Эта ночь была бархатной

Глава 1

10 июня 1971 г.

Ему не нравилось избивать людей.

Забавно, подумал Элвис, с учетом характера его работы. Вы только представьте: головорез, не желающий кулаками махать. Впрочем, жизнь полна подобных нелепостей. Взять хотя бы Ричи Валенса[2]: он боялся летать – и погиб в авиакатастрофе, когда первый раз поднялся в воздух на самолете. Чертовски жаль, что вместе с ним его участь разделили и двое других – Бадди Холли[3] и «Биг Боппер» Ричардсон[4], тоже вполне приличные музыканты. Или был такой драматург Эсхил. Все боялся, что его убьют в собственном доме, а один раз вышел на улицу, и – бац! – пролетавший мимо орел сбросил ему на голову черепаху. Череп треснул, и он скончался на месте. Глупейшая смерть.

В жизни зачастую многое лишено смысла, и, если бы у Элвиса был девиз, звучал бы он так: жизнь – сущая бестолковщина. Наверно, поэтому он любил музыку и всякие недостоверные факты. Они помогали ему выстроить более упорядоченный мир. В свободное время он либо слушал пластинки, либо копался в словарях, стараясь запомнить новые слова, или штудировал ежегодники со статистическими данными.

Нет-нет, Элвис был совсем не таким, как некоторые из извращенцев, с которыми он работал. Те ловили кайф, отбивая кому-нибудь почки. А он предпочел бы разгадывать кроссворды, потягивая кофе, как их босс, Маг, и, может быть, когда-нибудь он станет таким же. Но пока приходилось выполнять ту работу, на которую он подписался, и на этот раз Элвису не терпелось вышибить дух из нескольких сосунков. Не потому, что в нем внезапно проснулась жажда крови и появилось желание ломать кости. Вовсе нет. Просто Блондин снова его доставал.

Блондин, до того как его приняли в группу Элвиса, служил в полиции и оттого был заносчивым, давил авторитетом. На деле бывшие полицейские – это всегда лишняя головная боль. А все потому, что Маг, к сожалению, был своего рода эгалитаристом, которому плевать, откуда пришли бойцы его организации, пусть они из бывших копов или военных, наемные боевики или несовершеннолетние преступники, лишь бы добросовестно выполняли то, что им поручают. Но Блондину было уже двадцать пять лет, он, можно сказать, старел на глазах и оттого нервничал. Он стремился поскорее получить повышение.

Главное требование к «соколу» – внешне быть похожим на студента, чтобы втереться в молодежную среду и затем информировать о деятельности коммунистических бунтарей: троцкистов, маоистов, спартакистов (этих диссидентских течений было много, все и не упомнишь), – а также, если потребуется, и навалять кое-кому из них. Конечно, были среди «соколов» и опытные «ветераны», например двадцатисемилетний парень по прозвищу Рыба. Но он участвовал в политических провокациях еще с той поры, когда учился на первом курсе химического факультета, и в профессионализме не уступал любому наемному боевику. Блондин подобными достижениями похвастаться не мог. Элвису недавно исполнился двадцать один год, и Блондин, остро ощущая бремя своих лет, с недоверием взирал на более молодого коллегу, подозревая, что именно Элвису Маг предложит желанное повышение.

В последнее время Блондин отпускал в адрес Элвиса ехидные замечания, называя его размазней, потому как тот никогда не участвовал в силовых операциях, а лишь замки вскрывал да фотографировал. Но ведь Элвис выполнял задания Мага, и, если тот поручал ему взламывать замки и делать снимки, мог ли он возражать? Однако в глазах Блондина это парня не оправдывало, и он ставил под сомнение мужские достоинства Элвиса в завуалированно-оскорбительной форме.

– Мужик, который только и делает, что причесывается, и не мужик вовсе, – заявил однажды Блондин. – А настоящий Элвис Пресли вечно задницей вертел, как баба.

– Ты это к чему? – спросил Элвис. Блондин улыбнулся. – На меня намекаешь?

– Нет, конечно.

– Тогда кого ты имеешь в виду?

– Я говорю про Пресли. Про придурочного чудика, от которого ты балдеешь.

– Пресли – король рок-н-ролла, – усмехнулся Элвис. – Балдеть от него не зазорно.

– Дерьмо американское, – смачно произнес Блондин.

Или же, чтобы уязвить Элвиса, Блондин, говоря о нем или обращаясь к нему, называл его разными прозвищами, а не его оперативным псевдонимом. Самыми любимыми у Блондина были Таракан и Гуфи[5] – из-за зубов Элвиса.

Словом, Элвису нужно было срочно утвердиться, доказав своим товарищам по команде, что он не размазня. Он готов был испачкать руки, применив на деле все бойцовские приемы, которыми Маг заставил их овладеть, и продемонстрировать, что он умеет драться не хуже остальных, уж во всяком случае, не хуже Блондина. Тот внешне был ну прямо вылитый нацист, каких обычно показывают в фильмах. Папаша его, думал Элвис, наверняка весело орал «Хайль!», пока вместе со всем своим долбаным семейством не погрузился на корабль, следовавший в Мексику. Блондин по всем статьям был похож на нациста, причем на такого верзилу-нациста, нациста-мясника. Вероятно, потому он и злился: с наружностью белокурого Франкенштейна нечего и пытаться смешаться с толпой. Лучше уж быть чуть ниже ростом, более щуплым и темноволосым, как Элвис. Поэтому Блондина Маг держал для отбивания почек, а вскрытие замков, внедрение в разные организации и слежку поручал Элвису и Гаспачо.

Гаспачо приехал сюда из Испании в шестилетнем возрасте, но в его голосе до сих пор слышался акцент, и это свидетельствовало о том, что среди европейцев тоже были хорошие ребята, а не только садисты и громилы с комплексом неполноценности в милю шириной вроде Блондина.

Ни дать ни взять отпрыск Ирмы Грезе[6] и Генриха Гиммлера! Выродок!

Но факты есть факты, и Элвис, работавший в этой бригаде всего два года, понимал, что, как самый младший среди товарищей, он должен проявить напористость, иначе его отодвинут в сторону. Одно он знал точно: назад в Тепито[7] ни за что не вернется.

И конечно, Элвис немного нервничал. «Соколы» обсудили план. Указания были даны четкие: перед ячейкой Элвиса стояла задача отбирать фото- и телекамеры у журналистов, которые намерены освещать демонстрацию. Элвис понятия не имел, много ли «соколов» должно быть задействовано в этой операции и что будут делать остальные бригады. Задавать вопросы ему не полагалось, но он догадывался, что это будет важное событие.

Студенты, скандируя лозунги, с плакатами в руках, шли маршем к памятнику Революции. Из квартиры, в которой Элвис расположился со своей командой, «соколы» наблюдали за тем, как поток демонстрантов приближается к ним. Это был особый день – праздник Тела и Крови Христовых, – и Элвис подумал, не пойти ли ему причаститься после того, как работа будет выполнена. Он не был ревностным католиком, но порой на него накатывали приступы благочестия.

Дымя сигаретой, Элвис глянул на свои наручные часы: рановато, еще и пяти нет. Мысленно он анализировал очередное новое слово, которое выучил для себя, чтобы сохранять остроту ума. Элвиса выгнали из школы, когда ему было тринадцать лет, но он не утратил тяги к знаниям благодаря иллюстрированному энциклопедическому словарю издательства «Ларусс», который у него был.

Сегодня ум парня занимало слово «гладиус». Он выбрал его, потому что счел подходящим. «Соколы» были разбиты на отряды по сто человек под командованием так называемых центурионов. Однако существовали и более мелкие подразделения – более специализированные бригады. Элвис был членом одной из них – небольшой группы провокаторов из двенадцати человек под начальством Мага, которая, в свою очередь, делилась на три подгруппы по четыре человека.

Итак, гладиус. Маленький меч. Элвис жалел, что у него нет меча. Огнестрельное оружие теперь ему казалось не столь внушительным, хотя, помнится, когда он в первый раз взял в руки пистолет, почувствовал себя настоящим ковбоем. Парень попытался представить, как он размахивает катаной, подобно самураям в фильмах. Вот это было бы здорово!

До знакомства с Гаспачо Элвис вообще ничего не знал о катанах. Гаспачо был помешан на всем японском. Он познакомил Элвиса с Дзатоити – гениальным мастером боевых искусств. На вид тот был безобидным слепым стариком, но, виртуозно владея своим мечом-тростью, мог за раз уложить десятки врагов. Элвис сравнивал себя с Дзатоити, ведь он тоже был не совсем таким, каким казался на первый взгляд; а еще потому, что Дзатоити какое-то время якшался с якудзами – лихими бандитами из опасной японской криминальной группировки.

Гладиус, одними губами произнес Элвис.

– Что сегодня изучаешь? – полюбопытствовал Гаспачо. С биноклем на шее он стоял у открытого окна и внешне выглядел абсолютно спокойным.

– Древнеримскую муру. Знаешь какие-нибудь приличные фильмы про древних римлян?

– Неплохой фильм «Спартак». Тот же режиссер снял «Космическую одиссею 2001 года». Клевый фильм, действие происходит на борту космического корабля. «Так говорил Заратустра».

Элвис не понял, что сказал Гаспачо, но кивнул и протянул ему свою сигарету. Тот, широко улыбаясь, сделал затяжку и вернул. Потом схватил бинокль, выглянул из окна и посмотрел на часы.

Студенты исполняли мексиканский гимн. Антилопа с издевкой им подпевал. Блондин в углу со скучным видом ковырял во рту зубочисткой. Остальные – члены другой четверки – заметно нервничали. Тито Фаролито, в частности, травил тупые анекдоты, потому как прошел слух, что в демонстрации примут участие десять тысяч протестующих, а это вам не хухры-мухры. Десять тысяч – солидное число, заставляющее задуматься, то ли занятие ты себе выбрал, хотя тебе платят по сто песо в день или даже вдвое больше, если ты состоишь в подразделении Мага. И опять у Элвиса возник вопрос: сколько же «соколов» будет на демонстрации?

«Соколы» начали вливаться в толпу студентов. Они несли плакаты с портретами Че Гевары[8] и скандировали лозунги типа «Свободу политзаключенным!». Это была уловка, один из надежных способов приблизиться к демонстрантам.

Хитрость удалась.

Колонны демонстрантов двигались мимо кинотеатра «Космос», и тут раздались первые выстрелы. Пришла пора действовать. Элвис затушил сигарету. Его четверка бегом спустилась по лестнице и выскочила из жилого здания.

Кто-то из «соколов» размахивал бамбуковыми палками кэндо, другие стреляли в воздух, рассчитывая напугать студентов, а Элвис орудовал кулаками. Маг поставил перед своими ребятами четкую задачу: хватайте журналистов, отбирайте у них камеры, а если станут сопротивляться, помните немного. Только людей с фото-и телекамерами и журналистов. Тех, кто ничего не снимает, не трогать – нечего тратить на них силы и время. И никого не убивать. Просто всыпьте как следует, чтоб неповадно было.

Элвис отдавал должное протестующим: в первые минуты, пока не началась стрельба, они яростно сопротивлялись, но потом, когда пули стали свистеть над головами, студенты испугались, запаниковали, а «соколы» только того и ждали и ринулись на них со всех сторон.

– Холостыми стреляют, – крикнул какой-то парень. – Пули ненастоящие, пустышки. Товарищи, не разбегайтесь!

Элвис покачал головой. Ну и дебил. Только идиоту придет в голову, что патроны холостые. Или они думают, что это очередная серия «Бонанцы»[9]? Что шериф с оловянной звездой на куртке въедет на коне в кадр, перед тем как пустят рекламу, и все закончится благополучно?

Многие демонстранты были настроены не столь оптимистично, как тот парень, что убеждал всех не разбегаться. На проспекте и близлежащих улицах захлопывались окна и двери, владельцы магазинов и лавок опускали железные ставни.

Спецназ и полицейские выжидали. В толстых бронежилетах и тяжелых касках, со щитами в руках, они по периметру оцепили демонстрантов, но активных действий не предпринимали.

Элвис схватил одного журналиста с беджиком на куртке. Тот стал вырываться, пытаясь удержать свою камеру. Элвис предупредил, что выбьет ему зубы, если он будет сопротивляться, и журналист уступил. Блондин, заметил Элвис, не был столь учтив. Он повалил на землю какого-то фоторепортера и ногами пинал его под ребра.

Элвис вытащил пленку из камеры, фотоаппарат отшвырнул в сторону.

Люди с фото- и телекамерами бросались в глаза. Однако по приказу Мага «соколам» предстояло нагнать страху не только на фотографов, но и вообще на всех журналистов, чтобы те усвоили, кто здесь главный, но вот газетчиков и радиорепортеров распознать в толпе было сложнее. Правда, Антилопа всех представителей СМИ знал в лицо и по именам, и если видел среди демонстрантов, то указывал на них – в этом заключалась его роль. Сами «соколы» ни в коем случае не должны были подставляться под объективы фотокамер, и Элвис, разбираясь с журналистами, был вынужден одновременно следить за тем, чтобы не попасть в свет фотовспышки. Не хватало еще, чтобы его сфотографировал анфас какой-нибудь резвый говнюк.

Но, в общем, события разворачивались примерно так, как и ожидалось, пока не застрочил пулемет.

Элвис огляделся. Что за черт? Одиночные выстрелы – это еще ладно, но неужели «соколы» теперь стреляют из пулеметов? Да и их ли это люди? Наверно, какой-нибудь шустрый студент притащил с собой оружие. Элвис поднял голову, оглядывая крыши и окна многоквартирных жилых зданий, – пытался определить, откуда ведется огонь. Пустая затея. В поднявшейся суматохе вообще ничего нельзя было разобрать: демонстранты в панике метались вокруг, громко кричали; кто-то через мегафон призывал всех разойтись: «Расходитесь по домам! Немедленно!»

По улице Амадо Нерво неслись машины скорой помощи. Элвис слышал вой сирен. Автомобили пытались протиснуться сквозь толпу. Пулемет замолчал, но пули по-прежнему свистели вокруг. Лишь бы эти любители пострелять в своих не палили, подумал Элвис. Большинство «соколов» носили короткие стрижки и были одеты в белые рубашки и кроссовки, чтобы выделяться в толпе. Однако группа Элвиса входила в одно из элитных подразделений, и обязательными элементами одежды парней Мага были джинсовые куртки и красные банданы.

– Займись вон тем хмырем. – Гаспачо показал на демонстранта, у которого в руках был магнитофон.

– Понял, – кивнул Элвис.

Мужчина, даром что в летах, оказался на редкость прытким и умудрился пробежать несколько кварталов, прежде чем Элвис его настиг. Он с криком ломился в дверь черного хода одного многоквартирного дома, умоляя впустить его. Элвис рывком развернул мужчину к себе лицом и велел отдать магнитофон. Тот тупо уставился на свои руки, словно не помнил, что у него с собой записывающее устройство. Может, и вправду забыл.

Элвис забрал у старика магнитофон и приказал:

– Исчезни.

Только он собрался отправиться на поиски своей команды, как в переулок, где он стоял, ввалился Гаспачо. По его подбородку струилась кровь. Таращась на Элвиса, он вскинул руки и попытался что-то сказать, но изо рта его вырывалось лишь бульканье.

Элвис бросился к товарищу и успел подхватить его, иначе тот просто рухнул бы на землю. Минутой позже из-за угла появились Блондин и Антилопа.

– Что, черт побери, случилось? – спросил Элвис.

– Да кто ж его знает… – пожал плечами Антилопа. – Может, кто-то из студентов, может…

– Его нужно отвезти к врачу.

– Черта с два! – затряс головой Блондин. – Правила тебе известны: останавливаем одну из наших машин и передаем его. Сами никуда не едем. Задание еще не выполнено. Там в одной закусочной прячется фоторепортер Эн-би-си. Мы должны взять этого придурка.

Гаспачо издавал булькающие звуки, как ребенок, и харкал кровью. Пытаясь удерживать товарища в вертикальном положении, Элвис сердито посмотрел на соратников:

– Черт с ним, помогите донести его до машины.

– Наша слишком далеко. Жди «скорую», или, может, появится один из наших фургонов.

А то он сам не знает! Только где она, эта «скорая»? Да и фургона что-то не видно. И никому до них нет дела. Может, удастся погрузить Гаспачо в считаные секунды, а может, на это понадобится время.

– Ну, блин горелый, это ж займет пять минут, а потом идите разбирайтесь с фоторепортером.

На лицах Блондина и Антилопы отразилось сомнение, а Элвису тяжело было держать беднягу Гаспачо, да и отнести его никуда он не мог – не такой уж он сильный. Да, он проворен и хитер, умеет драться ногами и кулаками – на занятиях освоил приемы самообороны. А вот Блондин был силен, как Самсон, он, наверно, мог бы и слона поднять.

– Маг не обрадуется, если старший одной из его ячеек умрет, – заметил Элвис.

И Антилопа наконец-то, казалось, встрепенулся, потому что смертельно боялся Мага. Да и Блондин перед Магом ужом извивался, на пузе ползал, подбирая за ним объедки. Так что инстинкт самосохранения, должно быть, что-то активизировал в его безмозглой голове.

– Ладно, оттащим его в нашу машину, – согласился Блондин и легко поднял на руки Гаспачо, хотя тот был довольно грузным.

Они понеслись к своей машине, которую оставили в одном из переулков за несколько домов отсюда. Добежав до места, увидели, что их автомобиль кто-то поджег.

– Какой же гад это сделал?! – заорал Элвис, в ярости оглядываясь по сторонам.

Он не верил своим глазам! Вот суки! Должно быть, кто-то из протестующих постарался, заметив, что на машине нет номеров.

– Что ж, твой план провалился, – чуть ли не с ликованием в голосе произнес Блондин.

Садист гребаный! То ли радовался тому, что Элвис попал впросак, то ли его подстегивала ненависть к Гаспачо.

Элвис окинул взглядом заваленный мусором пустынный переулок. Дым разъедал глаза, запах пороха забивал ноздри.

– Пошли! – Взмахом руки он показал на другой конец переулка.

– Я возвращаюсь. У нас еще дела, – заявил Блондин, опуская на землю Гаспачо. Грохнул его, как мешок муки, на груду гнилого латука. – Надо фоторепортера прищучить.

– Только попробуй уйди, козел, – пригрозил Элвис. – Маг тебе яйца оторвет, если не поможешь нам.

– За свои яйца трясись. Никого из нас он не погладит по головке за то, что мы повели себя как кучка сосунков и не выполнили задание. Хочешь поиграть в няньку, флаг тебе в руки. Но без меня.

С этими словами Блондин пошел прочь. Антилопа топтался на месте, не зная, как ему быть. Элвис не мог опомниться от изумления. Жалостливым он не был, но нормальные парни не бросают своих товарищей истекать кровью в вонючем переулке. Так нельзя. Тем более это Гаспачо! Элвис скорее даст себе ногу ампутировать, чем оставит Гаспачо умирать на улице.

– Давай помоги мне. Что стоишь? Хрен свой потерял? – со злостью спросил Элвис у Антилопы.

– При чем тут мой хрен? – не понял Антилопа.

– Только слизняк бесхребетный будет стоять и потирать руки. Бери его за плечи.

Антилопа возмущенно крякнул, но повиновался. С двух сторон поддерживая раненого, они добрели до конца переулка и вышли на большую улицу. Там был припаркован синий «датсун». Элвис поднял с земли валявшуюся рядом бутылку, разбил ею стекло со стороны пассажирского сиденья и скользнул в автомобиль.

– Что делать собираешься? – спросил Антилопа.

– А ты как думаешь? – вопросом на вопрос ответил Элвис, яростно роясь в своем рюкзаке, пока не выудил из него отвертку.

Полезная штука. По старой привычке он носил ее с собой еще с той поры, когда был малолетним преступником. Копы, если найдут у тебя нож, могут и избить, а потом еще и в тюрягу засадить за ношение оружия, а отвертка – это не нож. И еще он обычно всегда носил с собой две тоненькие железячки, с помощью которых вскрывал замки, если под рукой не было полного набора инструментов.

– Без ключа машину не заведешь, – буркнул Антилопа, готовый поворчать по любому поводу.

Элвис вогнал отвертку в зажигание. Машина не заводилась. Он прикусил губу, силясь успокоиться. Дрожащими руками замок не вскроешь. И машину не заведешь. Гладиус!

– Чувак, поторопись, а?

Гладиус, гладиус, гладиус… Наконец-то! Двигатель затарахтел, и Элвис жестом велел Антилопе садиться в машину.

– Мы же не выполнили задание, – стал протестовать тот. – А как же Блондин и остальные, да и тот фоторепортер из американской телекомпании? – спросил он задыхающимся голосом.

– Прыгай в машину! – приказал Элвис. Он не мог допустить паники и потому отдал распоряжение ровным тоном.

– Мы не можем просто так взять и уехать, – заныл Антилопа.

– Гаспачо умрет от потери крови, если ты не зажмешь ему рану, – продолжал Элвис все тем же ровным тоном, которому научился у Мага. – Садись в машину и зажми ему рану.

Антилопа уступил. Толкнул Гаспачо на сиденье и сам сел рядом. Элвис снял джинсовую куртку и отдал ее Антилопе:

– Вот этим зажми.

– Да он все равно умрет, – буркнул Антилопа, но четко выполнил указание: прижал куртку к ране на груди Гаспачо.

Элвис положил на руль ладони, липкие от крови Гаспачо. Стрельба возобновилась.