Глава вторая

Эван Рэтлиф по прозвищу Крыса притаился на опушке леса в полусотне шагов от озёрного берега. В положении лёжа он прильнул к прицелу снайперской винтовки.

Ниже живота заныло от возбуждения. Ах как заныло!

«Девчонка! Точно девчонка! Совсем одна!»

Он быстро положил оружие на землю и поднёс к глазам бинокль. Поводил им влево-вправо, высматривая, нет ли ещё кого-то рядом с ней.

«Ну точно – одна!»

Крыса облизнул губы и, выдыхая, тихо простонал.

«Сколько ей лет? Свеженькая! Видно, что свеженькая! И больше нет никого рядом!»

Возле девчонки крутилась только какая-то собака. Лохматая, довольно крупная, но всего лишь собака. Впрочем, будь даже рядом с девчонкой, например, парень, вряд ли это расстроило бы Эвана.

Рэтлиф был невысок, сух, подвижен. Лет – около тридцати, хотя сейчас какой-нибудь незнакомец мог бы дать ему тридцать пять, а может, и сорок. И дело не только в густой чёрной бороде, которую он время от времени подстригал ножницами, но и в загорелости, немытости, да и вообще в его образе жизни в последние несколько недель.

Шатен с карими глазами и мясистыми губами – он располагал к себе женщин, но почти все они довольно быстро разрывали с ним связь. А причиной было то, что он делал женщинам больно. Проходили пять, семь, девять интимных встреч… или неделя, две, месяц отношений… а затем он проявлял грубость. Ему хотелось делать больно. Не бил, нет. А из раза в раз делал больно в момент, когда должен был доставлять удовольствие. Причинял боль словом или резким движением, или пугающей железной хваткой. Весьма и весьма немногие женщины позволяли в отношении себя такого рода грубость и даже садизм.

Вскоре они бросали его, а он расстраивался. И знал о причине, по какой они уходят, но не считал её своей проблемой. «Некоторым из них ведь нравится. Они терпят. И любят меня», – говорил он самому себе. Однако Эван быстро пресыщался теми, которые терпеливо, а порой и возбуждаясь, переносили причиняемую им боль. Срабатывал какой-то внутренний ограничитель, и он терял к этим женщинам интерес. Словно бы удостоверившись в порочности бабьего рода на примере одной из развратных его представительниц, он грубо и решительно прерывал отношения и устремлялся на поиски следующей жертвы.

Рэтлиф, как человек с невысоким интеллектом и формальным воспитанием, делил людей на ближний круг и прочих. С близкими, например, с друзьями, он старался не опускаться до подлости и обмана, а с прочими поступал так, чтобы иметь выгоду или удовольствие, при этом не стесняя себя моральными нормами.

Окончив школу, Эван два года отслужил в армии. Как и многие их тех, кто идёт служить, он стоял перед выбором: флот или морская пехота? И выбрал морскую пехоту. В первый год он оставался в Соединённых Штатах, а на второй – его отправили в Афганистан.

Большую часть времени Рэтлиф провёл на базе, в сравнительно безопасных условиях. Но пороху понюхать ему всё же довелось. Однажды в составе взвода он сопровождал каких-то местных бонз, которые колесили по провинции перед выборами, и на их колонну напали талибы. Рядом с «Хамви», в котором ехал Эван, взорвался мощный фугас. Его контузило. Что происходило дальше, он помнил смутно. Каким-то образом оказался вне повреждённого автомобиля; стрельба, разрывы гранат, свист пуль, крики на пушту и английском; он сам палит куда-то из винтовки, просто палит в сторону от дороги. Постепенно усиливается боль в висках и лбу – ощущение словно переднюю часть черепа придавило двухпудовой гирей, в глазах чуть ли не сумерки, цвета поблёкли, во рту – привкус крови, дышать трудно. И дикий страх.

Он пролежал в госпитале две недели. В первые дни болела грудь, было тяжело дышать, случился раз даже приступ кашля с кровью; ещё дольше не проходила головная боль. После выписки он наблюдался у врачей. Однако до окончания контракта у него оставалось месяца полтора. Рэтлиф решил не продлевать договор – и уволился из вооружённых сил.

Возвратившись в Штаты, он предполагал некоторое время пожить в своё удовольствие, а затем пойти учиться в колледж, ещё до того, как закончится срок, отведённый ему программой Министерства обороны, по которой бывшие военные пользуются денежной льготой. Однако и прежде довольно слабая тяга к учёбе совсем иссякла. И он в течение двух лет просто проживал армейский гонорар, лишь изредка перебиваясь случайным заработком.

Через своего дружка Шеймуса Роксби он сошёлся с его братом Стивом. Тот был старше, но тоже недавно отслужил по контракту в морской пехоте (два года, из четырёх армейских, провёл на Ближнем Востоке). Стив и приучил его к героину.

С середины зимы до середины или конца лета они работали в небольшой компании, специализировавшейся на внешней обшивке домов и установке заборов, остальное время – были праздными. Бывало, занимались мелкими махинациями и воровством, обычно, уезжая для этого в соседний штат. Особой нужды в деньгах не испытывали; Рэтлиф ещё получал выплаты за контузию. Так прошло несколько лет.

Между тем Стив умудрился жениться и быстро овдоветь: его жена Клара умерла от передозировки. И тогда Стив Роксби завязал. Конечно, не в одно мгновение…

Сначала он подсел на религию Иеговы6. И некто Пит, бывший уже давным-давно в завязке и которому Стив рассказал о своём желании кончить с ширевом, посоветовал: «Тебе надо выйти из собственного окружения. Если серьёзно хочешь завязать, сначала выйди из того круга, в котором ширяешься, – на время исчезни для своих друзей».

А Пит со своими корешами (некоторые тоже был завязавшим) как раз собрался пару недель порыбачить на каком-то озере. Предложил он и Стиву ехать с ними. И Роксби, не предупредив никого, даже Шеймуса, – отчалил. Пробыл на озере три месяца – так ему посоветовал Пит. «Потому что, – сказал он, – месяц – слишком мало, и надо побыть без старого окружения подольше. А одиночество – самое лучшее лекарство от всякого человеческого дерьма».

А ещё он сказал, прощаясь: «Стив, теперь это всё твоё. Небо, озеро и этот берег. Ты – хозяин. Не пускай сюда чужаков с ширевом. Сохрани в сердце берег и эти мгновения. Когда возвратишься в город и в старое окружение, и если тебе захочется ширнуться, то загляни в своё сердце. И помни: если не удержишься, то вода в озере превратится в кровь, и небеса побагровеют и прольются кровавым дождём, и берег изрежут ручьи крови, схлынувшей с гор. Не позволь случиться этому, Стив Роксби. Ты – хозяин, страж оазиса Иеговы в твоём сердце. Когда тебе станет невмоготу в городе, приезжай сюда. Можешь взять своих корешей. Но не допускай их в мир твоего сердца. Иначе он утонет в собственной крови».

Больше двух месяцев пробыл Стив в одиночестве, если не считать редких встреч с рыбаками, туристами и визитов в магазин, что находился в восьми милях. Пит, кстати, и высылал ему деньги на имя владельца магазина.

А потом Роксби возвратился. Другой человек. Взгляд глубокий, как у Будды, белки глаз светлее одинокого полуденного облака, улыбка – словно у младенца, которому мамаша пощекотала живот.

Завязал Стив, но что касается всего остального, то остался прежним. Мог пропустить полдюжины порций виски в баре или целый день сидеть с друзьями, посасывая пиво. Учение Иеговы задвинул… впрочем, он и не увлекался им особенно – только, чтобы завязать с наркотой. Шеймус, Эван и остальные парни и девки из их круга – продолжали ширяться, а он каким-то образом умудрялся сберечь свой берег – тот, который в сердце.

Ну а ближе к следующей осени предложил он Эвану и Шеймусу завязать и поехать с ним на Озеро. Крыса не желал завязывать. И Шеймус не готов был изменить свою жизнь. Тогда Стив, чтобы не замарать чистого берега, застрявшего в его сердце, повёз парней рыбачить в другое место.

Целый месяц они тогда провели в камышовой глухомани соседнего штата и остались довольны. А на следующий год Стив выкинул идею ехать на озеро Ньюбелл, где парни смогут завязать с ширевом. Эвану не совсем по душе было такое дальнее путешествие на рыбалку. «Это же в тысяче миль к северу, в Канаде. Зачем так далеко забираться?» – заметил он Стиву. Шеймус поначалу вроде тоже не горел желанием ехать к чёрту на кулички, однако поддался, как обычно, влиянию старшего брата и в конце концов сказал Рэтлифу: «Поехали, Эван. Тут всё равно только со скуки подыхать. Да и деньги просадим не так быстро». Немного поупиравшись, Крыса согласился: «Ладно, поедем. Но тогда завяжем в следующий раз… Может быть. Без ширева – не поеду!» Стив досадливо махнул рукой – и они отправились к Ньюбелл.

Были там через два дня, на третий. Оставили машину на стоянке возле мотеля и до озера добирались пешком, потому что туристам и рыбакам въезд в десятимильную зону вблизи водоёма был запрещён.

А в самый разгар их рыболовного отдыха русские развязали войну.

До чего же нервной была её первая неделя! А пожалуй, что и две. Да, две недели парни толком очухаться не могли. И дело не в том, что Эван и Шеймус часто ширялись, а в том, что развязал Стив! Стив развязал! А чего терять, если не сегодня-завтра отправляться на небеса? Через неделю всех троих даже сильно нервировало то обстоятельство, что ужасные дни и ночи сменяют друг друга, а смерть не приходит. Как же так? Ведь всем известно: должен быть большой «бумс» – и всё! Ну, останутся несколько человек где-то, а вокруг – смерть и ядерная зима. Ни пить, ни есть нельзя. Мир должен погибнуть сразу – это понятно даже последнему дебилу в трущобах Гарлема, хотя там путают «радиацию» и «радиостанцию» и слабо представляют разницу между этими понятиями.

А потом пришло понимание, что они и есть те самые счастливчики, которые одни только и остались в живых. Им выпала удача пережить человечество! Но осознание избранности не надолго обрадовало парней. Наоборот, им захотелось конкретно обдолбиться, когда они поняли, что наступает ядерная зима, вокруг всё заражено, а им предстоит каждый день добывать себе пропитание и бороться за жизнь с мутантами. Поэтому, когда они в те первые дни пару раз из своих палаток видели вдали людей, то воспринимали их как хищных соперников, готовых убить за дохлую крысу, либо как мутантов, готовых убить любого от злости на то, что русские поломали им жизнь и генетический код.

Героин раскрашивал мрачные будни ядерного апокалипсиса. Однако возникли трудности с едой. Небольшой запас мясных консервов и хлеба быстро закончился и рацион выживальцев полностью заняла рыба. А нормальный человек… это не какой-то там баклан. В общем, вылезла проблема со специфическим душком и жидкой консистенции. Из-за того, что парням было реально страшно, они всё ближе и ближе к палаткам справляли большую нужду. В один из вечеров, выбежав из палатки отлить, Стив подорвался на мине человеко-рыбьего происхождения.

Выкрикивая подходящие к случаю выражения, он немедленно объявил сходку. Сходка, на которой ботинками Роксби атмосфера была испорчена похлеще, чем ракетно-ядерной перестрелкой великих держав, «остатки» человечества приняли три исторических решения: первое – переселиться подальше от спонтанно возникшего минного поля, второе – гадить в специально отведённом и достаточно отдалённом месте, третье – пока под воздействием радиации на затылке не отросла дополнительная пара глаз, брать на справление нужды товарища (чтобы не так страшно было).

Интимности в отношениях парней прибавилось, но жизнь наладилась ненадолго. Одна за другой подкатывали проблемы широкого плана. Во-первых, становилось всё холоднее, и ночами доходило чуть ли не до заморозков. Сейчас это обычное сезонное похолодание воспринималось как наступление «ядерной» зимы. Во-вторых, разрядились батарейки в фонариках и ожидалось, что вот-вот закончится газ для плит. С хворостом для костра дело тоже обстояло не просто. В-третьих, кончилось ширево, и когда делили последнюю дозу, в воздухе запахло завистью, злобой и даже умышленным убийством по корыстным мотивам.

Последние несколько дней затворничества были самые мрачные. Подул северный ветер, небо затянули тяжёлые тучи, опускавшиеся чуть ли не до вершин елей. Пережив апокалипсис, парни теперь смотрели на тучи и ждали кары Страшного суда в виде радиоактивных осадков. Наконец хлынул нескончаемый дождь.

При обилии воды парни, однако, страдали от жажды. Казалось, каждая капля несёт в себе радиоактивную частицу. При этом по способам защиты от радиации у парней было очень мало знаний. Впрочем, некоторую информацию они успели почерпнуть из текстовых инструкций, присланных на мобильники в первые сутки-двое после нападения русских. Аккумуляторы мобильников давно разрядились, и им не только неоткуда было получить информацию, но они даже не могли прочитать инструкции. Будь парни посмекалистей, то отключили бы два аппарата и пользовались одним, тоже включая время от времени, пока не израсходовался бы его заряд.

Добавляла своих эффектов и начинающаяся ломка.

Эван, как и его товарищи, почти не помнил её первые два дня. Но очухавшись (это было ранним утром), он вылез из палатки, взглянул на едва видимое сквозь туман солнце, спустился к воде – и стал пить, черпая ладонями. Какая-то граница внутреннего мира была пройдена в тот день всей троицей. Страх не ушёл совсем, но перестал сковывать.

И парни начали обсуждать, куда двинуться, потому что просто надоело сидеть на одном месте. Они всё ещё опасались попадания в плен к русским, если выйдут на дорогу, и боялись радиоактивных следов, оставленных облаками взрывов, но желание увидеть изменившийся мир и необходимость разнообразить пищу толкали их к перемене места. Решили идти к мотелю.

Однако ночью раздался двойной раскатистый грохот, вода в озере покрылась рябью так, что отражение луны превратилось в белое размытое пятно, а спустя некоторое время вдалеке на западе показалось слабое зарево. Это был ядерный взрыв, как поняли парни. Насколько далеко он произошёл, они не знали.

Уснули нескоро. А утром были разбужены звуком реактивного истребителя, пролетевшего в нескольких милях к северу. Сошлись во мнении, что это русский самолёт, и решили пока повременить с уходом, хотя стало понятно: они не единственные выжившие.

Но спустя несколько часов случилось событие, в корне поменявшее настрой бывших любителей рыбалки. Примерно в полдень послышался гул, который был для Эвана и Стива как родной. Они выбежали из палаток. Их лица озаряло радостное ожидание, азарт! Через несколько мгновений они начали с возгласами указывать друг другу на юго-восток, откуда, усиливаясь, доносились хлопающие звуки и рокот. А затем над деревьями показались два «Оспри7»! За ними ещё два, ещё и ещё – восемь машин! Они пролетели над озером, ближе к перешейку, отделявшему его от соседнего. Вслед за конвертопланами летели «Чинуки8» – шестнадцать штук!

Парни носились по берегу, забегая по колено в холодную воду, прыгали, махали винтокрылым машинам и орали. После этого они просто не могли оставаться на опостылевшем берегу ни минуты!

Загрузка...