Это в сердце моем навсегда

На помощь отряду я направил 503-й стрелковый полк. Эти части должны были овладеть селением Теряев-Андропов и не допустить прорыва неприятеля со стороны станции Верблюд. Остальными силами соединение продолжало окружать его группировку в Бол. Талово.

В ночь на 27 января 503-й полк соединился с 613-м и вместе с ним вышел к хутору Теряев-Андропов.

Еще с вечера начала бушевать вьюга. На пути нашем, казалось, стала снежная стена. В четырех-пяти шагах уже ничего не было видно. Завывание ветра заглушало все.

Гитлеровцы попрятались по хатам. Выставленная охрана вела себя беспечно. Часовые выбирали места затишнее. Их бесшумно сняли разведчики. Части беспрепятственно ворвались в хутор. Вражеские солдаты, застигнутые врасплох, выскакивали из домов в одном белье и попадали под пули и штыки. Ни одному из них не удалось добежать до танка или бронетранспортера. Часа через два гарнизон Теряев-Андропова был уничтожен. Лишь единицам удалось выскочить из населенного пункта и скрыться в степи. На месте боя осталось больше 100 фашистских трупов, около 20 танков, немало бронетранспортеров, автомашин и других трофеев.

Утром немцы попытались восстановить положение. После бомбового удара на нас двинулось до полка мотопехоты и 20 танков. Мы встретили их плотным огнем. Особенно метко стреляла 5-я батарея 321-го артполка. Расчеты сержантов Абызова и Москаленко уничтожили две машины. Натиск удалось отбить.

Однако на этом дело не кончилось. Неприятель штурмовал Теряев-Андропов весь день.

Другие полки дивизии в это время вели бои в районе 5-й сотни.

Обстановка усложнилась. Враг бросал в бой все новые силы. Мы же не получали ничего. А потери несли большие. Но держаться нужно было любой ценой.

Противник задействовал резервы и даже начал снимать подразделения с других участков. 29 января он возобновил контратаки. Бой длился более четырех часов. В 503-м и 613-м полках кончались боеприпасы, из строя вышли последние орудия. Бойцы отбивались, используя трофейные танки и оружие.

Гитлеровцам удалось окружить Теряев-Андропов.

Я доложил командарму о создавшемся положении и попросил разрешения вывести полки, оборонявшиеся в районе хутора. Мы свою роль сыграли, и моя просьба была удовлетворена. Я сообщил об этом по радио 503-му и 613-му полкам, указал направление выхода, назначил район сбора.

Всю ночь на 30 января подразделения окруженных частей по балкам и степью пробивались к Харули. Враг всеми силами пытался задержать их и уничтожить, не зная, что сам уже обречен: главные силы нашей армии утром готовились нанести ему сокрушительный удар на других участках.

К полудню последние батальоны 503-го и 613-го стрелковых полков вырвались из Теряев-Апдропова. 31 января нас вывели в армейский резерв. За время наступления 91-я стрелковая дивизия прошла с боями около 600 километров. Во взаимодействии с другими соединениями и частями она освободила 80 населенных пунктов, нанесла противнику большие потери в живой силе, надежно обеспечила открытый левый фланг своей армии.

В последующие два месяца мы находились во фронтовом резерве, отдыхали, получали пополнение, материальную часть, занимались боевой и политической подготовкой.

В один из дней меня вызвал командующий Южным фронтом Р. Я. Малиновский. Еду в Политотдельск, где он располагался.

Поздоровавшись и предложив сесть, Родион Яковлевич сказал:

- Доложите о состоянии дивизии.

Я открываю планшетку с намерением извлечь из нее данные о людях, технике, всех видах довольствия. Малиновский останавливает.

- Бумажки не доставайте. У командира все должно быть в голове.

По памяти говорю об укомплектованности частей, подразделении, служб.

Родион Яковлевич прерывает:

- Хорошо. Теперь о вооружении. Что получили, чего недостает?

Тут я запнулся.

- Ну вот видите! - Малиновский посмотрел на меня недовольным взглядом.Как же вы командовать будете, если не знаете, что у вас есть под рукой?

Его слова сильно расстроили меня. Видя это, Родион Яковлевич не стал больше меня экзаменовать, а объявил:

- Вы убываете в Ровеньки, в распоряжение командующего пятьдесят первой армией генерала Захарова. Знакомы с ним?

- Да, товарищ командующий. Вместе были на Северо-Кавказском фронте.

- Вот и опять встретитесь. Желаю успеха...

В первых числах апреля дивизия выступила в поход. Шли мы через Ростов, Новочеркасск, Шахты. В Ровеньках привели себя в порядок, после чего выдвинулись в район Ворошиловграда (ныне Луганск). Включили нас в состав 3-го гвардейского стрелкового корпуса 51-й армии. Корпусом командовал генерал-майор А. И. Белов, армией - генерал-лейтенант Г. Ф. Захаров.

После короткого отдыха дивизия приступила к учебе, Командиры и политработники знакомились с новым рубежом, на котором мы должны были сменить 54-ю гвардейскую стрелковую дивизию.

В начале мая к нам приехали шефы из Дагестана. Они привезли наказы земляков, письма, подарки. Посланцы парода побывали в окопах, солдатских землянках, на митингах. Они сказали нам много душевных слов и просили еще крепче бить фашистских оккупантов, поскорее освобождать от них советскую землю. Бойцы заверили, что не пожалеют жизни во имя свободы и счастья любимой Родины.

В середине мая 91-я стрелковая дивизия заняла оборону западнее Ворошиловграда. По фронту полоса достигала 12 километров. Основные силы соединение сосредоточило на направлении Ворошиловград, Ворошиловск. Свой командный пункт я разместил в Екатериновке.

Смену частей 54-й гвардейской стрелковой дивизии производили только ночью. А ночи были короткие, лунные. Все командиры получили указание поддерживать режим, который был здесь до нас.

Меня несколько беспокоило то обстоятельство, что во время доукомплектования в подразделения влилось много бойцов, еще ни разу не участвовавших в боях. Как-то они поведут себя в сложной обстановке? Их надо было подготовить к первой встрече с врагом.

Я посоветовался со своим заместителем по политической части и начальником политотдела дивизии полковником Ф. С. Иголкиным. Федор Семенович прошел большую военную и жизненную школу. Родился он в 1900 году в городе Туле, в семье рабочего. К 1912 году окончил начальное училище и пошел работать учеником в частную токарную мастерскую. В 1914 году перешел в литейный цех Тульскою оружейною завода.

В 1919 году был признан в Красную Армию и направлен в Москву на курсы красных командиров. В партийную неделю, перед отправкой на фронт против Юденича, Федор Семенович вступил в партию. С той поры он беспрерывно в рядах Красной Армии. Был командиром взвода, помощником командира эскадрона в 1-й Туркестанской кавалерийской бригаде, переименованной впоследствии в 7-ю кавбригаду. Принимал участие в борьбе с басмачеством, служил на Дальнем Востоке. С 1938 года, когда снова был введен институт военных комиссаров, Иголкина назначили комиссаром 7-го полка связи. В этой должности он и прибыл на фронт в составе 21-й армии. В августе 1941 года получил ранение. После госпиталя был начальником политотдела 72-й Тихорецкой кавалерийской дивизии, а с января 1942 года - комиссаром 114-й кавдивизии, с которой отходил от Ростова к Сталинграду, в составе 51-й армии.

Когда институт комиссаров упразднили, а кавалерийское соединение расформировали, прибыл в нашу, 91-ю стрелковую дивизию. С нею прошел путь от Сталинграда до Крыма.

Так вот, выслушав меня, Федор Семенович предложил собрать бывалых воинов и поставить перед ними задачу: помочь своим молодым товарищам поскорее овладеть вверенным им оружием, приемами боя, фронтовым опытом.

Я согласился с ним. Из частей были вызваны ветераны. Всего их собралось 47 человек.

Когда мы разъяснили им, что от них требуется, сержант Иван Петрович Башлаков от имени своих товарищей заверил нас, что старые солдаты помогут своим командирам в обучении новичков, морально подготовят их к предстоящим боям.

Помимо этого мы с Федором Семеновичем Иголкиным, а также офицеры политотдела и штаба побывали во всех частях и провели несколько бесед с молодыми бойцами и их командирами.

Одновременно мы проверили готовность обороны, знание воинами своих обязанностей, поставили задачи разведчикам.

В течение мая - июня полки продолжали совершенствовать окопы, траншеи, рыли новые, устанавливали минные поля и различные заграждения. Дни стояли знойные, без дождей. Прокаленная земля стала как камень, и ее приходилось не копать, а долбить. Да и времени было мало: ночи летом короткие. А днем никакие работы не велись.

Мы располагали информацией о том, что немецко-фашистское командование готовится к наступлению. У них появились новые танки "тигры", "пантеры" и самоходные орудия "фердинанды". Их тактико-технические данные нам были известны. Во все полки и батальоны мы разослали снимки этих машин с указанием уязвимых мест. Это помогало командирам конкретнее и целеустремленнее проводить занятия с бойцами.

За противником мы следили очень внимательно. Наиболее удобно наблюдать за ним было с утра до полудня. В это время солнце ярко освещало немецкую оборону, что давало нам возможность засекать оптические приборы неприятеля, видеть малейшее передвижение.

Со второй половины дня солнечные лучи падали на нашу сторону. На этот период мы оставляли на местах лишь несколько перископов и почти совсем прекращали езду и хождение.

Чтобы проверить данные наблюдения, требовался "язык". Однако захватить его никак не удавалось. Местность впереди была открытая, незамеченными к вражеским окопам не подойти. Да и эсэсовцы, стоявшие против нас, ушами не хлопали. Пришлось принять решение провести разведку боем. К этому стали готовить усиленный стрелковый батальон. В глубине своей обороны выбрали участок местности, похожий на местность южнее села Белое, где намечалось нанести удар. С утра командиры тщательно изучали район предстоящих действий, а после полудня батальон выходил на учебное поле и отрабатывал атаку, захват "языка", выход из боя. Это же повторяли и ночью, так как разведку планировали на темное время.

Как раз в эти дни ко мне приехал сын Юрий. Он, как и многие его сверстники, давно просился на фронт, И вот, кончив 8 классов, примчался под Ворошиловград из Кировской области, куда в 1941 году была эвакуирована семья. Попал Юрий в штаб несколько необычным образом. Я заслушивал доклады вызванных командиров, когда в комнату вошел мой адъютант младший лейтенант Георгий Прудников и доложил, что задержан подозрительный подросток, который добивается встречи со мной. Я ответил, что мне сейчас некогда, а если парень действительно подозрительный, то его надо отправить в соответствующие органы там разберутся. Прудников вышел, но через несколько минут вернулся с Юрием. Я сразу узнал его. Правда, за два года он заметно вырос, возмужал и в перешитом с моего плеча кителе и военных брюках выглядел почти солдатом. Мы обнялись, расцеловались. Я стал расспрашивать о семье, о том, как он нашел меня.

Сидели допоздна, о многом переговорили. Юрия интересовало главное - как я отнесусь к его желанию воевать. Я не мог отказать ему в этом, но заметил, что врага надо бить умело. Поэтому я решил направить сына в учебную роту дивизии. На следующее утро его обмундировали, и я взял Юрия с собой на НП.

По поведению немцев не было заметно, чтобы они что-либо подозревали. Мы ждали ночи. С наступлением темноты я выехал в район Белого. Со мной были Федор Семенович Иголкин и Юрий. Командир 613-го стрелкового полка подполковник И. Н. Дружинин доложил об обстановке на его участке и готовности бойцов к выполнению задачи. Федор Семенович побеседовал с коммунистами и комсомольцами, напомнил, что каждый из них должен делать в разведке, пожелал удачи. После этого батальон начал скрытно выдвигаться на исходную позицию. Я направился туда же, оставив в машине адъютанта и сына. Немцы вели методический минометный огонь, изредка постреливали из пулеметов, освещая местность ракетами. До назначенного срока оставалось 30-40 минут.

Я послал ординарца за своим адъютантом. Вдруг через несколько минут слышу: по дороге движется машина. Приказываю немедленно ее остановить. Оказалось, что это подъехали Прудников, Юрий и ординарец, решившие для экономии времени воспользоваться машиной. Пришлось отчитать их за такое легкомыслие, ведь они могли привлечь внимание врага.

Вскоре наши артиллеристы и минометчики совершили десятиминутный огневой налет. Саперы проделали в минных полях проходы. Батальон пошел в атаку. Минут через десять начальник разведки дивизии майор В. В. Артамонов доложил, что захвачена первая траншея, есть убитые эсэсовцы, а пленных пока нет. Идет бой за вторую траншею. Еще через 20 минут поступило сообщение, что подразделение захватило вторую траншею и пленного. Неприятель открыл сильный заградительный огонь из орудий и минометов, одновременно усилил обстрел нашего переднего края, затем предпринял контратаку пехотой и танками. Почти во всей полосе дивизии завязался огневой бой. Это было нам на руку. Командиры всех степеней и специально выделенные наблюдатели фиксировали систему огня противника. Задача разведки в основном была выполнена, и я дал команду на отход. Артиллерии поставил задачу подавить выявленные огневые позиции.

Батальон благополучно вышел из боя, захватив пленных, документы и оружие фашистов. Гитлеровцы подтвердили, что с их стороны готовится наступление.

О результатах разведки боем я тотчас же доложил командиру 3-го гвардейского стрелкового корпуса генерал-майору А. И. Белову. Он приказал прислать об этом письменное донесение, а пленных немедленно направить в штаб 51-й армии.

4 июля 1943 года, воскресенье... Ясный солнечный день. В Екатериновке, где размещался штаб 91-й стрелковой дивизии, шла подготовка к торжеству: участникам битвы на Волге предстояло вручить медаль "За оборону Сталинграда". Настроение у всех было праздничное.

К двенадцати часам в Екатериновку прибыл член Военного совета 51-й армии генерал-майор А. Е. Халезов. Вручив награды, он тепло поздравил нас и выразил уверенность, что мы и на украинской земле будем громить врага по-сталинградски.

Вскоре после отъезда генерала Халезова мне позвонили из штаба корпуса и пригласили на совещание. Выехал я туда пораньше, чтобы по пути заскочить в район расположения дивизионных тылов. Там я попал под артиллерийский обстрел. Мой адъютант младший лейтенант Георгий Прудников предложил мне спуститься в блиндаж.

- Не стоит время терять, - возразил я, - лучше двинемся дальше.

Юрий, приехавший ко мне из учебной роты на воскресный день, направился к машине, чтобы подогнать ее к нам. Но только успел он сделать несколько шагов, как совсем рядом упал снаряд. Взрывная волна сбила меня с ног, и я потерял сознание.

Когда очнулся, увидел склонившегося над собой сына. Разорвав свою нижнюю рубашку на ленты, он перевязывал меня. Потом подоспели врач и санинструктор. Она усадили меня в автомобиль и повезли в медсанбат.

Обстрел продолжался...

По дороге я спросил у Юрия, что с Прудниковым.

- Беда, - вздохнул он. - Убит...

У меня сжалось сердце. С Георгием я прошел путь от Краснодара до Волги. И вот в Донбассе его жизнь оборвалась...

В медсанбате меня навестил командир корпуса Александр Иванович Белов. Он сообщил, что меня отправят в тыловой госпиталь. Уже прощаясь, спросил:

- Как считаешь, кого лучше временно поставить на дивизию?

Я посоветовал назначить полковника Иголкина.

- Пожалуй, - согласился Белов. - Ну, желаю поскорее выздороветь.

Меня погрузили в самолет. В городе Шахты, во фронтовом госпитале, профессор Гуревич сделал мне операцию. На следующий день мы с врачом, который меня сопровождал, полетели в Махачкалу. В пути я потерял сознание.

В столицу Дагестана мы прибыли 17 июня. И вот у меня снова началась госпитальная жизнь. Я ловил каждую весточку с фронтов. Особенно интересовала меня, конечно, 91-я стрелковая дивизия. Прорвав оборону противника под Ворошиловградом, она затем вела бои за Мелитополь и заслужила название Мелитопольской. После этого пошла на Перекоп. Я очень сожалел, что не мог вместе с нею еще раз пройти по памятным для меня местам.

Летом 1944 года мелитопольцы участвовали в изгнании немецко-фашистских войск из Прибалтики. За смелые и решительные действия правительство наградило 91-ю стрелковую дивизию орденом Красного Знамени.

Я от души радовался ее успехам.

Слава тебе, родная!

Здравствуй, граница!

В летопись Великой Отечественной войны 1944 год вошел как год решающих побед Красной Армии над немецко-фашистскими захватчиками. Мне тогда выпала честь воевать в составе войск 3-го Белорусского фронта. Прибыл я туда 14 июня 1944 года. Командующий фронтом генерал И. Д. Черняховский принял меня в своем блиндаже под Смоленском. Молодой, стройный, высокого роста, он встал и, пожав руку, без предисловий начал вводить меня в обстановку.

Когда речь зашла о моем назначении, Иван Данилович сказал:

- Тут у нас вот какая неожиданность случилась... Командир одной из дивизий 5-й армии ранен, его заместитель убит. Придется вам принять это соединение. Откровенно предупреждаю: дивизия пока ничем особенно не отличилась. Так что присмотритесь к людям, подумайте, как кого лучше использовать. Командарм во всем пойдет навстречу. Но сделать это надо быстро. Предстоит большое наступление. Дивизия может и должна быть хорошей. Народ в ней боевой, обстрелянный. Все дело сейчас в руководстве.

- Понятно, товарищ командующий. Постараюсь.

- Ну, желаю успеха.

Получив направление, я немедленно отбыл в штаб 5-й армии. Командарма нашел в землянке. Генерал-лейтенант Николай Иванович Крылов встретил меня любезно, пригласил сесть на походную табуретку и стал расспрашивать о прошлой службе, об участии в Великой Отечественной войне, о семейном положении. Лишь после этого ознакомил меня с задачами, стоявшими перед 5-й армией и дивизией, которой мне предстояло командовать, представил находившимся у него командирам корпусов, начальнику штаба армии генерал-майору Н. Я. Прихитько.

Николай Яковлевич подробно рассказал мне о готовящейся Витебской операции. Начал он с того, что к лету 1944 года линия фронта в Белоруссии образовала выступ, вдававшийся в нашу сторону. Он создавал устойчивое положение для немецких войск в Прибалтике и на Украине, прикрывал подступы к Восточной Пруссии и Польше.

Учитывая важное стратегическое значение "белорусского балкона", германское командование в течение длительного времени создавало сильную глубоко эшелонированную оборону. Тактическая зона противника включала две полосы. Первая из них состояла из двух-трех позиций, в каждой из которых имелось по две-три сплошные траншеи, соединенные ходами сообщения. Глубина каждой позиции достигала трех-семи километров. Наиболее сильно гитлеровцы укрепили фланги в районах Витебска и Бобруйска. Мощная оборона у них была также на оршанском участке фронта, где проходила автомагистраль Москва-Минск.

Для обороны Белоруссии неприятель сосредоточил сильную группировку в составе трех полевых и одной танковой армий. На рубеже Сиротино - Богушевск оборонялись части его 3-й танковой армии, главные силы которой находились под Витебском и прикрывали Вильнюс. Войска 3-го Белорусского фронта сосредоточивались южнее Витебска.

159-й стрелковой дивизии, командиром которой я назначался, предстояло действовать на богушевском направлении.

После беседы Николай Иванович Крылов тепло попрощался со мной и пожелал успехов в предстоящих боях.

Утром 16 июня вместе с офицером связи мы отправились в 45-й стрелковый корпус. Получив там соответствующие распоряжения и советы, сразу же отбыл в Суходровку, где располагался штаб 159-й стрелковой дивизии. В действительности села этого не было. От него остались одни обгорелые бревна и каменные развалины.

Встретил меня начальник штаба подполковник Г. X. Акбердинов. Я попросил его подробнее рассказать о боевом пути 159-й стрелковой дивизии, о ее людях. Мы просидели довольно долго. Вот что я узнал от Галима Ханфиевича. Формирование соединения началось 23 мая 1943 года. Основу его составили 20-я курсантская и 132-я Чкаловская, отдельные стрелковые бригады, прошедшие суровую школу двухлетних боев.

В это время дивизия насчитывала 7721 человека, в том числе 835 средних и старших командиров. Под ее знамя встали воины тридцати двух национальностей, населяющих Советский Союз. Многие из них уже были отмечены высокими правительственными наградами: 99 человек - орденами, 446 - медалями.

Более трети личного состава являлись коммунистами и комсомольцами. Командовал соединением в 1943 году полковник Демьян Иосифович Богайчук кадровый командир Красной Армии. Начальником политотдела дивизии был подполковник Василий Павлович Кузьмин, бывший секретарь районного комитета партии.

15 июля 1943 года дивизию направили на фронт. Боевое крещение она получила на Смоленщине.

9 августа ночью 631-й стрелковый полк скрытно вышел на исходный рубеж для наступления, а утром 10 августа стремительным ударом освободил Дворище. Деревня представляла собой сильно укрепленный пункт. Ее прикрывали минные поля, проволочные заграждения, противотанковые рвы, траншеи с разветвленными ходами сообщения. Но бойцы нового формирования в тесном взаимодействии со 120-й танковой бригадой овладели Городищем с ходу. Преследуя неприятеля и не давая ему опомниться, воины вскоре заняли Бол. Тесное.

Гитлеровцы яростно сопротивлялись. Стремясь затормозить наше наступление, они предприняли серию контратак, вызвали авиацию. Однако бойцы 159-й проявили завидное упорство. Отразив многочисленные наскоки врага, части и подразделения продолжали теснить немцев, очищая от них один населенный пункт за другим.

К утру 13 августа дивизия овладела селениями Александровка, Носищево, Мал. Тесное, Истопки, форсировала реку Демина.

24 дня 159-я стрелковая дивизия вела непрерывное наступление. За это время прошла 65 километров, отбила у захватчиков 67 населенных пунктов, освободила из фашистской неволи тысячи советских людей.

20 сентября после кратковременного отдыха, который был использован для боевой учебы, соединение приступило к выполнению нового боевого задания. В условиях дождливой погоды и бездорожья оно совершило длительный марш к новому месту сосредоточения.

4 сентября 631-й стрелковый полк вступил в бой с противником, занимавшим лес, южнее Дрожжино. Немцы оказали здесь упорное сопротивление, и прорвать их оборону сразу не удалось. Тогда подразделения полка и разведрота дивизии ночью обошли Дрожжино и овладели вражескими позициями южнее совхоза Талашкино. Боясь оказаться отрезанным, неприятель начал поспешно отходить, уничтожая боевую технику, разрушая населенные пункты. 631-й полк неотступно преследовал его. Соседние части также успешно продвигались на запад.

Пасмурным осенним утром 631-й стрелковый полк прошел через юго-западную окраину Смоленска. На крыше одного из зданий уже развевалось красное знамя. Население встречало своих освободителей со слезами радости и с чувством огромной благодарности. И это было высшей наградой воинам за их ратный подвиг.

Гитлеровцы поспешно откатывались, прикрываясь небольшими заслонами. Но подразделения дивизии быстро сбивали их. 28 сентября в районе деревень Редьки и Клеменки соединение вышло к границе Белорусской ССР. В жестоких схватках с фашистами бойцы, сержанты и офицеры проявили отвагу, мужество, готовность пожертвовать собой во имя свободы и независимости Родины.

Так, в одном из боев взводный 631-го стрелкового полка младший лейтенант Жуков был ранен в голову и руку. Однако он продолжал вести своих бойцов вперед. В него попала третья пуля. Сержант Мухаметдинов подбежал к командиру, чтобы оказать ему помощь. Жуков тихо промолвил: "Не надо, родной, я умираю. Идите дальше, вас там ждут..." Бойцы отомстили за смерть боевого товарища. В рукопашной схватке они истребили несколько десятков неприятельских солдат и офицеров.

Пример стойкости и мужества показали также комсомольцы Лебединский, Уваженкр, Селезнев и Пустовалов. Они занимали высоту, которая прикрывала фланг нашего подразделения. Перед вечером на них пошло до 30 немцев. Лебединский, Уваженко, Селезнев и Пустовалов не дрогнули. Они встретили противника дружным огнем и отбили его атаку. Гитлеровцы три раза пытались овладеть этой позицией, но она осталась неприступной.

Дерзкий налет на оккупантов совершили 10 разведчиков 558-го стрелкового полка во главе с коммунистом Морозом. Они ворвались в населенный пункт и решительными действиями вынудили находившихся там фашистов сложить оружие. Советские бойцы доставили в штаб части 12 пленных, в их числе 2 офицера.

В дни боев заметно выросло число коммунистов. Только за первый месяц в партию вступило свыше 400 бойцов, сержантов и офицеров, доказавших в боях свою преданность Родине.

Рассказывая о людях дивизии, Галим Ханфиевич Акбердинов вспомнил о Федоре Саютине. На фронт он приехал из Сибири. До войны мечтал стать инженером-механиком, но с заветной мечтой пришлось временно расстаться и взяться за оружие.

Через несколько дней, не успев истребить ни одного фашиста, Федор был ранен. Молодой воин понял, что воевать - не дичь на заре стрелять. Он настоял, чтобы из госпиталя его выписали досрочно - уж очень велика была его ненависть к врагу. С настойчивостью, достойной похвалы, Федор начал постигать солдатскую науку. Особенно хорошую боевую школу прошел он под Ржевом во время нашего первого наступления. Саютин участвовал во многих боях и уложил немало гитлеровцев. Но и сам опять попал под пулю.

Оправившись от второго ранения, Саютин получил назначение в 20-ю отдельную стрелковую бригаду. Когда атаковали деревню Ольховец, Федор отличился как решительный и меткий автоматчик.

Вскоре командир батальона капитан Андреев взял Саютина к себе связным. Подразделение глубоко вклинилось в неприятельскую оборону, и его сообщение со штабом бригады было затруднено. Единственная дорога протяжением в полтора-два километра беспрерывно обстреливалась. По этому "коридору смерти" связному доводилось ходить несколько раз в день.

Однажды Саютина вызвал комбат и вручил ему пакет с донесением в штаб бригады.

- Надо доставить во что бы то ни стало, - сказал капитан Андреев.

- Есть! - ответил Саютин.

Заправив шинель и взяв автомат, он четко повернулся и вышел из блиндажа.

В эту ночь тучи заволокли все небо. Но на дороге по светло как днем. Противник беспрерывно освещал ракетами, обстреливал из автоматов и пулеметов. Пришлось пробираться по-пластунски. Саютин передвигался быстро, уверенно.

На командный пункт соединения прибыл благополучно. Сдав донесение и получив пакет для комбата, Саютин направился в обратный путь. На полдороге он был оглушен разрывом мины. Сколько пролежал контуженный, не помнит, в сознание привела острая боль. Саютин первым делом проверил, цел ли конверт. Он был на месте. Саютин поднялся на ноги, прошел несколько шагов, снова упал. Отдышавшись, пополз.

Перед входом в блиндаж Андреева Федор оправил шинель, густо вымазанную в грязи, потом вошел в помещение и доложил:

- Товарищ капитан, ваше приказание выполнил. И от комбрига есть...

Саютин расстегнул гимнастерку, полез за пазуху.

- Ты ранен, Саютин? - спросил Андреев, указав на руку, по которой струйкой стекала кровь.

Только теперь Саютин почувствовал боль пониже плеча. Он закрыл глаза и пошатнулся.

- Чуть царапнуло... На обратном пути... Разрешите быть свободным?..

Это было третье ранение Саютина, да еще с контузией. Но солдат не ушел в санроту, остался в батальоне, который продолжал наступать. Его наградили медалью "3а отвагу".

Таких, как Саютин, в дивизии было немало. Взять хотя бы сапера Виктора Ступина. О нем я тоже услышал очень подробный рассказ.

Близилась полночь. В гильзе из-под снаряда тускло горел огонек, бросая слабый свет на стены и потолок жарко натопленной землянки. В углу на нарах дремали четыре минера. Один из них - Виктор Ступин - то и дело вскакивал, смотрел на часы. Он боялся проспать. С 11 часов вечера до 5 часов утра им надо сделать проходы в проволочных заграждениях, разминировать лощину, по которой пойдут в наступление пехотинцы. Старший сержант Ступин был уверен, что со своими боевыми товарищами Шумейко, Никишевым и Крючковым с заданием справится. Не было еще такого случая, чтобы по их вине что-то срывалось. И все же его одолевало беспокойство. Но вот ровно в 11 вечера из землянки вышли четыре человека в белых маскировочных халатах. Глубокий мартовский снег был рыхлым, и ноги проваливались выше колен. Несмотря на кромешную тьму, минеры быстро отыскали заграждение. Вынув ножницы, Ступин начал разрезать проволоку, а Шумейко, Никишев и Крючков принялись растаскивать ее по сторонам.

Через некоторое время немцы заметили наших бойцов и открыли по ним огонь. Но они продолжали работу.

Проходы сделаны. Теперь надо найти и обезвредить мины.

Ступин пополз вперед, прощупывая снег. Обстрел усиливался. Мины падали очень близко. Однако воины упорно двигались дальше. Наконец щуп коснулся чего-то твердого. Смертоносные "сюрпризы" врага обнаружены. С великой осторожностью Ступин стал голыми руками разгребать снег. Пальцы стыли, коченели. Он согревал их дыханием и снова работал, работал.

Вскоре Ступин нащупал крышку на верхнем взрывателе, снял ее, а затем вынул взрыватель. После этого начал обводить пальцами холодные бока мины. Едва прикоснувшись к тонкой проволоке, Виктор замер, свободной рукой достал из кармана ножницы и плавно перекусил металлический волосок, тянувшийся к боковому взрывателю. Затем Ступин тихонько запустил руку под дно мины и там обнаружил еще один взрыватель. Обезвредил и его.

Теперь круглая, как сковорода, мина была не опасна, и Ступин изо всех сил швырнул ее в сторону.

В ту ночь он обнаружил и обезвредил около двухсот мин.

К пяти утра путь для пехоты был очищен.

Старший сержант Виктор Прокофьевич Ступин не только сам обезопасил множество вражеских мин. Он обучил этому трудному и тонкому искусству 50 молодых воинов.

Бои за освобождение Смоленщины и Белоруссии были упорными.

На заранее подготовленном рубеже по правому берегу Мереи противник сопротивлялся особенно яростно. В отдельные дни он предпринимал по пять - семь контратак. Но наши бойцы отбивали их.

В ночь на 5 октября подразделения 491-го стрелкового полка овладели деревней Кринки, а 631-й полк достиг западной окраины деревни Редьки.

Дивизия наконец вступила на белорусскую землю и очистила от оккупантов ряд населенных пунктов. В этих боях многие воины заслужили славу героев.

Бессмертный подвиг совершил в те дни старший лейтенант Михаил Веселов. Во время одной вражеской контратаки вышел из строя весь расчет противотанковой душки. Но она не замолчала. Оставшись один, раненый Веселов продолжал вести огонь, расстреливая в упор неприятельскую пехоту, уже в четвертый раз подымавшуюся в контратаку. Немцам удалось ворваться на наши позиции. Они попытались живьем захватить отважного офицера. К Веселову подскочил здоровенный фашист, и, сцепившись, они повалились на землю. В это время другой гитлеровец ударил Веселова ножом в спину. Смертельно раненный, старший лейтенант собрал последние силы и зубами впился в горло фашиста. Умирая, Михаил Веселов уничтожил еще одного гитлеровского выродка.

В дивизии было широко известно имя молодого коммуниста, кавалера двух орденов Славы Василия Малышева. Только в одном бою на Белорусской земле он уничтожил пятнадцать фашистов. Когда командир подразделения выбыл из строя, Малышев взял командование на себя. Бойцы, возглавляемые им, отбросили противника.

Во время освобождения родной Белоруссии прославился снайпер коммунист Митрофанов. Он истребил 98 гитлеровцев.

В наступлении воины соединения проявляли массовый героизм. Только правительственных наград были удостоены 5520 рядовых, сержантов и офицеров. Среди них павшие смертью храбрых старший лейтенант Поддубов и лейтенант Филимонов, награжденные орденом Александра Невского. Два ордена Славы заслужил коммунист Наргуж Кутайбергенов. Эти люди - гордость и слава дивизии.

За год вновь сформированное соединение приобрело немалый боевой опыт.

В состав дивизии входили полки: 631-й стрелковый, которым командовал подполковник К. Д. Дмитриев, 491-й стрелковый во главе с майором Г. Н. Петиным, 558-й стрелковый под командованием подполковника М. Е. Волкова, 597-й артиллерийский - командир полковник С. В. Кунцевич, 136-й отдельный истребительно-противотанковый дивизион, 185-й саперный батальон и другие специальные части и подразделения. Моим заместителем по строевой части являлся полковник Михаил Дмитриевич Горылев, начальником политотдела был подполковник Дмитрий Михайлович Костюк и артиллерией командовал подполковник Александр Андреевич Гоша.

631-й и 491-й стрелковые полки занимали оборону в первом эшелоне, а 558-й - во втором.

Нам противостояли части 256-й пехотной дивизии, 550-го штрафного батальона и 256-го саперного батальона противника.

Глубоко эшелонированная оборона его была заранее подготовлена и все время совершенствовалась. Первая позиция глубиною 2,5-3 километра состояла из трех траншей полного профиля с большим количеством огневых точек, связанных ходами сообщения.

Передний край немцев проходил по юго-западному берегу Суходровки на участке Маредново, Осетки, Шельмино и высоты 153.9. Перед ним было проволочное заграждение в три ряда, а в 20-30 метрах от кольев тянулись сплошные минные поля глубиною 30-40 метров. Кроме того, скрытые подступы к траншеям прикрывались мало заметными препятствиями с "сюрпризами". Минные участки и различные заграждения имелись также в глубине между линиями окопов.

В двух-трех километрах от первой проходила вторая позиция, состоявшая из двух траншей. Между этими позициями были промежуточные и отсечные.

Неприятельская оборона прикрывалась труднодоступной местностью.

С 5 июня 1944 года фашистское командование начало усиленно пополнять части на этом участке. Если раньше, по данным нашей разведки, они были укомплектованы на 50-60 процентов, то к 15 июня их численность уже доходила до 80-90 процентов. Состояли подразделения из немцев в возрасте преимущественно от 30 до 45 лет, в большинстве членов нацистской партии и участвовавших ранее в боях на Восточном фронте.

Среди штрафников имелось много преступников, приговоренных к пожизненной каторге и смертной казни. После победы в Белоруссии им обещали амнистию.

Вот этих-то головорезов нам и предстояло разгромить. Соотношение сил в полосе дивизии было такое: мы превосходили неприятеля в живой силе, автоматическом оружии и минометах, он нас - в танках, артиллерии и станковых пулеметах.

Подготовка к наступлению шла полным ходом. Саперы построили для переправы через реку Суходровку 3 моста для танков и артиллерии и 6 мостов для пехоты. В проволочных заграждениях проделали 12 проходов шириной 4-6 метров - по одному на роту первого эшелона, в минных полях - 4 прохода, выделены саперы-проводники.

Для преодоления своих траншей заготовили перекидные мостики.

Всю артиллерию - свою и поддерживающую - разделили на группы разрушения, поддержки, сопровождения пехоты и танков. Группам поддержки, сопровождения пехоты и танков предстояло действовать по плану дивизии, группе разрушения по плану корпуса. Каждая батарея знала, кого она обязана поддерживать, а расчеты орудий прямой наводки - какие цели уничтожать и кого сопровождать. Командиры батарей и рот расположились в совместных наблюдательных пунктах, а командиры дивизионов с командирами батальонов. Так было согласовано взаимодействие между пехотой, артиллерией и танками.

На четвертый день после прибытия в дивизию я поближе познакомился с частями, изучил обстановку и полученную задачу.

В ночь на 20 июня на совещании командного состава заслушал доклады своих заместителей, начальников служб и командиров частей о готовности к наступлению. Здесь же отдал приказ. Дивизия должна была прорвать оборону противника, нанося главный удар правым флангом в направлении Шельмино, Рыжики, и уничтожить противника в районе Марьяново, Осетки, Соловьево, выйти на рубеж Сосновая - Наспа - Кимбари 1-е. В последующем форсировать реку Лучеса на участке Макеево, отметка 170.6 и овладеть рубежом Мурашки - отметка 170.6. В дальнейшем развивать наступление в направлении Девин, Богушевка.

Правофланговому 631-му стрелковому полку с 144-й отдельной армейской штрафной ротой и батареей самоходных орудий предстояло взломать неприятельскую оборону на участке высота 167.1, Осетки и наносить удар в направлении Осетки, Лешино, Новый Стан.

491-му стрелковому полку с 234-й отдельной армейской штрафной ротой батареей самоходных орудий опрокинуть гитлеровцев на участке высота 153.4, излучина реки Суходровка и наступать в направлении Шельмино, Бастон, Соловьеве.

558-му стрелковому полку надлежало сменить части 338-й стрелковой дивизии и занять оборону на семикилометровом фронте, огнем сковать и отвлечь как можно больше сил немцев. А после успеха на направлении главного удара свернуться в сторону правого фланга и, оставив на прежних позициях прикрытие, двигаться на Казимиров, Бабино, Кумбари. Маневр 558-го полка по моему замыслу дал бы возможность расширить прорыв и обеспечить левый фланг дивизии.

На артиллерию возлагалось уничтожение живой силы и огневых средств фашистов на переднем крае и в ближайшей глубине, а также в случае необходимости отразить контратаки со стороны Марьяново, Задни, Задвинки, Кароли.

Особое внимание всех командиров я обратил на взаимодействие в глубине обороны противника с конно-механизированной группой генерала Н. С. Осельковского, которая вводилась в полосе 5-й армии в направлении Богушевска.

Настроение у всех было приподнятое, все понимали важность операции.

Наступление намечалось на 22 июня.

Накануне по всему фронту велась разведка боем. Мы тоже выделили для этой цели от каждого полка по одной стрелковой роте. Командирам этих подразделений была поставлена задача вскрыть огневую систему врага. А если удастся, то овладеть первой траншеей.

21 июня в 6 часов 30 минут после короткого артиллерийско-минометного налета роты атаковали гитлеровцев в районе Осетки, Шельмино, но перед проволочным заграждением залегли, прижатые сильным ружейно-пулеметным и артиллерийско-минометным огнем.

Немцы ждали нашего наступления и вылазку рот, видимо, приняли за начало его. Только этим и можно было объяснить то, что они открыли ураганную стрельбу из всех видов оружия. Нам оставалось только внимательно наблюдать.

Под прикрытием артиллерии наши роты отошли. Повторять атаку не было смысла: все равно такими силами траншею не захватить, а необходимые сведения мы и так уже получили. Состоялся краткий разбор действий подразделений. Пришлось признать, что одной из причин неудачи явилась некоторая медлительность стрелков после переноса нашего артогня в глубину вражеской обороны. Это дало возможность фашистам успеть выскочить из укрытий, занять свои места и организованно отразить натиск наступающих. Промах этот учли.

Неприятель ждал повторных атак. Мы решили запутать его ложными попытками захватить занимаемые им позиции. Когда эта цель была достигнута, мы, усилив сводный батальон ротой из 491-го полка, глубокой ночью нанесли настоящий удар. Он был проведен без артиллерийской подготовки и настолько внезапно для противника, что последний не успел опомниться, как наши бойцы уже ворвались в траншею. Завязался ожесточенный рукопашный бой.

К 2 часам ночи первую траншею удалось полностью очистить от фашистов. В ней закрепились воины капитана П. Г. Меленцова и капитана Г. М. Русанова.

В 4 часа утра гитлеровцы предприняли контратаку.

Совершив мощный артиллерийско-минометный налет, они бросили против подразделений капитана П. Г. Меленцова до двух батальонов пехоты в сопровождении 20 танков.

По вражеским машинам открыли огонь орудия прямой наводки, не подпуская их к траншее. Часть сил Меленцов повел в обход по ходам сообщения контратакующих.

Потеряв танки, немцы повернули обратно. В этот момент во фланг и тыл им ударили бойцы Меленцова. Снова началась рукопашная.

Противник пытался помочь своим, но ему воспрепятствовали. К 5 часам утра бой закончился.

За ночь подразделения дивизии уничтожили более 300 неприятельских солдат и офицеров, сожгли 12 танков.

Этот успех воодушевил личный состав соединения. Во всех частях состоялись митинги.

В 9 часов мне позвонил командующий 5-й армией генерал-полковник Н. И. Крылов.

- Ну как, Николай Васильевич, все готово?

- Так точно, товарищ командующий!

- Уверен, что перекопцы меня не подведут, - сказал Николай Иванович. Желаю вам успехов. Передайте это всем командирам и бойцам.

- Есть! - ответил я, тронутый вниманием командарма. - Доверие оправдаем!

До сигнала было еще достаточно времени, и я решил проехать в части. Побывав на командном пункте 631-го стрелкового полка, направился в один из его батальонов. Проезжая мимо ручья, заметил купающегося солдата. Смыв мыло, он выскочил на берег и стал надевать чистое белье, новое обмундирование. Увидев меня, доложил:

- Красноармеец Чебуров, товарищ генерал! Готовлюсь к бою.

Я не совсем понял смысл такого рода подготовки.

- Праздник для меня, - пояснил Чебуров. - Я родом из Богушевска.

Только теперь мне все стало ясно. Я подошел к воину и пожал ему руку.

- Правильно. Освобождение родного края - это очень большой праздник. Кто-нибудь ждет?

- Жена, дети, мать.

- Ну вот завтра и будешь дома.

- Обязательно буду! - воскликнул Чебуров.

После обеда я вернулся на свой наблюдательный пункт, находившийся в двухстах метрах от переднего края.

В 16 часов 10 минут началась артиллерийская подготовка. Через некоторое время в воздухе появилась наша авиация. Она также обрушила свои удары на врага. Затем артиллеристы перенесли огонь в глубину немецкой обороны. Подразделения и части поднялись в атаку. Бойцы преодолели проволочные заграждения, минные поля, ворвались во вторую траншею...

Как мне потом доложили, первым в нее спрыгнул сержант Стефан Смолин. За ним последовали другие. Смолин подбежал к блиндажу, ногой выбил дверь и очередью из автомата уничтожил одного офицера и двух солдат. В это время Другая часть воинов, не задерживаясь, устремилась вслед за самоходчиками вперед и с ходу выбила фашистов из третьей траншеи.

В разгар этого боя осколком снаряда был ранен командир минометного расчета из 491-го стрелкового полка коммунист Амиров. Ему предложили идти в медпункт, но он остался в строю.

Когда взводу лейтенанта А. Ф. Тухтарова преградило путь минное поле, а саперов вблизи не оказалось, то проделать проход в нем вызвался коммунист сержант В. П. Брагин. Под вражеским огнем он обезвредил 16 мин и благополучно провел подразделение через опасный участок.

Умело используя местность, Брагин вместе со своим отделением первым достиг третьей линии окопов, уничтожил трех гитлеровцев, затем ликвидировал огневую точку, захватив станковый пулемет и пленив трех пулеметчиков.

Василий Петрович Брагин не раз отличался и в последующих боях. За решительность и отвагу он удостоен звания Героя Советского Союза.

Хорошо проявили себя в этой операции 25 девушек-снайперов. Они прибыли в дивизию из подмосковного города Подольска. Комсомолки ни в чем не уступали ребятам. За время наступления по белорусской земле они истребили более 400 вражеских солдат и офицеров. Наибольший личный счет был у Веры Шерстневой, Вали Соломоновой и Дуси Олениной. Впоследствии многие из девчат были награждены орденами.

В жарких боях большинство девушек-снайперов получили ранения. Как сложилась их дальнейшая судьба, мне неизвестно. Знаю лишь, что до Восточной Пруссии из 25 дошли только семеро.

Но это я уже забежал несколько вперед. А пока части дивизии успешно продолжали наступать.

В 20 часов из района Казимировки противник предпринял контратаку. Однако 491-й полк отразил ее, уничтожив до 300 солдат и офицеров.

К исходу дня 159-я стрелковая дивизия прорвала две позиции, вывела из строя до 2000 фашистов, уничтожила 12 танков и 4 самоходки, 8 орудий, 12 минометов, 18 пулеметов, взяла 82 пленных, захватила 4 миномета, 6 орудий, 150 автоматов и винтовок, 8 пулеметов, 7000 снарядов, мин, гранат и 2500 патронов.

Мы потеряли 84 человека убитыми и 123 ранеными, а также 2 самоходки, 5 орудий, 8 пулеметов.

С утра следующего дня соединение продолжало наступление. Неприятель изо всех сил цеплялся за промежуточные рубежи, чтобы выиграть время и создать надежную оборону на реке Лужа. Но все его старания не достигали цели.

24 июня части на подручных средствах с ходу форсировали реку Лужу и оседлали шоссейную дорогу Витебск - Орша.

Перед Богушевском нас встретили белорусские партизаны. Мы договорились с ними о порядке взаимодействия. Они нам крепко помогли.

26 июня мы вошли в Богушевск.

В тот же день пришел приказ Верховного Главнокомандующего, в котором за Витебскую операцию дивизии объявлялась благодарность и присваивалось почетное наименование Витебской.

По этому поводу состоялся митинг. Он проходил на месте городского парка, дотла сожженного немцами.

- Фашисты погубили много ни в чем не повинных советских людей, - сказал я, обращаясь к воинам. - Долг каждого из нас - отомстить за кровь наших соотечественников новыми боевыми подвигами, ответить на благодарность Верховного Главнокомандования.

Меня сменил начальник политотдела соединения Дмитрий Михайлович Костюк. Он поздравил воинов с победой и призвал всех еще злее бить ненавистного врага, чтобы поскорее освободить родную землю от коричневой чумы.

Боец Яцук с гневом говорил о злодеяниях врага:

- В нашем районе они живьем сожгли жителей целого села. За такие дела им нет прощения, только одна кара этим извергам - смерть.

Лейтенанты Гершонок и Филоненко от имени своих подразделений заверили командование, что их теперь не остановит никакая сила.

- Мы дойдем до логова фашистского зверя, - сказал Гершонок.

После выступления я вручил героям последних боев правительственные награды. Орденов удостоились капитаны Белов, Зиновьев, старшина Третьяков, сержанты Утин и Машков, красноармеец Гладышев и другие товарищи.

Прямо с митинга они снова пошли в бой.

Сопротивление противника значительно ослабло. Теперь у него хватало сил держаться только на отдельных рубежах. Дивизия стремительно продвигалась вперед.

За 12 дней она прошла более 300 километров. До Вильнюса оставалось 52 километра.

Мы выслали в сторону города передовой отряд, в который включили кавалерийский эскадрон, артиллерийскую батарею, роту станковых пулеметов на тачанках и батарею самоходных орудий.

Этой группе была поставлена задача вместе с передовым отрядом танкового корпуса ворваться в город, занять телеграф, телефонную станцию, железнодорожный вокзал и обеспечить удержание этих пунктов до подхода дивизии.

В течение ночи и дня отряд прошел около 60 километров и к исходу 7 июля завязал бой на окраине Вильнюса. Сломив сопротивление оборонявшихся, конная разведка вскоре овладела кладбищем, перерезала железную дорогу и атаковала станцию. Однако отставшие стрелки не успели быстро поддержать действия кавалеристов, и немцам удалось восстановить разорванное звено. Конники оказались в окружении. Возглавлял их мой заместитель по строевой части полковник М. Д. Горылев. Он решил вырваться из вражеского кольца собственными силами. 20 бойцов были разделены на две группы. Одну повел М. Д. Горылев, вторую - лейтенант В. Г. Иванченко.

Под старшиной Фарякиным убило лошадь. Очутившись на земле, он с двумя автоматами залез в воронку и один стал сдерживать целое подразделение гитлеровцев. Фарякин отбивался более двух часов, пока не погиб в перестрелке.

Так же трагически сложилась судьба старшего сержанта Погожева и сержанта Увялкова. Они вступили в схватку с 25 автоматчиками и более трех часов отражали их натиск. Оба героя пали от вражеских пуль.

Положение эскадрона еще больше ухудшилось. Кольцо вокруг него все время сужалось, уже было слышно, как фашисты кричали:

- Рус, сдавайся!

В этот момент тяжело ранило полковника Горылева. Лейтенант Иванченко взвалил его себе на плечи и под огнем понес к бетонной водосточной трубе, проложенной под железнодорожной насыпью. Но там оказались немцы. Увидев лейтенанта, они стали бросать в него гранаты. Иванченко, опустив раненого на землю, взбежал на полотно и открыл из автомата ответный огонь. Гитлеровцы рассыпались.

На помощь Иванченко пришли бойцы Якимовский, Частников, Дусенев и Тутаев. Михаил Дмитриевич Горылев и уцелевшие конники были спасены.

Мне тоже пришлось пережить несколько драматических минут. Узнав, что мой заместитель в тяжелом положении и находится совсем рядом, я, прихватив с собой всех, кто оказался в этот момент под рукой, бросился к нему на выручку. Вместе с капитаном Дорониным, автоматчиком старшим сержантом Петровым, радистом старшим сержантом Осиповым и шофером Терентьевым я пробился к насыпи, только намного дальше от моста, где находился Горылев. Здесь мы неожиданно наткнулись на неприятельских солдат. Их было человек тридцать. Увидев перед собой советского генерала, они растерялись. Некоторые вскинули автоматы, кое-кто схватился за гранаты. Но выстрелов не последовало. Гитлеровцы чего-то выжидали.

Я почувствовал, как по лицу потекли струйки холодного пота, но внешне сохранял полное спокойствие. Жестами поманил солдат к себе. В недоумении они начали переглядываться.

Осмелев, я еще настойчивее стал требовать, чтобы группа приблизилась. Из всех лишь двое, держа наготове автоматы, сделали несколько шагов в мою сторону. Знаком я приказал им опустить оружие и сам заложил руки назад. После этого ко мне медленно подошли остальные. Я приказал автоматчику Петрову отвести их в тыл и там уже обезоружить.

Если бы я сам не участвовал в этом эпизоде, то никогда бы не поверил никаким рассказам о чем-либо подобном.

С наступлением темноты 8 июля к Вильнюсу подтянулись все наши части. В это время в штаб дивизии примчался офицер связи старший лейтенант Кобец и доложил, что войска 5-й армии получили задачу обойти город с юга. С востока и севера вильнюсскую группировку окружают соединения 3-го гвардейского механизированного и 29-го танкового корпусов.

Выполняя эту задачу, я поддержал передовой отряд одним батальоном 558-го стрелкового полка, а остальные силы нацелил на станцию Ландорово. После упорною боя мы овладели ею. Противник потерял здесь более 200 человек убитыми. Примерно столько же сдались в плен. Нам удалось отбить 15 вагонов с имуществом, награбленным немцами в Литве и приготовленным к or-правке в Германию, 20 повозок с военными грузами и много оружия.

13 июля 1944 года войска 5-й армии полностью очистили от фашистов столицу Литовской ССР город Вильнюс, окружив при этом и ликвидировав крупную группировку врага.

Население восторженно встречало своих освободителей. Люди обнимали бойцов, преподносили цветы, приветливо махали руками.

За успешное выполнение боевой задачи при освобождении Вильнюса дивизию наградили орденом Красного Знамени. Правительственных наград удостоились также многие бойцы и офицеры соединения. Мне вручили орден Богдана Хмельницкого.

Войска 3-го Белорусского фронта продолжали стремительно наступать.

К 14 июля 159-я стрелковая дивизия вышла в район Рудвишки, Высокий двор, Бутриманды. Впереди открывался Неман. Мы знали, что фашистское командование любой ценой попытается задержать нас на этом рубеже, и внутренне были настроены на это. Из-за высокого темпа наступления мы не могли своевременно получить дополнение и боеприпасы, сделать остановку для подготовки к форсированию - в этот момент выигрыш времени решал успех операции. Преодолевать Неман предстояло с ходу.

Мы выслали к реке группу саперов во главе с дивизионным инженером Могилевским. Разведчики отправились на грузовой машине. В Аукштадварисе они сделали остановку. В городе царила тишина, на улицах - ни души. Вокруг валялись различные брошенные вещи. Могилевский вышел из автомобиля, расстелил на опрокинутом шкафу карту и, позвав к себе командира взвода инженерной разведки лейтенанта Василия Григорьевича Чернова, начал уточнять с ним, как должны действовать саперы на дальнейшем участке пути.

Старший адъютант 185-го отдельного саперного батальона капитан Сергей Иванович Батаров тем временем приказал старшим сержантам Гуляеву, Кочеткову и рядовому Ахмадишину осмотреть прилегающие улицы, а сам вместе с капитаном Корешковым стал рассматривать здания.

Батаров увлекался архитектурой. До войны он работал на многих стройках. И теперь не забывал о своей профессии. Если ему попадалось на глаза что-то красивое, он говорил:

- Будет время, и я построю нечто подобное.

Вернувшиеся Гуляев, Кочетков и Ахмадишин доложили: немцы из Аукштадвариса исчезли вчера вечером, жители города, предполагая, что здесь развернутся сильные бои, разъехались по селам. На месте остались в основном старые люди. Они и сообщили эти сведения.

Разведчики двинулись дальше.

За бортом полуторки замелькали сады, неубранные поля, дорожные указатели. Они вели к небольшому литовскому городку Пуни. Вот уже показались его разноцветные, островерхие крыши. На полном ходу машина влетела в узкую окраинную улицу.

- Эй, малый! - окликнул лейтенант Чернов оказавшегося неподалеку паренька. - Немцы здесь есть?

- Нету, ночью удрали.

- А ты кто?

- Русский, из Пскова, угнали меня...

К псковичу подошли еще несколько человек.

- А эти тоже русские? - спросил Чернов.

- Нет, литовцы. Комсомольцы.

- Это совсем хорошо! Вот что, друзья, нам нужны лодки. Много. И ребята покрепче. Поняли?

- Ясно!

- Действуйте.

Молодые люди бросились выполнять поручение. Как только они добыли несколько лодок, Чернов повел разведчиков к Неману. Чешуйчатая поверхность реки серебрилась бесчисленными бликами. Казалось, что это не вода, а мрамор цвета воды и неба.

Румяный, крепкий Василий Чернов окинул быстрым взглядом "совет национальностей", как он называл иногда свое подразделение, состоявшее из русских, украинцев, белорусов, башкир, татар, литовцев, мордвинов, и, показывая на противоположный берег Немана, сказал:

- Мы должны переправиться туда и закрепиться.

Десять человек молча кивнули головой в знак того, что они задачу уяснили.

Гуляев, Ахмадишин и Баландин подогнали две рыбачьи лодки. В это время с той стороны послышалось что-то похожее на крик ишака, затем какой-то визг, и на поверхности Немана вздыбилось двенадцать водяных столбов.

Все замерли, ожидая нового залпа. Но его не последовало.

Разведчики разделились на две группы. В меньшую вошли Чернов, Гуляев, Ахмадишин и Баландин. Они плыли первыми. Остальные заняли оборону, чтобы, если потребуется, прикрыть товарищей огнем.

Десант разместился в одной лодке, другую на всякий случай взяли на буксир. Бесшумно заскользили по водной глади, не торопились, чутко прислушивались к каждому звуку. Как будто все спокойно.

Когда преодолели середину реки, неожиданно ударил крупнокалиберный пулемет. Волжанин Гуляев подналег на весла. Обстрел усиливался. Одна из очередей повредила борт лодки. Пришлось двоим пересесть в запасную. Теперь гребли во всю силу.

И вот - резкий толчок, саперы мигом выскочили на твердь. Рывок вперед - и Чернов подает команду закрепиться.

А с той стороны уже спешила вторая группа...

За разведчиками в качестве передового отряда шел 558-й стрелковый полк. Я с оперативной группой двигался вместе с ним, чтобы, выйдя к реке, быстро принять решение и поставить задачи на форсирование частям, находящимся на марше.

Связи со штабом армии и корпусом у нас не было. Но на выполнение приказа это пока не влияло.

О том, что наши саперы переправились через Неман в районе Пуни и зацепились за берег, я узнал 14 июля в 2 часа дня. Немедленно туда был направлен передовой отряд. Используя рыбацкие лодки и другие подручные средства, он к исходу дня высадился на захваченный "пятачок" и расширил его до двух километров по фронту и в глубину. Ночью начали переправу остальные силы дивизии.

16 июля противник бросил в контратаку до полка пехоты с десятью танками и шестью самоходными установками. Но успеха не добился.

В этом бою отличился командир 45-мм орудия 491-го стрелкового полка младший сержант Алексей Сергеевич Андреев. Его расчет подбил один танк и два бронетранспортера.

В этот же день части дивизии овладели Понимониками и вышли в тыл неприятельской группировки, оборонявшей берег.

В борьбе за Понимоники решительно и находчиво действовал заместитель командира 2-го батальона 631-го стрелкового полка капитан Иван Леонович Белов. Форсировав Неман с 6-й ротой, он после трехчасового боя сломил сопротивление врага. Умело используя огневые средства и маневр на местности, Белов повел подразделение на Понимоники, ворвался в них и захватил несколько домов на окраине. Немцы пытались выбить их оттуда, по рота Белова отбила все контратаки. Капитан лично подбил вражескую самоходку. Получив ранение, Белов продолжал командовать до подхода главных сил. За совершенный подвиг ему присвоили звание Героя Советского Союза.

К этому времени появилась связь с корпусом, и я доложил о действиях дивизии. В ответ получил радиограмму. Из нее следовало, что наш успех будет развивать 138-я стрелковая дивизия. На нас же возлагалось принять удар танков противника из района Бальвержишки.

19 июля вместе с частями 138-й дивизии, которой командовал полковник В. Е. Васильев, мы заняли этот населенный пункт. Однако неприятель не захотел смириться с потерей Бальвержишек. Он попытался отбросить нас за Неман, и надо сказать, основательно прижал к реке.

С наступлением темноты я решил выдвинуть 558-й стрелковый полк в район Прен. С ним представителем от штаба дивизии пошел начальник связи майор Дмитрий Петрович Софонов. Где-то недалеко от Прен он погиб. Связь с 558-м полком прекратилась. Тогда с остальными силами я двинулся в направлении Прен. Когда мы подходили к этому селению, нас встретили пулеметным огнем. Один из дозорных был убит, остальные вернулись и доложили мне о случившемся.

Оказалось, что Прены находились в руках фашистов. Для меня это явилось неожиданностью. Ведь в армейских и корпусных приказах значилось, что Прены заняты частями 138-й и 184-й дивизий. Пришлось заночевать в лесу.

Утром, бросив автомашину - все дороги простреливались противником, - мы с радистом и группой штабных командиров отправились искать 138-ю дивизию.

К рассвету нашли ее. Там же оказался и наш 558-й полк. Полковник Васильев сказал нам, что его соединение сейчас наступать не в состоянии - нет боеприпасов.

Связавшись по рации со штабами корпуса и армии, я узнал, что к нам выехал командующий артиллерией корпуса. Мне предложили высказать соображения о том, целесообразно ли сейчас продолжать наступление пли лучше снова переправиться на восточный берег Немана и выйти в район Езно.

Положение было таково: 184-я стрелковая дивизия под давлением большого количества танков противника частично уже отошла за реку, а 138-я - осталась без снарядов и патронов. Я считал, что в такой обстановке разумнее отойти за Неман. Такое мнение, видимо, было у большинства. Поэтому 22 июля мы вернулись в Еяно. Затем вышли в район Крони и заняли там оборону.

24 июля снова поступил приказ форсировать Неман и овладеть селением Годлево, расположенным южнее Каунаса. Несмотря на сильное сопротивление неприятеля, эту задачу мы решили к 31 июля.

Другие соединения 5-й армии освободили Каунас.

С каждым днем продвигаться вперед становилось все труднее. Чем ближе подходили мы к вражеской границе, тем яростнее гитлеровцы огрызались.

7 августа 2-й батальон 491-го стрелкового полка, наступавший на острие главного удара дивизии, при преодолении противотанкового рва наткнулся на такой плотный огонь, что вынужден был залечь. Следовавший позади артиллерийский дивизион быстро развернулся. Его пушки выкатили на прямую наводку. Однако и эта поддержка не позволила стрелкам сдвинуться с места. Жестокий бой длился до темноты.

Глубокой ночью из-за переднего края долгое время слышался гул моторов. Я понимал, что немцы на рассвете будут контратаковать нас, поэтому отдал штабу необходимые распоряжения. Мое предположение оправдалось. Как только развиднелось, на наши позиции пошли танки и неприятельская пехота. Первыми в бой с ними вступили артиллеристы. Здесь, как и при форсировании Немана, снова отличился старший сержант Мингас Хайрутдинов. Природный охотник и наездник, он и из орудия стрелял по-снайперски.

Метко разили врага и другие расчеты.

Не менее жарко пришлось стрелкам. Фашистской пехоте удалось просочиться в ров, там началась рукопашная схватка.

Лишь потеряв 17 машин, противник наконец не выдержал и откатился.

Теперь до границы оставалось всего каких-нибудь 15 километров.

12 августа 159-я стрелковая дивизия вышла к Шешупе. Река эта, особенно если через нее переправляться под огнем, - препятствие довольно серьезное. К тому же гитлеровцы основательно укрепили этот рубеж. От Мариянполя на юг и север в несколько рядов тянулись глубокие выемки, ширина которых достигала семи метров. Пространство между рвами было густо изрыто траншеями, опутано проволочными заграждениями, местами заминировано.

Утром 15 августа немцы снова нанесли ряд ударов в разных местах, чтобы захватить более выгодные рубежи для обороны своих пограничных районов.

Под один из них попала и 159-я дивизия. На наши позиции надвигалось десятка два "тигров". За ними следовала пехота. Танки на ходу вели огонь. Но эффект от него был больше моральный. Дивизион майора В. А. Снегирева начал бить по неприятельским танкам лишь тогда, когда машины приблизились на расстояние прямого выстрела.

Старший сержант Мингас Хайрутдинов, как всегда, цель выбирал не торопясь. Вот он обратил внимание на "тигра", вырвавшегося вперед. Его и взял на прицел расчет Хайрутдинова. Раздалась команда:

- Огонь!

Пушка дернулась и отскочила немного назад. Слева и справа тоже загремели выстрелы. Артиллеристы торжествовали. 5 танков, словно споткнувшись, застыли на месте. 3 из них запылали, один взорвался, и листы брони, как фанера, разлетелись в стороны. Остальные 15 свернули на пшеничное поле, где стояли батареи. Не успели "тигры" пройти и полсотни метров, как еще 2 из них окутались дымом. Теперь в борьбу с ними включились и пехотинцы. Они ставили на пути машин мины, бросали под гусеницы связки гранат, отсекали бежавших за ними вражеских солдат.

Молодой боец Козырев старался не глядеть на надвигавшиеся танки, на перевернутые соседние пушки, на убитых...

Страшно было не одному ему. Ветеран части Мингас Хайрутдинов после рассказывал:

- Не могу сказать, что во время схватки с противником я был абсолютно спокоен. Особенно неприятное чувство владело мной до первого подбитого "тигра". А когда услышал радостные крики: "Давай, Мингас, еще! Так их!" - на сердце сразу стало веселее...

В этом бою расчет старшего сержанта Мингаса Хайрутдинова уничтожил пять фашистских танков и около роты автоматчиков. Хайрутдинову было присвоено звание Героя Советского Союза.

И еще об одном русском богатыре услышал я тогда от его товарищей - это о сержанте Иване Никитовиче Самохине. Внешне он ничем не отличался от многих других деревенских парней. До войны Самохин работал счетоводом в колхозе "Красный ударник", Боровского района, Московской области. В наше соединение он прибыл в июне 1944 года. Мастерство артиллериста совершенствовал в ходе наступления.

И вот перед самой границей Иван Самохин совершил подвиг.

На его орудие, стреляя, мчалось шесть танков. Иван, прильнув к панораме, неотрывно следил за головной машиной. Выстрел - и она загорелась.

Самохин выбирает новую цель. В это время совсем рядом раздается взрыв. Из строя выходят командир расчета и замковый, осколком сносится панорама. Оставшийся в одиночестве комсомолец Самохин открывает замок и наводит орудие через ствол. Потом быстро досылает снаряд в казенник и дергает за ремешок. Попадание - прямо в башню. Неприятельская машина дымит.

27 выстрелов сделал из пушки наводчик Иван Самохин. Для одного человека это адский труд. Но он выдержал. Атаку танков артиллеристы и пехотинцы отбили. Но на не сжатом поле вдруг появились фашистские автоматчики. Они устремились на огневую позицию, где находился Самохин. Сержант взял автомат и, укрывшись за орудийным щитом, короткими прицельными очередями ударил по цепи. 26 гитлеровцев полегли от его пуль.

Впереди слышится дружное "ура". Постепенно оно отдаляется, приглушаются расстоянием выстрелы. Затем наступает тишина-Иван Самохин рукавом гимнастерки вытирает с лица обильный пот и устало падает на горячую землю...

Ночь на 17 августа запомнилась мне до мельчайших подробностей. Мы готовились к выходу на государственную границу. Подписав приказ о наступлении, я встал из-за стола, накинул на плечи кожаное пальто и взволнованно зашагал по комнате.

Подобное состояние, видимо, переживал и начальник политотдела подполковник Д. М. Костюк, хотя и сидел неподвижно.

- Вы, Николай Васильевич, - сказал он, - отдохнули бы. Мы ведь с вами на ногах от самого Немана.

Я слышал и не слышал его слов: в мыслях уже был на границе.

- Понимаешь, Дмитрий Михайлович, что это значит? - обратился я к Костюку.

Неожиданно до слуха доносится вой снаряда. На мгновение наступает мертвая тишина. Потом раздается оглушительный треск. Это зажигательный снаряд попадает в угол нашего дома, и строение охватывает пламенем.

Не спеша выхожу из помещения, Костюк - вслед за мной. Но, вспомнив, что оставил на столе записную книжку, он возвращается.

Ко мне подбегает штабной радист.

- Товарищ генерал, вас семнадцатый просит.

- Я уже с ним говорил. Передайте, пусть выполняет поставленную задачу.

Появляется Костюк. Вместе идем к машине. Я говорю ему:

- Командиров частей жалко. В самом пекле находятся, а их еще и ругать приходится. Вон Волков сегодня... отбивался от противника, который раз в десять сильнее его... Петин тоже попал в переплет - танки неприятельские в тыл зашли. Попросили помочь, а у меня нет ничего. Накричал на них, чтобы выходили из положения своими силами. Прошу, поговори с ними помягче, объясни, почему так приходится поступать.

- Да они, Николай Васильевич, и сами понимают.

- Сами одно, а ты - другое...

- Хорошо, скажу.

У самого автомобиля нас догнал радист.

- Товарищ генерал, снова Петин... Голос у него почти плачущий. Я подошел к рации. Командир 491-го стрелкового полка доложил о тяжелом положении. Я сухо ответил:

- Подбросить ничего не могу. А если полк не выполнит задачу, будем судить. Расстроенный иду к Костюку.

- Опять Петину угрожал... Дмитрий Михайлович молчит. Прибегает боец:

- Товарищ генерал, вас командующий спрашивает... Молча иду вслед за посыльным, беру наушники, микрофон. Голос у командарма сдержанный, строгий.

- Срочно поезжайте в части, - приказывает он. - Я прибуду к вам через час. Если застану на старом месте, пеняйте на себя!

До государственной границы уже рукой подать.

558-й стрелковый полк под прикрытием темноты вплотную прошел к шоссе, тянущемуся вдоль восточного берега Шешупы, 491-й и 631-й стрелковые полки штурмовали последний вражеский рубеж на своей земле.

К утру их положение ухудшилось. В 5 часов утра противник предпринял контратаку. Около сотни его, танков навалились на левый фланг 558-го полка. До двух батальонов немецкой пехоты при поддержке самоходных орудий и бронетранспортеров нанесли удар по позициям 631-го полка. Открыла огонь тяжелая артиллерия гитлеровцев, находившаяся далеко за рекой Шешупой.

Я поехал в 558-й полк к подполковнику М. Е. Волкову. У него в этот момент положение было, пожалуй, самое трудное. На позиции, занимаемые подразделениями части, надвигалась новая танковая волна. Казалось, еще немного - и они своими тяжелыми гусеницами подомнут нашу пехоту, раздавят расположенную за нею артиллерию, разметают тылы.

Но вот подала голос 2-я батарея 1-го дивизиона 597-го артиллерийского полка.

- Есть! - воскликнул я, увидев, как немецкий танк сначала вздрогнул, потом осел назад и окутался черным дымом. Перепрыгнув через какую-то яму, поспешил к отличившемуся артиллеристу.

- Молодец! - похвалил я его и расцеловал.

- Командир орудия старший сержант Попов! - отрекомендовался он, продолжая стрелять.

На моих глазах расчет Андрея Андреевича Попова подбил еще две вражеские машины. А четвертую будто кто заколдовал. Семь снарядов выпустил по ней Попов - и все мимо.

- Такого со мной еще никогда не было! - сказал он.

Только восьмым выстрелом удалось перебить гусеницу.

На этом участке сложилась своеобразная ситуация. Стрелковые батальоны, отразив натиск гитлеровцев с фронта, погнали их к границе. В то же время 36 фашистских танков прорвались в тыл 558-го полка, угрожая огневым позициям артиллерии.

Без пехоты они были не так опасны, и я приказал вырвавшимся вперед подразделениям продолжать движение на запад, а ликвидацию пробившихся через передний край неприятельских машин возложил на артиллеристов и тыловые подразделения.

После этого направился в 631-й стрелковый полк. Подполковника К. Д. Дмитриева в штабе не застал, он находился в одном из батальонов. Я поднялся на небольшой холм. С него хорошо были видны ведущие бой подразделения, а еще чуть подальше уже просматривалась река Шешупа.

Теперь до границы оставалось метров четыреста.

Когда наши бойцы подошли к ней почти вплотную, противник снова поднялся в контратаку. На берегу Шешупы завязалась рукопашная схватка.

1-й батальон 558-го стрелкового полка под командованием старшего лейтенанта Григория Даниловича Галутвы, уничтожив на западной окраине деревни Войтишки до 300 вражеских солдат и офицеров, подбив 2 самоходных орудия и 4 танка, сбросил остатки разбитого немецкого подразделения в Шешупу.

В числе первых границы достигли красноармейцы Сурин, Рябцевич, Серафимович, Шевалда, Борковский. Выкрикивая проклятия в адрес фашистов, они на бегу стреляли из автоматов, бросали гранаты, били не успевших удрать гитлеровцев прикладами.

Солдаты 3-го взвода 631-го стрелкового полка под командованием старшего сержанта Ивана Игнатьевича Новикова прижали у реки группу неприятельских пехотинцев и полностью ее уничтожили.

Несмотря на сильный огонь из-за Шешупы, радостно возбужденные бойцы обнимались и целовались. На месте пограничных знаков устанавливали красные флаги.

Запомнился такой эпизод. Сержант Рзаев был ранен в ногу буквально за несколько десятков метров до границы. Санитары подхватили его, чтобы унести в тыл. Но Рзаев отстранил их и пополз к заветному рубежу. Лишь окропив его собственной кровью, он успокоился.

- Теперь можно и в госпиталь, - прошептал он.

Его увезли.

Я понимаю порыв сержанта Рзаева. Он так хотел видеть родную землю полностью освобожденной от фашистской нечисти, что нашел в себе силы проползти последний отрезок, который ему не суждено было пройти!

В этот день части и подразделения вели бой с исключительным подъемом. Невозможно перечислить всех отличившихся. Но некоторых из них я все же назову. Это прежде всего командир 558-го стрелкового полка подполковник Михаил Евдокимович Волков, комсорг 491-го стрелкового полка старший лейтенант Николай Афанасьевич Мокридов, заместитель командира 2-го батальона 631-го стрелкового полка капитан Иван Леонович Белов, командир стрелкового взвода младший лейтенант Николай Васильевич Серов, помощник командира взвода отдельной учебной роты сержант Михаил Николаевич Колобов. командир стрелкового отделения младший сержант Василий Петрович Брагин, командиры орудий 597-го артиллерийского полка старший сержант Тимофей Яковлевич Горнов, рядовой Алексей Владимирович Вильдиманов, командир орудия батареи 45-мм пушек 491-го стрелкового полка младший сержант Алексей Сергеевич Андреев, стрелок Мартын Акимович Сурин.

Но многим героям не довелось дойти до заветного рубежа. В схватках с гитлеровцами сложили голову командир 597-го артиллерийского полка подполковник Савелий Васильевич Кунцевич, командир батареи полковых орудий 558-го стрелкового полка старший лейтенант Иван Федорович Чумахин, командир роты автоматчиков этого же полка старший лейтенант Василий Карпович Дедков и другие.

В 12 часов 05 минут 17 августа 1944 года я доложил Военному совету 5-й армии о том, что 159-я стрелковая дивизия вышла на государственную границу. В честь этого события все части начали салютовать. Стреляли из всех видов оружия, начиная от пистолета и кончая орудием.

Еще больше обрадовались мы, узнав, что одновременно с нами государственного рубежа достигли наши соседи - подразделения 184-й стрелковой дивизии.

Забегая несколько вперед, скажу, что за эти бои 159-я стрелковая дивизия была награждена орденом Суворова 2-й степени.

Бойцам и командирам не терпелось поскорее ступить на землю врага. Не дожидаясь приказа, некоторые смельчаки переплывали реку на свой страх и риск Сержант учебной роты Михаил Николаевич Коробов взял с собой красный флаг и, переплыв под сильным автоматным огнем Шешупу, водрузил его на том берегу. Под прикрытием артиллерии курсанты учебной роты начали преодолевать бурную реку. Горстка храбрецов захватила узкую прибрежную полоску. Командовал ими сержант Коробов. Фашисты четыре раза пытались сбросить их в воду. Но не смогли этого сделать.

К вечеру за Шешупой реяло уже несколько советские флагов. Они звали солдат туда, где еще томились в неволе их соотечественники, где ждали освобождения от фашистской тирании порабощенные народы Европы.

В фашистском логове

18 августа 159-я стрелковая дивизия перешла к обороне захваченного рубежа. Приводя в порядок части и подразделения, постепенно пополняя их и обучая, мы в то же время вели непрерывную разведку, предпринимали вылазки, в которых иногда участвовали целые батальоны и даже полк.

Когда перед фронтом соединения появились части 549-й пехотной дивизии противника, укомплектованной в основном юнцами, наш политотдел развернул работу по их распропагандированию. При помощи мин в расположение врага было заброшено 12 тыс. листовок различного содержанка. Среди них было и обращение 17 пленных немецких генералов к солдатам германской армии.

Несмотря на строжайший запрет, нижние чины подбирали наши листовки.

Красноармеец 1-го батальона 631-го стрелкового полка Королев лично наблюдал, как после разрыва агитационного снаряда неприятельские пехотинцы выскочили из траншеи и начали ловить опускающиеся листки. Солдат загнали обратно в укрытие пулеметным огнем.

Помимо печатной пропаганды политработники широко использовали и звуковещательные установки. Только за первые три дня пребывания 549-й пехотной дивизии на передовой нами проведено 17 передач. В последующем еще 40 вещаний было адресовано охранникам 611-ro полка.

Результаты этой работы скоро стали сказываться: с той стороны появились перебежчики. В частности, 6 сентября в районе Дворжики к нам перешел фельдфебель. Он заявил, что наши передачи очень интересуют солдат. Когда говорит русское радио, они не стреляют, а внимательно слушают. Об обстановке на фронтах им ничего не сообщают. С июля не дают никаких газет.

В ночь на 8 сентября пленный выступил перед микрофоном. Он обратился к своим сослуживцам по роте, рассказал, как его у нас приняли, и посоветовал кончать воевать.

И надо сказать, последователи у него нашлись...

17 сентября я побывал в медсанбате, навестил раненых. Некоторым из них вручил правительственные награды. Первым, кого я поздравил с орденом Красной Звезды, был автоматчик 491-го стрелкового полка Сергей Косточко.

Рядом с ним лежал рядовой Николай Мариничев. В бою, в котором он участвовал 1 сентября, на него бросились сразу пять гитлеровцев. Один из них полоснул Мариничева очередью из автомата. Николай упал. Но и раненный, продолжал отбиваться. Гитлеровцы хотели взять его живым. Подпустив их поближе, Мариничев швырнул в них ручную гранату. Троих сразил. Остальные кинулись бежать. Превозмогая боль, Мариничев встал на колени и поднял автомат. Фашисты не ушли...

Больше двух суток Николай Мариничев пролежал на нейтральной полосе. Кричать нельзя - в тридцати метрах немцы, а отползти не хватило сил. Лишь на третий день он как-то добрался к своим. Ему оказали первую помощь и отправили в медсанбат.

Николай Мариничев также удостоился ордена Красной Звезды.

Подхожу к стрелку 3-й роты 1-го батальона 491-го полка Дмитрию Сатманову. Он был ранен 6 сентября, когда прикрывал огнем разведчиков, бравших "языка". Нашим бойцам удалось пленить двух немецких солдат. Сатманов во время перестрелки уложил двух гитлеровцев, третьего ранил. Но вражеская пуля нашла и его.

- Ну, Дмитрий Денисович, как себя чувствуем? - обратился я к Сатманову.

- Спасибо,- расплылся он в улыбке.- На поправку пошло.

- Ну выздоравливай,- пожелал я Сатманову и обратился к дежурной сестре: А как дела у Андреева?

Пулеметчик 2-го батальона Иван Иванович Андреев находился в боевом охранении, когда неприятельская разведка переправилась через Шешупу и пыталась незаметно проникнуть в нашу траншею. Андреев открыл огонь. Фашисты стали отстреливаться. Они тяжело ранили Ивана Ивановича. Однако он не выпустил из рук оружие и продолжал короткими очередями бить по врагу, пока не обратил его в бегство. Санитары подобрали Андреева в бессознательном состоянии, все эти дни ему было очень плохо. А сегодня наступило улучшение.

Андреев выразил большую признательность врачу Нине Константиновне Ерохииой и сестре старшему сержанту Татьяне Новиковой за спасение жизни.

Раненые были довольны, что их не отправили в тыл.

- Почему? - поинтересовался я.

- Здесь как дома,- ответил Андреев,- и раны быстрее заживают.

Весь сентябрь и первую половину октября мы продолжали совершенствовать оборону, сколачивали подразделения, создавали запасы боеприпасов, горючего, продовольствия и других материальных средств, необходимых для обеспечения наступления.

19 октября дивизии было приказано активизировать разведку, чтобы отвлечь внимание противника от готовящегося прорыва на участке Швиргаллен Добленджан. Туда была переброшена и вся артиллерия дивизии.

Силами 631-го полка в районе Раджеиа и 558-го - в районе Гудавайтена мы нанесли два демонстративных удара. Второй из них оказался перспективным. Подразделения 558-го стрелкового полка, которым теперь командовал подполковник К. В. Чапаев вместо выбывшего из строя по ранению М. Е. Волкова, форсировали реку Шервинта и заняли две линии траншей. Я незамедлительно донес об этом командующему 5-й армией генерал-полковнику Н. И. Крылову. Он, видимо, сообщил командующему фронтом. Через некоторое время генерал армии И. Д. Черняховский позвонил мне. Выслушав мой доклад о сложившейся обстановке, он сказал:

- Товарищ Калинин, что вам нужно, чтобы развить успех?

- Танки, - ответил я.

- Подбросим! - пообещал Черняховский.

Разговор получился коротким. Но в нем было и одобрение действий дивизии, и новая боевая задача.

Слово свое Иван Данилович сдержал. Нам на помощь сразу же была послана танковая бригада. До ее подхода 558-му стрелковому полку пришлось одному отражать атаку частей 376-й пехотной дивизии немцев.

С прибытием танков часть снова перешла к активным действиям и к исходу дня. овладела Гудавайтеном. Продвинулся и 631-й стрелковый полк. Он овладел Ваббеланом. Но теперь уже темп наступления в нашей полосе снизился. Танковую бригаду командующий фронтом перебросил на другой участок. Мы продолжали выполнять поставленную задачу в основном стрелковыми подразделениями. В тот же день я ввел в бой второй эшелон дивизии - 491-й полк в направлении Тарнупенеи. 20 октября этот населенный пункт был взят.

Неприятель беспрерывно контратаковал. Несмотря на это, соединение к 25 октября овладело рубежом Йукнишкен-Вилепишен. На этом и закончилась частная операция по захвату плацдарма в Восточной Пруссии. Мы перешли к обороне...

Войска 3-го и 2-го Белорусских фронтов готовились к Восточно-Прусской операции, главной целью которой было прижать армии "центра" к морю и при содействии Балтийского флота по частям их уничтожить.

Наша 5-я армия входила в состав фронтовой ударной группировав. Наступление первоначально намечалось на вторую половину января. Но потом по просьбе союзников начало его было перенесено на 13 число. Штаб 159-й стрелковой дивизии во главе с полковником Александром Петровичем Соколовым в тесном контакте с командующим артиллерией подполковником Алексеем Евгеньевичем Труниным и моим заместителем по тылу подполковником Виктором Петровичем Новиковым разрабатывали детальный план прорыва вражеской обороны в полосе соединения, Много вопросов приходилось решать нам в эти дни: какими силами и в каких направлениях вести разведку, как сосредоточить на исходном рубеже части, чтобы гитлеровцы ни о чем не догадались, где и сколько проделать проходов в заграждениях и минных полях, какой продолжительности и какими средствами провести артиллерийскую подготовку, определить способы и пути подвоза, эвакуации и много, много других.

К нам прибывали новые люди. На должность заместителя командира дивизии был назначен генерал-майор Рахим Сагиб Гареевич Максутов. Начальником политотдела стал полковник Василий Александрович Белов. От майора Григория Никитовича Петина 491-й стрелковый полк принял подполковник Яков Ирмович Гофштейн, а в командование артиллерийским полком с января вступил Герой Советского Союза подполковник Кирилл Никифорович Осипов. Все они быстро вошли в наш коллектив.

Наконец подошел и назначенный срок.

С вечера 12 января 1945 года части дивизии заняли исходное положение. За ночь местность окуталась густым туманом. С точки зрения маскировки наших приготовлений это было даже на руку нам. А вот для ведения боевых действий сплошная серая пелена являлась серьезным препятствием.

Выйдя из штабного блиндажа, я попытался определить, надолго ли такая погода. Никаких признаков, что туман скоро рассеется, не усмотрел. Взяв с собой помощника начальника оперативного отделения майора В. Г. Доронина и порученца, направился на наблюдательный пункт. Там с группой штабных офицеров находился командующий артиллерией дивизии подполковник А. Е. Трунин. Он доложил, что артиллеристы к наступлению готовы.

- Видимости вот только почти никакой,- добавил Трунив,- Это скажется на результатах стрельбы.

НП был оборудовав на скатах высоты, расположенной в двух километрах южнее Швиргаллена. В хорошую погоду отсюда просматривалась почти вся первая позиция неприятеля. Дальше начинался лес. На правом фланге через прогалину виднелась дорога на Радшен. Но сейчас уже за 10-15 метров ничего нельзя было различить.

В 9 часов 13 января началась артподготовка. Мощные залпы сотрясали воздух, под ногами задрожала земля. Куда ложатся снаряды, наблюдатели не видели. О том, что какая-то часть их все же достигала цели, можно было судить лишь по косвенным признакам.

Когда огонь орудий и минометов был перенесен в глубину обороны немцев, полки первого эшелона пошли в атаку.

Через некоторое время начальник разведки майор Н. П. Максимов доложил, что захвачены первые пленные.

Одного из них старшина Елисеев доставил к нам на НП. Мы попытались его допросить. Однако из этого ничего не вышло: то ли гитлеровца контузило, то ли он так испугался, что слова сказать не мог. Его отправили на сборный пункт военнопленных.

От нашего соединения впереди были пока только разведчики. Они действовали вместе с подразделениями 184-й стрелковой дивизии. От них я получал самую первую информацию о ходе наступления.

Прогрызание вражеских позиций шло медленно. Это объяснялось тем, что противник в общем-то ждал нашего удара и подготовился к нему. Упорная борьба велась за каждую траншею, каждый окоп. Из-за тумана мы не могли широко использовать авиацию, артиллерию. Да и танки непосредственной поддержки вынуждены были держаться поближе к своим стрелковым подразделениям. Ограниченная видимость позволила гитлеровцам подтянуть резервы и провести ряд контратак.

К вечеру 184-я дивизия сумела дойти лишь до второй позиции. В этой обстановке командир 45-го стрелкового корпуса генерал Н. И. Иванов решил с утра 14 января ввести в бой нашу дивизию. Мы должны были овладеть второй позицией и, развивая наступление в направлении Радшен, завершить прорыв главной полосы обороны противника, обеспечить ввод танковой группы.

Сразу же после получения приказа соединение выдвинулось на рубеж Швиргаллен-Волляйкинен. Ночью была проведена разведка, а на рассвете дивизия вступила в соприкосновение с неприятелем.

631-му Витебскому ордена Александра Невского стрелковому полку была поставлена задача на участке Швиргаллен, Волляйкинен захватить вторую и третью линии траншей, населенные пункты Волляйкинен, Айминшпкен и совместно с 491-м и 558-м полками наступать в направлении на Радшен. 631-му полку придавались 144-я отдельная штрафная рота, отдельная батарея самоходных орудий, 1-й и 3-й дивизионы 597-го артиллерийского полка.

1-й стрелковый батальон под командованием капитана Афонина вместе со 144-й отдельной штрафной ротой под прикрытием 82-мм батальонных и 120-мм полковых минометов начал штурм вражеских траншей.

К 6 часам 14 января из обеих линий противник был выбит. 631-й полк тремя батальонами, расположенными в линию, повел наступление на Волляйкинен. На подступах и Волляйкияену предстояло взять еще высоту 62.8- один из наиболее сильных опорных пунктов врага.

Здесь гитлеровцы оказали упорнейшее сопротивление. Батальоны первого эшелона несли большие потери. Фашистская пехота при поддержке танков и самоходных орудий "фердинанд" предприняла несколько контратак. Всю тяжесть их удара приняла на себя 8-" стрелковая рота под командованием старшего лейтенанта Колесникова. "Фердинанды" били по ее боевым порядкам прямой наводкой. Однако бойцы не дрогнули и успешно отражали натиск фашистов. Особенно отличился в этом бою командир отделения истребителей танков комсомолец сержант Абдурахманов. Когда две самоходки направились прямо на него, Абдурахманов со связкой гранат бросился им навстречу. Из-под гусеницы одного из "фердинандов" вырвался сноп огня, и он остановился.

Сержант Абдурахманов погиб. Его подвиг мобилизовал бойцов, и они стали бить фашистов с еще большим ожесточением.

В 9-й стрелковой роте героем дня стал помощник командира взвода комсомолец сержант Гончарук. В самый напряженный момент, когда на стрелков навалилось восемь немецких танков, из строя вышел взводный. Сержант Степан Гончарук взял командование подразделением на себя. Он действовал решительно и смело.

Получив ранение, Гончарук не покинул поля боя. Истекая кровью, он продолжал командовать взводом. В этой схватке сержант лично уничтожил восемь гитлеровцев. Контратака противника была отбита.

В 11 часов я перенес свой командный пункт в район второй неприятельской позиции. Разместились в добротном и просторном блиндаже, оставленном отступившими. В нем мы нашли приказ Гитлера, в котором предписывалось Восточную Пруссию удержать любой ценой. Всех, кто оставит позиции,расстреливать. Семьи сдавшихся в плен направлять в концлагеря.

Немецкое командование беспрерывно бросало против нас подтянутые из глубины части. Отразив все контратаки противника, дивизия завершила прорыв второй позиции.

Утром 15 января туман рассеялся. Это дало нам возможность перед штурмом третьей позиции хорошо разведать цели для артиллерии.

Мне позвонил командир корпуса и предупредил, что в полосе дивизии будет вводиться танковая группа. Я вышел из блиндажа. После двухдневного тумана как-то непривычно было смотреть в чистое голубое небо, на искрящийся под солнцем снег.

Неожиданно со стороны Радшена на бреющем полете вынырнул вражеский самолет. Зенитчики открыли огонь и подбили его. Но летчик успел сбросить кассету с мелкими бомбами. Огневая позиция артиллеристов покрылась воронками. Мне доложили, что тяжело ранен командир стрелявшей батареи.

Я приказал улучшить маскировку, убрать все лишние машины, скопившиеся в роще вокруг КП.

Часов в одиннадцать прибыл офицер наведения авиации. Через два часа мы должны были начать атаку. Еще с рассвета части дивизии на некоторых участках провели бои с целью улучшения своих позиций. Противник продолжал обстреливать нас из пулеметов и минометов, вел усиленную авиационную разведку. Он, конечно, чувствовал, что наше наступление должно возобновиться, и с воздуха пытался установить, куда мы выдвигаем танки.

Но вот наступило время, и в небо поднялись краснозвездные бомбардировщики, штурмовики, заговорила дивизионная и корпусная артиллерия. На неприятельскую оборону обрушился град бомб и снарядов.

На мой КП позвонил командир 558-го стрелкового полка подполковник К. В. Чапаев. Он попросил, чтобы авиация наносила удары чуть поглубже, а то осколки долетают до выдвинувшегося вперед батальона.

Сказал об этом офицеру наведения. Он передал команду летчикам.

В это время начала выдвигаться на рубеж развертывания 120-я танковая бригада. Она шла тремя колоннами. Каждую из них возглавляли машины с тралами. Им предстояло проделать проходы в минных полях.

Танки протаранили гитлеровскую оборону. За ними устремилась наша пехота. Наступающие части захватили высоту 82.8, Волляикинен, а затем и Айменишкен. Но полностью завершить прорыв позиции дивизии не удалось. Юго-западнее Радшена немцы сосредоточили крупные танковые силы для проведения контратаки во фланг, чтобы отрезать вклинившиеся в их оборону танки.

159-я стрелковая дивизия привяла удар неприятеля на себя.

Я перешел на наблюдательный пункт, расположенный южнее Аймешппкена. С него хорошо просматривались подступи к сильно укрепленному Радшену.

Под вечер на НП приехал начальник штаба 5-й армии генерал Н. Я. Прихитько. Я доложил ему обстановку и свое решение отражать контратаку одним полком и противотанковым резервом, а остальными силами развивать наступление на Радшен, обходя его с северо-востока.

Николай Яковлевич изучил положение частей соединения и связался с командующим 5-й армией. Генерал-полковник Н. И. Крылов утвердил мое решение, затем предупредил, что со мной будет говорить И. Д. Черняховский.

Я взял трубку. Через несколько секунд услышал голос Ивана Даниловича. Он поздоровался, сказал, что знает, какая напряженная у нас сейчас ситуация.

- Но нужно сделать все, чтобы не отвлечь соседа от выполнения основной задачи,- приказал командующий фронтом.- От этого зависит общий успех. Вы поняли меня? Чем вам помочь?

- Понял, - ответил я. - Сделаем все, что от нас требуется. Если есть возможность, прошу усилить танками.

В наш разговор вплелись голоса телефонистов. Черняховского вызывала Москва.

- Ну, желаю успеха! - успел сказать Иван Данилович, и нас разъединили.

В штабе 2-го гвардейского танкового корпуса, действовавшего севернее Радшена, находился наш офицер связи. Я немедленно выслал туда оперативного работника для согласования неотложных вопросов. Затем переговорил по телефону со всеми командирами полков, разъяснив, какая ответственная задача на нас возложена.

Всю ночь дивизия отбивала контратаки противника.

Николай Яковлевич Прихитько пробыл на моем НП почти до рассвета. Он помогал мне советами и держал в курсе обстановки на фронте армии.

Убедившись, что мы приняли все меры, чтобы выполнить приказ, он уехал. На прощание Прихитько сказал:

- Лучшей помощью соседу было бы ваше продвижение вперед.

Я учел его совет.

В ночь на 16 января 631-й стрелковый полк завязал бой за Буржен - один из наиболее укрепленных опорных пунктов немцев, стоящий на пути к Радшену. Под покровом темноты часть скрытно сосредоточилась в 70- 100 метрах от неприятельских траншей. Однако с помощью осветительных ракет враг все же обнаружил наши подразделения и обрушился на них всеми своими огневыми средствами. Несмотря на губительный огонь, полк на рассвете атаковал Буржен, ворвался в него и, истребив оборонявшийся там гарнизон, овладел селением.

Одновременно с Бурженом был занят и Айменишкен. Противник отошел на заранее подготовленный рубеж, проходивший через Радшен, являвшийся мощным заслоном на пути к Инстербургу. Отсюда было удобно контролировать дороги, связывающие восток и запад. Радшен оборонял батальон пехоты, поддерживаемый 12 танками и самоходными орудиями. Помимо этого противник имел здесь 75-мм орудия и тяжелые 119-мм минометы. Пушки его располагались в районе Поджек, Плимпален, а минометы на высотах с отметками 61.4 и 66.2. С них гитлеровцы могли просматривать наши боевые порядки.

Артиллерия врага точно била по видимым целям. Подразделения 631-го полка вынуждены были окопаться. Радшен опоясывали две линии глубоких траншей с сильно развитыми ходами сообщения, сеть проволочных заграждений и препятствий. Передний край был заминирован. Траншеи прикрывались также надолбами и стальными ежами. Вправо от них тянулся широкий противотанковый ров.

16 января в 14 часов командир 631-го полка подполковник К. Д. Дмитриев созвал командиров батальонов, батарей и приданных подразделений, провел с ними рекогносцировку местности и поставил боевые задачи.

1-му стрелковому батальону вместе с приданной штрафной ротой он приказал сосредоточиться на юго-западной окраине Айменишкена и при поддержке 1-го дивизиона 597-го артиллерийского полка наступать на юго-западную окраину Радшена. 3-му стрелковому батальону с приданной полковой артиллерией, заняв исходное положение на северо-западной окраине Айменишкена, овладеть северо-восточной частью Радшена. 2-му батальону занять исходное положение правее 3-го батальона и при поддержке 3-го артдивизиона наступать на высоты с отметками 64.0 и 66.0, перерезать дорогу, идущую из Куссена на Гумбинен, и выйти в тыл радшенской группировке противника.

После уничтожения фашистов в Радшене подразделения части должны занять рубеж по западному берегу реки Айменис.

После сорокаминутной артиллерийской подготовки 631-й стрелковый полк пошел в наступление на Радшен. Рота старшего лейтенанта И. М. Бескаравайного, скрытно выдвинутая перед этим на дорогу Айменишкен - Радшен, стремительной атакой сбила боевое охранение противника и устремилась к Радшену. За нею последовали 1-й и 3-й батальоны. Находившаяся в их боевых порядках батарея 45-мм орудий под командованием капитана В. А. Рогожина подавляла оживавшие вражеские огневые точки.

1-й стрелковый батальон во главе с капитаном Афониным наступал вдоль реки Айменис. Его третья рота (командир старший лейтенант М. С. Митин) быстро достигла южной окраины Радшена, охватив правый фланг гитлеровцев.

Считая свой левый фланг, где у неприятеля был противотанковый ров, надежно защищенным, фашисты все внимание сосредоточили на обороне дорог Айменишкен-Радшен и Буржен-Радшен.

Этим воспользовался командир 3-го стрелкового батальона старший лейтенант А. М. Максимов. Он вывел подразделение к противотанковому рву, сбил имевшийся там заслон, перерезал дорогу Буржен-Радшен и вышел на трассу Радшен-Куссен, обходя Радшен с северо-востока.

Немцы открыли сильный пулеметный и минометный огонь и вынудили наших бойцов залечь. Здесь отличилась рота лейтенанта Вениамина Александровича Тараканова. Вместе с парторгом сержантом Нарышкиным и агитатором сержантом Савченко командир сумел поднять людей и повести в атаку.

Встав во весь рост, лейтенант крикнул:

- За Родину - вперед!..

Почти одновременно с Таракановым вскочили Нарышкин и Савченко, а за ними и все остальные. Фашисты усилили огонь.

- Не робей, ребята,- подбадривал солдат ротный,- за мной!..

Рядом с Таракановым разорвалась мина. Осколок сразил лейтенанта. Находившийся рядом с ним парторг Нарышкин был тяжело контужен, а агитатор Савченко ранен. Но несмотря на это они остались в строю. Мужеством и презрением к смерти они воодушевили бойцов. Стремительным броском подразделение достигло Радшена и ворвалось на его окраину.

Решительно действовали также роты старшего лейтенанта И. Ф. Мирского и лейтенанта В. И. Шупикова. Перерезав дорогу, идущую из Куссена на Гумбинен, они зашли в тыл радшенскому гарнизону. Их удар был неожиданным для противника, однако он продолжал упорно сопротивляться. Во время этой схватки командир 6-й роты Владимир Иванович Шупиков получил тяжелое ранение. Но он не покинул поля боя до тех пор, пока 6-я и 4-я роты не ворвались на улицы Радшена.

Здесь большое личное мужество проявил командир взвода автоматчиков лейтенант Дмитрий Николаевич Караващенко. Подразделение окружило большой каменный дом, в котором засела группа немцев, но овладеть им никак не могло. Фашисты отбивались с упорством обреченных. Время шло, а взвод продолжал топтаться на одном месте. Тогда Дмитрий Караващенко взял связку гранат и пополз к постройке. Приблизившись к ней вплотную, вскочил и бросился в помещение. Через несколько мгновений раздался оглушительный взрыв. Из окон полетели рамы, повалил дым, с крыши посыпалась черепица.

Когда автоматчики, последовавшие за командиром, вбежали в просторную комнату, то увидели в ней семь трупов гитлеровцев.

Мертв был и лейтенант Караващенко...

Меньше часа длился уличный бой в Радшене. Его гарнизон был полностью разбит.

С падением этого населенного пункта, по сути, завершился прорыв гумбиненского рубежа.

В этот же день, вечером, я встретился с командиром 2-го гвардейского Тацинского танкового корпуса генерал-лейтенантом А. С. Бурдейным. Это произошло на северо-восточной окраине Радшена. Алексей Семенович подъехал в крытой машине типа летучки. Когда я вошел в нее, Бурдейный сидел за столом, склонившись над картой. Рядом с ним стояло несколько офицеров. Я представился. Бурдейный встал. Высокий, крепко сложенный, он напоминал былинного богатыря. По утомленному яйцу было видно, что он провел не одну бессонную ночь.

- Рад видеть соседа, - радушно сказал он, пожимая руку. - Как идут. дела?

Я кратко проинформировал Алексея Семеновича об обстановке в полосе дивизии и о полученной задаче. Он в свою очередь рассказал о положении корпусных частей и соединений. Его беспокоил левый фланг, против которого противник сосредоточил значительное количество танков. Мы договорились о порядке взаимодействия на случай вражеских контратак и при дальнейшем наступлении в северо-восточном направлении.

Все вопросы решили быстро, в я тотчас же вернулся на командный пункт, который к атому времени переместился в Радшен.

Ночью гитлеровцы попытались выбить нас из городка. До утра 17 января на окраинах Радшена шли бои. Так ничего и не добившись, неприятель отошел в Йоджен.

Теперь 159-я стрелковая дивизия в тесном взаимодействии с соседями должна была развивать наступление в направлении Инстербурга.

Я собрал командиров полков и перед каждым поставил конкретные задачи.

В это время к нам приехал командующий артиллерией 3-го Белорусского фронта генерал М. М, Барсуков. Я пошел его встречать. Прервав жестом, мой доклад, он начал расспрашивать о проведенных боях, о том, как в них использовалась артиллерия. Выслушав меня и подполковника А. Е. Трунина, Барсуков заметил, что необходимо смелее использовать орудия сопровождения.

- Надо, чтобы они действовали совместно с танками и танковыми десантами, посоветовал он. - А если местность непроходима для артиллерийских тягачей, то цеплять орудия за боевые машины, а расчеты сажать на броню.

После беседы на командном пункте генерал Барсуков вместе с подполковником А. Е. Труниным выехал в район огневых позиций дивизионного артиллерийского полка.

На подготовку к новым боям времени было крайне мало. Поэтому спешили сделать самое неотложное.

Наступать пришлось через Тцулкиненский лес, раскинувшийся почти до самого Инстербурга. На всех дорогах и просеках немцы устраивали завалы, ставили мины, оставляли отряды прикрытия. Все это, безусловно, влияло на тема нашего продвижения.

21 января, после полудня, части дивизии вышли к реке Штриус. Здесь повернули на юг. К вечеру достигли опушки леса Айхвальд. Отсюда просматривалось шоссе, идущее из Гумбинена на Инстербург. По нему бесконечным потоком тянулись отступавшие колонны фашистов. У всех нас было большое желание ударить по ним. Но слишком небольшие силы были пока под рукой. Танки, артиллерия и многие стрелковые подразделения еще только подходили, растянувшись по тесным лесным путям. Ничего больше не оставалось, как подождать их.

Подтянув все части и развернув артиллерию, дивизия ночью атаковала противника. В лоб пошел 558-й стрелковый полк. Командир его подполковник К. В. Чапаев был ранен, вышли из строя и многие офицеры из подразделений. Тяжелые потери нес также рядовой состав. В батальоне, которым командовал капитан Василий Георгиевич Чернов, осталось всего человек шестьдесят - семьдесят. Несмотря на это, бойцы отбивали у врага траншею за траншеей, преодолевали проволочные заграждения, уничтожали засады.

В 5-ю роту, которая выдвинулась вперед, пришел заместитель командира батальона по строевой части старший лейтенант Иван Григорьевич Лукин. Он всегда был с бойцами - там, где опаснее. Его любили и уважали за смелость, за то, что умел для всех найти душевное слово, подбодрить, своевременно предостеречь от ошибки, непродуманного шага. С удовольствием с ним советовался по всем вопросам и командир роты младший лейтенант Колпаков.

В очередную атаку они повели подразделение вместе. Первым поднялся взвод младшего лейтенанта Постришнего. Противник оказывал сильное огневое сопротивление. Но солдаты продолжали наступать. Даже раненые не покидали строя. Мне рассказывали потом, как автоматчики Федор Ольховский и Николай Радюк, которых зацепило одного в руку, другого в ногу, помогая друг другу, все-таки добрались до окопов, куда уже ворвалось отделение младшего сержанта Егора Батальонникова, в приняли участие в схватке с гитлеровцами.

Пока 5-я рота очищала захваченные укрепления, воины 6-й роты во главе с лейтенантом В. Н. Руденко устремились в глубь вражеской обороны. Второй траншеи первым достиг взвод младшего лейтенанта Болышева, раньше всех в рукопашную вступил младший сержант Гаяз Ахтямов. В ход были пущены штыки, приклады, гранаты. Неприятельские солдаты пытались было отбиваться, но не выдержали натиска и начали спасаться бегством. Некоторые сдались в плен.

На какое-то время бой утих. Однако это была лишь небольшая пауза. Подразделениям предстояло преодолеть еще одну линию проволочных заграждений, окопов, бетонированных огневых точек. А людей осталось совсем мало, кончались боеприпасы.

В это время подошли 631-й и 491-й полки. Саперы младшего лейтенанта Аксенова проделали в заграждениях проходы, и части решительным ударом опрокинули врага.

Дорога Гумбинен-Инстербург была перерезана.

Дивизия с ходу приступила к форсированию Писсы, чтобы закрыть немцам южные пути отхода.

Ночью части овладели Нойштебингеном, Таммевишкеном и с юга ворвались в Инстербург. С востока в город вошли подразделения других соединений. Противник поспешно отступил.

Командир 45-го стрелкового корпуса генерал Н. И. Иванов по радио приказал нам закрепиться на юго-западной окраине и быть готовыми к отражению контратак.

Соединение заняло оборону и начало приводить себя в порядок. Наш командный пункт расположился в дачном поселке Танненхоф.

Вскоре в дивизию приехал командир корпуса. Он выразил удовлетворение нашими действиями, осмотрел части и поставил новую задачу. Суть ее заключалась в том, что мы должны были совершить марш до Вилау, а потом повернуть на юг и наступать в направлении Аленбург, Ундерваген.

Вызвал командиров полков на опушку леса. Они доложили о положении своих полков. Я заметил, что Дмитриев, Чапаев, Гофштейн и Осипов как-то странно переглядываются. Я пригласил их сесть на бревна и спросил:

- Что случилось?

Все устремили взгляды на Дмитриева. Он некоторое время молчал, потом сказал:

- Предложение у вас есть. Правда, в деталях мы его еще не продумали, а в принципе оно такое: людей нет подразделениях. Вот мы и думаем: не сделать ли в дивизии один полнокровный сводный полк?

- Ну что же, идея предельно ясна, - ответил я после некоторого раздумья. Но есть у меня к вам, товарищи командиры, один вопрос: под чьим знаменем будет воевать сводный полк? И опять-таки, куда девать штабы частей?

Офицеры молчали. Я продолжал:

- Нам приказано сегодня начать наступление. А чтобы сформировать сводный полк, нужно время - сутки или двое. Потом вновь созданные подразделения надо сколотить. А представьте: вдруг к вам завтра прибудет пополнение. Что же, тогда снова все перестраивать? Я понимаю ваше беспокойство: трудно выполнять задачи, которые ставятся перед полками, если в них бойцов лишь на один батальон. Но ведь легче изменить задачу, чем проводить переформирования. Кроме того, не забывайте и о таких вещах: мы воюем не первый год. Каждый полк имеет свои традиции. А это очень важно для воспитания личного состава. Так я думаю, Василий Александрович?

Я обратился к начальнику политотдела полковнику Белову,

- Конечно, - согласился он.

- Ну что ж, пожалуй, вы нас убедили, - сказал Дмитриев.

Я порекомендовал командирам частей пока сократить численность людей в тылах. И за счет их пополнить роты.

После этого поставил им задачи на наступление.

За Кройцбург бои шли уже два дня. Город упорно обороняли 1093-й пехотный полк и танковое подразделение. Используя господствующее положение Кройцбурга над окружающей местностью и туман, сковывающий действия нашей авиации, немцы изо всех сил держались за этот населенный пункт.

И все же в ночь на 7 февраля 558-й стрелковый полк сумел овладеть маслозаводом, расположенным на южной окраине Кройцбурга, а 631-й и 491-й полки прорвались в центр и на северную окраину. В тяжелых уличных боях остатки фашистского гарнизона вскоре были полностью уничтожены. Противник дважды контратаковал. Во второй раз он бросил на наши позиции до батальона пехоты с 12 танками. Я приказал развернуть 136-й отдельный истребительно-противотанковый дивизион. Артиллеристы, поддерживаемые стрелками, действовали самоотверженно. Они подбили 4 танка, а остальные заставили повернуть обратно.

В этом бою погиб наш замечательный товарищ командир противотанковой батареи капитан Рубен Джавидович Геворкян.

Потери были и среди рядового состава.

Измотанные беспрерывными маршами, схватками с врагом, сильно поредевшие подразделения дивизии нуждались в отдыхе, пополнении. Но обстановка требовала продолжать наступление, чтобы не дать неприятелю зацепиться на новом рубеже, привести себя в порядок и подготовить оборону.

Полки первого эшелона - 558-й и 631-й - буквально на плечах гитлеровцев подошли к Кляйн Тифенталю и вскоре овладела им. 10 февраля они заняли господский двор Глаутинев и перерезали шоссе Цинтен-Кенигсберг.

Когда эти части окончательно выдохлись, я задействовал 491-й стрелковый полк, находившийся во втором эшелоне, и приказал с утра 11 февраля во взаимодействии с остальными силами соединения взять Клаусситтен.

Задача эта была выполнена.

В это время слева от нас войска 28-й армии завязали бои за Цинтен, справа 184-я стрелковая дивизия дралась за Немриттен.

Фашисты попытались отбить Клаусситтен. Несколько их контратак мы отразили. Однако враг не унимался. Собрав в кулак все свои резервы, он нанес удар по 184-й стрелковой дивизии и несколько потеснил ее, угрожая теперь нашему правофланговому 558-му полку.

Я узнал об этом из донесения, переданного по радио, когда возвращался к себе от командира корпуса. Надо было срочно отдать распоряжение артиллеристам, чтобы они открыли заградительный огонь. Но связи с ними но было. Что делать? До командного пункта ехать еще минут двадцать - тридцать. За это время все может произойти.

Вдруг мимо машины мелькнула огневая позиция гаубичной батареи. Я приказал водителю Геннадию Васильеву свернуть туда. На огневой меня встретил старший офицер батареи лейтенант Апенько.

- В каком направлении ведете огонь? - спросил я его.

- Буссоль 44-00, - быстро ответил он.

- Некогда мне расчетами заниматься, - рассердился я. - Покажите по карте!

Лейтенант достал целлулоидный круг и линейку, приложил к точке на- карте, где мы находились, и показал, куда стреляет батарея. Она прикрывала западную окраину Клаусситтена.

- Связь с кем есть? - спросил я Апенько.

- С командиром батареи и дивизионом,- доложил он.

- Тогда передайте командиру дивизиона мой приказ немедленно перенести огонь вот сюда. - И я провел на карте линию.

Апенько начал высчитывать доворот и прицел. Я велел ему кроме цифр сообщить словами, чтобы заградительный огонь дивизион поставил на рубеже два километра северо-западнее Клаусситтена.

- А то еще шарахнет по своим.

- Ясно, товарищ генерал, все будет сделано!..-заверил Апенько и побежал к телефону.

Мы поехали дальше. Васильев гнал машину на предельной скорости. Когда подъехали к командному пункту, увидели разрывы наших снарядов перед правым флангом. Я облегченно вздохнул: успели!

Подполковник А. Е. Трунин доложил, что огонь ведется двумя дивизионами.

12 февраля обстановка осложнилась. Немцы подтянули свежие силы и возобновили контратаки. Наши же полки не пополнялись ни людьми, ни боеприпасами. Особенно острая нехватка ощущалась в снарядах.

Гитлеровцы все время меняли направление своих ударов, прощупывали, где у нас послабее. Приходилось маневрировать огнем артиллерии и минометов. В ход пустили и минометы 631-го стрелкового полка, выведенного во второй эшелон.

Вечером противник на узком участке пробился к западной окраине Клаусситтена, а потом захватил почти все селение. Связь с оборонявшимся там 491-м полком прервалась как раз в то время, когда подполковник Гофштейн докладывал о том, что противник атакует его командный пункт. Посланные туда телефонисты сообщили, что дом, где находился КП части, захвачен фашистами.

Я ввел в бой 631-й полк с задачей восстановить положение. Зенитно-пулеметную батарею поставил на прямую наводку, чтобы закрыть образовавшуюся брешь.

О сложившейся обстановке и принятом решении доложил командиру корпуса генералу Иванову, попросил у него помощи. Николай Иванович обещал прислать самоходный дивизион, но только через два-три часа.

Бой в Клаусситтене продолжался. Сильная стрельба слышалась в центре и на восточной окраине. Теплилась надежда, что Гофштенн со своим штабом цел. С одним из батальонов его полка удалось восстановить связь. Вызвал начальника разведки Н. П. Максимова и приказал ему пробиться на командный пункт 491-го полка. В это время оттуда прибыл ординарец Гофштейна и доложил, что штаб во главе с командиром части ведет бой в окружении. Вырваться из кольца нет возможности - мало сил. Да и нельзя бросить тяжелораненых. Размещен КП в большом доме с надежным подвалом.