Роман «Евгений Онегин» (далее – ЕО) цитируется с указанием номера главы (арабская цифра) и строфы (римская). Все цитаты из романа и других текстов Пушкина даются без постраничных ссылок по изд.: Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: В 16 т. М.; Л.: Издательство АН СССР, 1937–1949 ([Т. 17:] Справочный том. 1959).
Здесь и далее все точные даты являются датами по старому стилю, т. е. по юлианскому календарю, принятому в России до 1917 г.
По этому плану роман делился на три части (по три главы в каждой), а главы имели названия: 1. Хандра; 2. Поэт; 3. Барышня; 4. Деревня; 5. Имянины; 6. Поединок; 7. Москва; 8. Странствие; 9. Большой свет.
В письме от 4 ноября 1823 г.: «Что касается до моих занятий, я теперь пишу не роман, а роман в стихах – дьявольская разница. В роде Дон-Жуана – о печати и думать нечего; пишу спустя рукава» («Дон Жуан» – сатирическая поэма Байрона; см. комментарий в наст. изд.).
Вяземский П.А. Мицкевич о Пушкине ‹1873› // Вяземский П.А. Полн. собр. соч.: [В 12 т.]. Т.7. СПб., 1882. С. 319.
Анненков П.В. Материалы для биографии А.С. Пушкина. СПб., 1855. С. 228–230 (Сочинения Пушкина / Издание П.В. Анненкова. Т.1).
В «онегинской строфе» 14 стихов (как в сонете), схема рифмовки AbAbCCddEffEgg.
Н.В. Гоголь, «В чем же наконец существо русской поэзии и в чем ее особенность» (статья XXXI из его последней книги «Выбранные места из переписки с друзьями», 1847).
На этот счет есть ставшее классическим высказывание В.Г. Белинского: «“Онегин” – есть самое задушевное произведение Пушкина, самое любимое дитя его фантазии, и можно указать слишком на немногие творения, в которых личность поэта отразилась бы с такой полнотой, светло и ясно, как отразилась в “Онегине” личность Пушкина. Здесь вся жизнь, вся душа, вся любовь его; здесь его чувства, понятия, идеалы. Оценить такое произведение значит – оценить самого поэта во всем объеме его творческой деятельности». («Сочинения Александра Пушкина. Статья восьмая», 1844.)
Время действия первой главы – 1819 г. Пушкин пишет ее в 1823 г., когда ему исполнилось 24 года. Столько же лет Онегину в первой главе (род. в 1795). В последней (восьмой), написанной в 1830 г., Онегину почти 30 лет (действие заканчивается в 1825 г.). Пушкину в 1830-м уже 31 год. Он пишет о человеке старше себя, но принимается за это, сравнявшись с ним в возрасте. О внутренней хронологии романа см. ниже и в комментариях в наст. изд.
Об этих и других упоминаемых в ЕО вымышленных и реальных людях см. в наст. изд. указатель «Литературные герои, писатели и исторические лица в романе “Евгений Онегин”».
Некоторые из пропущенных строф, скорее всего, никогда не были написаны. Те, что сохранились, приводятся в комментарии в наст. изд.
Плетнев П.А. «Евгений Онегин», роман в стихах, сочинение Александра Пушкина. Глава седьмая // Пушкин в прижизненной критике: [В 4 т.]. [Т.2:] 1828–1830. СПб., 2001. С.231.
Начало рецензии Пушкина на роман М.Н. Загоскина «Юрий Милославский, или Русские в 1612 году», опубликованный в 1829 г. Это был первый русский исторический роман в роде тех, что писал Вальтер Скотт, необычайно тогда популярный. К романам этого же типа относится позднее написанная «Капитанская дочка» Пушкина (опубликована в 1836 г.).
«В своей поэме он умел коснуться так многого, намекнуть о столь многом, что принадлежит исключительно к миру русской природы, к миру русского общества! “Онегина” можно назвать энциклопедией русской жизни и в высшей степени народным произведением» (В.Г. Белинский, «Сочинения Александра Пушкина. Статья девятая», 1845).
Слово из письма Пушкина к А.А. Дельвигу от 16 ноября 1823: «Пишу теперь новую поэму, в которой забалтываюсь до-нéльзя» (подразумевается ЕО).
Каждому из трех главных героев романа Пушкин дал что-то от самого себя, в том числе Татьяне (об этом см. ниже).
Подлинник письма на французском языке.
Это предисловие см. в комментарии к наст. изд. Еше за полгода до начала работы над ЕО Пушкин написал о своем Пленнике то, что вполне подошло бы к Онегину: «Характер Пленника неудачен; доказывает это, что я не гожусь в герои романтического стихотворения. Я в нем хотел изобразить это равнодушие к жизни и к ее наслаждениям, эту преждевременную старость души, которые сделались отличительными чертами молодежи 19-го века» (письмо к В.П. Горчакову, октябрь-ноябрь 1822).
Пушкин знал, что на самом деле место ссылки Овидия находилось далеко от Кишинева (см. комментарий).
См. речь Достоевского на открытии памятника Пушкину в Москве в 1880 г. (опубликована в его «Дневнике писателя» за тот же год под заглавием «Пушкин»).
В восстании на Сенатской площади участвовали два ближайших лицейских друга Пушкина – Пущин и Кюхельбекер. Последний пытался бежать за границу и добрался до Варшавы, но был там пойман.
В «Графе Нулине» Пушкин использовал одну из пропущенных строф ЕО (см. комментарий: 1, XIII–XIV).
Обычно считают, что Ленский погиб в 18 лет, исходя из замечания автора, что он «…ел поблеклый жизни цвет / Без малого в осьмнадцать лет» (2, X), т. е. родился в 1803 г. (и был сверстником Н.М. Языкова). По другой версии (на наш взгляд, более вероятной), Пушкин считал его своим ровесником, родившимся в 1799 г. См. комментарий в наст.
изд.
В статье «О направлении нашей поэзии, особенно лирической, в последнее десятилетие» (1824).
Об этом недвусмысленно свидетельствовал Плетнев (адресат посвящения ЕО) в письме к Я.К. Гроту от 16 февраля 1848 г., рассказывая об одном своем выступлении в гостях у знакомых: «Я прочел там 2-ю главу Онегина. Это подало мне повод рассказать, как мастерски в Ленском обрисовал Пушкин лицейского приятеля своего Кюхельбекера. ‹…… рассказал о последнем несколько характеристических анекдотов… (Переписка Я.К. Грота с П.А. Плетневым. Т.3. СПб., 1896. С.384).
«Кюхельбекер пишет мне четырехстопными стихами, что он был в Германии, в Париже, на Кавказе и что он падал с лошади. Всё это кстати о Кавказском пленнике».
См. комментарий в наст. изд. (1, XLV; 6, XXI).
В этом же послании есть мотив, прямо касающийся судьбы Ленского в романе. Почитая себя несчастным, Кюхельбекер пишет, что на поединках роковым образом погибают не несчастные, а счастливые: «Вотще на поединках бурных / Я вызывал слепой свинец: / Он мимо горестных сердец / Разит сердца одних счастливых!»
Анненков, биограф Пушкина, увидел в этом ценную для характеристики личности самого поэта черту: «Со второй главы начинается портрет Ленского. Несмотря на легкий оттенок насмешливости, с каким автор иногда говорит о молодом восторженном поэте, видно, что Пушкин любил своего Ленского, и притом любовью человека, уважающего высокое нравственное достоинство в другом. Иногда кажется, будто Пушкин ставит Ленского неизмеримо выше настоящего героя романа и все странности первого, как и все его заблуждения, считает почтеннее так называемых истин Онегина. ‹…› Черта, в нравственном отношении замечательная, и которой биография пренебречь не может» (Анненков П.В. Указ соч. С. 323).
В черновике этой строфы была и такая характеристика Ленского: «Крикун, мятежник и поэт». В следующей строфе (2, VII) иногда усматривают намек на его причастность к какому-то тайному обществу.
Кюхельбекер подружился с Грибоедовым на Кавказе. В Тифлисе, когда тот писал «Горе от ума», они проживали на одной квартире.
См. обращенную к Кюхельбекеру строфу в стихотворении Пушкина «19 октября» («Роняет лес багряный свой убор…, 1825).
Любопытно, что числа 30 и 2 уже были в рассказе об именинах Татьяны, где среди гостей появляются «…котинины, чета седая, / С детьми всех возрастов, считая / От тридцати до двух годов» (5, XXVI). Фамилия и плодовитость этой четы – из комедии Д.И. Фонвизина «Недоросль».
Пропущенная строфа с третьим вариантом судьбы Ленского Пушкиным была уничтожена, но все-таки сохранилась. В ней автор сулил ему судьбу героя, тирана или политического заговорщика: Ленский мог прожить (а верней, окончить жизнь), как Кутузов и Нельсон, как Наполеон или как Рылеев (см. комментарий в наст. изд.).
Вторая глава ЕО, изданная в октябре 1826 г., и поэма «Цыганы» были последними книгами Пушкина, напечатанными с обычным цензурным разрешением. На следующих указывалось, что они печатаются «с дозволения Правительства».
Пушкин этот роман не закончил и даже не дал ему названия. Впервые он был опубликован после его смерти в 1837 г., заглавие дал В.А. Жуковский.
Давно замечено, что эта строфа перекликается с монологом Иоанны (Жанны д’Арк) в начале драмы Ф. Шиллера «Орлеанская дева» (см. комментарий).
Кюхельбекер В.К. Путешествие. Дневник. Статьи / Изд. подг. ‹М.Г.Альтшуллер›, Н.В.Королева, В.Д. Рак. Л., 1979. С. 99–100 (серия «Литературные памятники»).
Там же. С.121.
Киреевский И.В. Нечто о характере поэзии Пушкина ‹1828› // Киреевский И.В. Критика и эстетика. М., 1979. С. 52–53.
Слова из каламбурного высказывания Пушкина в письме Вяземскому от 7 ноября 1825 г. (см. выше в разделе «Пушкин в Михайловском»).
Сохранившиеся только в рукописи строфы путешествия Онегина см. в комментарии в наст. изд.
В этот период, а именно 7 ноября 1824 г., в Петербурге случилось ужасное наводнение, описанное Пушкиным в «Медном всаднике» (1833). В последней главе ЕО это никак не отражено. Онегин погружен в собственную «бурю ощущений» (8, XLVIII). Затронувшее всех петербургских жителей трагическое событие никак не отразилась на его жизни и настроении (так же как в годы его юности Отечественная война 1812 года). Не лишним будет напомнить, что это наводнение не коснулось и Пушкина, находившегося тогда на юге.
«Мрачный сплин и язвительный скептицизм Чайльд-Гарольда заменился в лице Онегина хандрою от праздности, тоскою человека, который внутри себя гораздо проще, лучше и добрее своих идеалов, который наделен критическою способностию здорового русского смысла, т. е. прирожденною, а не приобретенною критической способностию, который – критик, потому что даровит, а не потому, что озлоблен, хотя сам и хочет искать причин своего критического настройства в озлоблении, и которому та же критическая способность может – того и гляди – указать дорогу выйти из ложного и напряженного положения на ровную дорогу» (Григорьев А.А. Взгляд на русскую литературу со смерти Пушкина ‹1859› // Григорьев А.А. Апология почвенничества. М., 2008. С.201).
Здесь «Повести Белкина» перечислены в порядке их написания; в печатном сборнике (1831) Пушкин расположил их в другой последовательности.
В таком ключе, то есть, в общем-то, довольно превратно и уныло, финал ЕО истолковал В.Г. Белинский: «Что сталось с Онегиным потом? Воскресила ли его страсть для нового, более сообразного с человеческим достоинством страдания? Или убила она все силы души его, и безотрадная тоска его обратилась в мертвую, холодную апатию? – Не знаем, да и на что нам знать это, когда мы знаем, что силы этой богатой натуры остались без приложения, жизнь без смысла, а роман без конца? Довольно и этого знать, чтобы не захотеть больше ничего знать… («Сочинения Александра Пушкина. Статья восьмая», 1844).
Анна Ахматова, посвятившая «Каменному гостю» особую статью (1958), в другой работе заметила, что Дон Гуан похож на Онегина 8-й главы и оба они похожи на Пушкина накануне его женитьбы. «Чем кончился «Онегин»? – Тем, что Пушкин женился. Женатый Пушкин еще мог написать письмо Онегина, но продолжать роман не мог» (Ахматова А. Болдинская осень (8-я глава «Онегина») // Ахматова А. О Пушкине: Статьи и заметки. Л., 1977. С. 188).
Юзефович М.В. Памяти Пушкина // Пушкин в воспоминаниях современников: В 2 т. 3-е изд., доп. СПб., 1998. Т. 2. С. 113.
Проникнутый тщеславием, он обладал сверх того еще особенной гордостью, которая побуждает признаваться с одинаковым равнодушием как в своих добрых, так и дурных поступках, – вследствие чувства превосходства, быть может, мнимого.
Из частного письма (франц.)
Писано в Бессарабии.
Dandy, франт.
Будь здоров (лат.).
Шляпа à la Bolivar.
Известный ресторатор.
Черта охлажденного чувства, достойная Чайльд-Гарольда. Балеты г. Дидло исполнены живости воображения и прелести необыкновенной. Один из наших романтических писателей находил в них гораздо более поэзии, нежели во всей французской литературе.
Tout le monde sut qu’il mettait du blanc; et moi, qui n’en croyais rien, je commençais de le croire, non seulement par l’embellissement de son teint et pour avoir trouvé des tasses de blanс sur sa toilette, mais sur ce qu’entrant un matin dans sa chambre, je le trouvai brossant ses ongles avec une petite vergette faite exprès, ouvrage qu’il continua fiérement devant moi. Je jugeai qu’un homme qui passe deux heures tous les matins à brosser ses ongles, peut bien passer quelques instants à remplir de blanc les creux de sa peau.
(Confessions J. J. Rousseau*)
Грим опередил свой век: ныне во всей просвещенной Европе чистят ногти особенной щеточкой.
* Все знали, что он употребляет белила; и я, совершенно этому не веривший, начал догадываться о том не только по улучшению цвета его лица или потому, что находил баночки из-под белил на его туалете, но потому, что, зайдя однажды утром к нему в комнату, я застал его за чисткой ногтей при помощи специальной щеточки; это занятие он долго продолжал в моем присутствии. Я решил, что человек, который каждое утро проводит два часа за чисткой ногтей, может потратить несколько минут, чтобы замазать белилами недостатки кожи.
«Исповедь» Ж.Ж. Руссо (франц.).
Вся сия ироническая строфа не что иное, как тонкая похвала прекрасным нашим соотечественницам. Так Буало, под видом укоризны, хвалит Лудовика XIV. Наши дамы соединяют просвещение с любезностию и строгую чистоту нравов с этою восточною прелестию, столь пленившею г-жу Сталь. (См. Dix anné es d’exil*).
* «Десять лет изгнания» (франц.).
Читатели помнят прелестное описание петербургской ночи в идиллии Гнедича:
«Вот ночь; но не меркнут златистые полосы облак.
Без звезд и без месяца вся озаряется дальность.
На взморье далеком сребристые видны ветрила
Чуть видных судов, как по синему небу плывущих.
Сияньем бессумрачным небо ночное сияет,
И пурпур заката сливается с златом востока;
Как будто денница за вечером следом выводит
Румяное утро. – Была то година златая,
Как летние дни похищают владычество ночи;
Как взор иноземца на северном небе пленяет
Слиянье волшебное тени и сладкого света,
Каким никогда не украшено небо полудня;
Та ясность, подобная прелестям северной девы,
Которой глаза голубые и алые щеки
Едва оттеняются русыми локон волнами,
Тогда над Невой и над пышным Петрополем видят
Без сумрака вечер и быстрые ночи без тени;
Тогда Филомела полночные песни лишь кончит
И песни заводит, приветствуя день восходящий.
Но поздно; повеяла свежесть на невские тундры;
Роса опустилась;…
Вот полночь: шумевшая вечером тысячью весел,
Нева не колыхнет; разъехались гости градские;
Ни гласа на бреге, ни зыби на влаге, всё тихо;
Лишь изредка гул от мостов пробежит над водою;
Лишь крик протяженный из дальней промчится деревни,
Где в ночь окликается ратная стража со стражей.
Всё спит…
Въявь богиню благосклонну
Зрит восторженный пиит,
Что проводит ночь бессонну,
Опершися на гранит.
Писано в Одессе.
См. первое издание Евгения Онегина.
Безделье, праздность (итал.).
О, деревня!
Из первой части Днепровской русалки.
Сладкозвучнейшие греческие имена, каковы, например: Агафон, Филат, Федора, Фекла и проч., употребляются у нас только между простолюдинами.
Грандисон и Ловлас, герои двух славных романов.
Si j’avais la folie de croire encore au bonheur, je le chercherais dans l’habitude* (Шатобриан).
* Если бы я имел безрассудство еще верить в счастье, я бы искал его в привычке (франц.).