Этика Нового Завета

Заключение

Мы подходим к концу книги, хотя отнюдь не к завершению спора обо всех затронутых здесь проблемах. Я попытался представить последовательный метод изучения новозаветной этики как богословской дисциплины и тем самым наметить подход для внедрения этического свидетельства Нового Завета в жизнь Церкви. Подобный подход к свидетельству с необходимостью ставит перед нами сложную, состоящую из четырех частей задачу: внимательное прочтение каждого свидетельства; выявление сходных элементов этих этических идеалов методом синтеза; обсуждение герменевтических процедур, с помощью которых мы можем сверить с текстами нашу конкретную ситуацию; и наконец, проживание текста в христианской общине. Чтобы проиллюстрировать эту процедуру на практике, я провел ряд рассуждений по пяти глобальным проблемам: насилие, развод, гомосексуализм, антисемитизм и аборт.

Предложенная мной модель не является точной методикой, дающей безусловные научные результаты. Это всего лишь система координат для дискуссии, вехи, ориентируясь на которые община может продолжать постоянный поиск в стремлении осознать и исполнить волю Бога. Подобного рода обсуждения могут протекать лишь под руководством Святого Духа, а потому от этой модели неотъемлемо требование сверять любые конкретные этические суждения и любые прочтения Слова с опытом и свидетельством общины. И данная книга подчиняется этому правилу: все сделанные здесь выводы, сложившиеся в единое представление о новозаветной этике, предлагаются широким кругам Церкви для обдумывания и обсуждения. Это - призыв к общине верующих вновь обратиться к свидетельству Нового Завета. Если я не ошибся, утверждая, что принятие морального решения требует от Церкви предварительно совершить акт переноса, новым и поучительным образом приведя текст Нового Завета в столкновение с жизнью общины, то отсюда с неизбежностью следует, что у многих читателей подобного рода перенос Слова не только произойдет иначе, нежели у меня, но и обнаружит другие аспекты истины, которых мы никогда бы не увидели без этого метафорического акта. И мои рассуждения в предшествующих главах прошу воспринимать не как ряд категорических высказываний, а как индивидуальную попытку сформулировать четкие выводы из чтения свидетельств Нового Завета применительно к животрепещущим проблемам нашего времени. Этой книгой я надеюсь не закрыть обсуждение намеченных выше проблем, а скорее открыть его заново.

И вновь повторю мысль, прозвучавшую в начале части IV: пятью разобранными здесь вопросами отнюдь не исчерпывается фундаментальное этическое учение Нового Завета, да и, по моему наиболее острые этические проблемы Церкви на рубеже XX века к этому не сводятся. Спектр проблем, намеченных в части IV, выбирался с целью показать, как предложенные мной категории работают с различными типами свидетельств, которые мы находим в Новом Завете. При таком отборе я руководствовался скорее методологическими соображениями, нежели содержанием.

Одно из последствий такой процедуры отбора заключается в том, что выводы, полученные в части IV, отражают самые разные уровни убеждения. Так, мои соображения по поводу аборта, о котором не идет специально речь в Новом Завете, нужно понимать именно как гипотезы, попытку развить косвенные намеки, скрывающиеся в новозаветном повествовании. С другой стороны, свое понимание концепции ненасилия я нахожу в самом средоточии Евангелия и буду настаивать на том, что ради решения этой проблемы христианин должен с готовностью положить жизнь; я буду страстно стремиться переубедить всех, кто мыслит иначе - историческое большинство христиан, - показать им, что они живут «как враги креста Христова» (Флп 3:18, речь идет не о язычниках, а о верующих, отказывающихся жить согласно апостолическому typos, парадигме, заданной Крестом). Но и в этом случае в мою аргументацию вовсе не входит требование отлучить теоретиков «справедливой войны» от Церкви (все мы принадлежим к общине народа Божьего лишь Божьей благодатью). Я хочу провести четкую линию разграничения, чтобы помочь выявить реальные разногласия по вопросам этики внутри Церкви и призвать общину внимательнее прислушиваться к Слову Божьему, решая такие вопросы.

Главная цель предпринятого мной труда заключается в том, чтобы ободрить Церковь в ее усилиях сделаться общиной, сформированной на основании Писания, привести свою жизнь в более точное соответствие с историями, рассказанными в Новом Завете. В начале части IV я высказал предположение: если бы наши моральные соображения формировались по образцу христианского ученичества, представленного в Новом Завете, мы бы направляли свою энергию и внимание на решение четырех основных задач: 1) отказаться от насилия, 2) делиться имуществом, 3) преодолеть этнические раздоры, и в первую очередь - отчуждение евреев и христиан, и 4) достичь единства мужчин и женщин во Христе. Я довольно подробно разобрал первую и третью из этих задач и предложил несколько попутных замечаний относительно четвертой[1]. Завершить книгу я хочу кратким размышлением о необходимости делиться имуществом, которой в моем исследовании не было уделено места соразмерно значимости этой темы для Нового Завета. Эти рассуждения подведут нас к окончательным выводам о назначении (и границах) новозаветной этики.

ДЕЛИТЬСЯ СОБСТВЕННОСТЬЮ: ВЫЗОВ, БРОШЕННЫЙ ЦЕРКВИ

Всегда сохраняется опасность того, что в своих герменевтических изысканиях по поводу новозаветной этики мы выстроим сложную систему доводов всего лишь с целью оправдать тот способ жизни, к которому мы уже привыкли. Ни в одной сфере эта опасность не проявляется так остро, как в экономической: нужно ли делиться деньгами и в какой мере? А потому мы не можем завершить исследование новозаветной этики, не затронув, хотя бы вкратце, ее учения по этому поводу[2].

Призыв Нового Завета звучит вполне ясно: начиная с Евангелия от Матфея и вплоть до Откровения новозаветные авторы страстно свидетельствуют о самоотверженной стороне ученичества. Обойдясь без полномасштабного дескриптивного прочтения отдельных текстов, мы и при самом поверхностном обзоре убедимся, что новозаветные авторы обнаруживают постоянную заботу о том, чтобы деньги распределялись и использовались но справедливости и чтобы нуждающиеся не были обделены. Припомним некоторые основные вехи новозаветного учения в данной области.

В Евангелии от Матфея Иисус наставляет учеников отложить тревоги по поводу своей финансовой обеспеченности и в первую очередь стремиться к правде Божьей (Мф 6:25-34). Он учит их молиться о хлебе насущном, то есть об удовлетворении повседневных нужд, и прощать тех, кто им задолжал (Мф 6:11-12, ср. 18:23-35). Когда двенадцать учеников отправляются проповедовать по городам Израиля, они не берут с собой денег и не смеют получать плату за свое служение (Мф 10:8-9). И самое главное: в великой притче о Страшном суде (25:31-46) овцы отделяются от козлищ именно на основании того, как они обращались с голодными, нагими, больными и заключенными. Очевидно, что в концепции Матфея истинное ученичество подразумевало использование собственных материальных средств для помощи нуждающимся.

Марк пересказывает эпизод, в котором Иисус бросает вызов богачу, пожелавшему узнать способ унаследовать жизнь вечную: «Пойди, все, что имеешь, продай и раздай нищим, и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи, последуй за Мной». Юноша, выслушав такое требование, ушел в печали, «потому что у него было большое имение» (Мк 10:17-22). Эта встреча дала Иисусу повод высказать общее суждение: «Удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царствие Божие» (10:25-27)[3]. Богачу Иисус противопоставляет бедную вдову, которая положила в сокровищницу Храма две последние медные монеты (10:41-44).

Как уже отмечалось в общем обзоре морального учения Луки, этот евангелист прославляет власть Бога, несущую освобождение бедным и голодным (Лк 1:52-53, 4:18-19), и рисует идеал новой общины верующих, которые, во исполнение заповеди Второзакония, станут делиться всем своим имуществом, так что среди них уже не будет бедняков. Эта новая община воплощает власть Благой вести о воскресении (Деян 2:42-47, 4:32-35). Соответственно, Лука постоянно обращает внимание на конкретные материальные последствия ученичества - у него Иисус объявляет категорически: «Никто из вас не сможет стать Моим учеником, если не откажется от всего, чем владеет» (Лк 14:25-35). Всякий, делающий запасы на Земле, - глупец (Лк 12:16-21), а последователи Иисуса продадут все свое имущество и раздадут его в виде милостыни (Лк 12:33). Закхей служит примером аутентичной реакции на грядущее Царство: он сразу же вызывается отдать бедным половину своего состояния (Лк 19:1-10).

Павел побуждает свои общины поучаствовать в сборе средств для бедных христиан Иерусалима. Напомнив о том, как Бог посылал израильтянам в пустыне манну, которую нельзя было собрать и запасти на завтрашний день (2 Кор 8:13-15 с цитатой из Исх 1б:18)[4], Павел настаивает на соблюдении «равенства» (isotes) между теми, у кого всего в изобилии, и теми, кто испытывает нужду. Этот обычай делиться избытками - минимальное выражение верности Христову идеалу самопожертвования, который побуждает общину: «Не о себе только каждый заботься, но каждый и о других» (Флп 2:4).

Согласно 1 Тим, те, кого не преобразили «здравые слова Господа нашего Иисуса Христа», скорее всего, попадут в ловушку алчности и погубят сами себя:

А желающие обогащаться впадают в искушение и в сеть и во многие безрассудные и вредные похоти, которые погружают людей в бедствие и пагубу; ибо корень всех зол есть сребролюбие, которому предавшись, некоторые уклонились от веры и сами себя подвергли многим скорбям (1 Тим 6:9-10).

Члены общины веры призваны вместо такого богатства «богатеть добрыми делами» (6:18).

Апостол Иаков языком Амоса и Исайи обличает богачей, злато и сребро которых пожрет ржавчина (ср. Мф 6:19-21), чтобы сокровища обратились в свидетельство против них в день Суда. От Господа не укроется, как они эксплуатируют бедных тружеников: «Вы роскошествовали на земле и наслаждались; напитали сердца ваши, как бы на день заклания» (Иак 5:6). «Не бедных ли мира избрал Бог быть богатыми верою и наследниками Царства, которое Он обещал любящим Его?» (Иак 2:5).

Даже Иоанн, не уделяющий особого внимания этическому учению, призывает общину верующих поступаться материальными благами:

А кто имеет достаток в мире, но, видя брата своего в нужде, затворяет от него сердце свое, - как пребывает в том любовь Божья? Дети мои! станем любить не словом или языком, но делом и истиною (1 Ин 3:17-18).

Во исполнение новой заповеди Иисуса («любите друг друга») мы непременно должны делиться имуществом с беднейшими членами общины.

Наконец, в Откровении мы видим поразительный контраст между общиной города Смирны, живущей в нужде и печали (2:9), и лаодикийской церковью, кичащейся своим богатством (3:17). К первой общине воскресший Христос обращает слово утешения; вторую грозит извергнуть из уст своих и говорит ее ангелу: «А не знаешь, что несчастен и жалок, и нищ, и слеп». В этом пророческом видении материальное благополучие постоянно ассоциируется с властью зверя, который пытается соблазнить святых. Когда произойдет описанное в Откр 18 падение Вавилона, «купцы земные восплачут и возрыдают», потому что они лишились рынка для сбыта предметов роскоши и «в один час погибло такое богатство» (18:11-17а).

Итак, хотя конкретные формы и выражения могут варьироваться, в этом вопросе все новозаветные свидетельства в унисон вторят друг другу: копить богатства несовместимо со служением Царству Божьему, и ученики Иисуса призваны по крайней мере, щедро делиться своим добром с нуждающимися, а может быть, и все отдать, чтобы следовать за Ним безо всякого стеснения[5].

Ключевые образы общины, креста и нового творения помогут нам сложить этот материал в выразительную целостную картину.

Община. Требование делиться имуществом адресовано общине в целом. Новозаветные авторы беспокоятся не столько о том, каким образом найдут путь к жизни вечной отдельные люди, сколько о том, каким образом Церковь, целое, воплотит в себе домостроительство Царства Божьего. Это общинное измерение явно выражено в рассказах о жизни первых общин в Деяниях; в указаниях, которые Павел дает своим подопечным - участвовать в сборе средств в пользу бедных, ибо это - выражение koinonia -, общности во Христе; в призыве 1 Ин делиться в доказательство взаимной любви членов Церкви; в пророчеством обращении Откровения к церквам Смирны и Лаодикеи как к организациям. Даже когда корпоративная составляющая этого экономического императива не столь ясно выражена (например, у Матфея), она вполне очевидно вытекает из общей концепции ученичества: сравнивает общину последователей Иисуса с градом на горе, с полисом, воплощающим Божью справедливость. Добрые дела (Мф 5:16; ср. 25:31-46) общины становятся знамением Божьей славы для мира.

Крест. Отказ от материальных благ входит в путь Креста. Это ясно сказано у Луки (14:25-33): Иисус начинает с призыва «нести свой крест», а заканчивает требованием к ученикам отказаться от своего имущества. Павел, предлагая коринфянам собрать пожертвования, также ссылается на самоотверженную смерь Иисуса (2 Кор 8:9). Тексту 1 Ин 3:17-18 (помогать брату или сестре в нужде) предпослано прямое упоминание Креста и его роли в нашей жизни: «Любовь познали мы в том, что Он положил за нас душу Свою: и мы должны полагать души свои за братьев». И сразу после этого «полагать души свои» осмысляется в первую очередь как обязанность делиться материальными благами. Здесь, как и в других примерах, образец самоотверженной братской любви представляет нам Христова смерть[6].

Новое творение. Обычай делиться, характерный для Церкви новозаветной эпохи, следует понимать как эсхатологическое знамение, свидетельствующее о прорыве в наш ветхий мир преображающей власти Царства Божьего. Те, кто ищет прежде всего Царства Божьего (Мф 6:33), тем самым отодвигают финансовые попечения на второй план. В Евангелии от Луки требование делиться непосредственно вытекает из обещания грядущего Царства:

Не бойся, малое стадо! ибо Отец ваш благоволил дать вам Царство. Продавайте имения ваши и давайте милостыню. Приготовляйте себе влагалища неветшающие, сокровище неоскудевающее на небесах, куда вор не приближается, и где моль не съедает (Лк 12:32-33).

Эти тексты не только смягчают нынешние финансовые тревоги обещанием небесных наград, но главным образом показывают, что Царство уже проникло в настоящее до такой степени, что мы свободны проявить щедрость, предвещающую это будущее, обещанное Богом благо. Разумеется, с наибольшей ясностью это прозвучало в описании иерусалимской церкви у Луки, где свидетельство апостолов о воскресении Иисуса подтверждается усвоенным членами Церкви обычаем продавать свое имущество и делиться вырученными деньгами, так что «не было между ними никого нуждающегося» (Деян 4:32). Связь между вестью о воскресении и принятым в ранней Церкви принципом общности имущества кажется непосредственной и вполне материальной. Об этом же говорит и автор 1 Ин: «Мы знаем, что мы перешли из смерти в жизнь, потому что любим братьев» (1 Ин 3:14а), - и эта любовь, как уже успели убедиться, непременно находит выражение в том, что люди делятся мирскими благами (3:17). Церковь, живущая во время между временами и все еще подчиняющаяся определенным светским обязательствам (например, платить подати кесарю, ср. Мк 12:13-17, Рим 13:1-7), своим обычаем делиться материальными ресурсами уже предвосхищает справедливость и радость грядущего мира.

Как же нам ответить на призыв Нового Завета? Полномасштабное обсуждение всех герменевтических и практических вопросов заняло бы слишком много места. На данный момент удовольствуемся несколькими принципиальными соображениями:

Прямые указания и общие правила Нового Завета относительно распоряжения имуществом включены в канонический текст таким образом, что однозначное и буквальное их применение было бы затруднительно. Как показал Люк Джонсон, даже в Евангелии от Луки и в Деяниях наряду с повелением ученикам отказаться от всего имущества (Лк 14:33) встречаются и другие наставления или же примеры персонажей, предъявляющие нам иные варианты приемлемой реакции на Евангелие[7]. Так, Закхей, покаяние которого Иисус чрезвычайно одобрил («Ныне пришло спасение дому сему» (Лк 19:9а), отдает отнюдь не все, а только половину. Даже иерусалимская община (Деян 2 и 4) требует от своих членов щедро делиться, а не вовсе отказаться от имущества. Нет возможности извлечь из Нового Завета простые и категорические императивы обращения с материальными благами.

Тексты Нового Завета крайне редко ссылаются на принципы равенства и справедливости, хотя эти принципы и просматриваются в некоторых пассажах, к примеру в 2 Кор 8:13-15. По большей части мы находим призывы к самоотверженному служению, выходящему далеко за пределы справедливости как таковой.

Новозаветные тексты исследуют эту проблему главным образом в форме притч и повествований. Многочисленные эпизоды и притчи Евангелий, а также события Деяний предоставляют нам развитую парадигму, с которой мы и должны добросовестно сверять свое поведение. Различные указания и предостережения относительно власти денег, рассыпанные по новозаветным посланиям, следует интерпретировать исключительно в категориях символического мира, намеченного этим повествованием. То есть в первую очередь мы должны ориентироваться на повествовательный текст, и для герменевтической интерпретации Нового Завета применительно к нашей жизни понадобится пересказать эти истории таким образом, чтобы и нам было отведено место внутри них - метафорически мы соотносим свои общины с Деян 4 (наиболее мощный образец) и задаемся вопросом: «Как организовать экономическую деятельность Церкви, с тем чтобы мы могли убежденно и мощно свидетельствовать о воскресении Иисуса?»

Если мы искренне и последовательно задаем такой вопрос, нам придется не только глубоко поразмыслить, но и пойти на серьезные жертвы. К каким бы герменевтическим изыскам мы ни прибегали, невозможно уклониться от обращенных к нам требований Нового Завета: полное послушание Богу потребует от нас куда более решительно делиться своим имуществом, чем того обычно требует Церковь. Разумеется, на протяжении истории складывались общины христиан, поразительным образом проживавшие эти тексты, отрекавшиеся от собственных интересов и делившиеся с бедняками. Но подобные воплощения Слова обычно (по крайней мере, в основных течениях протестантизма) рассматриваются как исключение, а не как аутентичная норма христианской веры и практики. Чтобы Церковь вполне приняла обращенный к ней вызов Нового Завета в сфере материальных благ, ей понадобится по меньшей мере новая Реформация.

Ближе к делу: пожалуй, тут уместно будет сказать несколько слов об авторе этой книги. В качестве штатного профессора крупного американского университета я живу в материальном достатке, более чем комфортабельной жизнью. Я состою в церковной общине и финансово поддерживаю ее, направляя средства на добрые дела, а порой отрабатываю смену в приюте для бездомных. Однако (и тут у меня нет сомнений) подобного рода умеренные формы финансового послушания абсолютно не дотягивают до видения Нового Завета. На большинство известных мне общин законы капиталистического хозяйства оказывают по меньшей мере столь же сильное влияние, что и учение Иисуса. Я принадлежу к числу богачей мира сего, а церкви, в жизни которых я принимал участие в последние двадцать лет, лишь изредка и не вполне искренне предпринимают попытки соответствовать императиву Нового Завета - делиться своим достоянием. «Последние двадцать лет», говорю я, поскольку до этого, с 1971 по 1976 год, мы с женой состояли членами «Братства Метанойя», маленькой общины в Массачусетсе, которая практиковала радикальную общность имущества, стремясь к тому, чтобы все делились со всеми. То, что этот эксперимент в области ученичества и общинной жизни в конечном счете потерпел поражение, никоим образом не подрывает ценности нашей мечты и не служит нам извинением в том, что мы с тех пор не искали других форм общинной жизни, сохраняющих новозаветный принцип делиться имуществом.

ПУТЬ К ЦЕЛИ: ИДЕАЛ НОВОЗАВЕТНОЙ ЭТИКИ

Это маленькое автобиографическое отступление я позволил себе только затем, чтобы подготовить почву для заключительных выводов о задачах новозаветной этики.

Во-первых, этический идеал новозаветных авторов не является недостижимой мечтой. если мы не в состоянии воплотить этот моральный идеал, виной тому недостаток воображения или мужества. В первую очередь я адресую этот упрек самому себе и не стану бросать камень в того, кто не живет в соответствии с нормами, обозначенными в других разделах этой книги. Однако, хотя жить по законам Нового Завета очень трудно, нас это не оправдывает: мой личный опыт борьбы и поражения в попытке последовать призыву Нового Завета и достичь общности имущества не дает мне права пренебречь этим и другими евангельскими призывами или притвориться, будто Новый Завет «не совсем это имеет в виду», или снижать планку требований к себе самому или к Церкви в целом.

Во-вторых, ни в данной области, ни применительно к большинству других проблем, обозначенных в этой книге, мы не располагаем стандартным набором правил, которому могла бы без размышлений следовать община веры. Новый Завет - не руководство пользователя, не кулинарная книга с рецептами по изготовлению одинаковых людей или одинаковых общин. Нет, новозаветный текст призывает нас использовать свободу и воображение, чтобы под руководством Святого Духа сформировать общины, которые воплотили бы истину Слова, метафорически явив среди нас власть благодати Божьей.

В-третьих, такого рода глубокие проявления послушания Слову не даются даром; они могут стоить нам дорого, стоить всего. Вот что значит взять крест и следовать за Иисусом.

В-четвертых, идеал новозаветной этики, который мы разбирали в этой книге, требует радикального преображения Церкви. Чтобы следовать новозаветной этике так, как мы говорили, недостаточно будет переформулировать те или иные академические понятия: понадобится восстановить самосознание Церкви как эсхатологического народа Божьего, прообраза полного исцеления мира властью Божьей[8]. Церковь должна быть общиной, живущей по примеру креста и потому являющей собой образ нового творения, обещанного Богом. В той мере, в какой Церковь искренне пытается воплотить этот идеал, ее прочтение новозаветных текстов становится все более точным. Например, если мы действительно хотим осознать категорические требования Нового Завета делиться собственностью, надо начать с послушания тому частичному свету, который уже нам открылся. Для меня и для моей общины это немедленно повлекло бы за собой практические и самоотверженные перемены в том, как мы распоряжаемся деньгами.

В-пятых, как бы утопически это ни звучало, нельзя забывать о том, что неотъемлемой частью новозаветной концепции нового творения является эсхатологическая отсрочка - «еще не». Признавая, что Царство еще не вполне реализовалось среди нас, мы отнюдь не подрываем этический идеал Нового Завета - скорее, мы выказываем еще большее уважение к нему. Нет оснований рассчитывать на то, что мы сумеем прожить всю жизнь, охваченные тем первым вдохновением Пятидесятницы, - наши этические решения и поступки принимаются спустя много веков после сошествия Святого Духа, среди творения, которое по-прежнему стенает в ожидании искупления. Осознав эту истину, мы в Церкви сумеем принять собственную слабость и греховность и терпеливо выносить диссонанс между эсхатологическим видением и нынешней реальностью нашей жизни. Не следует мне отчаиваться или даже удивляться, если я до сих пор не нашел и сам не основал общину, члены которой добровольно и щедро делились бы своим имуществом, так что среди нас не было бы больше нуждающихся. Но мы продолжаем надеяться, молиться и трудиться во имя чего-то лучшего, во имя общины, более соответствующей воле Божьей, откровенной в Писании. Павел точно обозначил эту равнодействующую:

Я хочу познать Христа, и силу воскресения Его, и участие (koinonia) в страданиях Его, сообразуясь смерти Его, чтобы достигнуть воскресения мертвых. Говорю так не потому, чтобы я уже достиг, или усовершился; но стремлюсь, не достигну ли и я, как достиг меня Христос. Братия, я не почитаю себя достигшим; а только, забывая заднее и простираясь вперед, стремлюсь к цели (Флп 3:10-14а).

Ни компромисса, ни отчаяния, ни напрасных сожалений: мы продвигаемся вперед, рвемся вперед, зная, что можем положиться на милость Божью, потому что Иисус Христос уже сделал нас своими. Зная это, мы предоставляем свои тела в жертву живую Господу, надеясь и уповая, что Он и впредь продолжит труд преображения общины и Церкви, чтобы наши моральные суждения совпали с истиной:

Не сообразуйтесь с веком сим, но преобразуйтесь обновлением ума вашего, чтобы вам познавать, что есть воля Божия, благая, угодная и совершенная (Рим 12:2).

В этом - назначение новозаветной этики.