Если бы красота убивала

Глава 13

Я ехала в Карверсвилл промокшая и уставшая до полусмерти. Теперь, когда я собрала всю информацию, какую могла получить в округе Бакс, мне хотелось поскорее вернуться в Нью-Йорк и посмотреть, куда меня приведут все ниточки, которые мне удалось нащупать. Однако пытаться провернуть все это в выходные было бесполезно, кроме того, я знала, что Лэндон рад принять меня в своем доме, и уехать, не дождавшись его, было бы с моей стороны просто невежливо.

В конце концов я решила, что пообедаю пораньше в ресторане при местной гостинице, дождусь Лэндона и в субботу, по возможности пораньше, поеду в Нью-Йорк.

Добравшись до дома Лэндона, я первым делом сняла с себя все мокрое и надела брюки и блузку без рукавов. Потом поставила ноутбук на стол в гостиной и набрала солидный кусок будущей статьи про Марки. Около половины седьмого я отключила компьютер и собралась пообедать, прихватив с собой блокнот и общую тетрадь. Дождь кончился, поэтому я решила пойти пешком, тем более что до гостиницы всего несколько кварталов.

Опустились сумерки, воздух был напоен опьяняющим ароматом сирени. Я неспешно шла по улице и, пожалуй, впервые за последние дни расслабилась.

В ресторане было почти пусто. Я выбрала столик на двоих у самой стены, на столике стояла лампа. Я заказала бокал красного вина и после первого глотка открыла блокнот и стала читать сегодняшние записи.

Первым пунктом шла Дарма. Весьма вспыльчивая красотка. Я ожидала увидеть женщину, до сих пор не оправившуюся от внезапной смерти мужа. Как это говорят в таких случаях?.. Убитая горем. Ты чувствуешь себя опустошенным, сломленным отчаянием, голова становится тяжелой, как пушечное ядро, и безвольно падает на спинку кресла — так, кажется, действует на человека смерть любимого. Но Дарма нисколечко не походила на убитую горем. По-видимому, смерть Такера не так уж сильно ее опечалила. Из биографии Бобба, размещенной в Интернете, я узнала, что они прожили в браке всего четыре года, но этого вполне достаточно, чтобы потускнело даже самое безоблачное семейное счастье. Многого я не понимала, но одно знала наверняка: мои вопросы о смерти Бобба здорово разозлили Дарму. Конечно, если бы она действительно была убита горем, ее реакция была бы объяснима — мои вопросы разбередили ее раны. С другой стороны, разве ей самой не интересно узнать, не стал ли ее любимый Такер жертвой убийства? И кто тот Одинокий голубь,[9] которого я видела сначала на заднем дворе, а потом направляющимся в дом? Помощник по хозяйству? Объездчик лошадей? Молодой любовник?

Подошел официант, я сделала заказ — спаржу на закуску (от грибов я воздержалась) и отбивную из ягненка — и перешла к следующему пункту моих заметок, к разговору с доктором Тресслер. Ее гипотеза звучала убедительно, особенно с учетом увлечения покойного грибами. Но, как подчеркнула сама Тресслер, у нее нет доказательств в подтверждение этой гипотезы. Теперь, задним числом, я понимала, что было бы гораздо лучше, если бы я сначала поговорила с доктором Тресслер, а уж потом пообщалась со вдовушкой. Тогда бы я попыталась выудить у нее какие-то подробности последнего уик-энда в жизни Такера Бобба. Я бы спросила, что он ел в субботу вечером, кто был в тот день у них дома, во сколько Дарма вернулась в воскресенье домой. И наконец, почему Бобба не отвезли в больницу. Хотя вряд ли Дарма охотно отвечала бы на мои вопросы.

Я стала мысленно проигрывать разные варианты того, что могло произойти с Такером. Возможно, он отправился в лес по той грунтовой дороге, на которую я случайно выехала, собрал по ошибке бледные поганки и позже, без ведома Дармы, с аппетитом съел их жареными или вареными. Но даже если он и совершил такую глупость, он бы уже при первых признаках неприятностей с животом сообразил, что дело в грибах, и помчался в больницу. Но возможен и другой вариант. Ядовитые грибы случайно или намеренно принес в дом кто-то другой, и Такер съел их, ничего не подозревая. Я представила себе, как он сидит себе этаким королем в гостиной своего большого каменного особняка, на столе горят свечи, и ему подают говядину по-бургундски с морковью, луком и принесенными из леса грибочками… приготовленную очаровательной бывшей редакторшей отдела кулинарии. Гипотеза интригующая, пожалуй, даже заслуживающая внимания полиции. Однако если эта гипотеза верна, то между двумя смертями нет никакой связи, это лишь причудливое совпадение. После возвращения в Нью-Йорк я собиралась узнать название клуба любителей грибов, в который входил Бобб. Может, кто-то из его друзей по клубу объяснит, как он мог съесть бледную поганку.

Принесли мою спаржу. Я закрыла блокнот и занялась едой. Между тем зал стал постепенно заполняться, в основном это были пары. Поглощая свой обед, я украдкой наблюдала за тем, как они общаются. Разница между теми парами, которые образовались недавно и не могли наговориться друг с другом, и теми, кто вместе достаточно давно, чтобы исчерпать темы для разговора, была очень заметна. Кое-кто иногда бросал взгляды в мою сторону. Наверняка их удивляло, что я делаю одна в деревенском ресторанчике в пятницу вечером. В первое время после замужества мне несколько раз удавалось уговорить мужа провести романтический уик-энд в сельской гостинице. Это входило в мои планы по возрождению наших отношений. Дело в том, что в первые полгода знакомства между нами существовала глубокая связь, но стоило нам официально пожениться, как буквально с первого же дня эта связь начала разрушаться, сначала почти незаметно, но потом со все нарастающей скоростью. Во время этих злосчастных поездок, задуманных как романтические, мой муж не знал, чем заняться, и вообще вел себя странно. В номере он беспокойно ходил по комнате, а за столом вечно вытягивал шею так, словно воротник рубашки был ему тесен. Первым делом я заподозрила даже не пресловутую другую женщину, а наркотики — кокаин, крэк, — но мое собственное частное расследование ничего такого не обнаружило. В конце концов я, конечно, узнала истинную причину: поневоле будешь метаться и ерзать, когда задолжал букмекеру двадцать тысяч.

«Когда-то еще мне доведется сидеть в таком месте с мужчиной?» — думала я. Полгода назад я еще не была готова к более или менее глубоким отношениям, но в последнее время меня что-то сильно потянуло на романтику. С Кайлом я, конечно, в такое местечко ни за что не попаду. Во-первых, наши отношения довольно быстро сходят на нет, а во-вторых, он вообще боится как черт ладана даже отдаленного намека на романтику. Такое больше подходит мужчинам вроде красивого и обходительного доктора Херлихи. Интересно, где он сейчас? Может, показывает свою нью-йоркскую берлогу вашингтонской подружке, прикатившей на выходные? Как ни странно, эта мысль была мне неприятна.

Я перестала прислушиваться к разговорам и постаралась сосредоточиться исключительно на еде, ни о чем больше не думая. К тому времени, когда я выпила кофе и попросила счет, зал был полон под завязку. Проходя на обратном пути мимо бара, я увидела, что и там полно народу — возле стойки собралась целая толпа, а у стены за столиками под белыми скатертями в клубах табачного дыма тоже сидели люди. В коридоре хозяйка сосредоточенно читала журнал бронирования, по-видимому выискивая имена только что прибывших мужчины и женщины. Мой уход остался незамеченным.

Выйдя на узкую длинную веранду, я в первый момент опешила: пока я ела, на улице сильно похолодало. К тому же стало темно хоть глаз выколи. А я-то как дура пришла пешком. Хотя до дома Лэндона было недалеко, перспектива прогулки по холоду да еще и в темноте меня как-то не прельщала. На веранде стояли кресла-качалки. Я села в одно, достала мобильник и стала звонить Лэндону. Пора бы ему подъехать. Если я попрошу его забрать меня отсюда, он как мужчина старой закалки не сочтет это капризом. Странно, но на мой звонок ответил автоответчик. Час, когда Лэндон обещал приехать, давно миновал, а он обычно пунктуален до безобразия. Только бы с ним ничего не случилось в дороге.

Я встала с кресла-качалки, застегнула свой кардиган, спустилась с веранды и вышла на главную улицу. Впереди горели уличные фонари, кроме того, свет падал из окон второго этажа дома, где располагалась антикварная лавка. Я пошла по улице, звуки, доносившиеся из ресторана, стали удаляться. Вот кто-то открыл дверь, и нестройная какофония голосов на несколько секунд зазвучала громче; затем на стоянке хлопнула дверца машины. Я миновала небольшой универмаг, на его двери висела табличка «Закрыто», потом антикварную лавку. В окно второго этажа было видно какую-то женщину, наверное, это хозяйка, живущая над своей лавкой. Сам дом похож на тот, в который четыре года назад переехала моя мать, и он тоже окружен белым забором из штакетника.

Подумав о матери, я вспомнила, что она когда-то подвалилась со мной своими соображениями насчет странных совпадений. Мама считает, что как минимум половина всех событий, которые мы приписываем случайностям, не видя между ними связи, на самом деле таковыми не являются. Они связаны, хотя и необязательно напрямую, и если копнуть достаточно глубоко или присмотреться к ним получше, можно эту связь заметить. Мама завела этот разговор вечером того дня, когда у нее в гостях побывали два моих брата с женами. Она пригласила их на обед, и обе невестки привезли по лимонному торту. Я в те выходные была дома и позже, загружая посуду в посудомоечную машину, заметила, что, дескать, какое удивительно совпадение вышло с тортами. В ответ мама сказала, что это не такая уж случайность. Возможно, пояснила она, в одной из кулинарных передач, которые ведет по телевизору Марта Стюарт, недавно давали рецепт лимонного торта, и обе женщины его записали. А может быть и так, продолжала она рассуждать, что Эми неделю или две назад в разговоре с Сидни упомянула, что собирается принести на обед лимонный торт. Сидни могла тогда слушать ее вполуха, но идея у нее отложилась, хотя источник, откуда эта идея пришла, напрочь улетучился из головы, и позже ее «осенило»— она решила испечь лимонный торт, считая, что сама до этого додумалась. А возможно и еще одно, несколько даже зловещее объяснение. Сидни могла узнать о планах Эми и решила ее переплюнуть: испечь такой же торт, только вкуснее (он и правда получился вкуснее).

Я задумалась, какое объяснение мама предложила бы на этот раз. Если бы я сказала, что возможное отравление Такера Бобба грибами и неудавшееся покушение на Кэт — удивительное совпадение, а она бы с этим не согласилась. Мама отметила бы что и Такер и Кэт — люди сложные, им нетрудно нажить себе врагов, так что вероятность быть отравленными у обоих больше, чем у среднестатистического человека. А возможно и другое — тот, кто пытался отравить Кэт, знал о циркулировавших слухах, будто Такер отравился ядовитыми грибами, и они его вдохновили, хотя сам он мог об этом даже не догадываться. Или же человек, пытавшийся убить Кэт, нарочно использовал яд, чтобы ее смерть впоследствии связали со смертью Такера. Отравлены два главных редактора. Это могло навести на мысль, что кто-то в отрасли точит топор на главных редакторов или на женские журналы вообще, и человек этот ухитрился полгода назад отравить Такера Бобба, а теперь принес в дом Кэт коробку со смертоносными конфетами. Такая гипотеза отвела бы подозрения от людей из близкого окружения Кэт и ее ближайших коллег.

Если дело обстоит именно так, значит, убийца очень умен. Он тщательно продумал план действий. Кроме того, это означает, что он достаточно хорошо знает журнальную среду, чтобы быть в курсе слухов, ходивших о смерти Такера Бобба. Только одна нестыковка: убийца не знал, что Бобба отравили не в Нью-Йорке, а в округе Бакс, и это делает версию о заговоре против главных редакторов маловероятной. Я дошла до Персиковой улицы, где жил Лэндон. Перед тем как свернуть за угол, от которого мне предстояло пройти еще два квартала, я остановилась и оглянулась назад. Ни на улице, ни на тротуаре никого не было, тишину нарушал только шум ветра в ветвях деревьев; из-за этого казалось, что сейчас не поздняя весна, а осень. Пока я стояла, свет в окнах над антикварной лавкой погас. Я пошла дальше, прибавив шаг. Персиковая улица шла немного в гору, здесь фонарей было меньше, и хотя в некоторых окнах горел свет, многие дома стояли темные, — их обитатели либо куда-то ушли, либо легли спать. На какую-то секунду ветер внезапно прекратился, словно его кто-то выключил, а потом подул с новой силой. Деревья качались так, что листья серебрились в лунном свете. Дом Лэндона еще не был виден, но я знала, что он совсем рядом, сразу за изгибом дороги. Внезапно где-то впереди меня, рядом со стоящей машиной, раздался какой-то скребущий звук. Я еще и испугаться не успела, как из-под машины выскочил опоссум, пробежал по тротуару и скрылся где-то на заднем дворе ближайшего дома. Наконец я увидела впереди дом Лэндона и сразу поняла, что он приехал. Уходя, я оставила включенной только лампу в гостиной, но сейчас свет горел и в его спальне, и над входной дверью. На радостях я перешла набег и бежала до самого дома. Открыв дверь своим ключом, я влетела в прихожую и крикнула:

— Привет, это всего лишь я, твоя любимая гостья!

Тишина. Я подумала, что Лэндон или в спальне, или в ванной и не слышит меня за закрытой дверью. Поднявшись на второй этаж, я заглянула в открытую дверь спальни Лэндона и несколько раз позвала его по имени. Дверь в ванную тоже открыта, но там темно. Я отодвинула тюлевую занавеску и взглянула на подъездную дорогу к черному ходу, куда не посмотрела раньше: машины Лэндона не было. Я снова задернула занавеску и тут только заметила на столе рядом с лампой небольшую коробочку. Это был таймер, значит, лампа сама включалась в определенное время. А лампочка над входной дверью, наверное, управлялась фотоэлементом. Следовательно, Лэндон еще не приехал. Я посмотрела на часы, они показывали семнадцать минут десятого. Я выключила свет в спальне и вернулась на первый этаж.

Когда я включала свет в комнатах первого этажа, мой взгляд упал на автоответчик. Сигнальная лампочка на нем мигала, показывая, что есть сообщение. Вероятно, это то, которое оставила я сама, когда звонила из ресторана, но не исключено, что было сообщение и от моего пропавшего хозяина. Я нажала кнопку прослушивания. Так и есть, я услышала голос Лэндона.

— Бейли, ты здесь? Нет? Ради Бога, прости, но я только что вышел с невероятно скучного совещания. Сейчас девять, и я боюсь садиться за руль. Я не наркоман и, уж конечно, не некрофил, но в последнее время у меня появилась дурная привычка засыпать за рулем, если дело происходит вечером. Надеюсь, ты меня простишь, если я отправлюсь в путь завтра с утра пораньше. Не завтракай без меня, я приготовлю яичницу-болтунью с черной икрой.

Здорово. У Лэндона нет кабельного телевидения, а во всей его коллекции видеокассет нет ни одного фильма, снятого после шестьдесят четвертого года, но самое неприятное даже не это. Беда в том, что у меня мурашки бегут по коже при одной мысли о том, что придется ночевать в его доме одной. Я даже подумывала сесть в свой джип и отправиться обратно в Нью-Йорк, но потом вспомнила, что выпила за обедом два бокала вина, так что за руль садиться не стоило.

Я обошла все комнаты, осмотрела все окна и двери, чтобы убедиться, что они заперты. Лэндон как-то сказал, что не стал ставить охранную сигнализацию, потому что городок безопасен, да и соседи близко. Его беспечность проявилась и в выборе замков: хотя входная дверь запиралась изнутри на довольно прочный засов, застекленная дверь черного хода в кухне вместо замка имела всего лишь кнопку-защелку в ручке. Окна выглядели более внушительно, на всех шпингалеты и все заперты — все, кроме большого двустворчатого окна в столовой, которое я проверяла предпоследним. К своей досаде, я обнаружила, что это окно было покрашено, когда шпингалет находился в открытом положении, причем красили его так раз пять, и теперь запереть окно было просто невозможно. Чертыхаясь вслух, я попыталась повернуть шпингалет, но ничего не вышло. Я, конечно, постаралась не поддаваться панике, но уже ощущала, как ко мне подкрадывается страх. Мне оставалось только утешать себя мыслью, что город, по словам Лэндона, совершенно безопасен.

Я поднялась наверх, прихватив с собой стакан минеральной воды, наполнила ванну при гостевой спальне горячей водой и плеснула в нее щедрую порцию ароматического геля. Примерно с полчаса я отмокала в ванне, листая старые журналы, которые хранились тут же в корзине, и слушая, как поскрипывает и потрескивает старый дом. Использовав всю горячую воду, я вылезла из ванны и облачилась в пижаму. После этого я спустилась вниз и включила старенький телевизор, чтобы посмотреть десятичасовой выпуск новостей.

На окнах висели только тонкие белые занавески, почти прозрачные, и мне было не очень-то приятно сидеть в одной пижаме: я чувствовала себя выставленной на всеобщее обозрение. В конце концов я снова поднялась наверх, даже не дождавшись конца передачи. Уходя, я не стала выключать лампу в главной гостиной. У меня с собой была книжка, и я собиралась почитать, пока не засну — учитывая, с какой скоростью я приближалась к этому состоянию, это могло случиться и под утро. Ночь стояла холодная, но в гостевой спальне было душно, и я чуть-чуть приоткрыла ближайшее к кровати окно, рассудив, что вряд ли кто-нибудь полезет в дом по приставной лестнице. Забравшись под одеяло, я открыла книгу — биографию Анны Болейн, мне настоятельно советовали ее прочесть перед предстоящей поездкой в Англию. Как ни странно, читая о заговорах и смертях, происходивших несколько веков назад, я постепенно расслабилась. Я проглотила четыре главы и с удивлением почувствовала, что начинаю засыпать. Тогда я выключила свет и опустила голову на подушку в мягкой наволочке — Лэндон покупал постельное белье только высшего качества.

Я проснулась, будто от толчка, и не сразу поняла, где нахожусь. Некоторое время я напряженно всматривалась в темноту, пытаясь разглядеть окружающую обстановку, но потом вспомнила, что я у Лэндона, в округе Бакс. Я посмотрела на часы — светящиеся цифры показывали пятнадцать минут третьего. Странно, когда я просыпаюсь по ночам, то обычно это бывает позже. Я попыталась сообразить, что меня разбудило: сон или что-то другое? И тут я услышала звук. Снаружи донесся скрип, как будто кто-то шел по гравию или наступал на сухие ветки. Мое сердце подпрыгнуло. Я вспомнила опоссума, который попался мне по дороге. Может, он завернул в эту сторону? Некоторое время я лежала совершенно неподвижно, выжидая и прислушиваясь. Звук повторился, и на этот раз я поняла, что опоссум тут ни при чем, это определенно человеческие шаги, и звучат они под моим открытым окном. Может, Лэндон передумал и все-таки выехал на ночь глядя? Но даже если бы он выехал часов в десять, он бы добрался гораздо раньше.

Снова послышались шаги, но уже не под моим окном. Я тихо выскользнула из-под одеяла, встала на колени и на четвереньках подобралась к окну. Осторожно подняв голову, я посмотрела влево, откуда, как мне казалось, шаги слышались в последний раз. Хотя за окном было темно, свет, проникавший из гостиной, позволил разглядеть силуэт — как мне показалось, мужской. Мужчина шел по краю подъездной дороги, направляясь к черному ходу. Неожиданно он остановился. Я быстро пригнулась, на случай если он посмотрит в мою сторону. Когда я снова подняла голову, мужчина исчез, и я не знала, то ли он пошел куда-то дальше вдоль боковой стены дома, то ли завернул за угол и теперь находится на заднем дворе.

Черт, мне срочно нужен телефон! В спальне Лэндона стоял аппарат, я была почти уверена в этом. Я вскочила и в темноте помчалась в его комнату, по дороге больно ударившись бедром об угол книжного шкафа в коридоре. Телефон, как я считала, должен был стоять на одной из прикроватных тумбочек. И, потыкавшись наугад в темноте, я его нашла. Цифры светились, и я набрала 911. После третьего гудка ответила оператор. Я выпалила:

— Ко мне в дом кто-то забрался!

От страха я даже не сразу вспомнила адрес Лэндона. Пока оператор заверяла меня, что немедленно высылает машину, я бочком придвинулась к окну и посмотрела на задний двор. Здесь было совсем темно, и я ничего не увидела, если не считать тусклого блеска плитки, окаймлявшей бассейн.

Оператор велела мне оставаться на линии, но мне нужно было посмотреть, куда девался этот тип. Поэтому я положила трубку на стол, на цыпочках вышла в коридор и осторожно прокралась до верхней площадки лестницы. Здесь я услышала новый звук: кто-то поворачивал ручку двери черного хода, туда-сюда, туда-сюда, расшатывая замок. Я поняла, что должна срочно что-то предпринять.

Мои глаза постепенно привыкли к темноте, и я разглядела гнутую металлическую стойку для прогулочных тростей, которая стояла на верхней площадке лестницы. Я протянула руку, схватила первую попавшуюся трость и рывком выдернула ее из стойки. Когда я стала спускаться по лестнице, сердце у меня билось так сильно, что шумело в ушах. Дверь больше не дребезжала, но я вспомнила про окно в столовой, которое мне так и не удалось запереть.

На нижней ступеньке лестницы я остановилась. Кухня находилась дальше по коридору, если идти в сторону, противоположную входной двери. Теперь там было абсолютно тихо и темно. По левую руку от меня располагалась гостиная, из открытой двери на пол коридора падала полоска света. Справа от меня находился погруженный в темноту кабинет Лэндона, из него дверь вела в столовую. Я стала медленно продвигаться в сторону кабинета, затем через него вышла в столовую.

В столовой никого не было, окно было по-прежнему закрыто. Я некоторое время постояла в тени, напряженно глядя за окно и сжимая в руке прогулочную трость. «Поскорее бы приехала полиция», — мысленно повторяла я.

Внезапно снова раздался звук, теперь где-то позади меня. Я резко развернулась, мой взгляд метнулся к кухонной двери, и я увидела мужской силуэт. Мужчина стоял спиной ко мне всего в нескольких футах. Вдруг, словно учуяв мой запах, он начал поворачиваться. Я быстро шагнула к нему, подняла трость и изо всех сил ударила его. Я хотела ударить по голове, но промахнулась, удар пришелся по плечу. Мужчина вскрикнул, у него подогнулись колени, Я подняла трость, замахиваясь для нового удара, но он успел приподняться и отшатнуться вправо, поэтому мой удар на этот раз пришелся по краю кухонного стола. Я попятилась, мужчина выпрямился и повернулся ко мне лицом, только лица я не увидела: на нем был вязаный шлем лыжника, глазки-бусинки, казалось, прожигали взглядом ткань. Он рванулся ко мне. Я сделала резкий шаг назад и в сторону, и хотя мне не удалось совсем увернуться от него, он все же не налетел на меня всей своей массой. Я попятилась дальше и ударилась задом о край обеденного стола. Мужчина снова бросился на меня. От него воняло потом. Я замахнулась тростью и на этот раз сумела ударить его по голове. Он выругался, выхватил у меня трость — я увидела, что он в перчатках, — и швырнул ее в дальний угол столовой, где она разбила что-то стеклянное.

— Я вызвала полицию! — выпалила я задыхаясь. — Они уже выехали!

Я повернулась и попыталась убежать, но этот тип схватил меня за руку и толкнул с такой силой, что я упала на четвереньки. Судорожно ловя ртом воздух, я перевернулась на спину, чтобы можно было его лягнуть. Но когда у меня в глазах прояснилось, я увидела, как он поворачивается и, пошатываясь, идет в сторону кухни. Хлопнула сетчатая дверь, и я услышала его шаги на лестнице черного хода. Я вскочила на ноги и побежала в кухню. В открытую дверь было слышно, что мужчина продирается через кусты, которые росли на заднем дворе. Потом в дальней части двора вспыхнул свет — по-видимому, мужчина зажег фонарь. Луч попрыгал несколько секунд и погас. Секунд тридцать стояла полная тишина, потом где-то на соседней улице заурчал мотор автомобиля.

Я захлопнула кухонную дверь, зажгла верхний свет и, поднатужившись, придвинула вплотную к двери стол — как выяснилось, от замка было мало проку. Выпрямившись и подняв руку, я заметила, что она дрожит. Казалось, дрожь идет откуда-то извне, как будто я держу в руках раненую птицу, которая пытается освободиться. Чтобы успокоиться, я несколько раз глубоко вздохнула.

С улицы донесся гул машины. Несколько жутких мгновений я думала, что бандит вернулся и подъезжает прямо к дому. Я бросилась через коридор в прихожую и посмотрела в окно. Оказалось, что это приехала полиция. Машина ехала с выключенной сиреной, но на крыше сверкала мигалка.

Из машины выскочили двое полицейских в форме и побежали к входной двери, каждый держал руку на кобуре. Наверное, я выглядела совсем ошалевшей, потому что едва они вошли в дом и посмотрели на меня, один из них — симпатичный парень лет двадцати с небольшим — положил руку мне на плечо и участливо спросил, как я себя чувствую.

— Со мной все в порядке, только я почему-то дрожу.

В подтверждение этих слов мой голос действительно дрогнул.

— Взломщик был в доме?

— Да, я думаю, он вошел через дверь в кухне, хотя я точно помню, что запирала ее. Я его ударила тростью, и он убежал.

— Вы не видели, в каком направлении он скрылся?

Я махнула рукой в сторону двери черного хода.

— Он ушел через задний двор, я слышала, как на улице, которая проходит за домом, заработал мотор, наверное, это была его машина.

— Оставайтесь на месте, — сказал симпатичный полицейский.

Он и его невысокий плотный напарник снова положили руки на пистолеты и прошли в кухню. Мне было слышно, как они отодвигают от двери стол и один из них докладывает кому-то по рации о попытке кражи со взломом. Как только они вышли из дома, я включила еще больше света и снова вернулась в кухню. Дверь черного хода была приоткрыта, и я присмотрелась к ней получше, ни к чему не прикасаясь. На замке не было ни малейших признаков того, что над ним кто-то поработал, стекло в двери осталось в целости и сохранности. Я огляделась, проверяя, не оставил ли взломщик каких-нибудь следов. Ровным счетом ничего — если не считать ужаса, который я все еще чувствовала.

Мне было видно, как полицейские ходят по заднему двору, лучи их фонариков прыгали в темноте, я слышала их голоса. Я попыталась рассуждать логически. Полицейские упоминали о краже со взломом, но мне в это не верилось. Стоило мне один-единственный раз остаться ночевать одной в доме Лэндона, как именно в эту ночь в дом забрался взломщик! Это совпадение попадало в разряд тех, которые моя мама случайными не признавала. Ясно, что появление этого типа связано со мной. Возможно, убийца действительно живет в Карверсвилле и каким-то образом узнал, что я здесь и остановилась в этом доме. Или же он следовал за мной от самого Манхэттена.

Я вышла из кухни и взбежала по лестнице наверх. Быстро сняв пижаму и натянув джинсы и футболку, я стала бросать свои вещи в дорожную сумку. Полицейские не будут стеречь меня постоянно, а оставаться в одиночестве и дожидаться нового визита непрошеного гостя я не собиралась. Я собрала вещи, спустила сумку вниз и поставила возле лестницы. В это время полицейские вошли через кухню в коридор. Тот, что был постарше и потолще, немного запыхался. Молодой и симпатичный ненавязчиво подтолкнул меня к стулу в гостиной и спросил:

— Вы миссис Хейес?

Наверное, перед тем, как ехать по вызову, они навели справки, кому принадлежит дом. Я объяснила, кто я такая, откуда приехала и почему оказалась в чужом доме одна.

— Расскажите подробно, что произошло. — Это снова заговорил симпатичный. — Кстати, я офицер Эндрюс, а это офицер Перски.

Я рассказала обо всем, что произошло, объяснив, что о моем визитере могу сказать только то, что он был выше среднего роста. Когда я стала рассказывать, как этот тип меня толкнул, оба полицейских всполошились и стали спрашивать, не нужна ли мне медицинская помощь.

— Нет, со мной все в порядке, у меня только колено оцарапано. Вы установили, как он проник в дом?

— Следов взлома не обнаружено, — сказал Эндрюс— Поскольку вы сказали, что заперли двери, возможно, он открыл дверь черного хода при помощи кредитной карточки. Замки такого типа можно открыть карточкой. Вы можете оценить, украдено ли что-нибудь, или с этим вопросом нам придется обратиться к вашему другу?

— Вряд ли у взломщика было время что-то украсть. Когда я застукала его на кухне, он, по-моему, только что вошел.

— Это ваша машина стоит на подъездной дороге?

— Да, а что?

— Дело в том, что по машине сразу ясно, что в доме кто-то есть. У нас тут случаются иногда кражи со взломом, но обычно они происходят, когда хозяева на работе или уехали. — Он помолчал. — Я понимаю, что мой вопрос может показаться вам странным, но все же я должен спросить: у вас есть враги?

Я ответила уклончиво:

— Как я уже говорила, я приезжая.

— А как насчет бывшего бойфренда, который был бы на вас обижен и мог бы приехать за вами сюда? — спросил Эндрюс улыбаясь.

Я устало улыбнулась в ответ.

— Такого нет, во всяком случае, сейчас.

— Вы куда-нибудь сегодня выходили? Мог кто-то проследить за вами до самого дома?

— Я обедала в ресторане и возвращалась одна и пешком. Вообще-то я смотрела по сторонам, но не исключено, что кто-то мог идти за мной следом и остаться незамеченным.

Это был подходящий момент, чтобы рассказать о последних событиях, которые происходили со мной в Нью-Йорке, но я им не воспользовалась. Мне показалось, что, вникая во все детали именно сейчас, именно с этими полицейскими, я только все усложню. Лучше я поговорю с Фарли. Когда вернусь в Нью-Йорк.

— Ну что же, утром мы пришлем вам людей, посмотрим, удастся ли им обнаружить отпечатки пальцев.

— Он был в перчатках.

— Значит, не удастся. Но он оставил следы подошв на заднем дворе, они тоже могут пригодиться.

Я сказала:

— Завтра вам придется подождать приезда мистера Хейеса.

— А вы куда денетесь?

— Я здесь не останусь. Прямо сейчас я возвращаюсь в Нью-Йорк.

Оба полицейских дружно вскинули руки в знак протеста. Эндрюс заявил, что это плохая идея, что мне не стоит ехать одной в такой час и что я не в том состоянии, чтобы садиться за руль. Он пообещал, что, если я останусь, мимо дома каждые пятнадцать минут будет проезжать патрульная машина. Но я сказала, что ни за что не останусь здесь.

Поняв, что переубедить меня не удастся, полицейские предложили проводить меня до выезда из города — на всякий случай, чтобы убедиться, что за мной никто не едет. Мы покинули дом вместе, и я увидела, что некоторые соседи, кутаясь в халаты, вышли на веранды перед своими домами. Мужчина из дома через дорогу даже подошел поинтересоваться, что стряслось. Эндрюс объяснил, что случилось, и спросил, не заметил ли тот чего-нибудь подозрительного. Сосед ответил, что нет, не заметил, и стал взахлеб заверять, что на их улице раньше никогда ничего не случалось.

Я попрощалась с обоими полицейскими, пожала им руки, открыла джип, бросила сумку на заднее сиденье и села за руль. Полицейские, как и обещали, поехали за мной следом, как будто наши машины составляли официальный кортеж. Они проводили меня даже дальше, чем до выезда из города, и минут десять ехали за мной по шестьсот одиннадцатому шоссе, но потом повернули назад, помигав на прощание фарами.

Я осталась одна. Вдоль дороги стояли в основном торговые здания, на крышах горели лампочки сигнализации, отбрасывая зловещий свет на пустые автостоянки. Я чуть ли не каждую минуту смотрела в зеркало заднего вида и проверяла, нет ли за мной слежки, но позади было пусто. Пару раз я видела сзади машины, но они сворачивали в сторону или обгоняли меня и уезжали дальше. Настал момент, когда мне пришлось свернуть с шоссе и петлять по проселочным дорогам, чтобы в конце концов выехать на семьдесят восьмую автостраду. Я вцепилась в руль, руки у меня дрожали. Дома, мимо которых я проезжала, стояли темные и казались необитаемыми, только в каком-то одном повсюду горели электрические лампочки, имитирующие свечи. Я ездила этим путем раз пять или шесть, но глубокой ночью — ни разу, и очень боялась заблудиться. За пятнадцать минут езды мне встретилась всего одна машина — спортивный автомобиль, похоже, битком набитый гуляками. Самое страшное, что случилось со мной на этом пути, — я где-то подцепила запах скунса, который все никак не выветривался.

Наконец дорога влилась в семьдесят восьмую автостраду, и я сразу почувствовала себя лучше, хотя, конечно, ехать по этой автостраде — это вам не по пляжу гулять в солнечный денек. Мимо меня мчались сплошь грузовики и трейлеры, я старалась скромно держаться в среднем ряду. Я вставила в плеер диск с ариями из опер Пуччини в исполнении Марии Каллас, открыла бутылку минеральной — я всегда держу в машине небольшой запас — и одним махом ее ополовинила. Меня не оставлял вопрос, не стоило ли быть более откровенной с этими двумя полицейскими? Но мое дело было слишком сложное, чтобы посвящать в него патрульных офицеров, которые даже не будут знать, как распорядиться этой информацией. Вот Фарли — другое дело, ему я все расскажу. Хотя, услышав этот рассказ, он точно не погладит меня по головке.

Небо впереди стало светлеть — приближался рассвет. Над горизонтом вспыхнули первые лучи солнца. Наверное, это должно было меня взбодрить, но дрожь в руках все никак не проходила.