Если только дозвонюсь...

– Надоело!

И пусть меня обливают водой, пишут длинные протоколы и укладывают на носилки. Это уже не важно.

– Ты сегодняшний номер газеты читал? – услышал я гробовой голос редактора.

– Читал. Еще вчера. А что?

– «Когда-нибудь мне это все надоест, и я уйду из мэров в сумасшедшие. Мне надоест мир дешевой лжи и дорогого обмана. Мир чистых слов и грязных помыслов. Мир умных, но бедных, мир глупых, но при должностях…» – здесь голос у редактора осекся. – Будешь слушать дальше?

– Не надо, – сказал я, моментально вспоминая, где я вчера видел нечто похожее. – Но ведь в полосе этого не было, я ее лично вчера подписывал!

– Сегодня я у тебе кое-что подпишу, – зловеще пообещал редактор. – Ровно в девять чтоб был у меня. И без опозданий!

Он положил трубку. А я оделся как учили – ровно через сорок пять секунд, и помчался на работу – в Дом печати.

Ехал я долго. Автобус кряхтел, намекая на близкое техобслуживание. Пассажиры царапали меня сумками и топтались по моим ногам. Однажды на перекрестке нас обогнала пожарная машина, и весь автобус ей позавидовал. А еще через два квартала дорогу нам преградил нищий на костылях.

– Так что скинемся, граждане, убогому на пропитание! – бодро сказал он, и попытался открыть костылем дверь автобуса. Бесполезно. – Да вы что, в натуре? Червонца жалко?!

Нищий плюнул в сердцах и попал на капот. Пассажирам стало дурно. Водитель крикнул: «Попрошу в салоне не гадить!», и сердито надавил на газ.

К Дому печати я подъехал с тяжелым сердцем и неожиданно легким карманом. Наковыряв из швов мелочи, я кое-как расплатился с водителем и побежал в редакцию. У входа стояла корреспондентка Маша и собирала слезы на газетный лист.

– Что с тобой?

– «Когда-нибудь мне это все надоест, и я уйду из журналистов в сумасшедшие», – начала она, давясь частыми всхлипами. – «Мне надоест мир оплаченной правды и бесплатного вымысла, мир дозированной совести и безлимитной … безлимитной…» Ну не могу!

Здесь Маша зарыдала, прикрывая лицо газетой, и я сразу понял, что этот день будет трудным не только для меня.

– Сан Кирсаныч на месте? – спросил я в приемной у редактора.

– Еще не приехал. Просил подождать. Будет попозже, – ответила как отстучала секретарша Вика. Подумала – и влепила точку: – Когда-нибудь мне это так надоест!

– Спасибо, – ответил я, выбираясь из приемной спиной вперед, и бережно прикрыл за собой дверь. Ситуация начиналась закручиваться очень даже нешуточная. Было ясно, что полученное мною письмо оказалось компьютерным вирусом, размножившимся во всей сети – от наборного цеха до приемной. А может быть, спам уже успел распространиться по всему городу, а то и в другой город перемахнуть…

Хлоп! – и моей спине разом стало холодно и мокро. Я обернулся. Меднолицый пожарный в брезентовой робе приветственно помахал брандспойтом.

– Теперь не сгоришь! – обнадежил меднолицый, и пояснил: – Тут один поджигатель по телефону грозился Дом печати спалить. Ну, чисто головешки устроить!

– Да что вы?!

– А то! Скажи спасибо, что мы вовремя приехали. В этой комнате люди есть? – показал он на приемную.

Я молча кивнул в ответ. Пожарный бросил брандспойт и снял со стены огнетушитель. Я пнул брезентовую кишку и побежал в свой кабинет, легко перепрыгивая через лужи.

Два лестничных пролета я преодолел в три прыжка. На десятом этаже смачно пахло валерианой. Пролетая мимо бухгалтерии, я на секунду задержался у двери, в смутной надежде узнать что-нибудь про аванс. Дверь распахнулась, и я понял, что надеяться мне не на что.

– Когда-нибудь мне все это надоест, и я подамся в сумасшедшие бухгалтеры, –декламировала Зинаида Петровна, покачиваясь на носилках. – Мне надоест мир малых цифр и больших зарплат, мир арестованных счетов и оправданных по суду бюджетных растратчиков…

– Пятый случай за утро, – пожаловался санитар, проходя мимо меня. – Кошмар!

Я грустно помахал носилкам и пожелал им счастливого пути.

Включив компьютер, я долго ломился в свой почтовый ящик, потому что забыл пароль. А когда его вспомнил, было уже поздно доставать из ящика то, что я туда не бросал.

– Александр Кирсанович вас ждет, – сообщила Вика, и добавила с явной угрозой. – Нет, точно в сумасшедшие уйду!

С трудом припоминаю, как я добрался до кабинета редактора. Приемная пенилась, но не шампунем. А куда подевалась Вика, мне было уже все равно.

– Проходите! – послышался голос из-за двери.

Я зашел. Поздоровался. Попробовал улыбнуться… Бесполезно!

– Я только что был у мэра, в больнице… Сегодняшняя статья его доконала. В общем, труба твое дело, Вася! – торжественно объявил редактор, приподнимаясь из-за стола.

– Да я не Вася!.. Я Александр Сергеевич! – пискнул я робко. Но редактор мне не поверил:

– Ты, Вася, ври, да не завирайся. Нечего тут передо мной Пушкина ломать!

Здесь дверь за моею спиной выразительно заскрипела. Я оглянулся и увидел черноту пистолетного дула.

– Всем стоять! – молодой человек героической наружности вошел в кабинет, отодвинул меня в сторону и приблизился к столу. – Значит, так. Один труп женского пола мы уже нашли – в приемной лежал…

– Вы кто? – ойкнул редактор.

– Здесь вопросы задаю я! – крикнул молодой человек, и тут же этот вопрос задал. – А ну, колись, где остальные три штуки прячешь?!

Я понял, что редактору уже не нужен, и бочком, бочком ввинтился в дверной проем. Здесь меня обыскали и отпустили, предупредив, что обязательно оштрафуют, если буду переходить улицу в неположенном месте. Последнее, что я слышал, скатываясь в лифте до первого этажа, это голос редактора:

– Ну, наконец-то мне больше не придется нашему мэру… (здесь невнятно), и я опять стану человеком. Вперед, в сумасшедшие!

– Вот сбегает прямо с гор

– Алло?

– Справочную вызывали? – спросил аппарат мужским голосом. – Записывайте телефон гражданина М…

– Нет! Не вызывал!.. Не участвовал!.. Не привлекался!.. – заорал я благим матом, ища глазами спасительный рычаг.

– Не бросайте трубку – хуже будет! – честно предупредил аппарат. – Лучше записывайте телефон гражданина М…