Эрбат. Пленники дорог

Глава 18

Мы уже шестой день шли по лесу. Надо признать, что занесло нас в самую настоящую глушь из тех, какую себе не сразу представишь. Смесь болота с густым лесом. Первые пару дней, когда летняя погода сменилась несколько более холодной, чем обычно, мы мерзли, но потом, как и ожидалось, холод сменился привычным для этого времени теплом. Если б не вездесущие комары, то все было бы просто замечательно! А вот они нас доводили! Их тут были даже не тучи, а целые полчища. Если б не багул, то страшно представить, как бы мы выглядели. Приходилось натираться соком этого растения чуть ли не на каждом привале, но и этой защиты нам хватало ненадолго.

А в остальном все было хорошо. Я поправилась, раны на руках у меня и у Кисса понемногу заживали, у нас была свобода — что еще человеку для счастья надо?! Ну, может, не человеку, а эрбату… Самое удивительное: мне нравилось идти по этому то ли лесу, то ли болоту. Свобода, нетронутая первозданная красота вокруг — все это меня по-настоящему радовало, а то, что постоянно есть хочется… Ну, счастье не бывает полным. В крайнем случае, можно есть траву.

Во всяком случае, здесь, в лесу, я чувствовала себя куда лучше и счастливей, чем в шумной столице, заполненной людьми. А что лес вокруг дремучий — так что с того? Меня нисколько не угнетали высокие деревья и бурелом. Ну и что с того, что вокруг нехоженые места, и мы не имеем представления, куда выйдем? Зато здесь видно небо над головой, я могу идти куда хочу, и при том чувствовать себя свободной. И вдобавок все вокруг красиво своеобразной чистой красотой, пусть даже кого-то и приводит в отчаяние нехоженый лес с наваленными тут и там деревьями. В этом лесу можно дышать полной грудью, причем делать это с удовольствием, и знать, что рано или поздно — но мы куда-то придем, а к хорошему, или к худому — в том будем после разбираться…

Что еще человеку для счастья надо? Вернее, не человеку, а эрбату? В принципе, мне, кроме свободы и независимости, сейчас больше ничего и не требуется. Дороги — это так хорошо! Как там говорил Дан? "Слово эрбат в переводе с древнего языка означает пленник дорог"… Так, кажется. Не знаю, как Кисса, а меня не очень расстраивало то, что мы оказались здесь, в отдаленном углу леса. Зато свобода, и можно не опасаться косого взгляда в свою сторону. Рано или поздно, но мы должны выйти или к людям, или на какую-либо тропинку, ведущую к человеческому жилью…

Вот Киссу приходилось хуже. Первое время окружающий лес подавлял и угнетал его, но постепенно все встало на свои места. По большому счету, Кисса можно понять: чуть ли не постоянное чмоканье воды под ногами, поваленные замшелые деревья, через которые надо перелезать, комариные укусы, торчащие из земли корни, скрытые мхом ямки… Подобное может вывести из себя даже куда более спокойных людей. Хорошо, что у моего спутника хватило душеных сил преодолеть все это.

Было решено: к реке спускаться не будем. Хотя это и был самый лучший выход, но мало ли что… Кисс предложил пойти лесом, на восход солнца. Он непонятным мне образом умудрялся ориентироваться в этой чащобе. Так что куда нам следует идти — в этом вопросе я целиком полагалась на мнение Кисса.

Тем не менее было очевидно, что места, где мы оказались помимо нашей воли, совсем не обжиты людьми. Или же что люди здесь очень давно не показывались. Это было понятно даже мне, хотя окружающий нас лес казался мне чуть ли не книгой за семью печатями. Кисс уже на третий день нашего пребывания в этом лесу сказал мне, что за все дни блужданий он ни разу не видел следов человека. То есть люди здесь, наверное, иногда бывают, но никак не скажешь, что они заглядывают сюда часто. Во всяком случае, создавалось такое впечатление, что лес остался нетронутым с древних времен. Ни старых кострищ, ни ловушек на животных, никаких тропок, кроме звериных… Настоящая глухомань, совсем не обжитая людьми. Конечно, если бы рядом не было Кисса, то, признаю: мне одной отсюда никогда не суметь выбраться.

Первые дни мы с ним по-прежнему то и дело ссорились по каждой мелочи, цеплялись друг к другу по всякому пустяку. Однако постепенно стали смягчать разговоры, перестали затрагивать неприятные темы. Понемногу сглаживались шероховатости в наших неприязненных отношениях. Кисс меньше язвил, да и я лишний раз старалась придерживать язык. Мы были похожи на бывших врагов, волей судьбы вынужденных существовать вместе. Эти самые бывшие враги приглядывались друг к другу, но не переступали определенную черту в своих отношениях. Почему? Чтоб в будущем не иметь друг перед другом никаких обязательств. И потом: если у мужика есть голова на плечах, то связываться с эрбатом он не станет ни за что на свете.

Кроме того, нам была понятна простая истина: чтоб выбраться отсюда, нам надо откинуть прочь все прошлые обиды и постараться понять друг друга. Не знаю, получалось это у нас, или нет, но ругались мы куда меньше, чем прежде.

Густой лес с высокими деревьями, где временами было сложно пройти, не повредив ноги, постепенно стал меняться. Бурелом то и дело перебивался невесть какими болотинами с густым кустарником, которые нам приходилось долго обходить. Вскоре мы заметили, что на нашем пути появляется все больше и больше сырых мест. Про полчища комаров и прочую летающую дрянь, в несметном количестве обитающую в этих сырых местах я уже не говорю — от них просто не было житья. Располагаясь на ночь мы вынуждены были, несмотря ни на что, раскладывать костер, причем жечь приходилось ветки и сырую древесину, чтоб дымом отгонять вездесущих комаров. Обычно костер тлел всю ночь, разгоняя не только до смерти надоевших комаров, но и то и дело попадающихся на нашем пути зверей.

Для меня было с самого начала нашего пути по лесу было весьма любопытно увидеть, как для появления огня Кисс пользуется странным стеклышком, выпуклым с обеих сторон. Я это стеклышко видела у него и раньше, когда обшаривала карманы в тщетной попытке отыскать в них хоть нечто из того, чем можно заплатить за переклад. Тогда оно, это стеклышко, не привлекло моего внимания. Так, обычная ненужная безделушка, которые многие таскают с собой по привычке, или непонятной забывчивости. У Кисса тогда тоже в карманах отыскалось немало непонятных и ненужных вещиц, не представляющих из себя, на мой взгляд, ни малейшей ценности. Как оказалось, я была неправа в отношении того, что многие мужчины таскают в карманах никому не нужный мусор. В солнечные вечера именно при помощи этого стеклышка Кисс зажигал огонь.

А когда небо было затянуто тучами, или солнце уже ушло с небосвода, то он умудрялся высекать огонь при помощи двух совсем небольших темных камешков, размерами не превышающих ногтя большого пальца. В моем родном поселке тоже пользуются камнями для высекания огня, да вот только по размеру они куда больше этих крохотулек, да и не сразу с них, бывает, сумеешь зажечь огонь. А тут поднесешь два камешка друг к другу, чиркнешь один о другой — и готово, вылетает огненная искра! Как позже рассказал мне Кисс, такими стеклышками и камнями пользуются жители дальних пустынь. Правда, если такие выпуклые стеклышки (их Кисс называл линзами) можно купить на многих южных базарах, то вот те небольшие камешки для высекания огня, что имеются у него — это, как оказалось, редкость, и стоят такие камушки весьма дорого. Но зато они безотказны в любое время года и в любую погоду.

Но гораздо хуже комаров было другое. Еще не пришло время грибов, да и ягод на нашем пути отчего-то попадалось совсем немного. Несколько раз мы набредали на земляничники, да еще кое-где на болотистых местах росла морошка. Ягоды — это, конечно, неплохо, хотя на их сбор мы и тратили немало времени, но желудок требовал чего-то посущественней. Если бы не Кисс, то кроме все тех же ягод, да еще кислицы, я б ничего не отыскала. Пару раз на болотинах он умудрялся добывать уток, выкапывал на сырых болотах длинные корни ползучих растений, в лесу умудрился добыть глухаря… Еще несколько раз, когда мы останавливались на ночевку, он уходил, а когда возвращался, то приносил с собой непонятное, хотя в готовом виде довольно вкусное мясо. На мой вопрос — что же это такое? он лишь насмешливо посоветовал мне не интересоваться этим вопросом, а не то, мол, есть не буду. Я благоразумно умолкла, и в дальнейшем снова спрашивать что же такое мы все же едим, не решалась…

Что еще явилось для меня весьма неожиданным, так это то, что Кисс сам, лично, готовил все добытое им на костре, не допуская меня до этого, казалось бы, женского, дела. Отдыхай — отрезал он тоном, не терпящим возражений. Я, дескать, к дорогам и долгой ходьбе человек привычный, а ты нет. Вот и береги силы, восстанавливай их после болезни… Вначале я терялась — как же так? а потом привыкла, тем более, что Кисс управлялся с приготовлением еды не хуже любого повара. И готовил хорошо, хотя каждый раз и подтрунивал беззлобно над собой — за вкус, мол, не ручаюсь, но горячо сделаю… Причем он успевал все: и управиться у костра, и отыскать воду, и нарубить лапника на ночь.

В определенном смысле он, конечно, был прав: я просто валилась с ног от усталости, особенно в первые дни. Засыпала сразу же, стоило мне только прилечь, причем это случалось даже днем, на коротких привалах, когда мы останавливались передохнуть. В таких случаях Киссу приходилось долго расталкивать меня, чтоб идти дальше. На ночевках я уже без разговоров придвигалась поближе к своему спутнику, укладывала голову ему на плечо и моментально засыпала. Через несколько дней я втянулась в нелегкую дорогу по лесу, и перестала так уставать. Стало находиться время и появляться силы для разговоров. Поздними вечерами, сидя у дымного костра, Кисс рассказывал о тех дальних, неведомых мне странах, куда его заносила жизнь, о людях, с которыми его сводила судьба. Рассказчиком он оказался замечательным, причем слушая его веселые, немного ехидные (как же без того!) повествования, я впервые за многие дни смеялась от души. А ночами я привыкла спать, прижавшись к нему. Так было теплее да и спокойнее…

Правда, ни о себе, ни о каких подробностях из своей прошлой жизни в этих повествованиях он не касался. Когда я все же спросила его, откуда он родом, Кисс сделал вид, что ничего не слышал. Больше я его про то не спрашивала, да и он не очень интересовался моей жизнью. Этот вопрос — наше прошлое, мы оба старательно обходили, и вообще старались не вспоминать ничего из того, что с нами было до того момента, пока мы не ступили на палубу маленького корабля в Стольграде… Не скажу, что с тех пор мы с ним стали друзьями, но и прежней неприязни у нас уже не было.

За эти дни Кисс зарос светлой бородой, и получилось так, что его неприятные усы, которые мне настолько не нравились, незаметно растворились среди густой растительности. Удивительно, но когда узкая нитка усов перестала выделяться на его лице, мой спутник стал выглядеть куда более привлекательно, и больше не вызывал у меня такой откровенной неприязни. Не знаю, зачем он вообще себе отпустил эту дурацкую растительность на своем лице? Я на одном из привалов не выдержала, и спросила его об этом. Как и следовало ожидать, в ответ на мои слова из Кисса полезли насмешки:

— Лиа, ну наконец-то ты призналась в том, что именно в моей прекрасной внешности растопило твое суровое сердце!

— Я просто хотела сказать тебе, что без своих нелепых усов ты смотришься куда более симпатичным — пожала я плечами. — И даже красивым. И зачем только ты их отрастил, эти неприятные полоски? Они же тебе совершенно не идут, и более того — очень портят твое лицо. Думаю, ты и сам это знаешь.

— Приятно слышать, что ты все же заметила мою красоту, пусть даже и с заметным опозданием! А не то я уже начал опасаться, что у тебя катастрофически портится вкус.

— Кисс, хватит молоть вздор! Я так и знала, что ты невесть каким образом передернешь мои слова! Да ты и сам не можешь не знать того, что эти так называемые усы очень меняют твое лицо, причем худшую сторону. Без них у тебя совсем иная внешность, куда более мягкая и добрая… И, как выясняется, без этих… усов у тебя куда более привлекательное лицо…

— А вот мне куда больше нравится моя внешность с так нелюбимыми тебе усами!

— Мне же кажется, что ты их отпустил специально, только чтоб изменить свое лицо, причем сделать его как можно более невзрачным и неприятным. Или же ты умышленно меняешь свою внешность, чтоб она стала абсолютно несхожей с кем-то… Узкая полоска усов подходила для этого как нельзя лучше. Что, старые грешки покоя не дают? Иного объяснения тому, что красивый мужчина по непонятной причине портит свое лицо невесть какой растительностью, я не вижу.

— Лиа, не выдумывай невесть какой чуши. Придумываешь себе невесть что. Но все равно ты полила бальзамом мою исстрадавшуюся душу — почти что призналась в любви!

— Кисс! Тебе всегда надо переиначивать мои слова? Я вовсе не то имела в виду!

— Продолжай, о плющ моего сердца!

— Лучше бы я тебе ничего не говорила! И все равно: без своих дурацких усов ты мне нравишься куда больше…

— Учту на будущее…

На того человека мы наткнулись ближе к вечеру шестого дня нашего вынужденного путешествия по лесу. Я вначале даже не поняла, отчего это шедший впереди меня Кисс внезапно остановился. Наверное, я бы даже налетела на него, если бы Кисс не удержал меня своей сильной рукой. И хотя я не видела его лица, но, тем не менее сразу поняла: здесь что-то не так… Опасность. Даже на хищных зверей, до того несколько раз встреченных нами на лесном пути, Кисс реагировал несколько иначе. Более спокойно, и в то же время агрессивно, что-ли… А тут несколько мгновений Кисс стоял, не шевелясь, затем неслышно пошел вперед, жестом приказав мне спрятаться за стоявшее рядом высокое дерево. Я послушно шагнула на указанное место, хотя не поняла, в чем дело. Вроде тихо, ничего подозрительного…Все так же чуть шумели и поскрипывали высокие деревья под ветром… Никаких посторонних звуков, и чужих запахов тоже нет. Вокруг все тот же лес, и тот же покой… В чем дело? А ведь Кисс встревожился не на шутку… Прошла минута, другая… Тишина, и Кисс не возвращается. Может, мне не стоило так безропотно слушаться своего спутника? Вдруг в эту секунду ему помощь нужна, а я тут стою, невесть чего выжидаю… А время, меж тем, все идет и идет…

Хотя я ожидала его возвращения, тем не менее Кисс умудрился появиться передо мной неожиданно и почти беззвучно. Нет, это же надо уметь так тихо ходить!.. Правда, его лицо мне не понравилось. Хотя он и не показывал вида, но когда с человеком проводишь какое-то время, то поневоле начинаешь отмечать про себя малейшие оттенки его настроения. Вот и сейчас было заметно, что Кисс не на шутку встревожен.

— Пошли — бросил он мне.

— В чем дело?

— Сама увидишь…

Несколько шагов вперед — и я замерла от неожиданности. Прямо перед нами, прижавшись обнаженной спиной к шершавому стволу старой сосны и устремив вдаль остекленевший взгляд, неподвижно стоял человек. Мало того, что на нем, кроме коротких истрепанных штанов, не было другой одежды, так еще, вдобавок ко всему, он был бос. Босиком в лесу?! Причем, судя по израненным и сбитым в кровь ногам, долго пробирался по бурелому… Да-а… Вон, колени разбиты, даже два ногтя на пальцах одной ноги сорваны… Не понимаю… Ведь чем-то можно было ноги обмотать, хоть теми же обрывками одежды, чтоб они меньше страдали! Пусть сейчас и лето, но все же вокруг нас дремучий лес, где под ногами колючие ветки, шишки, торчащие корни, обломки древесины, а не мощеные улицы Стольграда. Но еще больше меня удивил неестественно белый цвет его кожи. Вернее сказать, мертвенно — белый… Можно подумать, у него под кожей не кровь, а снег… Не знаю отчего, но смотреть на этого человека было неприятно…

— Он что, умер?

— Да. И похоже, не сегодня. Но и не скажу, что давно…

— Но если так… Когда это случилось? И почему он тогда стоит на ногах, отчего не упал на землю? Что с ним произошло? Откуда он здесь взялся, да еще почти без одежды? Может, здесь поблизости еще есть такие же, как он? И…

— Лиа, слишком много вопросов. Хотя на некоторые, думаю, можно ответить и сейчас…

Кисс подошел к неподвижно стоящему человеку, и дотронулся до него рукой. В ту же самую секунду человек, как подкошенный, рухнул на землю, лицом вниз. От неожиданности я шарахнулась в сторону. Кисс же, наклонившись над упавшим, негромко выругался. Похоже, подтвердились какие-то его неприятные подозрения…

— Кисс, объясни, в чем дело! Я ничего не понимаю!

— Зато я многое понимаю… Ты когда-нибудь слышала такое слово — стъеппойъя?

— Нет. К тому же такое слово с первого раза я и выговорить не сумею…

— Да, о некоторых вещах лучше не знать… Кое в чем я тебе даже завидую, вернее, не тебе лично, а твоему неведению… Стъеппойъя — это одно из тех наказаний, которые так любят колдуны Нерга.

— О, Высокие Небеса!

— Небеса тут ни при чем. То, что ты видишь — дело рук человеческих. Если, конечно, их, этих черных магов, можно назвать людьми… Знаешь, когда колдуны Нерга желают наказать кого-то из людей, то у них для этого имеется немало самых разных способов, часто абсолютно бесчеловечных. Одно из тех жестоких наказаний мы видим сейчас. Стъеппойъя… Человека полностью обездвиживают; но не лишают сознания, и в таком состоянии оставляют стоять неподвижно. Заколдованный таким образом человек все понимает, все чувствует — и боль, и усталость, голод и жажду, но не в состоянии пошевелить даже пальцем. И так неподвижно стоять на одном месте он может долго, днями и неделями, пока не умрет от голода и жажды, причем все так же неподвижно он будет стоять даже после своей смерти. Тело умершего падает на землю только от прикосновения к нему кого-то живого, и неважно, кто это будет — птица, зверь или человек. Падение мертвого тела может вызвать даже ползущий по умершему крупный жук, или случайно севшая бабочка.

— У меня в голове не укладывается…

— В Нерге есть некое развлечение: в праздники на аренах выставляют такие вот обездвиженные тела на аренах, и специально привезенные для этого хищные звери терзают этих людей заживо на глазах как у зрителей, так и у тех бедолаг, кто обречен быть выставленным на эту же арену чуть позже, на замену уже растерзанным…Ужас! Только представь себе состояние, страх и боль человека, которого заживо едят звери, а он ничего не может сделать!.. Я много раз пытался представить себе, что должны чувствовать те обездвиженные бедняги, которые видят, как звери терзают их товарищей по несчастью, и при всем том они знают, что через короткое время такая — же судьба ждет и их… Поверь: лучше погибнуть до того, и неважно, каким образом ты это сделаешь! Обычно теми несчастными, кого подвергают стъеппойъе, бывают или осужденные, или же те, кого их хозяева приговорили к мучительной смерти за некие прегрешения. Если даже растерзанный, потерявший часть своей плоти и внутренностей, залитый кровью человек все еще стоит на ногах — значит, несмотря ни на что, он все еще жив, над ним можно издеваться дальше, а как только падает — все, умер, не сомневайся. Можно смело ставить рядом другого несчастного… Так и этот человек, будучи уже мертвым, стоял до тех пор, пока я к нему не прикоснулся…

— Значит, это было совсем недавно?

— Не исключено.

— А почему он такой…

— Неестественно — белый? Сама могла бы догадаться. Посмотри, он же почти без одежды. Внимательней всмотрись в его кожу. Видишь?

— Ой…

— Да. Думаю, мы не ошибаемся. Этот парень был жив до того времени, пока из него комары не выпили всю кровь, всю, до последней капли. С той поры он так и стоял здесь.

— Отдать живого человека на съедение комарам… У меня в голове такое не укладывается!.. Погоди… Откуда здесь, в этой глуши, могут взяться колдуны Нерга?

— Хороший вопрос. Кто бы мне на него ответил… Может быть и такое, что здесь находятся не сами колдуны, а кто-то из тех, кто владеет этой темной наукой.

— Но это же опасно и просто неразумно — оставлять в лесу человека, убитого таким образом. А если на него наткнутся случайно забредшие сюда люди?

— Ну, кроме нас с тобой здесь людей не видно. Во всяком случае, пока… Да и не каждый из увидевших этого парня поймет, в чем тут дело… Кроме того, рано или поздно, но на умершего набрел бы зверь, или задела случайная птица. Одно прикосновение живого — и давно погибший человек падает на землю, а мертвое тело в лесу долго не пролежит… Если даже случится такое, что на его кости наткнутся другие люди, то решат, что это один из тех несчастных, что гибнут в лесу по собственной неосторожности или по трагической случайности.

— И все же это очень опрометчиво с их стороны. Мало ли кто может забрести в эти забытые места…

— Согласен. И подобная беспечность того, кто это сделал, мне очень не нравится. Слишком попахивает презрительным высокомерием колдунов Нерга… Очевидно одно: мы с тобой забрели в опасное место.

— Согласна… Бедный парень! За что его так страшно наказали?

— А ты не поняла? — нехорошо усмехнулся Кисс, и перевернул погибшего лицом вверх. — Посмотри на него повнимательней. Узнаешь? Вижу, что нет… Лиа, это никуда не годится — в твои годы иметь такую плохую зрительную память! А ну, вспоминай!

Почему это у меня плохая память? Да я любой рисунок запоминаю с первого взгляда, а сложные узоры, или там необычные плетения в память просто врезаются! Могу вспомнить любую вышивку пятнадцатилетней давности, и при том неважно, сама я над ней работала, или видела у кого! А вот лица людей — с этим, и верно, дела у меня обстоят много хуже… Обычно мне нужно несколько раз встретить человека, чтоб запомнить его лицо. А чего там вспоминать? Все люди похожи друг на друга… И этого парня я не знаю. Кажется… Обычное молодое лицо, спокойное и застывшее, очень темные волосы… Хм, волосы… Очень темные волосы…

— Это же он забрал нас на свой корабль! Ну там, в Стольграде!

— Совершенно верно. Именно этот парень выдернул нас с этапа. Помнится, он еще не хотел отдавать какие-то бумаги лейтенанту, отвечающему за доставку и погрузку заключенных. Они из-за этого чуть не поссорились… Интересно: за что его так наказали?

— Кисс, меня уже давно мучает один вопрос. На том корабле, откуда мы сбежали, был герцог Стиньеде…

— Ну, не только он один. Помнишь, на погрузке заключенных был спор между этим погибшим парнем, и лейтенантом, отвечающим за этап… Так вот, течь шла о каком-то списке из восьми человек…

— Мы тоже входили в это число…

— Правильно. Мы с тобой тоже имеем отношение к… Ну, в общем, к тому, что едва не произошло среди великих мира сего. Заговор там у них намечался, или же нечто похожее на то… Спорить готов на что угодно, что эти восемь, нет, без нас шесть человек из того самого списка имеют то или иное отношение ко всей этой запутанной истории с попыткой подмены настоящего принца Харнлонгра на самозванца. А кто-то, в свою очередь, сумел освободить арестованных из застенка, и вывезти их на том корабле, где находились и мы… Дерзко, ничего не скажешь! Риск, конечно, был немалый… Но у них получилось.

— У кого это? Ты сказал "у них получилось…".

— Понятно, что оставшиеся в столице заговорщики сейчас лихорадочно прячут концы в воду. Видно, Вояр выкорчевал не все корни. Что-то он пропустил или недосмотрел… Надо же! Не ожидал, что Вояра сумеют обвести вокруг пальца… Такие матерые волки, как он, ошибок обычно не допускают. Впрочем, никто из нас не совершенен. Может, вовремя нужные сведения до него не успели дойти, или он попросту что-то проглядел… В общем, для нас с тобой это уже не имеет никакого значения.

— Кисс, ты знаешь Вояра?

— Да кто же его не знает?

— Ты как думаешь: он не приложил руку к этой истории? Я имею в виду освобождение герцога Стиньеде и прочих…

— Однозначно — нет! — Кисс говорил твердо и обдуманно. Видно, уже не раз прокручивал эту мысль в голове. Как, впрочем, и я… — Даже если учесть, что ему вдруг пришла в голову очень сложная многоходовая комбинация, на которые он великий мастак… Все равно — нет. Из его рук ушла слишком крупная рыба, которую в будущем надо долго и с великим трудом вылавливать снова, и нет никакой гарантии, что это получится. К тому же там слишком высокие ставки и слишком большой риск… Так что выкинь эту мысль из головы. Скорее всего, Вояр, говоря проще, попросту где-то лопухнулся или что-то проглядел… Конечно, мужик он на редкость умный, и голова у него работает на зависть очень и очень многим, но все же при всем том он обычный человек, и может ошибаться, как и любой из нас. Или же в его ведомстве произошла утечка… Кстати, это вероятнее всего. Ох, не хотел бы я оказаться рядом с Вояром, когда он узнает, что восемь арестованных пропали невесть куда! Да еще из числа тех, кого подозревают в заговоре!..

— Кисс, откуда ты настолько хорошо знаешь Вояра, что можешь предугадывать его поступки? Знаю, наше прошлое мы не вспоминаем, но все же… Так говорить о главе тайной стражи может только человек, который его очень хорошо знает… Разве я неправа?

Если честно, то я не рассчитывала, что Кисс мне ответит. За эти дни, что мы шли по лесу, я поняла, что он может говорить о многом, но при этом не касаться главного, умеет ловко уводить разговор в сторону… Но за все время он так ничего и не поведал о себе. Даже если вспомнить его многочисленные рассказы о странах, где он побывал, все равно неясно, когда это было и что же он там делал… Молчание затягивалось, но все же я дождалась ответа:

— Очень хорошо Вояра никто не знает. Это он умеет очень неплохо просчитывать людей и их поступки… Что касается меня… Я когда-то служил под его началом…

— Где? В тайной страже?!

— А почему тебя это удивляет?

— Ты — и тайная стража! Не может быть! Погоди… Тогда как ты оказался во главе каравана рабов? По заданию Вояра?

— Подруга, не выдумывай ерунды! Нечего рисовать в своем воображении невесть что, тем более, что к реальной жизни это не имеет ни малейшего отношения! Любите вы, девки, романтические истории с благородным героем, который отважно борется со злом среди отпетых негодяев!.. А у меня все было просто и приземлено. Из тайной стражи… В общем, сам я ушел оттуда, или меня с позором выгнали — сейчас это не имеет никакого значения. Так получилось, что моя служба в тайной страже осталась в прошлом, и показываться в вашей стране мне не стоило ни в коем случае… Все! На эту тему разговоры закончены.

Невероятно! Так вот почему стражники в застенке обращались к Киссу с некоторым уважением! То-то они послушались его, когда он остановил их после того, как я свернула шею принцу Паукейну… Да и с Кеиром, помощником Вояра, они, помнится, обменялись довольно дружескими словами… Кое-что становится понятным… Хотя не все. Интересно, что же такое произошло с Киссом, раз он о том не хочет даже вспоминать?

— Я все думаю, — продолжал тем временем Кисс, — за что же они обошлись так жестоко с этим парнем? Неужели за наш побег? Да нет, вряд ли только за это. Тут должна быть еще причина… Обычно верными союзниками так не раскидываются…

— Постой… Раз этот человек здесь, значит…

— Значит, нам надо как можно быстрее уносить отсюда ноги! Еще не хватало того, чтоб нас обнаружили! Если окажется, что мы случайно забрались в те места, куда нас везли на том паршивом судне… Этого нам еще только не хватало! Все, пошли отсюда!

— Погоди! А как же этот человек? Мы что, так и оставим его лежать здесь? Может, хоть в мох закопаем, а то не по-людски оставлять его лежать здесь, на съеденье зверью…

— Не вздумай! А вдруг кто из тех, кто его приговорил, вздумает придти на это место? Мало ли что им в голову взбредет, тем, кто поставил здесь умирать этого парня! В том, что умерший упал, не ничего удивительного. Может, белка хвостом задела… А если он будет в мох закопан… Вот тогда жди погони. Мы с тобой и без того натопали здесь, как слоны в джунглях. Хороший следопыт найдет нас в два счета…

В ту ночь мы не разжигали огонь. От того места, где нашли погибшего человека, мы шли долго, чуть ли не до полуночи, стремясь пройти как можно дальше. Остановились только когда в лесу стало совсем темно. Мы вдвоем наломали огромную гору лапника, и умудрились забраться на ночевку внутрь этой колючей горы. Правда, спать, когда на тебя навалена великая куча колючих веток, несколько неудобно, хотя проклятые комары умудрялись доставать нас и там, но в куда меньшем количестве. Ночь прошла спокойно, и утром, при свете яркого солнца мне показалось, что мы ушли от опасности. Не уверена, спал ли Кисс ночью. Судя по усталым глазам, глаз он не смыкал. С утра пораньше парень был насторожен по-прежнему, но постепенно и он немного отошел после вчерашнего, тем более, что внешне опасности не было никакой.

И день был дивный, прямо как на заказ. Вдобавок густой лес постепенно сменился прекрасным сосновым бором, наполненным светом, с прозрачным воздухом, пахнущим хвоей, и то и дело мелькающими в зелени деревьев на редкость шумными белками. Только вот они, эти белки, они были на редкость недружелюбны. Несколько раз эти пушистые разбойницы бросали в нас шишки. И чем это мы вам так не глянулись? Мне, во всяком случае, эти маленькие вредные создания очень нравились.

Идти здесь, по чистой земле — одно удовольствие! Ни малейшего ветерка, тепло, но той удушающей жары, что была еще недавно, уже нет… Как хорошо! При таком ярком солнце на чистом безоблачном небе все вчерашние опасения отошли на задний план, и настроение было такое, что хоть пой. А вчерашняя встреча… Так это было вчера, а сегодня совсем другой день! Все казалось веселым и счастливым, хотелось смеяться в полный голос, не думать ни о чем плохом и просто радоваться жизни. Свое приподнятое настроение я сумела передать даже настороженному Киссу, который с утра был мрачнее тучи. Кажется, даже у него отлегло с души, он то и дело улыбался, и совсем не язвил. Сейчас он куда больше напоминал обычного поселкового парня, который просто радуется солнечному дню.

К полудню мы подошли к краю громадного оврага. Впрочем, это, скорее, был не овраг, а огромная лощина, лежащая внизу, будто на дне невероятно большой чаши, край которой терялся где-то вдалеке. Удивительное место: казалось, будто невероятный великан одним ударом вмял часть земли вниз. Как же здесь высоко! Отвесные, как скалы, крутые стены оврага, состоящие, казалось, из гладкого камня, лишь кое — где поросшие редким кустарником, еще больше подчеркивали сходство с огромной чашей… Казалось, встань на краю этой чаши, над обрывом, раскинь руки — и можешь взлететь…

Все, привал… Мы присели отдохнуть. Вернее, присела я, а Кисс, блаженно вытянувшись, лег на землю, сплошь покрытую голубыми мхами. Я же, сидя на краю оврага возле корней могучей старой сосны, смотрела на потрясающую красоту, созданную Великими Небесами. С высоты, залитое ярким летним солнцем, передо мной лежало бескрайнее зеленое море из ели и сосны, пока еще не тронутое грубой человеческой рукой. Хвоей и разогретой смолой здесь пахло особенно сильно и приятно. Наверное, теплый ветерок снизу приносит… Казалось, нырни туда, в эту первозданную зеленую чистоту, и уже никто и никогда не сумеет тебя отыскать… Может, Кисс пойдет туда? А почему бы и нет…

— Кисс, ты только посмотри, какая красота! И как высоко!..

— Есть такое дело… Только ты бы лучше отошла от края. Мало ли что…

— Перестань, Кисс! Как здесь потрясающе красиво… Дух захватывает от этого зрелища! Я просто не могу глаз оторвать от того, что находится перед моими глазами! Неужто тебе все равно? Наверное, это одно из самых красивых на земле… Знаешь, мне сейчас пришло в голову: нам следовало проделать весь этот путь уже только затем, чтоб увидеть такое!.. Да ты только посмотри!.. Ну, встань же, оторвись от земли!

Кисс, лежа на голубом мху и покусывая травинку, лишь покосился в мою сторону. Мой восторг его, кажется, лишь забавлял.

— Да, красиво, не спорю. Только мне в своей жизни посчастливилось наблюдать и иные, не менее необычные красоты. Потрясающих мест на земле не так уж и мало. Ты их просто не видела, и не представляешь себе ни многообразия мира, ни его чудес… Я же человек более практичный, и, глядя на эту долину, кажется, определился, где мы находимся. Это место, куда ты смотришь с таким восхищением, называется Серый Дол.

— Почему серый? Здесь же все вокруг зеленое…

— Не знаю. У любого названия есть под собой какое-то основание…

— Да оставим его в покое, это название! Ты сказал, что определился с местом, где мы находимся… Откуда?

— Я тебе уже не раз говорил — у меня за плечами долгая жизнь бродяги. Кроме того, должен тебе напомнить: чтоб провести караван рабов, надо иметь представление о местности, через которую идешь… Да ладно, не морщись при воспоминании о том караване! Дело прошлое. Так вот, в здешних местах я никогда не был, но карты многих мест вашей страны изучал не раз, а зрительная память, в отличие от тебя, у меня неплохая. В целом я представляю себе вашу страну, и по этому огромному оврагу вполне могу сделать привязку на местности… Если коротко: места тут глухие, почти не обжитые. Ну, это мы с тобой уже наблюдали наяву. Должен сказать, что нас увезли довольно далеко от столицы. Я несколько раз прикидывал про себя, на какое расстояние мог уйти корабль, на котором нас держали… Получается, я довольно значительно ошибся в своих первоначальных расчетах. Тот сильный ветер, что поднялся в день отправки этапа, судя по всему, значительно увеличил скорость судна. А может, и без магии, водной или воздушной, ускоряющей ход корабля, здесь не обошлось. Впрочем, тут и гадать нечего — явно не обошлось. Иначе бы нам за сутки от Стольграда так далеко ни за что не оказаться…

— Мы настолько далеко от столицы?

— Да, далековато… Смотри сама: Стольград стоит на широкой, полноводной реке Шерла. Ну, ее, думаю, ты представляешь… Много выше по течению в нее впадает река Сарана, которая, в свою очередь, образуется из двух притоков — рек Студеной и Серовки. Вот между этими двумя реками, но ближе к Серовке, и находится Серый Дол, на который ты в данный момент и смотришь в таком восторге.

— Хорошая у тебя память…

— Да, на память я не жалуюсь… Но вот что меня злит: эти места на картах у меня в памяти особо не отложились, да и при их нанесении на карты были допущены довольно грубые ошибки. Об этом картографы делали соответствующие приписки. И потом, я эту глушь особо и не запоминал… Как выяснилось, напрасно… Вот сейчас и прикидываю, куда нам отсюда лучше пойти, чтоб выйти к обжитым местам… Да отойди ты от края, я сказал! Навернуться отсюда вниз ничего не стоит! Особенно тебе. А мне потом доставай оттуда твои несчастные кости…

— А туда, вниз, мы спускаться будем?

— Нет.

— Жаль… Там красиво…

— Когда смотришь верху — действительно красиво. А под деревьями тот же лес, что и здесь. Там нам делать нечего. Да и Серый Дол тянется довольно далеко, причем там все те же почти необжитые места. Если я правильно сориентировался, нам с тобой отсюда надо идти немного правее…

— Кисс, а что там за тропа? Неподалеку от нас… Вон там, видишь, просвет между деревьями… По ней что, звери ходят? Там будто вытоптано…

— Где? — приподнялся на локтях Кисс, а в следующую секунду его ленивой расслабленности как не бывало. Махнув мне рукой — сиди, мол, пока, он вскочил, и своим неслышным шагом пошел к указанному месту. Не прошло и минуты, как он вернулся назад.

— Пошли отсюда. Немедленно! — он схватил меня за руку и чуть ли не бегом направился прочь от обрыва.

— Что случилось? — уже на ходу спросил я его.

— Я — полный идиот, вот что случилось! Не заметить того, что находится буквально под своим носом!.. Нет, я точно сдурел! Лиа, да ступай ты потише! Шума от тебя — на весь лес!

— Что такое ты там увидел?

— Здесь может быть опасно — вот что я там рассмотрел. Мы с тобой умудрились остановиться совсем близко от того места, где в лощину спускаются олени и лоси. Как оказалось, рядом с местом нашего привала имеется удобный спуск вниз. Впрочем, здесь ходят не только животные. Я видел след человека. Было бы удивительно, если б неподалеку от такого места никогда не показывались люди. Пусть даже это настоящая глухомань. Хорошая охота здесь должна быть круглый год — живности в этих местах навалом, а некоторым охотникам плевать на то, когда можно бить животных, а когда нет… С одной стороны люди — это хорошо, мы же сами к человеческому жилью шли несколько дней. Да вот только мне на ум то и дело приходит вчерашний парень… Пока у меня не будет твердой уверенности в том, что перед нами не враги, я здешним к людям и близко не подойду…

Надо же… А ведь, казалось бы, что может быть опасного в этом залитом ярким солнцем сосновом бору, с восхитительными серо — голубыми мхами под ногами и веселым пением птиц в вышине? Но раз Кисс так считает…

Мы прошли совсем немного вниз по склону, когда во мне вновь проснулся все тот же голос, о котором я не вспоминала все эти дни. И в тот миг мне стало ясно, что сейчас должно произойти… Мы как раз проходили мимо высокого густого кустарника, неведомым образом выросшего в этом сосновом лесу… Нет! С быстротой молнии я толкнула Кисса в сторону, и мы с ним покатились чуть ли не кувырком по крутому склону. А в то место, где Кисс находился миг назад, мерзко дзинькнув, воткнулась стрела. Краем глаза я заметила, как из кустарника выскочили два человека, и оба с луками в руках… Люди, как того и опасался Кисс…

Но нам, безоружным, некогда было рассматривать, кто именно стрелял в нас. Вскочив на ноги, мы изо всех сил кинулись прочь, причем бежали не по-прямой, а как бы зигзагами, кидаясь из стороны в сторону. Так преследователям целиться сложнее… Ох, так и подосадуешь на то, отчего здесь такой чистый лес — лишь высокие сосны и мхи под ногами, да еще залитые ярким солнечным светом… В любое другое время я бы порадовалась такой красоте, но только не сейчас! Нас здесь заметно издалека, мы для преследователей — как на ладони… Поневоле вспомнишь добрым словом тот бурелом, где мы бродили еще не так давно! Укрыться там можно было в два счета! Хотя это еще как сказать: по бурелому мы бы так шустро не побегали, живо бы все ноги переломали…

Стрелки от нас не отставали. Пусть они больше не пускали стрел в нашу сторону, но, стоило оглянуться, как мы неизменно видели мелькающие между деревьев фигуры преследующих нас людей. Впрочем, нашим преследователям тоже не спрятаться… В другое время можно было бы остановиться, попытаться поговорить с ними, но, похоже, без оружия в руках с этими стрелками в переговоры лучше не вступать. Судя по тому, с какой настойчивостью нас преследуют эти люди, встреча с ними для нас двоих ничем хорошим закончится не может. Простые охотники в лесу так себя не ведут. Не знаю, кто они такие, эти наши преследователи, но для нас лучше будет уйти от них как можно быстрее и как можно дальше! Не зря же они стрелу в Кисса кинули! Еще плохо то, что эти люди знают местность, а вот мы даже представления не имеем, куда нам надо бежать!

— Лиа, не отставай! — на ходу бросил мне Кисс. — Мы бежали с ним рядом, причем он по-прежнему чуть ли не тащил меня за руку. — Постарайся еще немного продержаться! Еще чуть-чуть… Мы сумеем от них оторваться! Смотри: там, чуть ниже, начинают появляться березы, а дальше пойдут и ели вперемежку с осинником… Там нас отыскать будет куда сложнее…

Снова сосны, начинающийся мелкий кустарник… Оглянувшись, никого не заметила за нами… Неужели они отстали, или просто решили прекратить преследование? Хорошо, если так, да вот только мне отчего-то в это плохо верится! Не для того они за нами бежали… Еще немного поднажать… Снова глянулась — преследователей не видно. Уже неплохо… Может, там, дальше, будет полегче спрятаться в случае чего… И в этот миг опять дал знать о себе все тот же живущий во мне человек…

— Кисс, стой! — закричала я, падая на землю, и при этом дернула его к себе за удерживающую меня руку, причем рванула ее, эту руку, по направлению к себе изо всех сил. Естественно, от этого неожиданного рывка Кисс потерял равновесие, споткнулся, сделал шаг назад, в мою сторону, и в тот же момент земля ушла из-под наших ног. Раздался треск, и мы с ним провалились в какую-то глубокую яму. Из нас двоих мне досталось меньше — я упала на Кисса, который рухнул на дно этой самой ямы. Н-да, тут можно сказать одно: повезло мне, и не повезло бедному парню…

Несколько долгих секунд я неподвижно лежала, со страхом прислушиваясь к своим ощущениям… Но, спасибо всем Светлым богам, кажется, у меня все в порядке, ничего не сломано. Так, теперь можно и осмотреться, определиться в том, куда же мы попали… Понятно что яма, причем, следует отметить, довольно широкая и глубокая. Выше моего роста, а посередине и у двух противоположных сторон ямы вкопано в землю несколько длинных, заостренных сверху кольев, испачканных чем-то темным, похожим на засохшую кровь… Мы упали как раз рядом с одной из этих страшных жердин. Да-а, не рвани я к себе Кисса, еще шаг вперед — и висеть бы ему на одном из этих кольев…

— Кисс, ты живой? — затрясла я парня.

— Кажется, да… — открыл он глаза. — О, великий Ниомор, голова… Похоже, ударился, когда падал… Все еще цветные круги перед глазами… Ты как?

— Со мной все в порядке. А куда это мы провалились?

— То есть как это — куда? Это обычная ловчая яма… Выкапывается в том месте, где часто ходят звери, и укрывается сверху ветками и травой…

— Обычная? Как бы не так! — я с трудом встала, потрогала острые колья. Да, я не ошиблась — на нем точно потеки засохшей крови… — А эти заостренные жерди? До сей поры я не слыхала, чтоб на дно ловчих ям вкапывали колья! В моем поселке ни один охотник на подобное не пойдет! Дикость какая! Подумай сам, что будет, если в такую яму человек свалится? Ведь если где и ставятся ловчие ямы, то, по правилам, рядом с тем местом по обе стороны такой ловушки привязываются красные или желтые лоскутки… Для безопасности людей. Это даже я знаю! И вот чего я никогда не слыхивала, так того, что в ловчих ямах колья вкапывали! В моем поселке за такую ловчую яму виновника наказали бы прилюдно, причем так, чтоб и другим на будущее неповадно было…

— Знаю…

— Попадись мне тот, кто эти колья вкопал, мало ему не покажется!.. И с чего это они такое непотребство придумали?

— Почему это ты вдруг решила, что подобное придумали местные охотники? Такие ловчие ямы делают в большинстве южных стран, и в тамошних местах никто не считает этот способ ловли неправильным. Другие обычаи, другие правила охоты… Похоже, что эту яму сооружал некто из жителей тех жарких мест, или по его указке. Ох, нога…

— Что такое?

— Не знаю… Надеюсь, что не перелом…

У меня упало сердце. С переломами у меня были связаны одни из самых неприятных воспоминаний в жизни, о которых хочется забыть… Но дело не в воспоминаниях. Сломанная нога — сейчас, в нашем нынешнем положении, это почти катастрофа…

— Погоди, посмотрю твою ногу…

Без разговоров, не слушая протестов, обнажила его ногу и пробежалась по ней пальцами… Пресветлые Небеса, не знаю как вас и благодарить! Фу — у, ну, это поправимо…

— Кисс, у тебя вывих. Правда, вывих серьезный… Но это не страшно, я с таким уже сталкивалась… Придется тебе немного потерпеть… Готов?

От моего короткого рывка Кисс лишь скрипнул зубами, а потом чуть облегченно перевел дыхание.

— Ну, как сейчас?

— Не знаю… Вроде, полегче…

— Пошевели пальцами… Ага, вот так… Ногу согни… Теперь снова распрями… Ничего, до свадьбы заживет. Перебинтовать бы тебе сейчас ногу потуже, да нечем… И хорошо бы на больное место приложить тесто, сделанное из муки и уксуса… Оно боль снимает. Только вот где его здесь взять!..

— Ну, это уже наши заботы — раздался сверху мужской голос. — Мы и перебинтуем, и перетянем, где надо…

— А заодно и уксусом потрем, если сочтем нужным… — добавил второй голос, помоложе.

Над краем ямы склонились двое — те, что преследовали нас в лесу. Сейчас я рассмотрела их получше. Один молодой, лет двадцати, с веселыми глазами, а второй был старше его чуть ли не вдвое. Физиономии у обоих были донельзя довольные. Как же, дичь попалась в ловушку! Молодой продолжал:

— Ну что, попались? Шустры вы бегать, однако! Вот и добегались… Ничего, у нас в гостях отдохнете! Мы гостям завсегда рады, особливо если учесть, что дальше они никуда не уйдут. И ведь надо же: живехонькие, и почти здоровехонькие! Повезло вам! Хотя это еще как сказать… Вы кто такие?

— А вы? — подал голос Кисс. — Нам тоже интересно, кто вы, откуда и отчего это вздумали игру в догонялки по лесу устраивать…

— Отвечай, когда тебя спрашивают! А не то стрелу пущу…

— Мы заблудились…

— Заблудились они! — заржал молодой, да и тот, что постарше, усмехнулся в бороду. — Ну вот и мы оттого стреляли, что добрые люди здесь обычно не ходят… Одни заблудшие…

— Помогите нам выбраться отсюда — вмешалась в разговор я.

— А зачем?

— То есть как это зачем? Парни, хватит валять дурака! Вам, может, и весело, а нам ничуть не смешно! Мало того, что мы в этой яме чуть шеи себе не посворачивали и на колья не налетели, так вы еще и издеваетесь!

— Я ж те сказал, — обернулся молодой к своему соседу, — сказал, что они в яму попадутся! А ты сомневался! Спор есть спор, с тебя три серебряные монеты… Слышь, девка, тебя, может, и вытащим! Если, конечно, хорошо попросишь…

— А в рыло?.. — поинтересовался Кисс.

— Ох, а зверюшка в ловушке еще пытается хвост распушить — довольно продолжал молодой. — Да на кой вы нам оба нужны? Девка еще туда — сюда сгодится, а ты, белобрысый, нам и даром не нужен…

— Парни, хватит молоть вздор — не дала я ответить Киссу. — А ты, вместо того, чтоб насмехаться, лучше б помог нам выбраться отсюда.

— Вылезай сама, коли охота…

— Значит, так — вступил в разговор второй преследователь. — Сейчас я скину в яму веревку и ты, девка, крепко свяжешь своему мужику руки и ноги. А мы проследим, чтоб ты при том слабину не дала. Все поняла?

— Зачем?

— Затем что я так сказал.

— Нет, я понимаю: вы нас не знаете, и опасаетесь незнакомых людей, не знаете, чего от них можно ожидать… Но мы же на вас не нападали, а как раз наоборот — пытались уйти от вас… Стреляли — то в нас как раз вы. Так для чего здесь нужна веревка?

— Уж больно вы ребята шустрые…

— При чем тут это… Вы же сейчас слышали, о чем я и мой товарищ в этой яме говорили между собой, во всяком случае, должны были услышать последние слова… Так что о том, что у парня вывихнута нога — о том должны знать. Он сейчас все одно бежать не сможет, так что веревка не нужна. Мы и так пойдем с вами куда скажете, только помогите выбраться из этой ямы с кольями…

Надо постараться, каким-то образом заболтать этих охотников, отвлечь их внимание, притупить бдительность… Надеюсь, они не считают двух уставших, невесть откуда взявшихся людей серьезными противниками. Я прикидывала про себя: пока мы находимся в этой яме — у нас против них шансов нет, а вот на земле… Двое нас против этой пары, пусть даже у них в руках оружие — силы примерно равны. Если же у Кисса руки будут связаны — вот тогда не повоюешь…

— Что, не нравится в яме сидеть?

— А что, разве это кому-то может понравится? Послушайте, парни, — продолжала я, — послушайте, мы же вам ничего плохого не сделали. Только хотели убежать, так в том вы сами виноваты. Не мы же в вас первые стрелу кинули! Интересно, как бы вы себя повели, окажись на нашем месте? Встретиться в незнакомом месте с теми, кто в тебя стрелу мечет, а потом еще и преследует… Понятно, что мы испугались! Думаю, окажись вы на нашем месте, тоже вряд ли бы стояли пнями, подняв руки кверху!.. Наверное, как и мы, постарались бы спрятаться, или убраться с чужих глаз куда подальше… Да и оружия у нас нет, сами видите… Так что не стоит никого вязать. Неужели вам самим не ясно, что сейчас, когда отхлынул первый страх, мы рады, что встретили вас! Наконец-то до людей добрели! Мы и так еле ноги таскаем от бесконечных блужданий по лесу…

— Так, значит, вязать его ты не собираешься, — подвел итог моим словам мужчина постарше. — Ладно. Можно и без веревки обойтись. Тогда вот что, — обратился он к молодому парню, — ты вот что сделай: одну стрелу засади ему в плечо, а другую в ногу… Чтоб по дороге не сбежал, продырявленный! Ничего, захочет жить, поскачет за нами и на одной ноге, а коли нет… Ну, на нет и суда нет!.. Да гляди, хоть сейчас не промажь, как давеча!

Молодой парень ухмыльнулся, вскинул лук, и на его донельзя довольной роже расплылась улыбка.

— И то верно: надо, так и на одной доскачет… Не, бегом добежит! Ну что, шустрик, выбирай, в какую руку желаешь стрелу получить? Я сегодня добрый, так что пользуйся моей добротой, зверюшка!

— Вы что, с ума посходили? — закричала я. — Да как же так можно?..

— А ты, дура, заткнись! — благожелательно посоветовал мне парень, по-прежнему целясь в Кисса. — Орать будешь под ближайшим кустиком, когда я тебя из ямы вытащу. Вот тогда вопи хоть того громче, ничего против иметь не буду! Мне даже нравится, когда девки орут. Эй, белобрысый, че молчишь? Так как, определился, в какое место тебе стрелу засадить?

— Когда я выберусь отсюда, — спокойный голос Кисса заставил меня вздрогнуть, — тогда я тебе эти слова вобью прямо в глотку. Вместе с зубами.

— Ух ты, какие мы страшные! Бить меня он собрался! Страшно-то как, аж до коликов в пузе! Значит, так и определимся: подстрелить требуется правую руку и хромую ногу. Правильно? Или ты левша? Тогда левое плечико вперед выстави… Не, вроде правую руку тебе вырубить надо… Эй, ты, в яме, готов к моему подарку? Хочешь, покажу тебе, как я точно в цель попадаю? Ткни пальцем, куда тебе стрелу воткнуть… Порадуешься за меня, за то, как я хорошо стрелять умею, может, потом и сам метко стрелять поучишься… Да не сомневайся: даже подстреленный в двух местах ты сумеешь добраться до нужного места раньше нас. Как бы еще не обогнал! Тем более, что мы с твоей девкой по дороге то и дело останавливаться будем, все здешние места ей обскажем, а заодно и покажем что и как…

Вот скот! Молодой, да из ранних… Он что, собирается гонять нас по яме, как мышей в ловушке? Развлечение себе нашел, придурок… Как же не покуражиться над пойманными людьми, не показать свою, пусть и минутную, власть! Не выношу таких наглецов! Сама их прибить готова… В душе опять стало подниматься нечто, не имеющее названия, причем это заполняло меня до предела… Остается надеяться лишь на то, что все, сказанное парнем — это просто глупая бравада, и он не спустит стрелу…

— Че, страшно? — продолжал куражиться парень. — А и верно: меня бояться надо…

— Долго еще языком впустую молоть будешь? — недовольно проворчал второй. — Даже мне слушать надоело…

— А и то верно. Делу — время… — и парень спустил тетиву.

Не знаю, как сказать правильно, но в тот самый миг время для меня будто остановилось. Наверное, всему виной та злость, которую вызвал у меня тот молодой парень, а может здесь было и что другое… Время будто замедлило свой ход, а мои движения приобрели невероятную быстроту. Я увидела, как стрела медленно поплыла по воздуху навстречу Киссу, причем двигалась она настолько неторопливо, что мне не составило никакого труда сбить ее в воздухе ребром ладони по древку… Краем глаза заметила, как разломанная стрела воткнулась в землю где-то в стороне…

Несколько секунд стояла тишина, потом парень наверху удивленно хмыкнул.

— Во дает! Ну надо же, как девка жить хочет! Или боится, что я ее белобрысому чего не то отстрелю? Ну, второй раз у тебя, девка, такое не получится! Или сумеешь повторить?

Когда в сторону отлетела и вторая выпущенная стрела, мужик постарше пытался остановить разошедшегося парня.

— Погоди! Хватит переводить стрелы, в расход не по делу пускать! Не простая это девка! Не может обычный человек этак-то…

Но парень попустил все его слова мимо ушей. На него напало нечто, похожее на азарт. Третью стрелу я тоже отбила, но чувствовала, что долго не продержусь — сорвусь… Неизвестно, чем бы кончилось дело, если б я не задела ногой торчащий из земли обрывок корня, и не упала на землю. И тут мне на глаза попался камень. Округлый, тяжелый, как раз умещающийся в руку… Он лежал у основания одного из кольев. Видно, когда их вкапывали в землю, то для большей надежности их укрепляли камнями…

Раздумывать было некогда, тем более что камень так удобно лег мне в руку… Я как наяву представила себе полет этого камня, и то, как он врезается в лоб наглого парня… Вставать было некогда, и, не целясь, я швырнула этот камень в наглого стрелка, причем сделала это лежа на земле, без особого размаха. Но все произошло именно так, как я того и хотела: камень с непонятной мне самой силой вылетел из моей руки и с неприятным стуком врезался прямо в лоб вошедшего в веселый раж парня. При этом выпущенная им четвертая стрела ушла в сторону… А сам стрелок, выронив лук и схватившись за голову, упал на землю, скрывшись с наших глаз.

Его товарищ оказался умнее. Увидев, что произошло с парнем, он в тот же миг скрылся с наших глаз, а спустя еще несколько мгновений мы услышали звук охотничьего рога. Зовет подмогу… Что ж, этого и следовало ожидать. Надо срочно выбираться отсюда!.. Как бы отвечая нашим мыслям, сверху донесся голос второго мужика, который из предосторожности не показывался нам на глаза.

— Эй, вы, там, в яме которые! Предупреждаю: подстрелю любого, кто будет вылезать! Хоть в одного из вас двоих, да попаду! Так что для вас будет лучше сидеть там тихо и не высовываться!

— Кисс, что делать будем? Попытаемся выбраться?

— Увы, — зло сощурил тот свои светлые глаза. — Тут мы почти ничего не можем сделать. Правда, если я все же выберусь отсюда и сумею добраться до этого стрелка…

— До того он успеет утыкать тебя стрелами. Да и я одна по лесу не ходок…

— Попытаться стоит. Все одно я сейчас быстро идти не смогу. Может, хоть ты скроешься… Надо же мне было подвернуть ногу!..

— Радуйся уже тому, что не сломал… Без тебя я все одно никуда не пойду. Да и не для того мы столько брели по лесу, чтоб сейчас бросать друг друга.

— Кстати, Лиа, ты меня снова удивила Даже я не ожидал от тебя такой ловкости. Отбивать стрелы щитом — обычное дело, но чтоб подобное проделывали руками… Это, скажу тебе, нечто… Откуда у тебя такие необычные способности?

— Не задавай глупых вопросов. Ты и сам знаешь ответ.

— Нет, это не так. Эрбаты, конечно, могут многое, но пока еще я не слыхивал, что они в состоянии проделывать такие штуки… В своей жизни мне довелось встретить нескольких эрбатов. Их способности, скажем так, несколько специфичные и известные всем, проявлялись лишь во время приступов, и уходили после того, как приступ заканчивался. Но там все сводится к невосприимчивости к боли, невероятной силе, потрясающей живучести… Находясь в здравом уме ловить стрелы эрбаты не могут. Да и во время приступов вряд ли этим будут заниматься: они же тогда себя не помнят… А про удар камнем мне и сказать нечего… Я видел, как ты это сделала: ни единого лишнего движения, невероятная сила и точность… Такое впечатление, что это наработано годами тренировок… Лиа, что с тобой сделали?

— Отстань…

— Опять… Ладно, об этом поговорим потом… Сейчас, пока у нас есть время, давай стрелы соберем, те, которые в нас этот обалдуй кидал.

— Зачем?

— Лиа, у каждой стрелы имеется острый наконечник… У нас же никакого оружия нет. А без него нам, судя по всему, придется несладко. Надо хоть на стрелы поглядеть — вдруг сгодятся! Вспомни застенок в Стольграде и ту острую щепку, с помощью которой ты там довольно успешно воевала… Я еще тогда отметил странности в твоем поведении — необычную ловкость и умение давать должный отпор… Это несколько не вязалось с обликом простой крестьянской девушки, крайне редко выходившей из своего дома, и виртуозно умеющей владеть только иголкой и ниткой…

— А ты откуда знал про то, как я жила в Большом Дворе?

— Я ж тебе говорил: когда из тех Серых Мхов сбежал, где наш караван остался, то сразу в твой поселок кинулся. Очень мне хотелось с тобой душевно пообщаться… Тебя там уже не было, так что я с твоими односельчанами побеседовал, много чего интересного о тебе узнал…

— Понятно… Интересно, что тебе в поселке обо мне наговорили?.. Значит, так: главное — выбраться отсюда. Со всем остальным определимся чуть позже…

Стрелы долго искать не пришлось, яма была не такая большая, чтоб они в ней могли затеряться. Из трех стрел нам годилась лишь одна, с железным наконечником. Этот наконечник Кисс, отломив от древка, спрятал под стельку своего сапога. Даже если нас начнут обыскивать, может, не будут заставлять снимать обувь: Кисс все одно не может идти нормально, заметно прихрамывает из-за вывихнутой ноги…

А вот наконечники двух других стрел были сделаны из тонкой рыбьей кости, да еще и с зазубринами по краям… Нет, мало этому парню — весельчаку от меня досталось! Так бы вторым камнем ему по дурной башке и добавила! Надо же, чем стрелять в живых людей удумал! Подобный наконечник из раны просто так не вытащишь, зазубрины не дадут, да и почти наверняка, попав в тело, тонкая кость сломается. Такие наконечники из рыбьей кости считаются даже опаснее железных: входят глубоко, а из тела их надо вырезать вместе с мясом, иначе… Если коротко, то нагноение, воспаление, смерть… И нам прятать такой наконечник нет смысла. Слишком тонкий и хрупкий, легко разломается. Но ничего, нам грех жаловаться: хоть один, да прибрали в укромное место… А тот парень, которому от меня досталось, испытывал явную слабость к пакостным шуткам! Даже на том железном наконечнике, припрятанном Киссом, были сделаны небольшие острые насечки. Такой тоже фиг из раны достанешь… А интересно, откуда у меня такие познания насчет ран и наконечников?..

Вроде минутное дело — спрятать отломанный наконечник в сапог, но мы едва успели. Послышались голоса. Как видно, подмога подоспела, и мужик взахлеб выкладывал им про то, что здесь произошло. Не знаю, что уж он там им говорил — я особо не прислушивалась, только подошедшие вели себя куда серьезнее того парня. Без лишних разговоров нам в яму скинули толстую веревку с навязанными на ней узлами, и велели выбираться по одному, и при этом не совершать лишних движений, а не то им нас жалеть не за что.

Первым наверх выбрался Кисс, а за ним и я. Так, трое вновь подошедших, лежащий без движения с окровавленной головой весельчак, и все тот же мужик средних лет, при виде меня вскинувший лук… Киссу уже скрутили руки за спиной, и один из пришедших без разговоров стал и мне связывать веревкой руки.

Я прикинула: что бы ни говорил о нас мужик с луком подошедшим, эта только что объявившаяся троица не ожидает от нас особой опасности. В их глазах мы обычные люди, смертельно усталые от блужданий по лесу и попавшие в ловушку, которым случайно удалось ранить одного из их товарищей. Невольно я стала соображать, что можно сделать в нашей ситуации: подсечка под ноги, удар локтем — и тот, кто вязал мне руки, падает в яму… Уклониться от стрелы, которую выпустит все тот же испуганный мужик я, пожалуй, успею… Кувырок в сторону Кисса, захват ногами одного из подошедших к нему… Если даже все тот же мужик с луком успеет пустить вторую стрелу, я смогу прикрыться сбитым мной человеком… Кисса разиней не назовешь, он, думаю, не растеряется, сумеет вывести из дела третьего… В принципе, мы с ним вполне должны управиться до того, как мужик с луком приладит очередную стрелу… Ну, с тем, кого я столкнула в яму — ну, его можно будет допросить чуть позже…

А что дальше? Что бы Кисс не говорил о своей ноге, но вывих у него довольно серьезный, и, если за нами пошлют погоню, то, скорей всего, легко уйти от нее мы не сможем… А в том, что ее обязательно пошлют — в том сомнений нет, и догнавшие с нами церемониться не станут. И оставлять после себя трупы тоже не хочется. Мы же не знаем, что это за люди, кто они такие? Откуда пришли и что им надо?.. Вдруг это они считают нас врагами, а на самом деле это не так? Все может быть… Говорят они, во всяком случае, на нашем языке… Надо бы разобраться, не стоит делать неблагоприятный вывод обо всех на основании "дружеского" общения с той парой стрелков, которые загнали нас в эту яму… Пожалуй, не разобравшись, не стоит начинать бучу. Мало ли что…

Кстати, а откуда у меня такие ухватки, и с чего это я вздумала планировать рисунок боя? Высокое Небо, слова-то я, оказывается, какие знаю!.. Надо же: рисунок боя!.. Ладно, об этом подумаю чуть позже… А пока, глядя на Кисса, я чуть заметно качнула головой из стороны в сторону — не шумим, попробуем положиться на судьбу. Он в ответ на секунду прикрыл глаза — понял… А мне невольно вспомнилась Элсет, как тогда по приезде в Стольград я изображала безмозглую девицу в ее маленьком домике… Интересно, где сейчас лекарка, что с ней?.. Кажется, я опять не о том думаю…

Идти нам пришлось довольно долго. Во всяком случае, мне так показалось. Вначале мы поднялись вверх по склону, туда, откуда еще совсем недавно сбежали, а затем стали спускаться в ту огромную прекрасную лощину, в то бескрайнее и безмятежное море зелени, которым я еще недавно так восхищалась. И удобный спуск вниз располагался как раз неподалеку от того места, где мы присели на отдых…

Кисс был прав: в лощине, под деревьями местность ничем не отличалась от той, что была наверху. Все те же прекрасные голубые мхи под ногами, и так же светит солнце сквозь ветви деревьев, мелькают шустрые белки среди сплошной зелени… Правда, целебным хвойным запахом здесь было пропитано, кажется, все, на что падал глаз! Да-а, сюда бы людей на лечение присылать, особенно солдат, выздоравливающих после ранений, иди ослабленных детей после тяжелых болезней — враз бы поправились… Пресветлые Небеса, что за идеи мне в голову приходят?..

Кисс, хотя и держался, но под конец пути еле шел. Не знаю, поняли это наши охранники, или нет, а я просто ощущала, что он еле передвигал ноги. Ну, с бедным парнем все понятно: вывих у него серьезный, да еще запрятанный в стельке наконечник… Бедняга! Если ногу по-прежнему сильно напрягать, то выздоровление для него может затянуться надолго.

Вывих… Не знаю отчего, но мне снова вспомнилась старая история. Сестрице Дае тогда было лет семь, а мне четырнадцать. Я в тот зимний день недостаточно хорошо почистила крыльцо от снега, и сестрица, выходя из дома, поскользнулась и упала, причем упала неудачно — вывихнула кисть руки. Тогда бабушка в наказание прижала кисть уже моей руки к раскаленной заслонке у печки, чтоб я поняла, как больно сестрице… Ожог был очень глубоким, дошло до заражении крови… Если бы не Марида, то не знаю, что бы со мной было…Тогда я впервые увидела, как осмотрев мою руку, ведунья отвесила бабушке оплеуху. Самое удивительное в том, что бабушка ничего не сказала ей в ответ… Правда, после ухода Мариды бабушка все равно оттаскала меня за косы… Большой шрам от ожога на левой кисти руки и вывих — оба этих понятия сплелись в моей памяти… Нашла, то вспоминать! Что, больше думать не о чем? Лучше бы определилась, к кому же мы попали…

Все это время нас вели под присмотром два человека, еще двое тащили раненого парня. Не сказать, что они бережливо или внимательно отнеслись к своему товарищу, все еще находящемуся без сознания. Привязали его, как подстреленного кабана, за руки — ноги к длинной жерди, да так и тащили, не обращая внимания на то, что его окровавленная голова мотается из стороны в сторону. Да, от такого "щадящего" способа доставки раненого здоровья у того заметно поубавится… Ну да я все равно ничего не знаю ни о ком из этих людей, ни об отношениях между ними. Хотя, если судить по тому, каким способом они несут своего беспамятного товарища, то большой дружбой, или простой человеческой привязанностью здесь и не пахнет…

Наконец-то дошли до места, хотя это даже селеньем не назовешь. Просто несколько деревянных домиков, стоящих между деревьями. По привычке отмечаю: дома совсем новые, срублены недавно. Я, конечно, могу и ошибаться, но, судя по внешнему виду и по кое-каким мелким деталям, этим постройкам нет и нескольких лет… На зимовье охотников тоже не походит, хотя, судя по вытоптанной земле, кострищам и поленницам дров люди здесь живут постоянно. Кто-то выглянул из окна одного из домов, в другом доме тоже смотрят в окно, а кроме этого… Пустовато здесь, и отчего-то неприятно, несмотря на солнечный день. Холодом веет, а еще неприязнью…

Без лишних разговоров наши стражи отодвинули тяжелый засов на доме без окон, больше похожем на амбар, и втолкнули нас внутрь. Когда за нами захлопнулась дверь, я огляделась. Так, нужно отметить, что тот, кто складывал эту избу, работал на совесть. Все здесь сделано основательно, не разворотишь… Из недостатков можно отметить разве что только редкие щели на покатой крыше, тоже сложенной из бревен. Сквозь эти щели пробивались лучики солнечного света, позволяющие рассмотреть темное пространство внутри дома. Хотя особо смотреть тут было не на что. Пусто. Один угол амбара завален свежим сеном, да еще запах, показывающий, что здесь постоянно бывают люди…

Кисс добрел до сена и чуть ли не рухнул в эту душистую кучу.

— Фу, наконец-то!.. Думал, еще немного — и упаду! До ноги, кажется, не дотронуться…

— Полностью разделяю это мнение — я села рядом с ним. — Это тот случай, когда я с тобой не собираюсь спорить, и во всем соглашаюсь. Сама еле дошла, не знаю, и отчего. Наверное, мы с тобой просто устали от блужданий по лесу, и наши силы на исходе. А тут все же какой-никакой, а отдых. Особенно после встречи с этими… охотничками…. Как думаешь, кто эти люди? Ну, те, к кому мы попали?

— Могу только предположить, но вывод меня не радует… Да и обстановка вокруг не вызывает у меня особого оптимизма. Вряд ли здесь обитают наши друзья. Да и твоя наивная вера в порядочность людей и в любовь к ближнему здесь, боюсь, не покатит… Погоди, сейчас осмотримся, может, сообразим что к чему…

— Я и не предполагаю, что у людей нет недостатков. Хотя, говоря по правде, мне совсем не весело от той неопределенности, в которой мы оказались… Нам бы от веревок освободится, да только не знаю, как…

— Это, думаю, можно попытаться сделать… Эй, пацаны, — чуть повысил голос Кисс, — пацаны, идите сюда! Сюда, я сказал! Развяжите нас!

— Кисс, что с тобой? — я даже испугалась. — Пресветлые Небеса, ты к кому обращаешься? Здесь же, кроме нас, никого нет!

— Ошибаешься. Пацаны, вылезайте из угла! И ты, в сене который, тоже! Не бойтесь! Видите же, что у нас руки связаны…

— Да мы и не боимся — раздался мальчишеский голос из темного угла, а затем оттуда вышли две невысокие щуплые фигурки. В ту же секунду сено неподалеку от нас зашевелилось, и из него на свет выбрался еще один мальчишка. Трое оборванных, замызганных ребятишек лет восьми — десяти, внешне ничем не отличимые от тех бесприютных детей, каких, к сожалению, немало бродит по дорогам, или прячется по развалинам и темным углам. Бездомные мальчишки из тех, кого судьба не баловала с рождения. Голодные, вечно готовые к отпору, встречающие в штыки любого, кто не относится к их миру, и живущие своей обособленной стайкой, часто с волчьими нравами… Еще я поняла, что несмотря на браваду и привычную настороженность, мальчишки смертельно перепуганы. И все же их неприязнь к чужакам брала свое. Один из ребятишек, как видно, являющийся лидером в этой троице, полувраждебно — полувопросительно спросил нас:

— Мы — это мы… Не ваше дело! А вот вы кто такие?

— Ты, пацан, не наглей! — резко оборвал его Кисс.

— Че — е?.. — начал было мальчишка, но Кисс перебил его. Я не поняла, что такое он говорил им дальше: со стороны послушай — вроде и слова все знакомые, а между ними нет ни связи, ни смысла. Я, во всяком случае, повторить подобное не могу. Что-то вроде того, что не надо нести пургу, про сорванную крышу и тому подобную чушь… Вдобавок эта бессмыслица была пересыпана весьма крепкими выражениями, причем, скажем так, более чем образными… Я, конечно, живя в поселке, привыкла к подобным высказываниям, и тем не менее… Ужас! И это — при детях?!.. У Кисса что, совсем головы на плечах нет?!

Но, в отличие от меня, ребятишки от непонятных слов Кисса сразу изменились, радостно и облегченно заулыбались, будто родню встретили, что-то возбужденно загалдели. Правда, веревки с нас снимать не стали… Кисс, немного послушав мальчишек, возбужденно тарахтящих ему нечто непонятное в три голоса, перебил их словесный поток на полуслове:

— Так, парни, а теперь все то, что вы только что мне рассказали, повторите на нормальном языке и с самого начала. Девушку зовут Лиа и она не из наших… Так что из того, что вы мне только что рассказали, она ничего не поняла.

— Она ж баба, зачем ей знать о том, чего… — начал было бойкий парнишка, и опять Кисс его оборвал.

— А затем, что мы все здесь находимся в одном котле. Или в одной заднице. Выбирайте, какое слово вам больше нравится…

Как видно, это подействовало, и мальчишка принялся рассказывать. Его чумазые приятели то и дело вставляли в его речь те дополнения, которые, по их мнению, мальчишка пропускал в своем повествовании. История была одновременно и простой, и жутковатой…

Была обычная ватага уличных мальчишек, без родства и крыши над головой, обитающих на задворках Стольграда. Таких несчастных парнишек, с малых лет обделенных судьбой, немало собирается по большим городам. Так легче и выжить, и добыть себе пропитание. Да и от бед враждебного мира большая стая защитит надежнее… В тот день пятеро ребятишек из ватаги отправились в порт. С утра ватага разбредается кто куда, а к вечеру ее обитатели собираются на свое обычное место и притаскивают в общий котел то, что сумели добыть. Моряки и рыбаки нередко подкидывали таким мальчишкам что-либо из еды, или же просили сделать простую работу за мелкую монетку. Поэтому ни у кого из пятерки не возникло ни малейших подозрений, когда моряк с крохотного суденышка призывно махнул им рукой — идите сюда, нужно вытащить из трюма за пару медных монет несколько тяжелых корзин. Он, дескать, руку вчера поранил (и верно — замотанная в бинты рука мужчины висела на перевязи), а хозяин груза должен подойти с минуты на минуту. Даже монеты дал вперед, чтоб они поторапливались, время понапрасну не теряли. Обычная просьба, мальчишек частенько просили о подобном. Те, не думая ни о чем плохом, сунулись в трюм… В общем, когда очнулись, то оказалось, что судно давно в пути. Потом их привезли невесть куда, выгрузили на заросшем берегу безымянной речки, долго гнали по лесу, пока не привели сюда и не заперли в этот амбар…

— Погодите! — перебил их Кисс. — Вы сказали, что вас было пятеро. Тогда где еще двое? Сбежали?

— Не, не сбежали… — голос у парнишки дрогнул. — Их колдун сгубил…

То, что мальчишки рассказывали дальше, просто не укладывалось в голове. Еще когда они впервые пришли в себя на судне, то самый бойкий и задиристый из них по кличке Гусак, стал кричать в полный голос, колотить в дверь и требовать, чтоб их немедленно выпустили, а не то он, дескать, всем, кто ему попадется, глаза выцарапает, или что хуже того сделает, да так, что всем плохо придется! Ну, тот парнишка, говорят, всегда шумел здорово, кличку свою полностью оправдывал… Вскоре его и увели, и больше мальчишки своего товарища не видели. Лишь ночью до них несколько раз доносился его крик, полный боли… Тот моряк с перевязанной рукой, что заманил их на корабль, когда утром принес им поесть, на вопрос о том, когда вернется Гусак, отвел взгляд в сторону и пробурчал нечто похожее на "никогда"…

Уже позже, когда они шли по лесу, попытался удрать еще один мальчишка, самый отчаянный и бесшабашный во всей ватаге. Оттого и кличку носил — Штырь, что ершистый был, вечно всех шпынял, да и спуску никому не давал. Он, в отличие от своих товарищей, когда-то жил в деревне, и оттого не боялся скрыться в лесу. Только не получилось у него уйти, сам же вернулся назад, своими ногами, да не своей волей. Впрочем, не только Штырь уйти не сумел… Стоило любому из мальчишек отстать от группы людей, или хотя бы чуть отойти в сторону, как неведомая сила наливала неподъемной тяжестью ноги, не давая сделать ни шага прочь. Но Штырь все равно не успокоился, попытался напасть на колдуна, да только ничего у него не вышло…

— На какого колдуна?

— Так ведь мы же вам о нем и рассказываем! — удивился мальчишка. — Неужели не ясно?

Как оказалось, с корабля на том берегу сошло, кроме них, еще трое. Какой-то колдун с двумя спутниками… Этого человека все вокруг боялись, относились к нему со страхом и уважением. И корабль был нанят лишь для того, чтоб доставить в лес этого колдуна — про то даже мальчишки поняли. В лесу, на отлогом песчаном берегу полузаросшей речной протоки их встречал какой-то парень, причем у него уже заранее был приготовлен для колдуна невысокий мохнатый конь, заранее осёдланный. (Знаю таких лошадей, — отстраненно подумалось мне. — Действительно, есть такая порода. Многие из тех, кто держит таких лошадок, не могут ими нахвалиться. И выносливые то они, и крепкие. Главное — по лесу замечательно ходят, и чуть ли не одной хвоей кормиться могут…). Колдун был единственным из всех, кто ехал до этого места верхом. Остальные шли пешком весь путь от реки до Серого Дола, нравилось им это, или нет…

Так вот, Штырь после неудавшегося побега умудрился утащить нож у одного из взрослых. Несмотря на юные годы, мальчишка уже без промаха умел метать ножи, частенько (причем не всегда праведным путем) подрабатывая этим на улицах Стольграда. Увы, в этот раз у Штыря ничего не получилось. Позже он сказал мальчишкам, что и прицелился как надо, и нож в колдуна метнул правильно, в том у него нет ни малейших сомнений! Да вот только брошенный им нож пролетел далеко в стороне от намеченной цели, прямо как отвел его кто-то… Но мальчишка на этом не успокоился. Позже, на привале, он вновь пытался удрать, вскочив на коня, как только с него слез всадник. И хотя Штырь славился еще и тем, что почти с любым животным сразу мог найти общий язык, но вот с этим конем справиться не сумел. Конь с места не сдвинулся, зато мальчишку скинул… Колдун, наблюдая за бесполезными попытками Штыря, лишь зло ухмылялся, забавляясь от увиденного. Единственное, что он при этом произнес, было что-то вроде того, что ты, мол, у меня вторым будешь…

О том, что произошло с мальчишкой после того, как они прибыли сюда, в Серый Дол, ребята вспоминали с содроганием. Вечером Штыря увели. А утром следующего дня, когда его втолкнули в амбар, мальчишки еле узнали друга. Это был не прежний отчаянный парень с шальным взглядом, а едва переставляющий ноги высохший старик с мутными глазами, из которых беспрерывно текли слезы. Забившись в угол, он так ничего и не рассказал своим друзьям из того, что с ним произошло, как те его не расспрашивали. А через час он умер. Единственное, что он сказал ребятам перед смертью — берегитесь колдуна, и бегите отсюда, если сможете… Я вот не сумел…

Его маленькое высохшее тело охранники сожгли на костре. Как сказали мальчишки, им показалось, что даже взрослым мужикам было не по себе… А ребятишки с тех пор так трясутся, что ни спать, ни есть не могут, боятся, что колдун придет и за ними. Они настолько запуганы, что даже наши веревки не решились снять. Боятся, как бы за то их не отвели на расправу к колдуну…

— А какой он из себя, этот колдун? — немного помолчав, спросил Кисс.

— Да никакой… Обычный. И ростом с тебя будет. Только ты посветлее кожей будешь, а он смуглый. И волосы у него темные. В общем, колдун… Страшный.

— Исчерпывающая характеристика… Лиа, что скажешь?

— Не знаю… А ты сам что думаешь?

— Насчет умерших мальчишек… Слыхивал я о таких вещах. Если мальчишки сами не обманываются, и ничего не путают… Хотя это вряд ли, они же все видели своими глазами. Да-а, то, с чем они столкнулись — мерзость еще та, и относится к самым… В общем, это черная магия. Для поддержания своих жизненных сил, или для продления молодости колдун забирает чужую жизнь, желательно молодую. Знаешь, что меня смущает? Две мальчишеские жизни за столь короткий срок — это слишком много.

— То есть ты считаешь, что здесь не один колдун?

— Не знаю. Мальчишки говорят только про одного… Парни, вы не могли что-то упустить?

Но те в ответ лишь презрительно фыркнули. Значит, уверены в своих словах. Плохо… Наверное, я совершила ошибку: тогда, у ловчей ямы, все же надо было постараться уйти, пусть даже с боем… Не исключаю, что мы сумели бы оторваться от преследователей, пусти кто за нами погоню… Да какой смысл теперь о том думать?

— Кисс, что делать будем?

Ответить он не успел. Заскрипела дверь, и в амбар заглянул один из тех людей, кто привел нас сюда.

— Эй, девка, иди за мной. Зовут…

— Руки развяжите — сказала я, не двигаясь с места. — Затекли…

— Прикажут — развяжем. А пока — не велено.

— А если я никуда не пойду со связанными руками?

— Тогда побежишь. Ты, как говорят, из тех, кому руки распутывать не стоит.

— Лиа, — Кисс встал, — Лиа, я с тобой…

— Сиди, где сидишь! — повысил голос мужик. — Насчет тебя нам ничего не сказано. Так что помалкивай и жизни радуйся. А не то…

— А иначе что?

— Че, за бабу свою беспокоишься? Правильно, есть за что трястись…

— Вы оба, хватит! — встала и я. — Почему бы и не сходить в гости, раз хозяева зовут? Тем более так любезно и настойчиво…

— Но, Лиа…

— Кисс, не беспокойся за меня. Все будет в порядке.

— Лиа…

— Кисс, — тихо сказала я, делая вид, что одергиваю сзади одежду — Кисс, пока меня не будет, разговори мальчишек, узнай все подробнее, все мелкие детали: путь до реки, сколько людей находится в этом поселке… Не может быть, чтоб ребятишки в щели не наблюдали… В общем, выясни все подробности какие только сможешь. Надо попытаться уйти отсюда… Причем в самое ближайшее время.