Эпоха мёртвых. Начало

Крамцов Сергей, аспирант

20 марта, вторник, вскоре после полуночи

Ненавижу, ненавижу, когда меня будят вот так, лишь дав уснуть. В последний раз такое со мной проделывали без риска для жизни лишь мои командиры. И наряд дурным криком: «Рота, подъем!»

Спросонья я схватил телефон с прикроватной тумбочки, тупо посмотрел на мерцающий экранчик. «Шеф». Ох, не нравится мне такой звонок, да в такое время, да еще на фоне недавних событий. Я ткнул пальцем в кнопку «Прием». Спать уже не придется, я это чувствую.

– Доброй ночи, Владимир Сергеевич, – пробурчал я в трубку.

– Недоброй, Сережа. Недоброй. Приезжай в институт.

– Что случилось?

– Кто-то взорвал бомбу. Виварий разбежался. Хранилище уцелело, правда.

Как будто ведро ледяной воды вылили на спину, и она побежала вниз от затылка, окатывая все тело. Дыхание перехватило так, что следующую фразу я смог из себя выдавить только через минуту, да и та большой глубиной мысли не отличалась:

– Куда… куда разбежались?

– В город, Сережа. Забор разрушен, вот они и разбежались.

– Все животные?

Вопрос – лучше некуда. А если не все, а только часть – мы что, спасены?

– Все, Сережа. И они успели перекусать друг друга, перед тем как разбежаться окончательно.

– Кто-то укушен из людей? На кого-нибудь напали? – спросил я осторожно.

– Нет вроде бы… – Дегтярев явно задумался. – У Коли Минаева рука перевязана, я забыл спросить, что случилось.

Он забыл. Профессор Дегтярев в своем амплуа. Что он еще забыл? Забыл, чем это может закончиться?

– Я сейчас приеду, а вы обязательно спросите. Милиция уже там?

– Только приехали.

Я задумался. Затем сказал то, что уже помочь не могло. Сказал, чтобы что-то сказать.

– Пусть убивают обезьян. Плевать на нас, скажите, что вырвались чумные животные или еще что-нибудь. Пусть объявляют карантин, чрезвычайное положение, что угодно. Можно даже наврать, лишь бы остановить бедствие.

– Я понимаю, Сережа, именно это намерен сделать.

Дегтярев отключился, а я пару минут неподвижно смотрел в пространство перед собой. Конечно, можно было сказать самому себе, что все образуется, что животных изловят, что ничего страшного, но это не так, и я это понимал. Я вообще не дурак. И я понимаю лучше всех в этом мире, что случилось, потому что я знаю, что вырвалось на свободу.

В город вырвались зараженные животные, причем с явно выраженной склонностью к агрессии. Если крысы-зомби на людей реагировали слабо, предпочитая бросаться на своих товарок, то обезьяны пытались атаковать всегда, когда была возможность. Но зараженные крысы станут источником заразы в городе. Другие крысы, вороны, голуби, кто угодно, разнесут заразу дальше. Что это значит, если говорить честно? Это значит, что начинается апокалипсис и следует быть готовым к худшему.

Я сел на кровати, помотал головой, сгоняя остатки сна. Так, спешка хороша при поносе и ловле блох, но сейчас она нам только будет мешать. Попробуем разложить ситуацию на составные части. Например, сейчас я поеду в институт. Чем я там буду полезным, кроме того, что буду с шефом хором жалеть о случившемся? Ну возьмут сначала у меня показания назначенные к тому должностные лица из соответствующих органов. А затем возьмут меня под стражу. Почему? Потому, что фигура ученого, занимающегося опытами со смертельно опасными вирусами в центре гигантского мегаполиса, слишком соблазнительная добыча. А зараза уже вырвалась наружу, мой арест вовсе не сможет ее остановить. Зато снимет ответственность с ведущих следствие. Они «отреагировали». Какая от меня будет польза, если я проведу ближайшие дни в камере с бродягами, а потом, когда бедствие охватит весь город, на мне сорвут злость? А никакой. И для себя самого – в особенности.

Другой вариант – меня не берут под стражу, а связи господина Оверчука простираются так высоко, что милиция не среагирует на происшествие. Тогда я попадаю в списки лиц, знающих о том, что частная компания вела опасные эксперименты в городе. Долго я так проживу? Сложно сказать, но не думаю, что тот же Оверчук сильно задумается, если получит команду на ликвидацию свидетелей. Идеализмом компания «Фармкор» и лично господин Бурко никогда не страдали. Им по должности не положено.

Третий вариант – Оверчук проявляет высокую гражданскую сознательность, шеф проявляет сообразительность, органы не прикрывают задницы бумажками, а включаются в работу, и благодаря этому государство предпринимает все, чтобы остановить опасность. Тогда они справятся и без меня. Не велика шишка, какой-то аспирант-биолог.

Несмотря на то что по сюжету любой книги аспиранту Крамцову следовало быть наивным деятелем науки, идеалистом и книжным червем, на деле я совсем не такой. Разве что определение «книжный червь» ко мне еще как-то подходит. А так мой жизненный опыт давным-давно излечил меня от наивности, а освободившееся место заполнил здоровым цинизмом. «Не верь, не бойся, не проси» – истина не только тюремная, но и простая житейская. Из этого и будем исходить. Не верим никому, не боимся ничего, а просить нам и так некого. На хрен мы кому нужны?

Я натянул растянутую футболку и спортивные брюки, в которых обычно ходил на тренировки, и босиком прошлепал на кухню, варить кофе. С кофе лучше просыпается и лучше думается. Пожужжал кофемолкой, набил металлический фильтр, нажал на кнопку с нарисованной кофейной чашкой. Темная струйка крепкого «эспрессо» полилась в чашку.

Итак, чего следует ожидать? Главный вариант один – конец света. Я два дня и так крутил ситуацию на случай утечки заразы, и эдак, и все равно выходил конец света, других вариантов нет. А тут и утечка случилась. Винить в этом себя или того же Дегтярева не хочу – никто такого результата не ждал и не планировал, «Шестерка» в своем исходном виде безопасен стопроцентно. А что случилось в институте, что взорвалось – не знаю. Лично я ничего там не взрывал. Зато я знаю, что через пару – тройку дней Москва станет одним из самых смертельно опасных мест в мире. Почему? Да потому что здесь больше десяти миллионов потенциально инфицированных. Ад разверзнется именно здесь. Что из этого далее следует? Что могут перекрыть въезды и выезды из города. И перекроют наверняка. Из этого и будем исходить.

От скончавшейся четыре года назад бабушки мне осталась дачка на шести сотках по Ленинградскому шоссе, в пятидесяти километрах от столицы, в самом простом «институтском» садовом товариществе, без нормальной дороги, далеко от станции. Сейчас март, все раскисло, грязи там по колено. Но это как раз не проблема, мой «Форанер» пролезет там, где и танк завязнет. Зато как загородная база для дальнейших действий дача подходит лучше некуда. Печка у меня там есть, даже баня есть, и с последних заработков я там все очень даже неплохо отремонтировал.

Если честно, я только после устройства на работу в «Фармкор» зажил по-человечески. Спасибо Дегтяреву, который меня с первого курса тащил и на работу еще студентом взял, диплома не дожидаясь. Платят они очень хорошо, грех отрицать. Просто невероятно много для обычного аспиранта, хотя какого-нибудь «специалиста по ценным бумагам» такая сумма даже зад оторвать от стула не подвигла бы. Но мне, с моими запросами, хватало за глаза. Квартиру, эту самую, на «Бабушкинской», на улице Изумрудной, что еще от родителей осталась, до ума довел. Не «евроремонт» так называемый, но все чисто и симпатично, все своими руками. Ну что сумел, разумеется. Сам стенки между комнатами ломал, сам белил, сам красил, сам обои клеил, и получилась удобная студия.

Хватило и подкопить, и с друзьями скинуться, чтобы «бизнес» завести – магазинчик снаряжения, пусть и маленький, но все же что-то приносящий. Правда, все, что приносит, на оплату кредита уходит, без него все же не обошлось. Думали, что потом отобьется, но…

Ладно, собираться будем и начнем с самого важного. Подставив табурет, я залез на антресоль и извлек оттуда ружье в чехле. Очень хороший ижевский помповик МР-133, «мура», если по-простому. Его мне все тот же Леха, друг мой, насоветовал. До того как он взялся с недавних пор заправлять своим собственным магазином, он оружейником в гарантийке работал. Сам выбрал, сам провел требуемый «напилинг» после того, как я отходил всю требуемую процедуру от участкового до магазина.

Короткий ствол, чуть длиннее пятидесяти сантиметров, с кронштейном под фонарь, сам фонарь, удлиненный магазин, вмещающий шесть патронов 76 мм, то есть «магнум». Хорошее оружие. Пять коробок патронов, с восьмимиллиметровой картечью, у меня имеются, по десять патронов в каждой. И еще пять с дробью «четыре ноля», то есть по пять миллиметров, что не хуже картечи. Так что сто полноценно-боевых патронов у меня есть. Уже сало.

Еще чехол не слишком тяжелый, в котором лежит ижевская мелкашка «Соболь» с прицелом «Барска». Не супер, но после доводки и «напилинга» вполне нормальная игрушка для стрельбы по банкам. Мы с Лехой на природе частенько соревнования устраивали, поскольку у него тоже мелкашка имеется. К ней у меня патронов еще сотни четыре, расход двадцать второго калибра всегда был у нас высоким, так что закупался при любом удобном случае.

Затем новый чехол появился на свет. Не удержался, раскрыл – последняя гордость, свидетельство того, что я достойно пять лет владел гладкостволом. Нарезное, одновременно с «Соболем» купил. С виду ни на что не похоже: полимерная ложа цвета хаки, телескопический приклад, как на американском карабине М4, а на самом деле – «глубокий тюнинг» ижевского СКС[1] выпуска 1954 года, выбранного вручную и проверенного всеми возможными способами.

Полимерная американская ложа от «ТАРСО» установлена неизменным Лехой. На цевье сверху и с боков планки под всякое. На верхнюю ставлю коллиматорный прицел «BSA». Лично мне так даже больше нравится, чем близкая установка, – быстрее целишься. А оптический «Bushнеll» с переменной кратностью ставится нормально – на этой ложе еще и крепление под него предусмотрено, вместе с отражателем стреляной гильзы, чтобы по оптике не колотила – у СКС она вверх вылетает.

Снизу и сбоку цевья еще по планке, на которые есть фонарь и сошки. На стволе компенсатор, как у АК-74. И магазин в два раза больше стал, теперь на двадцать патронов, торчит эдаким изогнутым пластиковым огрызком. Да еще и отъемный, у меня таких шесть штук. С прицелом и отражателем обойму в карабине теперь не заполнишь сверху. Плохо, что сменить его невозможно, пока затвор на задержку не встанет. Это, правда, не так чтобы законно, скорее и вовсе незаконно, но есть и десятизарядные, «парадные», парочка всего.

И поди узнай теперь старичка Симонова. Серьезное и вполне современное оружие получилось. Ладно, не о том речь сейчас. Пересчитал только патроны по-быстрому – больше трех сотен имеется. Нормально.

Заряжать ничего не стал. Не положено нам перевозить заряженное оружие. Если остановят, то будут проблемы. Оружие – отдельно, патроны – отдельно. Что еще? Коробка с батарейками разных размеров – в сумку. Тактический фонарь для дробовика с кронштейном. Два ножа, один армейский, с вороненым лезвием и рубчатой резиновой рукояткой, второй – тяжеленный золингеновский тесак, которым башку срубить можно. Тесак дорогущий, но мне его подарили, сам бы ни в жизнь не купил. Поверх всего – отличный восьмикратный бинокль «Штайнер» с многослойным просветлением, компактный и крепкий, в сумерках чуть ли не как ночник работает, а стоит меньше пяти тысяч рублей. И гвозди им заколачивать можно – такой прочный.

Откуда у меня это все? Зачем столько? Во-первых, для охоты и поездок в глухомань, а во-вторых… А вот на случай, если такой, как сейчас, Великий Пушной Зверь придет. И, в отличие от всех остальных, я к его приходу если и не готов на сто процентов, то встречать мне его легче, с оружием, запасом патронов и с отличной экипировкой. Невелик был труд разрешения и справки собрать. А все это купить – даже не труд, а удовольствие. И на стрельбище в Алабине я немало времени провел, и тоже, судя по всему, не зря. И в машине у меня еще два топора разных размеров, лопата и пила.

В кучу на кровати в спальне полетели вещи и обувь. Нашлась охотничья разгрузка подвесная под патроны двенадцатого калибра. А вот под СКС не удосужился пока запастись, но это исправимо. Дай только до нашего магазина добраться, а там…

И сам я оделся заодно, по принципу «и в пир, и в мир, и в добрые люди». Теперь только куртку накинуть, и можно выскакивать из квартиры. Упаковал рюкзак и две большие спортивные сумки. Сумки пока брошу в прихожей. Подгоню машину к дому и затем их вынесу. Еще что? В холодильнике пусто. Только два пакета кофе в зернах, я их в рюкзак закинул. Надо будет едой запастись.

Теперь «дачный медианабор». Портативный телевизор и радиоприемник. Без этого никак теперь нельзя, и вообще все куплено специально для дачи. А оставлять у нас там что-то ценное не стоит. И бомжи там шарятся, и шпана из окрестных деревень, так что «все свое вожу с собой». Ну и последнее – ноутбук. Я на него скачал все, что есть у меня в лабораторном компьютере, так что может пригодиться. Все, можно идти.

Я натянул охотничью двухслойную куртку, привычную еще с армии круглую вязаную шапочку системы ШПС («шапка-пидорка спецназовская»), повесил на спину рюкзак, на плечо – чехол с ружьем, патронами и запасными стволами-прикладами и вышел в подъезд. Спустился на лифте, вышел на улицу из нашей допотопной панельной «свечки» и пошел в сторону стоянки.

На улице было необычно тепло для конца марта, я даже куртку расстегнул. Это плохо. При понижении температуры зомби теряют активность, они же, как ни крути, а «холоднокровные», а тут, как назло, потепление. На часах уже второй час ночи, в нашем районе – никого, пустота на улицах. Ну и хорошо, зато если кто ненужный подъедет к моему дому, то будет как на ладони.

Прошел через сквер, где выгуливают ранним утром собак, срезал по дорожке через газон и через пять минут зашел в ворота стоянки. Сторожем был Федотыч – болтливый, но бдительный мужичок, всегда вкусно пахнущий водкой. Мы с ним были в хороших отношениях, и ему я «слил» версию о том, что уезжаю на охоту далеко-далеко, поэтому и выезжаю в ночь. Он пожелал мне «ни пуха ни пера», я ответил ему традиционным «к черту» и пошел к машине.

Вот он, моя главная надежда на спасение, – старый добрый «Форанер» с трехлитровым дизелем. Купил я его сам, аж в Испании, куда в первый и последний раз съездил в отпуск со своей девушкой. Купил по объявлению в маленьком городке возле Мурсии, выложив за него семь тысяч евро, которые честно скопил за три года. Машина оказалась и вправду в хорошем состоянии, хоть и было ей восемь лет, довезла меня до Москвы без проблем и в процессе растаможки не сильно убила мой бюджет. А уже потом, в течение двух лет, я окончательно довел ее до ума, проведя умеренно-разумный внедорожный тюнинг, такой, чтобы и по городу ездить не мешал.

Служила она мне верой и правдой, возя и на работу, и на рыбалку. Да и отпуска мы проводим в Архангельской области, без дорог и удобств, зато с кострами и палатками, с рыбалкой и охотой. В общем, много полезного мне оплатила компания «Фармкор», грех отрицать.

Машина была холодной, трехлитровый дизель затарахтел, как тракторный, и прогрелся уже тогда, когда я заехал к себе во двор. Следов присутствия посторонних вроде не было, поэтому я спокойно смог по одному перетаскать с балкона запасные колеса, закинув их на верхний багажник и закрепив, после чего выехал из двора, увозя в багажнике все приготовленные к эвакуации сумки и чехол с карабином.

Прерывисто завибрировал мобильный телефон, показывая, что пришло текстовое сообщение. Я достал его из кармана, ткнул в кнопку под значком «Читать». На светящемся экране появился текст сообщения от шефа: «Сережа, не приезжайте. Все идет плохо. Если ситуация исправится – я вам позвоню».

Вот как. Вот так. Я на ощупь натыкал «Понял» и отослал в ответ. Все понятно. Все идет плохо, если даже шеф это понял. Наверняка приехал Оверчук, и все пошло не так, как должно было идти. Или приехали менты, и все пошло наперекосяк. Или еще что-нибудь. А насчет личности замдиректора по безопасности я не заблуждался ни на секунду. Такие люди, как он, созданы специально для того, чтобы скрывать происшествия, а не исправлять последствия. Оверчуку плевать, чем все закончится, главное – чтобы «Фармкор» к ответственности не притянули.

И что мне теперь делать? Звонить самому? Шеф вообще эсэмэсками не балуется, если уж соизволил послать, то наверняка говорить сейчас не может. Звонить в другие места? В МЧС? В милицию? И что сказать? Что трупы скоро восстанут? И что мне там скажут? Куда-куда я пошел? Вот гадство… Не знаю я, что делать. Точнее, знаю, но не «глобально». Знаю, что мне нужно снять все наличные, какие есть у меня на счету. Я в этом мало что понимаю, но в кино видел, как людей по кредиткам вычисляют и как беглецам эти самые кредитки блокируют. Хорошо, что у меня карта без лимита снятия наличных.

На проспекте Мира остановился у банкомата в стеклянной кабинке, где весь пол был завален чеками, и в шесть заходов опорожнил свой счет. Снял и рублями, и долларами, получилось больше трех тысяч «убитых енотов». Хорошо, что в последнее время я не «оголтевал» с расходами, вот и поднакопилось за несколько месяцев.

Распихал наличные в карманы, вернулся к машине. Ну что, на дачу? Или подъехать к институту, посмотреть издалека, с пустыря? Там есть где с машиной спрятаться и откуда подсмотреть. Любопытство убило кошку, но я не кошка все же, и я аккуратненько. Может, пойму, что хоть там взорвалось? Да и хочется все же шефа подстраховать, как он там справляется без меня? Он меня только не усыновил разве что, а так я у них дома времени провел не меньше, чем у себя.

А завтра мне обязательно надо в «Стрелец», к Лехе с Викой. Да и девушка у меня есть, я уже о ней говорил. Надо и о ней подумать, хотя… девушка у меня детский тренер по дзюдо, сама о себе позаботиться может. Нет, не в этом случае, тут уже никакое дзюдо не поможет.

Не скажу, люблю ли я ее, но мы друг к другу привыкли и уже два года вместе. Хотя о свадьбе речь никто из нас не заводил – каждый доволен своим свободным состоянием. Она периодически живет у меня, когда ей удобно, и так же периодически живет у себя, в снятой квартире в Матвеевском. Как бог на душу положит. Тренирует детские группы на Ленинградке в большом спорткомплексе, а основное место работы у нее в Крылатском, в магазине, торгующем японскими мотоциклами, квадроциклами, лодочными моторами и аквабайками.

Ночью движение было слабым, и уже через пятнадцать минут я припарковал машину за кустами, в сотне метров от задней стены НИИ, где теперь красовался пролом в два пролета. Плиты упали плашмя на тротуар, расколовшись и засыпав все вокруг бетонной крошкой, а образовавшаяся в заборе прореха была огорожена полосатой лентой. На проезжей части стояли два маленьких заборчика с желтыми маяками и знаками, показывающими, как объехать препятствие. Значит, милиция с этой стороны уже отметилась. Я достал из сумки бинокль и навел его на пролом – там, с дробовиком на плече, маячил Олег Володько. Вот и понаблюдаю.