отпускают. Кстати, это первобытный обычай — спасённый в джунглях племенем становится его членом.

— Или съедается при наличии возражений.

— Или съедается. Или вот ей скармливается, — Шестернёв постучал по бронированному стеклу аквариума перед носом лениво шевелящей плавниками барракуды. Та никак не отреагировала, глядя куда-то выпученными тупыми глазами. — Колдуны. Шаманы. Бубен. Точно каменный век! М-мутанты решили сбросить шелуху цивилизации.

— Сейчас увидим.

У меня на сей счёт было иное мнение…

Он появился через пятнадцать минут после назначенного срока. На вид колдуну было лет двадцать. Худой нервный молодой человек. Аура блестящая, переливающаяся как фейерверк. В нём ощущалась та самая СИЛА. Но не такая, как у супера — иная. Возможно, не меньшая, но совершенно иная, чем-то схожая с биением недр Марса. Как бы то ни было — Сергей Андерсон колдуном был настоящим, без дураков.

Он поздоровался и сел в кресло напротив, бесцеремонно рассматривая нас… Точно, это ощущение его присутствия посещало меня два раза. Он наверняка приценился за время нашего пребывания в ските к нам и теперь принял какое-то решение.

— Вы иные, — сразу взял он быка за рога. — Вы не похожи на «кротов» и «земельников».

Насколько я узнал, мутанты называют «кротами» обычных поселенцев, зарывающихся в пещерах, прячущихся в куполах от Марса. «Земельники» соответственно, земляне. Что тут скажешь? Промолчим из вежливости,

— Асгард? — осведомился Андерсон. Я пожал плечами.

— Асгард! — Это было уже утверждение, с которым смешно спорить.

— Это основание держать нас здесь? — спросил я.

— Опасность. Вы несёте её с собой. Она — в биении вашей «джи», — он посмотрел на меня.

«Джи» в понятии м-мутантов, а также многих других, изначальная вселенская энергия, основа всех видов полей и вещества, а также первичного духа, жизни.

— Тебе есть, что сказать? — спросил я. — Так говори, Моё слово будет потом.

— Вы знаете, кто мы? — неожиданно спросил Андерсон.

— М-мутанты.

— Название, данное нам «кротами». Уничижительное название. Мы — марселены.

Слышал. Марсианские поселенцы — сокращённо марселены. М-мутанты предпочитают, чтобы их называли так.

— Марс — наша Родина. Здесь уже растут поколения, ни разу не бывавшие на Земле и не стремящиеся туда. Мы строим своё общество. Нас сегодня пятнадцать тысяч. Мы стараемся строить справедливое общество, лишённое излишней агрессии, насилия. Это не получается, потому что мы всего лишь люди, хоть и имеющие, в отличие от большинства «кротов» и «земельников», свою цель. Мы строим рациональное общество, не обременённое излишками — как материальными, так и духовными. Мы учимся слушать голос «джи» Марса и Вселенной.

Секретные доклады социологической комиссии ОССН, которые мне как-то довелось читать, говорили о растущем изоляционизме м-мутантов, о противопоставлении себя остальному человечеству. Пока лишь как теоретический вариант рассматривалась возможность, что однажды м-мутанты не захотят делить с нами Марс. Теперь мне подумалось, что это случится скорее, чем мы думаем.

— Нам не нравится, когда нечто неизвестное вторгается в нашу жизнь. Мы находим общий язык с администрацией, шахтёрами, преступниками. С ними бывают конфликты, порой кровавые. Нам не привыкать к ненависти и недоверию со стороны «кротов». Но… Но тогда к нам вторглось нечто гораздо более худшее. Вторгся разрушитель полотна бытия. И он был похож на вас.

— Что ты имеешь в виду? — напрягся Шестернёв.

— Он пришёл к нам по пустыне, Его привели марселены со скита «Сиреневый». Он шёл через пустыню с откинутым шлемом скафа. Его приняли за марселена. Он не отвечал на вопросы. Он молчал. В «Сиреневом» пробыл семь часов. Когда ушёл, туда пришёл кошмар.

Андерсон щёлкнул пальцами.

— Развёртка. Блок «Сиреневый», со второй минуты.

В воздухе возник СТ-проём.

— Запись сильно повреждена всплеском ЭМ-поля. Всё, что удалось восстановить.

Полосы. Рябь. Через неё с трудом прорывалось изображение. Слышался свист ЭМ-очередей. Чьё-то яростно оскаленное лицо. Опускающийся окровавленный нож… Катящаяся по полу отрубленная улыбающаяся голова.

— В «Сиреневом» проживало восемьдесят марселенов, — пояснил происходящее Андерсон. — Тридцать пять погибло. Вспышка ярости. Оставшиеся в живых ничего не помнят.

— Почему тот пришелец похож на нас? — спросил я.

— Что-то общее в полевой структуре, — колдун перешёл на научный язык. — Я же сказал — он обладал сильным «лжи»,

— Ты тоже обладаешь «лжи».

— Иным «лжи». Он нёс разрушение.

— Что это значит?

— Для каждого своё, — туманно пояснил Андерсон.

— Назад провернуть, — приказал я. СТ-запись потекла в обратном направлении,

— Стоп. Вперёд… Ещё раз назад… Так, вперёд. Теперь стоп. Видишь, Володя?

— Синее ожерелье, — хлопнул в ладоши Шестернёв.

— Точно.

В начале плёнки на шее одного из марселенов я различил синее ожерелье.

— Ты слышал о «голубике»? — спросил я Андерсона.

— Никогда.

— Значит, услышишь. Когда всё это произошло?

— Восемь месяцев назад.

Мы переглянулись с Шестернёвым.

— Откуда он шёл?

— Карта 12, сектор 8, - приказал Андерсон. — Вот здесь его видели в первый раз.

На карте в СТ-проёме возникла пульсирующая точка.

— А здесь его подобрали марселены из «Сиреневого».

Мне стало не по себе, когда я прикинул, откуда может вести стрелка маршрута.

— Я не знаю, что это было, — сказал я. — Возможно, воздействие какого-то нового наркотика, — в моём голосе не было большой уверенности. — Но мы разберёмся. По Земле прокатился вал подобных происшествий. И, кстати, этот вал нарастает. Мы пытаемся понять, что происходит… Теперь что?

— Мы доставим вас в любое удобное место.

— Сменили гнев на милость, — усмехнулся я. — Ваши подозрения развеяны?

— Я не вижу в вас семени разрушения. Вы похожи на того. Но не он.

— Кстати, его описание, СТ-изображение?

— Ничего не осталось. Люди описывают его по-разному.

— Можем мы рассчитывать на вашу помощь в дальнейшем?

— Можете.

Андерсон рассказал, как связаться с ним по коммуникатору.

— Я боюсь, как бы это не повторилось вновь. Я не хочу, чтобы марселены убивали друг друга.

— Мы тоже не хотим, чтобы лилась кровь. Закончилось всё рукопожатиями. Возможно, мы приобрели союзника, который ещё понадобится нам.

— Следуйте за мной, — произнесла Изабелла. Вскоре мы сидели в кабине марсохода.

— Какое-то дерьмо, — покачал головой Шестернёв, глядя на марсианский пейзаж: за куполом марсохода — Ему показалось. Нам показалось. Что за чепуховина? Всё на каких-то неясных ощущениях, которые не проверить. Это не расследование, а написание поэмы.

— Привыкай доверять ощущениям так же, как СТ-записям, — сказал я.

— Какой-то пришелец без скафа, — пожал плечами Шестернёв. — А нам не морочат голову?

— Если бы. Ты знаешь, откуда он шёл?

— Откуда-то из пустыни. Может, тоже сломался марсоход.

— Эх, если бы.

— Ты что-то знаешь?

— Предполагаю. Всему своё время. Дай собраться с мыслями.

Шестернёв покосился на меня. И откинулся в жёстком кресле, прикрыв глаза.

Мы с трудом уворачивались от снующих везде стай журналистов, затеявших на нас охоту по всем правилам, проникнувших в помещение Главной Администрации поселений Марса. Как же такое им упустить. «В лапах «Красного ифрита». «В последний миг им привиделась Дева Мария». «В плену у м-мутантов». Какие ещё будут заголовки? Наверняка будоражащие кровь, поскольку журналисты получили широкий простор для фантазии — ведь давать комментарии мы им отказались напрочь. Мне меньше всего хотелось, чтобы наши лица мелькали на СТ.

Шеф Главной Администрации извинился, что не может нас принять лично — но мы и не настаивали. По протоколу чиновников нашего ранга должен принимать заместитель.

Раймон Макловски — заместитель по социальным вопросам, импозантный, седой мужчина принял нас в просторном кабинете, более похожем на оранжерею. По потолкам, стенам расползлись лианы. Заросли экзотических цветов покрывали пол. Огромные орхидеи — плод генной инженерии — трепетали влажными лепестками. Макловски был любитель флоры. Впрочем, как многие, кто оторван от Земли.

— Мы уже сообщили в Совет прискорбную весть о вашем исчезновении, — сказал он. — Мы были рады, когда вы нашлись.

— Мы тоже, — кивнул я.

— В общих чертах я имею представление, зачем вы прибыли. Но хотелось бы услышать подробнее, чтобы наиболее рационально организовать вашу работу.

На лицо Макловски была нацеплена дежурная улыбка — достаточно широкая. У высокопоставленных чиновников есть целый набор стандартных улыбок, их ширина зависит от положения человека, с которым им приходится общаться.

— Программа «Переселенец» Социального Комитета. Слышали наверняка, сказал я.

— Конечно. Принятые комитетом решения по данным вопросам являются для нас базовыми.

— Программе уже полсотни лет. Освоение новых земель — явление не только техническое, экономическое, но и социальное. Мы с коллегой являемся сотрудниками криминологического подкомитета. Причины преступности и социальной нестабильности — главная тема. Некоторые тенденции кажутся нам не слишком благоприятными. Мы хотим ознакомиться с ситуацией.

— В Совете сгущают краски. Не думаю, что ситуация сильно отличается от той, которая существует на Земле.

— Особое отношение, — развёл я руками. — Что взять с Чёрных Штатов или Афганско-Пакистанского Союза? Весь мир знает, что это захолустье цивилизации, обитель дикарей. Марс же — аванпост человечества. Объект величайшего в истории эксперимента «Биореконструкция». Некоторые считают, что положение дел здесь не соответствует значению планеты.

— Старые разговоры, — улыбка Макловски заметно потускнела, но лишь на мгновение, а потом вновь расцвела. — Конечно, мы окажем вам любое содействие. К вашим услугам два референта, — он щёлкнул клавишей, в СТ-проёме появились два лица. — Жак Рено и Роберт Шифер. Прекрасные специалисты, глубоко знают о происходящих у нас процессах,

— Всё же думаю, нам больше придётся контактировать с полицией. Хотелось бы познакомиться с её руководителем.

— Конечно, — кивнул Макловски. — Ко мне обращайтесь в любое время.

Жак Рено проводил нас в отель «Деймос» — самое лучшее заведение на Марсе, его визитная карточка. Отель был достаточно роскошен. Затем мы отправились в Центральное управлении полиции. Жак Рено преодолел секретаршу и кибохранника и зашёл в кабинет начальника. Вернулся.

— Господин Парфентьев готов принять вас.

— До завтра вы свободны, — сказал я.

— Но у меня указание, — попытался возразить Рено.

— Идите, — приказал я.

Он повиновался. Впрочем, вряд ли нас оставят в покое. Не удивлюсь, если нам приделают хвост. У Главной Администрации Марса несколько натянутые отношения с некоторыми деятелями в Совете Земли, особенно в Комитете социальных проблем. Естественно, местным шишкам меньше всего хотелось, чтобы чиновники Совета бесконтрольно шатались по их владениям и вынюхивали неизвестно чего. Возможно, мы переборщили с прикрытием. Но оповещать всех, что мы представители Центрального координационного полицейского совета было бы ещё опрометчивее.

Начальник полиции Гордон Парфентьев представлял из себя типичную полицейскую ищейку. Двухметровый дылда лет сорока пяти с бульдожьей физиономией и маленькими цепкими глазами. Я знал о нём много. Он не знал обо мне ничего. Я помнил о нём такие вещи, которые он сам давно забыл. Ещё перед отправкой на Марс я изучил всю его подноготную, поднял все досье. Мне нужно было иметь по возможности полное представление о тех, с кем придётся работать. Я давно продумал, как строить с ним отношения. В процессе разговора я убедился, что составленное о нём по документам представление оказалось достаточно верным и тактика поведения с ним выбрана правильно.

Парфентьев, как и сотрудники Главной Администрации тоже был хорошо обучен чиновничьему языку мимики и жеста. Правда его улыбка, соответствующая в точности той ширине, которая положена для общения с птицами нашего полёта, отдавала чем-то зловещим. За ней скрывалось с трудом сдерживаемое раздражение как нашим визитом, так и Марсом, Главной Администрацией, Советом Земли, да и жизнью в целом. Многие полицейские после двадцати лет службы становятся раздражительными циниками.

— Мне сообщил о вас Макловски, — трескучим, наполненным фальшивой доброжелательностью голосом произнёс Парфентьев. — Вся необходимая помощь с моей стороны вам обеспечена. С сегодняшнего дня я открою вам соответствующий допуск ко всем нашим базам данных, естественно, с некоторыми ограничениями.

— И вы знаете, какой у нас допуск? — поинтересовался я.

— Двести пятидесятая инструкция. Сотрудники третьего класса ОССН имеют «зелёный допуск» к нашим материалам.

— Сотрудники третьего класса? — иронично вскинул я бровь и протянул идентификационную карточку.

Парфентьев сунул её в прорезь идентификатора. И выражение его лица совершенно перестало соответствовать протоколу. Точнее, лицо его стало просто кислым.

— ЦКПС? Чрезвычайная комиссия? Эксперты с красной карточкой?

— Именно.

— Вот уж кого не ждали. Вам-то что понадобилось? Экспертов чрезвычайщиков не было на Марсе десять лет. Да и самих чрезвычайных комиссий, насколько я знаю, не было лет пять. Хоть по какому поводу?

— Чтобы не вдаваться в подробности, скажу лишь, что по проблемам психоэкологии.

— Проблемам, как же! Случилось что-то из ряда вон выходящее. Пытаетесь выяснить причину волны психоэкокризов на старушке Земле? Но Марс-то тут при чём? — Парфентьев вопросительно смотрел на меня. Да, в проницательности ему не откажешь. Сразу ухватил проблему.

— Это и хотим понять.

— К вашим услугам.

— По-моему, вы не слишком рады.

— Как сказать. Вы бы на моём месте были бы слишком рады? Как снег на голову сваливаются два «чрезвычайщика». У них права арестовать кого угодно, снять меня с должности, приостановить распоряжения Главной Администрации.

— Добавьте ещё — неизвестно кто. Чинуши из ЦКПС, ничего не соображающие в полицейской работе, а если и соображающие, то достаточно туго, будут наводить свои порядки. Наломают дров, а что потом?.. Правильно?

Гордон Парфентьев только пожал плечами.

— Думаю, мы изменим ваше мнение, — завершил я тираду.

— Посмотрим, — вздохнул Парфентьев. — Ваши полномочия вступают в силу после получения подтверждения с Земли. На это понадобиться несколько часов.

— Конечно, — кивнул я. — Уже вечер. Нет смысла ни вам, ни нам ночевать здесь Завтра и займёмся.

— По правилам я должен выставить вам охрану.

— Нет.

— Но…

— По правилам вы должны подчиняться мне, — отрезал я.

— При получении подтверждения, — огрызнулся Парфентьев.

— А без подтверждения вы и не обязаны выставлять охрану, — усмехнулся я.

— Хорошо. Только если решите прогуляться по городу, предупреждаю — это будет опрометчиво. Центральные сектора совершенно безопасны, но к «крысиным норам» не приближайтесь. Там человеческая жизнь стоит не очень дорого.

— Вы не особенно высоко оцениваете свои успехи в борьбе с преступностью, хмыкнул Шестернёв.

— Я их оцениваю объективно, — зло отрезал Парфентьев, которого, похоже, слова Володи задели за живое.

На вырастающей из причудливых кристаллов сцене сначала змеёй извивалась певица, роняя свистяще-каркающие звуки песни в стиле «биопротез-рок», потом разорвался СТ-проём, в котором плескались и перетекали из одного в другой чарующие цвета. Хрустальным звоном плыли приятные, отдающиеся в глубине твоего существа, звуки. Исполнялся звукоцветовой алкосинтетик модного на Земле и в послениях сенсоркомпозитора Клифа Налкинда. Если не отвлекаться от сцены и внимательно слушать музыку, то впадёшь в состояние, похожее на опьянение, но не простое, а с оттенками изящных ощущений и лёгких желаний.

Первое правило — при начале работы, если позволяет время, ознакомься с местом, где предстоит работать. И не столько с географией. Нужно не только прочно запомнить улицы, развязки, просчитать, как в случае обострения обстановки уходить от преследования и проводить спецмероприятия. Важно ощутить дух города, понять, чем и как живут люди. Конечно, одного дня недостаточно для глубокого проникновения в местную жизнь. Но достаточно для первого впечатления, которое часто бывает самым верным.

Начали мы знакомство с вечерним Олимпик-полисом, с ужина в ресторане «Сталагмит» — одном из наиболее дорогих заведений, занимающем почётное место во всех рекламных информпакетах, которыми снабжают гостей сразу по прибытии.

Ресторан на самом деле располагался в пещере, с потолка которой сверкали переливающиеся в разноцветных лучах сталактиты и сталагмиты.

Своё исконное назначение кафе и рестораны потеряли ещё в середине двадцать первого века. Спрашивается, какой смысл идти обедать в ресторан, если кухонный синтезатор соорудит тебе любое блюдо не намного хуже? Конечно, если вам нравится натуральная пища — есть и такие уникумы — то дорога вам туда. Но по вкусу различить «синтетик» и «натураль» трудно, кроме того, питаться мясом живых существ стало просто неприличным. Но рестораны и их меньшие братья бары и различные питейные заведения не умерли. Народ до сих пор стремится туда, чтобы себя показать, на других поглядеть, да растрясти свою кредитную карточку — ведь удовольствие порой очень недешёвое. Некоторые рестораны привлекают изысканными синтетик-блюдами, повара в них — настоящие виртуозы, под стать исполнителям классической музыки, безупречно берут на совершенных пище синтезатор ах сложнейшие аккорды. Кроме того, в ресторанах — известные артисты, сенсорзрелища, притом часто на грани запрещённого. Другие же подобные заведения превратились в откровенные наркопритоны, порой весьма фешенебельные, куда заказан вход полиции, что, естественно, тоже привлекает денежных посетителей определённого толка. Так что в наше время ресторанный бизнес продолжает процветать.

От натуральной пищи я и Шестернёв отказались, заказали несколько синтетиков по безумным ценам. Впрочем, с деньгами можно не считаться. ЦКПС и родной МОБС оплатит любой счёт, если, конечно, мы не решим скупить какой-нибудь рудник.

Развалившись в кресле-пузыре, посасывая вино и шоколадный лимонад, я наблюдал за людьми. Публики прибывало всё больше. Путеводители утверждали, что порой в «Сталагмит» просто не пробиться.

Разномастный и разношёрстный люд. Бело-чёрно-желтокожие, а то и вообще представители каких-то непонятных рас, образовавшихся в результате дикого смешения кровей. Особенно много было китайцев и японцев. В прошлом веке с началом коммерческих перевозок китайцы организованно и с энтузиазмом двинули осваивать новые инопланетные пространства, так что сегодня треть населения Марса имеет специфический косой разрез глаз.

Собирались здесь люди с деньгами. Шахтёрам или операторам установок «Биореконструкции» здесь делать нечего. Двери «Сталагмита» открыты богатым туристам с Земли, представителям фирм, чиновникам Главной Администрации. Ну и, конечно, преступному люду — этих хорошо одетых, не особо отличающиеся от других посетителей, строго держащихся в рамках приличия джентльменов мой намётанный взор сразу вычленял в любой толпе. Мода в этом году для мужчин вполне пристойная — строгие чёрные и белые смокинги с бабочками. Посетители предпочитали следовать ей. На нас, одетых попроще, смотрели искоса. Зато женская мода выдала очередной кульбит. В ходу был золотоносный дождь осыпающие обнажённые женские тела золотые струи, порой весьма редкие. А также СТ-платья — проекторы на одежде превращали тела дам то в бесформенные сгустки тьмы и света, то в тела ящериц, мохнатых чудищ, то во что-нибудь совсем шокирующее — тут у кого на что фантазии хватит. Кстати, на Земле мода на СТ-платья сошла полгода назад. Но здесь всё-таки внешние поселения.

Сенсоркомпозиция закончилась. Посетители отреагировали жидкими аплодисментами. Неожиданно по залу прокатился глухой ропот. Пышноте-лая дама за соседним столом в редком золотом дожде и с ожерельем из безумно дорогих венерианских опалов презрительно поджала губы и что-то прошептала своему коротышке-кавалеру во фраке. Мрачный китаец, сидевший за столиком с компанией таких же, как и он, головорезов, сжал лежащие на столике кулаки. Парочка землян с интересом смотрела куда-то за мою спину. Я обернулся. За столик, не смотря по сторонам, усаживался высокий сухой человек с выразительными карими глазами. М-мутант — ошибиться невозможно. Я ещё раз убедился, что отношения марселенов и «кротов» далеки от тёплых.

— Ну что, пошли? — спросил я, вынимая из кассового гнезда кредитный брелок, с которого слетела приличная сумма.

— Пошли, — кивнул Шестернёв.

— Взглянем на вечерний город.

Мы вышли из ресторана. Слежки за собой не обнаружили. Впрочем, идти следом вовсе не обязательно. То же самое можно сделать с помощью контрольных полицейских блюдец, которыми перекрыт весь город…,

Олимпик-полис — крупнейший город внешних поселений. Население его насчитывает около семисот тысяч человек — инженеры, служащие фирм, рабочие трёх крупных предприятий. Да ещё сотня тысяч приезжих — прибывшие на отдых шахтёры и м-мутанты, туристы с Земли.

Уникальное архитектурное и техническое творение поражало воображение. Восемьдесят процентов города скрыто под землёй. Почти сотню лет в грунт вгрызались землекомбайны, прокладывая широкие туннели, выедая полости, которые строители и архитекторы укрепляли сверхпрочными материалами, где техники сооружали мощные системы обеспечения. Сегодня Олимпик-полис раскинулся на многие километры, ушёл на сотни метров под поверхность, вспенился гигантскими стекло-пластовыми куполами.

Искусственные и естественные пещеры заполнялись различными сооружениями и строениями, отражавшими вехи в развитии земной архитектурной мысли. Ретро-волна оставила здесь горбато вздымающиеся узкие улочки приземистых домов с островерхими крышами, карнизами, башенками и с куполом синего земного неба, на самом деле являвшегося умелой СТ-проекцией. Административный центр был выполнен в традициях предельно-функционального и конструктивизма — выполненные из пластика и клёпанного металла коридоры, из чётких прямоугольников и овалов строения — так примерно выглядели изнутри космические корабли середины прошлого века, ничего лишнего, ничего ненужного, все механизмы и коммуникации — напоказ. Давно ходили разговоры, чтобы перестроить всё это безобразие, но постепенно административный центр попал в число памятников архитектуры, как образец архитектурного идиотизма. Рабочие и инженеры, а также средний административный персонал проживали в самых обширных районах — огромные пещеры были заполнены шарами, дисками, кубами стандартных жилых модулей, обладавших достаточно высоким уровнем комфорта. Виллы высшего марсианского света раскинулись в обширных пустотах с бурной растительностью, там слыхом не слыхивали о скученности и тесноте, и проход был разрешён только по пропускам. В городе имелось четыре зоны отдыха с озёрами, парками и красным марсианским небом над головой, от которого отделял ошибочно казавшийся ненадёжным металле стеклопластик купола.

— Всё равно ощущаешь себя зарытым под землю, — сказал Шестернёв, глядя в вечереющее тёмно-синие небо с мчащимися по нему низкими облаками — на самом деле СТ-проекцией.

— Пройдёмся по местам, куда нас предупреждал не ходить полицмейстер? предложил я.

— Давай.

Вокруг уходили вдаль и ввысь острыми углами, округлялись плавными изгибами сооружения делового центра. Взлетая вверх, тонко пели и переплетались в невероятном узоре серебряные струи фонтанов, метались и складывались в затейливые фигуры блёстки светлячков. Чи — один из лучших архитекторов века реконструировал двадцать лет назад деловой центр Марса, который до того выглядел примерно так же, как и центр административный. Теперь этот комплекс признанный архитектурный шедевр нашего времени.

Я подошёл к столбику остановки такси, вставил кредитный брелок.

— Машину.

Через минуту подкатил ярко-зелёный мобиль.

— Южный сектор, — приказал я, усаживаясь на сиденье. — Колумбия-стрит.

— Прямого пути гражданскому транспорту нет, — проинформировал компьютер. Воспользуйтесь игольником.

Вагон игольника — пневмопоезда, двигающегося в результате разницы давления воздуха, был грязен и изуродован. По сиденьям прошлись лезвия ножей, притом их хозяевам пришлось постараться, чтобы пропороть прочный пластик. На стенах были» изображены неприличные картинки, выведены несколько похабных слов и иероглифов, а также шла ярко-красная люминонадпись по-английски «Птичий пух». Похоже, линия игольника считалась пропащей, городские службы давно плюнули на неё и не делали ничего, чтобы привести вагоны в божеское состояние. На сиденьях, положив ноги на спинки, скучали двое негритянских подростков в СТ-ботинках, изображавших раздвоенные копыта — писк моды у шпаны. На груди одного сияла надпись «Наш бог — Боль». На полу сидел и пускал изо рта пузыри огромный толстый китаец, явно наглотавшийся каких-то наркотиков. С лёгким шипением поезд плавно затормозил, дверь распахнулась.

— Воздухоконцентраторный пункт, — сообщил голос компьютера.

Двое негров встали. Один, выходя из вагона, нагнулся, вытащил из кармана китайца коробочку, показал её своему приятелю. Оба белозубо заржали.

— Скунс, — крикнул мне негр, показал язык и уселся на быстро скользящий в туманную дымку эскалатор

— Марсианская обезьяна, — констатировал Шестернёв.

— По-моему, они только что стянули коробочку птичьего пуха.

— На вечер кайф обеспечен. Крысы. Они везде одинаковы.

— Когда человечество доберётся до Туманности Андромеды, они и там будут писать похабные слова на стенах и воровать друг у друга наркотики. На то они и крысы, — философски заключил я. — Вставай, приехали.

Всё-таки человек — существо интересное. Докуда бы он ни добрался, там рано или поздно появляются трущобы. Двадцать второй век — каждый может рассчитывать на комфортабельную квартиру, на свою порцию еды и выпивки. Каждый может жить, не думая о том, что завтра сдохнет от голода в подворотне. Люди получили возможность жить сыто, на чистых, вылизываемых кибдворниками улицах. И всё равно каждый город на Земле и во внешних поселениях может похвастаться своими трущобами Своими злачными местами. Своими районами, где правят бал «крысы».

Южный сектор. Запутанные, покрытые брусчаткой ретро-улицы начала века, лепные карнизы и атланты, поддерживающие балконы. Сияющие витрины неизвестно чем торгующих лавок и магазинов. Рекламы эротических сенсорзалов и СТ-театров. Яркая афиша новой «Метаморфозы».

Здесь было гораздо многолюднее, чем в фешенебельном центре. Это — место развлечения для искателей всех видов пороков, не боящихся грязи и падения или просто жаждущих острых ощущений. Сновали ушлые живчики, шёпотом зазывая клиентов на запрещённый сенсорсеанс садомахов. Открыто предлагался «птичий пух» и героин. Здесь же намекали на то, что можно достать и «райские семечки». Шла бойкая торговля человеческой плотью. Как и сотни лет назад, призывно пялили глаза подпиравшие стены ловко и соблазнительно полуобнажённые девицы многие далеко не первой свежести, другие, наоборот, явно недостаточного возраста. Деловито кружили сутенёры. Никакие сенсоригрища и подкорковые эмоциональные воздействия не лишат работы этих призывно смотрящих и доступно улыбающихся девиц и их котов.

Под жёлто-красными, стилизованными под свечные, фонарями барражировали стайки молодёжи, выразительно поигрывая бритвами и ножами, сидели на корточках типы с печатью злобной агрессии на лицах. Из переулка слышались крики — там кого-то охаживали. Блюдца полицейских следящих систем были выворочены с мясом. Неожиданно прошёл шорох, и тут же кто-то быстро дёрнул в глубину переулков, кто-то скрылся в подворотне, демонстративно выставленные напоказ ножи и бритвы исчезли. По улице неторопливо проехал полицейский броневик.

Мы посидели в баре. Опрокинули по рюмке ликёра, присматриваясь к публике. Обычное дно города. Типичный набор сброда, опустившихся подонков или просто потерянных душ, да ещё несколько туристов. Принесла их сюда нелёгкая. Тоже мне — исследователи экзотики Олимпик-полиса. Вероятно, сегодня одни из них расстанутся с кредитными карточками, а другие воспользуются услугами «Гиппократа». Однако в баре туристам ничто не грозит. Двое бегемотов-вышибал чли тут покой.

— У них что-то с пище синтезатором, — Шестернёв отодвинул стакан. — Давно не пил такого мерзкого коктейля.

— Хозяин вряд ли когда раскошелится на хороший пищесинтезатор.

— Вонючая харчевня…

— Точно.

— Вонючий район. Не помню, чтобы в справках, которые мы читали, расписывались эти трущобы.

— Любые бюрократические творения страдают тенденциозностью. Авторы лакируют действительность. Или сгущают краски, в зависимости от целей. Объективную картину молено увидеть только собственными глазами. Для этого я тебя и поволок на экскурсию. Пошли?

— Пошли.

Мы вышли из бара. И тут же влипли в хорошенькую историю. Грех жаловаться. Нечто подобное я и предполагал.

Женщина сначала визжала как резаная. Потом потеряла сознание. Но огромного, заплывшего жиром, скрывающим могучие мышцы, араба, голого по пояс, со светотатуировками — змеями, ползущими по телу, ничего не могло остановить. Он определённо не дожрал наркотиков и теперь вымещал свою злобу. Судя по отрывочным крикам, это была разборка между сутенёром и рабочей лошадкой.

— Падаль… Падаль… Падаль, — как заведённый твердил по-английски араб, нанося удары.

Женщина стонала. Гнев застилал арабу глаза, он не слишком ясно соображал от ярости, поэтому часто бил мимо. Остановить его никто не пытался. Трущобы быстро приучают людей не вмешиваться не в свои дела. Били и убивали тут постоянно. Одним трупом больше — какая разница, если, конечно, труп не твой собственный.

— Стой! — крикнул Шестернёв, кидаясь вперёд.

Араб не обратил на окрик никакого внимания.

Шестернёв схватил сутенёра за плечо и отбросил от жертвы.

— Остынь. Ты убьёшь её.

— Не-ет, — выпучил глаза араб. — Я убью тебя.

Ну вот, началось.

В руке араба оказался стилет с длинным лезвием-иглой, мелькающим в свете мерцающего фонаря.

Я присел на скамейку рядом с потёртым завсегдатаем улицы, пожилым латиноамериканцем, и стал наблюдать за поединком.

— Убьёт его Ахмад, — зевнул латинос.

— Думаешь? — поддержал я беседу.

— Точно. Он бешеный. В прошлом году зарезал девочку. А парня от банды «Синих» — того голыми руками. Полиция брала — отпустили… Зарежет. А не зарежет, так «лесные пантеры» его приберут. Главная местная банда. Ахмад с ними не разлей вода.

— Да… — протянул я.

— Во, смотри, — кивнул латинос.

— Ху, — Ахмад, неожиданно легко для своей комплекции круживший вокруг Шестернёва, сделал выпад, и стилет змеиным жалом метнулся вперёд.

Шестернёв ушёл в сторону. Он двигался плавно и легко, как и положено бойцу высокого класса, по узкому универсальному боевому комплексу.

— Боишься, билядь, — араб неожиданно украсил свой английский расхожим русским ругательством.

Стилет со свистом прорезал воздух.

Вокруг начал собираться народ. Вмешиваться никто не собирался. Некоторые смотрели с болезненно-любопытным страхом. Иные — с состраданием. Двое заключали пари. Ставки были явно не на Шестернёва. Полицейские тарелки-контролёры были перебиты, названивать в полицию здесь не принято. Так что драка будет до конца. Я прикидывал, нет ли вокруг приятелей сутенёра, которые ввяжутся в бой. Пока не заметил.

— Начинай, да! — крикнул по-русски субъект, похоже, прибывший на Марс из Грузинского княжества.

— Зарежет, — снова произнёс латинос рядом со мной.

— Ещё как зарежет, — поддержала его проститутка, стоявшая за нашими спинами.

— Ху! — Ахмад снова сделал выпад. Шестернёв вновь ушёл в сторону.

— Хи-хи, — засмеялся Ахмад. — Убью, билядь, — он снова ринулся вперёд.

Шестернёв опять ушёл в сторону и наградил пинком пролетевшего по инерции вперёд Ахмада.

Удар был достаточно силён для того, чтобы Ахмад распластался на земле. Но араб тут же вскочил, зная по многолетнему уличному опыту, что разлёживаться нельзя — добьют. Лицо его было перекошено от боли.

В толпе послышались одобрительные возгласы.

— А может, и не зарежет, — рассудительно произнёс латинос.

— Нет, зарежет, — отмахнулась проститутка.

— Билядь… Ху! — араб ринулся вперёд.

Шестернёв вновь отскочил в сторону. А когда Ахмад повернулся к нему, наградил его сокрушительным ударом ногой в живот.

Ахмад хрюкнул, как подкошенный повалился на мостовую и, хрипя, покатился.

Шестернёв подошёл к нему, примерился нанести завершающий удар, потом махнул рукой, поднял стилет, забросил его на крышу домика.

— Суровый парень, — оценил латинос. Шестернёв подошёл ко мне.

— Ну что, дальше на экскурсию? — спросил я.

— Пошли.

Толпа раздвинулась перед нами.

— Ты принципиально не хотел мне помочь? — зло осведомился Шестернёв.

— И пропустить такое зрелище? Что ты… В целом дрался ты неплохо, оценил я. — Но мог бы и лучше. Чего ты с ним тянул? Покрасоваться захотелось?

— Сам бы попробовал.

— Я не люблю уличные драки. Без необходимости в них не ввязываюсь. А девчонку жалко. Убьёт он её за позор.

В процессе драки проститутка очухалась и исчезла.

— Может, в полицию его сдать?

— Раньше времени нечего нам светиться… Не бери в голову. У нас вся ночь впереди.

Дальше мы забрели в подпольный садомах — зрелище противное и на любителя. Потом — в сенсорный эротик-клуб. А потом…

Потом в парке под куполом, за которым чернела марсианская пустыня, мы набрели на стаю «лесных пантер».

Судя по тому, как они обрадовались и что в этой компании был еле волочивший ноги, но полный жажды мщения Ахмад, искали они именно нас.

Место для выяснения отношений было неплохое. Чахлые деревья. Разбитый диск полицейского оповещателя. На коммуникаторе на моей руке замигала красная лампа и послышался тонкий зуммер. Понятно, «пантеры» притащили с собой глушилку штуковину, создающую помехи для ручного коммуникатора. Это чтобы жертва не связалась с полицией. Очень мне надо вызывать копов?

Их было полтора десятка — никак не меньше. Главный — детина с люминотатуировкой пантеры на выпяченной груди, размерами был побольше Ахмада. Его выбритая голова отражала отблески фонарей. Настроены «пантеры» были решительно. Их вооружение состояло из металлических дубин, нескольких ножей, а у двоих я рассмотрел рукоятки пистолетов, кстати, запрещённых на Марсе — за них можно загреметь на пять лет.

Так, ещё парочка полицейпарализаторов. Да, относились к нам с должным уважением.

— Начнётся, — негромко произнёс я, — заваливайся в ту яму и не дыши.

— То есть как? — не понял Шестернёв.

— Я разберусь. Ты только свяжешь мне руки. Это приказ. Понятно?

— Понятно, — хмуро отозвался Шестернёв. «Лесные пантеры» брали нас в кольцо.

— Добро пожаловать на похороны, покойники, — поприветствовал нас квадратный тип с металлической дубиной.

— На твои? — нахально осведомился я.

Тут-то и началось.

Они действовали по отработанной уличной методике — навалиться всем скопом, смять, избить. Потом, поизмываясь вдоволь, уйти, оставив истерзанные, бездыханные тела. Они хотели не просто убить, а растянуть удовольствие. Во всей Вселенной «крысы» одинаковы.

— Давай, — шепнул я Шестерневу.

Он сшиб кого-то с ног, уклонился от удара и скатился за скамейку. «Крысы» (какие они там «пантеры» — чистые «крысы») не стали его преследовать. У них появились большие проблемы.

Чётко и ясно я видел поле боя. Время замедлило своё движение. Я просчитал местонахождение, движение каждого противника, оценил его опасность. Всё отработано, всё проделывалось не раз. «Крысеныш» в электростимулирующей сетке на голове бросился на меня сзади, но пролетел мимо, вдогонку я впечатал ему башмак меж рёбер. Всё, на часик он отдыхает. Следующий бросился на меня сбоку. Уход, ребром ладони по горлу — этот не встанет уже никогда.

В мою спину летел зажатый в руке нож. Но он лишь скользнул по рубашке, даже не дотронувшись до кожи. Захлест под ухо — ещё один отдыхающий.

Нырнуть вниз. Над головой просвистел жгут парализатора. «Крыс», сжимавший его в руке, скользнул вперёд. Мой кулак перекрошил его зубы.

«Пантеры» не чухнули, что происходит — всё развивалось чересчур быстро, и упрямо лезли на рожон. Они не владели такой арифметикой, в которой двойка может быть больше пятнадцати. Они не понимали, как два невооружённых человека могут что-то противопоставить пятнадцати поднаторевшим в уличных боях головорезам.

Они лезли и лезли… Перехватываю руку с шоковой металлической дубиной, потом бросок с захватом шеи — и на землю падает уже мертвец. Одновременно я бью ногой в пах стоящему сзади. Круговая подсечка. Ещё один на земле.

Я двигался слишком быстро для них. Они поняли — всё идёт не так. Отхлынули. Послышался знакомый до боли свист ЭМ-очереди — это бил в меня главарь. В руке ещё одного «крысеныша» тоже возник пистолет, дурачок нажал на спусковой крючок, естественно, врезал туда, где меня уже не было, и срезал своего приятеля. Впрочем, погоревать по этому поводу «крысеныш» не успел — мой кулак проломил его грудную клетку, впечатывая сердце куда-то в позвоночник.

Те, кто оставался на ногах, а таковых было немного, стали разбегаться тараканами, которых застал неожиданно вспыхнувший электрический свет. Мы остались один на один с главарём. Он стоял в позе ковбоя, жал на спусковой крючок и почему-то считал, что ЭМ-пистолет ему поможет.

Что это за драка? Разминка. С рагнитами приходилось куда туже. «Клинки Тюхэ» я видел прекрасно. Сближался, не спеша, выстраивая траекторию. А главарь «пантер» никак не мог понять, почему десятки сыплющихся пуль не могут настичь с расстояния двух метров человека.

— На! — взвизгнул главарь.

Но ЭМ-пистолет отлетел в сторону. Главарь «лесных пантер» обрушился на колени.

— Ну, допрыгался? — я взял его пальцами за шею и посмотрел ему в глаза.

— Не надо-о, — растерянно и плаксиво воскликнул главарь.

— Грязная ты «крыса».

Я вдавил точку, что-то хрустнуло в шее главаря, и он снопом повалился на землю. Он получил то, что желал нам — смерть.

— Э, Шестернёв, ты где?

Он выбрался из-за скамейки, даже не удивлённо, а озадаченно осматривая усеянное телами место битвы.

— Нормально. И не мечтал подобное увидеть, — покачал он озадаченно головой.

— Ещё увидишь. Через год сможешь сам повторить подобное. Уходим.

— Нашёл свой конец, — Шестернёв пнул носком ботинка труп Ахмада. — Идём.

Начальник полиции Гордон Парфентьев выглядел невыспавшимся и злым. На его щеках была щетина — утром он не нашёл времени побриться или посчитал это излишним.

— Пришло подтверждение с Земли, — не слишком стараясь утаить своё дурное настроение, уведомил он нас. — Я в вашем распоряжении. Приказывайте.

— У вас усталый вид, — сказал я.

— Ночь не спал. Всё этот город, чтоб его смело адским пламенем. Бытовое насилие, немотивированные убийства, сведение счётов между уличными бандами. Если Макловски будет убеждать вас в том, что мы контролируем город — это значит, что он шутит На тридцати процентах территории мы не можем установить полицейские контрольные системы. Ни одно «блюдце» не провисело в диких секторах больше двух часов. «Крысы» чувствуют себя полными хозяевами.

— А кем чувствуете себя вы? — спросил Шестернёв.

— Ослом. Который однажды превратится в мальчика для битья.

— Не пробовали разгрести авгиевы конюшни? — осведомился я.

— Я? Пробовал. Но не слишком. Я сижу в этом кресле, покуда соблюдаю некие неписаные правила. Это край господства «гумиков» — международного общества «За гуманное отношение к жертвам социума». На Марсе их позиции сильны, как нигде. Убийцы, дельцы из Больших Кланов — это для них жертвы социума, а «крысы» вообще достойны того, чтобы их носить на руках, вытирать им сопли и подкармливать «птичьим пухом». На Земле у них нет такого веса, но здесь, за трескотнёй о том, что Марс — передовой рубеж человечества, что необходимо нести в Космос гуманизм и человеколюбие, они не дают нам работать. Да ещё в Комиссии Совета Земли по внешним поселениям они мутят воду.

— И память о большой заварушке, — дополнил я.

— Да. Один из самых позорных этапов в истории сил охраны порядка. Десять лет назад мой предшественник проявил слишком большую прыть. Операция «Воскресная стирка». Он задумал стереть всю нечисть разом. Полиция начала зачищать «крысиные» кварталы во всех поселениях, нанесла удар по Кланам, накрыла несколько лабораторий. В результате — массовые беспорядки в Олимпик-полисе и ещё трёх городах, взрыв купола в Аргире, диверсия в институте «Биореконструкция». Несколько сот погибших. Ожесточённые схватки с полицией. Через два дня Главная Администрация дала задний ход, и планету отдали во власть «гумиков». После этого порядка здесь не стало. Так что «тарелки» в «крысиных» секторах больше часа не висят.

— Печальная история, — усмехнулся я.

— Ещё какая печальная. Пять лет назад меня назначили на эту должность со множеством оговорок Я, оказывается, должен блюсти здесь порядок, бороться с преступностью и коррупцией. Неустанно заботиться о гражданах. И вместе с тем… Вместе с тем никого не трогать. Как мне сказали — соблюдать баланс интересов. Красиво звучит?

— Так себе, — отозвался Шестернёв.

— Мне тоже не нравится. То есть я должен давить «крыс», но не больно, прижимать Кланы и свободные банды, но чтоб им не обидно было. Всем нужен свой кусок. Сутенёрам, торговцам наркотиками. Да тут ещё м-мутанты, от которых вообще неизвестно чего ждать. И между всеми ними я, добрый начальник полиции. Мы все здесь играем. И в самую дурацкую и проигрышную игру играю я.

— И какие правила? — поинтересовался я.

— Не перегибать палку.

— Удаётся?

— Да.

— Вы достаточно откровенны.

— Откровенен. Я устал лавировать. Мне надоело смотреть на всё через сильные квантовые очки для слабовидящих от рождения, тогда как зрение у меня абсолютно нормальное. Я ничего не скрываю.

— Все соблюдают правила?

— Когда как. С «крыс» спрос маленький, а с Кланами мы дерёмся в боксёрских перчатках, чтобы ненароком не изувечить друг друга.

— А случай с контрабандой? Ли Чин Хуа. Парфентьев поморщился.

— Я потерял троих своих сотрудников. Притом не худших сотрудников.

— Как вы перехватили контрабанду?

— По информации осведомителя из Клана «Молочных братьев». Он сообщил, что прибудет посыльный с партией наркотиков. Мы решили взять его. И взяли. В таких случаях по правилам игры проигравшая сторона остаётся при своих убытках. На этот раз Клан показал зубы. Я потерял своих людей,

— А потом?

— Потом мы нанесли ответный удар. Реализовали несколько оперативных информации. Встряхнули подопечных Донга. Троих убили при задержании. Полтора десятка бросили в кутузку.

— И что?

— Донг выкинул белый флаг и запросил перемирия.

— Он не знал, когда посылал бойцов стрелять в полицейских, что будут ответные меры?

— Знал.

— Тогда почему рискнул?

— Значит, посылка была слишком дорогой для него. Мы ведь так и не узнали, что там было. Ради «райских семечек» или «корня папертника» они не пошли бы на такое. Ли Чин Хуа обмолвился о какой-то «голубике», но рассказ о ней походит на бред.

— Вы раньше слышали о таком наркотике?

— Ходили слухи, что у Клана появилось нечто новенькое, что перевернёт весь бизнес. Но такие сплетни возникают всё время. Верить им всем можно только по наивности или глупости.

— Психоэкологические кризы за последние месяцы?

— Нет. Если не считать потасовки на одном из сборищ «Молочных братьев». Пара десятков трупов. До причин мы так и не дознались. Свара была безумно кровавая.

— Где?

— В одном из притонов в Южном Секторе.

— Та-ак, — протянул я. — Когда это было?

— Месяцев восемь назад.

— А слухи о новом наркотике когда появились?

— Примерно тогда же.

Мы переглянулись с Шестернёвым.

— Мне нужна вся информация по делу Ли Чин Хуа. — сказал я. — И по той заварушке в Клане.

— Пожалуйста. Я открыл вам допуск ко всем материалам… Если бы вы объяснили, что вас интересует, я бы помог.

— Объясним. Только мы хотим сначала разобраться сами в ситуации.

— Если вас интересует динамика насилия, тут каждый день что-то происходит. Взять сегодняшнюю ночь.

— А что сегодняшняя ночь?

— Шесть трупов. Один — бытовой. Пять — в парке на юго-западе. Конфликт между бандами. Кто-то прибрал «лесных пантер». Мы всю ночь работали. Хотя зачем? Я бы премию выдал тем, кто пришиб этих мерзавцев.

— Готовьте деньги. Это наша работа.

— Что?!

— Мы предотвратили убийство сутенёром проститутки. В отместку подверглись нападению. В порядке самообороны несколько навредили здоровью нападавших.

— Несколько навредили? Некоторых из них будто кар переехал. Как вы умудрились?

— Шестернёв — чемпион Федерации по убко-му, — пояснил я. — Вот информпакет с отчётом.

— Почему вы не сообщили сразу?

— А это уже наше право самим определять порядок своих действий. Распорядитесь выдать нам оружие — наше осталось в уничтоженном марсоходе.

— Хорошо.

Он пододвинул к себе информпакет.

— Скажите, Парфентьев, а вам никогда не хотелось плюнуть на всю дипломатию и устроить здесь тарарам?

— Хотелось. Пару раз я пытался. Первый раз после этого мою квартиру взорвали. Второй раз чуть не дошло до отставки. Главная Администрация и Комиссия внешних поселений предпочитают медленное гниение, а не решительные действия. Я же говорю — здесь правят «гумики». А ещё здесь правит страх и воспоминания о большой заварушке.

— У меня этих воспоминаний нет, — улыбнулся я. — И я устрою здесь тарарам. Вы же всё свалите на меня. Вы выполняли приказ. Взятки гладки — вы чисты перед всеми, как ангел небесный.

— И опять будет большая заварушка?

— Вряд ли. Но если будет, на этот раз мы пойдём до конца. Как?

— Не знаю, — передёрнул крутыми плечами Парфентьев и улыбнулся. — Но идея мне по душе…

Тон Ван Донг родился в не самом благодатном краю на Земле — в Чёрных Штатах. Самое яркое воспоминание его детства — заходящий в боевом порядке на посёлок строй бронированных турбо-транспортёров, потом — свист очередей из ЭМ-оружия, с грохотом расцветающие бутоны плазменных взрывов. И несколько обугленных головешек — то, что ещё недавно было его родителями и двумя сёстрами. А ещё он прекрасно помнил состояние того мига — нет более страха, боли, отчаянья, есть только чёткая и ясная, как в морозный прозрачный день, картинка окружающего. И есть чей-то доносящийся издалека крик — он, надо же, оказывается твоим собственным криком.

Это был очередной пограничный конфликт между Чёрными Штатами и Мексикой по поводу спорных территорий — нескольких десятков квадратных километров навеки выжженной солнцем земли. Да и вообще отношения между соседями были неважными, полными накопившейся за столетие злобных обид, мести, так что когда доходило до дела, стороны друг с другом предпочитали не церемониться и не разбирали, где войска противника, а где — мирные жители.

Тогда очередная большая смута раздирала Чёрные Штаты. К власти приходили всё более безумные, алчные и беспомощные властители. Города содрогались от гангстерских войн. Мировое сообщество твердило о геноциде в ЧШ белокожего населения, о поддержке всеми без исключения постоянно меняющимися правительствами международной организованной преступности и вело дело к экономической блокаде. Экономика трещала по швам. Воспрянуло, заиграло всеми оттенками, казалось, давно позабытое понятие — нищета. Росла армия детей-сирот. Их ждала незавидная участь. В лучшем случае — полуголодное существование в приюте для бездомных. Но больше шансов было попасть в одну из бесчисленных свободных банд, вести свою жизнь на опасных, как наполненные ядовитыми гадами болота, улицах, рано познать вкус чужой и своей крови и погибнуть, так и не доживя до взрослого возраста, в какой-нибудь очередной жестокой сваре.

Но Донгу улыбнулось счастье. Он чудом попал в престижную закрытую школу. В легендарное учебное заведение, одно из тех, существование которых до некоторого времени считалось плодом разнузданной фантазии журналистов. Он попал в «Обитель чести».

На Земле к началу века сложилось двенадцать Больших Кланов. Их истоки уходили в сложившиеся за века традиционные оргпреступные сообщества, среди которых китайские «триады», японские «якудза», итальянские мафиози и русские «законники». Эти зловещие монстры заявили о себе в полный голос в двадцатом веке, когда они как раковая опухоль расползались по планете, метастазами проникая в бизнес, политику, средства массовой информации. Происходил естественный отбор, выживали сильнейшие, наиболее гибкие структуры. В период чёрных десятилетий их власть достигла пика. В ломающейся геополитической структуре мира они подминали под себя целые государства, назначали и смещали правительства, их слуги чёрными тенями метались по разорённым землям, множа хаос и зло. Наркотики, теневая фармакология, тьма людей, похищенных на внутренние органы (доходило до того, что в некоторых местах людей разводили как скот), рабовладение — чем только не запятнали себя они в те страшные времена. Когда жизнь начала налаживаться, многие преступные сообщества незаметно преобразовались в государственные и экономические структуры, потомки наркобаронов и рабовладельцев до сих пор правят многими странами. Но другая часть слилась в гигантские транснациональные преступные объединения. И к середине двадцать первого века образовалось двенадцать преступных империй, феодальных государств, живущих по своим внутренним законам.

Сферы их интересов остались почти неизменными — наркотики, запретные технологии, живой товар, азартные игры. Империи выросли и держались на пороке. Огромные капиталы, армии преданных подданных, щупальца, протянувшиеся во все сферы жизни — вот что такое современные Большие Кланы. У них есть свои подпольные предприятия и лаборатории, на них работают учёные, инженеры. Их обслуживают толпы юристов, продажных политиков, журналистов. Под них пишутся выгодные им законы, и по их указке забраковываются невыгодные. Они формируют общественное мнение. И мощные полицейские структуры, службы безопасности, вечно предаваемые и подставляемые всеми, вынуждены вести с Кланами игру в поддавки. Правда, время от времени силовые структуры в разных концах Земли выходят за определённые им узкие рамки, проводя жёсткие операции, разделываясь с наиболее одиозными фигурами преступного мира, пресекая наиболее неблагоприятные тенденции. Некоторые даже умудряются добиться значительных успехов (как это одно время получалось у нашего Управления во главе с Кимом) и прижать Кланы на какой-то территории. Но чаще противник возвращается на утраченные позиции — посредством грязных политиканов, грязных журналистов, сумасшедших «гумиков» (членов общества гуманистов) и прочей позорной мрази, припечатывая особенно нахальных.

Большие Кланы всегда проявляли трогательную заботу о смене, о подрастающем поколении. Кадровая служба у них работает на уровне — благо найти на улицах среди «крыс» пушечное мясо нетрудно. Но алчные «крысы» и продажные белые воротнички — этого недостаточно. Системе нужны не просто послушные, работающие за деньги спецы. Им нужны преданные, воспитанные в законах клановой чести слуги, которые со временем станут хозяевами. Для их воспитания и было создано несколько школ.

«Обитель чести» принадлежала Большому Клану «Молочных братьев», имевшему особенно сильные позиции в Чёрных Штатах. Подбирали туда, как правило, сирот, детей, у которых нет привязанностей, у которых нет за пределами школы ничего, что тянуло бы их. С ними работали психологи высочайшего класса, закаляя волю, вдалбливая месяц за месяцем, год за годом, что главное слово в мире преданность. И нет преданности выше, чем преданность Клану. Большой Клан — это семья послушника, его прошлое, настоящее и будущее, вне Клана нет и его самого. Люди вне Клана — не люди вообще, поступаться их жизнями и судьбой скорее доблесть, чем грех.

Благосостояние Клана, богатство Клана, чистота рядов и помыслов Клана нет в мире ничего важнее и быть не может.

Помимо всего в школе давали хорошее классическое образование. Существовали индивидуальные, приспособленные для каждого ученика программы развития и раскрытия индивидуальных способностей. Это был своеобразный Итон преступного мира. За свою службу я сталкивался с несколькими выпускниками, и, должен признать, хищников там готовили хоть куда.

«Обитель чести» располагалась в полусотне километрах от Лос-Анджелеса. Пятнадцать лет назад тщательно скрываемая тайна её существования всплыла, разразился грандиозный скандал. Правительство ЧШ так и не сумело доказать всему миру, что это всего-навсего благотворительная христианская школа, существующая на частные пожертвования. Зачем, спрашивается, в благотворительной школе такие предметы, как «История убийства»?.. Сегодня школы, которую заканчивал Донг, нет, хотя просуществовала она полсотни лет. Наверняка где-то есть другие, поскольку общеизвестно, что капиталовложения в образование и воспитание возвращаются сторицей, если, конечно, те, кто их вкладывает, думают о будущем. Кланы думают. Они привыкли считать, и не без оснований, что будущее у них долгое и безмятежное.

Год за годом Донг постигал в «Обители чести» истины, которые должны были ему понадобиться в будущем, когда он придёт в большой мир и станет верой и правдой служить делу Клана. После окончания обучения выпускникам, согласно достигнутым успехам, отметкам и заключениям психологов, а также иных специалистов, порой в весьма специфических сферах, надлежало занять своё место там, где они принесут наибольшую пользу общему делу. Кого-то ждала стезя профессионального убийцы или телохранителя. Кого-то — служащего одной из корпораций. Кто-то должен был получить соответствующее образование и посвятить свою жизнь научным изысканиям — конечно же на благо общего дела. Кто-то политике или журналистике. Некоторые выбрасывались в большой мир, на десятилетия отрываясь от братьев и живя своей жизнью, пока однажды к ним не приходил связной и не требовал повиновения.

Донг отличался высокими способностями и подавал надежды. Ему пророчили большое будущее, если бы не одно «но». Психологи отмечали его индивидуализм, скрытность и даже (самое страшное!) слабый отклик всеобщему порыву, групповому интересу. Но, скользнув по поверхности и сделав несколько выводов, знатоки человеческих душ так и не расшифровали его до конца. Донг не слишком укладывался в общие стандарты.

Что-то перевернулось, сдвинулось, исказилось в общепринятых системах отсчёта в тот момент, когда турбоплатформы жгли его посёлок. В тот морозно-ясный миг он понял, что на свете до конца жизни остался один, что помощи ждать не от кого, незачем, можно надеяться и рассчитывать только на себя. И ещё — в мире ничего не значат слова, отношения, обязательства. Главный закон в природе — выживание. Преданность, культивируемая воспитателями — всего лишь пустое слово.

После выпуска Донг прошёл нелёгкий путь. Получил образование физика и приобрёл страсть к новейшим технологиям. Но занялся другими делами. Судьба то возносила его в иерархии Большого Клана, то опускала вниз. Не раз его жизнь висела на волоске. Трижды суд Клана приговаривал его к смерти за предательство интересов организации, и трижды решение отменялось. Хитрая коварная змея — вот кем считался, да и был на самом деле Донг. Он напоминал паука с равнодушными неоновыми глазами, который десятилетиями плёл паутину, опутывая ею своих сообщников, руководителей, посторонних людей. Мастер шантажа, вербовок, многоходовых комбинаций.

Многие знаменитые аферы прошли под его руководством. Изъятие со счёта национального банка «Жёлтой Конфедерации» гигантской суммы. Организация производства в лунном технополисе производства запрещённых нейрочипов типа «Дракула». Создание сети лабораторий по производству «Райских семечек». Взрыв по заказу Вселенской церкви сайентологии — монстра, с которым борятся с середины двадцатого века — орбитального лайнера. Двадцать лет назад при его участии была расстреляна в Хельсинки в полном составе бригада Министерства Стабильности — это громкое дело мне запомнилось очень хорошо. Я тогда как раз только пришёл на оперативную работу — в сектор тактических операций. Тогда нам удалось посчитаться с убийцами, заставить их пожалеть, что народились на свет. Но Донг обманул всех. Он остался жив.

Донг принимал участие в войне «Молочных братьев» с «Тенями самураев». Провёл несколько успешных операций, был обвинён в передаче информации противнику, приговорён к смерти через «Чёртов скальпель» — нейродыбу последнего поколения, комплекс специального пыточного оборудования, вызывающего запредельную боль из глубин сознания. Но он сумел оправдаться. Снова карабкался ввысь. Снова набивал шишки, падал. Снова поднимался. И однажды оказался на Марсе.

У «Молочных братьев» исконно крепкие позиции во внешних поселениях. Марс хоть и считался тогда дырой, местом не слишком обильным на денежные урожаи, но оставлять его без присмотра негоже. Постепенно этот Клан начал приобретать там влияние. Позиции были крепкие скорее в социально-политическом, чем в экономическом плане. Донг сумел поставить всё на свои места. Марс стал источником солидных прибылей. А Донг стал одним из семерых «герцогов» — высших руководителей Клана.

Донг подминал под себя компании, внедрял своих людей в Главную Администрацию, использовал учёных и оборудование института «Биореконструкция» для производства кристаллов для волновых наркотиков, для создания запреттехнологий. Так появился потрясший мировой бизнесбанк данных вирус «Жёлтый червяк». Так появился волновой генератор «Шорох прибоя». По его поводу оперативники по всей Земле долго ломали голову, не в силах понять, откуда всё идёт. А шло с Марса.

Постепенно Донг начал зарываться. И десять лет назад полиция и спецслужбы решили хорошенько тряхнуть марсианский филиал «Молочных братьев». Тогда и началась большая заварушка. Донг из неё, ко всеобщему удивлению, вышел победителем и настоял на своём статус-кво, хотя, конечно, пришлось и пойти на компромиссы, потесниться.

В последнее время он всё больше начал играть в свои игры. Красивые слова о роли преданности в жизни человека, вдалбливаемые ему в «Обители чести», он теперь вспоминал лишь с иронией. Какая там преданность, если он уверенно вёл дело к расколу своего родного Клана. Время от времени расколы случались. Преступные Империи, как и все Империи в истории, рушились, делились на отдельные государства. Но подобного не было уже несколько десятков лет. Полтора года назад Донг, входивший в Малый Совет «Молочных братьев», решил раздробить Организацию, на верность которой неоднократно присягал. Происходило то, о чём предупреждали старые «герцоги», опытным глазом много лет наблюдавшие деятельность Донга и имевшие некоторое представление о том, что за змею пригрел на своей груди Клан.

С одной стороны, ситуация не казалась трагичной. Какой такой раскол? Кто затеял? Донг? Один из пяти «герцогов»? Ну и что? «Чёртов скальпель» ему в задницу! Или, если сумеет разжалобить, — ЭМ-очередь. Или объёмный взрыв. Много ли на свете таких людей, до которых не доберутся ниндзя-убийцы Клана? Мало.

Донг и не надеялся выиграть горячую войну с родной организацией. Он рассчитывал на другое. И четыре месяца назад явился на Малый Совет в Майами. Сам.

Малый Совет не отдал его в руки палачам — на долгую забаву. ЭМ-очереди, удавки и яд пощадили раскольника. Малый Совет встал на его сторону. Происходило что-то неслыханное. Донг был истинным пауком, он плёл паутину так, что опутал четырёх «герцогов». Несомненно, все хотели его смерти. Но так получалось, что смерть его была кругом невыгодна и грозила большими неприятностями. Донг побеждал.

Доходили слухи, что он предложил «герцогам» что-то сногсшибательное. Что? Эх, если б знать.

Впрочем, Донг перегнул палку. Кое-что не учёл. Кое-кому слишком сильно наступил на мозоль. Пусть он получил одобрение Малого Совета, но это ещё не означало схватить за бороду Господа. В нише посылочного аппарата в моём номере отеля лежал информпакет.

— Смотри, нам посылка, — сказал я.

— Подожди, — Шестернёв провёл над посылкой похожим на карандаш детектором взрывчатых веществ. — Чисто.

— Конечно, чисто, иначе я бы её не вынул, оставил бы лежать. Привыкай ощущать опасность и надеяться только на себя. Приборы — всего лишь костыли… Посмотрим, от кого письмо.

Я просунул его в щёлку книжки переносного компа.

«Ваш индивидуальный код?» — поползло по экрану.

Я ввёл индивидуальный код по нашей легенде — сотрудника социологического Комитета Александра Артемьева.

«Код неверный», — последовал ответ.

Тогда я ввёл свой личный код — Александра Аргунова.

«Доступ открыт».

— Ничего себе, — покачал головой Шестернёв. — Наши истинные данные не знает на Марсе никто, даже начальник полиции.

— Отправитель знает. Ну, что там? «Аргунову согласно договренности».

— Обнадёживающее начало, — хмыкнул я. После просмотра блока информации я только покачал головой.

— Да-а.

Щедрый подарок. Настолько щедрый, что его трудно оценить. В информпакете была раскладка по организации Донга. Почти полная. Структура. Подпольные лаборатории. Связи с коррумпированными чиновниками. Такой информацией мог обладать кто-то, достаточно близкий к верхушке организации.

— Кто ж прислал-то? — спросил Шестернёв.

— Индеец. Он обещал помощь.

— Он сдаёт нам Донга с потрохами. Отчаянный шаг.

Изредка Кланы пользуются в борьбе между собой услугами полиции, но это считается последним делом. Неординарные обстоятельства должны были его подтолкнуть на этот шаг.

— Надеется, что мы покончим с Донгом, — предположил я.

— Или хотя бы выведем его из игры.

— Мы оправдаем его надежды?

— Оправдаем, — кивнул я. — Нам нужен скальп Донга. Притом скальп говорящий.

— Омерзительное сравнение.

— Зато обнадёживающее.

— Как продвигается работа? — спросил Парфентьев, заполнивший своим массивным расслабленным телом кресло. Сегодня он не был настроен на откровенность. Видимо, у него было время поразмыслить над нашей беседой. Он понял, что наговорил и наобещал лишнего. И вообще решил подумать о своём будущем, а не о счастье всего человечества.

— Семимильными шагами, — сообщил я, вызвав усмешку недоверия, Ничего, посмотрим, как изменится выражение лица начальника полиции через несколько минут.

— И к чему вы пришли? — Парфентьев вызывающе зевнул.

— Коррупция. Бандитизм. Расцвет всех форм организованной преступности. И всё в такой дыре, как Марс. Можете служить примером другим.

— А я что говорил. Впрочем, не так всё и плохо.

— Я это уже слышал от Макловски.

— Конечно, плохо, — вздохнул Парфентьев. — Макловски вытянул из меня все жилы. Он требует, чтобы у вас осталось как можно меньше сомнений в том, что Марс — обитель правопорядка и обитель дружбы между людьми.

— И что вы ему говорите?

— Заверяю, что мне это удастся.

— И начинаете забывать благие порывы, обещание тряхнуть с нами местную братию?

— Честно?

— Честно.

— Я ещё раз реально оценил шансы И понял — ничего не выйдет. Сомнут даже с вашими чрезвычайными императивами. Не сомнут наши здесь — сомнут политиканы на Земле.

— От таких обещаний не отказываются, Парфентьев. Мы начинаем мероприятия. Если вы откажетесь — я отстраню и задержу вас И использую подразделения Оборонительных Космических Сил Земли — как вы знаете с прошлого года на Марсе есть их гарнизон.

— Что вы затеяли? — нахмурился Парфентьев.

— Хотите знать? — я вопросительно посмотрел ему в глаза. — Парфентьев, продажность большинства служб марсианской полиции вошла в легенду. По всем источникам вы тут личность наиболее незамазанная. Но… Всё это предположения. Я должен быть уверен наверняка.

— Это дело веры Или вы верите, или нет, — пожал плечами Парфентьев. Доказать я вам ничего не смогу.

— У нас есть способ проверить.

— Какой? — насторожился Парфентьев.

— Небольшой психологический этюд.

— Что? Детекторы лжи? Психозондирование?

— Не совсем.

— Я должен дать вам копаться в моей голове? — зло спросил Парфентьев. — Вы же знаете, что при определённых навыках испытуемого всем этим проверкам — грош цена.

— Знаю. Ваши навыки позволяют вам обмануть не только детектор лжи, но и аппаратуру психозондирования. Нам техника ни к чему. Я просто задам вам несколько вопросов. Будет достаточно моих впечатлений.

— Вы решаете такие вопросы на основании впечатлений? — хмыкнул Парфентьев.

— Нельзя недооценивать роль впечатлений. Не устаю напоминать моему молодому другу. Так вы согласны?

— У меня нет выбора.

Парфентьев расположился в кресле-пузыре.

— Расслабьтесь, — велел я. — Смотрите на мою ладонь.

— Всё-таки гипноз.

— Не отвлекайтесь. Расслабьтесь. На ладонь… Довольно быстро я вогнал Парфентьева в изменённое состояние сознания — нечто среднее между гипнозом и медитацией. Я ощущал его ауру. Я мысленно притирался к нему, текущей водой проникал в глубины его сознания.

Потом настала пора вопросов. Большинство совершенно отвлечённых. Постороннему наблюдателю было совершенно непонятно, какое отношение они имеют к вопросу установления лояльности сотрудника полиции. Но отношение они имели непосредственное. Эта методика была разработана недавно психологами Асгарда и позволяла на сто процентов установить лояльность компаньона. Естественно, работала она только тогда, когда оператор является супером.

Я вывел Парфентьева из транса. Он был бледен, по его лбу тёк пот.

— Сколько времени прошло? — тяжело дыша спросил он.

— Сорок минут.

— И каковы ваши хвалёные впечатления? Они не подсказывают, что меня надо расстрелять?

— Не обижайтесь. В проверке была необходимость. Вы сейчас поймёте настоятельная необходимость. Мы должны быть уверены в вас на сто процентов.

— Теперь уверены?

— Теперь уверены. Вы чисты, как первый снег.

— Приятная для меня новость.

— Для нас тоже.

Я обвёл комнату шариком — одна из немногих вещей, которые я принёс с Земли и которая не осталась в разбитом марсоходе. Инопланетная штучка. Позволяет безошибочно установить наличие прослушивающей и подглядывающей аппаратуры. Кабинет Парфентьева мы проверяли каждый раз. Но сейчас нуждались в этом особенно. Ни одно слово не должно просочиться за стены кабинета.

— Чисто, — кивнул я. — Вот наш сюрприз, — я вытащил информпакет с отфильтрованной мной информацией, поступившей вчера. — Вы должны оценить, насколько она может соответствовать действительности…

В СТ-проёме поползли строчки. Постепенно глаза у Парфентьева округлялись. После беглого первого просмотра он вытер со лба пот и произнёс:

— Ну-ка — ещё разок.

И мы нашли себе занятие на несколько часов. Анализировали данные. Сверяли с полицейскими банками данных. Подвергали компьютерной обработке.

— Та-ак, — покачивал головой Парфентьев. — Это сто процентов. В яблочко… Склад в Эллизий-сити. Схема. Точно. Мы рассчитывали, что она где-то там, но теперь всё встало на свои места… Барбадос — руководитель пятёрки. Мерзавец, мы его считали мальчиком на побегушках… Ух ты, Августе Карреро — один из наших информаторов. Я же предполагал, что нам его специально подвели! Таргуев — вот кто виновен в резне в Южном секторе…

Явки. Списки членов организации. Места расположения и подробное описание секретных лабораторий, а также складов оружия, наркотиков. Планы действия «Молочных братьев» в случае возникновения кризисных ситуаций.

— Откуда у вас всё это? — Парфентьев уже не скрывал своего возбуждения. Он выглядел как наркоман, дорвавшийся до долгожданной дозы.

— Долгая история.

— Можно подумать, что сам Донг раскаялся и целую неделю провёл за описанием своей организации, дабы помочь правосудию… Вам сдал его кто-то из верхушки Клана. Притом кто-то, умеющий собирать информацию.

В этом я не сомневался. Умения у автора этого информпакета были завидные.

К вечеру мы пришли к выводу, что на шестьдесят процентов информация полностью достоверна. Сорок процентов — под вопросом. Недостаточно данных для её оценки.

— Тот, кто дал вам это, оказался щедрым малым, — уважительно произнёс Парфентьев.

— Вопрос в том, насколько щедрым, — я задумчиво посмотрел на информпакет, как на мину замедленного действия. — Что он утаил, интересно знать.

— Это так важно? — спросил Парфентьев.

— Может оказаться жизненно важным…

— Что вы собираетесь делать со всем этим? — Парфентьев сморщил лоб, будто на него набросилась мигрень.

— Реализовывать.

Парфентьев с хрустом сжал пальцами крышку стола, будто пробуя её на крепость.

— Как? Это оперативная информация. Нужны недели, чтобы нарастить на неё ткань доказательств. Необходима долгая процедура. Суды, адвокаты…

— Плевать. Я ввожу с послезавтрашнего дня чрезвычайный режим согласно пункту третьему двадцатой статьи от Конвенции восемьдесят шестого года… Мне нужен Донг. Я арестую его.

— Он вообще чист. Председатель совета директоров одной из крупнейших марсианских компаний.

— Да плевать на всё! Возьму его, к примеру, по подозрению в убийстве в Гонконге тридцать лет назад двенадцатилетней девочки. Срок давности ещё не вышел, а Донг был один из подозреваемых. Или взрыв пассажирского лайнера.

Он будет в моих руках, пусть даже за то, что бросил конфетную обёртку мимо урны. Чрезвычайка — вы понимаете, что это значит.

— Понимаю.

— Мне нужны несколько боевых оперативных групп, способных выполнить любой приказ. Нужны люди, которым можно доверять.

— Есть такие. Работать, окружённым только продажными копами, невозможно. С первых дней я создал несколько элитных подразделений. Сам подбирал каждого сотрудника. Ребята — фанатики своего дела. Пускай их благие порывы немного потускнели от нашей дерьмовой дипломатии и безделья, но всё равно они надёжные люди.

— По самым скромным прикидкам, на первом этапе мероприятий нам потребуется семьдесят человек. На втором — все силы охраны порядка.

Парфентьев, криво усмехнувшись, кивнул.

— Начинаем через два дня. Нужно хорошенько подготовиться. Часто проводите учения полицейских сил?

— Раз-два в год.

— Предположим, заезжие болваны из Совета Земли решили организовать смотр подготовки полицейских сил, из чего не стоит делать секрета. Перед так называемым смотром специальные группы получают шифрпакеты, активизирующиеся с началом операции. Я должен быть уверен, что они выполнят инструкции.

— Выполнят, — сказал Парфентьев. — Эх, быть заварушке номер два. Похлеще, чем первой.

— Вот и подумаем, как выйти с меньшими потерями, — хлопнул я ладонью по столу.

Полночи мы просчитывали варианты и составляли планы.

— Вроде убедительно, — оценил результат нашего творчества Шестернёв.

— Может получиться, — кивнул Парфентьев.

— Меня смущает, что наш источник информации мог много утаить. Или специально переврать, — задумчиво произнёс я. — Мы слишком доверились ему.

— У нас есть другой выход? — осведомился Шестернёв.

— Нет…

Тяжёлый грузовой марсоход типа «Верблюд» неторопливо подполз к створкам шлюза северного порта Олимпик-полиса. Он принадлежал компании грузовых перевозок «АЛТ» и курсировал между столицей и населёнными пунктами в радиусе пятисот километров.

— Метеорологический прогноз, — привычно занудил компьютер порта, благоприятный. Вероятность пыльной бури по указанному маршруту — ноль пять процента. Температура…

— Заткнулась бы, железяка, — водитель грузовика толстый Брэдди Бирн потянулся и сладко зевнул.

— Не заткнётся, — отмахнулся его напарник — поджарый, слепленный из железных мускулов и обклеенный дублёной чёрной кожей Ричард Смирнович. — Пока всё не скажет и не получит подтверждения — не заткнётся.

— Не люблю вставать в такую рань. Я люблю поспать, Ричи.

— И пожрать. Это я про тебя знаю. Но хочешь иметь хрусты — надо меньше спать. Так-то, бурдюк ты с вином.

— Какая же ты задница. Всё грубишь.

— Ну и что? Право имею. — Смирнович смял без всякого видимого усилия опустевшую банку с охлаждающей оболочкой и бросил её на пол за сиденье.

— А мне убирать, — заворчал Бирн.

— А кому же? Уберёшь, толстяк.

Бирн не любил рейсов со Смирновичем, с которым невозможно найти общий язык. То он говорит, как человек, и с ним молено ладить, но внезапно срывается с тормозов и начинает без всякого повода хамить, и тогда его лучше не трогать — вспыхнет, как порох, в который бросили спичку. Сам-то Бирн — мирный человек. Просто он любит хрусты, иначе никогда бы не связался с такой публикой.

Смирнович открыл вторую банку, сделал глубокий глоток и с удовлетворением произнёс:

— А тебе нельзя, бурдюк. А хочется, да?

— По утрам не пью.

— Заливай…

Створка шлюза отползла, Бирн пробежал пальцами по пульту.

— Но, родимая, — причмокнул Смирнович, вчера вечером просмотревший по СТ от начала до конца вестерн столетней давности.

Грузовик подался вперёд и опустился на резинобетон в переходном бункере. Металлическая створка сзади затворилась.

— Хорошо живёшь, бурдюк, — Смирнович отхлебнул пива. — Катайся туда-сюда, получай хрусты. Я бы тебе столько не платил.

— А я бы тебе не платил столько. Сиди с ЭМ-автоматом и плюй на марсианскую пустыню.

— А это что за чучело? — встрепенулся Смирнович.

К грузовику направлялся невысокий человек в жёлтом комбезе техника.

— Может, что со шлюзом, — пожал плечами водитель.

— Сообщить, что ли, на базу?

— Зачем? Обычный «желтяк».

— Положено, бурдюк. Смирнович вдавил кнопку.

— Чёрт, барахлит. У тебя что-то с рацией.

— Бывает.

— Бывает, — передразнил его Смирнович. — Угробимся из-за твоего раздолбайства.

Он хлопнул кулаком по панели рации.

Технарь возбуждённо махнул рукой, подошёл к марсо-ходу и постучал по колпаку со стороны водителя.

— Тебе чего? — Бирн нажал на клавишу, и дверца отползла в сторону.

— У вас неполадки в связи. Комп порта не может связаться с вами.

— Как это? Только что связывался.

— А ты проверь.

Бирн повернулся к рации. И тут же будто смерч вынес его из кабины. Водитель грузовика потерял сознание ещё не долетев до земли.

Технарь, расправившийся с Бирном, молнией ринулся в кабину. Смирнович обладал хорошей реакцией, но не успел нажать на спусковой крючок. Автомат отлетел в сторону, а Смирнович почувствовал, как пальцы незнакомца впиваются в точку на его шее и лишают подвижности.

— Ты кто? — из последних сил прохрипел Смирнович.

— Друг Донга, — ухмыльнулся технарь.

Последовал удар, и Смирнович потерял сознание Он напоследок подумал, что сделали их как малолетних «крысят», а не опытных боевиков из Большого Клана, которым доверили серьёзное задание. Не понял, как получилось. И не надо. Незачем знать, что свела судьба его с супером. И супером этим был не кто иной, как я.

Появилась ещё одно действующее лицо. К марсоходу прогулочной лёгкой походкой направлялся Шестернёв. Его руку оттягивал серебряный чемоданчик.

— Гладко получилось, — сказал он.

— Не говори гоп…

Шестернёв начал колдовать с бортовым компьютером, подсоединяя к нему новый блок. Через минуту он посмотрел на светящиеся индикаторы и удовлетворённо отметил:

— Отлично. Комар носа не подточит.

— Тогда двигаем вперёд.

Я расположился на сиденье на месте Смирновича. Бирн уселся в кресло водителя. Я расслабился. В висках слегка ломило. Нужно несколько минут, чтобы полностью восстановить силы. Они мне ещё ой как пригодятся. Тяжело было не разложить этих двоих. Больше усилий съела работа с компом. Пришлось воздействовать на бортовой комп, чтобы боевики не оповестили сообщников. По инструкции при малейшем подозрении должен был идти на базу кодовый сигнал предупреждения. Если после в течение условленного времени не следовало опровержения, лаборатория сворачивалась, готовилась к эвакуации, а при подтверждении опасности — к последующей ликвидации.

— К выезду готов, — сказал Шестернёв, замкнувший на себя управление бортовым компом.

— Выравнивание давления, — доложил портовой комп. — Сто процентов. Выезд разрешён.

— Вперёд, — кивнул я.

— С Богом, — произнёс Шестернёв.

«Верблюд» выполз из шлюза и с возрастающей скоростью устремился по рассекающему пустыню шоссе.

Раз в две недели «Верблюд» под управлением Бирна и в сопровождении одного из охранников забрасывал зарегистрированный в банке перевозок легальный груз на постоянную станцию третьей производственной линии «Биореконструкции». Станция располагалась в двухстах километрах от Олимпик-полиса. Обратно «Верблюд» тоже вёз реестровый груз, но кроме оного в грузовом отсеке пылились ещё и посылочки для добрых людей — порции «райских семечек» — одного из высших достижений наркодельцовой мысли за последние века. Часть «семечек» оставалась для внутреннего потребления на Марсе, растекаясь по притонам, где были волновые генераторы, или по частным домам, чьи хозяева могли позволить себе иметь дорогостоящее оборудование. Часть отправлялась на Землю по великому космическому наркопути.

То, что на Марсе производятся «райские семечки», специалисты по борьбе с наркотиками знали давно. Время от времени полиции удавалось накрыть контрабанду, а трижды склады готовой продукции. Были разгромлены две лаборатории — за эту инициативу Парфентьев едва не поплатился жизнью. О лаборатории на станции «Биореконструкция» знали немногие, только особо доверенные лица. При производстве «семечек» используются редкие запретные технологии, что взметает стоимость процесса до космических высот. На эту лабораторию Клан раскошелился серьёзно, она была образцовой. Тот, кто прислал нам информпакет, хорошо был осведомлён не только о её существовании, охране и персонале, но и порядке транспортировки продукции.

По лаборатории был наш первый удар. Насколько можно доверять информации? Пока она подтверждалась. Я попробовал инсайдсканирование, оно обнадёживало Похоже, данные были точные. И это не западня.

Мы прошли все точки электронного контроля. В определённое время экипаж: должен был подавать кодированные сообщения, означавшие, что всё в порядке и идёт по плану. В переданном нам информпакете порядок и содержание этих сообщений имелись. И вот перед нами вросшая в скалы станция института «Биореконструкция». Персонал — несколько человек, и все они по совместительству подрабатывают в лаборатории.

По мере приближения к воротам шлюза кабину оглашала трель — это мы проходили одну за другой контрольные линии. Беда нашего века — слишком большая зависимость от электроники. Хозяева лаборатории слишком понадеялись на неё. Одна наша ошибка — и замаскированные плазменные пушки ударят по грузовику, плавя металл и испепеляя нежданных гостей.

«Верблюд» завис в пятидесяти сантиметрах от полотна дороги перед створками шлюза. Всё — последний бросок.

— Привет, парни, — в СТ-проёме возникла небритая физиономия дежурного — он был облачён в армейский комбинезон. — Волна тридцать восемь, — произнёс он кодовые слова.

— Гренландия шесть семь, — ответил я.

Подсоединённый к бортовому компу блок трансформировал моё интеллегентное лицо в противную морду боевика Клана Ричарда Смирновича, соответствующие изменения претерпел и мой голос.

— Проезжай, — кивнул дежурный. — Гостинцы уже готовы.

Бункер. Свист нагнетаемого воздуха. Отползающая металлическая плита. Вперёд…

Всё, мы на базе.

— Возьми меня за руку, — потребовал я. — Расслабься. Я подключаюсь к тебе как к аккумулятору.

Одних моих сил явно не хватит.

На всё про всё две минуты. Потом надо начинать действовать.

Моё сознание нефтяной плёнкой расползлось по поверхности, проникая всюду… Так, всё правильно. Преданная нам схема скрытых от постороннего взора помещений верна. Но главное войти в компьютер… Всё, есть контакт. Это тебе не запутанные виртуальные лабиринты «Изумрудного странника».

Всё попроще. Ровная поверхность с редкими холмами и руслами — вот пространство компа станции. А вон и нужная мне скала. Когда понадобится, я свалю её усилием воли.

Дальше бункера водителям и охране идти не положено. Всё принесут и упакуют в тайники, снабжённые самыми совершенными средствами для обмана аппаратуры досмотра.

Вон они, двое в военных комбезах. Носят не оттого, что обуревает страсть к дисциплине. Просто «хамелеоны» — наиболее удобны для боя, выдерживают удары пуль большинства видов стрелкового ЭМ-оружия, обладают уникальными маскировочными возможностями.

У одного в руках был серебряный контейнер.

— Открывай, Брэдди, — крикнул один.

Всё, пора.

Толчок. Усилием моей воли по виртуальной пустыне местного компа прошёл смерч, перестроив несколько холмов. СТ-картинка в проёме следящей системы замедлилась, охранники на ней просто топтались на месте, не вызывая в первые секунды подозрений. Камеры не фиксировали то, что происходило в бункере. А происходило нечто любопытное.

Дверь «Верблюда» распахнулась. ЭМ-очереди прошли по «хамелеонам» охранников. Пули были не обычными. Тяжёлый — раза в два тяжелее обычного ЭМ-оружия — «Скорпион» стрелял иголками, приспособленными как раз для того, чтобы дырявить броне защитные комбезы.

Теперь вперёд. На пульте охраны уже, наверное, переполошились, поняли, что пришли большие неприятности. Тревога, бойцы рас с ре дотачиваются по распределённым местам, приводят в готовность оружие.

Шестернёв остаётся в кабине. Он включает ЭМ-колпак — устройство размером с футбольный мяч, которая заглушит все радиопереговоры. Он лишит возможности сообщить за пределы станции о нападении.

Я подбегаю к двери бункера. Если она заблокирована компом, справимся… Ничего подобного — её заблокировали механически. Они поняли, что кто-то мудрит с их компом…

Они рассчитывают, что титанитовая дверь надолго задержит нападающих. Так бы оно и было. Но…

Но противник понятия не имеет, что такое перемещение. А я знаю. И умею. Мгновенная тьма. Будто кто-то выкачивает силы. Так и есть — перемещение отнимает много сил. Но это не значит, что нужно перекурить и отдохнуть. Теперь не зевать!

Дверь контролируют трое. Подмога ещё не подоспела. Естественно, меньше всего они ожидают увидеть материализовавшегося прямо из пустоты вооружённого, одетого в войсковой защитный комплект человека. Зато я их ожидаю увидеть. Они только начинают сбрасывать с себя оковы удивления и оцепенения, а я уже молочу им в грудь из «Скорпиона».

Троими меньше.

Площадка. Две лестницы. Укол где-то в области сердца — ощущение опасности. Я жму на спусковой крючок — ещё один боец, только выглянувший из укрытия, катится со стуком вниз по лестнице, считая ступеньки.

Вперёд. По спине проходит холод. Я понимаю, что операторы наладили комп охранные системы задействованы вновь. Значит, придётся биться не только с людьми, но и с техникой. Снова парализовывать комп нет ни времени, ни сил. Я ощущаю смыкающиеся «клинки Тюхэ» — линии опасности.

Уклониться вправо… Очередь проходит мимо. Это в меня лупят из верхнего пролёта. Неестественно изгибаясь, я посылаю ответную очередь. И едва успеваю уйти в сторону — в меня бьют уже с другой точки. А взрывкубик получить в ответ не хотите?.. Всё, ещё о парочке врагов можно не беспокоиться.

Совсем немного времени прошло, а половина охраны базы уже перебита. Да, подготовка у парней не слишком. Донг мог бы раскошелиться и на более приличных людей. С рагнитами на Акаре пришлось куда туже. Но рагниты — бойцы мощные.

Преодолеваю лестницу. Попадаю в переплетение коридоров. Выбираю правый и кидаюсь по нему вперёд. Пригибаюсь — ЭМ-очередь проходит над головой. Теперь откатиться в сторону, совершить акробатический кульбит — иначе наткнёшься на «клинок Тюхэ». Палящие в меня с двух стволов охранники не могут понять, как в таком маленьком пространстве пули, идущие, казалось, сплошным потоком, не задевают этого типа. Додумывать эту мысль они будут на том свете. Одна пуля в амбразуру, она разносит голову целящегося бойца. Ещё один взрывкубик разносит на клочки второго. Хорошо Шестерневу. Сидит себе спокойно в кабине и ждёт, когда я сообщу ему — выходи, всё в порядке. Но не тащить же его в этот ад, когда он только начинает осваиваться с пробуждающимися способностями.

Металлическая плита. За ней — коридор, ведущий в компьютерный центр.

Все станции и базы похожи друг на друга. Пути к нейроцентру в обязательном порядке наиболее плотно прикрываются защитными системами. Этот двадцатиметровый коридор — не исключение.

После коридора смерти на Акаре — это всего лишь аттракцион в Луна-парке для среднего школьного возраста Вот у рагнитов в форте Скоулстон были защитные системы…

Правда, тогда у меня имелся стодвадцатизарядный разрядник, которым молено было дырявить стены и плавить металл плазменных пушек. Со «Скорпионом» так не разгуляешься. Значит, надо плести узор и пробираться сквозь лес из «клинков Тюхэ».

Прыжок. Перекат. Кувырок…

Пол за моей спиной вспучился от удара плазменного шара. Лазерный луч прочертил чёрную полосу. Забарабанил град ЭМ-пуль. Чтобы не попасть под него пришлось переместиться. Плохо, силы убывают…

Ну что, бандиты — это все ваши сюрпризы?.. Вот он я. Уже перед дверью в компьютерный центр.

Секундная передышка. Пытаюсь сориентироваться, понять, что меня ждёт за дверью… Так, перед дверьми минимум трое. Они уже знают, что к ним идёт чудовище. У одного, кажется, разрядник… Чёрт, сразу не определишь — всё-таки инсайдсканирование это не зрение, слишком всё неясно и слишком часты ошибки.

Задержать дыхание. Собраться с силами. Сейчас я должен переместиться далеко — метров на пять… Ничего, выдюжим.

Я нажимаю на спусковой крючок. И одновременно перемещаюсь. Всё, я в нейроцентре.

Расчёт оказался верен. Я материализуюсь со стреляющим автоматом. И пуля разносит охранника с разрядником Тот рефлекторно в свой последний миг нажимает на кнопку, и на металле двери вспучивается плазменный шар.

Ещё двое ничего не успевают сделать. Один успокаивается навеки с несколькими пулями в животе. Очередь прошлась и по руке второго.

— Полиция! — кричу я таким диким голосом, что самому жутко становится. Не двигаться! Руки перед собой! Без глупостей!

Просторное помещение. Прозрачные кресла-пузыри, панели компьютеров. В креслах — трое.

Двое поднимают руки. Но третий успевает приложить палец к гнезду идентификатора. Он надеется привести в действие механизм самоуничтожения лаборатории. Тогда опергруппа застанет только груды искорёженного металла, установить назначение которого весьма затруднительно. С самоуничтожением наркоделяги тянули до последнего — это действительно крайняя мера. И вот старший решает, что момент настал.

Напрасно тешатся надеждами. Я срыл ту самую скалу в виртуальном поле. А это означает — механизм самоуничтожения не сработает.

— Не выходит? — сочувствую я старшему, и, чтоб не мучался, награждаю его зарядом парализатора.

Я подхожу к компу. Пара минут — и я переключаю на себя его управление.

— Расположение людей на территории станции, — приказал я.

Так, осталось пятеро, готовых ещё подраться. Ни одного из них в промышленной зоне. На них можно не обращать внимания. Отдать приказ компу блокировать их… Сделано…

— Володя, — произнёс я в микрофон коммуникатора. — Командный пункт наш. Вызывай подмогу.

Через десять минут появились полицейские глайдеры с элитной тактической группой. Тяжеловооружённые, в громоздких комбезах спецназовцы ворвались в нейроцентр.

— Оповещение по всем помещениям, — приказал я компу. — База под контролем полиции. Сопротивление бесполезно. В случае сопротивления будете уничтожены. Сдавайтесь.

Думаю, охранники уже поняли, что в моих словах есть смысл.

— Зачищайте, осматривайте под руководством Шестернёва, — я кивнул на Володю. — Я забираю глайдер и отделение Крамера. Командор Дамиани, вы тоже со мной.

— Понял, — щёлкнул каблуками Дамиани, получивший строжайший приказ выполнять беспрекословно любые мои распоряжения, пускай даже самые дикие.

Я загерметизировал комбез и через малый шлюз вышел наружу. На площадке перед базой стояли три полицейских тяжёлых глайдера.

Рассиживаться мне здесь не резон. Меня ждёт Олимпик-полис. Там намечаются интересные дела, при которых желательно присутствовать.

Полицейские из тактической группы были несказанно удивлены тем, чем им приходилось заниматься. Сложная, сложившаяся за многие десятилетия система «полицейские-воры», в которой каждый сверчок знает свой шесток, рушилась на глазах. Начиналась война. Большинство ребят, как я понял, готовы были подраться всласть. Им надоело унизительное положение марионеток, надоели пакты о ненападении с преступными структурами.

— Малейшая попытка сопротивления, — говорил я, проверяя оружие и перезаряжая его в грузовом фургоне с эмблемой фирмы по обслуживанию кухонных сетей, — отвечать огнём на поражение.

— Под чью ответственность? — спросил командор Марсель Дамиани. Он так и не понял, кто эти двое гражданских, которые раздают тут обязательные для исполнения приказы.

— Под мою. Эксперта-чрезвычайщика. Знаете, что это?

Кто-то присвистнул. Кто-то притих.

— Всё, выдвигаемся.

Фургон тронулся с места. В это время ещё два фургона, замаскированные под машины обслуживания городского хозяйства, блокировали свои участки.

— Третий на месте, — послышалось из рации.

— Второй на месте. Блокирование участка завершено.

— Отлично, — кивнул я

Сжатые закодированные импульсы нелегко засечь сканирующей аппаратурой И ещё тяжелее расшифровать. Так что если у охранников «Красного ящера» и есть соответствующая техника, они всё равно не поймут, что происходит, даже если и выявят шуршание в эфире.

«Красный ящер» был не просто обычным для окраины северного сектора притоном. Здесь собирались люди, занимающие не последнее место в вотчине Донга. И «Ящер» являлся не просто местом их отдохновения и безумных, страшно дорогих запретных сенсоригрищ. Это был и своеобразный штаб трети боевых бригад Организации.

«Красный ящер» представлял из себя одноэтажный замызганный бар, в который приличному человеку и зайти грешно Но это вывеска Из подвала вёл ход в просторный зал.

— Так, — отметил я, рассматривая на экране горбатую привычно замусоренную трущобную улочку из невысоких строений. — Вон кар — наверняка охрана.

— И те мальчики — тоже, — Дамиани ткнул пальцем в направлении троих «крыс», лениво рассевшихся на тротуаре Они пытались держаться наигранно равнодушно и скрыть наличие оружия.

— И вон те двое — подозрительные. Девчонка и парень. Надо держать в виду их. Ну что?

Мы ещё раз прикинули порядок. Я расслабился. Интересно, удастся парализовать их следящие системы? Так, что-то нащупывается… Всё, обзорные камеры выключены. Пускай теперь бандиты гадают, что случилось с техникой.

— Пошли, — приказал я.

Штурмовая группа вырвалась из фургона и устремилась к дверям бара. В это время с других сторон подходы блокировались группами прикрытия От бронебойной очереди разлетелись стёкла бандитского кара, водитель вывалился на мостовую, рядом с ним лежал ЭМ-автомат.

Парализаторами и прикладами на асфальт уложили «крыс».

Девчонка и парень тоже оказались при делах. Парень дёрнулся рукой за пазуху и схлопотал удар кованого ботинка в спину.

Девчонка устроилась рядом с ним на мостовой, из её сумочки вывалился ЭМ-пистолет.

Всё, внешнее кольцо охраны снято.

— Не двигаться! — ору я, врываясь в бар.

Посторонних людей здесь нет и быть не может. Человек пять в тесном, пропахшем сигаретами и марихуаной помещении. В углу в СТ-проёме дикторша излагает последние новости. Какие-то встречи, переговоры, контракты. Между тем главные новости здесь. Не пяльтесь в проём, уважаемые посетители, ловите исторический момент.

— Руки за голову! — кричу я. — Не двигаться!

Не понимают. Рука бармена лезет под стойку. Самурай, что ли? Из преданности хозяевам решил биться до конца? Зря. Я жму на спусковой крючок, и удар пули в плечо отбрасывает бармена к стене. Сзади ломаются стулья. Второго, особо прыткого, укладываю на пол.

Вперёд. За стойкой — ведущая вниз узкая крутая лестница. Ох как здесь влажно и мусорно. Вот заваленный ящиками склад… Вот стена. Я пытаюсь воздействовать на электронный запор. Стена отходит в сторону.

Я включаю светошумовые фильтры на шлеме и бросаю россыпь «светлячков» в помещение. Молния, гром. Эти штуковины рассчитаны на то, чтобы на несколько секунд вывести противника из строя — оглушённый и ослеплённый он теряет ориентацию

Врываемся в помещение. Просторный зал с фонтаном, причудливыми СТ-проекциями, пузырями для уединения. Я ощущаю идущие с площадки, заполненной световыми бликами, волны. «Хрустальный цвет» — последнее запретное сенсоригрище только появилось на Земле и уже дошло досюда.

Я вижу вскидывающего автомат охранника в комбезе и шлеме, спасшем его от действия «светлячка». Лучше бы тебе сейчас беспомощно трясти головой, не в силах понять, что творится вокруг. А теперь ты не оставляешь мне иного выхода. Получи — я пускаю в него очередь.

Ощущение опасности. С разворота стреляю вправо — ещё один готов. Спецназовцы кладут ещё двоих.

— Всё в порядке, — кивает спецназовец.

Это я вижу и без него.

Полицейские отключают задержанных — их здесь человек тридцать парализаторами или заковывают в наручники «скат» — при попытке освободиться они бьют током,

— Это мои друзья, — улыбается командор Дамиани, снявший шлем и прохаживавшийся переступая через распростёртые тела — Джума Хайкел — убийца со стажем. Правда, Джума? Джума что-то промычал.

— Давно мечтал увидеть тебя, грязь, в такой позе, — командор ткнул Джуму носком ботинка в бок и направился дальше. — О, Раймонд Эверс — глава уличных торговцев наркотиками в полисе. Две судимости и пятьдесят шесть арестов. Почему-то решил, что правосудие к нему не относится. У него были основания так считать. Судьи почему-то испытывают к нему излишние симпатии. Правда, Эверс?

— Лягаш поганый, — прошипел Эверс и заработал от одного из спецназовцев удар прикладом ЭМ-автомата по хребту.

— О, а это Марк Сидоров, — Дамиани присел на колено около широкого в кости, седовласого мужчины. — Правая рука Донга.

Он усадил Марка Сидорова в кресло рядом с разнесённым шальной пулей сенсоргенератором.

— Спустился к подданным, с небес на землю? — спросил командор Дамиани.

— Не выделывайся, Марсель, — довольно злобно прошипел Марк Сидоров. Хотите новую заварушку — получите. И каждому по заслугам воздаётся.

— Считаешь, напугал? — не менее зло посмотрел на него командор.

— Конечно. О детях своих подумай. О жене. Война такое дело — никого не щадит.

— Марк, ты меня не узнаёшь 2 — я взял стул и уселся рядом с Сидоровым.

— Ещё одна лягавая сука.

Он прищурился, оглядывая меня с кривой циничной улыбкой.

— Мы с тобой встречались лет десять назад. В Милане, — сказал я. Тогда-тебя звали Клаус Рикард.

Его улыбка тут же потускнела.

— А я ведь тебя искал, — произнёс я, в упор разглядывая его. — Долго. А ты схоронился на Марсе.

— Рудольфе, — ошарашенно прошептал он.

— Да, когда-то звали меня так. За тобой неоплаченный долг, Клаус.

— Да пошёл ты в задницу.

Я не поверил своим глазам, когда просматривал данные на помощников Донга. Десять лет назад наше управление и Европол проводили совместные мероприятия по ликвидации отлично законспирированной сети одного из Больших Кланов. Тогда от руки Клауса Рикарда — ныне Марка Сидорова — погиб мой добрый друг майор Клыков. Притом погиб нелегко, мучительно. С того времени мне очень хотелось повстречать его убийцу. Но тот как сквозь землю провалился. Его сообщники утихомирились на кладбище или в центрах социальной реабилитации. А он сумел вывернуться. Я надеялся, что его пристрелили в разборках, хотя и жалел, что погиб не от моей руки. Но он выжил.

— Эту войну, считай, не пережил, бедняга, — недобро улыбнулся я. — Обещаю.

Он покраснел, но в глазах читались неугасимое упрямство и ярость. Ну и пусть. Всё равно можно считать, что он мёртв. Такие встречи — подарок судьбы, а её подарки надо принимать и пользоваться ими как положено.

Я отошёл в сторону и взял в руку коробочку коммуникатора. Вышел на прямой канал с начальником полиции, который руководил штабом операции — к нему стекалась вся информация.

— Как там? — осведомился я.

— Третий и четвёртый объект накрыли, — сообщил Парфентьев. — Нашли, что рассчитывали.

— Значит, информация подтверждается.

— Подтверждается.

Третий и четвёртый объект — значит, накрыли склад оружия и перехватили груз с нейрочипами.

— Я беру Дамиани и его головорезов и выдвигаюсь на позицию к объекту «Верхушка».

— Всё как договаривались. Необходимые силы уже на позициях, — сказал Парфентьев.

— Вот так делается история, — хмыкнул я.

— По-моему, — буркнул Парфентьев, — так чаще влипают в истории…

Тучный, в годах, похожий на китайского божка Донг полностью отдался во власть наркотической сенсоригры — на нём были очки и наушники, обеспечивающие полное погружение в инореальность. Главарь марсианской организованной преступности находился на вершине блаженства. Сочетание инфрастимулятора с сенсорником дарит неповторимые, изумительные минуты.

Впрочем, наркотическими сенсор игрищами Донг не злоупотреблял, он без труда держался на грани, за которой начинается падение. Донг знавал многих, растерявших достойные качества ума и характера от подобных излишеств, а потому кончивших плохо. Мир, в котором жил Донг, не прощал слабости и неосмотрительности. Чтобы выжить в нём, нужно быть всегда в форме и постоянно ждать подлого удара — неважно от кого: — врага или друга.

Рядом с пульсирующим световым колпаком инфрастимулятора, под которым нежился Донг, на жёстком неудобном стуле сидела Нами — секретарша босса. Как только Донг вошёл в силу, в его окружении появились черноволосые японки примерно одного типа с чёрными как смоль волосами и раскосыми, прекрасными глазами. Сколько их сменилось за десятилетия. Некоторых он отдалил от себя, найдя им другие занятия в своей империи. Другие плохо кончили по разным причинам. Нами была самой лучшей. Она обладала холодным, острым умом, обширными знаниями, давала порой весьма ценные советы. Впрочем, Донг иногда подозревал, что и она кончит плохо. Именно из-за того, что самая лучшая, не до конца понятная, и Донг начинал чувствовать душевную зависимость от неё. А подобного он не прощал.

Нами сидела выпрямившись, прикрыв глаза, на её безмятежном лице не отражалось ничего В тонких пальцах она быстро и необычайно ловко вертела серебряный шарик. Пальцы жили будто вне зависимости от неё самой, застывшей в неподвижности.

Логово Донга располагалось в тридцати километрах от Олимпик-полиса в одной из пещер и больше напоминало дворец. Оно стоило уйму денег, но они были потрачены не зря. Новейший дизайн одних и достойная старомодность других помещений, все мыслимые предметы роскоши и технические новинки, призванные украсить быт. Донг любил свой дом. Он являлся как бы возмещением за проведённое в «Обители чести» время, за последовавшие за ним годы скитаний.

Глаз запутывался в линиях помещения, где сейчас находился Донг. Огромный зал с бугрящимися, перекрученными в фигурах, напоминающих ленты Мёбиуса, полом и потолком, с нависающими над головой террасами, с ловушками постоянно меняющихся СТ-проекций, с шуршащим серебряным дождём. Плавно меняющееся освещение скрадывало размеры зала. Это было любимое место хозяина, творение рук одного из лучших дизайнеров Земли, обошедшееся в такую кругленькую сумму, о которой не грех вспомнить перед гостями, если хочешь поразить их воображение и подчеркнуть, насколько хорошо идут у тебя дела.

На руке Нами запульсировал коммуникатор.

— Ли говорит, — послышался голос одного из помощников Донга, дежурившего в штабе. — У нас тут что-то непонятное. В положенное время из «Биореконструкции» не доложили об отправке груза.

— Почему? — холодно осведомилась Нами.

— Нет связи. Может, магнитная буря — иногда бывают аномальные магнитные всплески,

— Тогда в чём затруднения?

— Всё-таки факт подозрительный. Надо бы доложить боссу.

Нами на секунду задумалась. Ей не хотелось отвлекать Донга от его занятия, вряд ли он будет рад, если его выдернут из глубины сенсорпогружения. Но с другой стороны — вдруг действительно что-то происходит. Наконец она рассудила: если тревога ложная, то несложно будет свалить вину на Ли. А если действительно что-то случилось на станции «Биореконструкция», что само по себе кажется весьма маловероятным, то получится, что проявила бдительность именно Нами, вовремя доведя до босса информацию.

— Я скажу ему, — произнесла она.

На выведение Донга из сенсорного погружения потребовалось несколько минут. Естественно, Донг не был слишком доволен. А кто будет доволен, когда его спустят из рая на пропитавшуюся грехом землю.

Нами объяснила причину, Донг нехотя поднялся с ложа. Его кольнуло предчувствие неприятностей.

— Пошли посмотрим, что у них там, — пробурчал он.

Лифтовая платформа опустилась на нижний ярус, где располагался штаб армии Донга. Сюда стекалась вся информация. Канули в Лету времена, когда преступники обсуждали свои планы и раздавали указания в лесных чащах, пропитанных перегаром тавернах или в подвальных притонах. Чтобы сегодня управлять своим криминальным государством, нужно иметь совершенные средства связи, управления, анализа. Здесь располагался один из самых мощных компьютерных центров Марса.

В креслах сидели два оператора и дежурный — сухощавый подвижный Ли. Они встали, поклоном попривествовав хозяина.

— Что происходит? — спросил Донг, падая в кресло.

— Нет связи с базой-три, — отозвался Ли. — А теперь и четвёртой.

— Возможные причины?

— Проверили — магнитные бури ни при чём. Неладно не со связью, а на самих базах.

— Ты направил туда разведку?

— Да, ушли несколько минут назад. Пока сообщений не поступало.

— Код срочного доступа, — сказал оператор,

— Кто на связи? — спросил Донг.

— Сейчас узнаем, — оператор пробежал пальцами по кнопкам.

В СТ-проёме возникло испуганное лицо. Базилевский — один из спецов, используемых для деликатных поручений и имеющий доступ к каналам связи со штабом.

— Копы взяли «Красный ящер», — сообщил он.

— Что? — удивлённо произнёс Донг, которого обычно трудно было чем-то удивить и вывести из равновесия.

— Толпа озверевших копов. Сразу начали палить. Что внутри — я не видел. Меня там не было.

— Точно копы?

— Да. Я узнал двоих из тактического отдела. Озверевшие копы! Грязные копы!

— Не развози слюни! — прикрикнул Донг. — Готовься действовать по плану «Волна».

Ли напрягся. План «Волна». Это означало открытые военные действия. Сразу после заварушки десятилетней давности Донг, прогнозируя возможное повторение ситуации, решил тщательно просчитать все варианты заранее, чтобы в случае чего бить точно в десятку. Слаженность, организованность, чёткие, понятные, разжёванные даже для последнего дурака действия и место каждого, начиная от боссов и кончая последним боевиком — залог успеха. Каждый винтик, каждая шестерёнка затянуты, сцеплены с другими. Механизм этот можно завести в любой момент. Донг хорошо подготовился к новой заварушке. Похоже, её время пришло.

Значит, власть решилась на неприкрытую агрессию — происходящее Донг воспринимал именно так. Откуда у полиции данные о лаборатории, о складе? И вообще с чего это всё? Не из-за того же уже позабытого инцидента, когда при встрече контрабандиста пришлось уложить пару полицейских. Донга тревожила мысль, что он что-то упустил из виду. Кто объявил ему войну? Загадка. Но кто бы он ни был, Донг найдёт его. И заставит повеситься на собственных кишках.

— Они наносят удары точно по целям, — сказала Нами.

— Получили откуда-то информацию. Такую, к которой имеют доступ единицы, нахмурился Донг.

— Босс, две цели в зоне контроля, — сообщил один из операторов.

— Где?

— Вот.

В СТ-объёме, описывающем ландшафт и сферу вокруг логова, возникли две белые точки.

— Расстояние — пятнадцать километров, — дополнил оператор. — Не приближаются. Держатся на указанном расстоянии… Ага, вот ещё одна.

— Что это такое?

— Сейчас узнаем. Увеличение, — приказал оператор.

Точки стали разрастаться.

— Полицейские глайдеры, класс «Рама», — начал компьютер. — Технические характеристики…

— Помолчи, — приказал Донг, и компьютер заглох.

— Это к нам, — сказала Нами.

— А к кому же ещё, — глаза Донга превратились в щёлочки, метающие молнии, хотя внешне он оставался спокоен.

— Связь с абонентом сто семьдесят.

В воздухе повис хрустальный перезвон. Потом в СТ-проёме возникло лицо заместителя Шефа Главной Администрации поселений Марса по социальным вопросам Раймона Макловски. Выглядел он неважно, под глазами мешки. Взор затравленый. Он старательно смотрел куда-то в сторону, стараясь не встречаться с холодными глазами Донга.

— Что у вас там происходит, Раймон?

— Я не знаю. Полиция проводит мероприятия по всей планете. Они сорвались с цепи. Стрельба, взрывы. Это как нашествие. Они просто сошли с ума, Донг.

— С чего это всё?

— Не знаю. Мне никто ничего не говорит.

— Макловски, вы контролируете копов на этой планете, поглядите в свой контракт. Вы — заместитель Главы Администрации. Вы должны всё знать.

— Я даже не могу связаться с Парфентьевым. Он просто игнорирует меня. А его секретарь посоветовал мне не появляться на улице.

— Такие дурные головы, как у вас, недолго сидят на плечах.

— Но…

— Уймите Парфентьева. Или будет плохо. Очень плохо всем.

— Я попытаюсь

— Попытайтесь. Голова того стоит… Отбой.

Донг мысленно подсчитывал потери Лаборатория «райских семечек». Склад оружия. Партия нейрочипов. Колоссальные убытки. Впрочем, материальный ущерб не самое страшное. Лишь бы взять ситуацию под контроль. Выжить, Остаться на вершине — а там всё восстановим, преумножим.

— Вызов по открытой линии, — сообщил оператор.

— Кто там?

— Абонент 46896. Начальник полиции Парфентьев.

— Давай.

В воздухе соткалась массивная фигура начальника полиции. Вид у него был усталый, но довольный.

— Привет, Донг.

— Моё почтение вам, уважаемый господин Панфентьев, — расплылся в елейной улыбке Донг. — Как ваше здоровье, как семья?

— Спасибо, прекрасно.

— Как дела с вашей многотрудной и ответственной работой? Поговаривают, будто ныне в городах нет покоя. Будто идёт стрельба и гремят взрывы. Как низко пали нравы.

— Необычайно низко.

— Говорят, что полиция стреляет в людей. И люди стреляют в полицию. Что будет, если злость и дальше будет править бал? Во что превратятся наши города?

— Не бойтесь, мы держим всё под контролем.

— Хотелось бы надеяться. Мой долг правопослушного гражданина предупредить вас об опасности, уважаемый господин Парфентьев. Когда дракон ярости вырывается наружу, ему нет удержу, он ломает жизни и судьбы, крушит всё и всех, не взирая на то, кто перед ним — старики, женщины, дети. И ему всё равно, чьи это дети — простых землекопов или высокопоставленных полицейских.

— Благодарю за предупреждение. А теперь, Донг, к делу.

Вы задержаны по подозрению в совершении двух убийств и в причастности к организованным преступным структурам. Ваше владение будет подвергнуто обыску.

— Не кажется ли мне всё это? Не обманывают ли меня мои уши? — насмешливо произнёс Донг.

— Не обманывают.

— Тогда, уважаемый господин Парфентьев, вы шутите, и я готов посмеяться вместе с вами.

— Потом посмеёмся.

— И у вас есть основания, чтобы вторгнуться во владения председателя совета директоров корпорации «Золотой век»? У вас есть постановление судьи или надзирательного уголовного комитета Администрации?

Донг знал, что таких постановлений у Парфентьева быть не может. Если бы полиция сунулась в суд или комиссию, то, даже при наличии достаточных оснований, документы бы там поволокитили не один день, и первым, кто узнал бы об этом запросе, был бы Донг. Слишком много у него было добрых друзей в этих органах.

— Или это полицейский переворот? — осведомился Донг.

— Основания есть… Донг, хватит болтать. Вы снимаете охрану и вместе со своими людьми выходите на посадочную площадку. На всё — пятнадцать минут. Нет — так через шестнадцать минут я наношу удар силами звена полицейских глайдеров, а потом запускаю штурмовую группу, которая, по-моему, не намерена слишком церемониться.

— Правда?

— Правда. Я знаю о том, насколько защищён ваш замок. И о плазменных заградителях, и об ЭМ-пушках. Если рассчитываете повоевать, и мне не хватит мощи глайдеров, я не постесняюсь привлечь эсминец Космических сил. Тогда от вашего логова останется вмятина.

— Вы совсем обезумели! — воскликнул Донг, которому наконец начала отказывать выдержка.

— Нет, ещё не совсем… Пятнадцать минут, Донг. И не секунды больше.

— Чему вы радуетесь, Парфентьев?

— Моменту.

— Скоро буду радоваться я.

— Посмотрим. Отбой!

Пятнадцать минут на сборы, усмехнулся Донг. Всё-таки начальник полиции дурак. Он считает, что за пятнадцать минут ничего не предпримешь. Но Донг успеет. Через пятнадцать минут он будет далеко.

Даваться в руки полиции никак нельзя. Главное сейчас — уйти. Марс — не Земля. Долго не поскрываешься. Но долго и не требуется. Несколько дней — и всё. Через несколько дней власти приползут на брюхе и попросят перемирия. Он поднимет неслыханную волну в средствах массовой информации о нарушении гражданских прав и геноциде на Марсе. В Совете Земли есть люди, которые многим ему обязаны. Если всё это инициатива Парфентьева, его просто раздавят, как тлю — сначала административно, а потом физически. Если же действует кто-то повыше — тоже не страшно. Они никогда не пойдут до конца. Мягкотелые власти, сопливые, заигрывающие перед общественным мнением политики — они созданы для того, чтобы проигрывать, встретившись с серьёзным противником. Всего лишь несколько дней…

Донг строил не просто жильё, а бастион. И, понятно, он рассчитал и возможность неожиданной эвакуации. Туннели выводили в лабиринт заброшенных забоев. Там была проложена магнитополоса.

Облачённые в защитные комбинезоны, вооружённые до зубов Донг, охрана и помощники — всего семнадцать человек — расположились на двух транспортёрах.

— Представляю, как они разворотят дом, — вздохнул Донг.

— Можно было бы включить механизм самоуничтожения, — сказал Ли. — Копы бы получили хороший подарок.

— Твои предки тоже были идиотами, или ты первый такой в семье, Ли? сдерживая ярость прошипел Донг. — Это мой дом. И вскоре мы вернёмся в него.

— Конечно, босс, — сглотнув вдруг вставший в горле комок, произнёс Ли, знавший, в какие причудливые изощрённые формы может выливаться гнев хозяина.

Платформы со свистом начали набирать скорость. Ветер упруго овевал лица беглецов. Световые плафоны поочерёдно загорались, когда мимо них проносились платформы, и будь здесь сторонний наблюдатель, осплепленный вспышками света после кромешной тьмы — ему бы показалось, что это со скоростью пятьдесят километров в час движется светящийся сгусток.

— Что такое? — крикнул Донг, когда платформа начала тормозить.

— Комп сигналит о незначительном повреждении полосы, — ответил Ли.

— Я раздавлю тебя, — зарычал Донг. — Неисправность в такой момент!

— Я ни при чём, — воскликнул Ли. — Это…

На кого хотел Ли перекинуть вину — так и осталось загадкой. Впереди будто вспыхнула сверхновая. Вслед за этим пришёл грохот. Взрывная волна сдула с первой платформы охрану.

Светозвукофильтры шлемов поглотили основную часть светового и акустического удара, но всё равно на несколько мгновений все потеряли ориентацию. Наушники взорвались диким скрежетом ЭМ-помех. Это сработал «Громобой» — бомба размером с футбольный мяч, установленная около полотна. Рассчитано на то, чтобы вывести человека из строя, но не убить его.

Нескольких секунд хватило, чтобы нейтрализовать людей с платформ. Удар парализатора пробивает комбез, но для этого нужно подойти на расстояние вытянутой руки.

Один из нападавших подошёл к Донгу, который ещё не получил жгутом парализатора по хребту, но сделать уже ничего не мог, поскольку пистолет валялся далеко в стороне.

— Ты кто? — прошипел Донг.

— Гвоздь в твоей китайской заднице, — последовал ответ в лучших традициях героев любимых в Чёрных Штатов комиксов.

Этим гвоздём был я.

Я сидел в кабинете начальника полиции, расслабившись, держа в руке неизменный бокал шоколадного лимонада с коньяком и белым вином.

— Не нервничайте, Гордон, — посоветовал я. — Главное позади.

— Но худшее впереди, — огрызнулся он, просматривая доклад оперативной группы.

Только что ахнул взрыв в воздухообеспечивающей системе западного сектора. Ремонтники пытались ликвидировать последствия теракта. Это был уже третий взрыв.

После заварушки десятилетней давности, когда подобный взрыв стоил жизни почти целому посёлку, были предприняты самые серьёзные меры по охране систем жизнеобеспечения населённых пунктов и повышению их надёжности, Так что положение, когда любой дурак с бомбой может угрожать тысячам людей, в прошлом. Но всё равно было с самого начала понятно, что при развязывании войны против Клана преступники не откажутся от подобной проверенной и хорошо зарекомендовавшей себя тактики. В переданном мне информпакете было указано на существование нескольких смертельных закладок, которые приказал устроить Донг в рамках своего плана «Волна», заранее готовясь к худшим временам. Мы их обезвредили. Как оказалось, далеко не всё

Кроме того, у Донга был стройный план, как заварить кровавую кашу и раздуть массовые беспорядки. «Крысы» это дело любят, так что при организационном моменте и при поставках оружия подбить их на любую мерзость труда не составляло. Опять-таки, в информпакете были указания и по этому поводу. Часть оружейных складов мы накрыли. Задержали или ликвидировали несколько ключевых фигур, ответственных за разжигание пламени войны. Но тоже, как оказалось, далеко не всех. Так что война разгоралась. Как, собственно, я и рассчитывал. А поскольку мы просчитали такое развитие событий, то просчитали и соответственные меры. Всё должно получиться, если нам дадут хотя бы пару дней.

— Обстрел патруля в Песчаной Венеции, — сообщил очередную новость комп. Погиб один полицейский.

— Что по западному сектору?

— Продолжаются погромы. Число жертв со стороны полиции — двое убитых и пятнадцать раненых. Среди нарушителей — восемь убитых и около пятидесяти раненых. Жертвы среди мирного населения устанавливаются. Закончено вытеснение с площади Звезды. Подавлены огневые точки в количестве трёх штук. Толпа рассеяна, по оценкам действует около пятидесяти разрозненных групп численностью до двадцати человек. Дислокация сил…

— Достаточно, — отмахнулся Парфентьев. — Где снова вспыхнет, как думаешь?

Мы перешли на «ты».

— Они рванут бомбу в деловой части, — сказал я. — Где-нибудь в районе отеля «Космик».

— Почему?

— Я бы на месте Донга сделал именно так.

— Ты прав. Надо принять меры. Чёрт возьми, задействованы почти все силы. Не хватает людей.

Полицейские силы оказались более боеспособными, чем я предполагал. Где-то полсотни сотрудников с началом операции побросали полицейские карточки и заявили, что они не самоубийцы. Но остальные остались в строю. Пусть многие из них прикармливались с грязных рук, пусть не сильно горели на службе, но когда-то настаёт час, когда хочется почувствовать себя достойным человеком и вступить в борьбу со злом. Кроме того, что важнее, сработала корпоративная общность. «Наших бьют. Сейчас мы им так в ответ врежем, что не обрадуются!» примерно такие мысли владели их умами после первых стычек с боевиками «Молочных братьев» и с толпами одуревших от наркотиков и от волновой обработки «крыс».

— Твой информатор не знал многого, — сказал Парфентьев. — Знали бы всё, беспорядков бы вообще не было.

— Всё он знал. Просто не всё донёс до нас.

— Почему?

— Потому что был заинтересован в беспорядках. Они ему выгодны.

У меня были некоторые соображения по этому поводу. Поэтому я ещё вчера, пользуясь чрезвычайными полномочиями, приостановил отправку пассажирского суперлайнера и двух грузовиков на Землю. Мы ещё посмотрим, кто кого переиграет.

— Устал, — вздохнул Парфентьев. — Давно так не уставал… Кофе со стимулятором — три процента, — приказал он. Защёлкал кухонный комбайн, и вскоре на столе появилась дымящаяся чашка кофе.

— Как вы с Шестернёвым умудрились вдвоём снять охрану в лаборатории? поинтересовался Парфентьев.

— Тонкий расчёт. Опыт. Хорошая подготовка. И везение.

— Чепуха. Слишком красиво. Не думаю, что в мире много людей, которые могут такое.

— Мы можем,

— Значит… — начал Парфентьев, но я оборвал его.

— Ничего это не значит,

Парфентьев покачал головой и усмехнулся. Он прекрасно знал, что есть темы, которые лучше не развивать.

— К вам Макловски и Гюнтер Уденмац, — сообщил секретарь из приёмной.

— Вместе. Сами идут, — хмыкнул я.

— Пусть войдут, — велел Парфентьев.

В кабинет ворвался красный, с перекошенным лицом заместитель шефа Главной Администрации Макловски. За ним семенил крошечный, лопоухий, с порочно-хитрой лисьей физиономией Гюнтер Уденмац — хозяин одной из самых преуспевающих адвокатских контор Марса, чьё благосостояние возросло на деньгах организованной преступности. Он был опытным, способным извиваться ужом или переть тяжёлым танком крючкотвором.

— Дьявол вас всех раздери? — с порога возопил Макловски. — Вы что?! Как посмели, Гордон?!

— Не стоит кричать. У меня с детства хороший слух.

— Что за дерьмо? При чём тут слух? В городе война! Ваши подчинённые убивают людей!

— А люди никого не убивают?

— С вами невозможно связаться! Ваши подчинённые не только игнорируют мои требования, но и отказываются объяснять что-либо!

— Это мой приказ.

— У нас отключили связь с Землёй.

— И это мой приказ.

— Что?! Вы что о себе возомнили, ищейка дерьмовая!

Макловски пыхтел как паровоз и стал похож на перезревший помидор. Господи, его же разрыв сердца хватит.

— Вы задержали половину моих клиентов, — встрял Уденмац. — И я не видел ещё ни одного решения суда или уголовной комиссии.

— Это что, переворот?! — завопил Макловски.

— Нет, это наведение законности, — развёл руками Парфентьев. — К вашему сведению, внешние поселения являются экстерриториальной зоной, на которую не распространяется юрисдикция или суверенитет какого-либо государства. Они полностью находятся в ведении Объединённого Совета Свободных Наций Земли.

— Ты что, мне лекции читаешь?! — взвыл Макловски.

— Соответственно распорядок жизни внешних поселений определяется международными конвенциями, а также решениями ОССН и его комиссий. Верно?

Макловски запыхтел, как перегревшийся, полный кипятка чайник. Адвокат же напрягся. По-моему, он примерно представлял, что сейчас услышит.

— Согласно Конвенции 2086 года при наличии ситуации, оцениваемой, как крайняя угроза обществу, на территории внешних поселений может быть введено чрезвычайное положение, и аресты, обыски и задержания, а также другие акции, необходимые для поддержания надлежащего порядка, могут проводиться без разрешения судебных органов и уголовной комиссии.

— Чрезвычайное положение? Ты что, сдурел?! — у Макловски оказалась лужёная глотка, другой бы давно охрип. — Кто ввёл это чёртово чрезвычайное положение?! Уж не ты ли?!

— Согласно Конвенции 2086 года, — продолжал монотонно бубнить Парфентьев, с трудом сдерживая ухмылку, — чрезвычайное положение вводится экспертами чрезвычайных комиссий Центрального Координационного Полицейского Совета, обладающими чрезвычайным мандатом.

— И где этот твой задрипанный эксперт? — захрипел Макловски, как мне показалось, предсмертным хрипом.

— Это я, господа, — оставалось подать мне голос из утла.

— Что?! Этотземляшка? Чинуша из ОССН? Он — эксперт? — распахнул удивлённо глаза Макловски. — Так какого дьявола?! — начал он реветь уже на меня.

Я скривился, заложив ладонью ухо.

— Очень громко, Макловски… Гордон, арестуйте его.

— А… — Макловски открыл рот.

— Заместитель шефа Главной Администрации Раймон Макловски проходит у нас как один из представителей корумпированной верхушки, — пояснил я. — Арестуйте.

Парфентьев вызвал сержанта, и тот увёл потерявшего дар речи Макловски.

— Теперь с вами, — я посмотрел на адвоката.

Компьютер, забитый казусами, правовыми актами и житейско-уголовными хитростями — вот что представляла из себя голова Уденмаца. И этот компьютер, просчитывая сейчас все варианты, никак не мог выбрать более-менее достойный.

— Мне хотелось бы знать причины ареста моих подзащитных, — он положил на стол бумажку. Последняя фамилия на ней была под номером восемьдесят пять.

— Из газет узнаете, — отмахнулся я. — Деятельность адвокатуры тоже временно приостанавливается.

— Вы очень жёстко взялись. Вы хоть представляете, что за собой может повлечь арест без должных оснований такого человека, как Тон Ван Донг.

— Ещё бы.

— Общественные волнения, разбирательства в высших инстанциях…

— Негодование в средствах массовой информации. Неужели вы думаете, что мы что-то не просчитали? В общем, господин адвокат, если вы понадобитесь, я вас сам достану.

— Признателен, — вежливо улыбнулся он, обнажив хищные острые зубы.

— Достану хоть из-под земли, — закончил я. Тут компьютер в его голове явно забуксовал. Такие программы были не предусмотрены.

— До свиданья, — я указал ему глазами на дверь.

— И всё-таки — подумайте… Адвокат удалился.

— Много лет мечтал послать к чёртовой матери Уденмаца и засунуть в камеру Макловски. Сегодня определённо счастливый день, — потёр руки Парфентьев.

— Как там, интересно, Донг? Его откачали?

Во время задержания Донгу стало совсем худо, и допрос его пришлось отложить.

Я запросил полицейский госпиталь. Оказалось, что Донг в полном порядке.

— Пойду перекинусь парой слов с китайцем, — сказал я, поднимаясь с кресла.

— Ты думаешь, он будет с тобой разговаривать? — хмыкнул Парфентьев.

— Мы найдём общий язык.

Донг пришёл в себя. Забарахлило сердце. Стационарный «Гиппократ» поставил его на ноги. Просмотрев карту здоровья, я решил, что вполне могу переговорить с «герцогом» «Молочных братьев».

Выдержке Донга можно было позавидовать Он не из тех людей, которые ноют и валятся на спину от первого удара.

На нижнем ярусе полицейского госпиталя имелись помещения, предназначенные на тот случай, если вдруг срочно понадобиться побеседовать с кем-нибудь из пациентов. А среди пациентов числились не только сотрудники полиции. Специальный корпус госпиталя являлся фактически тюремной больницей.

Я жестом пригласил Донга расположиться в кресле, отпустил охранников, чувствовавших себя не в своей тарелке — не каждый день таскаешь по тюремным коридорам того, кто относится к одним из реальных хозяев планеты,

— Я Тон Ван Донг, — заискивающе улыбнулся он, сложив руки и слегка поклонившись, не вставая с кресла. — Председатель совета директоров корпорации «Золотой век», председатель благотворительного общества, член муниципального собрания Олимпик-полиса. Могу я рассчитывать на ответную любезность. Кто вы?

— Эксперт по чрезвычайным ситуациям Координационного Полицейского Совета.

— Это вы представились гвоздём в заднице?

— Точно так. Грубо, но по существу.

— Слишком грубо. Могу я узнать, кому обязан пребыванием здесь?

— Можете.

Я объяснил ему и насчёт чрезвычайного положения. И насчёт предъявляемых лично Донгу обвинений. И зачёл скудный перечень имеющихся у него на время чрезвычайного положения прав, и гораздо более длинный перечень прав моих.

— Что я слышу? — всплеснул руками Донг. — Вы инкриминируете мне деяния двадцатилетней давности, по которым судом была установлена моя невиновность. А ещё — совершенно бездоказательные наветы о руководстве какой-то преступной организацией.

— Доказательств будет более чем достаточно. Но не об этом хотелось бы поговорить. Новый наркотик. Где «голубика»?

Шестернёв обшарил все накрытые нами объекты, но не нашёл и следа «голубики», а она нам была ох как нужна. Ведь из-за неё всё и было затеяно. Наркотики? Вы меня с кем-то спутали. Моя профессия — добыча редкоземельных металлов. Моя корпорация занята этим.

— Вообще-то вам лучше быть откровеннее.

— Чем же лучше? — вопросительно посмотрел на меня Донг, — Мы двое умных и воспитанных людей. Мы вполне можем оценить доводы друг друга и без излишних нервных затрат принять взаимоприемлемое решение. И без излишней крови, которая в этих играх стоит на кону.

Донг рассчитывал торговаться. Он уже привычно просчитывал варианты, прикидывал, чем молено пожертвовать, на какие позиции отойти, а где оставаться непоколебимым.

— Донг, угрозы, дипломатия, торговля — это скучно и банально. Не тратьте сил, — я встал и навис над ним. — Мне нужна правда, китаец. Даже если ты начнёшь говорить, то будешь безбожно врать. Или что-то утаишь. Так не годится. Я выверну тебя наизнанку.

— О чём вы?

— Альфа-пеномазин.

Тут-то Донг и начал терять самообладание.

— Ты не смеешь, полицейский! Есть неписаные правила, которые не нарушают. Мир потонет в хаосе.

— А заварушка — не хаос?

— Она следствие нарушения вами неписаных законов. Мы жили спокойно. Зачем вы начали лить кровь?

— Донг, ты попал в очень большую неприятность. Тебе не надо было связываться с «голубикой».

— Хорошо, я отдам её вам… Я только хмыкнул.

— Слушай, коп, пеномазин тебе не поможет. Ты ничего не выудишь из меня. Ты должен знать, что действие его ограничено.

— Я же тебе сказал — ты не знаешь, с чем связался…

Я шагнул ему навстречу. Он попытался ударить меня ногой, я легко отбил удар и ткнул в биоактивную точку, обездвижив его на некоторое время

Я приподнял пальцем подбородок китайца. Удар сделал ватными его руки и ноги, но лицо, глаза жили. Узкие китайские глаза сейчас распахнулись шире, в них плескалась упрямая злоба с лёгкой нефтяной плёнкой страха. А глубже была пустота. Она овладела Донгом тогда, когда удар плазменной пушки снёс стену его дома и обрушился на его сестру, в последний момент закрывшую младшего брата своим телом.

Я нажал на кнопку инъектора. В баллончике вовсе не альфа-пеномазин — штука эта слишком зверская. У меня есть кое-что помягче. И покруче.

Доза препарата в шею…

Психотропные препараты для развязывания языков, гипнотическое воздействие и даже психозондирование — средства, далёкие от совершенства. Не одно тысячелетие человечество бьётся над искусством развязывания языков. И всё равно — каковы бы ни были средства, в итоге человеческая психика при наличии воли и умения оказывается превыше всего, и в этом есть некая мистика. Волю молено побороть только волей.

Воля супера, его возможности, новейшие психотронные технологии Асгарда творят чудеса Через пятнадцать минут я преодолел все уровни психологической защиты, а это оказалось нелегко. Донг действительно был личностью в некотором роде уникальной. Он был достойный противник. Слившись с ним воедино, проникнув в тёмные коридоры его сознания, я больше не удивлялся, как ему удалось достигнуть в жизни таких успехов. Я не удивлялся и тому, что ему удалось затеять раскол в Большом Клане. Донг относился к людям, привыкшим менять ход вещей и изменять действительность, приспосабливать её к себе.

Я включил фиксатор…

Из показаний Тон Ван Донга.

«Мы прозвали его Найдёнышем. А как нам его ещё было называть? Он будто с неба свалился. Хотя какое небо. Никто не знает, откуда он свалился. Он пришёл из пустыни. Об этом мы узнали позже. Он шёл без шлема по пустыне и попал к мутантам. Можно было бы подумать, что он и сам мутант. Но нет, он, конечно же, вовсе не мутант. Он демон. Притом демон зла.

Верю ли я в демонов? Не знаю. Во всяком случае теперь очень хочется поверить.

Мы нашли его в самом гнусном крысятнике Олимпик-полиса. Он стоял, улыбаясь чему-то своему, посредине улицы, его бледное лицо отливало голубизной, а вокруг него лежало восемь тел. Два тела были будто выжаты, как половая тряпка, каким-то великаном. У пятерых погибших остановилось сердце. У одних на лице застыл ужас, у других — умиротворение. Один остался жив, но вряд ли ему повезло. Он окончательно спятил. Из него мы лишь смогли выдавить, что «крысы» решили развлечься и не нашли для этого никого лучше, чем одинокого прохожего, одетого в потёртый скаф.

Судьба «крыс» не слишком занимает нас, если не считать их кредитоспособности, от которой зависит оборот наркотиков. Но Подкидыш заинтересовал моих ребят. Они подошли к нему, держа его на мушках, при этом, как они потом признались, чувствовали в своих руках игрушечные пистолетики. Подкидыш сочился смертельной угрозой. Хотя почему? Он просто стоял и улыбался улыбкой наевшегося «птичьего пуха» дегенерата. Но у моих ребят не возникло никакого сомнения в том, кто виновен в смерти целой стаи «крыс».

— Э, приятель, с тобой всё в порядке? — спросил один из моих людей.

— Со мной всё в порядке, — ответил Найдёныш.

— Что здесь случилось, чёрт возьми?

— Случилась смерть, — равнодушно произнёс Найдёныш. — В последний миг им улыбнулось счастье.

Мои ребята переглянулись, в тот миг больше всего им хотелось исчезнуть оттуда.

— Пошли? — сказал один из парней другому. Тот пожал плечами и кивнул.

— Подождите, — сказал Найдёныш. — По-моему, вы те, кто мне нужен.

— И кто мы такие, по-твоему?

— Частица иноритма. Элемент общественного диссонанса Фактор дестабилизации. Так он и сказал. Дословно.

— Чего-о? — естественно удивились мои ребята, не привыкшие к мудрёным разговорам,

— Вы нужны мне. Я помогу вам. Не пожалеете.

— Ладно. Тогда пошли пропустим по стаканчику.

Вот так он и сел нам на шею. Я узнал о его существовании. Мы нашли с ним общий язык. И я приказал всем, кто видел его, забыть об этом факте.

На первый взгляд он был просто тихопомешанным. Он твердил какую-то ерунду о ритмах человечества, о доминируюющих энергоинформационных потоках, о точках дестабилизации. И прочее в том лее духе. Но, конечно, он не был сумасшедшим.

Те, кто видел его, нафантазировали всякую чушь. Что он «реликт», проспавший миллионы лет в марсианских пещерах и вылезший наружу. Что он марсианин. Что он пришелец из дальнего космоса или чудовище из астрала. Может быть. На чудовище он как раз походил. Он проникал с лёгкостью сквозь стены, творил такое, о чём страшно и подумать.

Я сразу почувствовал, что он действительно может пригодиться нам. Как? Это вопрос другой. Я знал, что найду способ использовать его. И нашёл. После того, как он объяснил на своём иносказательном языке мне суть идеи, я решил рискнуть и поселил его на самой засекреченной своей базе. Там несколько «головастиков», которых я правдами и неправдами выманил с Земли, трудились над одним из моих проектов по запреттехнологиям. Там было суперсовременное сврхдорогое оборудование, которое весьма пригодилось.

Я не знаю, откуда он взялся. Но о том, что творится на Земле, представления у него были весьма поверхностные. Он просматривал один за другим информационные файлы и СТ-новости, не переставая твердить о зонах деструкции и прорывах в информационном объёме. Что это означало? Можете узнать у него, если вам посчастливится, или, точнее, как это сказать, понесчастливится его увидеть.

Он поработал на нас. Поработал хорошо. Если бы всё шло так, как рассчитывали мы… Впрочем, что об этом говорить. «Голубика» — ключ от заветных райских планет буддизма.

Он сделал оборудование. Ящик, потреблявший энергии не больше карманного фонаря. Никто не видел, как он колдовал над ним. Мы пытались включить видеокамеры, но когда Найдёныш начинал работать, аппаратура глохла как по команде. Там творилась чертовщина.

Так появлялась «голубика» — голубые шарики. Мои специалисты так и не сказали, что это такое. Металл, пластик? Ничего подобного. Вещество без свойств.

Сперва мы не знали, что делать с «голубикой». В логове на востоке Олимпик-полиса мои дураки вскрыли пакет с этой синей дрянью. Потом одни из них перебили друг друга в приступе холодной ярости. Другие сошли с ума. Третьи твердили что-то маловразумительное. Найдёныш создал нечто, заставляющее людей полностью терять голову и при этом забывать, что она когда-то у них была.

Потом сотворил иное оборудование, позволяющее трансформировать «голубику» в вещества, оказывающие поразительное воздействие на психику, чаще наркотическое.

Так появилось «семя дракона», «ласковый яд», «синий кайфогон» и некоторые другие новшества.

Зачем это нужно было Найдёнышу? Что ему вообще было нужно? Разговаривать с ним было совершенно невозможно. Привычными нам словами он будто говорил на другом языке. Для него не существовало людей. Мы для него лишь точки общественного диссонанса или, наоборот, стабильности. Что это значит? У него спросите.

Мне кажется, он раскладывал какой-то невероятно сложный пасьянс, картами в которых являются люди. Не скажу, что мне это нравилось. Мне всё чаще становилось страшно, и я подумывал уже о способах его нейтрализации. Но не представлял, как это сделать. Я хорошо помнил выражение на лицах тех трупов, рядом с грудой которых он стоял.

Я не скажу, что я многое понял. Но понял главное — «голубика» не просто сырьё для нового вида наркотика. Это путь к власти, в том числе и над душами. А кто из нас не стремится к этому? В основе большинства человеческих поступков лежит стремление к власти — над людьми, над обществом, над природой. Ощущение, что некто или нечто полностью зависит от тебя. Только одни могут позволить себе это, а другие в силу слабости обречены на нытьё и рабство. Остальное не стоит ничего. Наслаждение властью — главное наслаждение в жизни. И оно тем выше, чем выше эта власть.

Он пробыл у нас где-то месяц. Однажды он заявил, что набрал достаточное количество информации и «данная площадка деформации информ-поля» его больше не интересует. Я плохо понял, о чём речь. На вопрос, собирается ли он покинуть нас, он по своей привычке не счёл нужным ответить. Он никогда ничего не повторял и не объяснял. Он передвигал «точки диссонанса и стабильности», то есть людей, как фигурки в компьютерной игре и относился к ним не с большей теплотой, чем мы относимся к компьютерным фигуркам. Надо сказать, эта его черта заслуживает уважения. Он имел право на такое отношение. Он обладал силой. А что такое наша жизнь, как не утверждение силы?

Мне меньше всего хотелось, чтобы он попал в руки кому бы то ни было, особенно моим конкурентам. Я приказал охране остановить его при попытке уйти. Остановить во что бы то ни стало. Если не получится — уничтожить. Я зарядил все возможные охранные комплексы. Ни один человек не смог бы выбраться оттуда. Но мы не рассчитывали на демона.

С таким же успехом мы могли попробовать остановить «Красного ифрита». Что там произошло, мы так никогда и не узнаем. Связь прервалась внезапно. Мои люди застали на базе гору трупов. Оборудование повреждено не было, но в записях фиксаторов не осталось ничего о подвигах Найдёныша. Информация о его последних минутах на базе была стёрта. Он ушёл, даже не поблагодарив за гостеприимство.

Где он сейчас? На Земле, где же ещё! Он нам оставил своё оборудование и запас «голубики», который, впрочем, быстро подошёл к концу. Между тем с Земли начали поступать тревожные сообщения. «Семя дракона» и «ласковый яд» пошли вновь, притом не из наших лабораторий. Значит, Найдёныш, да будут прокляты семь поколений его предков и потомков, связался с кем-то ещё. Потом я выяснил, что связался он с отколовшейся от «Теней самураев» шантрапой. И с церковью «Последней ночи». Акции этих отпетых мерзавцев и безнадёжных психопатов вдруг пошли резко вверх. Они всё чаще стали заявлять о себе. Впрочем, я не думаю, что они приручили Найдёныша. Если они так думают, то мне их остаётся только пожалеть. Я помню искорёженные трупы моих людей на базе. Подкидыш ни с кем не договаривается. Он ничего не обсуждает. Он просто уходит, оставляя за собой трупы, и за это его тоже можно только уважать. Он имеет на это право.

Мне удалось выйти на Романа Айрапетяна и Аджая Сигха — глав этого сектантеко-крысиного конгломерата. Мы заключили договор, и я за бешеные деньги купил «голубику». Пересылку поручили одному из лучших специалистов — Ли Чин Хуа. Не знаю, где именно протекло, но протекло несомненно. Курьера ждала полиция.

Что бы вы делали на моём месте? С одной стороны — жизнь нескольких жалких копов и таможенников. С другой — гигантские затраты, сверкающие перспективы. Да, я пошёл на обострение отношений с властями. Я знал, что Парфентьев злопамятный подлый коп, с которым никак не найти общего языка. Я рассчитывал на ответные удары и на некоторые потери, но опять-таки что они значили против посылки с «голубикой».

Оставшееся после Найдёныша оборудование заработало вновь. Получили работу и мои «головастики», которые, впрочем, так и не порадовали меня ничем, кроме ничего не стоящих формул и графиков. И вот принесло вас. Эксперты-чрезвычайщики. Смешно. Я не знаю, кто вы, но так себя вести мало кто может позволить. За вами тоже сила. Вы тоже имеете право на многое. Наверное, я просчитался, не подчинившись. Наверное. Но я не привык отступать. В конце концов смерть — всего лишь переход. Нет страха. Нет привязанностей. Нет ничего, что держало бы меня здесь. Кроме сладких минут власти над жизнями. Они того стоят.

Я знаю — вам нужен Найдёныш. Я попался под руку. Как ниточка, за которую можно что-то вытянуть, а ниточку потом не жалко выкинуть в огонь.

Где лаборатория? Координаты? Пожалуйста. Дерзайте. Может, у вас получится то, что не получилось у меня. Пожалуйста…»

Дикторша «Горячих новостей» имнформсети частного интернационального информационного синдиката «Глобус» из студии в Женеве с радостной улыбкой вещала на Землю и колонии:

— Во внешних поселениях Марса нарастает волна массовых протестов, местами выливающихся в открытое противодействие против органов охраны порядка. Сведения, поступающие с Марса, весьма скудны. В настоящее время там введено чрезвычайное положение — по нашим сведениям, загадочными экспертами Полицейского Совета, которые даже не удосужились ни разу появиться перед журналистами. Наложен запрет на распространение информации. Наши специальные корреспонденты лишены возможности нормально работать, никто из должностных лиц Главной Администрации или полиции не высказал готовности встретиться с ними

Напомню, что волнения начались после того, как полицией был произведён ряд арестов по основаниям, которые можно расценить только как надуманные. Под предлогом борьбы с организованной преступностью были задержаны люди, иные из которых могут похвастаться высоким положением в обществе поселений Марса и безупречной репутацией.

— Это она про Донга, — сказал я, потягиваясь на диване в кабинете Парфентьева.

— И про Макловски, — голос начальника полиции выдавал обеспокоенность.

— Ханс Родин — сопредседатель общественного всемирного комитета «За гуманное отношение к жертвам социума», — представила дикторша гостя студии.

СТ-проём заполнил лощёный, похожий на преуспевающего проповедника слащавый тип. Знакомое лицо.

— Происходящее на Марсе, — объявил он без колебаний, — можно расценить только как нарушение всех прав и свобод, которых человечество добивалось веками. Как преступные действия властей, попрание юридического, этического и божьего закона. Незаконные аресты. Расстрелы мирных манифестаций. Тысячи и тысячи жертв, — беззастенчиво врал Родин. — Это геноцид, честные граждане Земли! Сегодня озверевшие от запаха крови полицейские расстреливают честных граждан Марса. Завтра они придут на улицы Хельсинки, Парижа, Москвы. Скажем нет оголтелому фашизму! Нет, нет и ещё раз нет! Члены ОССН — одумайтесь!

Он исчез из проёма, на его месте вновь появилась дикторша. Никакие новости не могли испортить её прекрасного настроения и согнать ослепительную улыбку с лица.

— Именно в эти минуты заканчивается заседание специального комитета ОССН по данному вопросу. От заслуживающих доверия источников нам стало известно, что, скорее всего, чрезвычайное положение будет отменено, создана специальная комиссия по расследованию событий на Марсе. И, вероятно, виновные в превышении власти и в кровопролитиях должностные лица будут привлечены к ответственности.

— Деньги и связи Донга и его братьев в действии, — улыбнулся я. Стандартный набор. «Гумики», похабные комментарии журналистов. «Сведения из источников, заслуживающих доверия». Вот только демонстраций не было.

— Сегодня в Лондоне, Санкт-Петербурге и Мельбурне прошли демонстрации граждан, протестующих против кровавой бойни на Марсе, — продолжила дикторша.

Замелькали кадры — толпы людей, снятых в ракурсах, от которых они казались куда многочисленнее, чем на самом деле, требовали разобраться с полицейскими выродками. Тот же набор фраз о геноциде и произволе. Призывы к неповиновению и массовым самосожжениям.

— Куда же без демонстраций, — скривился как от зубной боли Парфентьев. Свора ублюдков.

«Гумики». ОССН. Журналисты. Эти поганые наркоши.

— Чего ты нервничаешь? — я демонстративно зевнул.

— Заседание ОССН. Слышал, чего она сказала — «склоняются к отмене чрезвычайного положения». И что тогда?

— Слышал же — трибунал нам тогда, — усмехнулся я.

— Сейчас сдать назад — это подарить планету «Молочным братьям», капитулировать перед ними Теперь, под крики о тысячах жертв, они заполнят все административные службы своими людьми, полностью парализуют полицию. Здесь будет первая в истории пиратская планета.

— Печальная перспектива.

— А тебя это как будто не касается! — взорвался Парфентьев. — Сидит в моём кресле. Улыбка до ушей. Радуется.

— Да не нервничай. Всё будет нормально.

— Да. Нас повесят по приговору международного трибунала, и всё будет нормально

— Я рассчитываю на лучшее.

Я действительно рассчитывал на лучшее и имел для этого все основания.

Хотя, конечно, если дойдёт до трибунала, судьям будет чем потешиться Около семисот жертв Большинство — результат терактов оставшихся на свободе боевиков Донга. В одном из посёлков они вообще устроили газовую атаку, слизнувшую сразу сто пятьдесят человек. Естественно, был дан приказ — с террористами церемоний не разводить.

Несколько кварталов города разнесены «крысами» Им необязательны руководящие указания Клана. «Крысы» работают только в своё удовольствие Районы их обитания — бочка сухого пороха, готового взорваться в любой момент. А тут ещё они разжились оружием и наркотиками, любезно предоставленными Кланом, да ещё выпивкой из разгромленных баров и магазинов. Естественно, церемониться с «крысами» я тоже особенно не собирался. Полиция принимала самые жёсткие меры.

В Западном секторе полиса положение было особенно тяжёлое. Там спалили три полицейских бронемашины. Расстреляли несколько патрулей. Мы не успевали разгонять одну толпу, как появлялась другая. Пришлось эвакуировать оттуда нормальных людей — тех, которые ещё не сбежали или не стали жертвой «крыс». После чего я приказал заблокировать всю часть города, отключить системы воздухообеспечения и потихоньку понижать там давление. Это будет самым лакомым куском для обвинителей. Покушение на убийство двадцати тысяч человек. Но как бы там ни было, присмиревшие «крысы» стали подползать к шлюзам и сдаваться на милость врага. Вечером им станет совсем невмоготу, и последние «крысы» с поднятыми руками отправятся в центр изоляции — я им не завидую. У полицейских, охраняющих центр, за последние дни накопилось слишком много личных счётов.

После обычной подборки информации о том, какая звезда «Метаморфоз» завела себе в любовники дрессированного орангутанга, а какой сенатор арестован за потребление «птичьего пуха», дикторша вернулась к интересующей нас теме.

— Новости из специальной комиссии ОССН. Только что завершилось заседание и распространено заявление для прессы. Комиссия считает, что на Марсе сложилась недопустимая криминогенная обстановка. Деятельность преступных структур, невиданный разгул коррупции поставили под угрозу не только нормальную жизнедеятельность поселений, но и дискредитирует саму идею прорыва человечества к звёздам. В результате массовых беспорядков, спровоцированных преступными структурами, имеются многочисленные жертвы как среди мирного населения, так и среди сил охраны порядка. Действия полиции Марса и экспертов по чрезвычайным ситуациям Полицейского Совета признаны правомерными. От них потребовано довести до конца начатое и привлечь виновных к уголовной ответственности.

— Ого, — покачал головой Парфентьев.

— Это решение кажется несколько необычным, — мило улыбаясь, нудила дикторша, — в свете того, что мы знаем о происходящем на Марсе. Вновь слово нашему гостю Хансу Родину.

— Происходит неслыханное! — Родин воспринял произошедшее чересчур близко к сердцу. Похоже, у него тут личный интерес. — Вновь наши права и свободы приносятся в жертву грязным политическим играм. Что происходит? Это же сговор высших властных структур планеты для уничтожения людей!

— Это он зря, — произнеся. — Заработал иск за неуважение к комиссии ОССН.

— Донг за него заплатит, — хмыкнул Парфентьев.

— Граждане Земли!.. — возопил Родин.

— Отбой, — приказал я, и СТ-проём затянулся, унося из кабинета одного из главных «гумиков» Земли.

— Как комиссия приняла такое решение? — удивился Парфентьев. — В лучшем случае я надеялся потянуть время, подавить банды, а потом под улюлюканье уйти в отставку, хорошо, если не через трибунал. А они фактически развязали нам руки.

— Так и есть.

— Почему? Не думаю, что их так убедил наш доклад. Где политические игры там идёт борьба интересов, а не фактов. Факты никого не интересуют.

— Вот именно, интересов, — кивнул я. — С будущего года на Марсе будет разворачиваться внешняя линия противокосмической обороны Земли. Здесь будет крупнейший военный комплекс в Солнечной системе. По расчётам социологов, кавардак, который здесь творится, власть «крыс» и «Молочных братьев» резко снизят эффективность как при строительстве объектов, так и при их обслуживании. В общем, такое количество отребья вредно для обороноспособности Земли.

— И всё?

— Нет, не всё. Не забывайте — мы представители специальной комиссии. Тот мираж, который мы пытаемся уцепить за хвост и материализовать, слишком опасен для человечества, чтобы мы развозили сопли и думали о том, что скажут «гумики».

— Психоэкологические кризы.

— Точно. Сегодня — это тысячи унесённых жизней. Но мы не знаем более глубинных последствий. А началось всё здесь, на Марсе.

— Я почти ничего не знаю.

— И не надо, — отмахнулся я. — И так сказано слишком много.

Насколько я понимал, комиссия ОССН действительно склонялась к тому, чтобы начать отступление на Марсе, а то и найти козлов отпущения в нашем лице. Но тут вмешался некий фактор. Асгард. Наверное, доводы его представителя, примерно такие, которые я изложил сейчас Парфентьеву, только подкреплённые графиками, цифрами, строками из отчётов, в сочетании с ненавязчивыми, но убедительными угрозами, а то и неназойливым, но очень добротным шантажом в отношении наиболее непримиримых политиков, возымели своё действие. Комиссия, несмотря на бурные истерики пары её членов, встала на нашу позицию.

С «крысами» и с Кланом дела шли на поправку. Чего не скажешь о нашей проблеме с «голубикой». Сразу после того, как я выбил из Донга координаты лаборатории, мы двинули туда с Шестернёвым и спецгруппой. И застали исчерченные пулями помещения, множество трупов и никаких следов оборудования и «голубики». Те, кто напал на лабораторию, унесли всё с собой.

Естественно, с добычей наши конкуренты попытаются исчезнуть с Марса. Пусть попробуют. Я заранее позаботился об этом, задержав отправку на Землю двух пассажирских лайнеров и трёх грузовиков. Багаж обозлённых пассажиров, сами корабли продолжали осматривать таможенники и специалисты-техники из Полицейского управления Без толку. Да и что такое — обыскать суперлайнер. Легко сказать.

На Марсе было два космопорта и четыре аэропорта, пригодных для старта низкоорбитальных самолётов. Их тоже поставили под контроль. И тоже пока без толку.

Вызов по шифрованному каналу.

— Включить, — приказал Парфентьев.

— Приветствую, — в СТ-проёме возникло лицо Шестернёва.

— Взаимно, — кивнул я.

— Я с перевалочной базы института «Биореконструкция».

— Чем порадуешь?

— У них тут свой небольшой аэродром. И какая-то ерунда с данными регистрационного компьютера. Кажется, кто-то химичил с ним.

— Сейчас буду, — сказал я, а внутри всё сжалось от нехорошего предчувствия…

Взлётно-посадочный комплекс института «Биореконструкция» служил в основном для грузоперевозок между Марсом и двумя орбитальными промышленными станциями «Мягким кристаллом» и «Бионикой». Здесь имелось два орбитальных грузовика и три самолёта для доставки обслуживающего персонала. Поскольку этим транспортным средствам был закрыт доступ к пересадочным станциям, откуда устремляются суперлайнеры на Землю, то не было необходимости в таможенном, техническом, миграционном контроле.

Обычный захолустный аэропорт с оборудованием, ровно настолько совершенным, чтобы самолёты на падали при заходе на посадку. Через бронированный колпак полицейского глайдера я смотрел, как из-за скал появляются чёрные посадочные стекло бетонные полосы, серебряные ангары, унылые коробки складов, административные и жилые купола, затейливой формы антенна космической связи.

На площадке перед административным куполом уже стоял полицейский глайдер на нём прибыл Шестернёв, успевший навести здесь шорох.

Пилот посадил нашу машину рядом с полицейским глайдером. К нам подошёл высокий коп в зелёном боевом скафе.

— Следуйте за мной, — потребовал он. — Вас ждут.

Шестернёв ждал нас в компьютерном центре.

— Докладывай, — велел я, плюхаясь на вибродиван.

— «Попрыгунчик» раз в неделю поднимает на «Мягкий кристалл» новую группу обслуживающего персонала из четырёх человек, небольшой груз и, соответственно, забирает старую команду и новый груз. Двое суток назад, как раз когда началась заваруха, «Попрыгунчик» поднялся только с пилотом на борту и грузом.

— А обслуживающий персонал?

— Остался на Марсе.

— Кто пилотировал?

— Ян Мартыньш. Шеф этого заведения. Одновременно он и руководитель лётной группы. А из-за постоянного недокомплекта лётного состава часто пилотирует «Попрыгунчик».

— Ты с ним говорил?

— Да. Говорит, изменение в графике дежурств. Мол, обычное дело. По разным причинам порой сменам приходится задерживаться на орбите. Вообще в институте редкий кавардак.

— Проверил?

— Да. Похоже, пересменок отменили на законном основании.

— Что тебя насторожило?

— Я просмотрел полётные записи «Попрыгунчика». Мне кажется, они не соответствуют истине. Их изменили.

— То есть? «Попрыгунчик» не состыковывался со станцией?

— Состыковывался. Но в другом режиме, чем записано в бортовом компе.

— Уже горячо, — потёр я руки. — Этого Мартыньша не допрашивал с пристрастием?

— Тебя ждал. Полчаса ничего не решат.

— И это правильно. Зови его.

Мартыньш оказался скользким неприятным типом лет под сорок на вид с высокомерно-снисходительны тоном — больше от страха.

— Ян Мартыньш? — осведомился я.

— А вы не знаете?

— Знаю. Вы недружелюбный человек?

— Я? Я сдержан не по обстановке. Вы без соответствующего разрешения вторгаетесь на территорию объекта института «Биореконструкция», который, кстати, является собственностью первой категории ОССН. Парализуете работу моих подчинённых. Что ещё вы здесь сделаете? Откроете огонь, как в Олимпик-полисе? Поджарите нас на медленном огне? Что вы о себе возомнили?

Этот вопрос мне задавали по много раз на дню.

— Если надо, то поджарим. Ян, ответьте откровенно — кто был на борту «Попрыгунчика» в последний полёт.

— Кроме меня — никого. Читайте бортовой журнал.

— Вам не хуже меня известно, что в данные бортового журнала были внесены изменения.

— Ерунда!

— Ян, у меня нет времени на препирательства. Вот.

Я положил на стол пластинку часов, и в воздухе загорелись цифры.

— Что — вот? — недоумённо спросил Мартыньш.

— Через пять минут, если вы не надумаете мне рассказать чуть побольше, чем священнику на исповеди, я вас до отказа накачиваю альфа-пеномазином. Есть такой препарат для развязывания языков. Процедура болезненная. Даже очень болезненная.

— Что?!

— А после, обещаю, найду вам столько статей уголовного свода, что раньше чем через полсотни лет на волю не выйдете.

— Какая-то околесица.

— К околесице, которую несёт эксперт-чрезвычайщик, не грех и прислушаться.

На второй минуте нахальное выражение потихоньку оставило лицо Мартыньша. На третьей по его лбу потекла струйка пота. Когда зазвучал тонкий звонок, означавший, что время вышло, Мартыньш, обмякнув, прошептал:

— Ладно. Я скажу всё.

Конечно, надёжнее было бы воспользоваться технологией допроса, которую я испробовал на Донге, но она отнимает много сил и времени. А я не думал, что Мартыньш относится к числу высокоинформированных людей. Мне от него и нужно-то было всего несколько слов.

Мартыньш всё время уходил в сторону, пытаясь то обелить себя, то скрыть часть правды, но я без труда наставлял его на верную дорогу.

— Деньги. Все они виноваты. Десять лет в такой дыре — и вернуться без хорошего счёта. Нет, это слишком.

— Большие деньги?

— Двести пятьдесят тысяч.

— Заманчиво, не правда ли?

— Ещё как!

— Кто заказчики?

— Один высокий, смуглый. Настоящего имени я его так и не узнал. Он-то и установил со мной отношения два года назад.

— Как установил? Не стесняйтесь. Не вынуждайте на более грубые вопросы.

— Вы что, думаете, я не понимал, куда он меня тянет? Но он предъявил мне кое-какие документы. Старые дела, о которых все давно забыли.

— Кроме полиции?

— Да, кроме неё.

— Что задела? Наркотики?

— Что вы!

— Значит, запреттехнологии.

— Да. С доктором Базелем и профессором Есихиро сделали одну программу.

— И попались на крючок к «Молочным братьям»?

— Базель и Есихиро — да. Я же оказался никому не нужным.

— До позапрошлого года.

— Да.

Теперь стало понятным, как Донг обосновался в «Биореконструкции». Базель и Есихиро принадлежали ныне к верхушке администрации института. Некто, имевший хороший доступ к Донгу, видимо, и набрёл на Мартыньша. Решил использовать его.

— Вспомните, кто вас завербовал.

Я набрал код на блокноте, и над столом зависли СТ-проекции с лицами. Третьего по счёту Мартыньш узнал.

— Он.

Что и следовало доказать. Значит, сам прилетел. Очень ему нужна была «голубика».

— Итак, что вы сделали.

— Доставил этого человека, двух его помощников и контейнер с оборудованием на орбиту. Состыковался с кораблём межпланетного малого класса. Две недели назад я забрал с этого же корабля этих же троих.

— Что за корабль?

— Я таких раньше не видел. Похож на вилку с двумя зубцами, между ними шарик кабины. Размер — не больше семидесяти метров в длину. Больше похож на прогулочную яхту какого-нибудь толсосума, который любит проводить уикэнд на орбите или на Луне. Двигательная установка мощная. Даже очень.

Только что Мартыньш описал новый корабль «Смерч-плюс» — пока ещё засекреченная разработка концерна «БКТ». Значит, бандиты разживаются собственным флотом. Притом в их руках ещё не вышедшая в производство модель сверхскоростного межпланетного корабля. Отлично.

Я читал документы по этой разработке ещё в Асгарде. Насколько я знал, пока существуют три «Смерча-плюс». Все задействованы в испытаниях.

Та, которую оседлал Индеец, скорее всего числится тоже в дальнем полёте на обкатке двигателей. Занятно, как Индейцу удалось найти общий язык с «БКТ». Обычно международные суперкорпорации дистанцируются от организованной преступности, стараются не иметь прямых контактов с ней. Большие Кланы тоже неплохо знают своё место и не лезут в вотчины не менее влиятельных и мощных, чем они, промышленных и финансовых империй. Но бывают и исключения.

— Что за вещи имели они при себе?

— Серебряный контейнер. А главный держал в руке пакет из ткани высшей защиты. Он не выпускал его из рук. Вцепился так, будто боялся отпустить даже на секунду. Странная вещь.

— Почему?

— Я коснулся случайно пакета и… Будто электрическим током ударило. Хотя нет. Будто прикоснулся к чему-то отвратительно-притягательному. Дрожь по телу. Если это новые запреттехнологии, то от них все ещё взвоют.

Точно взвоют, подумал я, и велел Мартыныпу продолжать.

— Эти парни торопились. Мои сканеры показали, что их корабль резко ушёл с орбиты. У них отличные двигательные установки и гравикомпенсаторы… А я пристыковался к «Мягкому кристаллу» Забрал груз Потом внёс изменения в комп.

«Смерч-плюс» ушёл с орбиты. Значит, если я правильно информирован об этой машине, через месяц нам Индейца ждать на Земле. С «голубикой». А я постараюсь оказаться в числе встречающих его друзей…

— Гордон, нужен марсоход, — сказал я, заходя в кабинет Парфентьева — Без экипажа и сопровождения.

— А какие проблемы? Когда?

— Сейчас.

— Куда собрались?

— Домой.

— Что?! На марсоходе?

— Нас там подберут.

— Где?

— Стеклянное плато.

— Триста километров от Олимпик-полиса, — сообщил Парфентьев то, что я и так знал. — Мутанты знают Марс гораздо лучше нас. Они считают, что это дьявольское место. Кстати, там нет посадочного комплекса.

— Для нашей техники это не имеет значения. Парфентьев с грустной озабоченностью посмотрел на меня.

— Чем вам не нравятся суперлайнеры?

— Неважно, Гордон.

— Вы оставляете меня лицом к лицу с «Молочными братьями».

— С разгромленными. Беспорядки подавлены. Наша работа закончена. Завтра прибудет другой «чрезвычайщик». Я не думаю, что теперь Марс оставят в покое. Это будет особо показательная внешняя колония.

— Звучит угрожающе-заманчиво… Значит, ухолите. Всё-таки вы из Асгарда.

— Похоже на то, — хмыкнул я. Я попрощался с Парфентъевым, крепко пожав ему руку.

— Ещё встретимся, — сказал он с грустью.

— Наверное, да.

Я нашёл Шестернёва. О своих планах я ему не рассказывал, поэтому он был удивлён неожидан ной поездкой неизвестно куда. В марсоходе он осведомился, в какие такие края нас несёт на ночь глядя:

— На Землю.

— Шутишь.

— У суперов есть небольшие секреты, которые, другим знать не обязательно. Как считаешь, мы достигли дальних систем?

— Создали аппаратуру, дырявящую пространство.

— Близко не лежало.

Я рассказал ему о транспортной системе «Динозавров».

— Тогда зачем мы плелись сюда два месяца на лайнере? — спросил Шестернёв.

— Потому что тогда ты не был супером, а значит, тебя невозможно было протащить через «транспортёр Динозавров». А если бы и можно, представь, мы заявляемся из сердца пустыни в Олим-пикполис и сообщаем, что никто иные, как «чрезвычайщики». Что бы люди подумали.

— Значит, «транспортёр» находится на Стеклянном плато. Где хоть оно?

— Вот, — я активизировал «компас». Справа от пульта транспортёра повисла карта Марса, я обозначил на ней зелёную точку. Масштаб начал уменьшаться, наконец можно было различить отдельные крупные валуны.

— Чем-то знакомое место.

— Прочерчиваем линию, — я провёл красную пунктирную линию. — И получаем маршрут незнакомца, которого подобрали мутанты. И который потом попал в лапы Донга.

— Найдёныш пришёл отсюда?!

— Получается так.

— Но ты же говоришь, что «транспортёром Динозавров» могут пользоваться только суперы.

— Насколько нам известно — да.

— Тогда получается то, о чём я тебе говорил. Вы, жители Асгарда…

— Не вы, а мы. Ты теперь тоже из нас.

— Хорошо, мы. Мы такие благородные, полные чистых помыслов. Но у магнита сколько полюсов?

— Как я помню — два.

— Элементарная задача — школьный курс логики. Через транспортёр может пройти только супер. Найдёныш прошёл через транспортёр, значит, он супер. Подкидыш несёт с собой зло.

Значит он — прямая противоположность вам. Другой полюс магнита. Воплощённое зло. С такой же неистовостью, с которой вы стремитесь к свету, он стремится к тьме. Человечество становится полем боя двух его порождений. А люди становятся легко размениваемыми фигурами.

— Звучит убедительно, — хмыкнул я, оглядываясь назад на удаляющийся Олимпик-полис, на громады его построек, куполов. Меня будет тянуть сюда.

— Все мои опасения по вашему поводу оправдываются. Притом опасения самые худшие.

— Я бы на твоём месте, Володя, не спешил с выводами.

— Но они напрашиваются сами собой.

— Может быть, да. А может — нет…

Как всегда, присутствие «транспортёра Динозавров» чувствовалось издалека. Где-то на расстоянии километра возникло ощущение, будто приходится преодолевать какую-то преграду, легко давящую в грудь и отталкивающую назад.

— Вот она — пустошь, — кивнул я.

Шестернёв зябко передёрнул плечами, заворожённо глядя в указанном мной направлении. Очертания транспортёра легко угадывались. Ровная поверхность, взрыхлённая, будто искрошенная молотком порода.

— Отсюда молено попасть в любую точку Галактики.

Мгновенно, — сказал я. Шестернёв покачал головой.

— Мы выходим. Возвращение в Олимпик-полис, — приказал я компу, предварительно стерев данные о маршруте. Стеклянное плато довольно большое по площади, никто не поймёт, чего же мы здесь искали.

Мы вышли из марсохода. Тот, взметнув песок, приподнялся на полметра над поверхностью и начал разворачиваться. Всё, наша миссия на Марсе завершена.

— Пошли, — кивнул я.

Мы приближались к «транспортёру». Казалось, сквозь скаф насквозь нас продувают порывы ветра.

— Жутковато, — сказал Шестернёв.

— А ты как думал… Всё, мы на месте. Мы стояли на краю круга.

— Теперь, Володя, считай себя посвящённым. Руку. Шестернёв протянул мне руку. Я сжал её, ощущая через материал скафа исходящую от неё энергию.

— Постарайся ни о чём не думать. Прилипай, как рыба прилипала, ко мне. Стремись за мной. Я — проводник.

Тьма. Удар пронизывающего холода. Потом жар раскалённой печи… Я не отпускал руку Шестернёва.

Приоткрыв глаза, которые я зажмурил перед перемещением изо всей силы, я огляделся. Мы стояли на взрыхлённой серой почве на краю круга диаметром пятнадцать метров. Его обнимала по тропически-бурная яркая растительность ядовито-зелёного цвета — мутировавшие деревья и кустарники ТЭФ-зоны.

Я откинул шлем скафа, вдохнул полной грудью наполненный озоном воздух.

— Мы дома, Володя.