Эта Кассиопеи, 31 декабря…

— Ещё одна пустая система, — проворчал Габриель, постукивая пальцем по сенсорной панели.

— Что, сканеры свои мегаватты отработали? — Игорь подошёл, с интересом заглянул в монитор, на котором дёргались, точно припадочные, колонки цифр и цветные изломы графиков. — Эй, мы смотрим на одно и то же, Гейб? Тут же от лития до радия — вся таблица… О-опа! Вот и он, мон ами, — лоренций семнадцать! Джек-пот!

— Много? — спросила равнодушно Ливия.

— Порядка двухсот-трёхсот гигатонн.

— Мелочь, — навигатор даже не повернула к пилоту свою белокурую головку, — «Кобольд» за пару лет всё выскребет подчистую.

— Так уж и подчистую, — усомнился Игорь… впрочем, не слишком уверенно усомнился. Всё-таки «Кобольд» — это мощнейший рудокоп планетарного класса, он самые большие астероиды «переваривает» за неделю. Чтобы доставить на место тушу диаметром в двадцать миль уходит уйма энергии, но затраты полностью себя окупают.

— Пустая система, — повторил Габриель Дамье задумчиво и как-то тоскливо. — Мёртвая.

Ливия выразительно хмыкнула, Игорь пожал плечами:

— Что и требовалось доказать. Двойная звезда — какой тут может быть пригодный для жизни мир? И так-то, вон, целых три планеты в наличие — считай, повезло.

— Пустое везение. Толку — чуть.

— Да будет тебе, Гейб. Обычная разведка…

— Именно. Разведка! Не геологическая партия. Я — не геолог! Восьмой рейд подряд — камни. Булыжники. Надоело.

Когда Габриель злился, он начинал рубить фразы. Тюк! Хрясь! Не фразы — поленья. Не речь — штабель дров. Игорь Хлопов летал с ним не первый год, привык, а вот на второго пилота — Светлану Пак — странный гнев капитана всё ещё производил впечатление. Беспочвенный, вроде бы, гнев, и ни на кого конкретно не направленный.

— Ладно, — буркнул Дамье, — сколько нам ещё здесь торчать?

— Около тридцати часов, — отозвался Игорь с преувеличенным энтузиазмом.

— Запускайте программу, — капитан поморщился. — И все в кают-компанию — ужинать.

Он вышел из рубки. Корабль лежит в дрейфе, на триста пятьдесят тысяч километров вокруг — пустота, так что «Змей» вполне может немного побыть без хозяйского присмотра. К тому же в навигационном отсеке остались два опытных астронавта, да и автоматика всегда настороже — ей, в отличие от человека, не нужно отдыхать и питаться…

— Что-то сегодня старик того… резковат, — Игорь криво усмехнулся. — Резче обычного. То ли наш кэп устал, то ли…

— Тридцать первое, — произнесла Ливия тоном ровным и вроде бы невыразительным, но пилот насторожился: ему показалось, будто он уловил в голосе женщины раздражение.

— Что «тридцать первое»?

— Декабря тридцать первое. Сегодня. По универсальному счислению.

— Ну, да, тридцать первое. И… А-а… О! Хочешь сказать — поэтому? Серьёзно?

— Доходит то тебя, как до тигрового питона, Игорёк. И такта в тебе, как в змее.

— Слушай, — тот помотал головой, не скрывая удивления. — Я пятый год с Гейбом летаю, и никогда не думал, что для него столько значат… ну, земные традиции.

— Ты где родился, напомни?

— На Сигме Орбитальной.

— Вот оно и видно, что на орбитальной. Стандартное время, искусственная погода, летосчисление — не более чем формальность, дань вселенской энтропии. Ты — стопроцентный стармен, тебе не понять. Габриель в конце декабря всегда берёт неделю отпуска, летит на Землю, к родным. И сейчас он уже должен делать пересадку на транспортник от Юпитера, а не висеть тут, почти в двух парсеках от Базы.

— Ну, да, рейд затянулся… Стоп! Откуда инфа про Юпитер?

— Иногда, Игорёк, — Ливия повернулась в кресле и посмотрела на пилота с холодной насмешкой, — небесполезно бывает вытаскивать голову из… приборов. И использовать по назначению встроенные в неё глаза.

Минут пять Игорь молчал, обиженно сопя и хмуря брови, потом вздохнул и спросил примирительно:

— Как там его отмечают-то, хоть напомни. Вроде, там дерево должно быть… хвойное?

— Ель. Обычная ёлка, украшенная разноцветными стеклянными шарами и лампами. Ровно в двенадцать ночи на первое января все поздравляют друг друга с новым годом, пьют шампанское, запускают фейерверки, танцуют…

Ливия осеклась, во взгляде её мелькнуло подозрение.

— А тебе это зачем?

— Ну, я тут подумал… о минимизации морального ущерба для капитана.

— Серьёзно?

— Абсолютно. Сутки ожидания впереди, весь процесс автоматизирован, делать почти нечего. Что нам мешает устроить праздник прямо здесь, на «Змее»? Насчёт шампанского не уверен, а вот фейерверк и ёлка… она ведь необязательно должна быть настоящей, верно?

— Необяза… Тьфу! Ты в своём уме, Игорёк?

— А то в чьём же! — пилот широко улыбнулся, он очень походил на человека, осенённого счастливой идеей. — Ель, насколько я понимаю, всего лишь символ, для неё даже цвет не слишком важен, главное — форма. А с формой справится любой кибконструктор.

— Гений, — Ливия покачала головой. — У тебя, надо полагать, и универсальная база данных имеется. Ну, помимо промышленного синтезатора — уж он-то в комплектацию любого разведчика входит, это всем известно.

— Ирония неуместна, Ливочка, у нас есть и то, и другое.

Навигатор нахмурилась — она чувствовала подвох, и пыталась уловить, в чём тот кроется. Но вот её глаза блеснули.

— Ты про модули Каневского?

— Молодец, — похвалил Игорь, — соображаешь.

Ещё несколько секунд Ливия обдумывала неожиданную идею, потом заявила — как показалось пилоту, больше с сожалением, нежели со злорадством:

— Ничего не выйдет. Кибконструктор в этих штуках не рассчитан на тонкую работу, он для твоей цели подходит, как хирургу — топор: ногу оттяпать можно, а вот глаз прооперировать — едва ли.

— Посмотрим, — уверенно бросил Игорь.

Модули первого контакта ставили уже на первые «гончие» — разработанные экспериментальной лабораторией Дмитрия Каневского, они попарно лепились к акульим корпусам поисковых звездолётов. Эти штуки имели сомнительное сходство с пусковыми установками допотопных противокорабельных ракет, но назначение у них было сугубо мирным. Можно даже сказать — миротворческим. В обтекаемых альфа-титановых блоках скрывались батареи мощных прожекторов и сигнальных лазеров, генераторы силовых и магнитных полей, широкополосные передатчики, видеокамеры, голопроекторы… прочее, прочее, прочее.

«Можем помахать руками, — объяснял назначение своего детища сам Каневский, — можем сложить пальцы щепотью, подмигнуть и почмокать губами. Потом нарисовать на песке равнобедренный треугольник, вылепить из глины молекулу углерода. Понимаете? Язык жестов для дальнего космоса.»

Одни считали Дмитрия гением, другие прикидывали, сколько энергии уходит на масс-прыжки с лишним «багажом» аппаратуры, бесполезной для штатной работы, и скептически качали головой. А то и вертели пальцем у виска. Один только синтезатор форм с запасом скульптурного пластиката весил пару тонн. Кибконструктор мог за пару минут прямо в условиях космического вакуума «выдуть», точно воздушный шарик, хоть идеальный куб, хоть копию микельанджеловского «Давида»… в масштабе примерно двадцать к одному. На создание миниатюрных моделей синтезатор рассчитан не был. Когда общение идёт на расстоянии десятков или сотен километров, наглядность становится важнее достоверности.

Есть ли изображение земных растений в универсальной базе данных? Конечно, есть. Вот она — ель-красавица. Сделать пластикатовую копию? Нет проблем: три с половиной минуты и сорок килограммов вещества. А вот втащить потом готовое «дерево» в шлюз… Какой, к пульсарам, шлюз, если размер модели сопоставим с размером самого корабля?

Игорь не был дураком, он отлично понял, что имела в виду Ливия, говоря про хирурга и топор. Но сдаваться не собирался. Запустив программу синтеза, пилот вывел на панорамный экран изображение с внешних камер, расположенных над рубкой. Удобно устроившись в ложементе, он наслаждался зрелищем: на его глазах в пространстве возле корабля вырастало нечто ажурное и ветвистое, тускло серебрящееся в свете бортовых огней. Косясь от своего пульта на довольную физиономию Игоря, Ливия не могла сдержать улыбку.

— Это не ель, — едко заметила она спустя три минуты. — Это пародия на хвойное дерево. Цвета «начищенный хром». И без шариков. Выглядит жутковато.

— Я ещё не закончил, — Игорь сосредоточенно двигал джойстиком на подлокотнике ложемента и время от времени тыкал пальцем в сенсорную панель. Смотрелось сие действо очень загадочно, и навигатор не сумела сдержать любопытства:

— Что ты делаешь?

— Навожу лазеры.

— Наводишь… что?

— И прожектора — тоже. К счастью, светофильтров у нас — на любой вкус, хоть радугу имитируй. Так что обойдёмся без лишних украшений.

— Главное — форма?

— Точно.

— Не думаю, что кэп с тобой согласится, когда увидит это чудовище.

Вместо ответа Игорь включил свою иллюминацию. Десяток лазерных спиц вонзился в пластикатовые ветви, следом ударили лучи прожекторов… и гигантское дерево вдруг вспыхнуло, засверкало отражённым светом, заискрилось тысячами разноцветных бликов!

С минуту Ливия смотрела на разыгравшуюся возле корабля феерию красок, потом сказала:

— Погаси.

— Не нравится? — широкая мальчишеская улыбка Игоря погасла, лицо вытянулось.

— Знаешь… ты гений, и это уже без шуток. Но если Гейб твою ёлку случайно увидит — весь сюрприз испортишь.

Пилот снова расцвёл и потянулся к пульту — выключить подсветку.

— Стой, — вдруг бросила Ливия — тон был приказной, даже резкий, но одновременно в её голосе почему-то звучала неуверенность. — Не гаси… тут ерунда какая-то… Вроде, лидар барахлит.

— Что там? Наводки от нашей ели?

Вопрос повис в воздухе, навигатор буквально оцепенела перед монитором.

— Да что там, Лив?! Эй!

Молча протянув руку к пульту, Ливия переключила изображение на общий экран…

Габриель Дамье и впрямь не был геологом. В реестре Старкон он числился капитаном «гончей» — лёгкого поискового рейдера с коротким и невзрачным названием «Змей». Гейбу давно уже перевалило за пятьдесят, его выпуск вышел из стен Академии в тот самый легендарный год, когда возле Юпитера запустили первый орбитальный масс-ретранслятор. Тогда, тридцать четыре года назад, вдруг оказалось, что для начального масс-прыжка кораблям больше не нужно расходовать бесценные запасы энергии. Люди-человеки и опомниться не успели, как оказались в дальнем космосе — практически настолько дальнем, насколько до сих пор простирались лишь самые смелые их мечты. А когда опомнились, тут же испытали эйфорию и головокружение от перспектив. Вот она — романтика дальних странствий и ожидание долгожданной встречи с внеземным разумом! Миллионы, миллиарды людей жили предвкушением этой встречи, всем им казалось — она скоро случится… ну, уже вот-вот! Не сегодня-завтра! Со дня на день!

Будущим капитанам Дальней разведки в обязательном порядке преподавали теоретическую ксенопсихологию и археологию. По теме спецкурса кадеты штудировали объёмистые труды признанных «алиеноведов», после занятий — зачитывались старинной фантастикой (зачастую научные монографии было непросто отличить от ненаучных романов). Будущие капитаны учились хладнокровно смотреть в глаза неизведанному, безошибочно распознавать признаки разума и искать точки соприкосновения с ним. Они готовились к встрече с чуждыми технологиями, мечтали о заброшенных древних городах и артефактах. Четыре года они вникали и проникались. И в первые свои «сверхдальние поисковые» все как один ушли, пылая верой в скорый Контакт.

И во вторые ушли с той же верой…

И в третьи…

К пятому, седьмому, десятому поиску вера их порядком затаскалась и потускнела. Из вчерашних мальчишек выросли матёрые профессионалы. Эйфория для них сменилась лёгким похмельем, романтика превратилась в привычную, почти обыденную работу. Чужой разум, говорите… А как насчёт жизни вообще? Чужих флоры и фауны — хотя бы на уровне простейших организмов и одноклеточных водорослей?

Нету. Из более чем двух сотен найденных и отмеченных в звёздном каталоге планет лишь четыре признаны годными для полной геизации, но даже там природную среду приходилось формировать с нуля.

Немногие из тех, первых капитанов, сумели переплавить свою веру в надежду, и по прошествии тридцати лет совсем уж единицы продолжали нести эту надежду к звёздам. Габриель Дамье даже среди них считался уникумом. Фанатичная вера в успех поисковой программы, мальчишеский энтузиазм и бережное отношение к земным традициям — старина Гейб будто сошёл со страниц старинных романтических книг. Идеальный космонавт… Идеальным людям вдвойне труднее жить в реальном мире.

Потому он вчера и смотрел с такой досадой на мерцающий посреди панорамного экрана Ахирд: ведь жёлтый карлик, почти копия Солнца, а толку? Предварительное сканирование закончено, ещё около суток уйдёт, чтобы рассмотреть и зафиксировать для отчёта все безрадостные подробности. Три планеты, и все они безжизненны. Самую дальнюю орбиту в системе оседлал газовый гигант. А два оставшихся «шарика» движутся вокруг светил-близнецов по сложным и нестабильным траекториям, они то промерзают на километры вглубь, то слишком близко подходят к источникам света и тепла, и звёздный жар выжигает на их поверхности всё, что способно гореть. «Змей» добрался до второй планеты и укрылся в её тени. К третьей лезть не было смысла: даже если здешний Меркурий целиком состоит из драгоценного лоренция, «Кобольду» со всей его теплозащитной бронёй к раскалённой глыбе просто не подступиться.

Так и висели вторые сутки под огромным солнечным «зонтиком», поплёвывали зондами, обшаривали пространство лучами сканеров. Ни гравитационных аномалий, ни радиосигналов в эфире — ничего необычного. Очередная мёртвая система… Великий Космос, и почему ты столь расточителен?

«Змей» — небольшой корабль, здесь в любой конец за пять минут можно добежать. Дамье знал на нём каждый закоулок, каждую царапину на световых панелях. От лифта нижнего яруса до медотсека — четырнадцать шагов, до кают-компании — тридцать семь. Габриель остановился на двадцать шестом, провёл пальцем по вентиляционной решётке: матовый пластик перечеркнула едва заметная трещинка.

«Надо бы заменить, когда доберёмся до Базы…»

Эта мысль вернула его к воспоминанию о накрывшемся отпуске, и Дамье ругнулся про себя. Непредвиденная задержка в рейде будет стоить ему праздника. И отец расстроится, впервые за пятнадцать лет не дождавшись «малыша Габи» к новогоднему столу. Ливия… она тоже будет переживать — главным образом, не из-за собственных сорвавшихся планов, а из-за Габриеля, и от этого понимания кошки на душе прямо-таки приходили в неистовство.

Окончательно погрузиться в мрачное расположение духа ему не позволили внезапно ожившие динамики, скрытые под потолком коридора.

— Капитан, скорее в рубку! Здесь какая-то… Чёрт! Лучше вам самому это увидеть!

В голосе Игоря тревога боролась с изумлением. И ещё он обратился к Дамье на «вы», назвал его не Гейбом, а «капитаном»… Да что там стряслось?! Вспышка сверхновой?! Габлиэль бросился в навигационный отсек. Перед ним со слабым свистом развернулся люк воздушного лифта, тёплая волна подхватила тело и мягко швырнула его наверх — в коридор второго яруса. Подошвы ботинок надёжно утвердились на гравитационной дорожке. От лифта до рубки — ровно двадцать три шага… Он машинально считал на ходу: двенадцать… семнадцать… двадцать три…

Большой панорамный экран пылал, сполохи цветного огня метались по навигационному отсеку, превращали лица собравшихся здесь людей в пластиковые маски. Игорь, Хидео, Ливия со Светланой… Четыре человека, не считая самого Дамье, — весь экипаж «Змея». Смотрят на пламенную феерию, молчат потрясённо. Синяя вспышка, изжелта-белая, снова синяя — с плавным уходом в бледную бирюзу.

«Сифонофора, — вспомнил Габриель. — Вот на что это похоже. На огромную медузу, светящуюся в темноте.»

Голубоватый, точно отлитый из дымчатого стекла сплюснутый сфероид, неравномерно поросший полупрозрачными отростками разного размера. Казалось, стеклистая поросль слабо шевелится, но Габриель никак не мог понять, реально ли это движение или его создают волны света, пробегающие по всей поверхности сфероида — жёлтые, белые, бирюзовые. Размеренный, почти гипнотический ритм. Казалось, чужой звездолёт никуда не торопится и плывёт в пространстве неспешно, даже вальяжно. Иллюзия, порождённая расстоянием.

— Ты «щупаешь» его, Игорь? — он спрашивал тихо, не решаясь повысить голос.

— Да, — почти шёпотом ответил пилот.

— Аккуратно?

— Очень.

«Звездолёт? — спросил Габриель самого себя, и тут же ответил себе с горячностью: — Ну, разумеется, звездолёт, что же ещё! Примерно нашего размера, возможно даже такого же назначения: лёгкий и маневренный разведчик, первопроходец космоса. Эта система никак не может быть для него родной — если уж маленький кораблик буквально купается в энергии, то их города мы бы наверняка не проглядели…»

Если корабельные сканеры не врали, то объект, размерами немногим превосходивший «Змея», имел энергонакачку, как у тяжёлого системного чистильщика — убийцы комет и астероидов. Колоссальная мощь!

— Он вышел из-за планеты, — Ливия ткнула длинным изящным пальчиком в занимавший половину экрана угольно-чёрный диск. Оба солнца скрывались за ним, и планету окружал отчётливый светлый ореол. — До него было полмиллиона кэмэ. Если бы не приборы…

«Ну, ясное дело, — подумал Дамье, — если бы не приборы, мы бы ничего не заметили. Ах, «Змеюшка», умница мой, глазастик… Неужели, это оно? То, чего мы с тобой ждали тридцать чёртовых лет? Тот самый шанс — один на миллиард — и выпал он именно нам! Сегодня!»

— Сколько сейчас до него?

— Двести тридцать тысяч.

— Сколько? — переспросил Габриель.

— Двести двадцать семь тысяч километров.

— Когда вы обнаружили его, ребята?

— Чуть больше пяти минут назад.

Упредив следующий вопрос, Ливия просто вывела на панорамник данные о скорости объекта.

— Восемьсот сорок семь километров в секунду… ну, тогда неудивительно, — ровным голосом произнёс Дамье. — И он идёт к нам?

— Прямой курс на сближение. Если не изменит его, столкнёмся через четыре минуты.

— Игорь, — спросил Габриель очень спокойно, — что у нас с прыжковыми накопителями?

Первое правило успешного Контакта: прежде всего обеспечь собственную безопасность.

— Заряжены, — отозвался Игорь. — Будет нужно — прыгнем в любой момент.

На самом деле, масс-генератор формирует зону трансгрессии около сорока секунд — уйма времени при космических скоростях, а когда ещё и имеешь дело с неизвестными техническими возможностями… Как там русские говорят? Авось пронесёт? Вот именно — авось.

— Приготовься к манёвру уклонения… на всякий случай. Хидео, что с модулями Каневского?

— Активированы.

— Э-э-э… что, прости?

— Модули активированы, — с обычной своей бесстрастностью повторил японец. — Работают сигнальные лазеры и прожекторные установки.

— Ты что, уже запустил первичную контакт-программу?

— Нет. Программа нестандартная, введена… одиннадцать минут назад.

— Гейб, — смущённо заговорил Игорь, — лазеры — моя работа. Я… ну, словом, это сюрприз… к празднику… Понимаешь?

Когда на экране появилось изображение радужно полыхающей «ели» Дамье, кажется, и впрямь начал понимать.

— Мы не стали её гасить, — пояснила Ливия. — Лидар засёк объект, когда тот резко ускорился, а ускорился он, когда Игорь включил свою… новогоднюю гирлянду. Подозреваю, они вовсе не «Змея» нашего тут приметили.

— Логично, — буркнул Габриель. — Ну, контактёры… массовики-затейники.

— Две минуты до рандеву, — напомнила Светлана. — Кэп, что делаем?

Дамье умел быстро принимать решения.

— Думаю, на чужаке и так уже разобрались, что тут к чему. Но «сюрприз» пока не выключаем, ждём. Когда чужак приблизится, развернём «палитру» и прогоним стандартную контакт-программу. Хидео, это по твоей части. Игорь, готовность к манёвру — прежняя. Лив — расчёт быстрого прыжка. Света, на тебе сканеры.

— Да, кэп.

— Работаем, команда.

И команда заработала — слаженно, чётко, привычно. Дублирующие пульты развёрнуты, каждый точно знает свою роль, каждый участвует в меру сил и профессиональных навыков. Пальцы пробегают по сенсорным панелям, касаются клавиш и джойстиков, глаза срывают с мониторов поступающую информацию. Не пять разных людей — единый организм.

Минута прошли в напряжённом молчании. На панорамнике вновь красовалась увеличенная корабельной оптикой «сифонофора». Выглядела она по-прежнему, ритм свечения на её поверхности тоже почти не изменился, разве что жёлтые волны вроде бы стали продолжительнее, а бирюзовые теперь пробегали быстрее. Габриелю вдруг подумалось, что неизвестные братья по разуму могут использовать сейчас наработки, сходные с выкладками Каневского. Что, если люди видят сейчас аналог обращённой к ним чужой контакт-программы?

— Курс объекта прежний, — напомнила о себе Светлана. — Скорость не снижает. Кэп?

— Хидео… Защитные поля выдержат?

— Трудно сказать, капитан. Его энергопотенциал, помноженный на кинетическую…

— Ясно. Тогда остаётся надеяться, что нам не посчастливилось встретиться с космическим самоубийцей.

Никто не засмеялся — шутка вышла мрачноватой. Экипаж «Змея» с тревогой смотрел на мониторы, ожидая, когда начнут меняться цифры, выдаваемые лидаром. Первым не выдержал Игорь:

— Гэйб, если мы активируем масс-генератор в направлении объекта…

«Грамотно рассуждает парень, — подумал Дамье, — молодец. Расфокусированное гравитационное поле не успеет свернуть пространство в прыжковую зону, зато сработает как «подушка»… ну да, как подушка из стали массой в триллион тонн. По идее, оно должно полностью поглотить инерцию чужака. От «медузы» даже пыли не останется, разве что небольшое газовое облако…»

— Отставить, — заявил он твёрдо и, пожалуй, излишне резко.

Тридцать тысяч километров…

Двадцать тысяч…

Десять…

— Кэп…

— Замедляется! — выдохнула Ливия. — О-о-ох, мальчики…

Заветные цифры пришли в движение и замелькали, сменяясь с поразительной быстротой. «Сифонофора» сбрасывала скорость эффектно: за считанные секунды её спринтерский рывок превратился в неспешное фланирование. Ни один земной корабль не смог бы такое проделать.

— Сейчас встанет полностью… Ох, нам бы так!

Ливия ошиблась — чужак не остановился. Погасив скорость, он приблизился к земному кораблю примерно на полсотни километров и плавно изменил траекторию движения.

— Облетает нас?

— Похоже на то.

Теперь, когда их с неизвестным аппаратом не разделяло огромное расстояние, стало отчётливо видно то, что покрывало поверхность сфероида. Антенны? Внешние модули? Манипуляторы? Длинные, почти прозрачные, слабо светящиеся голубым и зелёным — не то ленты, не то щупальца, не то языки пламени. Они шевелились и возбуждённо подрагивали, втягивались и вновь вымахивали в пространство… в этом непрерывном движении не чувствовалось механичности, отростки казались частями единого организма — живого организма.

— Биотех, — неуверенно высказалась Светлана, и Дамье понял, что второй пилот «Змея» думает в том же направлении.

— Какие, к пульсарам, био! Вы посмотрите на это!

Игорь ткнул пальцем в монитор теплового сканера — тот светился ровным белым светом.

— Неисправен?

— Чёрта с два, — пилот нервно фыркнул. — Судя по датчикам, температура за бортом — триста два кельвина.

— Этого не может быть.

— Уже триста пять.

— До него больше сорока километров, он не может так нас нагревать.

— Триста двенадцать.

— Наверняка датчики врут…

— Триста семнадцать, — пилот сумрачно посмотрел на капитана. — И быстро растёт.

— Объект сужает круг, — пояснила Светлана.

Глядя на обзорный экран, Габриель пытался найти решение. Если «медуза» и впрямь излучает столько тепла, то чем может грозить «Змею» её приближение? Какой нагрев выдержат датчики на обшивке, прежде чем начнут выходить из строя? И на какую температуру рассчитаны модули Каневского?

Свечение чужого корабля стало как будто ярче, к зелёным и голубым сполохам вновь добавились белые и лимонно-жёлтые, только теперь они чередовались с большей частотой. Он продолжал двигаться вокруг земного разведчика по спирали, понемногу сокращая дистанцию.

— Триста сорок, Гейб. Какой у них может быть источник энергии, что они обогревают им космос? Это ведь нерационально — столько тепла просто излучать в пространство.

— Мы ничего не знаем об их технологиях. Ты сам видел эту скорость.

Их прервала Светлана:

— В любом случае, нужно что-то делать. Если на таком расстоянии от него снаружи уже жарко, как в сауне, что будет, если он подойдёт хотя бы на пару километров. Эта штука — как огромный сгусток горячей плазмы, мы рискуем лишиться всей внешней аппаратуры.

— Не всей. Кое-что выдержит даже проход через фотосферу Солнца.

— Ты нас успокоить пытаешься, кэп, или себя?

Тридцать лет Дамье ждал этого часа. Тридцать долгих лет, большую часть всей прожитой им жизни. И сейчас, чувствуя, как истекают в песок вечности последние секунды перед встречей с неизвестным, Габриель думал:

«Я ведь могу ошибиться, принять неверное решение, сделать неверный ход. Пусть всё давно просчитано за меня, пусть всё заложено в эти чёртовы модули: всечастотные передатчики, голопроекторы, прочая фанаберия… Тем не менее, решать — мне. А значит, в случае неудачи вина будет тоже моя. Готов ли я?»

Он уверенно взглянул на панорамник, прищурился в переливы голубого и зелёного пламени. Кто вы, братья по разуму? Какие вы? Похожи ли хоть немного на детей Земли? Если с энтузиазмом ищете контакта, может у нас и найдётся что-то общее.

«Я готов!»

— Хидео, запускай модули, разверни «палитру». Контакт-программа, приветствие — радиосигналы и свет. Опробуем наш древний арсенал… теперь уже — всерьёз. На всякий случай готовься к прыжку, Лив.

«Змей» расправил крылья, вернее сказать — одно-единственное крыло. Повинуясь командам японца, над корпусом корабля прямо позади рубки развернулся тонкий белый диск. Экран из сверхпроводящих волокон — добрая сотня метров в диаметре. Сейчас ещё выдвинутся на суставчатых штангах светосигнальные установки — и будет всё готово.

— Давай, Хидео, выключи лазеры и помигай им «палитрой».

«Ёлка» погасла.

Вальяжная медуза на экране внезапно изменилась: она разом втянула все свои щупальца, сфероид корпуса будто расплющило невидимым ударом, а размеренный ритм свечения сменился хаосом сполохов: алых, оранжевых, жёлтых. И вдруг — яркая синяя вспышка, потом ещё одна — изумрудно-зелёная…

— Кэп, он… Бо-оже мой!

— Что?! — выдохнул Габриель, хотя и сам уже увидел: «сифонофора» буквально прыгнула вперёд, одним махом покрыв две трети расстояния до корабля… и замерла на месте, застыла в неподвижности! По её поверхности суетливо забегали голубые и зелёные искры, потом сразу с дюжину стеклистых отростков протянулось к погасшей «ели».

Пульты полыхнули кармином, из динамиков грянул оркестр тревожных сигналов. Перегрев обшивки! Воздействие силового поля неизвестной природы! Гравитационный удар! Корабль болезненно вздрогнул, корпус пронзила слабая вибрация.

— Игорь!

Пилот и без понуканий капитана знал, что ему делать: в недрах рейдера ничего не завыло, не загудело, не завибрировали от натужных усилий реактора массивные переборки — «Змей», как и подобает настоящей рептилии, рванулся с места стремительно и бесшумно. Разрывая дистанцию с чужаком, корабль землян закрылся собственными защитными полями, на поддержание которых Светлана ухнула, как в прорву, весь резерв энергии с накопителей.

— Блиц-прыжок, Лив! Уводи нас отсюда!

Панорамный экран затянуло густой вуалью помех — наружные камеры начинали выходить из строя. Дамье ещё успел разглядеть, как окрасились в розовый цвет отброшенные защитой людей стеклистые щупальца, как весь сфероид вспыхнул розовым и будто бы шарахнулся прочь, а серебристая «ель», до которой чужак почти дотянулся, начала деформироваться от страшного жара, изгибаться, съёживаться на глазах… Изображение на экране утонуло в мутном сером мареве — оптика наконец-то не выдержала.

— Готовность — двадцать секунд! — крикнула Ливия. — Сворачивайте вашу технику, мальчики, да поживее!

Какая там техника… Разнообразная аппаратура модулей Каневского, надо полагать, уже превратилась в безжизненный оплавленный хлам. Если что-то и погибнет при прыжке, то…

…корабль снова тряхнуло…

…да пульсар бы с ней! Сам «Змей» бы не развалился!

— Он что, атакует нас?! — Игорь обернулся, в глазах его испуг мешался с изумлением.

— Нет! — рявкнул Дамье. — Но лучше бы нам отсюда убраться! Лин?!

— Десять секунд! Прижмите уши, парни, компенсаторы на пределе!

Габриель всё ждал нового удара, пробивающего защитные поля, но его так и не случилось. Корабль благополучно «прыгнул», и когда снова вернулся в обычное пространство, между ним и агрессивным чужаком уже лежал добрый световой год.

Когда Ливия закончила расчёты, стало ясно: чтобы вернуться на Базу нужно сделать ещё четыре прыжка. Может, даже пять, если отклонение от курса окажется слишком велико. В штатном режиме подготовка к каждой масс-трансгрессии занимает шесть-семь часов, но если учесть, что поспешное бегство выжало накопители энергии почти досуха…

— Десять часов дрейфа, — заявил Хидео. — Лучше двенадцать.

Значит, ещё почти двое суток на возвращение. А то и трое. Им ещё повезло, что при встрече с чужаком «Змей» не получил никаких серьёзных повреждений.

Пока занимались диагностикой корабельных систем, все были подчёркнуто деловиты и сосредоточены на деле. За этой деловитостью люди прятали своё разочарование — невысказанные вопросы носились в воздухе, просясь на язык каждому из пятерых астронавтов: «Как же так? Почему? Что мы сделали не так?»

Дамье долго просматривал последние данные, полученные сканерами и погибающей оптикой «Змея». Потом заявил:

— Мы ошиблись, — и тут же поправился: — Я ошибся.

— Гейб… — протестующе начал Игорь, но капитан его перебил:

— Нет, не в порядке действий. Контактная схема… её продумывали спецы — нам не чета. Но я ошибся в самой сути, принял желаемое за действительное.

Он вывел на их мониторы изображение — оно было мутным, но всё же не оставляло места для сомнений: сплюснутый сфероид, стеклистые отростки… За полминуты до прыжка земного разведчика этот объект находился почти в полумиллионе километров — как раз выплыл из-за планеты в область видимости, и слепнущий «Змей» успел-таки его разглядеть.

— Второй, — Светлана шумно выдохнула. — Второй чужак. Точно такой же.

— Такой, да не такой. Этот, если верить приборам, почти вдвое крупнее по размеру.

— Базовый корабль? — до Игоря, похоже, никак не доходил смысл открытия.

— Едва ли. Не те пропорции. Я бы сказал… особь покрупнее.

— Ос… Гейб, ты что же, хочешь сказать… Вот чёрт!

— Логично, — кивнул с задумчивым видом Хидео. — Не биотех, не тех вообще. Космическая форма жизни. Неорганическая. Энергетическая.

— Именно. Что-то вроде китов со шкурой из плазмы. Не удивлюсь, если возле тех звёзд-близнецов их больше, чем муравьёв в муравейнике — раз уж мы встретили сразу двоих так далеко в космосе.

— Плазменная жизнь? — Игорь помотал головой. — Невозможно.

Габриель возразил:

— Ещё в начале двадцатого века находились энтузиасты, всерьёз пытавшиеся ответить на вопрос, обладают ли шаровые молнии зачатками разума. Невозможно, говоришь? Скорее маловероятно. Между тем, наше собственное существование как вида с точки зрения вероятности тоже не кажется чем-то очевидным.

Он оглядел свой изумлённый, притихший экипаж, остановил взгляд на Ливии и усмехнулся.

— Ёлка была красивая, Игорёк. Может, ты и шампанским запасся?

— Увы, — пилот виновато развёл руками. — Наш робокок отказывается синтезировать алкоголь, Гейб. Наотрез. Газированный сок будешь?

— Наливай, чего уж… Новый год только что наступил. Надо отметить.

Через несколько минут все уже были в кают-компании, оживлённо гомонили, и пилот суетился возле сервировочного автомата, раздавая напитки. Даже вечно невозмутимый Хидео — и тот улыбался. Нервное напряжение последнего часа быстро сходило на нет.

— За Новый год, — Дамье поднял стаканчик с соком.

— За новое открытие, — уточнила Светлана. — Твоё открытие, кэп.

— Пожалуй… — в усмешке Габриеля радость была разбавлена горечью. — Всё же я надеялся на большее. Как бы уникальны ни были эти «плазменные киты»… Бросок к замеченной жертве, выжидательная «пляска» перед незнакомой добычей, реакция на боль… Я должен был сразу понять, что перед нами — животное. Хищник.

— Или ребёнок, — негромко заметила Ливия.

Когда все вдруг умолкли и у поражённого Дамье расширились глаза, она пригубила свой сок и улыбнулась.

— Папа! Папа! Оно укусило меня! Оно было такое красивое! И странное! И оно пищало! Я только хотела посмотреть… Правда-правда, я не стала бы трогать! Я не хотела тро-о-огать… у-у-у…

— Не плачь. Где болит?

— Па-апа, я не хоте-ела… Я у-у-убила его… у-у-у…

— Ну, что ты, малышка, конечно же, нет. Оно было неживое. Вот, посмотри сама — это похоже на кристалл. Помнишь, я показывал тебе кристалл?

— Н-на Первой Скале?

— Да, на Первой Скале.

— По-омню…

— Вот и это — кристалл.

— Но оно пи-ищало!

— Тот кристалл тоже гудел. Помнишь?

— По-омню… И тут ещё другая штука была… такая… Ну, сердитая такая штука! Большая, почти с меня! Я думала, это камень, а она ка-ак укусит! И потом пропала! Совсем! Ты видел?!

— Не знаю, малышка… может, что-то и видел. Куда она тебя укусила?

— Сюда… уже не болит. Она тоже живая была, да? Куда она пропала? Я её тоже… у-у-у…

— Нет, милая, успокойся. Штука просто пропала — наверное, это был лёд. Он испарился, когда ты дотронулась, но успел тебя обжечь. Здесь, на краю Великой Пустыни, встречаются большие осколки льда, ты их больше не трогай, хорошо?

— Хоро-ошо, больше не буду.

— Вот и молодец. Тогда пойдём домой, мы и так забрались сегодня далековато. Дома тепло, и мама, должно быть, волнуется. Замёрзла?

— Немножко. Я правда-правда ничего плохого не сделала?

— Правда-правда. Ты ведь сама знаешь, живое не бывает твёрдым и холодным.

— Знаю. А когда мы дойдём до Третьей Скалы?

— Когда немножко подрастёшь.

— А ты расскажешь мне сказку про Тех Из Великой Пустыни?

— Снова?

— Да, снова!

— Расскажу. Но только дома.

— Тогда идём домой!

— Идём, малышка. Идём.