Эрагон

Полет судьбы

Отчего-то страшно встревоженный, Эрагон изо всех сил спешил к дому, не желая останавливаться, даже когда совсем начинал задыхаться. Башмаки его так и грохотали по обледенелой дороге. На бегу он попытался мысленно связаться с Сапфирой, но она, видимо, была где-то далеко и не откликалась. А еще он думал, что скажет Гэрроу. Впрочем, теперь уже выбора не оставалось: ему придется показать Сапфиру.

Домой он прибежал, совершенно запыхавшись, с бешено бьющимся сердцем. И сразу увидел Гэрроу, стоявшего возле конюшни. «Стоит ли рассказывать ему все прямо сейчас? – колебался Эрагон. – Он ведь все равно мне не поверит, пока не увидит Сапфиру. Наверное, все же лучше сперва отыскать ее». И он незаметно скользнул за угол и помчался к лесу.

«Сапфира!» – мысленно призывал он свою воспитанницу.

«Иду!» – донеслось издалека.

Одного этого слова Эрагону было достаточно, чтобы понять, как сильно она встревожена. Он с нетерпением ждал, хотя ждать пришлось недолго: вскоре над головой послышался знакомый шум крыльев. Дракониха приземлилась, выдыхая густые клубы дыма.

«Что случилось?» – мысленно спросила она.

Эрагон коснулся ее плеча и закрыл глаза, стараясь успокоиться. Потом быстро рассказал ей о том, что произошло в Карвахолле. Стоило ему упомянуть о тех чужаках, и Сапфира, вздрогнув, яростно хлестнула хвостом, попав Эрагону прямо по голове. Страшно удивленный, Эрагон отшатнулся и успел присесть, когда огромный хвост снова с силой ударил по земле, подняв настоящую метель. Жажда крови и ужас, исходившие от Сапфиры, были так сильны, что Эрагону стало не по себе.

«Пожар! Погибель! Смертельные враги! Убийцы!» – примерно так звучали ее мысли.

«В чем дело?» Он постарался задать этот простой вопрос как можно спокойнее, но она его не слышала. Ее душа, казалось, отгородилась ото всего света железной стеной.

Сапфира снова взревела и провела когтями по заснеженной земле, оставляя глубокие борозды. Из-под ее лап так и летели комья промерзшей глины.

«Прекрати! Гэрроу услышит!» – просил ее Эрагон.

«Клятвы нарушены! Души загублены! Драконьи яйца разбиты вдребезги! Повсюду кровь, кровь! Убийцы!»

Эрагон лихорадочно пытался сообразить, как утихомирить разбушевавшуюся Сапфиру, опасливо поглядывая на ее хвост. Когда хвост снова промелькнул в опасной близости от него, он, прижавшись к боку драконихи, ухватился за один из острых выступов у нее на спине и вскочил в ту самую ямку у основания драконьей шеи, где никаких шипов не было. Обхватив ее руками, он мысленно молил и приказывал:

«Довольно, Сапфира! Довольно! Успокойся! – Вдруг ее гнев сразу улегся. Эрагон ласково погладил дракониху по чешуйчатой шкуре, приговаривая: – Все будет хорошо, Сапфира, вот увидишь».

Она присела, взмахнула крыльями и взвилась в воздух.

Эрагон пронзительно вскрикнул, увидев, что они уже поднялись над вершинами деревьев и земля осталась далеко внизу. Восходящий поток воздуха подхватил их и завертел с такой силой, что перехватывало дыхание. Сапфира, не обращая ни малейшего внимания на своего перепуганного седока, летела в сторону Спайна. Внизу мелькнула ферма и река Анора. Желудок Эрагона судорожно содрогнулся. Он изо всех сил обнял Сапфиру за шею, все свое внимание сосредоточив на синих чешуях, что торчали прямо у него под носом, и с трудом сдерживая тошноту, а дракониха все набирала и набирала высоту. И только когда полет ее наконец выровнялся, Эрагон осмелился чуточку оглядеться.

Здесь было так холодно, что у него даже ресницы заиндевели. До гор они добрались куда быстрее, чем он способен был себе вообразить. С высоты горные вершины выглядели в точности как острые зубы хищного зверя, ждущего любой возможности, чтобы до костей обглодать свою жертву. Когда Сапфиру неожиданно качнуло порывом ветра, Эрагон чуть не свалился с нее и с отвращением вытер губы, чувствуя на них жгучий привкус желчи.

Прижавшись щекой к колючей шее драконихи, он молил:

«Давай полетим назад, Сапфира! Те чужаки в черном вот-вот на ферму заявятся. Нам необходимо предупредить Гэрроу! Поворачивай!»

Но она не отвечала, и при каждой попытке мысленно связаться с нею Эрагон тут же наталкивался на непреодолимую стену чудовищного страха и гнева. Тщетно пытался он сокрушить те доспехи, под которые она спрятала от него свою душу. Слушать его Сапфира не желала.

Вскоре их уже со всех сторон окружали убеленные снегами вершины гор, и монотонность этого белого безмолвия нарушали лишь острые скалы да гранитные утесы. Синие ледники сползали по склонам, точно замерзшие реки. Далеко внизу были видны длинные и узкие горные долины и бездонные пропасти. Порой под ними слышался тревожный писк перепуганных птиц, а потом Эрагон увидел целое стадо мохнатых горных коз, вспугнутых Сапфирой и легко прыгавших с уступа на уступ.

Эрагона жутко укачало; при любом резком движении мощных крыльев Сапфиры или повороте головы его тут же сносило вбок, так что приходилось еще крепче цепляться ей за шею. Дракониха казалась совершенно неутомимой. «Похоже, мы так и всю ночь лететь будем», – горестно думал Эрагон. Наконец, уже в полной темноте, Сапфира резко снизила высоту полетела почти над самой землей.

Они летели вдоль узкой горной долины, заросшей лесом. Впереди Эрагон увидел небольшую поляну, к которой, видимо, и направлялась Сапфира. Она неторопливо покружила над вершинами деревьев, затем, сильно отклонившись назад, приняла почти вертикальное положение и приземлилась на мощные задние лапы, содрогнувшись от резкого торможения и опустившись на четвереньки, чтобы сохранить равновесие. Эрагон тут же скатился с ее спины, не ожидая, пока она сложит крылья.

Он попытался было встать, но колени у него подогнулись, и он упал на жесткий наст, ободрав щеку. Ноги тут же свело мучительной судорогой; у него даже слезы на глазах выступили от боли. Казалось, каждая клеточка его тела дрожит мелкой дрожью – так он устал судорожно цепляться за шею драконихи. Эрагон заставил себя перевернуться на спину и так расслабиться, вытянув в стороны руки и ноги. Потом сел и увидел, что его теплые шерстяные штаны на ляжках потемнели от крови. Встревоженный, он стащил с себя штаны – пальцы тут же стали липкими – и поморщился: внутренняя часть бедер представляла собой сплошную кровавую рану. Кожа была начисто стесана острой чешуей Сапфиры. Эрагон, постанывая, осторожно ощупал раны, но перевязать их было нечем, и пришлось снова натянуть мокрые от крови штаны – все-таки мороз здорово кусался. Когда грубая ткань коснулась изодранных ног, он даже вскрикнул. Сидеть оказалось совершенно невозможно, но и стоять он тоже толком не мог: ноги не держали.

Ночной мрак скрывал окрестные горы, и местность казалась Эрагону совершенно незнакомой. Он понимал, что находится в горах Спайна, но не знал точно, где именно, и рядом с ним была обезумевшая от страха дракониха. «Интересно, далеко ли она занесла меня да еще в самый разгар зимы, – думал он. – Мало того, что я не в состоянии сделать ни шагу, так ведь тут и спрятаться негде. Уже ночь, а утром нам просто необходимо вернуться на ферму! Значит, придется снова лететь верхом на Сапфире. Господи, да я этого просто не вынесу! – Эрагон горестно вздохнул и вдруг подумал: «Жаль, что Сапфира еще не умеет выдыхать огонь!» И тут он вдруг увидел, что дракониха устроилась у него под боком, свернувшись клубком. Прикоснувшись к ней, он почувствовал, что она вся дрожит. Стена, отгораживавшая от него ее мысли, исчезла, и теперь он отчетливо ощущал ее страх. Разумеется, он тут же принялся утешать свою питомицу, а потом спросил:

«Почему эти чужаки так напугали тебя?»

«Убийцы!» – прошипела она в ответ.

«Значит, Гэрроу в опасности! Зачем же ты потащила меня в это дурацкое путешествие? Неужели ты не в силах нас защитить?»

Глубоко в глотке драконихи послышалось сердитое клокотанье, и она обнажила клыки.

«Ах, у тебя, оказывается, есть клыки? Но если ты считаешь, что вполне способна сразиться с врагом, так чего ж тогда от него бежала?» – поддразнил ее Эрагон.

«Смерть расползается, как яд, все отравляя вокруг».

Подавляя собственное отчаяние, Эрагон заглянул ей в глаза, стараясь держаться как можно бодрее.

«Ах, Сапфира, ты только посмотри, куда мы залетели! Солнце давно село, и ты так долго летела, что у меня на ляжках живого места не осталось. Ты своей чешуей мне всю кожу чуть не до костей ободрала. Я так рыбу чищу! – попытался пошутить он. – Скажи, ты хотела меня за что-то наказать?»

«Нет».

«Тогда зачем же ты это сделала?» И он тут же почувствовал, что она весьма сожалеет о том, что сделала ему больно, но отнюдь не о своем поступке.

А потом дракониха и вовсе замкнулась, явно не желая продолжать этот разговор. Было так холодно, что Эрагон совершенно не чувствовал собственных ног. Впрочем, и боли тоже не чувствовал. Отлично понимая, что запросто может замерзнуть, он решил переменить тактику.

«Слушай, Сапфира, я ведь замерзну насмерть, если ты не устроишь мне хоть какой-нибудь шалаш или не принесешь дров, чтобы я мог развести костер и как-то согреться. Сойдет даже охапка сосновых веток».

Она, похоже, была рада тому, что он перестал ее упрекать.

«Костер тебе не нужен. Я укрою тебя своими крыльями, и мой внутренний огонь тебя согреет».

Эрагон устало уронил голову на грудь.

«Хорошо. Только сперва соскреби снег с земли – так нам обоим теплее будет», – предложил он ей.

В ответ Сапфира устроила настоящую метель и одним движением мощного хвоста расчистила для них подходящее местечко. Еще взмах хвоста – и в воздух взлетели куски льда и комья промерзшей земли. Эрагон с отвращением посмотрел на приготовленное драконихой каменистое «ложе».

«Помоги-ка мне встать», – попросил он Сапфиру, и она тут же склонилась над ним.

Ее огромные глаза цвета драгоценного сапфира с тревогой смотрели на него. Обхватив рукой один из острых костяных шипов у нее на спине, он приподнялся, и она осторожно подтащила его к расчищенному клочку земли. Стукаясь о камни, Эрагон чуть не терял сознание от боли; перед глазами у него точно яркие звезды вспыхивали, и он испытал огромное облегчение, когда Сапфира вновь опустила его на землю и легла рядом, прижавшись к нему своим теплым брюхом. Чешуя на брюхе была не такой крупной и колючей, как на спине. Расправив свое правое крыло, дракониха с головой накрыла им Эрагона, и он оказался точно в шатре. И сразу почувствовал, что быстро согревается.

Руки из рукавов куртки он вынул, а пустые рукава обвязал вокруг шеи – так было еще теплее. Обхватив себя под курткой руками, он впервые за все это время почувствовал, что живот у него сводит от голода. Но куда мучительнее была другая мысль, гвоздем сидевшая в голове: успеет ли он вернуться на ферму до того, как туда явятся те чужаки? А если не успеет, что будет тогда? «Даже если я смогу заставить себя снова сесть верхом на Сапфиру, – думал он, – мы в лучшем случае сумеем вернуться назад не раньше полудня. А те, в черном, конечно же, пожалуют на ферму еще с утра».

Он закрыл глаза, чувствуя, как по щекам катятся горькие слезы. «Что же я натворил?!» – думал он, чувствуя себя безмерно виноватым.