Ева

Возвращение

Нужно найти Лома. Скоро Ева все вспомнит, Лом должен быть рядом.

Бабушка стягивает с машины пыльный чехол и отбрасывает в сторону. Пыль остается висеть в воздухе. Бабушке хочется все разнести, перевернуть вверх дном, ее сердце разрывается оттого, что она знает, что ждет Еву. И, черт возьми, неужели Человек-зонт не мог подождать пару дней, пока Ева оправится?! Проклятое чудище.

Мотор старенького, когда-то синего, а теперь заржавевшего пикапа заводится с громким рычанием. Машина тихонько выдвигается из-под залежей пыли. Бабушка запрыгивает в нее на ходу. Колеса разъезжаются в разные стороны. Ворота гаража закрываются.

– Едем в город, нужно найти Лома, – говорит бабушка и захлопывает дверь. Разложенные на сиденьях высушенные листочки мяты разлетаются в стороны. Бабушка верит, что душа ее умершей раньше срока сестры Шушан переселилась в машину, и она часто болтает с машиной о том о сем, часами сидит, обняв руль, а иногда и засыпает в таком положении до рассвета.

Бабушка недолюбливает город. Там она теряет свои способности, за вычетом пары мелочей. Кроме того, именно в городе она потеряла самое важное, самое дорогое – Шушан. До выезда на ведущую в город магистраль еще примерно полчаса. Бабушка включает радио. Монотонный шелест время от времени перебивается тоненьким голосом ведущего. Голос рекламирует какое-то эффективное лекарство, делающее жизнь легче и счастливее. Бабушка фыркает, выключает радио, а потом крутит потрепанный тяжелый кожаный руль и начинает насвистывать себе под нос. Она и сама не знает, что именно свистит, – просто хочет отвлечься, чтобы мысленно не возвращаться в лес, в дом, где лежит Ева. Она вынуждена оставить Еву одну, ей нужно все вспомнить – это именно Евина битва, а потом, потом Бабушка уже будет рядом.

Один из простаивающих заводов находится в самом центре города, но все его забыли и забросили. Бабушка знает, что детство Лома прошло в этих краях, предполагает, что он укрылся в одном из подвалов завода, и решает сначала проверить именно эту территорию. Она направляется к часовому заводу. Проезжает через бедняцкий квартал, наталкиваясь на испуганные взгляды. Бабушка останавливается у полуразрушенного дома, раздает столпившейся у машины детворе конфеты. У дверей дома появляется Вафля – самый толстый и краснощекий нищий квартала.

– Мне нужен бензин, – говорит Бабушка с улыбкой и вынимает из кармана несколько купюр.

– Кого я вижу! Давненько ты у нас не показывалась. Ты все такая же. – Вафля улыбается, обнажая редкие зубы.

– Ну да, я все моложе и моложе, – смеется она. – Скажи мне, Вафля, все по-прежнему?

– Все еще хуже, Бабуль. Налоги повышают, полиция Гербера за неуплату долгов берет наших женщин и детей в плен. – Вафля говорит шепотом, боясь, что его услышат. – Ну а я продаю бензин из-под полы и обеспечиваю детишек квартала хлебом.

– Знаю, Вафля. Поэтому тебя все любят.

Бабушка вытаскивает из машины полотняные мешки с хлебом и кладет рядом с дверью.

– Бабуль, когда это все изменится? – Глаза у Вафли грустные.

– Не знаю, – говорит Бабушка, садясь в машину, – я не знаю, Вафля.

– Бабуль! – Вафля заглядывает в приспущенное окно машины. – Спасибо.

Бабушка подмигивает ему и заводит машину. Детвора бежит рядом с машиной, провожая Бабушку и предвкушая вожделенный миг: Бабушка несколько раз сигналит, и малыши хлопают в ладоши и гогочут. Вафля провожает Бабушку взглядом и думает: «Как она живет без Евы?»

Солнце заходит, и в лесу синеватые тени деревьев растягиваются по траве. Ева смотрит на упавшую на стену тень занавески и напрягает слух. Звуки приглушены, как будто кто-то нарочно выключает один за другим. Она смотрит на птиц за окном. Они перепрыгивают с ветки на ветку, раскрывают и закрывают клювы, но их чириканья не слышно.

Она берет поставленную рядом с ней чашку и швыряет об пол. Чашка разбивается вдребезги, но – ни звука. Ева громко говорит, не слыша саму себя. Последний звук – постепенно сходящее на нет биение ее сердца. Абсолютная тишина. Она щупает свои уши, потом кладет руку на сердце.

Ева еще в состоянии думать о том, что с ней происходит, почему она оглохла, и размышлять о глухих людях и их чувствах, но одна мысль настойчиво отделяется от остальных и вырывается вперед. Она не оглохла, кто-то вырубил все звуки, специально выключил их в ее голове, потому что сейчас что-то должно произойти. Точно так было за несколько секунд до появления Человека-зонта. Ева ухватывается за края кровати и немного приподнимается. Боль сжигает ее тело – миллиметр за миллиметром.

Взгляд падает на выстроенные на шкафу статуэтки козлят, она начинает их считать. Один, два, три, четыре, пять… Ева хочет убедить саму себя, что еще в состоянии думать, что страх не окончательно затуманил ей мозг. Щеки и челюсть сводит от напряжения. Она смотрит на потолок. На нем появляется подтек, он принимает форму ее тела, словно это ее отрезанная тень. Входная дверь медленно открывается, хотя Бабушка, уходя, крепко-накрепко заперла ее на ключ. Девушка мысленно воспроизводит скрип двери.

В дверях появляется большой черный зонт. Раскрывается, наклоняется к Еве и начинает крутиться – медленно, равномерно.

Вскоре зонт замирает и резко закрывается, оставив в воздухе мириады капель воды. Он немного отступает и стремительно мчится к Еве. Девушка успевает уклониться и крепко зажмурить глаз. Зонт останавливается прямо напротив Евиного глаза, и в ту же секунду и глаз Евы, и зонт одновременно открываются. Ресницы Евы касаются металлического навершия зонта. Ее искромсанные волосы поднимаются от ветра и остаются висеть в воздухе.

Всей кожей она ощущает, что зонт изучает ее. Ева ждет удара, и ее искромсанные волосы готовы растерзать металлические прутики и ткань зонта.

– Вспомни!

Голос идет будто изнутри. Мужской голос. Где-то в голове начинает звучать «В-в-в» и, словно продолжаясь над ее изголовьем, тянет ее за волосы. Ева снова напрягает слух: как и прежде – тишина. Зонт в нескольких миллиметрах от ее глаза крутится еще быстрее. Наверное, со стороны кажется, будто зонт вырос из Евиного глаза. «Чего он хочет, что собирается сделать?» – думает девушка, задыхаясь от тревоги.

Она чувствует, как лишается сил, ее тело слабеет, теперь уже и руки не двигаются.

Вспомнить? Но как? Что? Она пытается выговорить эти слова, но тишина снова вонзается ей в горло.

Зонт такой большой, что Ева больше ничего не видит. Он так близко, что ничего другого и не увидеть.

Мужской голос снова расщепляет тишину. Бархатный, ровный, спокойный голос.

– Вспомни.

На этот раз голос звучит в ее ушах и тянется до затылка. Все тело покрывается мурашками и холодеет. Повернуться невозможно, она только скашивает в сторону зрачок открытого глаза, но зонт магнетически притягивает его к себе.

Чернота зонта полностью занимает ее окоем. После нескольких минут обездвиженности Ева пытается отклонить голову назад и закрывает глаз. Еще через минуту неподвижности из молчания и мрака прорывается детский крик:

– Ева! Ева!

Ее зрачок расширяется, сердце бьется о грудную клетку. Глаз, как дымом, заполняется красными капиллярами. Она крепко ухватывается за постель, тело бьется в конвульсиях. Она вспоминает ребенка – его лицо, цвет глаз, узнает его голос. Потом вспоминает метро, где они впервые встретились. Ева безостановочно мысленно повторяет: «Артур!» Снова и снова. Она не хочет упустить появившуюся в памяти картинку, которая может снова затеряться, как прозрачный край скотча.

Зонт отступает. С потолка капают фиолетовые капли. «Это мои слезы», – думает Ева и видит, что среди капель зажигаются маленькие огоньки. Некоторые из горящих слез падают в ее глаз, и через мгновение девушка оказывается на знакомой городской улице. Вокруг горящие дома, деревья, кто-то валяется в конце улицы. Она знает, кто там упал, но изо всех сил отгоняет мысль об этом. Поворачивается и начинает бежать, но, как это бывает во сне, бежать становится невыносимо трудно. Все замедляется. Ноги увязают в горячем асфальте.

– Артур! – мысленно повторяет она знакомое имя.

Голоса в городе словно растянуты, искажены. Улица не кончается, лежащее на земле тело отдаляется. Ева уже в другом месте.

Станция метро «Еритасардакан» пуста, практически пуста. К Еве приближается мальчик лет шести-семи:

– Салфетки купите?

Она смотрит на розовые щеки, рыжие ресницы мальчика и улыбается:

– Куплю. Сколько нужно заплатить?

– Пятьсот. – Мальчик утирает нос рукой.

Ева берет две пачки, одну кладет в карман, вторую протягивает мальчику:

– Это тебе.

Несколько минут они стоят рядом, потом мальчик спрашивает:

– Дашь свой номер?

Ева удивляется:

– Ты что, хочешь пригласить меня на свидание?

– Н-е-ет, – смеется мальчик. – Хочу, чтобы у меня были друзья. Ты кажешься хорошей.

– Так сразу стал мне доверять?

– Я знаю, кому можно доверять, – обиженно говорит мальчик и снова утирает нос.

Появляется работник метрополитена. Он визжит:

– Сколько раз тебе говорили, мальчик, не показывайся здесь!

– Он со мной, – вступается Ева. – Это мой брат.

– Скажите своему брату, что тут не магазин.

– Пойдем, – обращается Ева к мальчику. – Пойдем поедим мороженого. Ты ведь любишь мороженое?

– Нет.

– Как странно.

Фиолетовые капли падают с потолка Еве на лицо. Она снова возвращается на улицы горящего города. Сцены войны, как в рекламе, отдельными фрагментами крутятся в ее голове. Во мраке памяти пробуждаются самые страшные бои. Трупы, раненые, плач, крики. Буквы прокручиваемого текста поочередно мигают, как в конце виртуальной игры. Ты проиграла. Образы в голове взрываются и причиняют невыносимую боль. Ева видит себя среди множества гиен, видит, как она, длиннокосая, сражается с ними, бросая гиен на землю, расшвыривая в стороны. Там, в начале улицы, сражается какой-то высокий человек, вооруженный большим железным шестом. Это Лом. Ева вспоминает Лома. Вокруг него много гиен. Одна из гиен просто наблюдает с крыши и не нападает. Она из охраны Гербера Четвертого. В какой-то момент все становится хаотичным, непонятным. На секунду Ева отвлекается, чувствуя что-то неладное. И именно эта секунда должна все решить. Ева взглядом ищет Артура, и свора гиен поднимает ее до крыши здания. Ева отрубает нескольким головы и оказывается в руках Гербера. Она видит, как Гербер поймал и душит ее обеими руками.

– Ах ты, сучье отродье! Ты что, думала, что можешь меня победить?! Да я тебя разжую и косточки твои выплюну. Нет, я тебя искалечу, сделаю инвалидом, посажу на цепь как собаку, а потом прикончу.

Увесистые удары по животу, спине, лицу… Ева все еще ищет взглядом Артура. От ударов ее кровь взмывает вверх и дождем проливается на лицо.

Зонт возвращает Еву в комнату и открывает ей глаз. Теперь ничего не вспомнить. Невыносимая боль раздирает на кусочки. Повязки на теле покраснели, рубцующиеся раны кровоточат. Ева готова умереть прямо здесь и сейчас.

Зонт снова раскрывается и клонирует сам себя. Кровать Евы симметрично окружают шесть одинаковых зонтов. Руки девушки безвольно свисают с обеих сторон кровати, она смотрит на фигурки козлят, последним усилием пытаясь ухватиться за реальность.

Медленно кружась, зонты приближаются к ней и полностью накрывают.

Кошмар продолжается. Она возвращается в город, где в агонии валяется на улице. Чуть поодаль спиной к ней лежит кто-то знакомый. Ребра Евы торчат из тела, руки и ноги переломаны в разных местах. Пальцы – как скрюченные ветви дерева. Коса вырвана с частью скальпа, и из головы течет кровь, заливая разорванное веко и рот. Девушка выплевывает сломанные зубы.

Маленькое тело отрывается от асфальта, поворачивается и приближается к Еве. Его лицо настолько близко, что она ясно видит каждый миллиметр, каждую веснушку, каждый капилляр, кожные поры и растущий из них пушок.

Лицо Артура в крови. Рыжие ресницы распушились в разные стороны. Глаза полузакрыты… Он не дышит. В руках Артура пачки салфеток. Мышцы Евы искромсаны, кости переломаны, но она ползет. Опираясь на локти, пытается продвинуться вперед. Она должна попросить у Артура прощения и сказать, что любит его.

Нет ни города, ни тела мальчика. Все кончено. Сражавшегося с ней отряда тоже нет. Выжили немногие. Ева проиграла, но она хочет остаться в своих кошмарных воспоминаниях, хочет лечь рядом с Артуром, обнять его и забыться вечным сном.

– Я не успела, – говорит Ева и снова оказывается в комнате. – Не успела. Я не успела!

Она беззвучно кричит, и в этот миг все ее тело отрывается от кровати и медленно поднимается в воздух. И остается висеть. С вздувшимися венами, вытянувшимися ногами, беспомощно зависшая между потолком и постелью, она пытается окровавленными руками ухватиться за воздух. Все раны Евы снова открылись. Слившись воедино, слезы и кровь льются на постель, зонты, пол.

В тишине тихонечко проступают чириканье птиц, шум далекой реки, стрекотанье сверчков, а потом – крик Евы, нарастающая громкость которого заставляет дребезжать все стекла в доме. Крик превращается в сигнал тревоги и заглушает остальные звуки леса. Время от времени крик перемежается горькими рыданиями, а потом продолжается, становясь непрерывным.

Раненый, отекший глаз, выплеснув из себя фонтан крови, открывается, и в это же мгновение из глубин горла вырывается облако блестящих пылинок. Комната наполняется мерцающими в воздухе золотистыми блестками. Бабушкина боевая крапива сражается за Евину жизнь. Все звуки возвращаются. Комната освещается. Ева начинает задыхаться от покалываний пыли и с высоты падает в свою постель, теряя сознание. Раны медленно затягиваются. Потолок высыхает. Зонты исчезают. Входная дверь с грохотом захлопывается. Черные волосы Евы прилипли к лицу, обвили шею. Золотистые блестки приклеились к телу. Один из козлят упал на пол. Разбился.