Это не то, что я хотела

Глава 9. Папа?

Перед глазами стелилась густая, покрытая сумерками темнота, через которую едва просачивался яркий свет, манящий идти навстречу к нему. Невозможно открыть глаза, даже если заставляешь их открыть. Лишь только слушать отрывками разговоры вокруг тебя и отчаянно стремиться к этому свету. Голоса кружат так, словно орёл охотится за мышкой, постепенно приземляясь к добыче. Ты почти не чувствуешь своего тела, будто оно полностью замёрзло, хотя лишь замёрзли ноги и руки. Невозможно пошевелить хотя бы пальцами рук. Разум одурманен, ты ничего не помнишь и не понимаешь. Ты просто видишь перед собой тьму, которая постепенно начинает пугать и вводить в заблуждение. Ты начинаешь себе придумывать, а не тот ли самый момент, когда человек идёт к смерти, скрывающиеся за приятным ярким светом, который так и до сих пор манит к себе.

Элис мысленно хмурится от света, так как она не сделает этого в жизни, и уж тем более своё тело на данный момент она не может контролировать. Первое, что у неё проскользнуло в голове, это то, что она не при смерти. Это её успокоило. Второе, она поняла, что тогда была не паническая атака, а предобморочное состояние. Элис давно интересовалась темой о потери сознания человека и его балансом между смертью и жизнью. Такие же были симптомы, как и в интернете.

– «Я в обмороке. Это точно».

Третье, она помнит, что мистер Бейли на её глазах и всех учеников порвал её работу, аннулировал. Элис не знает, что именно сейчас чувствует. Опустошение? Чёрная полоса в жизни?

– …повязку! Живо! – промелькнул где-то в далеко твёрдый женский голос.

Она не помнит, из-за чего именно мистер Бейли аннулировал её работу. Элис напрягает свои извилины, затуманенные множеством вопросов. Она вспоминает, что телефон зазвонил на экзамене и, как оказалось, это был её телефон. Её попросили отключить телефон, чтобы не мешать писать экзамен, что и Элис хотела сделать. Но что именно её остановило?

Элис отматывает этот фрагмент в памяти к началу и воспроизводит его заново, чтобы вспомнить, что именно её остановило. Тест. Мелодия на телефоне. Она берёт телефон и видит пропущенный от Томаса. Вновь Элис не понимает. Почему Томас звонил во время экзамена. Она заново воспроизводит данный фрагмент и вспоминает каждую его деталь. Тест. Мелодия. Звонок. СМСки? Девушка начинает потихоньку вспоминать, как она заходила в сообщения и зашла в чат с братом.

«У мамы остановилось сердце».

– «Блядь…», – думает про себя Элис. – «Блядь. Блядь! БЛЯДЬ!!», – до неё дошло содержание сообщения. Пришло осознание того, что она ничем не сможет помочь маме. Только смирно лежать как солдат в строю и дожидаться, когда её выведут из обморока. – «МАМА!! Мама! Прошу, нет… Нет… Мама, не может быть…», – она кричала в безмолвную темноту, которая не предвещала чего-то хорошего.

Элис оказывается единственным живым организмом, который здесь либо присутствует. Только она и темнота. Девушка без сил падает на колени и упирается руками в пол. Слёзы начали беспрерывно течь по щекам, падая несколькими каплями на пол. Элис выла от боли, пожирающей как паразиты, которые буквально выедали её внутренности. Она сжимает солнечное сплетение и начинает задыхаться от нехватка воздуха. Пол начал наполняться её солёными слезами, вскоре которого глубина достигала почти до колен девушки. Элис начинает бить эту реку боли и плескать во все стороны с большой злостью. Она смотрела на себя в отражении реки и поражалась тому, что этот человек заслуживает боль. Она ничего не может сделать. Она просто хотела жить счастливо, как все дети в полноценных семьях. Вспомнить, каково иметь отца в своей семье. Вспомнить его крепкие объятия после работы, которых она целыми днями ждала. Вспомнить его тёплые руки, которыми он заклеивал лейкопластырем её ссадины на коленках, когда спотыкалась и падала на тротуар. Вспомнить любимый мужской голос, который называл её имя по-особенному. Вспомнить, как он называл её солнышком. Вспомнить, как он говорил что любит её.

– «Я бесполезна! А-а-а!». – больной крик, смешанный с яростью, прорывался наружу. Горло начинало болеть от криков, но ей было плевать на боль и продолжала кричать во всю глотку, что есть силы. – «Мамочка, прошу, не уходи!».

– Элис!

Девушка не обратила внимания на отклик, продолжая рвать связки вживую и бить кулаками пол, разбрызгивая воду во все стороны.

– Элис! – вновь отозвался голос из неизвестности. Элис замолкла, когда услышала своё имя.

– А? – она резко поднимает голову на голос и делает непонятное выражение лица. – Тут кто-то есть?

– Элис! – продолжал звать её. Тембр голоса стал чётче и более знакомым.

– Ты кто? – погромче спросила Элис. Она стала вертеть голову во все стороны, чтобы найти этого невидимого незнакомца, но вокруг оставалась всего лишь та же самая темнота.

– Это я, папа, – представляется голос.

Элис замирает на месте. Нет, не может быть. Её глаза расширились так, что вот-вот выпадут из орбит. Разом нахлынули совместные воспоминания с папой. В сердце что-то больно кольнуло, от чего Элис схватилась за грудь, морщась от невыносимой боли. С этой секунды она начала чувствовать тяжесть тела, чувства стали более насыщенными и понятными. Но это ощущение, оно вовсе не было похоже, что в реальной жизни. Перед ней возник тот же самый яркий свет, что и в самом начале. Элис щурится от яркости и делает руку козырьком, чтобы лучше развидеть происходящее. В ярком свете будто тоже существовала некое пространство, словно это была дверь из комнаты «тьмы» в комнату «света». В этой комнате «света» отобразился чёткий мужской силуэт, идущий навстречу девушке. Чем ближе он подходил к ней, тем ярче становилась эта дверь.

– Что за?… – в большом смятении себя спрашивает Элис.

Она встаёт с пола, полностью наполненный её слезами, одежда, каким-то образом, не промокла и ни единой капли не стекала с неё, словно её одежда превратилась в водостойкую. Она не отрывала взгляда от этой входной двери, где продолжал навстречу к ней идти силуэт. Знакомый силуэт. Элис стала медленно идти навстречу к нему, опасаясь того, что это не тот, кого она ждёт.

Когда силуэт подходил всё ближе, он переставал сливаться со светом и стал выделяться из него, придавая человеку чёткость в лице. Элис узнаёт знакомые черты лица.

– Папа? – её голос вздрогнул.

Силуэт выходит из двери, в то время, когда свет становился ещё ярче. Элис уже не могла смотреть на него и зажмурилась от яркой вспышки. Длилась вспышка около пяти секунд и, вскоре, этот свет пропал, оставляя Элис вновь в темноте.

– Ты меня не узнала? – спрашивает мужской бархатный голос. – Это я, твой папа.

Элис открывает глаза и, не спеша, поднимает голову. Перед ней стоял папа. Сам Джон Рутиер. Девушка не могла поверить своим глазам. Она вновь жмурится от боли в глазах и через силы открывает их.

– Папа?…

– Да, это я, Элис, – Джон протягивает ей руку. Элис смотрит на неё с сомнением.

– Ты же… Тебя же…

– Нет, я живой. Я здесь, рядом с тобой. – перебивает её Джон, до сих пор держа рука перед ней. Элис всматривается в лицо папы, и это действительно он. Все сомнения пропали, как будто их и не было. Это действительно Джон Рутиер. Тот самый хирург, прославившейся на весь США, которому все хирурги завидовали и другие люди с медицинским образованием.

– Пап, это действительно ты? – Элис до сих пор не может поверить, что сейчас она разговаривает с настоящим папой.

Джон молчит несколько секунд, затем улыбается и отвечает:

– Да, это я, Элис.

Элис смотрит на него как спустившегося на землю Бога. Внутри появилась чувство веры, что папа жив, его не убили. Он просто скрылся от множества глаз и теперь поживает в тихом местечке, не привлекая к себе особого внимания. Девушка решается и с полной уверенностью подаёт свою руку в его, и Джон мигом её заставляет встать на ноги и прижимает крепко к своей груди. Она вновь учуяла запах того мужского парфюма, которые они с мамой подарили ему на день рождения. Джон сказал, что эти духи теперь самые любимые. Элис вдыхает в себя этот аромат, изучая каждую его нотку.

– Папа-а-а, – Элис завыла и вновь начинает плакать, уткнувшись ему в плечо. Но эти слёзы выражали счастья того, что вновь пребывает в крепких объятьях папы как в те времена.

– Ты уже такая большая, – Джон поглаживает её затылок, а затем целует в макушку, от чего Элис жмурится, чтобы перестать плакать. Чёрт, слёзы счастья?

– Папа, я скучала! – захлёбываясь слезами, тяжело проговаривает она, набравшись сил посмотреть на его лицо. Джон посмотрел на неё спокойной, а затем тепло улыбнулся. – Не могу поверить, что вновь разговариваю с тобой.

– Моё солнышко, не плачь, – Джон аккуратно берёт её за подбородок и большим пальцем руки вытирает её текущие по щекам слёзы.

– Ты правда здесь?

– Да. Я тут, рядом с тобой, солнышко, – последнее слово он выделяет с видной большой любовью. Внутри Элис снова почуяла то самое чувство, когда слышала это слово. Она давно не слышала его. Она так скучала по этому слову голосом любимого папы.

– Боже, я не верю… – Элис вновь прижимается к нему щекой, но в этот раз обхватив мужчину крепче, боясь отпустить его даже на секунду. Он боялась вновь потерять его. Тем временем Джон тепло улыбнулся и тихо посмеялся, уткнувшись носом в её макушку. Элис бы всё отдала, лишь бы этот момент длился не секундами, а вечностью.

– Пойдём со мной?

– Куда? – без понятия спрашивает она.

– В лучшее место, – отвечает он, слегка отстранившись от неё, чтобы видеть лицо дочери.

– Но я…

– Тебе понравится, пойдём, – перебивает её Джон, нежно обхватывая запястье дочери и увлекая за собой в нужную сторону. Элис начинает не понимать, что хочет показать папа или, сперва, куда они вообще идут. Джон, буквально, тащил Элис за собой к тому самому лучшему месту.

– Куда именно? – спрашивает Элис, но в ответ лишь тишина от Джона, продолжая тащить за собой дочь. Элис еле успевала за ним, путаясь в своих же ногах.

Туда, куда они направились, из ниоткуда открылась та самая комната «света», откуда и вышел Джон. Элис интересовалась, что находится в ней, но сейчас она начинает чувствовать, что что-то здесь не так. Будто это была какая-то ловушка.

– Папа? – она спрашивает его громче, что голос слегка вздрогнул.

– Да, солнышко? – наконец отвечает Джон.

– Куда мы идём? – выделяет Элис слово с небольшой грубостью. Ей не понравилось, что папа не откликнулся и не ответил на её очередной наводящий вопрос. Джон, продолжая идти, повернул лицо к ней и улыбнулся. Эта улыбка больше не казалась тёплой. Больше, пугающей.

– Тебе понравится, – отвечает он и возвращает взгляд на светлую дверь. Из передвижение стало быстрее.

– Почему только я? А как же Томас? А мама? – она оборачивается назад, надеясь, что за ними идут мама и брат, но стояла та же самая темнота, даже и не намекая на явление других живых людей.

Элис начинает дёргать свою руку, чтобы Джон отпустил её и наконец обратил неё внимание, чтобы всё объяснил, но тщетно. Тогда она пытается сбросить его руку, но тоже бесполезно. Джон словно впился в её запястье мёртвой хваткой. Паника охватывает Элис, и она начинает всеми способами вырываться из его хватки.

– Папа, отпусти меня! Я не хочу! – в истерике кричит Элис, но тот совершенно игнорит.

Девушка переводит взгляд на светлую дверь, которая находилась от них в пяти метрах, тогда она паникует ещё сильнее и всеми силами вновь дёргает свою руку. Бесполезно. Сейчас для неё это выглядело не моментом воссоединения с любимым человеком, с отцом, а момент удара ножом в спину, который она узнает за светлой дверью.

– Почему? Разве ты не хочешь со мной отведать твоего любимого мороженого в лучшем месте?

Элис начинает плакать об безысходности. Она вспоминает про то сообщение Томаса.

«У мамы остановилось сердце».

Сообщение начало отзываться вокруг неё эхом, заставляя её зажмуриться и прикрыть одно ухо свободной рукой. Где сейчас Томас? Что он чувствует? То, что её интересовало сейчас. Она представляет без сознания маму, лежащей на полу в неестественной позе. За ней приезжает скорая помощь, погружают в карету и везут её в больницу. Элис представляет, как врачи борются за её жизнь, тщательно делая ей сердечно-лёгочную реанимацию, пока машина в пути в больницу. Элис давно читала статью, что когда у человека останавливается сердце, то у врачей есть около пяти минут, когда пострадавший пребывает в клинической смерти. Им необходимо приступать к реанимационным действиям, пока клиническая смерть не станет биологической. Выживают до 50%.

Элис продолжает представлять, как Карен быстро везут на кушетке в реанимационную палату. Подключают её сердце к мониторингу, сразу после подключения издав протяжный страшный звук, и врачи начинают выполнять все необходимые действия. Вновь сердечно-лёгочный массаж, но звук никак не изменился. Он продолжал издавать протяжный звук. Всё безуспешно. Тогда врачи решают воспользоваться дефибриллятором, чтобы восстановить сердечный ритм.

– 200 Вольт! Разряд! – мужчина прикладывает дефибриллятор к груди Карен и заставляет её подскочить от высокой мощности аппарата. Другой врач следил за мноторингом сердца, который продолжал издавать писк. – 250 Вольт! Разряд! – вновь Карен подскакивает от силы тока, но ничего.

Вокруг Элис стали всплывать картинки. С одной стороны была картинка, где с отчаянием реанимируют Карен, с каждым разом повышая мощность дефибриллятора. По другую сторону девушки была другая картинка: за окном реанимационной палаты стоял Томас, наблюдая за действиями врачей, который истерически бил кулаками стекло под действием повышенной тревоги. Он плакал, не останавливаясь, и хрипло кричал Карен через окно:

– Мама!! Мама-а-а!!! Пожалуйста, спасите её!!! – он захлёбывался в своих же слезах.

Все звук и разговоры стали мутными, раздражающими так, что у Элис разболелась голова. Девушка громко плачет и что-то невнятно кричит, не понимая, кому именно это адресовано. С каждой секундой разговоры становились всё громче и громче. А чем больше Элис наблюдала за картинками, тем хуже происходили события. Девушка, жмурясь от всего, начинает трясти головой от всего происходящего. Папа, который продолжал насильно тащить её к светлой двери. Мама, которую пытаются реанимировать. И Томас, отчаянно упав на пол, задыхаясь от боли в груди. Элис не выдерживает.

– НЕТ!!! – громко вскрикивает девушка, разорвав все свои последние связки. Она резко вырывает руки из-под хватки Джона и замечает, что они были в полуметре от двери.

Мужчина медленно повернулся к ней и делает тёмное выражение лица, которое, прежде, Элис ни разу не видела. Но она не испугалась его, ей не стало жутко от него. Она поняла, что всё здесь не по-настоящему. Это всё обман. Картинки и разговоры, которые крутились эхом вокруг неё, моментально растворились в темноте. Остались лишь она, Джон и дверь в комнату.

– Почему нет? Что случилось? – обеспокоено спрашивает тот.

– Никуда я не пойду с тобой!

– Но… Ты же говорила, что сильно скучала по мне. Почему ты…

– Нет! – перебивает его Элис очередным криком. – Я нужна маме и Томасу!

– Ты им не нужна, – уверенно отвечает Джон и вновь пытается обхватить её запястье, но в этот раз Элис вовремя отводит руку в сторону, и рука мужчины пролетает мимо.

– У мамы остановилось сердце, – она старается говорить чётко и уверенно, но её выдаёт хриплый и вздрагивающий голос. – Ты ни хрена не понимаешь, что сейчас происходит…

– Солнышко, просто пойдём за дверь и я тебе всё расскажу…

– Нет!

– Почему? – Джон делает печальное лицо и стоит на месте, смотря на дочь пустыми глазами.

Элис сжимается на месте от его взгляда, но дала себе слово, что выдержит в жизни всё, даже конец свет. Она опускает голову вниз, делая образ невинной маленькой девочки. Именно это и ожидает Джон, чтобы Элис стояла и молчала, опустив голову вниз, и сказала тихое «извини». Но Элис пойдёт другим путём. Девушка, набравшись сил, поднимает голову и смотрит на папу холодным взглядом, от чего, Джон слегка пошатывается на месте. Теперь он ни разу не вид холодный взгляд дочери.

– Потому что ты давно мёртв.

Мужчина стоит на месте. Он был поражён ответу. Его нижняя губа начала слегка дрожать, а глаза стали стеклянными. Он качает голову в стороны, отрицая факт.

– Нет… Нет-нет, я же здесь, с тобой, – Джон, продолжая качать головой, подходил к Элис и тянется её обнять, но та делаешь шаг назад, сохраняя между ними дистанцию.

– Ты давно умер, – продолжает Элис. Она сама не могла поверить в то, что сейчас говорит, но в глубине души она радовалась за себя, что смогла перестать линию неуверенности.

Джон, уставившись на неё мокрыми глазами, отвечает:

– Солнышко, как ты можешь?… – его голос вздрагивает, а слёзы начинают течь по его скулам.

Элис тихо наблюдает за ним, не зная, что делать дальше, но остаётся стоять на месте. Других вариантов она не видела. Джон обессилеет падает на пол и начинает навзрыд плакать, бросая на дочь опрометчивые взгляды и что-то говоря себе под нос. Дверь позади него начала уменьшаться в размерах, свет постепенно потухал. А Джон начал с ног рассыпаться по частям, превращаясь в мелкую пыль, которая разбрасывалась в разные стороны из-за ветра. Мужчина продолжал что-то лепетать себе под нос, отрицательно качая головой.

– Ты чудовище, Элис! – выкрикивает он, – Как ты смеешь такое говорить своему папе!?

– Ты – иллюзия, – продолжает она в этот увереннее без дрожи в голосе. – Мы тебя похоронили пять лет назад. Тебя убили в штате Аризоны в твоём же номере в гостинице. Тебе нанесли двадцать три ножевых ранения в области груди и живота, из-за чего ты потерял много крови, а твой убийца скрылся с места преступления. Его так и не поймали, дело закрыли, – она рассказывает его смерть в точь-точь, что и в новостях. Тогда, когда она услышала новости про убийство её отца, эти слова пожизненно въелись в голову. Она наблюдала за отцом, который постепенно исчезал, и оставалось только лицо, которое выражало предательство.

– Я тебя никогда не прощу, – шёпотом проговаривает он последние слова и его лицо растворяется, превращаясь в пыль, которая развеялась в разные стороны.

– Элис! – с далека вновь послышался голос, только уже чётче. Элис закатывает глаза.

– Кто на этот раз? Мистер Бейли, это Вы? – с сарказмом спрашивает Элис.

– Элис!

Элис открывает глаза. Перед глазами были уже не те сумерки, в которых она пребывала около двадцати минут, а белый потолок, на котором висел рабочий вентилятор. Она лежала на кушетке и сильно поёжилась от холода из-за лопастей вентилятора. Элис непонимающе хмурит брови и медленно переводит взгляд в одну сторону. Позже понимает, что она находится не на экзамене, а в чёртовой больнице.

Моментально возникает резкая боль в области лба, ближе к правому затылку. Элис жмурится от невыносимой боли и прикладывает руку ко лбу, надеясь, что хоть это как-то поможет.

– Тс-с, а-а-а, больно то как, – лепечет себе под нос Элис.

Минуту назад она была в совершенно другом измерении, а теперь лежит в больнице, абсолютно ничего не зная, что именно произошло. Сейчас она чувствовала всё: и боль, и чувства, и ощущения, и запахи. Все органы чувств мигом вернулись. Элис смотрит на свои руки, а затем трогает свои запястья, за которое держался Джон. Никаких признаков того, что кто-то держался за неё. Она не сразу могла привыкнуть к реальной жизни после произошедшего в неизвестном измерении.

– Элис? – тихо окликнул её мужской голос. Девушка оборачивается на голос и замечает сидящего на стуле уставшего брата.

– Том? – её голос был хриплым.

– Слава богу ты проснулась, – Томас берёт её руку в свои и нежно целует костяшки пальцев. – Я уже думал потеряю обеих в один день.

От последней фразы по телу девушки пошли мурашки.

– Как мама?! – она вскакивает с кровати и пристально смотрит на брата, а тот лишь облизывает губы и поджимает их. Он вздыхает, смотря в сторону. – Том, нет…

– Всё в порядке. Она в сознании. У неё был инфаркт. Перевели в стационар на лечение интенсивной терапией, реабилитация. В общем, как сказал врач, нам повезло, – без эмоций отвечает Томас, продолжая смотреть в стороны и кивая своим же словам. – Она в порядке, – возвращает взгляд на сестру и слабо улыбается ей.

– Ясно, – всё, что смогла ответить Элис.

– Ты как сама?

– Нормально, только голова жутко болит, – отвечает Элис, хватаясь за больное место. – Что вообще произошло? Я помню, как хотела вернуться к своей парте, но тело стало будто ватным и резко выключили свет.

Томас всё это время внимательно выслушивал сестру, не сводя с неё глаз. Она заметила, что его глаза выглядели уставшими и заплаканными, под глазами виднелись ужасные синяки. Когда Элис договаривает, Томас лишь кивает головой и вновь отворачивает голову, представляя свой идеальный профиль как у Элис. Девушки молча наблюдала за ним, одновременно продолжая рассматривать брата. Он внешне выглядел очень уставшим, не выспавшимся. Ей стало стыдно, что она потеряла сознание и Томасу пришлось заботиться о ней, когда врачи в это время боролись за жизнь их матери. В сердце будто воткнули иглу, когда он сказал «я уже думал потеряю обеих в один день».

– Коллеги мамы услышали глухой удар об пол, зашли в её кабинет, а она лежит без сознания на полу. Сразу вызвали скорую помощь, ну и потом позвонили мне с её телефона о случившемся. Я сразу рванул в больницу. Пока ехал, написал тебе, но думал, что расскажу позже, и хотел отменить сообщение. Похоже, «отмена сообщения» не получилась.

– Как раз так и упала из-за сообщения, – сухо отвечает Элис. – Чёрт.

– Что такое? – Томас резко оборачивается на сестру со встревоженным взглядом.

– Экзамен, – с грустью в голосе отвечает она.

– Перепишешь. Ты же была не в состоянии.

Элис качает головой из стороны в сторону, полностью не соглашаясь с братом.

– Нет.

– Почему?

– Я написала всё, но не уверена, что там всё верно, – оправдывается Элис. – Скорее всего, я написала на «D», – заканчивает дрожащим голосом. – Том, мне кранты.

– Элис, – протягивает её имя с раздражением. – Давай, попозже. Не до этого, честно, – девушка поджимает губы и отчаянно кивает. Стало обидно на душе.

В дверь раздался неожиданный короткий стук, а затем выглядывает головы медсестры и, поняв обстановку, тихо зашла. В её руке был листок, скорее всего документ.

– Здравствуйте. Элис… – она заглядывает в документ. – Рутиер?

– Да, я, – отвечает Элис.

– Как Вы себя чувствуете? Как голова? Сильно болит? – посыпались множество заученных вопросов от молодой женщины. Элис замолчала, тщательно прокручивая в голове вопросы. Столько вопросов.

– Я в порядке, но голова болит жутко.

– При потери сознания, а именно обломочек, как мне сказали, Вы ударились об край парты почти виском, но ударилось чуть выше лба, что Вам и повезло, как бы ни грубо это прозвучало. – слегка отшутилась она с нелепой улыбкой, го вскоре вновь вернула серьёзный вид, когда заметила суровый взгляд Томаса. – Ни одну из четырёх костей в этой области, к счастью, не сломали. В худшем случае, кость могла сломаться внутри и повредить артерию, что вызвало бы эпидуральную гематому – это скопление крови, которое может сдавливать спинной мозг, и привести летальному исходу…

– А хорошие новости? – раздражённо перебил Томас, на что медсестра шумно выдыхает.

– В общем, лёгкий ушиб лба, не так страшно. Здесь Вам прописали лекарства от головной боли. Может быть возникнуть сильное головокружение и тошнота, – она протягивает Томасу документ, а тот берёт его. – Если голова будет продолжать болеть более 3 дней, беспокоить нарушение координации, светобоязнь, то необходимо пройти полное обследование.

– То есть, я могу идти домой? – спрашивает Элис.

– Да, Вы можете идти домой.

– Спасибо, – медленно садится на край кушетки Элис.

– Всего доброго. Поправляйтесь, – отчеканила медсестра и вышла из палаты.

Элис кивает головой, морщась от боли, а Томас следил за уходом медсестры. Когда она исчезает из их виду, Томас возвращает взгляд на сестру и встаёт перед ней, протягивая ей обе руки.

– Давай, вставай потихонечку, – нежно сказал Томас.

Элис покосилась на брата. Она тут же вспоминает папу, который тоже протягивал ей руку, чтобы пойти вместе с ним в «лучшее место». Элис вновь прокручивает эти моменты с папой, пытаясь понять, что это было на самом деле. Она вспоминает и слова брата: «я уже думал потеряю обеих в один день». Неужели это был обман? Неужели, если бы она сделала шаг в ту самую дверь, то оказалась бы на небесах? Лучшее место – это был вход на небеса? Элис ёжится от этой мысли.

– Элис? – окликает её Томас. – Мне нужно заехать к маме.

– Угу, – кивает она и уверенно подаёт руки Томасу. – Можно я с тобой?

– Нет.

– Почему?! – недовольно спрашивает Элис, сверля в него взглядом.

– Тебе нужно отдохнуть. Желательно лечь. Ты из ушей бананы вытаскивала, когда медсестра рассказывала тебе про последствия?!

– «Может быть возникнуть сильное головокружение и тошнота». Да, вытаскивала, чёрт побери, – с таким же раздражением закончила она.

– Давай, Алиса в стране чудес, почапали, – переводит тему Томас, стараясь не развеивать напряжённую обстановку.

– Теперь уж точно, Алиса в стране чудес, – усмехается Элис без улыбки на лице, выделяя последнее слово с сарказмом.