Эволюция и диссипация

Как известно, география исследует становление поверхности Земли, включающей четыре оболочки: литосферу, гидросферу, атмосферу и биосферу. Сочетание их – результат множества природных и техногенных процессов, создавши и меняющих облик Земли. Именно это сочетание создает ту специфику, которая выделяет географию не как случайный комплекс сведений, а как самостоятельную науку о разнообразии географической среды.

Процессы в географической среде идут в рамках пространственно-временных закономерностей. Поскольку время здесь – обязательный параметр, то любые уточнения хронологии в географических науках небесполезны. Так, историческая геология показывает на изменение внебиологических оболочек Земли, однако даты происшедших изменений рельефа, химического состава атмосферы и гидросферы весьма приблизительны и измеряются геологическими периодами. При изучении биосферы – в палеозоологии и палеоботанике – допуск меньше: мастодонты и махайродусы вымерли в кайнозое. Абсолютную же хронологию с точностью до года дает только изучение антропосферы даже не в голоцене, а в историческом периоде. На этой основе антропогеография показывает последовательность изменений, происшедших за последние 5000 лет. В таком аспекте биосферные процессы следует рассматривать как Мезокосм, лежащий между уровнями Макрокосма (Космоса) и Микрокосма (явлениями атомными и молекулярными). Но как считать планетарное время применительно к биосферным структурам, учитывая сменяемость видов и этносов?

Линейное время без начала и конца весьма удобно для абстрактных построений, но не может отразить разнокачественности возникающих в биосфере систем. И тут мы наталкиваемся на феномен, ранее не учитывающийся и ныне не понятный в должной мере. Законы природы в общих своих формах едины для разных уровней структурной организации материи, хотя и проявляют себя через многообразие. Этот исходный принцип диалектического монизма получил блестящее подтверждение в синергетике и этнологии. Поэтому множества уровней: от атомного и молекулярного (у Пригожина) до популяционного (у автора этих строк). С последним обстоятельством связано и значение общей теории систем для географии. Наблюдаемая в природных процессах вспышка энергии (отрицательной энтропии) и последующей ее растратой представляет собой универсальный механизм взаимодействия системы со средой. Эта универсальность. Доказанная Пригожиным для микрообъектов, в географии описывается как движение на популяционном уровне. Иными словами, и на биосферном уровне развитие осуществляется не эволюционно, а дискретными переходами от равновесия к неравновесию и обратно. Возникающая структура всегда ведет себя иначе, чем прежняя, уже растратившая первоначальный импульс и близкая к неравновесию со средой. Значит, импульс – начало процесса диссипации, ведущей систему к неизбежному распаду.

В связи с этим напрашивается мысль восточной хронософии о цикличности процесса, подобном смене времен года или фаз Луны. Сыма Цянь в I в. до н.э. сформулировал тезис исторического развития так: «Конец и вновь начало». Однако дело обстоит сложнее: цикличности в биосферных процессах (видообразовании, этногенезе) не наблюдается. Обсуждаемый в статье В.Ю.Ермолаева тип взаимодействия отвечает не ритму (повторению), а инерция эксцесса, при котором изменение потенциала описывается сложной кривой подъемов, спадов и зигзагов. Эта кривая сгорающего костра, вянущего листа, взрыва порохового погреба. Разница здесь лишь в продолжительности процесса, а этногенезы длятся 1100 до 1500 лет, если их не нарушают экзогенные воздействия, например геноцид при вторжении иноплеменников или эпидемия.

Но кроме отвергнутых форм движения времени – поступательной и вращательной – есть еще колебательная: затухающее звучание струны после щипка и маятника после толчка. Растрата энергии импульса от сопротивления вмещающей среды и ее рассеивание – это диссипация, которую мы наблюдаем в биосфере Земли. Биоценозы, да и этносы, возникают внезапно, образуют экосистемы и медленно рассеивают биохимическую энергию живого вещества, описанную В.И.Вернадским. В этом аспекте этническая история в отличие от истории социальной, движение коей спонтанно, составляет часть биосферы. И в древности были этносы – творцы антропогенных ландшафтов, ибо руины городов Месопотамии, Египта, Юкатана и курганы Великой степи – это следы былых диссипаций, как пустыни и солончаки, в свое время завершали попытки древних людей бороться с праматерью – биосферой. Победа была недостижима принципиально, ибо лимит диссипации – равновесное состояние этнической системы со средой (гомеостаз), т.е. утрата резистентности, для которой не остается энергетических ресурсов. Вот почему большая часть этносов, живщих и творивших в исторический период, уже не существует. Этносистемы развалились на части, на обломки и на пылинки – т.е. отдельных людей., которые затем интегрировались в новые системы в обновленных ландшафтах с новыми традициями. По сути дела, открытие И.Р.Пригожина есть обоснование принципа защиты окружающей среды, ибо оптимальна дружба с природой, а не победа над ней.

Итак, существуют две эволюции, противоречивые и несовместимые: энтропийная – от сложного к простому (диссипация) и структурная – от простого к сложному (прогресс). Первая касается природных феноменов, гибнущих и обновляющихся вследствие мутаций (толчков), каждый из которых создает неравновесное состояние в среде, неповторимое, и более или менее долговечное. Именно благодаря этим «эволюциям» создалось то великолепное разнообразие географической среды, которое в любой геологической эре оригинально и неповторимо. Однако природные структуры не поддаются длительной эволюции. При упрощении они выделяют свободную энергию, рассеивающуюся в пространстве, а сами аннигилируются, Значит, лимит эволюций природных структур – некрогенез.

В социальной форме движения материи таких ограничений нет. Лимит прогресса неизвестен и вряд ли существует. Лишь сопряженность обеих типов эволюции в процессе линейного времени ограничивает возможности спонтанного движения, направленного в сторону усложнения структур. Но эта проблема лежит за пределами не только географии и этнической истории, но и вообще природоведения. Ее могут решить только философы.