Примечания

1

Настоящий очерк не преследует биографических целей. Все главные факты жизни Джаншиева приводятся в его «Автобиографии», напечатанной ниже. Эта заметка составлена им для «Критико-биографического словаря русских писателей» С. А. Венгерова, которым и сообщена Литературному фонду.

2

Из речи П. М. Милюкова «Памяти Г. А. Джаншиева». «Рус. Вед.», декабрь 1900 г.

3

Кое-что из его стихотворных опытов напечатано в «Братской помощи». См. 2-е изд. с. 343 «Из Гая Армена» и с. 351 оригинальное стихотворение «У Парфенона». Одно подписано А. Ветов, другое Г. И. Миров.

4

Подбор картин был почти исключительно классический. Джаншиев не признавал «новых» веяний в искусстве.

5

«Страница из истории судебной реформы. Д. Н. Замятины». М., 1883; «С.И.Зарудный и судебная реформа». М., 1889.

6

Говоря об общественных взглядах Джаншиева, я, как легко увидят читатели, в сущности, мало прибавляю к мастерской характеристике их, сделанной П. Н. Милюковым. См. его фельетон в «Русских Ведомостях» в одном из декабрьских номеров 1900 года.

7

Потом Джаншиев острил, что за свою первую статью в «Судебном Вестнике» он не только получил причитающийся ему гонорар, но был даже возведен в графское достоинство. Дело в том, что он подписался «Гр. Джаншиев», а в редакции из «Григория» ничтоже сумняшеся сделали «графа». «Это первый и единственный известный мне случай пожалования титула за литературную работу», – добавлял обыкновенно Джаншиев, очень любивший рассказывать про этот эпизод.

8

Джаншиев совершенно серьезно хотел драться с этим господином, и друзьям стоило довольно больших усилий отговорить его. Тогда он предложил своему противнику суд чести, от которого тот, разумеется, благоразумно уклонился.

9

Найти его статьи в газете тем более нетрудно, что главные из них у него были тщательно вырезаны и вклеены в тетради. Мне приходилось видеть эти тетради. Я не знаю, в чьих руках они находятся в настоящее время. Вообще, наследники Джаншиева очень мало заботятся о том, чтобы сделать достоянием публики его многочисленные произведения. Это совершенно непростительно. Даже книги и те частью уже вышли из продажи; о статьях и говорить нечего. Думается, что писания Григория Аветовича заслуживали бы лучшей судьбы.

10

Собранные на «Братскую Помощь» 60 000 руб. были не единственными деньгами, отправленными Джаншиевым в Турцию. Отчасти тогда же, отчасти в день двадцатипятилетия своей литературной деятельности он заручился обещанием ежегодных взносов, в итоге составивших довольно значительную, – не знаю в точности какую, сумму. После его смерти на текущем счету «Братской Помощи» в одной из московских банкирских контор оставалось, если не ошибаюсь, еще около 2000 руб.; суммы, поступившие в контору «Русских Ведомостей» на эту же цель тоже составили в итоге, помнится, около 2000 руб. Все это было отправлено в Константинополь.

11

Об этой провинции в письмах своих, печатавшихся в 1877 г. в «Московских Ведомостях» («В пещерах и дебрях Индостана») г-жа Радда-Бай (Блаватская) писала следующее: «По дороге от Агры к Сагору расположена территория Джанши (Jhansi). Теперь она находится в британской провинции Бутделькундо, но в 1854 г. принадлежала независимым нейшавам маашским. Радж Джанши состоит из двух частей, разделенных лишь узкою полосою и принадлежащих к территории туземного раджи Такура Техри. В 1832 г. в радже Джанши было 956 деревень».

12

См. ниже главу III.

13

См. «Русский Архив». 1867. С. 1046.

14

См. главу XVII.

15

Там же.

16

См. ниже (гл. XVI) речь публициста Павлова на литературном обеде 28 декабря 1857 г. в Москве по случаю приступа к освобождению крестьян.

17

См. Очерки Гоголевского периода русской литературы И. Г. Чернышевского. СПб., 1882. С. 107.

18

Там же.

19

Предисловие к 4-му изданию вошло в большей части в состав статьи о Белинском (см. ниже).

20

Первая новелла об изменении подсудности дел о печати, обязанная своим происхождением П. А. Валуеву (см. главу X), была издана 12 декабря 1886 г.; всех же новелл насчитывают до 700, т. е. почти по две на каждый месяц.

21

Сочин. II, 503, 504, 505. —Отвращение Салтыкова к противоестественному ремеслу «сыщиков пера и доносчиков печати» вполне разделял и такой благонамеренный писатель, как кн. П. Вяземский (впоследствии тов. мин. народ, проев.), возмущавшийся доносами печати несвойственными «духу звания писателя» (см. выше предисловие к 3-му изданию).

22

См. ниже главу V.

23

См. post-scriptum к главе XII.

24

См. главу VIII.

25

Сила вещей заставила такую рациональную программу принять даже такого осторожного человека, как граф Д. Н. Блудов (см. ниже главу VII, §i).

26

«Русск. Вест.», 1860. № 2.– Ссылку на либеральные мнения М. Н. Каткова обыкновенно стараются отражать тем, что впоследствии он стал держаться противоположных взглядов. Но истина не перестает быть истиною оттого, что лицо, ее исповедывавшее, потом от нее откажется и сделается ренегатом. Доводы, приводимые Катковым, так убедительны и хорошо изложены, что они ценны сами по себе. Что касается отношения к ним самого Каткова, то нужно иметь в виду одно, что прогрессивные взгляды были высказаны им не в возрасте зеленой молодости, а в самую зрелую и цветущую пору человеческой жизни. Ввиду отсутствия физиологического закона о большем прояснении взглядов с приближением к старости, отступление от прежних взглядов Каткова, если бы оно даже было вполне искренно и бескорыстно, нисколько не свидетельствовало бы об ошибочности их. Если уж можно говорить о физиологическом действии старости, то нужно иметь в виду скорее ее расслабляющее, а не проясняющее действие. Основываясь на этом общеизвестном факте, Ренан задолго до своей смерти предостерегал от тех отречений, которые, быть может, сделает он в конце жизни вследствие упадка умственных способностей. К счастью для Ренана, ему не пришлось дожить до такого падения.

27

При рассмотрении основных начал судебной реформы 1862 г. Государственный совет внес некоторые существенные изменения, так, например, устранил суд присяжных по литературным и политическим процессам. Кроме того, вопреки заявлению многих общественных собраний в 1859-60 гг. не допустил непосредственной ответственности административных чиновников пред судом, а поставил ее в зависимость от согласия начальства. На серьезные неудобства такого порядка настойчиво указывал еще в 1863 году А. М.Унковский (см. прилож. 1-е к книге моей «А. М.Унковский». М., 1894).

28

См. «Моск. Ведом.», 1866. № 166.

29

Характеристику их см. в главе IV.

30

См. «Моск. Ведом.», 1866. № 198.

31

Из лекций I, 37.

32

См. «Русск. Ведом.» от 9 января 1894 г.

33

См. Салтыков. Сочин. VI. 218.

34

Один из представителей науки проф. И. В. Муравьев (ныне министр юстиции), говоря об основных началах судебной реформы, дал им такую прекрасную характеристику: «Эти начала признаны всем человечеством; они так высоки и чисты, влияние и последствия так благодетельны для русской жизни, что дальше их нам незачем и некуда идти». «Русск. Вест.», 1875. №ю. С. 874.

35

См. главу VIII.

36

См. предисл. С. И. Зарудного к ч. 1 Суд. Уставов изд. госуд. канц.

37

И. С. Аксаков справедливо указал, что даже без прямой отмены несменяемости одни уже толки об ее отмене могут поколебать независимость судей и вселить стремление улавливать модные современные виды (Соч. Т. IV. 590), т. е. rendre des services et pas des arrets, вопреки девизу французских судей.

38

Никитенко в своем «Дневнике» удостоверяет (III, 115), что появившаяся в «Вести» после оправдания сумасшедшего Протопопова статья с обвинением нового суда в революционных тенденциях была внушена Валуевым.

39

Разница между старыми и новыми судами, писал Катков, та, что первые портят людей, а вторые улучшают. Ср. главу XX, § 1–3.

40

См. «Отечественные Записки», 1862. Ноябрь. Утин – Судебная реформа, 5.

41

См. «Новое время» от 17 апреля 1891, статью по поводу 25-летия нового суда.

42

Проф. Миттермайер в прощальной лекции своей говорил: «Да не прорастет у вас быльем забвенья память о вашем учителе и при всяком движении вперед мысли и знания, при всякой борьбе за развитие человечности в праве, за охрану прав личности, за прогресс, вспоминайте вашего старого преподавателя и мое сочувствие и благословение будет с вами». См. Н. С. Таганцева. Последнее 25-летие в ист. угол, права. СПб., 1892 г., 15.

43

Валуев приведет общество, писал Никитенко, к полнейшей вере, что ничему верить нельзя («Дневник», III, 178).

44

В первом издании было XII глав и 262 страницы; стало быть, оно было втрое меньше нынешнего.

45

«Те, которые говорят, – писал Салтыков еще в начале 70-х годов при первых робких движениях реакции, – зачем напоминать о крепостном праве, которого уже нет? Зачем нападать на лежачего? – говорят это единственно по легкомыслию. – Хотя крепостное право в своих прежних обязательных формах не существует с 19 февраля 1861 года, тем не менее оно и до сих пор остается единственным живым местом в нашем организме. Оно живет в нашем темпераменте, в нашем образе мыслей, в наших обычаях, в наших поступках. Все, на что бы ни обратились наши взоры, все из него выходит и на него опирается. Из этого живоносного источника доселе непрерывно сочатся всякие нравственные и умственные опустошения, заражающие наш воздух и растлевающие наши сердца трепетом и робостью». (Сочин. II). – Возвращаясь к той же мысли в 3-м письме о провинции, Салтыков говорил: «С 19 февраля к понятию русского человека соединяется представление о чем-то весьма доброкачественном. В особенности ощутительно доброе влияние 19 февраля в провинции. Тут 19 февраля действовало непосредственно и воочию всех, тут оно в самой жизни провело черту, до такой степени яркую, что то, что стоит под чертою, не имеет часто ничего общего с тем, что стоит над чертою. А так как над чертою хорошего стояло мало, то весьма понятно, куда должны тяготеть общие симпатии… Но именно 19 февраля составляет для «историографов» непрестанно сочащуюся язву: упраздненное крепостное право, гласные суды, земство, т. е. именно то, в чем замыкается существенный смысл 19 февраля… Ненавистничество до такой степени подняло голову, что самое слово «ненавистник» сделалось чем-то вроде рекомендательного письма. Ненавистники не вздыхают по углам, не скрежещут зубами втихомолку, но авторитетно, публично при свете дня и на всех диалектах изрыгают хулу и, не опасаясь ни отпора, ни поражения, сулят покончить в самом ближайшем времени с тем, что они называют «гнусною закваскою нигилизма и демагогии» и под чем следует разуметь отнюдь не демагогию и нигилизм, до которых ненавистникам нет никакого дела, но преобразования последнего времени» (II, 306–361).

46

См. «Дневник» 30 марта 1895 г. в «Гражданине» 1895 г. № 89. —Поясняя свою мысль, кн. Мещерский на своем шутовском жаргоне продолжает: «Недаром тайные советники, – которых князь Мещерский с обычным своим остроумием повально считает ярыми либералами, – стали громче чихать и сморкаться» (там же).

47

См. статью А. Ф. Кони в № 4 «Журнала Министерства юстиции» за 1895 г.

48

Печать с изъятиями, которые разумеются сами собою, единодушно приветствовала это восстановление достоинства суда присяжных. Между прочим, «Церковный Вестник» писал: «Было бы грустно, если бы встретились серьезные возражения против суда присяжных, и через это было бы поколеблено такое прекрасное учреждение, имеющее (как справедливо заявлено было в комиссии по пересмотру судебных уставов в конце 1894 года) “облагораживающее влияние на народную нравственность, служащее проводником народного правосознания”. Суд присяжных был и есть одно из могущественных средств для укрепления в обществе чувств законности, любви и сострадания к ближнему, равно как и для проведения религиозных начал в ту область, которая была некогда синонимом сухого и мертвого формализма. Исправляя свои обязанности на суде и насаждая правду, присяжные помнят о высшей правде, которую проповедует Церковь. В заседаниях комиссии по пересмотру судебных уставов заявлены были трогательные в этом отношении факты».

49

См. статью г. Дейтрих в «Ж. М. Ю.», 1895. № 6.

50

См. брошюру мою: «Суд над судом присяжных» (по поводу статьи г. Дейтриха). М., 1895.

51

См. «Дело о преобр. суд. части в России». Т. IV. Записка графа Блудова.

52

В «Дневнике» 30 марта 1895 г. кн. Мещерский так передает шутовскую свою беседу с одним губернским предводителем дворянства.

– Я приехал кричать «караул», – говорил предводитель, – расправы искать; шемякинские дни настали…

– А что же такое у вас случилось?

– Как что? Да не у нас одних, по всей России эту язву развели!

– Какую? Суслики что ли, мыши?..

– Не суслики и не мыши, а земские начальники, – от них житья нет!

Я так рот и разинул.

– А что, у вас нехорошие земские начальники?

– Да разве они могут быть хорошие? Учреждение самое невозможное: это татарщина, кулачники, это опричники, все что хотите!

– Я вас не понимаю: ведь у нас земские начальники – местные дворяне, вы их предводитель, значит, вы, так сказать, их восприемник.

– Я? Я думал, что мы вводим учреждение в конце XIX века, а оказывается, что это учреждение действует в духе времен Артаксеркса! Это – представители самого варварского произвола, и к тому же у нас губернатор в том же духе…

– В чем же этот дух Артаксеркса проявляется? – полюбопытствовал я.

– Да решительно во всем… Начать с самого главного. Земские начальники вообразили себе, что крестьяне это какие-то дети, ничего не понимающие, ничего не знающие, которых надо вести – как баранов…

– Что в массе они дети… – начал я.

Но мой собеседник не дал мне договорить.

– Какие они дети? Помилуйте, это такие же полноправные граждане русского государства, как мы с вами. У них и индивидуумы есть, и общественность; но и то, и другое земский начальник порабощает своим варварским деспотизмом…

Крестьянину он приказывает, как в помещичьи времена приказывал господский бургомистр; общественные сходы должны рассуждать и решать так, как этого хочет земский начальник, как он приказывает, – словом, порабощение личности и общественной свободы полное…

– Так что, по-вашему, земские начальники это – вредное учреждение?

– Безусловно вредное (см. «Гражд.», 1895 г. № 89).

«Гражданин», по-видимому, и не подозревает, сколько злой иронии в его карикатуре, и что к его шутовскому, самодовольному хихиканью можно бы применить слова короля Лира: «Этот шут не всегда паясничает».

53

См. н. «Записку Блудова». С. 25.

54

П. Н. Обнинский в последней статье своей справедливо указывает, что необходимо было ознакомиться с институтом земских начальников, чтобы понять, a contrario, истинное значение и дух великого института мировых судей; см. в «Сборнике Правоведения», т. V, статью его «Мировые судьи и их преемники».

55

См. «Дневник» от 14 сентября 1895 г.

56

«Гражданин» прочел нотацию «Моск. Вед.» за измену консервативному знамени, состоящую в том, что они не считали дозволенным для земского начальника избиение просителя и писали, что избиение земским начальником крестьянина, «конечно, не входило в круг его (земского начальника) обязанностей ни как судьи, ни как администратора»; «что там, где судебные и административные функции совмещаются, злоупотребление становится вдвое легче». «Серьезная ответственность за злоупотребление ею (властью), – говорили «М. В.», – необходима для нормального хода общественной жизни», что «земские начальники, наносящие побои в своих камерах, опасны не потому, что они могут превысить свою власть, а только потому, что превышение это может остаться безнаказанным» (№ от 9 сентября 1895 г.).

«Гражданин» усмотрел в таких суждениях непозволительную ересь и солидарность с либеральными газетами в «колебании авторитета земских начальников в глазах народа». Насколько несостоятельна дикая теория «Гражданина», можно видеть из слов благонадежного писателя Е. М. Феоктистова. В статье о греческой конституции, говоря о необходимости непосредственной ответственности чиновников пред судом, г. Феоктистов писал в 1862 г.: «При отсутствии таковой вместо привилегированной аристократии является аристократия чиновная, которая отделяется непроходимою пропастью от остальных граждан, ибо не подчиняется наравне с ними ответственности за действие пред судебною властью. Там, где нет этой ответственности, там, где всякое должностное лицо, прикрываясь своим официальным характером, может руководствоваться произволом, бессмысленно говорить о мнимом равенстве» («Отечественные Записки», 1862, ноябрь, 159). И еще находятся люди, которые думают, что путем компромиссов можно до чего-нибудь путного договориться с такими одичалыми маньяками кулачного права, как публицисты «Гражданина».

57

В назв. статье своей г. Обнинский, сгруппировав массу характерных фактов, свидетельствующих о грубости и насильнических действиях земских начальников, пишет: «Кто из мировых судей отважился бы, например, явившись в нетрезвом виде, избить и изругать при народе священника с дарами на груди?

Кто из них решился бы грозить полицейским городовым «бить морды», если не будут делать ему под козырек?

У кого бы из них хватило духу обещать сельскому обществу перебить половину собравшихся крестьян, если они вздумают обращаться к нему с жалобами?» и т. д. и т. д. (см. с. 34–35).

58

Яростно нападая на «Неделю» и «Русские Ведомости» за разоблачения злоупотреблений и противозаконных поступков земских начальников, «Гражданин» видит в этом исполнении долга печати лишь одно «колебание авторитета и гнусное и мерзкое ремесло шпионов и сыщиков печати, подкапывающихся под учреждение почившего государя» («Гражд.» 14 сентября 1895 г.). Этот знаменитый своим цинизмом и мракобесием привилегированный орган бесшабашных крепостников, живший, вопреки основному завету честной литературы (см. ниже предисловие к 3-му изданию), весь свой короткий и бесславный век литературным сыском, осмеливается еще обвинять других в «гнусном и мерзком ремесле шпионов и сыщиков»! Достойную отповедь дает этому своевременно погибающему, по недостатку казенных кормов, рыцарю кулачного права, составлявшему позор и унижение нашей печати, «Неделя». В статье своей от 1 октября 1895 г. почтенная газета, между прочим, пишет:

«В статье кн. Мещерского, как всегда, удивителен цинизм, с каким он относился к своей публике. Очевидно, он высказывает подобный вздор только в расчете на ограниченность своих слушателей, на полное их простодушие. Газеты, видите ли, только потому нападают на земских начальников, что институт их введен в царствование покойного государя. Но ведь в Бозе почивший государь не только же этим институтом ознаменовал свое царствование: последнее отличалось энергичною законодательною деятельностью. Почему же газеты избрали лишь одно и не самое крупное из его дел? И если говорить о недостатках учреждений есть, по мнению кн. Мещерского, сопротивление верховной власти, то возможно ли для русских людей какое бы то ни было суждение о нашей государственной жизни? Ведь вся она юридически вытекает из воли монарха, все малейшие учреждения и порядки действуют его именем. Значит, говорить, например, о недостатках волостного суда или полиции есть стремление «подкопаться» под верховную власть? Конечно, ни одна власть на свете не возьмет на себя такой безграничной ответственности, какую хочет возложить на нее усердный «Гражданин». Ответ свой глашатаю промотавшихся крепостников, этих, по выражению Белинского, друзей своих интересов и врагов общего блага, «Неделя» заканчивает такими словами: «Печально, что еще возможны разноречия в этом слишком элементарном вопросе: следует ли обнаруживать беззакония или не следует, можно ли мириться с кулачною расправою или нельзя. Все еще находятся у нас закоренелые крепостники, симпатизирующие приемам власти, уже исчезающим даже из диких азиатских стран, все еще держится взгляд на беззаконие, как на прерогативу администрации. Но закон называется «священным» не для того, чтобы любой, самый мелкий, исполнитель власти топтал его. Враги закона не те, кто обнаруживает нарушение его, а те, кто нарушают его, а также те, кто защищают, хотя бы и с деланной странностию, эти беспрерывные нарушения».

59

Содержание предисловия вошло в состав статьи о Белинском (см. ниже).

60

Уже в августе 1848 г. пишет Грановский Фролову: «С каждым днем чувствую более и более необходимость труда. Жизнь становится тяжела без него. Сердце беднеет, верования и надежды уходят. Подчас глубоко завидую Белинскому, вовремя ушедшему отсюда. Скучно жить, Фролов! Если бы не жена…» В разгар потерявшей голову реакции 40-х годов (см. ниже главу XXV § Тихонравов), думавшей сначала закрыть все университеты и кончившей установлением комплекта студентов в 300 человек, Грановский писал: «Есть отчего сойти с ума. Благо Белинскому, умершему вовремя. Много порядочных людей впали в отчаяние и с тупым спокойствием смотрят на все происходящее – когда же развалится этот мир… Я решился не идти в отставку и ждать на месте совершения судьбы. Кое-что можно делать, пусть выгоняют сами». См. Т. Н. Грановский. Биографический очерк А. Станкевича. М., 1869. Ст. 237, 239.

61

Пораженный беззастенчивыми хищениями администрации, Грановский пишет с юга 19 сентября 1855 г.: «Еще год войны, и вся южная Россия разорена, надобно самому съездить да посмотреть, что там делается. Когда правительство требует рубль, местное начальство распорядится так, что заставит народ заплатить втрое, и все это бессмысленно и подло». Не лучшие порядки застал он и в Москве в передовом дворянском сословии. Из Москвы он писал: «Трудно себе представить что-нибудь более отвратительное и печальное. Я не признавал большого патриотизма и благородства в русском дворянстве, но то, что я слышал, далеко превзошло мои предположения. Богатые или достаточные дворяне без зазрения совести откупались от выборов; кандидаты в должности начальников дружин еще до избрания проповедывали о необходимости предоставить начальникам ополчения обмундировку ратников и не скрывали своих видов на поправление обстоятельств, и при этом такая тупость, такое отсутствие понятия о чести». Единственно, что утешало Грановского среди оргии «благонамеренного казнокрадства», это встреча с бывшими его слушателями в составе нижегородского ополчения. Он узнал от них, что «ни один из воспитанников Московского университета не уклонился от выборов; все пошли, зато другие смеялись над ними». «Я гордился в эту минуту, – добавляет Грановский, – званием профессора Московского университета». См. н. биогр. очерк. 282, 292. Вот каковы оказались плоды тех «развращающих лекций» западнического направления, на которые писали доносы «патриоты своего отечества», факультетские товарищи Грановского из славянофильского лагеря. В одном «патриотическом» послании в стихах, появившемся в Москве, прямо говорилось, что противники славянофилов: «изменники отечества, а Грановский – человек, растлевающий юношей своим учением». Там же, 141.

62

Чуя своим тонким историческим провидением предстоящее обновление России, Грановский вырабатывал план самых разнообразных научно-литературных начинаний: «Я чувствую себя таким бодрым, – говорил он летом 1855 г., – каким давно не был, в таком настроении, в каком бывал обыкновение пред coup-de-tete. Они всегда удавались и теперь готов на coup-de-tete, который совершенно изменит мою жизнь». Там же, 287.

63

Еще утром 4 октября Грановский читал Перренса Ierome Savanarole и говорил о предстоящем курсе публичных лекций. Там же, 298.

64

См. отзыв проф. Виноградова в статье его в «Русской Мысли» (1893, апрель), выдвигающий главным образом способность Грановского к синтезу (с. 44–45).

65

Грановский если не разубедил, то остановил попытку вандала кн. Ширинского-Шахматова, изгнавшего из гимназий классические языки и проектировавшего такой учебник истории, который, между прочим, должен был исключить весь республиканский период истории Рима. Там же, 248–249.

66

Никитенко называет управление Ширинского мин. народного просвещения «помрачающим» (см. ниже гл. IV прим.).

Загрузка...