Если

Данная книга предназначена только для предварительного ознакомления! Просим вас удалить этот файл с жесткого диска после прочтения. Спасибо.

«Если»

Н. Г. Джонс

Одиночный роман

Название: Н. Г. Джонс, «Если»

Переводчик: Елена К. (с 32 главы), Matreshka (пролог — 31 глава)

Редактор: Mistress

Вычитка: Чеширский кот

Переведено для группы: https://vk.com/stagedive

18+

(в книге присутствует нецензурная лексика и сцены сексуального характера)

Любое копирование без ссылки

на переводчика и группу ЗАПРЕЩЕНО!

Пожалуйста, уважайте чужой труд!

Если …

Мне не обезобразили бы лицо

Я не последовала бы за своей мечтой в ЛА.

Тот нарик не напал бы на бездомного парня

Я не пригласила бы незнакомца на День Благодарения к себе.

Я не влюбилась бы.

Если не потеряла бы его.

______________________________________

Если…

Я не сидел бы за рулем той машины.

Я видел бы мир как все остальные.

Моя «гениальность» медленно не уничтожала бы меня.

Я просто бы исчез, прежде чем узнал ее.

Она не зажгла бы искру.

Если это искра не разожгла бы безумие.

Содержание:

Часть I

Пролог

1 глава

2 глава

3 глава

4 глава

5 глава

6 глава

7 глава

8 глава

9 глава

10 глава

11 глава

12 глава

13 глава

14 глава

15 глава

16 глава

17 глава

18 глава

19 глава

Часть II

20 Глава

21 глава

22 глава

23 глава

24 глава

25 глава

26 глава

27 глава

28 глава

Часть III

29 лава

30 глава

31 глава

32 глава

33 глава

34 глава

35 глава

36 глава

37 глава

Эпилог

Часть

I

Зрение

Пролог

ЕСЛИ. Я всегда ненавидела это слово. Его использовали только для того, чтобы говорить о том, чего никогда не будет, чтобы описать перспективы, которых я никогда не достигну.

Если бы у тебя не было этих шрамов на лице...

ты могла бы стать моделью,

сейчас у тебя был бы парень,

мальчишки в школе никогда бы не высмеивали тебя,

ты бы получила больше прослушиваний.

Что хорошего в этом слове для меня? Какой смысл напоминать мне о том, чего я никогда не испытаю? Жизнь, которой у меня никогда не будет?

«Если» — это нереализованный потенциал. Мечты, что никогда не станут явью. И ничего не пугало меня больше, чем это. Полагаю, поэтому я решила рискнуть всем, чтобы стать профессиональной танцовщицей. Я знала, что у меня был потенциал, и я не позволю страху или осуждению встать на моем пути. Со стороны это могло выглядеть глупо: такая молодая девушка как я, вылетает из колледжа, покидает Мэдисон, Висконсин и отваживается отправиться сама по себе в ЛА. Девушка с повреждениями на лице преследует карьеру в индустрии, которая основана на физической привлекательности. Но я не была дурочкой, я работала в течение первых полутора лет в колледже, чтобы накопить денег, у меня за плечами было пятнадцать лет танцевальных тренировок, и у меня было такое бесстрашие, которое появляется только тогда, когда ты всю жизнь живешь с обезображенным лицом.

Я знала, что могу прославиться. Я верю, что мои родители тоже так думали, но у нас были разные мысли о моем потенциале. Они хотели, чтобы я закончила колледж и начала подниматься по карьерной лестнице, чтобы у меня был этот клочок бумаги, который подтверждал, что они не зря потратили кучу денег на мое образование. Но как по мне, это бы оставило меня жить с одним гигантским «ЕСЛИ». Что, если бы я ушла из колледжа и рискнула?

Я уже жила с таким большим количеством «что, если», что не собиралась пополнять список еще одним подобным пунктом.

Мой отец дал мне прозвище Бёрд (прим. пер. англ. — птичка), и я полагаю, что у него было какое-то предчувствие, поскольку я вылетела из гнезда гораздо раньше, чем он надеялся. И как у птички всегда кощунствовал риск стремительно упасть на землю, впервые вылетев из гнезда в этот мир. Но, не рискнув, как бы я смогла надеяться взлететь?

1 глава

Бёрд

Мне просто стоило взять такси.

День был долгим. Этим утром, после того как преподавала шумным четырехлеткам, как танцевать, я пошла домой, чтобы поесть, принять душ и отправилась на длительную смену в «Босса Нова» — ресторан, где я работала.

Я ничего не имела против работ, которые у меня были. Да, я много была на ногах, но иначе здесь было никак. Ты работал, платил по счетам и в конечном итоге добивался успеха. Я не позволяла себе думать о тысячах, а может, даже миллионах мечтателей, которые выполняли эту формулу и в конечном итоге ничего не добивались. Я не могла связать себя с подобной работой и позволить себе даже мысль о том, что существовал шанс, что я не преодолею все трудности.

Но это было тяжело. Переходить от одного прослушивания к следующему, чувствуя, что я была так хороша как те, кому перезванивали… за исключением того, что это было не так. Боясь конца месяца, когда я должна буду перевести деньги, чтобы оплатить необходимые счета, иногда принимая помощь от моей сестры Джессы, когда я просто не могла свести концы с концами, независимо от того, как сильно старалась.

Сейчас как раз было то время месяца, когда счетов было много, а денег мало.

Я встречалась с Джорданом, своим лучшим другом, снаружи «Ярости», клуба, в котором он работал. Мы почти всегда возвращались домой вместе на машине Джордана. Если у меня была смена, когда не было у него, он обычно подвозил меня.

— Дерьмо, Бёрд, мне жаль. Два человека не пришли, и я должен остаться на вторую смену.

— Ох, это отстойно, — нахмурилась я. Джордан тоже был танцором. Он отвел несколько классов ранее этим утром, и сейчас он, скорее всего, будет работать в «Ярости» до закрытия.

— Я высплюсь, когда умру. — Он приобнял меня за плечи. — Дерьмо, я бы хотел, чтобы моя машина не была в мастерской. Я бы дал тебе доехать на ней домой. У тебя есть деньги на такси? Я не хочу, чтобы ты шла домой одна.

Я кивнула. Это была ложь. В смысле, правда, у меня были наличные с чаевых, но я должна оплатить аренду квартиры и счета, и эти деньги были мне на еду, на оставшуюся часть недели, я не хотела питаться одной лапшой. Я любила Джордана, но он уже так много мне помог, и я не хотела, чтобы он выложил еще тридцать пять баксов за меня.

Джордан был прав, что беспокоился. Здание с нашей квартирой находилось недалеко от границы со Скид-роу (прим. перев. — нищенский район в ЛА), и это был самый отдаленный район от центра города. Жителям нашего здания был предоставлен доступ к бесплатной парковке, но это были отдельные гаражи в нескольких кварталах.

Возвращаться к нашему зданию значило пройти через Скид-роу, место, где жить было позором. Бездомные люди спали под брезентом, повсюду воняло мочей, и мусор валялся вдоль улиц. Я считала себя смелой и без предрассудков, как тех хипстеры, что переезжают в преступные районы, думая о том, раз они не на улице, то как-то избегут опасности. Если я не буду лезть в чужие дела, никто не побеспокоит меня, сказала я себе. Но правда была в том, что у меня почти всегда был Джордан, все шесть футов четыре дюйма (прим. перев. примерно 192 см) его сложенного телосложения танцора рядом со мной.

Я думаю, что это был один из моих недостатков — я не любила признавать, что была напугана.

Кроме того, было не так поздно, только семь тридцать или около того. Со мной все будет в порядке. Я знала, что если скажу Джордану, что поеду на автобусе, он заставит меня взять деньги, поэтому я просто спасу себя от смущения, а его от спора.

— Ты уверена?

— Да. Я справлюсь, дорогой, — сказала я ему, когда потянула за его блестящие короткие шорты. — Я бы хотела заполнить их так же, как и ты.

— Милая, у тебя тоже есть задница, — он поцеловал меня в висок и оглянулся на клуб. — Я должен идти. Напиши мне, когда доберешься домой, чтобы я знал, что ты в безопасности.

— Хорошо.

Поездка на автобусе домой была дольше чем на такси, но за что платишь, то и получаешь. К сожалению, к тому времени, когда я вышла из автобуса, солнце давно село, и я должна была возвращаться домой по еще большей темноте, чем предполагала.

Когда я вышла из автобуса, подумала, что голос Джордана ворчит на меня, чтобы взяла такси. Я сделала быстрый подсчет в уме, и это не стоило хлопот и денег, когда я просто могла пройти пять минут и быть в безопасности своего многоквартирного здания. Я огляделась вокруг и сделала глубокий вдох, поддерживая себя в этой короткой прогулке.

Если я не буду лезть не в свое дело, никто не будет связываться со мной. Как правило, так здесь все обычно и происходило.

Эш

Бьюсь об заклад, что никто, кто знал меня несколько лет назад, не подумал бы, что я закончу на Скид-роу. Я знаю, я и не должен был. Но именно здесь мне и надо быть. Скрываясь. Там, где я могу быть забыт, и где могу забыть людей, которых я обидел, и возможности, что разрушил.

Я потерял это все — с некоторыми вещами просто не было другого выбора кроме как потерять их, а от других я отказался сам.

В свое время у меня было кое-что ценное, что-то, что давало мне так много надежд — моя способность изображать мир таким образом, каким его видел только я. Но я больше не мог этого делать, потому что это пробуждало нечто безобразное во мне. Единственное решение в этом безобразии — было прекратить это.

У меня больше не было цели. Не было работы, на которую надо было ходить. Не было друзей, чтобы их навещать. Я мог проводить недели на Скид и затем перемещаться в другое место на некоторое время, может, остановиться и навестить брата, единственного человека из моей старой жизни, с кем я все еще общался. Но это все было то же самое: монотонное пятно автомобилей, деревьев, зданий и людей с их сотовыми телефонами.

Люди жили своей жизнью вокруг меня, а я жил как призрак, бродя по улицам ЛА.

Хотя это странно, как среди серости депрессии и нищеты, свет может сиять сквозь щели.

Этим светом была девушка. Когда я был на Скид, она проходила в разные часы дня. Обычно я проводил все время внутри своей головы, отключаясь от мира, но когда я слышал ее смех или голос, у меня не было выбора, кроме как обратить внимание. Я не хотел использовать слово «взволнованный», но я бы солгал, если бы сказал, что знание того, что она пройдет мимо меня не приводило меня в это состояние.

Обычно она была с парнем, высоким и мускулистым, но я осмелился бы предположить, что он не играл за ее команду. Не знаю, почему это радовало меня, что они, вероятно, не в отношениях, но так и было.

У меня был способ восприятия мира, который отличался от других людей. Это был подарок, который я лелеял, но когда я отказался от своей старой жизни, я отказался и от него тоже. И все же эта девушка была необычной, с ее темно-рыжими взрывными кудрями. Когда ветер поднимал их, они развевались за ней как языки пламени на колеснице. Ее длинные ноги, ее добрые карие глаза, ее полные губы, ее веснушки на слегка загорелой коже, она была лучшим из того, что могла предложить природа. Смесь всего прекрасного, что может быть в женщине. Но меня беспокоило то, чего не видели все остальные.

Вокруг нее всегда был ореол лавандового цвета, то, как ее смех мелькал перед моими глазами и отправлял волны тепла от моей шеи к кончикам пальцев, где я чувствовал ворсистость, как у уютного одеяла. Мой мир был бесцветным и тусклым более года, как и все остальное, но она была ходячим сиянием.

Я старался не смотреть на нее, когда бы она ни приходила с ее другом, но это было невозможно. Как ты мог не смотреть на человека, который сияет, кто заставляет запах мочи на Скид-роу превратиться в что-то пахнущее как духи?

Это девушка, простыми действиями, как пройти мимо и улыбнуться, вынуждала меня вернуть подарок, от которого я отказался. Она была как кусок торта, кинутый в лицо тому, кто был на диете. Каждый раз я бросал его обратно. Иногда желание схватить гребаный кусок и влепить в свое лицо было таким сильным, что я должен был оставить свой пост на Скид и немного побродить. Вернуться в мир более обычных красок. Мир, где я пробовал еду, слушал музыку и мог ощущать на своей коже то, что трогал своей плотью.

Девушка не знала о моем существовании, и это было идеально. У меня не было шанса узнать ее, и мне это нравилось.

2 глава

Бёрд

СКИД-РОУ — слово синоним уныния и разбитых мечтаний, тем не менее, я должна была попытаться пройти через нее, чтобы достичь своих. Всякий раз, когда я проходила, то пыталась смотреть прямо вперед, не признавая свои страхи и сомнения о своем переезде в ЛА. Так много их существовало во внешнем мире, и я не нуждалась в том, чтобы свалить их на себя.

И так же, как Скид-роу разбивает идеальную картинку солнечных пляжей и домов на холмах, которые представляешь себе в Лос-Анджелесе, тот факт, что мой изъян препятствует моим шансам получить работу, стал отрезвляющим реальность, вскоре после моего приезда.

Мой путь домой через Скид-роу, так же известной как 5-ая, был как прогулка через огромную метафору. Иногда казалось, будто мои родители хотели, чтобы подобное место существовало, чтобы запугать меня.

Тем не менее, несмотря на то, как упорно я пыталась смотреть вперед, не допуская напоминаний отчаяния, я всегда замечала этого парня: одинокий, тихий, сгорбившийся, всегда смотрит вниз, как будто ему плевать на окружающий мир. Я могла поклясться, что чувствовала, как он наблюдает за мной, но всякий раз, когда я специально перемещала свой взгляд, он опускал свой. Неважно стоял он или сидел, его глаза были сосредоточены на земле. Мы никогда не говорили, мы никогда не пересекались взглядами, но я всегда знала, что он там, и у меня было чувство, что он всегда тоже меня видел. Он не был на своем месте каждый день.

Я могла видеть его в течение нескольких дней или недель подряд, и затем он мог исчезнуть. Через некоторое время он снова появлялся, как будто никогда не уходил. Казалось, что он всегда носил одну и ту же белую футболку, потускневшую из-за дней ношения на улице, джинсы с дырками, под которыми виднелась его кожа, и ботинки, чьи тонкие подошвы говорили о бесчисленных путешествиях. Несмотря на бороду, я могла сказать, что он был молод. Слишком молод, чтобы сдаваться.

Мы были просто двумя людьми, никак не связанными, за исключением одной и той же улицы, которую мы время от времени делили на несколько минут.

То есть, это было до вечера, когда я шла одна от автобусной остановки, вместо того, чтобы взять такси.

Я проделала половину пути до дома, чувствуя себя менее тревожно с каждым шагом приближения к месту назначения. Аллея была тихой. Большинство бездомных были под их самодельными навесами или мрачно сидели в тени. Я прошла мимо случайного прохожего, который также совершал короткую прогулку через ад из своей относительно комфортабельной жизни. Затем я заметила что-то боковым зрением. Это было прямо на том месте, где обычно был тот парень. В темноте я не могла понять, что происходит, но слышалось шарканье и подозрительное бормотание. Казалось, что-то было не так.

На чистом инстинкте (и наивности) я подкралась, чтобы лучше рассмотреть. Вот тогда-то я и увидела, что мое предчувствие в какой-то степени было верным. Два человека окружили парня, мимо которого я проходила сотни раз, толкали его, смеялись, издевались над ним. Он стоял неподвижно, руки в карманах, взгляд, как всегда, опущен в землю

— Возьми эту гребаную сумку, — сказал один из них.

Я даже не думала. Я просто видела, что кто-то нуждается в помощи. Если бы я просто продолжила свой путь, ничто бы не побеспокоило меня. Ну, я собиралась свести это все на нет.

— Эй-эй! — крикнула я. — Оставьте его в покое!

Темные фигуры перестали двигаться, переключив свое внимание на меня.

— Как насчет того, что ты не будешь лезть не в свое дело, сука! — крикнул один из парней, ринувшись ко мне. Второй злоумышленник остался позади с их первоначальной жертвой, прижимая его к стене.

Мой рот начал действовать задолго до того, как мой мозг разобрался в ситуации, и прямо напротив меня оказалось рычащее лицо. Рубцы осыпали кожу грабителя под его темно-синим балахоном. Он был дерганым, скорее всего наркоман, и его нервозная энергия не давала ему оставаться спокойным.

— Разберись с ним, — сказал он своему другу, удерживая свой взгляд на мне, почти вынуждая меня что-нибудь сделать.

Наркоман улыбнулся. Его десна кровоточила, один из зубов был сколотым и коричневым, и была дырка, на месте, где должен быть еще зуб. От запаха его футболки, что ударял мне в нос, было очевидно, что Наркоман не мылся неделями. Он был молод, но выглядел потрепанно. Хоть его возраст в годах, возможно, был близок к моему, его тело прошло через годы, которые считались как десятилетия, перенеся нападение его собственных рук.

Я шагнула вправо, надеясь, что просто смогу уйти, не поддавшись на провокацию, и сделать звонок в полицию, когда буду вне поля зрения, но он преградил мне путь.

Его взгляд осмотрел мое лицо. Сначала здоровую сторону, затем его взгляд перешел на другую. Иногда из-за того, как я закрывала волосами лицо, люди его сначала не видели. Я обычно могла назвать точный момент, когда кто-то замечал изъян. Это всегда была миллисекунда, когда глаза расширялись или челюсть застывала. Другие могли не заметить, но у меня была целая жизнь, чтобы распознать эти маленькие подсказки. Конечно, этот парень не заботился об общественных нормах.

Он начал смеяться,

— Ох дерьмо, Скарфейс (прим.перев. Лицо со шрамом), да ты в ударе!

Я стиснула зубы. Эти растянутые слова мудака не задели меня.

— Черт побери, похоже, что ты раскрывала свой рот слишком много, и кто-то добрался до тебя вперед меня, — сказал он насмешливо.

— Ида на хрен, — сказала я. Я знала, что это было глупо, но ощущалось так правильно. Боже, это ощущалось правильно.

— И ты все еще не выучила урок! Сейчас я разберусь с тобой и с твоим дружком тоже, — он указал туда, где стоял его друг наркоман и таинственный парень.

— Нет, — сказала я, снова сделав шаг вправо, надеясь, что мое вызывающее поведение защитит меня. Я не покажу им страх. Но он схватил меня за руку. Его прикосновение разбудило гнев во мне, о существовании которого я не знала. Я вырвала свою руку из его хватки так сильно и ударила его прямо в лицо. Затем я почувствовала отдачу от удара. Это не было так больно, как звон в моей голове как клаксон. Затем меня начали тащить между двумя зданиями, мой рот накрыли, когда я пыталась закричать.

Автомобиль просвистел мимо, и там были люди под брезентами и самодельными одеялами из газет, но я чувствовал себя полностью одинокой. Я молилась, чтобы кто-нибудь подошел, но окружающая тишина не вселяла надежду. Никто не подошел спасти нас. Меня тянули в пропасть. Я делал все, что могла, вырывалась из захвата этого отвратительного Наркомана и размахивала длинными ногами. Но он, должно быть, был под кайфом, так как его сила была намного больше, чем казалось по его телосложению.

— Оставь ее в покое, — мой собрат по несчастью, жертва грабежа закричал, все еще прижатый к стене. — Отпустите ее, и я отдам вам все мои вещи. — Это был первый раз, когда я услышала его голос. Все это время издалека он был похож на грустного художника. Речь внезапно вернула его к жизни.

Наркоман хихикнул.

— Мы разберемся с вами обоими, ублюдок.

Первый Наркоман прижал меня к кирпичной стене, он обыскал мою сумку, открыл кошелек и перевернул его.

— Где гребаные деньги?

— Я не знаю... это все, что у меня есть, — солгала я. Я в любом случае облажалась, и не отдам им свои деньги так легко. Он был недоволен и схватил меня за талию, как будто я была преступником. Страх увеличивался в моем желудке, в моей груди и наполнял мою голову, в результате чего давление было такое сильное, что было трудно думать или дышать.

— Гребаная Скарфейс, у тебя чертовски красивое тело, — сказал он, его вонючее дыхание касалось моей щеки, как ядовитый туман. Его движения по моему туловищу сменились от безличных и быстрых до медленных и агрессивных, ощупывая мою талию и двигаясь к небольшим холмикам моей груди, сжимая один своей мерзкой рукой.

— Нет! — сказала я, отмахиваясь от его руки. Он поймал мою руку за запястье и прижал ее к моему боку.

— Скажи привет моему маленькому другу, — прошептал он мне в ухо, когда потерся об меня, в результате чего в моем животе поднималось восстание. — Я собираюсь заставить твоего дружка наблюдать.

Порыв движения взорвался на противоположной стене от моей, где меня удерживали. Друг-наркоман упал на землю, плюхнувшись на свою задницу, когда мой новый бездомный союзник ударил его в челюсть. Наркоман упал с отвратительным глухим стуком.

— Беги! — закричал он, но я стояла замерев, мои ноги были почти парализованы от смеси страха и адреналина. Наркоман лежал на земле и стонал.

— Берегись! — закричала я, когда Наркоман освободил меня и прижал моего нового друга к земле.

Я кричала, прося помощи, пока они боролись. Они перекатывались по земле, когда я кричала и ощупывала грязный бетон в поисках моего сотового телефона, чтобы позвонить. Но драка резко прекратилась. Наркоман встал, что-то блеснуло в его руке, когда он опустил это на землю. Звук упавшего металла раздался эхом между зданиями.

Наркоман подбежал к другому Наркоману, который встал и пытался вернуть свое равновесие.

— Пойдем, нам нужно убираться отсюда к чертям собачьим! — он потянул своего друга за футболку, но дезориентированный грабитель едва мог стоять на ногах. — К черту это, — сказал Наркоман, отпуская и оставляя своего «друга» позади.

Мое внимание перешло к парню, который спас меня, когда он поднялся на ноги, сжимая свой бок. Темная жидкость сочилась через промежутки между его пальцами.

— О боже мой, — сказала я себе под нос, понимая, что он был ранен ножом. Я подбежала к нему, мои дрожащие руки зависли над его телом, не зная, как помочь. Блеск янтарного света осветил его лицо. Он поднял голову и наши глаза встретились. Я почти ахнула, когда увидела его глаза: потрясающе идеальный серо-зеленый цвет окружал черные зрачки. Я знала, что это было глупо, но мне в голову пришла мысль, что никто с такими пронзительными глазами не должен жить на улице. Я имею в виду, никто не должен быть бездомным, конечно, но он просто выглядел таким молодым, и таким... эффектным, даже с этой неопрятной бородой.

— Я сказал тебе бежать, — выдохнул он, когда рухнул на одно колено. — То, что ты сделала — было глупо. — Я была одновременно впечатлена и оскорблена его способностью ругаться, после того, как он получил ножевое ранение. Я ждала, по крайней мере, спасибо за мой отважный импульс.

Сирены наполнили воздух, когда красное, белое и синее промчалось по аллее. Кто-то увидел, как меня тащил Наркоман, но было бы уже слишком поздно, если бы не незнакомец, который дрался, чтобы защитить меня от невообразимого.

Эш

Я никогда не был сентиментальным. Не то чтобы эмоции не имели значения для меня, скорее всего наоборот. Я глубоко тронут теми вещами, которые чувствую, это почти дефект. Но я пытаюсь проживать все свои ежедневные дела. Чтобы делать, создавать и быть вдохновленным настоящим, не приступами ностальгии. Цели и задачи, праздники, даты на календаре — все это бессмысленно для меня.

Кроме того Сара была мертва и с ней у меня не было выбора. Я не мог видеть ее, смеяться с ней, спорить с ней. Я стал более чувствительным с тех пор, как она умерла. Так как приближались праздники, я обнаружил себя в яме: кружась, падая, не в состоянии схватиться и выползти из отчаяния.

Я задавался вопрос, как бы все было, если бы я умер вместо нее. Или как все было бы, если бы она не умерла. Я, вероятно, был бы успешным художником к этому времени, но я позволил этим мечтам умереть вместе с ней.

Я задавался вопросом, ходила ли еще моя мать в комнату Сары и плакала в ее подушку. Я задавался вопросом, пил ли мой отец все еще в своем сарае. Прошло около двух лет, и я наделся, что для них все стало лучше. Я не знаю. Я так долго не видел их.

Я изгнал себя, но это не значит, что жизнь стала более приятной. Как прокаженный, я изолировал себя, чтобы перестать ранить других, но иногда я так сильно скучал, что хотел скрести собственную кожу, чтобы почувствовать что-то другое. И раз чувство вины заставило меня уйти, я не мог избавиться от этого чувства. Оно присосалось ко мне как пиявка, всасывая каждый день, делая меня немного слабее, осушая мою волю, чтобы выжить.

В тот день, я сел на автобус до последней остановки, так далеко от пятой улицы как это возможно. Как сентиментальный дурак, я играл с единственной вещью, что осталась у меня от Сары: небольшая латунная брошка в форме кисти. Я помнил, когда она дала ее мне. Ей было около четырнадцати. Она нашла ее на какой-то барахолке и сказала, что она напоминает ей обо мне. Я никогда не носил ее. Какой семнадцатилетний парень будет носить украшение, даже маленькую брошку? Но я помню, думал, что было круто, что у меня есть сестра, потому что братья не делают подобного. Поэтому я носил ее в своем кармане, и частичка Сары всегда оставалась со мной.

Я раздумывал остаться в автобусе, чтобы уехать в другом направлении и завершить цикл, но это небольшое ограничение заставило меня нервничать, так что я вышел и побродил.

Я бесцельно бродил и не обращал внимания, где окажусь в конечном итоге. Как бессмысленный гул, следующий к приводному сигналу, в конечном итоге через несколько часов я вернулся на пятую улицу.

Вот когда я почувствовал себя истощенным. Нет, я не устал. Это было истощение, что сокрушило мозг. Каждая клетка была высушена, истощение не останавливалось на физическом. Если бы вы нашли кого-то в пустыне, на его последнем издыхании, когда каждый последний кусочек влаги испарился из его тела, и спросили бы, хотел бы он стакан воды, чтобы выжить, он нашел бы способ пропищать: «Да». Настолько опустошенный, насколько был я, просто закрыл бы глаза и умер.

Поэтому когда я рухнул на землю и опустил голову, и эти гребаные наркозависимые начали донимать меня, я не собирался бороться. В действительности, я надеялся, что они прикончат меня. У меня даже не было энергии сопротивляться им. Но я надеялся, что они посмотрят в мои глаза и увидят, что там не было ничего, и избавят меня от этого несчастья.

Возможно, ножом по горлу? Пулей в голову?

И это привело меня к этой девушке.

Эта девушка.

Я был так близок к разрешению моей ситуации. Моя семья больше не беспокоилась бы обо мне, и я не страдал бы от бремени жизни каждый день. Если эти наркоманы не убьют меня, они, по крайней мере, надерут мне задницу, и превратят неосязаемую боль, что сопровождала меня ежедневно, во что-то осязаемое. По крайней мере, эта боль отвлечет меня от зияющей пустоты, что наполняла каждую клеточку моего тела.

Это был как какой-то извращенной поворот судьбы, как будто какое-то божество пытается поиграть со мной: человек, который напомнил мне, что не имеет значения, как сильно я старался, я не мог потерять себя полностью, этот человек и вмешается.

Я надеялся, что смогу дать неудачникам то, чего они хотели, то, чего я хотел, и они отпустят ее. Но как только она сломала невидимую стену, разделяющую действующих членов общества от тех, кто сделал эти улицы своим домом, она попала в неприятность, и не смогла бы уйти без шрамов.

Когда этот кусок дерьма, вор-наркоман, прикоснулся к ней, ярость вытащила меня из тумана ненависти к самому себе.

Ее крики были как осколки стекла, кислый вкус, захвативший мои вкусовые рецепторы, мои кончики пальцев покалывало от потребности. Они не потушат ее свет, не остановят ее смех. Она была единственной причиной в мире, что связывала меня с моей старой оболочкой. Внезапно я снова стал заботиться о жизни, только в этот момент. Эти больные ублюдки не причинят ей боль.

Мое онемение было надломлено изнутри яростью, которая взорвалась как бомба. Я даже не почувствовал нож, что вонзили в мою плоть.

Эта девушка, по какой-то причине, я не мог отключиться от нее. Я видел ее также ярко, как привык видеть все остальное.

Она заставила меня захотеть снова творить. Это было опасно. Гораздо более опасное чем то, что могли сделать эти глупые грабители. Я должен был держать желание на расстоянии, или иначе я бы потерял контроль. Потому что мое искусство разрушает людей, о которых я забочусь. Оно превращает меня в монстра.

До этого момента, рыжеволосая девушка, которая сияла как маяк в тумане, была пустой угрозой. Существовал невидимый барьер, где девушки, как она не видели парней, что скрывались в переулках. Я был в безопасности от ее способности прорваться к частям моего мозга, которые были в состоянии покоя благодаря большому количеству лекарства

Тем не менее как-то, она увидела меня. Мерцая в темной аллее, как какой-то ангел-хранитель, которого я не хотел.

Я так упорно пытался не существовать. Но она вынудила меня. Она заставила меня принять участие в жизни.

Я хотел умереть, но она силой вернула меня к жизни.

И я не был счастлив по поводу этого.

3 глава

Бёрд

Я нашла свой телефон и в панике позвонила Джордану. Скорая забрала парня, который спас меня. Я даже не знала его имени. Фельдшеры не позволили мне сопровождать, несмотря на мою настойчивость, что он спас мне жизнь, и я должна быть там ради него.

Наркоман был настолько дезориентирован от удара в лицо, что даже не смог встать на ноги, полиция задержала его сразу. Они взяли мое заявление, и я отказалась ехать в больницу. Я знала, что была в порядке и не хотела вешать на себя медицинские счета.

Как и ожидалась, Джордан не поднял трубку, так как был на работе, поэтому я оставила ему голосовое сообщение. Когда я была в безопасности своей квартиры, подумала о том, чтобы позвонить своей сестре, но знала, что она разозлится. Мне нужно было немного отойти от инцидента, прежде чем я могла рассказать ей. Если я сделаю это сейчас, то буду вся в слезах.

Я и так еле держалась. Была так близка к тому, чтобы моя жизнь непоправимо изменилась. Мой желудок скрутило узлом от боли. Иногда то, что почти случилось, тоже может мучить нас.

Я включила музыку и попыталась танцевать, но энергия нервозности была неблагоприятной. Я просто хотела знать, что он выжил. Что я не вызвала ряд событий, которые привели к смерти. И одна мысль продолжала крутиться: «Как парень, который стоял и покорно принимал нападение на себя, мог активизироваться в бесстрашного героя ради меня?» Этот контраст сбивал с толку. Он дрался с двумя мужчинами за меня, но когда был один, и его толкали и пихали, он просто стоял.

В разгар этой мысли, которая в сотый раз крутилась в моей голове, мой телефон зазвонил.

— Привет, — сказала я. Уже был почти час ночи, и я знала, что должна кое-что объяснить.

— Какого черта случилось? Твой голос до смерти напугал меня.

— Я не хотела, чтобы ты беспокоился. Но я увидела, как кое-кого грабили, и попыталась вмешаться и... на меня тоже напали.

— Что? Напали? Где?

— По пути домой.

— В такси?

— На пятой улице.

— Ты должна была взять такси...

— Я знаю.

— Черт побери, Бёрд! Почему ты не сказала мне?

— Это не так уж важно. Я не хотела, чтобы ты тратил свои деньги на меня.

— Ну, по-видимому, это важно! О чем ты думала?

Я промолчала. Я не знала, о чем думала. Просто не думала, что подобное случится со мной. Джордан вздохнул.

— В голосовом сообщении ты сказала, что в порядке. Это так?

— Да, просто синяк.

— Так что случилось?

Страх вновь охватил меня, будто это происходило снова и снова, и мои глаза наполнились слезами. Я прочистила горло.

— Как я и сказала, я шла домой по пятой улице, и заметила кое-что подозрительное, как будто к кому-то приставали. Я не подумала и вмешалась.

— Боже, иногда твое сердце больше чем твой мозг, — сказал он. — А ты умная, так что это говорит о многом.

— Я не уверена, должна ли я сказать «спасибо» за это или нет.

— Ну, что случилось дальше?

— Один из парней подошел ко мне и потянул с улицы к аллее.

— О боже, — пробормотал Джордан.

— Но парень, которого я спасла, превратился в ниндзя. Он толкнул того, кто держал его, и затем ударил его в голову.

— Святое дерьмо.

— И он боролся с другим, который потом пырнул его ножом. Копы нашли их обоих.

— Ого. Он в порядке?

— Не знаю. Я должна найти способ добраться до больницы. Я не могу позволить ему остаться там одному. Не после того, что он сделал для меня. Я надеялась, что ты поедешь со мной.

— Конечно. Тревор подберет меня. Я попрошу его подвезти нас.

— Уже поздно. Я чувствую себя ужасно, что ему придется быть нашим шофером.

— Позволь мне позаботиться о Треворе. Не беспокойся ни о чем. Кстати я все еще зол на тебя за то, что солгала, но я рад, что ты в порядке.

— Я знаю. Уверена, что буду выслушивать об этом еще целую вечность.

— Будешь. В действительности, я собираюсь периодически вламываться, пока ты будешь в душе, чтобы напоминать тебе ежедневно, — сказал он.

— Как будто тебе нужно еще больше причин, чтобы ввалиться в мою квартиру. Иногда я задаюсь вопросом, может, ты притворяешься геем, чтобы просто видеть меня голой.

— Размечталась, принцесса.

***

К тому времени, когда мы приехали в больницу, мой таинственный парень ушел. Медсестры не дали мне никакой информации. Только сказали, что ему не обязательно было оставаться, и что он не умер. Я испытала облегчение, но также была расстроена. Он подумал, что я просто приняла его помощь, а потом забыла о нем, как только его увезли на машине скорой помощи? Я чувствовала себя в неоплатном долгу перед ним. Он спас мне жизнь. Я ощущала тошноту при мысли, что могло произойти, если бы он не вступился. Он не должен быть на улицах, забытый. Я хотела помочь ему, подружиться с ним, может, найти ему работу. Я хотела сделать что-нибудь для него в ответ, но он так быстро исчез.

Тревор настоял на том, чтобы отвезти нас на ночной перекус в закусочную. Тревор, в отличие от нас с Джорданом, не был танцором. У него была постоянная работа в качестве помощника продюсера новостей. Джордан также не был так беден как я, даже и близко. Вот почему он был так щедр, но это заставляло меня чувствовать себя убогой. Джордан работал в клубе в дополнении к доходу, который получал от преподавания хореографии. Его клубные выступления оплачивались лучше, и он на самом деле получил танцевальную работу. Время простоя в танцевальных выступлениях становилось короче, но его вера в индустрию развлечений была незначительной, и пока простой полностью не исчезнет, он отказывался бросать.

Они были прекрасной парой. Тревор — блондин с темно-голубыми глазами и улыбкой, как будто из рекламы зубной пасты. У Джордана была гладкая кожа цвета какао-бобов и удивительное сильное тело, вылепленное танцами с самого раннего детства. Его зубы также были идеальными.

И вот я, сидела напротив этих красивых мужчин. Может, на расстоянии кто-то мог подумать, что я была красивой, но ближе, все становилось ясной: я была обезображенной.

— Ладно, Бёрд. Сделаем так. Ты никогда не будешь ходить домой ночью одна. Или Джордан или я, с тобой всегда будет мужской эскорт, в любое время, когда ты будешь возвращаться домой с работы.

— Мужской эскорт? — кокетливо спросила я, поднимая бровь.

— Отвали, сучка, — сказал Джордан, и все мы рассмеялись.

— Парни, это просто невозможно. Я живу здесь полтора года. Произошел просто неприятный инцидент. Нападение было личным, и я уверена, что эти ребята будут в тюрьме некоторое время.

— Она такая чертовски упрямая, — Джордан закатил глаза, когда говорил Тревору.

— Она прямо здесь, — ответила я, указывая на верхнюю часть своей головы.

— Ага, ты типа здесь, — вступил в общий разговор Тревор. Я схватила французскую картошку с его тарелки и бросила в него. Она отскочила от его груди в его тарелку, и он скормил ее Джордану. Иногда они могли быть такими милыми, что это вызывало у меня рвотный рефлекс.

— Тревор понимает, что ты моя жена «без секса». Моя психическая стабильность зависит от твоего существования. И мы можем быть столь же упрямы. Больше никаких ночных прогулок домой. И никаких споров.

— Да, папочка, — сказала я. Джордан был первым человеком, которого я встретила, когда переехала в ЛА. В мой первый рабочий день в нашей танцевальной школе, он встал рядом со мной и представился. Вы когда-нибудь встречали кого-нибудь и слышали тот самый щелчок? Вот так это и было. После пяти минут нашего разговора я знала, что мы будем настоящими друзьями. Тогда я жила в комнате для гостей в трехкомнатной квартире, которая досталась в наследство матери-одиночке с двумя детьми, и Джордан был тем, кто помог мне найти мою квартиру, в которой живу сейчас, через коридор от него.

Я думаю, что Джордан считал, что я под его ответственностью, а Тревор был его парнем и поддерживал это. Они знали, что я была одна здесь, и чувствовали, что их долг наблюдать за мной, как два старших брата.

— Ну, хорошо, что он в порядке. Я знаю, что ты хотела увидеть его, но, по крайней мере, ты в курсе о его состоянии, — сказал Тревор, возвращая разговор к моей неудавшейся ночной миссии.

— Он часто в этой местности. Я надеюсь, что увижу его поблизости. Я просто чувствую, что должна помочь ему. Часть меня думает, что своим героизмом я сделала только хуже. Он мог просто убежать, но поставил свою жизнь под угрозу из-за меня.

— Откуда ты знаешь, что он часто поблизости? — спросил Джордан.

Я поняла, что в какой-то степени раскрыла свой маленький секрет: что я замечала его месяцами до этого маленького инцидента.

— Я видела его поблизости. Просто замечала его. Не знаю, почему,— сказала я, возившись с содержанием своей тарелки, чтобы избегать зрительного контакта. Но я знала. Потому что было некое ощущение его присутствия. Что-то, что заставляло меня захотеть узнать его историю. И это заставляло меня чувствовать себя отчасти стервой. Что заставляло меня проходить мимо десятка других бездомных людей и относить их к такому человеческому движимому имуществу улицы, но заставляло подумать дополнительно о том парне? Дело было в его поразительных серо-зеленых глазах? Его таинственной задумчивости? В том факте, что я чувствовала, что он наблюдал за мной? Или потому что он был молод и бездомным, и моя жизнь немного отличалась бы, если бы я не сорвала куш, когда меня удочерили младенцем, я оказалась бы в таком же положении, как и он? В некотором смысле меня освободили от этого, и это пробудило мое скрытое любопытство.

— Знаешь... это может вызвать действительно большой интерес у людей. Девушка спасает бездомного парня, бездомный парень спасает девушку. Бьюсь об заклад, мы бы могли поднять немного денежных средств для него. Эти вещи распространяются довольно легко.— Теперь Тревор нацепил свою продюсерскую кепку.

— Я подумаю об этом. Не уверена, что хочу быть в новостях. — Хотя я хотела, чтобы моя жизнь была в центре внимания, я не хотела, чтобы мое лицо оказалось на ТВ. В первом случае в центре внимания будут мои танцевальные таланты, а во втором мое лицо будет заполнять экран. — Может, мы просто могли бы показать на экране его.

— Мы можем. Простой подумай об этом. Это может и правда помочь ему. И если мы сделаем это, журналисты помогут нам найти его.

Предложение было заманчивым, но я хотела увидеть, могла ли найти его сама сначала. Из того, что я могла сказать, он был своего рода замкнутым, и я не была уверена, что он воспримет хорошо то, что в его истории будут копаться журналисты.

***

Тревору нужно было готовиться к работе, поэтому он завез нас с Джорданом и вернулся к себе. У нас у обоих открылось второе дыхание, и я расстелила свой футон, пока Джордан опускал иглу на моем проигрывателе и отмечал некоторые танцевальные движения, пока говорил. С оранжевой драпировкой футон был единственной мебелью в моей однокомнатной квартире, он служил в качестве дивана в течение дня и раскладывался на ночь в качестве кровати.

— Сейчас будет проигрыш.

— Вот почему мне нравится использовать эту музыку. Она заставляет меня чувствовать легкость.

Джордан делал высокую арабеску, его мышцы сокращались, когда он полностью вытянул свои длинные конечности, его пальцы на ногах тянулись идеально. Он был гениально-одаренный, тем не менее, непринужденный танцор. Его физические пропорции были созданы, чтобы восхищаться ими в движении. Когда он практиковал подъемы, его абсолютная мощь заставляла меня чувствовать, как будто я бросала вызов гравитации. Наблюдать за движениями Джордана отвлекало меня от беспокойства, что все еще бежало мурашками по моему телу.

— Итак, мы устроим День благодарения у тебя, да? Ты знаешь, моя квартира в жутком беспорядке, — я оценила, что Джордан пытается восстановить нашу нормальную рутину, планируя праздники.

— Наверное, но у тебя больше места — настаивала я. — Рассматриваешь ли ты вариант уборки? — спросила я, уже зная ответ на вопрос.

— Даже если я уберусь, все завалено моими вещами. У меня может быть больше квадратных метров, но у тебя меньше мебели комната более просторна.

— Поверь мне, я не минималистка. Это отсутствие мебели называется бедностью. Но естественно, я рада принять гостей. Хотя у меня нет стола.

— Мы просто перетащим мой через коридор,— сказал он, пока делал последовательные повороты по полу.

— И большинство блюд нам придется готовить на твоей кухне, моя плита слишком маленькая и становится чертовски жарко, когда я использую ее. Будем только я, ты и Тревор, верно?

— Да. Это идеально, мы можем готовить у меня, зависать у тебя. Объединить наши квартиры это почти как получить действительно небольшой домик.

И так и было. Мы плавно перемещались из его квартиры в мою. Наши двери были прямо через узкий коридор, и у нас были ключи от квартир друг друга. Сбегать за туалетной бумагой? Фильтры для кофе? Миндальное молоко? Просто сбегать и совершить налет на тайник Джордана. И я не могла сосчитать количество раз, когда Джордан просто врывался через мою дверь, чтобы показать мне забавное видео на YouTube (даже если я была в душе), как будто это было вопросом национальной безопасности.

— Итак, есть парень, с которым я хочу тебя познакомить, — сказал он, когда перемещал свои руки из первой во вторую позиции и наоборот.

— Парень? — спросила я, как будто не услышала его.

— Да, его имя Хавьер, — сказал он, перемежая предложение с пируэтом. — Он красивый, он гетеросексуал, у него восхитительный акцент. Он художник по декорациям. Я подумал, что могу свести вас двоих на сви...

— Черт, нет,— сказала я, прежде чем он смог закончить.

— Б-ё-ё-ё-рд, — он растянул мое имя, как плачущий ребенок.

— Я не хожу на свидания вслепую, — я никогда не говорила вслух почему, как я предполагала, он понимал мои причины.

— Значит мы пойдем гулять. Ты, я, Тревор и Хавьер. Это не будет свидание вслепую.

— Это все еще будет свиданием. Я не хочу такого давления. — По правде сказать, я не хотела оказывать давления на кого-то еще. Если я не понравлюсь ему, то он будет мудаком, потому что не дал девушке с изуродованным лицом шанс. Это должно было случиться естественно, и, к сожалению, для меня, естественные встречи были крайней редкостью. Большинство парней проходило прямо мимо меня к девушкам с безупречной кожей.

Джордан наклонился к деревянной ручке футона.

— Ты молода, и так упорно трудишься. Я просто не хочу, чтобы ты упустила эти годы. Ты бы могла быть в колледже сейчас, знакомиться с парнями, ходить на свидания, наслаждаться своей молодостью, но у тебя нет жизни в кампусе. Поэтому ты должна выходить отсюда! Все что ты делаешь — это работаешь, ходишь на прослушивание и спишь.

В словах Джордана был смысл, но отказ был частью мое повседневной жизни с танцами, и мне больше не было ничего нужно в мире свиданий. Я привыкла оставлять это без внимания. Не то чтобы у меня вообще не было интереса, но интерес всегда был мимолетным. Я была девушкой в старшей школе, которая была другом, которой всегда можно доверять. Когда я получала парня, это всегда было ненадолго, потому что он либо двигался дальше, либо его заботило, что подумают другие. Поэтому мой послужной список, касающийся противоположного пола, был смущающе тухленький.

Я даже не могу сказать вам, сколько легкомысленных взрослых говорили мне мимоходом, какой красивой я могла быть. Как моя единственная в своем роде внешность могла обеспечить успех в модельном и танцевальном мире. Танцевальный мир — суров. Ты постоянно боишься за свой вес. Твое тело рассматривается как товар, как будто твои ноги и грудь, и задница не привязаны к душе, что может быть повреждена. Как ни странно я была благословлена в том плане, которым многие танцоры не могли похвастаться: я была высокой, худой, моя грудь была небольшой и скромной. Все дело в мое лице, то о чем большинству людей не приходилось беспокоиться, удерживало меня. Особенно в балете, где каждый волосок должен быть прилизан. Неиспорченное лицо было важно, и половина меня выглядела, как будто Эдвард Руки-ножницы потрудился над ним.

Я всегда это осознавала, и полагаю, другие женщины могли чувствовать себя похоже, с висящим животиком или иными «изъянами». Но мой был не просто каким-то общим человеческим недостатком. Это была история, которая умоляла быть рассказанной. Ты не мог смотреть на мое лицо, не задаваясь вопросом... почему?

Красота симметрична, а одна половина моего лица не совпадала с другой. Это была хитрость моего уродства, что была особенно тревожной. Я не была рождена с большим носом или амблиопией, или толстыми лодыжками, кое-кто сделал это со мной.

И, тем не менее, я все равно приехала в ЛА. По наивности я думала, что люди увидят мой талант танцовщицы и будут впечатлены достаточно, чтобы забыть о моем лице. Но я была здесь больше года и едва прошла первый этап прослушивания. Когда эти негативные мысли прокрадывались в мою голову, я оттесняла их назад в темную трещину моего мозга, где они жили. Я уже была бедной и не могла позволить себе сомнений.

Я никогда не говорила о своей неуверенности вслух, даже Джордану. Я притворялась, как будто это не беспокоило меня, что люди менее талантливые, чем я получают больше работы, потому что сказать — сделать это реальным. Я знала, что другие могли назвать это заблуждением, но разве не должны вы быть немного помешаны следуя за мечтой?

— Позволь мне, по крайней мере, показать тебе фотографию. Он великолепен. — Вот почему я знала, что это будет бессмысленно. ЛА изобилует красотой, а я не была красивой.

— Может, завтра, но я устала,— сказала я.

— Я тоже.

Я задалась вопросом, останется ли Джордан на ночь со мной или пойдет к себе. По правде говоря, я все еще была немного потрясена и не хотела быть одна, но я не хотела признавать это после всех заверений, что сделала раньше.

Я открыла диван-футон и вытащила подушку.

Проигрыватель остановился, Джордан убрал иглу в сторону и осторожно положил пластинку обратно в чехол.

— Положи подушку и для меня тоже, — сказал он.

4 глава

Эш

Я застонал почти в экстазе, когда горячая вода обрушилась на мое тело. За ночь до этого, я удрал из больницы так быстро, как мог. Я ненавидел замкнутое пространство, и особенно чертовски ненавидел больницы. Поэтому позволил наложить себе швы, ответил на вопросы копов, затем удрал из этого стерильного, бездушного места.

Происшествие немного шокировало меня, и я на мгновение задумался, пытаясь разобраться, что буду делать дальше. Во мне было много беспокойной энергии, и я не знал, куда ее деть. После нескольких часов, нервотрепка поутихла, и первое что мне захотелось сделать — это принять душ. Второе — по-настоящему отдохнуть. Из-за болеутоляющих я чувствовал головокружение, поэтому использовал всю энергию, что у меня была, чтобы добраться до этого душа и затем уснуть в чистой постели.

Когда помылся, я вышел и аккуратно обмотался полотенцем вокруг талии. Все мое тело болело от драки, и рана от ножевого ранения пульсировала по всей моей левой стороне. Обезболивающие помогли не так уж хорошо. Я подозревал, что с моей подноготной, доктора специально не дали мне достаточно, чтобы боль исчезла совсем.

— Я не знал, что ты здесь, — сказал мой брат Миллер.

— Иисус! — я повернулся, испугавшись, и из-за этого стежки на моих швах сильно натянулись. Я поморщился.

— Святое дерьмо, Эш. Что, черт побери, произошло?

— Ничего, мужик.

— Чувак, не время для твоей херни.

Я не выносил, как он просто завалился без предупреждения, а у меня едва хватало энергии держать глаза открытыми, не говоря уже о том, чтобы объяснять, откуда взялось ножевое ранение. Но это был его гостевой домик — его правила.

— Какие-то парни доставали меня, и одна цыпочка попыталась вмешаться. Затем они начали приставать к ней, если серьезно, я думаю, что они хотели изнасиловать ее. Поэтому, я вступился.

Миллер покачал головой.

— Почему ты просто не можешь остаться здесь? Ничего из этого не случилось бы, если бы ты просто остался здесь.

— Ты знаешь почему.

— На самом деле, нет. Почему? Потому что ты не любишь замкнутое пространство? Ну, здесь тепло, у меня есть бассейн, двор... ты можешь проводить снаружи большую часть времени. Там не безопасно, мужик. — Он указал на мир за пределами его ухоженного газона.

Мы оба знали, что реальные причины не имели отношение к моей клаустрофобии. Но мы были парнями и не хотели обсуждать тяжелые моменты. Поэтому проходили через это примерно раз в месяц, Миллер настаивал, чтобы я остался на дольше, чем просто ночь здесь, когда я показывался, чтобы постирать или принять душ. Затем я рассказывал ему, что не буду жить в его гостевом домике, это было неправильно для меня просто жить здесь вот так, и я предпочитал жить снаружи без каких-либо ограничений. Я был как дикое животное, попытки одомашнить меня только заставляли меня огрызаться с теми, кто заботился обо мне.

Миллер вздохнул и сел.

— Так что случилось с девушкой?

— Она в порядке. Ее не пырнули ножом и не изнасиловали, это стоит учесть.

— Бесстрашный поступок с ее стороны. Она...?

— Бездомная? Наркоманка? Нет, она обычный человек, прогуливающийся по улице.

— И правда бесстрашная.

— Беспечная.

— Чувак, ты должен поблагодарить ее.

Я схватил чистую футболку из сумки и натянул через голову.

— Возможно. Но она не должна была ставить себя под удар ради меня. И со мной все было бы в порядке. То, что она встряла, все разрушило. Эти отвратительные мудаки увидели красивую девушку и превратились в диких зверей.

— Тем не менее, я бы сказал, что это восхитительно, что кто-то вмешался, особенно одинокая девушка.

— Наверное. Я не могу позволить себе идеализировать ее. Да без разницы. Я больше никогда не увижу ее, но если увижу, дам ей твой номер, чтобы вы могли подружиться. — Мне было больно, и я был истощен, и все еще взбешен, ну знаете, потому что получил удар ножом. Я вздохнул. — Извини, мужик, я придурок. Я просто устал и немного не в настроении.

— Не в настроении?

Брр, я ненавидел, что он всегда пытался контролировать мое гребаное психологическое благополучие.

— Не в настроении как нормальный человек, а не «не в настроении в стиле Ашера». — Я привирал. В этот момент, спасибо выбросу адреналина, я был в состоянии действовать как-то, похоже на норму. Но я был «не в настроении с тиле Ашера», когда эти мудаки подошли ко мне.

— Голоден? — спросил он.

— Нет. Просто устал.

— Эй, ты знаешь, я должен спросить это, — Миллер вздохнул. Я знал, что приближается. Праздники были не за горами. — Мама с папой принимают гостей на День благодарения.

— Я не могу, бро. — Я был придурком, потому что отверг родителей, но я не мог смотреть им в глаза. Они думали, что хотели моего присутствия, но я был источником всех их проблем. Я делал им одолжение, оставаясь в стороне.

— Я знаю, — сказал он грустно. — Они тоже по тебе скучают.

— Миллер! — его жена, Элла, позвала его. Она обычно не приходила поздороваться, чему я не огорчался.

— Ужин, — сказал Миллер, указывая большим пальцем в направлении дома. — Ладно, ну отдыхай. Я оставлю тебе поесть и принесу. И, пожалуйста, оставайся. Встреться со мной, прежде чем уйдешь.

— О'кей. — Мои веки начали бунтовать, закрываясь на полуслове.

— Отдыхай, мужик,— он хлопнул меня по плечу, и я дернулся, готовясь к боли.

— Ух, — сказал я одурманено, устроившись на прохладных простынях.

Бёрд

Я лежала на своем футоне и смотрела «Ходячие мертвецы» с аккаунта «Нетфликс» Джордана. Спасибо Господу за не настолько бедных друзей.

Сегодня у меня был выходной, и все, что я хотела делать — это лежать на диване и двигаться только для того, чтобы позволить своим легким вдыхать и выдыхать. Была проблема с однообразностью: она забирала так много энергии, что едва оставалась, чтобы тренировать навыки, за которыми я приехала сюда.

Выгодой обучать несколько классов была в том, чтобы заставлять себя пересматривать и оттачивать собственные навыки несколько раз в неделю, и поскольку я уже находилась в студии, я могла остаться, чтобы немного потренироваться. Но чаще всего моя энергия сохранялась и выливалась в прослушивания. Танцы начали ощущаться больше как рутина, усиливая мою неуверенность, когда они должны были быть тем, что заставляло меня забыть о ней.

Я начала дремать славным послеобеденным сном, когда зазвонил мой телефон. Это была моя сестра, Джесса, с которой я разговаривала примерно несколько раз в неделю и которой не звонила с нападения. С тех пор как у нее появились дети, она все больше и больше относилась ко мне по-матерински, и я просто знала, что она придет в бешенство, когда расскажу ей об инциденте. Я уже несколько раз игнорировала ее звонки, поэтому у меня не оставалось выбора, кроме как, наконец, принять его.

— Привет, Бёрди!

— Привет...

— Ты спала?

— Типо того.

— Ох, ну, как дела? — звук детского ТВ-шоу раздавался на заднем фоне.

— Дети смотрят телевизор с объемным звуком?

— На самом деле так громко? Подожди, я убавлю громкость. — Звук телевизора был заменен на воркование и бормотание ребенка.

— Это Эмми? — спросила я.

— Да, — сказала Джесса ласковым голосом. — Она только что проснулась и на удивление в хорошем настроении. Хочешь поздороваться?

— Конечно.

— Скажи привет тете Бёрд!

Лепетание Эми прошлось по мне, заставляя чувствовать тепло и нежность.

— Привет, маленькая Эм! — сказала я в трубку.

— Ладно, дай-ка я положу ее в манеж.

Вот как обычно проходили звонки моей сестры, 85% это была ее словесная борьба с материнскими заботами с нашими фрагментами попыток поговорить.

— Ладно, Эми в безопасности, а Бенджи спит, так что можешь мне рассказать о себе. Как у тебя дела?

— Хорошо, работа, ничего нового. Я взяла дополнительные занятия в танцевальной школе, чтобы обучать пятилеток. Боже мой, они такие милые. Проблемные, но милые.

— А как обстоят дела с деньгами? Все в порядке?

— Да, спасибо тебе.— Моя сестра была причиной, почему я могла позволить себе жить одной, даже в крошечной квартире ЛА. Она была единственной поддержкой от семьи, которая у меня была. И я очень старалась не просить, но временами приходилось, иначе счета не будут оплачены. — Как поживает Алек?

— Хорошо, как обычно занят на работе, и скоро праздники, поэтому мы готовимся к ним. Ты приедешь домой? — она уже знала ответ.

— Нет... я в любом случае я не могу это себе позволить.

— Я куплю тебе билет.

— Дело не только в этом. Ты знаешь это. Не то чтобы я была приглашена.

— Не глупи. Если формальное приглашение это все, что тебе нужно, чтобы приехать домой, я скажу маме...

— Нет. В любом случае у меня есть планы.

Она вздохнула, что означало, что она признала еще одно поражение в битве «Затащи Бёрди домой».

— В любом случае, кое-что еще случилось на этой недели. Хотя я в порядке.

— Что? Что случилось?

— На меня напали, когда я шла домой с работы.

— Напали? Боже мой! Видишь? Все, я поговорю с Алеком. Мы поможем тебе оплатить жилье в более благополучном районе. Я не могу позволить тебе жить так.

— Нет, все в порядке. Мне нравится здесь. Мое здание в хорошей части центра города ЛА, я просто должна проходить через несколько не очень благополучных домов.

— Ну, то это также плохо.

— Я не хочу переезжать. Вы ребята сделали достаточно для меня. В нападении я сама виновата.

— Как ты сама можешь быть виновата?

— Я попыталась быть добрым самаритянином, и это вышло мне боком.

— Я убью тебя когда-нибудь, ты понимаешь это? Тебя и твой огромный рот.

— Но ты же любишь меня за это.

— Не помню такого.

Мы с сестрой были во многом разными. Конечно, так как меня удочерили, мы не были биологическими родственниками. Она была настоящим биологическим ребенком моих родителей. У моих родителей были только мы двое. Позвольте мне объяснить — я никогда не чувствовала себя другой. Мои родители были одинаково строги с нами. Но пока моя сестра делала все, чего они хотели — идеальная миниатюрная блондинка с идеальным мужем бухгалтером и живописной маленькой семьей — я всегда уклонялась. Я была рыжеволосой смешанной девушкой (чего я точно не знала, но думаю, была смесь черного и белого. Я была другой в физическом смысле) с огромным шрамом на лице.

Я не родилась уродиной, просто отличалась от нормы, и как будто Бог думал, что я не считала себя другой достаточно, он дополнительно пометил мое лицо. Я никогда не могла сосредоточиться в школе, хотя мои учителя говорили, что у меня блестящие способности. Вот причина того, почему мои родители отправили меня на танцы. Они думали, это взрастит во мне уверенность, потому что я ненавидела ходить в школу, ненавидела, как дети глумились надо мной, хотя моя популярная старшая сестра делала все, что могла, чтобы защитить меня. Они всегда надеялись, что это поможет израсходовать кое-какую энергию и улучшит сосредоточенность в школе, но думаю, что их надежды провалились. Они хотели, чтобы танцы стали инструментом, чтобы сделать меня податливой, а все что они сделали, это еще больше увеличили мое желание уклоняться.

— Так что произошло? — спросила она.

— Я возвращалась домой и увидела, как какие-то люди изводят парня. Я сказала кое-что, и они прицепились ко мне тоже.

— О боже мой. Я правда хочу стукнуть тебя по башке.

— Что нового?

— Так они забрали твои вещи?

— Нет, парень, за которого я заступилась, внезапно превратился в Чака Норриса, ударил одного и боролся с другим. Это было безумие. Один из них пырнул его ножом. Полиция приехала в самый последний момент.

— Они напали с ножом? О боже мой, — если бы на ней было жемчужное ожерелье, она бы сжимала его. — Сколько их было?

— Их было двое. И один атаковал ножом.

— Копы поймали этих ребят? — ее голос дрожал.

— Да. Сразу же. Один был на месте происшествия, другой не смог убежать далеко из-за ударов, которые получил.

— Я полагаю, ты будешь выдвигать обвинения?

— Не буду. Детектив звонил мне вчера сказать, что они принимают заявление. Но я рада, что мне не нужно давать показания. Судя по всему, они рецидивисты, поэтому получат по заслугам по-настоящему.

— Вчера? Когда это случилось?

— Несколько дней назад.

— И ты рассказываешь мне только сейчас?

— Я не хотела волновать тебя.

— Ты просто отсрочила неизбежное. Я беспокоюсь о тебе, что ты там сама по себе. Ты молода и красива и одинока, и это делает тебя мишенью. Ты знаешь это. Ты так молода, чтобы жить одна. — Моя сестра всегда пыталась напомнить мне, как красива, она думала, я была. Я закатила глаза.

— Я не одна. У меня есть друзья. И ты должна приехать в гости. Я думаю, что ты навоображала себе какое-то жуткое место. ЛА полон людей, так же как и Мэдисон.

— Но у тебя там нет семьи.

— Да, но также у меня больше нет семьи дома. — Я почувствовала обиду в ее молчании. — Ты же знаешь, что я не имею в виду тебя.

— Я знаю. — Последовала пауза, но она сменила тему, вернувшись к нападению. Ну, это то, как я называла это с настоящего момента, особенно моей сестре. Я не могла заставить себя сказать ей, что на самом деле произошло. Я не хотела, чтобы она беспокоилась еще больше. Она уже была вся на нервах.

— Что случилось с парнем, который получил ножевое ранение?

— По-видимому, он в порядке.

— Ты видела его после?

— Нет, он бездомный, я думаю. Он исчез после того, как ему наложили швы. Я пыталась найти его в больнице, но он ушел до того, как я приехала. И с тех пор его не было на своем обычном месте. Я бы хотела найти его. Поблагодарить. — Чувство тошноты вернулось в мой желудок, когда я подумал о том, что бы случилось, если бы он не вступился. — Парень Джордана хочет сделать его объектом интереса для людей. Но я еще не уверена насчет этого... я все еще думаю об этом.

— Бьюсь об заклад, ты заработаешь ему много денег этим способом.

— Я знаю, но что-то мне говорит, что он не захочет внимания. И я скептически отношусь к этим сборам денег. Я слышала о том, что случается, и как человек попадает в еще большие неприятности. Не то чтобы я не хотела делать этого, но мне кажется это так же бесполезно, как заклеить пластырем ножевое ранение.

— Удачное сравнение.

— Не то чтобы я против этого... Просто сначала я хочу поговорить с ним. Я не хочу толкать его на что-то, не убедившись, что он согласен на это.

Джесса вздохнула, как будто пыталась прийти в себя после плохих новостей. Плач ребенка раздался в моей трубке.

— Дерьмо, я имею в виду черт... это Эм. Я должна идти.

— Ладно.

— Бёрд?

— Да.

— Ты правда в порядке? Я имею в виду во всем?

— Я в порядке. Клянусь. — Но я знала, что она говорила не только о нападении.

— Ладно. Я люблю тебя, поговорим позже. И, пожалуйста, будь осторожнее!

— Тоже люблю тебя.

5 глава

Эш

После того как съел еду с тарелки, которую Миллер оставил на кухонном столе (рядом с чеком на сто долларов, который я положил в карман), и сделал несколько сэндвичей с собой, я направился в центр ЛА. Я проспал около четырнадцати часов и не пребывал в том же унынии как, когда грабители подошли ко мне.

Инцидент разбудил какую-то потребность внутри меня, изобразить что-то на холсте. К сожалению, холст был дорогим, как и краски. Я уверен, что словосочетание «голодающий художник» имеет прямое отношение к огромной стоимости материалов для художников.

Мне нужно было осторожнее относиться к этому желанию, и это раздражало. Вот поэтому для меня было безопасно совсем не рисовать. Я не хотел ничего пробуждать. У меня была сторона, которая была бешеная, особенно когда дело касалось того, чем я увлечен. Соблазн рисовать провоцировал другие стороны меня, которые я не мог контролировать. Это не всегда могло помочь, но я сводил риск к минимуму.

Каждый раз, когда я видел эту девушку, утопающую в цвете и свете, это освещало эти маленькие искры во мне. Но я был в состоянии ослабить это. Я видел ее только по несколько секунд за раз, и моя «жажда» не была такой сильной. Но этот взрыв хаоса и адреналина, который мы испытали вместе, толкнул меня к переломной точке. Сенсорный опыт был подавляющим, и пока я спал, то грезил об этом: кремовый оттенок ее голоса путешествовал неровными волнами по моему видению, когда она кричала остановиться.

Наблюдая, как ее лавандовое очертание желтеет, когда она пытается не скулить от страха. Прозрачные фигуры плавали прямо передо мной, как разбитый бокал, когда моя злость нарастала. Постоянная вонь мочи в переулке, перебиваемая запахом бензина, когда чертов мудак толкнулся своими бедрами к ней.

Действие было более живое, чем я испытал за последние несколько лет. Теперь я был вынужден создавать, потому что в это раз, это было больше чем несколько секунд, и это было больше чем наблюдать за ней на расстоянии. Между нами появилась связь.

Поэтому у меня была идея. Я пошел в центр и купил несколько баллончиков с дерьмовой краской. Затем пошел к мусорным контейнерам, собрал пустые коробки и выровнял их. Как только было достаточно, я зашел в здание, которое было мне знакомым, и был доступ к крыше.

Разложил весь картон, готовый преобразовывать формы, цвета и свет, которые жили в моем видении физической реальности.

Я потряс банку с ярко-желтой краской, мои пальцы покалывало от знакомого звука перемешивания краски. Затем я начал распылять. Красное. Голубое. Зеленое. Краска распылялась, заполняя унылые коричневые коробки, в которых когда был чей-то товар фирмы Home Depot.

Когда устал фокусироваться на небольших деталях — гнилые зубы Наркомана, слезы текущие по лицу девушки — моя рука начала дрожать. Я ухватился за баллончик еще крепче, но дрожание осталось, и я бросил его вниз на картон.

Я не мог выразить то, что хотел, на этих кусках картона. Слишком боялся потеряться в искусстве. Не мог отказаться от лекарств, которые вызывали периодический тремор. Я был напряжен. Я не позволю — не смогу позволить — вдохновению завладеть мной.

Я не должен был пытаться рисовать. Я считался вундеркиндом в семь лет, когда творил многое лучше, чем взрослый. Я мог видеть вещи в своей голове, и затем мои руки и глаза просто знали, как манипулировать карандашом или кистью, чтобы воплотить это в реальность.

Что делало меня уникальным в юношеском возрасте — не только моя способность копировать что-то, что я видел, но также интерпретировать вещи, выражать их в форме. Этого не было, пока моя мама не заметила, что я говорю что-то типо: «Голос Сары похож на фейерверк», или «Из-за Миллера мои пальцы холодеют», она вынудила меня выразить всё это. Оказалось, что у меня была не только способность рисовать мир, но я чувствовал более утонченно, чем все остальные. Одно питало другое, обеспечивая невероятно хорошее творчество.

Конечно, у меня были уроки и тренировки, но мои настоящие способности пришли изнутри, бешеная истерия цвета, зрения, звука, прикосновения, вкуса. Что-нибудь стоящее случалось с полной открытостью. Это означало никаких умеренных эмоций и никаких удушающих лекарств.

Поэтому через несколько часов я пнул, раскрашенный краской, картон, раздраженный и пораженный. Может, другим будет в удовольствие, изображенное на картоне, но я видел, что это дерьмо. Дерьмо. Дерьмо.

Я упаковал свои баллончики с краской и направился вниз. Полагал, что вернусь на Скид на какое-то время. То место, где не нужно волноваться о том, что тебя выгонят за бродяжничество. Достаточно времени прошло, чтобы девушка влилась в свою повседневную жизнь, и нам не нужно было проходить через весь этот неловкий процесс благодарности. Может, она даже не узнает меня в течение дня. Это было бы идеально.

Я продолжил идти несколько минут, когда я услышал, как кто-то крикнул:

— Эй!

Я продолжил идти. Я не знаю никого. Это не мое дело.

— Эй!

Дерьмо. Я узнал нотки и «облик» голоса. Да, иногда одни и те же звуки звучат одинаковыми, но эти были точно ее. Я восхищался ими слишком долго, чтобы не признать это.

— Эй, ты, — я опустил голову и ускорил темп, надеясь, что про меня забудут.

Бёрд

— Симмонс, Фонтено, Ортега, Свон. Все остальные, спасибо вам. Это все на сегодня.

Еще один отказ, еще один день в жизни Аннализ Робин Кэмпбелл, так же известной как Бёрди или Бёрд. Боль никогда не притуплялась, но я не позволяла этому остановить меня. Я знала, что легко не будет, поэтому не могла злиться, что это тяжело. По крайней мере, это я повторяла себе. Правда была в том, что то, что я любила, становилось источником боли для меня. Это должно было стать моим спасением. Я могла танцевать и забыть о том, что была другой. Но после полутора лет в ЛА, танец стал способом пролить свет на изъян. Я просто нуждалась в перерыве, одном перерыве, чтобы напомнить себе, какого это чувствовать радость, когда я танцую, вместо давления и разочарования.

Я натянула свои митенки, закинула ремешок сумки на плечо и вышла из зрительного зала центра ЛА, который был в нескольких минутах ходьбы от моего дома. Было раннее послеобеденное время, и я была голодна. Я сканировала улицу в поисках дешевого хорошо места, чтобы поесть, и затем увидела его.

Это было как предзнаменование. Два проваленных прослушивания за неделю, и также была безуспешна в поисках парня. В действительности, я раздумывала о том, чтобы принять предложение Тревора и устроить журналистское расследование, если он не покажется на своем месте к концу недели. Но вот и он, идет прямо через улицу. Это было как обнаружение редкой птицы, которую вы меньше всего ожидали увидеть или что-то подобное.

— Эй. Эй! — крикнула через улицу, но он смотрел прямо вперед. Его руки были в карманах потрепанного пиджака цвета хаки, который был частью его одежды в более прохладные дни. Почти все его волосы в беспорядке были заправлены в шапочку, а рюкзак перекинут через плечо. Я не была уверена, но думала, что увидела, что его походка увеличила скорость, когда я позвала его, но я не позволю ему уйти на этот раз.

— Эй, ты! — я не могла поверить, что все еще не знала его имя. Я посмотрела в обе стороны и решила попытаться обогнать несколько проезжающих машин, когда побежала через улицу. Я заработала несколько гудков и ругательств. — Эй! — позвала я, в погоне за ним, затем перед ним, преграждая ему путь.

— Эй, — сказала я снова, задыхаясь.

Его глаза были еще более ясными днем. Он повернул лицо в сторону и фыркнул, затем нетерпеливо посмотрел на меня снова. Я не могла сказать, был ли он раздражен, зол или и то и другое.

— Я звала тебя, — сказала я, слабо веря, что мой крик, бег, сигналы автомобилей и нецензурная брань в моем направлении не привлекли его внимание.

— Ладно.

— Ты не помнишь меня? — спросила я, почти обиженно.

Он поправил лямку рюкзака, которая соскользнула с плеча.

— Помню.

— Ты расстроен? — до сих пор мое общение с этим парнем было «настоящим удовольствием».

— Нет.

— Ладно... ну, я хотела поблагодарить тебя за то, что спас меня. Я пыталась найти тебя в больнице, но ты ушел.

Его глаза беспокойно метались и он кивнул. Черт побери, скажи что-нибудь. Ты молчаливый ублюдок!

Я чувствовала, что теряю его. Мне нужно было сказать что-нибудь, что-нибудь, чтобы поддержать разговор (если это вообще можно так назвать).

— Мой друг, он представляет KTLA, и он хотел сделать репортаж о тебе и то, что ты сделал для меня. Мы надеялись, что сможем собрать немного денег, чтобы помочь тебе встать на ноги.

Взгляд, которым он посмотрел на меня, заставил меня захотеть проглотить последние несколько предложений.

— Я не ищу благотворительности. И не хочу попасть в новости, но спасибо, — сказал он, обходя меня.

— Подожди! — сказала я, делая шаг в сторону напротив него. — Я не хотела обидеть тебя... Я видела тебя здесь все время, когда шла на работу и с нее. И...я... я не думаю, что ты хочешь благотворительности, но то, что ты сделал для меня — ты спас мою жизнь. Я просто хочу сделать что-то, чтобы отблагодарить тебя. Ты не осознаешь то, что сделал?

Он прикусил внутреннюю часть губы и опустил взгляд.

— Я рад, что ты в порядке, но мы квиты.

— А ты? Ты в порядке? — спросила я. — Я была так напугана, что это серьезно. — Я посмотрела на его торс и заметила, что он был одет в чистую белую футболку.

— Мне повезло. Это была поверхностная рана. Глубокая, но не повредила ничего, и они наложили швы.

— Я пыталась навестить тебя в больнице.

— Я знаю. Ты сказала это.

— Ох, — сказала я смущенно.

— Я просто хотел убраться оттуда как можно скорее.

И сейчас казалось, что наш разговор подходил к реальному завершению. Но я все еще хотела сделать что-нибудь для него. Очевидно, деньги и общественное признание не то, чего он хотел.

— Так что ты делаешь на День благодарения? — спросила я.

Он оживился немного, вопрос застал его врасплох.

— На самом деле не думал об этом.

— Я бы хотела пригласить тебя. Будет честью для меня видеть тебя в качестве гостя.

— Спасибо. — Это не было принятием моего приглашения.

— Будет маленький круг. Только мой друг, Джордан, тот, кто провожает меня домой большинство ночей. Я не знаю, заметил ли ты. — Я чувствовала себя немного глупой, полагая, что этот парень замечает, как я хожу домой. На самом деле я никогда не видела, чтобы он смотрел на меня до нападения. — Ох и его парень. Будет приятно, если будет четыре человека. Мы все не местные, так что это будет наш собственный маленький День благодарения.

Он кивнул, затем поднял взгляд к небу, постукивая ногой. Я полагала, что он пытался найти способ сказать «нет». Он стал значительно приятнее в течение этого короткого разговора.

— Я сейчас осознала, что даже не знаю твоего имени! — сказала я, вытягивая руку. Только после того, как сделала это, задумалась чистый ли он. От него не пахло или что-то подобное, но он был бездомным, и я не могла избавиться от этой мысли.

— Эш, — сказал он, пожав мою руку. Его руки не были чистыми. Его пальцы были покрыты попурри из цветов. Это выглядело как аэрозольная краска.

— Бёрди, Бёрд... можно и так и так.

— Бёрд, — повторил он, с первым намеком на улыбку.

— Я расскажу тебе все об этом на День благодарения, — усмехнулась я.

— Я не знаю...

— Пожалуйста, позволь мне отблагодарить тебя.

Наши руки все еще были соединены, и мы оба, казалось, поняли в одно и то же время, резко разорвав контакт.

— Может быть.

— Ладно. Ну, я живу в одном из домов на шестой между ЛА и Мэин, квартира 7b. Мы начнем около пяти. Я приготовлю достаточно еды и на тебя, а я бедный танцор. Поэтому не дай этой еда пропасть впустую.

Еще одна улыбка. На этот раз это была полномасштабная полуулыбка. Я задавалась вопросом, как он выглядел без щетины.

— Увидимся, — сказал он. Казалось, что его глаза перестали быть сфокусированными, как будто он осматривал мой силуэт.

— Я увижу тебя у себя, — сказала я, уходя прочь, прежде чем он смог ответить.

6 глава

Бёрд

Наши с Джорданом квартиры были наполнены ароматами блюд, приготовленных на День благодарения. Вишневые и тыквенные пироги пеклись в моей духовке, заполняя пространство пряным сладким ароматом, в то время как главные блюда готовились на кухне Джордана. Между уборкой и готовкой, я смогла принять душ только через четыре часа. Джордан и Тревор вышли, чтобы захватить предметы последней необходимости в магазине, прежде чем он закрылся, и с пирогами, которые находились в духовке, я закрыла переднюю дверь и направилась в душ.

Из-за своей работы я часто ходила в лосинах и толстовке, или своей стандартной «во всем черном» манере одеваться. Поэтому я воспользовалась возможностью принарядиться, даже если это будет только для моих «мужей» геев. Я распустила свои волнистые локоны, сделав сзади две небольшие косы по бокам, и надела красивое синее платье на тонких лямках, которое было заужено в районе лифа и с юбкой в стиле 1950-х. Я чувствовала себя женственной, и осмелюсь сказать... красивой.

Финальным штрихом был макияж. Это всегда было приятным делом, но я боролась с этой частью дольше всего. Макияж должен был не только подчеркнуть особенности, но и скрыть недостатки. Ну, мой изъян не мог быть скрыт, и я чувствовала поражение, даже пытаясь. Поэтому нанесла основу и консилер и решила подчеркнуть черты лица. Я подкрасила свои карие глаза черной подводкой и тушью. Нанесла на, слегка покрытые веснушками, щеки абрикосового цвета румяна, и накрасила губы красным блеском, которым редко пользовалась. Когда я сжала губы, зазвенел дверной звонок.

— Сказала вам, что буду в душе, — заворчала я, открывая дверь. Но это был не Джордан, забывший ключи, и... это заняло у меня секунду, чтобы понять кто это.

У парня напротив меня были волосы в беспорядке, но не под шапочкой, вместо этого скрученные в пучок. Его борода была сбрита и была похожа на щетину недельной давности. И вместо клетчатой рубашки на пуговицах, которую он носил, на нем была чистая рубашка и джинсы. На секунду я подумала, что ошибаюсь, но когда заметила знакомый рюкзак на его плече, поняла, что это именно он.

— Эш... — я очень пыталась не звучать удивленной. — Ты пришел!

У меня не очень хорошо вышло скрыть свое удивление.

— Я могу уйти. Я пойму, если ты не ждала меня. — Он уже начал делать шаг назад.

— Не ждала тебя? Не глупи. — Я правда не ждала его. Я шагнула в сторону, чтобы дать ему войти и задумалась, было ли это достаточно умно, приглашать кого-то, кого я не знаю в свою квартиру без парней здесь, но я не знала, что еще сделать. Я имею в виду, он спас мою жизнь, поэтому я чувствовала себя довольно безопасно в его присутствии.

— Как ты вошел?

— Кто-то выходил, когда я заходил. — Он огляделся вокруг и почесал плечо, как будто это была его нервная привычка. — Я принес это. — Он протянул мне коробку, и я заглянула через целлофан, увидев разнообразие пирожных.

— Ох, ты не обязан был приносить это! — сказала я, удивленная и озадаченная его щедростью. Разве он не бедный? Он купил эту новую одежду и пирожные, чтобы прийти сюда? В любом случае я чувствовала, что поставила его в позицию, когда он вышел за рамки своих возможностей. — Спасибо тебе.

— Пожалуйста.

Мы стояли еще несколько секунд, но казалось, будто несколько веков, потому что он не говорил, а его молчание заставляло меня говорить всякие глупости.

— Ты побрился. Ты правда выглядишь хорошо. — И снова я чувствовала себя, как будто не должна говорить, потому что это прозвучало немного лично, чтобы сказать кому-то, кого я не так хорошо знаю. Но боже, он выглядел даже моложе чем прежде. Ему просто не могло быть больше двадцати пяти, но я думала, что все-таки он был ближе к двадцати. Он выглядел посвежевшим, и я могла увидеть лицо, которое он прятал под бородой, и оно было мальчишеским, но худощавым.

Он заправил грубые завитки его каштановых волос. Его глаза осмотрели меня снизу вверх.

— Ты выглядишь очень красиво сегодня. Красочно.

Спасибо Господи, что моя дверь распахнулась и Тревор с Джорданом зашли, смеясь над чем-то и шурша пластиковыми упаковками. Их смех разрушил неловкость между мной и Эшем.

Потребовалось несколько секунд, чтобы заметить, что кроме меня еще кто-то был в комнате.

— Ох, привет, — сказал Джордан. Я могла сказать, что он не узнал Эша, потому то не замечал его так, как я замечала его.

— Джордан, это Эш. Парень, который помог мне, когда на меня напали. — Я хотела сказать «спас», но знала, что Эш возненавидит то, что я назвала его моим «спасителем». И это было больше чем просто нападение, но я не хотела, чтобы тяжесть слова на «И» опустилась на мужчин.

— Ох... Оооооооххх! — сказал Джордан. — Боже, спасибо тебе огромное. — Он сгреб Эша в крепкие объятия, и Эш немного колеблясь, вернул жест. Джордан несколько раз похлопал его по плечу. — Эта девушка. Она единственная в своем роде. Не знаю, что бы делал без нее.

Эш улыбнулся.

— Это мой парень — Тревор. — Джордан указал в направлении Тревора.

Тревор подошел, чтобы тоже обняться, и я поняла, что должна была предупредить Эша, что здесь будет телевизионный продюсер. Я не хотела, чтобы он думал, что я пытаюсь раздуть новостной сегмент.

— Приятно познакомиться с тобой, — сказал Эш, возвращая крепкое объятие.

— Взаимно. Это здорово, наконец, встретиться с тобой. Я знаю, что Бёрд боялась, что ты исчез навсегда.

Я была немного смущена, потому что это звучало так, как будто я говорила о нем, хотя именно это я и делала.

— Она упоминала, что пригласила тебя пару недель назад, но сказала, что ты, вероятно, не придешь.

— Полагаю, что я не дал определенного ответа. У меня не было номера или чего-то подобного, и я не знал, как ответить на приглашение. — Мы все немного рассмеялись. Казалось немного грубо, смеяться над его затруднительным положением, даже если он сам пошутил.

— Ну, ты выглядишь как довольно сильный парень, — сказал Джордан, сжимая бицепс Эша. Я полагаю, так и было. Он был выше меня, а я высокая, поэтому он, по крайней мере, был шесть футов (прим.перев. примерно 183 см). Он был худой, не тощий, но с идеальным строением и с правильным количеством мышечной массы. Это заставило меня задаться вопросом о его питании. Но если и было изобилие чего-то на Скид-роу, это были склады с едой. — Не хочешь помочь нам перенести стол и несколько стульев с другого конца коридора?

Эш взглянул в мою сторону, прежде чем адресовал Джордану.

— Буду рад.

Джордан так вел себя с ним. Он заставлял людей чувствовать себя как дома. Я не была безынициативной, но Джордан окружал людей своей теплой аурой. Он знал, как очаровать людей. И в моих взаимоотношениях с Эшем до этого момента, я чувствовала, что на самом деле слишком сильно давила на него, в своих усилиях проявить признательность. Как будто я иногда заставляла его защищаться. Вы знаете, когда он называл меня глупой и игнорировал на улице.

Минуту спустя Тревор направлял двух других, пока они маневрировали по коридору со столом Джордана, сокращая расстояние между нашими квартирами. Я немного отодвинула мебель, чтобы освободить место для стола. К тому моменту, как они принесли стулья, Эш казался более расслабленным, и я слышала, как Джордан говорит ему об озабоченной чихуахуа Тревора, которой запрещено приходить на День благодарения, с тех пор как он трахает наши лодыжки.

***

— Итак, Эш, — ты родом из ЛА? — спросил Джордан.

— Сан-Диего. Мой отец работал здесь, но моя семья переехала в Пасадену пару лет назад.

Это было странно, слышать о его происхождении. У него была семья, которая жила не так далеко, и, тем не менее, большую часть времени он проводил на улице. Обычно на ужинах люди спрашивают насчет семьи, работе, хобби. Ты пытаешься воссоздать историю человека, основанную на этих кусочках информации. Но что-то случилось между взрослением в семье военных в Сан-Диего и жизнью на лице в одиночестве в ЛА. И что бы это ни было, это не был разговор для ужина.

— Бёрд упоминала, что вы все приезжие?

— Кто не такой в этом городе? — подхватил Тревор, откупоривая вино. Он налил мне немного, затем Джордану. Наклонил бутылку в сторону Эша, предлагая.

— Нет, спасибо, — все, что он сказал.

— Да, я из Мэдисон, Висконсин. Джордан из Бостона. Тревор из Сан-Франциско.

— Сколько тебе лет, если ты не против, что я спрашиваю? — спросил Тревор. Тревор был самый старший в компании — ему было двадцать семь.

— Двадцать один. — Мы одного возраста.

— Как твоя рана? — спросил Джордан, его глаза расширились от осознания. — О боже мой, я только что понял, что ты поднимал этот тяжеленный стол! Извини!

— Нет, нет. Все в порядке. Она хорошо заживает. Передвигать стол не было проблемой.

— Джордан ужасный хозяин. Ты пришел, и он сразу загрузил тебя работой, — упрекнула я.

Эш взгляну на меня с полуулыбкой. Это был редкий момент за ужином. Я смотрела на него, пока он наблюдал за Тревором и Джорданом, а затем взглянул на меня, но наши глаза едва встретились. Я безумно хотела задать ему тысячу вопросов, но по какой-то причине обнаружила, что отчаянно пытаюсь вести себя спокойно за столом.

Не заняло много времени, прежде чем мы все насытились. Джордан сказал, что мы будем играть «Карты против всех», но сначала ему нужно убрать беспорядок в своей квартире, чтобы найти колоду. Он сказал Тревору, что ему нужна помощь. Джордан подошел ко мне и прошептал на ухо, когда я положила свою тарелку в раковину.

— Ты в порядке, что я пойду поищу карты?

— Конечно. Ты в буквальном смысле в другом конце коридора. Я буду в порядке здесь, — прошептала я в ответ.

Затем остались только мы вдвоем.

Я начала собирать тарелки и загружать их в раковину. Не спрашивая, Эш подошел к раковине, расстегнул и закатал свои рукава, и начал очищать тарелки.

— Ты не должен делать это. Ты гость.

— Пожалуйста, позволь мне отблагодарить тебя, — сказал он, возвращая мне мои слова.

— Ладно, ты можешь очищать и передавать тарелки, а я буду мыть.

— Звучит как план.

Когда он передал мне первую тарелку, я посмотрела на его руки.

— Твои руки чистые.

Он странно посмотрел на меня, как будто задумался, должен ли обидеться.

— Я имею в виду, что когда видела тебя последний раз, казалось, как будто ты использовал баллончики с краской.

— Ох, да. — Казалось, он был удивлен моим наблюдение.

— Ты рисуешь граффити?

— Что-то вроде. Я не вандал. Я нахожу большие коробки, распрямляю их и затем использую как холст. Это новый вид для меня. Я использую это только последний год.

— Новый вид? А что еще ты использовал?

— Разное. Акварель, акрил, масло. Я рисовал углем и пастелью. Много раз я комбинировал. Но краски и холсты дорогие. В любом случае сейчас мне нужно не так много. Я пытался рисовать баллончиками, но лучше не делал бы этого.

— Почему нет?

— Я потерял свое видение.

— Что?

— Художественное, не глаза.

— Ох. — Являясь творческим человеком, мне было грустно за него. Потерять свое видение — это как потерять сердцебиение. Как путешественнику потерять компас. Это заставило меня задаться вопросом: вот почему он бродяжничал? Я посмотрела на него, когда он передал мне следующую тарелку. Его большие глаза были немного опущены, и от этого он выглядел и молодыми печальным в одно и то же время.

— Итак, Бёрд?

— Да?

— Я имею в виду имя. Ты сказала, что расскажешь историю, если я приду.

— Так вот почему ты здесь. Я ненавижу разочаровывать, но это не стоило визита,— сказала я с ухмылкой.

— Полагаю, что должен сам оценить. — Это так здорово, что он поддерживал разговор со мной, без того, чтобы я вытягивала каждое слово. Может, ему нужен был друг или два, чтобы помочь ему выбраться из его положения.

— Ну, когда была маленькой, я была очень худой. Просто кожа да кости. Мо колени были двумя гигантскими коленными чашечками. И у меня были очень худые ноги. Как у птички. Я любила прыгать и танцевать. Так это и прицепилось. Ноги больше не худые из-за танцев, да и мне больше не десять лет, но прозвище осталось. — Его глаза опустились на мои ноги, я уверена, непроизвольная проверка моих мышц.

— Ты танцовщица?

— Да, хотя иногда так не кажется

— И какой твой вид танца?

Я мягко рассмеялась, обычно люди спрашивают, какой стиль танцев, а не какой мой вид танцев. Но это казалось намеренно, как будто он пытался быть дерзким со мной.

— Модерн, классический балет, джаз.

Он кивнул, как будто моего ответа было достаточно.

— Как долго ты рисуешь?

— С тех пор как себя помню.

— Ты хорош в этом? — спросила я.

— А ты? — спросил он, приподняв бровь.

— Я не смог найти их! — закричал Джордан, врываясь через дверь как мой собственный вариант Крамер. — Я думаю, что одолжил их Дэмиену или Джони? Дерьмо.

Тревор и Джордан очистили стол, пока мы домывали посуду. Между употреблением алкоголя и срочностью очистки стола, я знала, что Джордан планирует для нас то, что мы называли «Танцевальная вечеринка 2000», что означает просто танцевать как придурки по моей квартире. Даже хотя почти десятилетие прошло с двухтысячного, добавлять это число к чему-либо все равно казалось новым и современным.

— Я должен уходить, — сказал Эш, когда протянул мне последнюю тарелку.

Это ощущалось так неправильно. Как я могла привести этого человека в дом, этого парня художника, и просто отпустить его, и позволить улице поглотить его, чтобы стать еще одним безликим бездомным? Я не могла ничего сделать с тысячами, мимо которых проходила каждый день, но у меня был шанс помочь ему.

— Еще слишком рано. Мы планировали еще немного потусоваться. Ты не должен уходить. Можешь переночевать здесь сегодня, если хочешь. Мы, возможно, будем бодрствовать всю ночь.

И вот я снова говорю нелепости, которые были слишком бесцеремонны и просто идиотские. Я едва знала этого парня. Но доверяла ему, что он не причинит мне боль, и мои парни здесь. Не то чтобы я была одна.

— Слушай, спасибо тебе за все это. Я оценил это. Но я не люблю стены, — сказал он. — Можно сказать, что я тоже как птичка. Мне просто нужно выбраться отсюда.

— Ты уверен?

Он сосредоточил глаза на мне, чтобы выразить свою искренность и сказать подчеркнуто:

— Ты заставила меня чувствовать себя желанным гостем, Бёрд.

— Ладно.

Я хотела спросить увижу или его снова, что, может, мы станем друзьями, но затем подумала, что это будет странно, потому что, в то время как мы были из одного и того же мира, в другом смысле мы были с совершенно разных планет. Я знала, что увижу его снова, где-нибудь на улице, когда он будет бродить со следами краски на пальцах. Как я могу возвращаться в свою уютную квартиру и есть свою еду, зная, что парень, который спас мою жизнь, был одинок? Как я могла просто принять, что у него нет дома, и что в самом-то деле означает, что он не любит стены? Было так много вопросов к нему. Он не был карикатурой нищеты, которую многие из нас создали в своих головах. Он был сложным. Я могла сказать, что у него было так много истории, чтобы поделиться, и я хотела услышать каждое слово. Но я не сказала ему ничего из этого. Я просто отпустила его.

7 глава

Бёрд

Прошло несколько недель со Дня благодарения, и я не видела Эша с тех пор. В некотором смысле это было облегчение. Проходить мимо него на улице, прежде чем я узнала его, было проще, чем сейчас, когда он спас мою жизнь, когда мы разделили трапезу, мыли посуду вместе и делились намеками о том, кем мы были. Сейчас мне было страшно. Равнодушие больше не было вариантом. И это заставляло меня думать обо всех других, когда я шла домой по 5-ой улице.

У каждого была своя история. Они все были людьми, которых вытолкнули на улицу, поэтому все остальные не должны чувствовать вину или отвращение или любое ужасное чувство, которое провоцировалось проблемами с «отбросами общества». Но именно история Эша интриговала меня. Что-то внутри говорило мне, что его история была уникальна. И именно эта история ворвалась в мою жизнь.

Я подумала, что, возможно, никогда не увижу его снова. Мы становились ближе. и он не любил стены, а зная меня, Джордана и Тревора — мы бы в каком-то роде стали этими стенами. Он пытался исчезнуть, и я не отпущу его. Поэтому я решила, что он нашел новое место, где спрятаться.

Одним вечером, когда Джордан был на поздней репетиции местного рождественского шоу, в котором он был хореографом, я захватила кое-какой ужин для него, после своей смены в ресторане. Когда я проходила по многолюдным улицам центра ЛА к месту, где проходила репетиция, мой разум был приятно пустым, впитывая окружающий вид. Здания. Кирпичи. Гудки машин. Две женщины, которые смеялись. Магазин с предметами для рисования.

Магазин «Все для искусства».

Так же как и в тот день, когда я шла с прослушивания и увидела Эша через улицу, это казалось предзнаменованием. Или может, я видела предзнаменования там, где хотела их увидеть. В любом случае я обнаружила, что толкаю дверь магазина; колокольчик зазвенел в тихом магазине, объявляя о моем приходе.

Кроме одного семестра в классе по искусству, этот мир был не изведан для меня. Проход за проходом был заполнен красками, тюбиками, бутылочками, кистями и бумагой — и из-за всего этого у меня была сенсорная перегрузка.

— Могу я чем-то помочь вам? — спросил тощий паренек. Я заметила, что он отводит глаза, как и другие люди, которые замечают мои шрамы.

— Эм... Я бы хотела сделать подарок другу, но ничего не знаю об искусстве.

— Вы знаете, что ваш друг предпочитает использовать?

— Я думаю, что он перечислил мне почти все, и он сказал, что любит смешивать.

— Ладно... хммм... — сказал парень, подперев подбородок рукой. — На какую сумму рассчитываете?

— Это своего рода прихоть, поэтому не на большую. — От моего краткого просмотра товаров магазина я поняла, что Эш был прав: все это дорого.

— Ладно, кое-какие вещи выставлены на распродажу. Вы были в его студии? Знаете, что у него есть?

— У него нет студии и места, чтобы рисовать. Я не думаю, что у него есть что-нибудь.

— Ладно... — я думаю, что ввела парня в еще большее замешательство, но подумала, что рассказывать всю предысторию — это чересчур.

— Я полагаю, что лучший способ объяснить будет... если бы вы начали с самого начала, что бы вам понадобилось?

Казалось, что ему пришла идея, и он выпрямился.

— У нас есть много праздничных предложений, так что это прекрасное время, чтобы пополнить запасы. Ему понадобится мольберт, и вот этот стоит сорок долларов на распродаже.

Мой желудок немного скрутился в узел. Это еще даже были не краски! Но я кивнула, когда он схватил длинную, узкую коробку.

Он взял большой лист бумаги, который не был идеальным, но подходил для большинства красок и рисунков углем.

Когда я пересказала все средства, что упоминал Эш, парень взял коробку угольных мелков, коробку пастели и акварель с несколькими кистями.

— Вот здесь мы должны остановиться. Этого достаточно, чтобы поэкспериментировать, и он сможет создать смесь из разных цветов. Это отлично для начала.

Мой желудок скрутило, когда я смотрела на корзину, задаваясь вопросом, какая будет общая сумма. Но все это было важным, и я не хотела ни от чего отказываться.

— Что насчет возврата? На случай, если ему что-то не понравится. — Это больше было о том, если вдруг я никогда не увижу его снова.

— Тридцать дней, нераспечатанное, с чеком.

Я сделала глубокий вдох и последовала за ним к прилавку.

— Сто семьдесят три доллара и тридцать один цент. Вы сэкономили шестьдесят два доллара на распродаже.

На самом деле я ничего не сэкономила. Это была на сто процентов импульсивная покупка. Импульс, который я едва могла себе позволить. Но это ощущалось таким правильным, поэтому я протянула свою кредитку, и прочитала небольшую молитву, чтобы боги чаевых благословили меня на этой неделе за мою щедрость.

***

Я еле вошла с несколькими пакетами и мольбертом подмышкой в танцевальную студию.

И пять, шесть, семь, восемь. И раз, два, три...

Я наблюдала как бледную, маленькую брюнетку подбрасывал в воздух гибкий мужчина. Я бы хотела быть на шоу, но труппа уже была собрана к тому времени как Джордан получил работу. Джордан заменял первоначального хореографа, который резко оставил шоу ради другого.

Я пыталась быть незамеченной, но мои пакеты шуршали, и деревянные ручки кистей хлопали друг об друга внутри. Джордан развернулся и махнул мне.

— Хорошо, устроим перерыв на сорок пять минут на обед, и затем все будут готовы, вовремя!

— Помоги, — умоляла я, когда Джордан забрал сумку из моих рук.

— Что, ради всего святого, это такое? — спросил он.

— Я купила это для Эша.

— Эша? Ты видела его после Дня благодарения?

— Нет, но он сказал мне, что любит рисовать, и я подумала, что это будет хорошая благодарность.

— И куда он отнесет все это? В свою квартиру?

Я подумала об этом. И решила, что могу держать все это у себя, а он сможет брать, когда ему будет нужно.

— Ох, неважно, он найдет способ. А если нет, я верну все это.

Джордан посмотрел на меня с подозрением.

— Что? — спросила я оборонительно. Я была немного раздражена из-за того, что тащила все эти вещи.

— Я не собираюсь говорить то, что думаю, — сказал Джордан, растягиваю свою шею и натягивая на переносицу свои модные очки в толстой оправе.

— Ох, даже не начинай это, — огрызнулась я.

— Послушай, он бездомный и, вероятно, облажался сверх меры, но я не слепой, и знаю, что и ты тоже не слепая.

— Пожалуйста, не говори со мной, как будто я ребенок, когда я только на пять лет младше тебя, — сказала я, передавая ему его еду.

— Спасибо тебе, — сказал он, беря ее. — Ну, он милый. Вежливый. Не говори мне, что ты не заинтригована.

— Я хочу помочь ему, потому что он спас меня от самого худшего, что может случиться с женщиной. Вот и все. Он бездомный, ради всего святого! Я уверена, что мое суждение намного лучше, чем ты думаешь, — зло прошептала я.

— Ладно-ладно, виноват. И я не собираюсь осуждать тебя. Я имею в виду, если бы ты видела весь послужной список парней, с которыми я зависал.... но со всей серьезностью, будь осторожна. Если он приходит, убедись, что я дома. Скажи мне, чтобы я мог проверить. Я знаю, что ты хочешь быть его другом, и это благородство духа, которое я ценю в тебе, но есть так много всего, что мы не знаем. Улицы — испорчены. И он там, означает, что он тоже испорченный, неважно насколько адекватным он может казаться.

— Я не наивна. Я понимаю, но просто хочу помочь ему. Я чувствую себя в долгу перед ним. И, конечно, буду осторожна. Доверься мне, попытаться помочь этому парню — это как вырывать зубы, поэтому я сомневаюсь, что он даже придет за этими вещами.

— Я думаю, что он хочет твоей помощи, просто ему мешает гордость или что-то подобное.

— Что заставляет тебя говорить это?

— Он пришел на День благодарения, не так ли?

Джордан был прав. Но это озадачивало меня больше всего, если я хочу с кем-то дружить, то хотя бы разговариваю с этим человеком. Если мне нужна помощь, я сглатываю гордость и опираюсь на друга. Но почему Эш был таким сдержанным, если он правда хотел моей помощи?

— В любом случае, — сказал Джордан, откусывая кусок курицы, — мне любопытно узнать, хорош ли он?

8 глава

Эш

Слишком хороша.

Вот какой она была. Я существую в мире крайностей, и я должен оставаться спокойным. Я не мог позволить себе пойти туда, куда она зовет меня.

Когда мы сидели на ужине на Дне благодарения, я пытался не смотреть на нее, так же, как я всегда пытаюсь не смотреть.

Она могла зажечь меня. Ее палец был прямо на переключателе.

Если я попаду под влияние этих вещей, что делали меня веселыми, у меня появятся навязчивые идеи. Эта комбинация — навязчивые идеи и одержимость — всегда приводила к порочному кругу, который я пытался разорвать.

Но я не мог позволить себе быть одурманенным этим. Поэтому, когда все стало чересчур, когда Джордана и Тревора больше не было, чтобы отвлечь меня, когда я осознал настоящий потенциал ее эффекта на меня, то понял, что мне нужно немедленно уходить. Потому что это могло привести к опасному и неизведанному.

Искусство всегда было центром моей мании, а она была воплощением искусства, и я боялся, что каким-то образом она могла попасть в мое безумие.

Поэтому я отправился к дому своего брата, вернул одежду, которую одолжил, и снова вернулся к одиночеству улиц. Он как всегда предложил мне остаться в гостевом доме, но я чувствовал страх его жены так же четко, как если бы она умоляла меня не оставаться. Я бы обдумал это однообразие, поскольку были праздники, и это было б неплохо, но я не мог так долго быть рядом с братом. Он самый лучший брат в мире, но встречаться лицом к лицу с кем-либо из моей семьи, напоминает мне, как сильно я подвел всех.

Хотя я взял раскладной телефон, который он дал мне. Миллер умолял меня. Сказал, что ему просто нужна возможность, быть со мной на связи. Я не думал, что это слишком безумная просьба.

Все было хорошо на протяжении двух недель. Я занимал свои дни скитаниями. Пытался отвлечь себя от видения, что приходило ко мне, манило меня рисовать. С тех пор как я встретил ее, это становилось все труднее и труднее. Но я не мог делать и то и то. Я не мог рисовать с энергией и сохранить здравомыслие. Как только шлюзы открылись бы, ничего не могло остановить оглушительные, разрушающие волны.

Ночью я отправлялся на новое место, туда, где я знал, что она не увидит меня. Я хотел убедиться, что она в безопасности. 5-ая улица не была местом, чтобы ходить в одиночку таким хорошеньким девушкам как она. Но она показывалась не часто, и когда это происходило, она была с Джорданом. Хорошо.

Это я мог выдержать — то, как было, прежде чем она спасла меня. Я был зол, когда она сделала это. Она подставила себя под большой риск, а я не стоил этого. Но в то же время, это доказало мне, что она была всем, чем я думал она была: храбрая, добросердечная, даже пылкая. Мое шестое чувство никогда не подводило меня.

В одну ночь я заметил, что она идет домой с Джорданом и кучей пакетов. Я узнал логотип знакомой коробки у нее подмышкой. Она несла художественные принадлежности. Она с таким же успехом могла бы держать чашу с крэком под носом у наркомана. Это для нее? Она собиралась рисовать или чертить? Было так много всего, чему я мог научить ее. Было так много всего внутри меня, что я глубоко похоронил.

Потому что я боялся снова стать тем самым человеком.

Бёрд

Была пятница, и я с нетерпением ждала таких редких свободных выходных. У меня было только занятие утром для маленьких непосед, как я называла их, а затем короткая обеденная смена в ресторане. Шоу Джордана было на этих выходных, и я удостоверилась, что мое расписание было свободно для этого события.

Погода была прекрасна. Небо было идеально голубое с несколькими облаками. Дул приятный легкий ветерок, достаточный, чтобы надеть легкий свитер. Тем не менее, в то время как небо надо мной выглядело чистым, я вскоре вдохнула запахи Скид-роу, которые были подхвачены чудесным ветром: мочу, что никогда не выветривалась (спасибо прекрасной погоде ЛА), запах тела и мусора.

Художественные принадлежности, которые я купила для Эша, все еще лежали в пакетах на полу моей квартиры. Я смирилась с тем, что верну их на следующей неделе, как только это подойдет к отметке тридцать дней.

Видимо Джордан был неправ. Эш не хотел моей помощи. Он не давал мне никаких скрытых подтекстов или играл в игры разума. Он просто не хотел брать подачки от меня.

Но, конечно же, как он всегда умел делать, когда я меньше всего ожидала увидеть его, он был на своем старом месте. Я остановилась. В этот раз, вместо того чтобы притвориться, что не видит меня, он оттолкнулся от стены, на которую опирался, и посмотрел прямо на меня.

— Эш... — в моем голосе звучало неверие. — Эй. Я думала, ты избегаешь меня.

— Просто у меня был временный перерыв от этого места.

— Почему ты вообще захотел взять перерыв от этого места? — спросила я саркастично. Интересно, была ли моя шутка бесчувственна. В любом случае это был его дом. Но он улыбнулся, глядя вниз и в сторону. Если бы вы могли стереть то, что нас окружало, и переместить нас в другое место в ЛА, мы могли бы быть похожи на двоих молодых людей, которые флиртуют.

— Ох! — сказала я, как будто это не была первая вещь, о которой я подумала, как только увидела его. — У меня есть кое-что для тебя.

— Да?

— Да, ты сказал мне, что любишь рисовать.

— Люблю.

— И ты сказал, что все это дорого. Поэтому я кое-что купила тебе. Я подумала... ну знаешь, когда тебе будет нужен перерыв от всего этого, ты можешь прийти ко мне и рисовать.

— Ты правда не должна была делать это, — сказал он, качая головой. Его борода снова начала отрастать, и я бы хотела видеть больше его лица. Он был в своей старой одежде: вязаная шапочка, белая футболка, легкая куртка.

— Я захотела. Счастливого рождества.

— Я не знаю, что ты купила мне, но эти вещи достаточно дороги, и я знаю, что ты сама пытаешься свести концы с концами.

— Позволь мне отблагодарить тебя, — сказала я. Это был наш способ заткнуть другого.

Он продолжал улыбаться.

— Ладно.

— Так ты хочешь увидеть все это? Если ты не будешь использовать что-то, или тебе не понравится что-то, мы можем произвести обмен, но осталось не так уж много времени. Я купила все это некоторое время назад.

— Как насчет сегодня?

Я не ожидала такого поворота.

— Ну, я по пути на работу, но рано освобожусь. Как насчет в три? Позже я пойду на шоу. Джордан выступает в нем в роли хореографа.

— Хорошо. В три.

Я изучала его лицо, и не могла сдержать комментарий.

— У тебя скоро снова будет полноценная борода.

— Тебе не нравится? — я поняла, что, скорее всего это было не подражание моде, и с моей стороны было бестактно так говорить.

— Я имею в виду, ты выглядишь хорошо, мне просто нравилось, как ты выглядел на Дне благодарения — было видно твое лицо.

Он провел пальцами по красновато коричневым грубым волосам и кивнул.

— Хорошо, мне нужно идти на занятия. В три?

— В три.

9 глава

Бёрд

Я пришла домой около двух тридцати. Я думала, что смогу встретить Эша по пути домой, но его нигде не было видно. Я позвонила Джордану, чтобы рассказать ему об импровизированном визите, но он ушел на весь день, готовиться к шоу, которое будет этим вечером, и был не в восторге. Он попросил меня постараться и перепланировать встречу, но как можно перепланировать встречу с кем-то, с кем ты не можешь войти в контакт? Эш появится на моем пороге, и да будет так.

Как только я прошла через дверь, я вытащила все из пластиковых пакетов, которые просто стояли у двери. Я собрала мольберт и расставила все краски, кисти, пастели на одном из моих складных столиках — ближайшая мебель, что была к обеденному столу.

Около трех я села на свой футон с чашкой горячего чая, ожидая стука в дверь в любую минуту. Настало три часа и прошло. И вот уже три пятнадцать, и три двадцать пять, и я знала, что должна встать, и я была взбешена. Но также я была уставшей от того, что рано встала утром и задремала, закутавшись в плед.

Стук в дверь вырвал меня из сна, и я посмотрела на свой телефон. Три сорок пять. Я подскочила, пытаясь встряхнуть свое оцепенение после дремоты, и подошла к двери. Через глазок я наблюдала, что Эш беспокойно переминается с ноги на ногу.

— Ты опоздал, — сказала я, открывая дверь.

— Прости, мой автобус опоздал. — Этот маленький намек о его жизни заинтриговал меня больше. — Когда тебе будет нужно, чтобы я ушел, просто скажи.

— Шоу не начнется раньше семи часов,— я указала на пространство у окна, которое обустроила для него. — Там все вещи.

Он опустил свою сумку на пол и подошел к мольберту, листая страницы бумаги, что я прикрепила к нему.

— Слишком много всего, Бёрд.

— «Спасибо» будет достаточно.

Он смотрел на принадлежности почти в оцепенении, выглядя напряженным и неуверенным. Он сказал, что потерял свое видение, и я задавалась вопросом, было ли с этим связано какое-либо беспокойство.

— Почему бы тебе не повозиться с этим? Нарисуй или напиши что-нибудь.

— У тебя чистый дом, а искусство — это беспорядок.

— Мне все равно. Я бы не пригласила тебя сюда и не купила все эти вещи, если бы было по-другому.

— Я говорил тебе, что больше не рисую. — Он собирался бороться со мной изо всех сил, и я была готова принять вызов.

— Ну, это неправда. Я видела краску на твоих пальцах.

— Это не считается.

— Потому что это краска из баллончика?

— Просто потому, что это не считается.

— Беспорядок — это просто часть процесса. Разве ты думаешь, что я не спотыкаюсь или не забываю идеально вытягивать пальцы ног? То, что ты сторонишься этого, не делает тебя лучше. А совершая ошибки, ты как раз становишься лучше.

Он вздохнул, взял кисть и провел пальцами по щетине.

— Ты можешь включить какую-нибудь музыку?

— Конечно.

— Что-то легкое. Громкая музыка отвлекает.

— Хмм, — сказала я, думая, что включить, когда потянулась к своему телефону.

— Нет. Вот это, — сказал он, указывая кистью в направлении моего проигрывателя.

— Ох, я не думала, что такой молодой парень как ты, оценит это.

Он неодобрительно поднял на меня брови.

— Почему бы тебе не выбрать? — предложила я.

— Ты потанцуешь?

— А?

— Если я собираюсь, как по команде, рисовать, это как раскрыть свою душу. Я хочу, чтобы ты раскрыла мне свою. Это справедливо.

— Так вот как это должно быть? Ты показываешь мне свое, а я тебе свое?

— Я бы сказал наиболее классный вариант.

Этот обмен фразами заставил мое сердце затрепетать. Это было странно интимно, и низкий тон его голоса был почти соблазняющим. Эш был прав. Для меня это было просто мазать краски на холст, но когда он приравнял это к танцам, я поняла всю уязвимость в том, что просила его сделать.

— Хорошо. Хотя ты все еще можешь выбрать музыку.

Он положил кисть и присел на корточки, чтобы рассмотреть мою полку с пластинками.

— У тебя здесь на самом деле коллекция.

— Да. Это моего отца.

— Вы близки?

— Раньше были. А ты со своим?

— Раньше были. Он...? — конечно, он подумал об этом, кто бы расстался со своей коллекцией пластинок, пока не умер?

— Ох, нет... мои родители были очень строгие, по большей части нам не разрешали слушать музыку. Но в одну из ночей, мой отец пришел домой с работы и направился в свое логово, где слушал эти пластинки. Я пришла и села к нему на колени, и мы танцевали. Он ужасно двигался, — сказала я, смеясь, — на мой шестнадцатый день рождения, он восстановил проигрыватель и отдал мне всю свою коллекцию.

— Ничего себе.

— Да, это самый лучший подарок, который я когда-либо получала.

Он начал открывать конверт.

— Закрой глаза. Я не хочу, чтобы ты увидела, прежде чем музыка заиграет.

Я фыркнула.

— Хорошо.

Я сжала руки по бокам, когда прислушивалась к шагам Эша, пластинка была вытащена из конверта, затем он установил ее в проигрыватель и опустил иглу.

Знакомые аккорды пианино заполнили комнату, и я мгновенно признала песню Битлз, Golden Slumbers.

Я открыла глаза, а Эш уже распаковывал угли. У нас была сделка, поэтому я начала двигаться, и меня не заботило, что он делал, пока я танцевала. Мне нужно было сосредоточиться на музыке и своем теле. Поначалу я нервничала, даже была немного застенчива, но когда бы я ни смотрела на Эша, его нижняя губа была прикушена, и его руки порхали, когда его глаза перемещались от меня и назад на мольберт перед ним.

Не было причин чувствовать застенчивость, потому что мы оба были в своей стихии. Мы были похожи. Конечно Эбби-Роуд (прим.перев. двенадцатый альбом британской рок-группы The Beatles) предназначен, чтобы перетекать от одной песни к другой. Поэтому проникновенная мелодия Golden Slumbers плавно влилась в скандирование Carry That Weight, которая закончилась тяжелой, почти эротичной игрой гитары. Поэтому я подошла к задней части мольберта и играла в воздухе на гитаре, безмолвно ртом повторяя слова для него. Он улыбнулся, но был где-то в другом месте, его шапка почти слетела с головы, открывая мягкие шелковистые кудри и волны. Его язык был немного высунут изо рта, когда он оценивающе смотрел на холст. Отыграли последние строчки песни, когда я мягко перескочила в свое танцевальное пространство. Затем я подбежала к проигрывателю и переключила иглу на Oh Darling, так как знала эту пластинку наизусть, и не ощущала, что Her Majesty, будет хорошей песней для танца. Когда я подняла иглу, он заметил, остановившись посмотреть, как будто это сбило его концентрацию.

— Не беспокойся, я просто переключаю, — сказала я.

Эту песню я чувствовала всей душой, покачивая бедрами из стороны в сторону, позволяя своим конечностям тянуться. Я сжала ткань своей футболки и потянула ее, как будто она была в огне. Когда я сделала это, то забыла что этот странный и загадочный мальчик может наблюдать. Прошло так много времени с тех пор, как я танцевала ради чистого удовольствия. Всегда были лишь тренировки, прослушивания или демонстрации. Здесь не было никакого осуждения, страха быть отвергнутой, просто пространство, чтобы двигаться и выражать себя.