Пролог

Но земля растлилась пред лицем Божиим,

и наполнилась земля злодеяниями.

И воззрел Бог на землю, и вот, она растленна,

ибо всякая плоть извратила путь свой на земле.

И сказал Бог Ною: конец всякой плоти пришел пред лице Мое,

ибо земля наполнилась от них злодеяниями;

и вот, Я истреблю их с земли.

Бытие, 6:11-13

Самое жаркое место в аду отводится тем, кто во времена величайшего морального кризиса оставались безучастными.

Данте Алигьери. Ад[1]

Долина рек Тигра и Евфрата

(Древняя земля Ирака)

Он проснулся. Левая рука болела. Боль была тупой и гнездилась где-то в плече, на котором он имел привычку спать. Правой рукой он обычно обнимал жену. Старик оперся ладонями о переборку из толстых кедровых бревен. Всюду непроглядная тьма. Бицепс левой руки пронзила острая, пульсирующая боль.

Угрюмый старик решил не обращать на нее внимания. Впрочем, он игнорировал многое из того, что его окружало. С годами человек научился этому. В юности это непросто. Гордость не позволяет молчать, видя опрометчивые поступки толпы. Чем больше он доказывал свою правоту, тем чаще его били. Но есть нечто пострашнее физической боли. Слова ранят глубже, чем ножи.

Голос манил его. Он обещал любимую… детей… Они заключили договор. Отверженный больше не был одинок.

Окруженный повсюду тьмой и злом, праведник не отказался от благости и света. Когда духовная проказа поразила всех и каждого, он со своей семьей перебрался в дикую пустошь. Но Голос непрестанно рассказывал ему о порочности и аморальности этого мира. Когда же ему поведали о возложенной на него миссии, он беспрекословно подчинился.

Он не смел ослушаться воли Голоса.

Но годы плавно перетекали в десятилетия, а презрение сильных мира сего постепенно подтачивало его веру. Не то чтобы он не доверял Голосу, просто человек тоже проникся презрением к грешникам, чьи пороки и эгоизм приближают конец дней и в корне изменили течение его жизни.

Время и возложенная на него миссия украли у него молодость. Его сыновья трудились подле него, потом взяли себе жен и создали свои собственные семьи. Он продолжал трудиться в поте лица, отказываясь от отдыха и проводя свободное время в молитвах. Шли годы, теперь мужчина средних лет постоянно испытывал усталость во всем теле. Когда старость нашла приют в его костях, воспоминание о договоре стерлось из его памяти. Его благоговейное отношение к Голосу сменилось простым повиновением. Иногда он негодовал в глубине души. Старик не догадывался, что его веру подвергают испытанию. Он не понимал, что, не чувствуя жалости к грешникам, он запятнал душу и предопределил судьбы как своих врагов, так и свою собственную.

Все началось пасмурным зимним утром. Ледяной дождь лил как из ведра. Через два дня реки вышли из берегов. Полмесяца спустя долина исчезла под водой.

Потоп лишил сильных мира сего их богатства. Оставшись без крова, они бежали от поднимающейся воды в горы. Люди требовали, чтобы старик впустил их в ковчег, но тот отказал им. Через несколько дней они предложили ему свое неправедно нажитое золото. Когда море достигло горизонта, они начали его умолять…

Старик отказал людям. Он провел жизнь в страданиях и унижениях, и в его сердце не нашлось места для примирения.

Люди угрожали поджечь ковчег. Этим они предопределили свою судьбу. Гора взорвалась. Расплавленная лава подогрела воду до кипения. В темноте своего убежища он слышал исполненные страдания крики проклятых. Кара превзошла степень их вины. Страшное бремя вины давило на него, но он успокоил себя тем, что и сам является жертвой: так он снимал с себя ответственность за хаос, что пришел на землю, и оправдывал свое бездействие. И его душа осталась запятнанной…

Шло время… Земля была покрыта водой. Старик молился Богу, заботился о своем стаде, но в его душе зрела тревога…


Пламя свечи дрожало, приближаясь. В воздухе танцевали пылинки. Из темноты возникло лицо его супруги.

— И зачем мой муж прячется в хлеву? — сварливым голосом поинтересовалась она.

Старик не желал обращать внимание на жжение, которое растекалось от предплечья левой руки вниз к пальцам.

— Потише. Он может тебя услышать, — прошептал он.

— Кто меня может услышать? Бог?

— Нет. Ангел Смерти. Подойди поближе… Следи за пламенем. Прижми ухо к кедру. Скажи: он здесь?

Полная страха и любопытства, жена опустилась на колени у переборки и прислушалась. Средняя палуба находилась на уровне воды. Ковчег слегка покачивался на волнах. Дерево поскрипывало. Было слышно, как волны бьются о его борт. Пожилая женщина ждала и слушала. В трюме было жарко и влажно. Она вспотела…

Внезапно холод пронизал ее до самых костей: он высасывал тепло из тела старухи. Животные тоже почувствовали присутствие потустороннего. Лошади забеспокоились и забили копытами в палубу, а коровы сбились в кучу в соседнем загоне.

Затем послышался слабый скребущий звук. Это коса потустороннего гостя пробовала дерево на прочность.

Испуганная старуха вскочила на ноги, уронив горящую свечу на палубу. Огонь в мгновение ока поджег разбросанное повсюду сено. Оно вспыхнуло адским пламенем.

Старик сорвал с себя рубаху, пытаясь укротить зверя, но его стараниями пожар лишь сильнее разгорался.

Оправившись от страха, его жена подбежала к лохани, зачерпнула глиняным горшком воду и вылила ее на пламя. Огонь потух. Вверх поднялся белесый пар вперемешку с дымом. Пар улетучился в отверстие в потолке, а дым повис в воздухе.

«Кровяное давление понижается. Шестьдесят на сорок. Скорее перекрой плечевую артерию. Надо вколоть добутрекс, а то мы его потеряем».

Старик пролепетал что-то невнятное, дивясь странному голосу в своей голове.

Жена схватила его за плечи и резко встряхнула, приводя в сознание.

— Почему смерть нас преследует?

Левое плечо обожгла боль. Старик оттолкнул жену.

— Человеческие пороки призвали Ангела Смерти. Он беспрепятственно бродит по земле, но не бойся. Покуда он нас не видит, мы в безопасности.

— Твоя рука?.. Что с ней?

«Уверен, что это самодельное взрывное устройство? Взгляни на то, что осталось от его локтя. Кожа словно оплавилась».

Старик отпрянул от жены и застонал. Его левую руку жгло огнем.

«Артерия перекрыта. Коли добутрекс. Отлично. Где эта чертова костепилка?»

«Кажется, Роузен резал ею корейку».

— Что это?

Старик закричал от нестерпимой боли. Его испещренное морщинами лицо побледнело как мел.

— Плоть отваливается от костей!

«Какое кровяное давление?»

«Девяносто на шестьдесят».

— Ты обжег руку в огне?

— Нет, — ответил старик. — Она начала болеть, когда петухи еще не возвестили о приходе нового дня.

— Скажи, что делать. Как я могу тебе помочь?

— Принеси мне что-нибудь режущее.

— Ты меня пугаешь. Давай я отыщу сына…

— На это нет времени…

«Влейте ему еще крови. Сейчас будем ампутировать. Медсестра! Будьте ангелом и подержите этот рентгеновский снимок. Резать будем здесь… чуть ниже сухожилий двуглавой мышцы».

Угрюмый старик рухнул на палубу. Его жена опустилась на колени возле него в колышущейся тьме. Скрежет стал громче.

— Поговори со мной!.. Ну, пожалуйста, дорогой!.. Очнись!..

«Доктор! Он пришел в себя.»


Солдат открыл глаза. Его ослепил яркий свет. Над ним склонились люди в зеленых халатах хирургов. На лицах — белые маски. Боль была адской. Поврежденный череп и почти лишенная плоти левая рука бросили сознание в агонию боли.

Болеутоляющее обдало холодом оголенные нервные окончания. Боль утихла, паника улеглась, и он закрыл глаза, погружаясь в сон.

Никем не замеченный Мрачный Жнец стоял в углу операционной в багдадской больнице и с сочувствием смотрел на запорошенного американского солдата так, словно тот был его старинным приятелем… Жнец ждал…

Загрузка...