Я включаю радио погромче, однако это никак не помогает прочистить мозги. Уверена, мисс Левинсон с этим согласна. Она наблюдает за моей тренировкой с террасы, и хоть я не вижу, что она хмурится из-за громкой музыки, мне не нужно подтверждения. Она, конечно, хмурится.
Обычно в игре я более внимательна, но внутри по-прежнему кипит злость. Такая же сильная, как тогда, когда я стояла лицом к лицу с этим ублюдком. На самом деле, с тремя ублюдками.
Невероятно, что такие люди существуют на свете.
Мяч срывается с кончиков пальцев и рикошетом отскакивает от корзины. Уэст испортил даже мой бросок.
Еще одна причина ненавидеть эту сволочь.
– Черт, Блу. У тебя что, все еще сломан палец? Это было отстойно.
Не оборачиваясь, я узнаю этот голос. Вздыхаю, и это вызывает у него смех.
– Чего… ты хочешь, Руиз?
– Ты называешь меня так, только когда злишься, но это невозможно. Ведь у меня не было и шанса провиниться: ты избегала меня в течение нескольких месяцев.
Я еще раз кидаю мяч, и… снова промахиваюсь, бормоча себе под нос ругательства.
– Ты явно не понял намека, – говорю я вслух, гоняя мяч между ног. Из-за сорняков, пробивающихся сквозь трещины в цементе, это сложнее, чем в зале, но хватка у меня хорошая. Надеюсь, скоро поймаю свой ритм.
– Ладно, а если я скажу, что пришел с подарками? Это изменит твое мнение?
Мне любопытно, я почти поворачиваюсь.
– Зависит от того, что ты принес.
Мне следовало просто сказать ему, чтобы он валил отсюда, но сегодня я сама не своя. По понятным причинам.
– Сказал тетушке, что заеду с тобой поговорить и что сначала мне нужно тебя разжалобить. Поэтому она приготовила это.
Ох… он знает, что еда его тети Карлы – моя слабость. Когда мы с Рикки были детьми, она пекла торт на каждый мой день рождения.
Решив удовлетворить его просьбу, я поворачиваюсь к нему лицом. И сразу же сожалею об этом. Один взгляд – и я вспоминаю, почему держалась подальше.
С глаз долой, из сердца вон.
Еще я вспоминаю, почему впустила его в дом той ночью чуть больше года назад. Он заходил повидаться с Хантером, но дома была только я. Ничего необычного в том, что он захотел задержаться и составить мне компанию, не было, поэтому я впустила его. Однако в какой-то момент невинной дружбы отношения между нами стали… странными.
Короткие братско-сестринские объятия, которыми мы иногда обменивались с начальной школы, стали длиться немного дольше. Затем состоялся «случайный» поцелуй, когда мне было четырнадцать, а ему – шестнадцать. А два года спустя – новый случайный поцелуй. Следующее, что я помню, – моя девственность оказалась у Рикки в кармане, и после первого раза это случалось еще много раз.
Типа… много-много раз.
Ага, точно, оборачиваться не стоило.
Он все так же привлекателен, как и тогда, когда я впервые начала избегать его. Его темные, взъерошенные волосы аккуратно уложены, и теперь он носит козлиную бородку. Ему идет, и мне неловко это признавать.
Приталенная футболка и темные джинсы выглядят новыми, как и белоснежные кроссовки. Впрочем, в этом нет ничего необычного. У него более чем достаточно наличных, чтобы позволить себе это. Бриллиантовая серьга в его ухе отражает солнечный свет, и блеск выводит меня из оцепенения.
– Брауни, – небрежно произносит он.
Я несколько раз моргаю, прежде чем заговорить.
– Мне не…
– Я напомнил ей об аллергии на орехи, – вставляет он, игриво закатывая глаза. – Я такого дерьма не забываю.
Рикки выжидающе протягивает мне пластиковый контейнер. Клянусь, у него память как у слона.
– Спасибо.
Я тотчас открываю крышку и откусываю кусочек, что вызывает у Рикки смех. Следующее, что я помню: мяч выскальзывает из-под локтя. И я едва ли замечаю, куда он отскакивает. Ведь я позволила себе прикоснуться к десерту, и уже ничего не могу с собой поделать, потому что… брауни.
Звенья цепочки, соединяющей бумажник в его кармане с петлей на поясе, издают лязгающий звук, когда Рикки поднимает мяч и бросает его. Конечно, забивает с первой попытки. Чертов выпендрежник.
– Не «работаешь» сегодня? – ехидно спрашиваю я, и Рикки не упускает это из виду.
Он забрасывает еще один мяч в корзину, затем смотрит через плечо с понимающей улыбкой. Наши с ним представления о «работе» очень различаются. На самом деле, эта пропасть во взглядах и стала причиной нашей размолвки. А также гарантией, что мы никогда не вернемся к тому, что было.
– Не, у меня сегодня выходной. Полезно знать босса, – дразнит он, имея в виду своего дядю Пола.
Рикки был «на побегушках» у этого мужика с тринадцати лет. Примерно тогда же дядя Пол взял под свое крыло Хантера (а наш отец в очередной раз доказал, что бесполезен). К сожалению, Пол далеко не законопослушный гражданин. Некоторые утверждают, мол, он замешан во всех дурных делах в Южном Сайпрессе. Ну, он и его подельники по всему городу.
Рикки бросает мяч повторно, и я, проглатывая остатки брауни, перехватываю его.
– Везет тебе, – говорю я с незаинтересованным вздохом. – Тебе, наверное, пора. Иди, насладись днем наедине с собой. Увидимся, когда увидимся.
Прежде чем Рикки успевает ответить, я поднимаюсь на несколько ступенек крыльца, направляясь к задней двери. Только легкая хватка за запястье меня останавливает. Прикосновение нежное, но все равно пугает: еще свежо воспоминание о том, как Уэст схватил меня в школе. Я вырываюсь и осаживаю Рикки тяжелым взглядом. Я полностью осознаю, что проецирую гнев, предназначенный Уэсту, на другого парня. Однако я слишком горда, чтобы извиняться.
Он поднимает голову, и мне известно, что он собирается сказать.
– Ты в порядке? Я не пытался тебя расстроить. Просто останься на минутку.
Вырывается измученный вздох, и я заставляю свое разочарование утихнуть. По крайней мере, на мгновение.
– Долгий день, только и всего, – вот единственное объяснение, которое я даю, и это самое большое преуменьшение, которое я когда-либо слышала.
Уставившись на ржавую дверь гаража, на которой висит корзина, я прислоняюсь к перилам. Рикки смотрит на меня, но я отказываюсь встречаться с ним взглядом. Вместо этого сосредотачиваюсь на черной паутине телефонных и электрических проводов, которые зигзагами тянутся от крыши дома к деревянным столбам, возвышающимся в переулке.
– Я думаю…
– Не в настроении слушать, что ты думаешь, – перебиваю я, все еще отказываясь встречаться с ним взглядом.
– Ты даже не знаешь, что я собирался сказать, – парирует он со смехом.
Его так трудно вывести из себя. Раньше я это любила и ненавидела. Но когда на него давят, показывается безжалостная сторона, которую никто, включая меня, не хочет лицезреть.
Когда я не заглатываю наживку, он использует другой подход. Тот, который я ожидаю меньше всего.
– Не ожидал, что девушка, которая собирается завалить Короля Севера, будет в таком дерьмовом настроении, – в его голосе слышится нотка веселья, которая чертовски меня раздражает. Он ухмыляется, когда я, наконец, опускаю к нему взгляд.
– Это еще что значит? – слова вылетают, будто стрелы, пропитанные не ядом, но подозрением.
Прежде чем ответить, Рикки достает телефон из кармана и прокручивает ленту. Когда экран поворачивается ко мне – и мерцает знакомой черно-розовой полосатой заставкой, – у меня сжимается желудок.
– Люди, похоже, думают, что в будущем тебя ожидает перепих, – добавляет Рикки.
В голове уже гремит гневная тирада о пережитом после инструктажа, но такими вещами я с Рикки делиться не собираюсь. Мы не друзья. Мы всего лишь бывшие, так что я держу все при себе.
Джулс же наверняка получит нагоняй, как только я войду в дом и наберу ее номер.
– Ты что, теперь сидишь в приложениях с дешевыми сплетнями, Руиз? Кажется, это немного ниже твоего достоинства.
Он смеется, но более сдержанно, чем раньше. Возможно, его эго слегка уязвлено. И моими словами, и тем, что он узнал обо мне и Уэсте. Последние несколько месяцев я была очень холодна по отношению к Рикки, так что где-то во мне скрывается крошечное чувство вины, побуждающее меня смягчиться.
– Это не… не то, что они там пытаются изобразить. Поверь мне, – это все, что я говорю. Ни слова о том, что эти ублюдки загнали меня в угол и угрожали.
Мне не нужна жалость Рикки или любая другая реакция, которая у него может возникнуть. Мои проблемы – не его, пусть он и считает иначе.
– Как скажешь, – отвечает он, прозорливо сверкая глазами. Но я полагаю, что он надумал себе что-то далекое от реальности.
– Я не собираюсь говорить об этом с тобой, – говорю я, завершая эту часть разговора.
Наступает короткая пауза. Я чувствую, что он хочет надавить, но воздерживается. Ну и прекрасно. Вместо этого Рикки меняет тему, но, конечно, поднимает ту, которую я также отказываюсь с ним обсуждать.
– Твой брат опять спрашивал о тебе. В общем-то, он делает это каждый раз, когда мы разговариваем, – добавляет он. – Говорит, тема важная, но не для переписки или телефонного базара. Говорит, надо лицом к лицу.
Вздохнув, я поднимаю взгляд к небу.
– Как я продолжаю тебе повторять: Хантер сам виноват, пусть сам и разгребает. Достаточно того, что он оставил меня разбираться со всем в одиночку. Мне нужно присматривать за Скар, плюс работа, а через несколько дней уже учеба, – бормочу я. – Он должен быть здесь. Знает же, какие у нас родители. Мог бы подумать о нас с сестрой.
– Не говори так, – перебивает Рикки. – Ты же знаешь, он всегда думает о вас.
Мой взгляд становится холодным. Он всегда заступается за Хантера, хорошего или плохого, правильного или неправедного. Есть такая вещь, как верность, и такая вещь, как содействие. Иногда я изо всех сил пытаюсь решить, какую роль Рикки играет в жизни Хантера чаще.
– Если бы ему было не все равно, если бы он действительно хотел для нас лучшего, то был бы здесь, – заключаю я. – Точка.
Я не могу признаться в этом вслух, но я на сто процентов уверена, что не смогу посмотреть на него такого – запертого в клетке, – зная, что он будет там десятилетиями без малейшего шанса на освобождение. Я предпочитаю хорошие воспоминания, которые мне удалось сохранить.
Сердце в груди подпрыгивает, но я скрываю, как сильно это ранит.
– Я не хочу видеть его таким, Рикки. Мне все равно, что он скажет, мне нужно двигаться дальше.
Теплая рука накрывает мою, лежащую на перилах, и я не двигаюсь, хоть и должна.
– Я знаю, ты злишься, но это не отменяет того факта, что он – твоя семья. Здесь или там, он – твоя кровь.
По щеке скатывается одна слезинка, но я не спешу ее вытирать.
– Я приняла решение, Рикки. Больше нам не о чем говорить, – я чувствую, как он пристально смотрит на меня, но стою на своем.
– Если это то, чего ты хочешь, я не могу тебя заставить, – он нехотя отпускает мою руку и охлопывает карманы джинсов.
Гул басов из динамиков проезжающей мимо машины заполняет тишину между нами. Но как только я решаю снова встретиться с Рикки взглядом, он смотрит куда-то мне за спину.
– Что это?
Сердце замирает. Я поворачиваюсь, спеша сорвать с сетчатой двери розовое уведомление об отключении. Впрочем, это не имеет значения, потому что он его уже видел.
– Сколько тебе нужно?
Я игнорирую его вопрос и вместо этого сосредотачиваюсь на двух детях, катающихся на велосипедах по аллее.
– Значит, я настолько ужасен, что даже не могу помочь тебе? – спрашивает он, только сейчас в его голосе появляются нотки разочарования.
– Не делай этого, – огрызаюсь я.
– Не делать чего? Не говорить правду? Почему бы тебе просто не признать то, что мы оба знаем? Ты считаешь себя лучше меня.
Это и так был ужасный день, и мне не нужна очередная дурацкая ссора. Я указываю на дом, а затем на свою дерьмовую машину, и из меня вырывается невеселый смешок.
– Да, жизнь в этом дворце определенно вскружила мне голову, Руиз. Спасибо, что поставил меня на место.
– Ты знаешь, что я имею в виду.
– Мне не нужны твои деньги, потому что я знаю, как ты их получаешь, – кричу я, корректируя его извращенную логику и одновременно привлекая внимание мисс Левинсон. – С чего ты взял, что я приму грязные деньги от тебя, если не принимаю их от собственного брата? Проблема никогда не заключалась в том, что я слишком хороша для тебя. Проблема в том, что ты слишком хорош, чтобы превратиться в своего дядю Пола, и мы оба это знаем.
– Да плевать, – вздыхает он, отмахиваясь от меня. Его ноздри раздуваются – верный признак того, что я его разозлила. – У меня есть твой адрес. Электрической компании больше ничего и не надо. Об этом позаботятся к утру, – заявляет он.
– Не лезь не в свое дело, Рикки, – кричу я бессмысленно, ведь он уже исчез в переулке, скрытый от глаз гаражом мисс Левинсон.
Клянусь, каждому парню, с которым я сегодня столкнулась, нужен был вразумляющий пинок под зад.
Каждому.